Глава 3
Сентябрь сорок третьего в Москве был сухим и солнечным. А сама Москва, хоть на ней и проглядывалась совершенно четко печать сурового военного режима, выглядела чистой и опрятной. Заметно меньше стало на улицах людей. Часть населения еще не вернулась из эвакуации. Исчезла праздногуляющая публика. До жесточайшего минимума сократилось число командированных. Все трудоспособные жители столицы работали на предприятиях. И все же Москва совершенно не выглядела безлюдной. Нормально работал городской транспорт, кинотеатры и театры, в Парке культуры и отдыха имени Горького успешно функционировала выставка образцов трофейного вооружения, и ее охотно посещали москвичи. Заметным стало и оживление в магазинах. Следов бомбежек в городе почти не было видно. Ушедших на фронт дворников призывных возрастов заменили их жены, дети-подростки. Тротуары и проезжая часть улиц и переулков регулярно поливались водой и подметались, на них не скапливалась даже опавшая листва многочисленных зеленых насаждений столицы. А когда после полудня заливистые звонки возвещали об окончании занятий в учебных заведениях и на улицы высыпала учащаяся молодежь, город и вовсе становился шумным и говорливым. Постоянной и наиболее характерной приметой города тех дней было, конечно, большое число военных. Особенно много их было на вокзалах. Через Москву ехали на фронты и с фронтов раненые и уже подлечившиеся, те, кого вызывали в Москву, и те, кого она сама направляла в свой тыл и в глубокий тыл врага: офицеры и солдаты небольшими группами и целыми воинскими командами. Это было совершенно естественно.
Поэтому появление на Арбате сухощавого, лет тридцати пяти старшего лейтенанта с узенькими погонами на гимнастерке и небольшим солдатским мешком на левом плече ни у кого не вызвало ни малейшего любопытства. Однако если бы военный патруль, а он нес свою службу на улицах города исправно и бдительно, вздумал поинтересоваться личностью старшего лейтенанта и потребовал бы у него документы, то узнал бы, что их предъявитель старший лейтенант интендантской службы Помазков направлен в г. Москву в в. ч. 27865 для выполнения служебного задания. Документы, удостоверяющие личность и командировочное предписание Помазкова, были заверены круглой гербовой печатью и подписью командира части, в которой проходил службу Помазков. Но патруль Помазкову не встретился. Зато мимо него и рядом с ним проходили и проезжали сотни других людей, которым, как уже говорилось, до него не было никакого дела. А он тоже не обращал на них почти никакого внимания, потому что знал, что не встретит среди них даже случайно ни знакомых, ни родственников, ибо также отлично знал, что их в Москве просто нет. И его наверняка никто не остановит и не узнает. Впрочем, один человек, хоть и с большим трудом, все же мог бы узнать его. Этим единственным человеком был дворник дома с флигелем Захарыч. И хотя Захарыч встречался со старшим лейтенантом еще до войны всего раза два, он тем не менее мог бы вспомнить, как и при каких обстоятельствах происходило это. Но вероятность встречи с Захарычем тоже была равна нулю. Потому что, как было доподлинно известно старшему лейтенанту, Захарыч где-то воевал на фронте. Не было в Москве и последней ответственной квартиросъемщицы во флигеле Барановой. Это также прекрасно знал старший лейтенант.
Миновав магазин «Фрукты», столовую и фотоателье, Помазков завернул под арку дома. В глубине двора, прямо напротив арки, показалась обитая вылинявшим брезентом входная дверь флигеля, приступки, ведущие к ней, и потускневшая, давным-давно нечищенная медная пластина. Помазков сделал несколько шагов под аркой и вдруг увидел, как дверь открылась и из флигеля вышел милиционер. Это было так неожиданно, что Помазков на какой-то момент совершенно растерялся. Что надо было здесь этому представителю власти? Что делал он во флигеле, в котором находилась квартира Барановой? Естественно, ответить на эти вопросы старшему лейтенанту никто не мог, и он остановился как вкопанный. Но уже в следующий момент сориентировался и захлопал себя руками по карманам гимнастерки, явно ощупывая их и пытаясь что-то в них найти. Но в карманы не полез, а, будто что-то припомнив, повернулся и медленно вышел из-под арки обратно на улицу. И уже не задерживаясь, пересек Арбат и вошел в булочную напротив. Тут, смешавшись с москвичами, выкупавшими по карточкам хлеб, он пристроился у витрины и стал наблюдать за аркой. Из булочной не было видно, что делалось внутри двора. Зато прекрасно можно было разглядеть каждого, кто входил и выходил из него.
Прошло несколько минут напряженного ожидания, во время которого Помазков старался как-то объяснить себе появление в квартире Барановой милиции, и из-под арки вышли трое милиционеров. Двое из них вели лет четырнадцати парня, третий шел сзади и нес обыкновенный дворницкий лом. Парень не оказывал стражам порядка никакого сопротивления. Встречные прохожие то и дело заслоняли парня от Помазкова, но он все же заметил, что парень явно был смущен случившимся и тем любопытством, с каким на него глазели окружающие.
«Неужели, на мое счастье, все это чистейшая случайность? И вся катавасия только из-за этого стервеца, который просто-напросто пытался обворовать квартиру Барановой, – пытался успокоить себя Помазков. – Ведь если это именно так, то, значит, еще ничего не потеряно?»
Помазков еще с полчаса потолкался в булочной, потом вышел на улицу, постоял в толпе, стремившейся попасть в кинотеатр «Арс», даже спрашивал у прохожих, нет ли у кого лишнего билетика, а сам не спускал глаз с арки дома с флигелем. Но ничего подозрительного так больше и не увидел. И все же он еще долго разгуливал по противоположной стороне Арбата, прежде чем решился снова заглянуть во двор. Однако наконец заглянул. Но тут его ожидал новый сюрприз. На двери квартиры Барановой появился здоровенный висячий замок. Очевидно, милиция позаботилась о том, чтобы больше никто во флигель не входил. Но много хуже этого было то, что еще и опечатали дверь.
Помазкову очень надо было побывать в квартире Барановой. Для того чтобы попасть в нее, у него был ключ. А на случай всяких недоразумений доверительное письмо, правда, написанное не самой хозяйкой, а лишь ее почерком, но датированное еще маем сорок первого года. В письме сообщалось о том, что Баранова высылает Помазкову ключ и разрешает останавливаться у нее в любое время, независимо от того, будет ли она сама дома или в отъезде. Но это письмо действительно было на самый крайний случай. Ибо с кем-нибудь объясняться, привлекать к себе чье-то внимание совершенно не входило в планы старшего лейтенанта. Тем более вступать по поводу посещения квартиры в контакт с милицией. Но именно это-то и необходимо было теперь делать. Помазков задумался, как поступить.
– Вы, товарищ военный, к кому? – услышал он неожиданно за спиной незнакомый женский голос.
Помазков обернулся. Перед ним стояла пожилая женщина с ведром. «Вероятно, какая-нибудь соседка Барановой, – решил он, пытаясь припомнить ее. – Ведь мог же он встречаться с ней?» Но память ничего ему не подсказала. Похоже было, что и соседка совершенно не узнала старшего лейтенанта.
– Да вот адресочек у меня. Вроде тут врач-протезист проживать должен, – начал объяснять он причину своего появления во дворе. Но женщина не дала ему договорить.
– А как же, Баранова Мария Кирилловна, – подсказала она.
– Совершенно верно…
– В отъезде она, – объяснила женщина. – Перед самой войной уехала в Ригу. Ну а Рига-то сейчас под немцем. И никаких вестей от Барановой нет. А квартиру-то вот только что обворовали…
– Как? – сделал удивленные глаза Помазков.
– Ну прямо вот только что! – подтвердила женщина и взмахнула от огорчения, что гость не застал случившееся, руками. – И милиция была. И шпану одного забрали! И замок повесили!
– Ай-ай-ай, – в тон ей заохал Помазков.
– А уж много ли утащили, этого нам не сказали…
– Да кто скажет! – посочувствовал неудовлетворенному любопытству соседки Помазков.
– Говорят, у нее ведь и золото было, – доверительно сообщила соседка.
– Сколько угодно, – согласился Помазков. – Значит, мои хлопоты совсем пустые.
– Выходит, что да, – подтвердила женщина.
Помазков поблагодарил соседку Барановой за разъяснения и вышел со двора. То, что он не отрекомендовался этой незнакомой ему женщине как доверенный Барановой, нисколько не мешало ему заявить о своих отношениях с Марией Кирилловной в милиции, где в подтверждение своих слов он мог предъявить и ее письмо. И можно было не сомневаться в том, что милиция распечатала бы квартиру и сняла замок. Но, как уже говорилось, оставлять о себе в милиции какие-то следы Помазкову не хотелось. А побывать в квартире у Барановой ему было очень надо. Ради этого он и приехал в Москву. И вдруг вся эта глупая история с воровством. Помазков не сомневался в том, что в квартиру Барановой залезли не профессиональные воры, а какие-нибудь шалопаи-мальчишки. Кстати, одного из них он даже видел. И то, что это сделали не профессионалы, его даже обрадовало. Еще можно было надеяться на то, что не все пропало. Хотя мальчишки напортили все хуже некуда. Впрочем, оставался еще один вариант, который мог привести Помазкова к цели. Но надо было хорошенько подумать, как его лучше осуществить. А главное – безопаснее. И уж конечно, не сегодня… И не завтра… И даже не послезавтра… А когда все успокоится и немного забудется…