Вы здесь

Покушение. Пролог (А. П. Беляев)

© Беляев А.П., наследники, 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

* * *

Пролог

В один из последних сентябрьских дней предвоенного сорокового года по старинной московской улице Арбат, протянувшейся от Бульварного до Садового кольца, по направлению к Смоленской площади двигалась груженная домашним скарбом полуторка. В кабине ее вместе с водителем сидела заметно располневшая, лет сорока с небольшим от роду, блондинка. Из-под брезентового тента кузова выглядывал несколько моложе ее, худощавый, с небольшими усиками мужчина. Полуторка проехала мимо Театра имени Вахтангова, мимо зоомагазина и, притормозив, совсем тихо и осторожно свернула с улицы в арку дома и остановилась возле флигеля. Никого из жильцов в этот час во дворе не было. Но как только хлопнули дверцы кабины полуторки, как по команде, в десятке окон, выходивших во двор, появились любопытные, а из небольшой, обитой железом двери полуподвального помещения вышел дворник в белом фартуке и такого же цвета картузе.

– Стало быть, пожаловали на поселение, – снимая картуз, почтительно поприветствовал он приезжих.

– Да уж как видишь, – ответил мужчина с усиками. – Помоги-ка, любезнейший, вещички перетаскать.

– Это мы с большим пожалуйста. Был ба интерес, – охотно согласился дворник, вытаскивая из-за пояса и надевая рукавицы.

– А вы, тетушка, зашли бы в квартиру да прикинули, пока мы тут возимся, куда что расставлять, – обращаясь к пышной блондинке, посоветовал мужчина.

– Прикину, Андрюшенька. Обязательно, – согласилась блондинка. – Только давай сначала визиточку на место прибьем.

– Успеется, тетушка, – заверил мужчина.

Но блондинка была непреклонна.

– Нет уж, племянничек. Такая примета: на счастье – сразу. А потом может и не повезти, – со знанием дела объяснила она.

– Какое уж тут счастье, – безнадежно махнул рукой мужчина и, открыв борт кузова, снял с машины большую корзину. Открыл ее, вытащил холщовую хозяйственную сумку, извлек оттуда молоток, гвозди, начищенную до блеска медную пластину и прибил ее возле входной двери флигеля. На пластинке красивым шрифтом было выгравировано: «Зубной врач-протезист Баранова М.К. Прием на дому. Обращаться с 10 до 22 ежедневно».

Блондинка осталась довольна видом этой изящной рекламы, открыла ключом входную дверь и зашла во флигель. А мужчина с усиками, водитель и дворник принялись сгружать с машины привезенные вещи и таскать их следом за хозяйкой.

Вещей оказалось немного. И были они недорогими. Два платяных шкафа, круглый обеденный стол, шесть стульев с плетеными сиденьями, деревянная кровать, комод, что-то из кухонной утвари и оборудование врачебного кабинета. Из кузова машины вытащили последнюю вещь, и последний наблюдатель из новых соседей Барановой отошел от окна.

Приехавший мужчина между тем расплатился с водителем и дворником и, прихватив последние пожитки, зашел во флигель. Здесь вдвоем с Барановой они долго расставляли и переставляли из угла в угол мебель, развязывали узлы, рассовывали по ящикам и полкам посуду, развешивали по шкафам одежду. Потом прибили над окнами карнизы и повесили на них плотные шторы, которые тут же задернули. После этого мужчина принялся оборудовать кухню. Он повесил одну полку, другую. А когда прибивал третью, то неожиданно почувствовал за стеной пустоту. Тогда он обследовал стену повнимательней. И скоро уже знал, что пустота – это черный ход в квартиру, заделанный фанерой. Ход этот вел на узенькую лестницу, которая, в свою очередь, выводила к наружной двери, выходившей в небольшой дровяной сарай на заднем дворе. Теперь эта дверь и сарайчик были просто забиты, а лестница и черный ход на кухню завалены поломанной старой мебелью и прочей рухлядью. Им давным-давно уже никто не пользовался. Да, вероятно, и вообще уже все забыли о его существовании. Но он тем не менее наличествовал.

– А квартирка-то с сюрпризом, – подзывая Баранову, сказал мужчина.

Та, оглядев ход, недовольно покачала головой.

– Господи, еще залезет кто-нибудь…

– Не залезут. Забью как следует, – успокоил хозяйку мужчина и снова застучал молотком. Скоро стенка на кухне приняла прежний вид.

– Ну а то, что решили, не забыл? – пытливо взглянула на своего помощника хозяйка.

– Все будет в самом лучшем виде, – ответил мужчина с усиками и прошел в комнату. А хозяйка, справедливо решив, что уже настало время перекусить, засуетилась на кухне. Она разожгла примус, поставила на него большую сковороду, положила на нее несколько ломтиков ветчины и залила их яйцами. Она ни о чем больше не спрашивала и ни о чем не напоминала своему помощнику и занималась своим делом: нарезала сыр, помыла и поставила на столик помидоры, открыла банку шпрот, достала бутылку мадеры. Он сам зашел на кухню, когда у Барановой уже все было готово.

– Прошу посмотреть, – предложил он.

Баранова прошла в комнату, но сколько ни пыталась найти то, что ее интересовало, так и не нашла. Видя, что его работа удалась, мужчина сказал:

– Обещал же, что все будет, как надо…

– Так где? – нетерпеливо спросила Баранова.

– Да под комодом, под полом, – топнул по широкой половице мужчина.

– Очень хорошо, – осталась довольна Баранова.

Они снова вернулись на кухню и сели за столик.

Мужчина разлил вино по рюмкам.

– С новосельем! – поднял он свою рюмку.

– Спасибо, – поблагодарила Баранова.

Они чокнулись и выпили. Закусывали и вели неторопливую беседу.

– Сколько же ты еще пробудешь в Москве? – спросила Баранова.

– День-два. От силы три…

– И куда же направишься?

– Сначала в Харьков. Потом в Горький. Затем в Челябинск. Нам, снабженцам, на одном месте засиживаться не приходится. Тут добудешь одно. Там другое. В ином месте договоришься о третьем.

– Будешь писать?

– Как обычно, раз в две недели.

– А возможно, что кто-нибудь из знакомых твоих заглянет?

Мужчина на минутку задумался.

– Почти исключается. Но если уж случится, непременно предупрежу. Да я через полгодика сам постараюсь объявиться, – пообещал он.

– Вот так-то лучше, – обрадовалась Баранова.

Через два дня гость, как и намеревался, уехал из Москвы. Спустя две недели, как и было условлено, Баранова получила от него коротенькое письмо. Гость сообщал, что он жив-здоров, что дела у него идут хорошо, с помощью коллег, таких же бедолаг-снабженцев, как и он сам, ему удалось «выбить» у прижимистых хозяйственников почти все, что было надо, что скоро он уедет из Харькова и очередное письмо напишет уже из другого места. И еще он спрашивал, приготовила ли она то, что ему так нужно. И если приготовила, то пусть черкнет по его новому адресу пару строк. Тогда он непременно снова, хоть на денек, заглянет в Москву. Баранову это обрадовало, так как просьбу племянника она уже давно выполнила. И теперь ей надо было только дождаться от него следующего письма, чтобы узнать его адрес. Она надеялась получить это письмо через неделю. Но оно не пришло. В ожидании пробежала еще неделя. Потом еще одна. А письма с новым адресом племянника все не было.

Тогда Баранова поехала в Томилино, где проживала до того, как переселилась в Москву. Думала, что, возможно, ее новый московский адрес племянник потерял. И весточка от него ждет ее по старому, томилинскому адресу. В Томилино у нее было полдома. Она и сейчас оставила эту половину за собой, теперь уже как дачу. У этой половины, состоявшей из двух небольших комнаток и веранды, был свой вход, густо обсаженный кустами жасмина и сирени. Кусты эти вдоль дорожки расположились до самого забора, в котором была калитка. А за забором начинался лес, тянувшийся до самой станции. На второй половине дома жили милые люди, пенсионеры – муж и жена. С Барановой они очень дружили и искренне расстроились, когда она уехала от них в Москву. К сожалению, письма от племянника не было и в Томилино. Баранова попросила соседей немедленно дать ей знать, если какая-нибудь корреспонденция поступит на ее старый адрес, и, заручившись их обещаниями непременно это сделать, вернулась в Москву и вынуждена была ждать снова. Но письмо не пришло ни через месяц, ни через три. А в начале июня следующего года Баранова и сама неожиданно перестала появляться во дворе. Сначала на это никто не обратил никакого внимания. Мало ли куда могла отлучиться в летнее время еще совсем даже не старая, привлекательная во всех отношениях женщина? Могла уехать куда-нибудь на дачу. Могла отправиться кого-нибудь навестить. А могла и просто махнуть на юг, как это делали многие. Но по мере того как многочисленные больные, нуждающиеся в зубных протезах, продолжали безрезультатно стучаться в двери флигеля, а они оставались закрытыми и на соседей посыпались вопросы, надолго ли отлучилась докторша, интерес к внезапному исчезновению Барановой понемногу стал овладевать всеми. Теперь начали выражать беспокойство: уж не случилось ли с ней какое несчастье? Кто-то даже предложил сообщить о пропаже врача в милицию. Но неожиданно в дело внес ясность почему-то молчавший до сей поры дворник Захарыч.

– К брату она уехала, в эту, как ее, в Ригу. Отдохну, сказала, там. Нешто не может человек братца навестить? И ходют тут, и ходют… – объяснил он.

– А вернется-то когда? – спросили его. – Протез ведь обещала поставить.

– Кода? Кода? Кода возвернется, тода и поставит. В конце месяца должна…

Но предсказаниям Захарыча не суждено было сбыться. Началась война, и о Барановой забыли. И вспомнили лишь тогда, когда первого июля немецкие войска оккупировали Ригу. Пожалели, что хлебнет она там горюшка…