Глава третья. Первые испытания
Ранним утром Клару разбудил металлический лязг, который доносился из кухни. Сонная, еле соображающая, она механически поднялась с постели и вышла в узкий коридор, в который выходили двери других комнат. Голова сильно кружилась, правая рука скользила по гладкой окрашенной стене, помогая Кларе удерживать равновесие. Открыв дверь кухни, она увидела, как Аркадий вынимает кастрюли и сковородки из шкафов, а затем укладывает их в коробки. Полина заворачивала на столе фарфоровую посуду в газеты. На скрип двери оба повернулись и оценивающе взглянули на Клару.
– Доброе утро! – бодро воскликнул Аркадий, взглянув на жену.
– Доброе, – недовольно буркнула Клара.
– Кто-то не выспался, – резюмировала Полина и с сочувствием посмотрела на отца.
– Кому-то не надо было сидеть допоздна и читать про чужую жизнь. В своей сначала нужно разобраться, – проворчал Аркадий и продолжил вынимать посуду из шкафов.
Полина хихикнула, но, поймав на себе сердитый взгляд матери, тут же замолкла. С недовольным видом Клара развернулась и пошла в ванную. В этот момент она осознала, что переезда не избежать. Хочет она или нет, но этот кошмар ей придется пережить, вопрос только один: переедет она сейчас с семьей или одна через три месяца? И Клара честно себе призналась, что склоняется скорее ко второму варианту. Она вдруг почувствовала себя оторванной от самых близких ей людей, даже от дочери, и это была не обида – скорее, внезапное отчуждение, словно ее предали, не дали довести важное дело до конца.
Клара отвела дочь в школу и поехала к подруге. Лиля открыла дверь после третьего звонка, буркнула невнятное «привет» и тут же скрылась в гостиной. Клара сразу поняла, что что-то случилось.
– Привет. Ты в порядке?
– Привет, – с грустью в голосе повторила Лиля и отвела взгляд, – да, в порядке, – добавила она и нервно откашлялась.
– Как прошел вчерашний ужин? – спросила Клара, заходя в квартиру.
– Ужина не было, – сухо ответила Лиля, тяжело вздохнула и добавила: – Он не успел на самолет.
– Ну, ничего, бывает. Ты из-за этого такая смурная?
Лиля села в кресло, закинула ногу на ногу и тяжело вздохнула.
– Что случилось? На тебе лица нет. С беременностью все в порядке? – забеспокоилась Клара.
– Все в порядке, – нехотя ответила Лиля и смахнула накатившуюся слезу.
Лицо Лили исказилось в мучительной гримасе, как будто ей предстояло повторить проход по длинному подвесному пешеходному мосту через Мзымту, на который она решилась с мужем в прошлом году.
– Ты плачешь? В чем дело? Рассказывай!
– Вчера, когда муж позвонил, я поняла, что он не в аэропорту. Не было характерных звуков. Он был в комнате.
– Может, после опоздания на рейс он вернулся в гостиницу? – предположила Клара, еще не догадываясь, к чему ведет рассказ подруги.
– Мне кажется, у него роман, – выдавила из себя Лиля и заплакала.
– Почему ты так решила? – в недоумении спросила Клара и присела на корточки перед подругой.
– Во время разговора он сильно нервничал, расхаживал по комнате, потом зашел в ванну. Я слышала шум воды в раковине. В следующую минуту в номер постучали и кто-то, не он, он все еще находился в ванной, открыл дверь.
– Он один поехал в командировку, без напарника?
– Да.
– Ты уверена?
– Совершенно, – ответила Лиля и громко всхлипнула.
Клара поднялась на ноги и с минуту в задумчивости расхаживала по гостиной. Она достаточно хорошо знала характер Лили и понимала, что если информация о романе подтвердится, то Лиля погорюет, но в итоге простит измену мужу.
– Не делай поспешных выводов. Когда он приедет, поговори с ним начистоту, – посоветовала она подруге.
Поднявшись со стула, Лиля подошла к окну и устремила взгляд на дом с противоположной стороны улицы. Руки скользили по телу, как будто она не знала, куда их деть.
– После нашего разговора я вдруг начала вспоминать такие мелочи, на которые раньше не обращала внимания.
– О чем ты?
– Дома он стал по-другому отвечать на звонки мобильного телефона. Раньше где сидел, там и брал трубку, а сейчас выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Разбирая его чемодан месяц назад, я нашла презервативы и спросила, зачем он их возит с собой в командировку – он ответил, что положил их туда несколько лет назад и забыл. Он врал, упаковка была совершенно новая.
Клара встала напротив подруги и с сочувствием на нее посмотрела.
– Знаю, как это сложно, но сейчас ты должна думать только о ребенке.
– Да знаю я, но ничего с собой поделать не могу. Это так больно, – ответила Лиля и снова заплакала.
Клара дала ей время выплакаться. Она была уверена, что слезы принесут успокоение, слова сейчас были бесполезны. Через несколько минут Лиля успокоилась, посмотрела на подругу и, вспомнив о причине ее прихода, быстро проговорила:
– Ты ведь пришла посмотреть квартиру? Давай поторопимся, а то мне через двадцать минут надо открывать магазин.
– Ничего страшного. Откроешь, когда сможешь.
– Привезут партию фрезий. Я не могу опаздывать, – ответила Лиля и взяла с полки ключи от соседской квартиры.
Квартира Кларе сразу не понравилась: атмосфера оказалась гнетущей, а воздух затхлым. Ремонт в ней не делался лет двадцать. Вдобавок им навстречу выскочила черная кошка персидской породы и настойчиво замурлыкала.
– Ты не сказала, что у нее кошка, – в недоумении произнесла Клара, зажала нос и отшатнулась.
– Это кот. Барсик. Его нужно кормить два раза в день и периодически менять лоток в туалете. Это проблема?
– Да. У меня аллергия на шерсть, – гундося, ответила Клара и выскочила на лестничную площадку.
Лиля покормила кота и вышла из квартиры. Ее глаза были такими грустными, что Клара не удержалась и обняла подругу.
– Я с тобой, дорогая. Ты не одна.
– Квартира тебе не подошла, а значит, ты уедешь в конце недели, – резюмировала Лиля.
Клара поджала губы и кивнула головой. Лиля права, она уезжает в самый неподходящий момент для бизнеса и единственной подруги.
– Я всеми силами пытаюсь уговорить мужа не переезжать, но, похоже, дело решенное. Нам нужно освободить служебную квартиру к пятнице.
– Мне так жаль, Клара, я не знаю, что буду делать без тебя, особенно после вчерашнего, – запричитала Лиля.
– Я сама пребываю в таком шоке, что даже не способна думать о бизнесе.
– Будешь кофе или чай? – спросила Лиля, высвобождаясь из объятий и показывая на дверь своей квартиры.
Клара взглянула на часы и отрицательно покачала головой.
– Значит, ты еще не решила, что будет с магазином?
– Ты пока поработаешь одна. Если все пойдет как сейчас, наймем продавца, а ты будешь заниматься поставками и крупными заказами. Я помогу обустроиться семье и буду периодически приезжать на два-три дня. Пока так. Потом посмотрим, – ответила Клара и медленно начала спускаться по лестнице.
– Ты сейчас куда?
– Мне нужно пойти на почту, потом ненадолго заеду в магазин и вернусь домой, нужно собрать вещи. Заодно переберу гардероб и выброшу все старье.
Обновленное помещение почтового отделения было пропитано запахом едкого парфюма и свежих газет. Клара заняла очередь и села в кресло, обитое черным дерматином. Оглядевшись по сторонам, она с сожалением подумала, что современная почта стала бездушной, больше похожей на банковский автомат. Не хватает знакомого с детства запаха горячего сургуча, упаковочных столиков с бобинами шпагата, фанерных посылок. С улыбкой она вспомнила, как, когда дома еще не было телефона, ходила с родителями на почту заказывать переговоры с бабушкой и дедушкой. Как они часами ждали, а услышав свой город и фамилию, бежали к нужной кабинке со стеклянной дверью. Затем по очереди вырывали друг у друга трубку, вспоминая о какой-либо новости, а когда не получалось, то перекрикивали друг друга и смеялись. Из тесной и душной кабинки, стены которой были обшиты пластиком, имитирующим поверхность дерева, они выскакивали с раскрасневшимися лицами, но довольные и счастливые. А когда выходили из почты, то кто-то из родителей обязательно вспоминал важную новость, которой забыл поделиться с родственниками.
Теперь ее окружали банкоматы, стойки с рекламой и люди, не поднимающие глаз от своих телефонов и айпадов. Чтобы скоротать время, Клара тоже решила почитать и открыла следующую главу в дневнике Тамары.
«Мы провели два дня и две ночи вместе. Наши тела и души слились воедино. Я чувствовала жар его тела, видела, как горели желанием и любовью его бездонные глаза, которые в отблесках огня переливались всеми цветами радуги, и была на седьмом небе от счастья. Меня больше не существовало, я полностью растворилась в нем. Нам обоим хотелось продлить это единение как можно дольше. Тогда, в свои пятнадцать лет, я не знала, что испытывала необычные для большинства женщин чувства.
Через два дня после первой брачной ночи я узнала об уговоре, который заключил Тихоня со своими новыми друзьями. Оказывается, Тихоня должен был навести их на крупную добычу. Это была расплата за мое освобождение. В детали он не вдавался, не хотел, чтобы я знала подробности дела. Он пообещал, что на этом их сотрудничество закончится, и мы будем свободны.
Под покровом ночи они умчались на лошадях в ближайший город, а мне приказали к их возвращению приготовить еду. За скотом и пастбищем присматривал Жанабай – неразговорчивый здоровенный пастух лет сорока. На его шее виднелся безобразный шрам, по его словам, оставшийся на память после схватки с волком. С первой минуты моего пребывания он не сводил с меня глаз и, как только уехал Тихоня, огляделся по сторонам, зашел в юрту и положил передо мной мясо, велев приготовить бешбармак. К моему удивлению, он не ушел из юрты, а стал наблюдать за моей стряпней.
Я сразу почувствовала от него угрозу. Пока я разводила огонь и нагревала казан, его маленькие сальные глазки цепко впивались в разрез на моей груди. Я запахнула грудь чапаном, но все равно чувствовала себя перед ним раздетой. Как только я закончила варить мясо и накрыла крышкой казан, он молниеносно схватил меня за волосы и потащил в загон для скота. Я кричала, отбивалась, но вокруг не было ни единой души».
Истязания, которым подверглась Тамара, были прописаны в мельчайших деталях на трех страницах. Клара поняла, что женщина сделала это намеренно, чтобы заново прожить трагический момент, желая раз и навсегда освободиться и оставить его в прошлом.
Оцепенев, Клара несколько минут просидела, уставившись в одну точку. Каждое слово из последней прочитанной главы дневника болью отзывалось в сердце. Ей снова стало жаль Тамару. Трагическая судьба незнакомой женщины, которая в десять лет осталась сиротой и после этого постоянно подвергалась насилию, стала для нее наваждением. Ей очень хотелось узнать, как сложилась дальнейшая судьба несчастной женщины. Руки снова потянулись к бордовой тетради, но тут она услышала, как пожилая женщина, обращаясь к ней, сказала:
– Ваша очередь.
Клара поспешила к окошку оператора, пряча на ходу дневник в сумку.
Со стороны моря на город стремительно надвигалась огромная, отливающая медью туча. Клара вышла из почтового отделения и с опаской посмотрела на небо: вот-вот должен был начаться дождь, а она не взяла с собой зонт. Обычно прежде чем выйти из дома, она предусмотрительно интересовалась погодой, но сегодня напряженная домашняя обстановка и ночное чтение выбили ее из колеи.
Ее окликнул мужской голос, она обернулась и увидела следователя Уварова, деловито идущего по аллее с папкой в руках. Сегодня он выглядел так же, как и при первой их встрече. Заметив Клару, он быстро пригладил волосы и отряхнул и без того идеально чистый пиджак. Клара прожгла его оценивающим взглядом, и глаза следователя на секунду вспыхнули от смущения. Но Уваров быстро взял себя в руки, заулыбался и по-дружески воскликнул:
– Физкульт-привет!
Клара поздоровалась и тут же поинтересовалась:
– Есть новости о Тихонове?
Уваров сразу помрачнел и покачал головой.
– Труп Тихонова не нашли. Дело передали другому следователю, а меня перебросили на убийство. Честно говоря, я этому очень рад, – быстро выпалил он и, бросив мимолетный взгляд на здание почты, спросил: – Вы были на почте?
– Да. Переоформляла подписку на новый адрес.
– Переезжаете в новую квартиру?
– Да.
– Поближе к магазину? – уточнил следователь как бы между прочим.
– Нет. Вообще-то, мы уезжаем в Элисту.
– Куда?! – удивленно воскликнул Уваров. Он непроизвольно дернулся, глаза расширились от удивления, улыбка мгновенно сошла с лица, и он нервно переступил с ноги на ногу.
– В Элисту, – повторила Клара, не ожидая такой реакции.
– Что вы там забыли?
– Мужа переводят на другую работу.
– Вы только недавно открыли цветочный магазин! Вы не можете уехать!
С каждой фразой лицо Уварова мрачнело и серело. Казалось, что новость об отъезде Клары потрясла его до глубины души. Реакция следователя была такой красноречивой, что он сам почувствовал себя неловко, а Клара, не зная, почему, начала оправдываться.
– Мне придется. Нашу квартиру займет другая семья.
– Как жаль, – откровенно признался Уваров и тут же разъяснил свое разочарование. – У кого я теперь буду покупать цветы?
– Магазин никуда не денется, пока в нем будет работать моя подруга. Я постараюсь периодически приезжать, а когда бизнес окрепнет, найму еще одного работника.
Уваров ничего не ответил, только опустил голову и задумался. Возникла неловкая пауза и Клара решила перевести разговор на другую тему.
– Почему вы сказали, что рады тому, что вас перебросили на другое дело?
Почесав затылок, Уваров признался:
– Да чертовщина какая-то творилась вокруг этого Тихонова.
– Расскажите, мне очень интересно, – призналась Клара.
Уваров тут же сообразил, что может воспользоваться ситуацией, и предложил:
– Не хотите со мной пообедать? Заодно я расскажу вам о своих подозрениях.
Сначала Клара отрицательно покачала головой, но тут же ее начали одолевать сомнения: у следователя могла иметься ценная информация о Тихонове. В итоге любопытство взяло вверх, и она согласилась. Но как только Уваров назвал заведение, где предлагает пообедать, она тут же упрекнула себя за поспешность. В этом ресторане часто обедал Аркадий со своими коллегами. Пока они шли два квартала, Клара нервно теребила замок на сумке, живо представляя, какими глазами на них посмотрит муж при встрече, – а в том, что они там встретятся, она уже не сомневалась.
Когда Уваров открыл перед ней дверь ресторана, она кинула на своего спутника мимолетный взгляд и поняла, что идет за ним как агнец на заклание, не в силах противостоять. Шагнув в зал, Клара обвела столики обеспокоенным взглядом и с облегчением вздохнула. Зал был совершенно пуст. Пышная блондинка лет сорока с ярко накрашенными губами посадила их за столик в углу и предложила меню. Приняв заказ, она поспешно удалилась, оставив Юрия и Клару наедине в пустом зале.
Неуверенность Уварова улетучилась по мере приближения к ресторану, и когда официантка скрылась на кухне, следователь тут же перешел в наступление.
– А сколько лет вы замужем?
– В этом году будет одиннадцать, а почему вы спрашиваете?
– Просто интересно. По работе я часто сталкиваюсь с семейными парами и практически безошибочно могу определить, как долго они живут в браке, сколько им еще предстоит, и даже из-за чего они разойдутся.
– Вот как!
Клара поняла, что Уваров хочет перевести тему разговора на ее брак и поспешила напомнить причину, по которой согласилась на совместный обед.
– Все это, конечно, интересно, но вы обещали мне рассказать, что такого таинственного было в деле Тихонова.
Следователь разочаровано вздохнул и начал рассказывать:
– Первое, что я сделал, – снял отпечатки с вещдоков и пробил их по базе. Выяснилось, что почти десять лет назад Тихонов был замешан в крупном ограблении. Были украдены сразу три картины, которые позже всплыли в частных коллекциях в Штатах.
– Вы считаете, что Тихонов был вором?
– Первоклассным вором. У него была кличка Тихоня. О нем в свое время ходили легенды. У него была всего одна ходка, и то по малолетке. Начинал как майданщик, воровал чемоданы и сумки на вокзалах, но после отсидки переквалифицировался и стал «клюквенником» – специализировался на кражах икон и драгоценностей. На дело всегда ходил один. Следов не оставлял, короче, чисто работал.
Брови Клары взметнулись вверх от удивления.
– А что еще было странного? – взволнованно спросила она, чувствуя, что это еще не все новости.
– Нестыковка в документах. По паспортным данным, Тихонов родился в 1957 году и до встречи с вами на пляже был живым и здоровым. А вчера из Казахстана пришел ответ на наш запрос, в котором написано, что Тихонов Петр Иванович умер в 1969 году в возрасте двенадцати лет и при жизни за пределы Казахстана никогда не выезжал.
Клара уставилась на следователя, судорожно соображая, что бы это могло значить. Возможно, ответ есть в дневнике Тамары, но она пока до него не добралась.
– Может, кто-то воспользовался свидетельством о рождении умершего мальчика?
– Мы тоже так подумали, но детские фотографии в фотоальбоме на квартире соответствуют фотографии, которую прислали из Казахстана. Это Тихонов, сомнений нет.
Клара на секунду задумалась, а затем спросила:
– А вы можете уточнить у коллег из Казахстана, была ли на руке Тихонова родинка в виде полумесяца?
Уваров замер, изучая лицо собеседницы. Личные чувства отступили, и наружу вырвался дотошный следователь.
– А с чего вы взяли, что у него была родинка? – насторожено спросил он.
Клара прикусила губу, понимая, что проговорилась и начала судорожно придумывать ответ.
– Я ее видела, – соврала она.
– Когда? – еще больше насторожился следователь.
Тон Уварова резко переменился, голос стал жестким и напористым. Между бровей залегла глубокая складка. Он сверлил свидетельницу пристальным взглядом, от чего она начала ерзать и прятать глаза.
– Когда он укладывал вещи на пляже. Тогда я и увидела необычное родимое пятно на руке.
– Как это вы смогли разглядеть родинку с такого расстояния? Вы ведь были от него метров за двадцать, – продолжил допрос следователь. – В любом случае, никакого родимого пятна на руке Тихонова не было. Вы что-то путаете.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Значит, я ошиблась, – растеряно произнесла Клара и задумалась.
Мысли Клары сменяли одна другую за считанные доли секунды; она понимала, что в дневнике должны быть ответы, пусть не все, но хотя бы их часть. Поднявшись со стула, она поспешно произнесла:
– Извините, я только что вспомнила, мне срочно нужно домой.
Схватив сумку, она быстро выскочила из ресторана, не дав Уварову опомниться.
– Постойте! – закричал он вслед Кларе. – Вы же даже не поели! Сейчас принесут наш заказ!
Клара выскочила на улицу и помчалась в сторону стоянки такси.
– Ох уж эти женщины, – послышался тяжелый вздох за соседним столиком.
Уваров обернулся и увидел мужчину, сидевшего к нему спиной. Он был в черном длинном пальто, на лоб была надвинута такого же цвета фетровая шляпа, широкими полями она полностью прикрывала лицо. На руках были кожаные перчатки. Следователь припомнил, что не видел, когда мужчина прошел мимо его столика.
– Н-да, – протянул Уваров, как бы соглашаясь.
– Хочешь им признаться в своих чувствах, а они играют с тобой в детектива, да еще так неумело, – продолжил мужчина, выпуская клубы сигаретного дыма.
Следователь бросил пытливый взгляд на соседний столик, пытаясь разглядеть мужчину, но тот не обернулся, продолжая сидеть неподвижно.
– Скрывает она что-то от вас.
– Возможно, – согласился следователь.
Уваров подозвал официантку, попросил завернуть заказ с собой и принести счет. Когда официантка удалилась, мужчина за соседним столиком снова заговорил:
– Загадочные существа эти женщины. Можно прожить с ними всю жизнь и так и не познать их.
Почувствовав неподдельный интерес к собеседнику, Уваров хотел пересесть к нему за столик и продолжить беседу, но в этот момент в зал вышла официантка с упакованной едой и протянула пакет следователю.
– Большое спасибо, – поблагодарил ее Уваров и, обращаясь к мужчине, добавил: – Мне кажется, женщины сами себя толком не понимают.
Ответа не последовало, и он обернулся к соседнему столику. Но в зале никого, кроме официантки, не было. Уваров обомлел. Он быстро осмотрелся по сторонам и, повернувшись к официантке, спросил:
– Вы видели здесь мужчину?
– Нет. Вы были сегодня первым посетителем, – ответила она в недоумении и с опаской отступила от него на два шага.
– Здесь за соседним столиком только что сидел мужчина в черном пальто и шляпе. Он курил сигарету.
– Не было здесь никого, и в головных уборах у нас запрещено, – твердо заявила официантка и добавила: – Проверьте свои нервишки, они у вас шалят. Сегодня галёлики, а завтра что? Пойдете топиться?
Слова женщины ввели следователя в еще больший ступор. Он сразу вспомнил про утопленника и нервно сглотнул. Глаза его расширились от удивления. Официантка пересчитала деньги и надменно спросила:
– Сдачу вам нести?
– Нет, не надо, – еле выдавил из себя Уваров и, взяв пакет с едой, пошел к выходу.
– Хм. Женщины, видите ли, себя не знают, зато мужики свои две извилины выучили наизусть – водка да молодка, – проворчала официантка ему вслед и спрятала чаевые в карман накрахмаленной блузки.
Кучевые дождевые облака заволокли все небо. Ветер усилился. Очередной вихрь, словно небесный дворник, собрал с дороги мусор и понес свою добычу в известном одному ему направлении. Мимо Клары проносились целлофановые пакеты, обрывки газет, листья и обломки веток. Где-то совсем близко молния прорезала облака, а затем ударил гром такой силы, что она вздрогнула и с опаской посмотрела на небо. Клара ускорила шаг и после очередной сотрясающей все вокруг канонады перешла на бег. Мысленно она себя укоряла за то, что, разделив безразличие мужа, не отдала следователю тетрадь сразу – из-за этого ее слова воспринимались Уваровым с настороженностью и недоверием. В его взгляде она читала немой укор и сама не понимала, почему для нее так важно, чтобы он ей доверял. Через несколько дней она с семьей уедет, и вся эта история останется в прошлом. Но ведь нет, вопросы Уварова о родимом пятне вызвали в ней бурю эмоций и, в первую очередь, стыд.
Темнота выиграла схватку у света, и все вокруг погрузилось в полумрак. Когда впереди мелькнули отблески неоновой вывески цветочного салона, Клара с облегчением вздохнула. Запыхавшись, она подбежала к магазину, с минуту восстанавливала дыхание и только потом распахнула дверь. Перед кассой стояла женщина лет тридцати в кашемировом пальто и придирчиво оценивала выбранные хризантемы. Лиля бросила на Клару мимолетный взгляд и продолжила заворачивать огромный букет в декоративную бумагу. Клиентка в такт кивала головой, как бы поощряя собственный выбор, и то и дело поправляла листья, мешая Лиле закончить свою работу. Наконец-то клиентка убедилась, что все в полном порядке, и отсчитала деньги.
Клара стряхнула с волос сухие листья и, поправив прическу перед зеркалом, зашла в тесную подсобку и с облегчением опустилась на табурет. В следующее мгновение на ее коленях уже лежал дневник. Она бережно поправила загнувшиеся уголки на страницах и откинула выбившуюся из хвостика прядь волос за ухо.
Проводив клиентку, Лиля заглянула в подсобку и спросила:
– Ты чего такая возбужденная? Случилось что?
– Мне нужно кое-что прочитать. Ты можешь сделать так, чтобы мне никто не мешал?
– Конечно, – ответила Лиля и удивленно посмотрела на подругу, – ты же должна была пойти домой собирать вещи.
– Позже. Я должна кое-что изучить, – возбужденно произнесла Клара и добавила: – Это важно.
– Хорошо, хорошо, не буду тебе мешать, – услужливо ответила Лиля и вернулась к кассе.
Прикрыв дверь подсобки, Клара продолжила чтение.
«Я лежала в своей юрте много часов, избитая, поруганная, сломленная. Любое движение приводило к невыносимой боли. В одно мгновенье из рая я прямиком отправилась в ад (Интересно, почему я так часто говорю о рае и аде?). Голова раскалывалась от многочасовых рыданий. Тело ломило от побоев, под левым глазом стремительно набухал кровоподтек, но больше всего болела душа. Я не знала, что мне делать. Как сказать Тихоне? Не знала, как посмотреть любимому в глаза. Я чувствовала на своем теле грязь, которую невозможно смыть водой и отскоблить мочалкой. В первую же разлуку с любимым я отдала свое тело на поругание.
Начало светать, и я услышала лошадиный топот. Сердце забилось так быстро, что казалось – еще мгновение, и оно вырвется из груди. Тихоня спрыгнул с лошади и зашел в юрту. Мне был слышен каждый его шорох. Я лежала, свернувшись калачиком, прикрывая лицо руками. Зашелестел бумажный сверток. Он подошел ко мне и лег рядом, хотел обнять за талию, но я сильно дернулась и заплакала. Тихоня спросил, что случилось, но мой плач перешел в истерику и он вскочил на ноги, попытался меня развернуть и увидел кровоподтек под глазом. Он встал как вкопанный и через минуту спросил, кто это сделал. Я не отвечала. Мне стало страшно: впервые я поняла, насколько мы оба беззащитны и уязвимы в этой ситуации. Мы оказались среди людей, у которых нет ни чести, ни принципов, ни совести.
В горячке Тихоня выскочил из юрты и побежал искать Жанабая, но того и след простыл. Он сбежал сразу после содеянного, прихватив с собой добычу дружков и мое приданое. С этого момента Жанабай преследовал нас многие годы: меня во снах, а Тихоню – в желании отомстить.
Через несколько часов Тихоня успокоился, вернулся в юрту, аккуратно распахнул чапан и осмотрел мои раны. Я плакала, закрывая от стыда свое лицо. В полном молчании он нагрел воду, снял с меня разорванную и окровавленную одежду, промокнул полотенце и стал осторожно прикладывать его к синякам и царапинам. Его тихие соленые слезы периодически капали на мое тело, а лицо то и дело искажалось в злобной гримасе. В тот момент я вспомнила про схожий случай, когда Тихоня омывал мои раны после побоев мачехи. Вспомнила наш первый поцелуй. Теперь все было по-другому.
После этого он надел на меня новое платье, которое привез в бумажном свертке (это был его подарок), и заставил меня подняться. Платье было таким красивым, а его прикосновения – такими нежными и родными, что я на мгновение забыла о разыгравшейся драме и улыбнулась. Тихоня посмотрел на меня и твердо сказал: «Больше никто не посмеет тебя обидеть».
В ту же ночь мы сбежали с пастбища. К утру мы добрались до автобусной станции, денег хватило только на билеты. Хотелось есть, все тело ныло, а на душе скреблись кошки. Я боялась всего: что нас настигнут его дружки и потребуют вернуть долг, ведь Тихоня так и не выполнил их уговора; что у нас проверят документы, а паспортов у нас не было, нам обоим еще не исполнилось шестнадцати. С этого дня в моей душе поселился страх. Страх потерять Тихоню – единственного человека, которого я любила, единственного, кто не предал меня, кто старался сделать меня счастливой; другие даже не пытались.
Автобус довез нас до Усть-Каменогорска. По словам Тихони, его тетка жила рядом со швейной фабрикой и могла нас приютить на несколько дней, пока мы не решим, что нам делать дальше. Пока мы шли по городу, на нас оглядывались местные жители. Подростки в одежде, которая подходила для сельской местности, но никак не для города, вдобавок мой синяк предательски выглядывал из-под платка… Уже темнело, когда мы подошли к дому его тетки. Тихоня постучал, залаяла собака и на шум вышла женщина. Она спросила: «Кто там?», и когда Тихоня ответил, по ее тени я поняла, что она замерла и не двигалась. Наконец, она пришла в себя и распахнула ворота. Это была невысокая женщина лет сорока, лицо ее было испуганным и бледным. Она не знала, как на нас реагировать, в ее взгляде читался неподдельный страх. Это было, по меньшей мере, странно. Собака словно обезумела, лаяла без остановки. Атмосфера с каждой секундой накалялась. И тут Тихоня, как ни в чем не бывало, улыбнулся, обнял тетку и поздоровался, сказал, что в городе проездом и ему нужен ночлег. Она перевела взгляд на меня и еще больше ужаснулась, но меня это как раз не удивило. Левый глаз весь заплыл, и как бы я ни маскировалась, синяк все равно был виден.
Ночь мы провели в ее гостиной, а наутро она попросила меня помочь ей с завтраком. Она поинтересовалась, что со мной случилось, и я ответила, что на меня напали грабители. Мой ответ ее не удивил и она, многозначительно покачав головой, прошептала мне на ухо: «Беги от него, пока не поздно». Конечно, я ничего не сказала Тихоне – и без того на нас свалилось много проблем.
Тихоня ушел, сказав, что ему нужно немного подзаработать, и мы с его теткой остались одни. Ее звали Светлана, но знакомые называли ее Злата – за необыкновенной красоты длинные волосы золотистого оттенка. Это была симпатичная женщина с курносым носом и заводным характером. Домик, в котором она жила, был маленький, но уютный и состоял из трех комнат: кухня-прихожая, гостиная, в которой еле помещался диван с обеденным столом, и спальня. Светлана работала на швейной фабрике бригадиром. Давно развелась, детей у нее не было.
Тихоня вернулся поздно ночью, когда я уже засыпала. От него пахло спиртным и табаком. Он сказал, что ему нужно уехать на пару дней. От страха его потерять я начала причитать, просить его не уезжать, но все тщетно. Он был упрямым, как осёл. Всю ночь мы проговорили, под утро я заснула, а когда проснулась, его уже не было. Тетка сказала, что он уехал на такси на железнодорожную станцию.
Его не было неделю; когда он вернулся, при нем была большая по тем временам сумма денег и чемодан с разными ценными вещами. На вопросы, где он взял вещи и деньги, он многозначительно ответил: «Заработал». Его тетка после этого дня стала мрачнее тучи. В отличие от меня, она отчетливо понимала, что происходит.
Не прошло и недели, как он снова засобирался в поездку. И снова мы проговорили всю ночь. Он строил грандиозные планы, хотел скопить денег на собственный дом и большой сад. Мечтал о большой семье и о том, чтобы мы никогда не разлучались. Говорил, как он меня любит, как много я для него значу, что ради меня он горы готов свернуть. Наивность и любовь затмили мне глаза, я была на седьмом небе от счастья. На следующий день он уехал, и мы вновь с его теткой остались одни.
Тот судьбоносный день я помню детально. Было воскресенье. Тетка была выходная, разложила на столе выкройку и большие лоскуты ситца в цветочек. Она сказала, что будет шить себе сарафан. Проворными движениями Светлана раскроила материал, наметала стежки и села за швейную машинку с ножным электрическим приводом. При этом она напевала мелодию «Старый клен» из популярного тогда кинофильма «Девчата». Я села рядом и внимательно следила за ее действиями. Ее правая нога нажимала на педаль электропривода, а руки опытными движениями направляли ткань вдоль строчки. Видимо, мое изумленное лицо привлекло ее внимание, и она улыбнулась. Я улыбнулась ей в ответ – так между нами воцарился мир, раз и навсегда.
В этот день в моей жизни произошли два знаковых события. Первое – благодаря Светлане я научилась шить. Взяв в руки ткань и иглу, я почувствовала, что хочу заниматься этим всю жизнь. Второе же событие было не таким радужным. Когда солнце начало опускаться за горизонт, в ворота громко постучали, и мы обе вздрогнули. Это была милиция. Участковый быстро прошел в дом и о чем-то долго шептался со Светланой на кухне. Он ее знал и, по-видимому, уважал, поэтому и пришел предупредить. Когда он ушел, Светлана вошла в гостиную вся бледная и растерянная.
«Петра забрали в милицию за кражу на рынке», – тихо произнесла она и, плача, опустилась на диван.
Помню свою реакцию: я не могла поверить ее словам. Я сказала, что это какая-то ошибка. Тогда я даже не подумала связать предыдущую историю с чемоданом с кражей на рынке.
Светлана сказала, что мне лучше остаться дома, чтобы не привлекать к своей персоне внимание милиции. Обезумевшая, в отчаянии я металась два часа от одного окна к другому. Светлана вернулась за полночь».
– Так вот чем ты занята!
Голос Аркадия эхом отразился от стен подсобного помещения, что придало ему угрожающее звучание. От неожиданности Клара вздрогнула и соскочила с табуретки. Дневник скатился с колен на пол.
– Тебя не было дома полдня, я думал, ты занята чем-то важным, а ты сидишь в подсобке и читаешь записки незнакомой женщины!
Лицо мужа было красным от гнева – он так разгорячился, что не смог сдержаться даже при посторонних. За его спиной Клара увидела испуганное лицо дочери и вспомнила, что она должна была сегодня забрать ее из школы. Взглянув на часы, она поняла, что опоздала на два часа.
– Прости, я совсем забыла про Полю, – попыталась успокоить она мужа.
– Забыла?! – заорал Аркадий. – Она забыла! Ребенок прождал тебя в вестибюле целый час. Мне пришлось срываться с совещания и бежать в школу. Мы думали, что с тобой что-то случилось. Обзвонили все больницы. В последнее время от тебя можно ждать чего угодно!
– Не надо так сгущать краски. Не кричи. Ты напугаешь ребенка.
– Она и так напугана! Она битый час бегает по городу с отцом и ищет свою мать, – выпалил Аркадий с нарочитым драматизмом.
– Вы могли сразу приехать сюда, зачем бегать по городу? – теперь уже Клара начала заводиться.
– Мы приезжали! Здесь было закрыто!
– Мы посмотрели через окно, тебя не было видно, и мы уехали, – пояснила Полина дрожащим от волнения голосом.
Послышалось нервное покашливание Лили, она выглянула из-за спины Аркадия и виноватым голосом произнесла:
– Я выходила на обед, о чем тебя предупредила, но ты была так занята чтением, что даже голову не подняла. Я решила закрыть магазин и сбегать быстренько домой перекусить.
Клара обомлела: она даже не слышала, как подруга заглядывала в подсобку.
– Хорошо, я признаюсь, что немного переборщила. Прошу прощения, – виновато произнесла она.
Аркадий метнул на нее гневный взгляд.
– Пойдем домой! – приказным тоном произнес муж, взял за руку дочь и направился к машине.
Клара подняла с пола дневник, сложила его в сумку и покорно поспешила за семьей.
Весь оставшийся вечер Клара помогала мужу собирать вещи и раскладывать их по коробкам. Настроение Аркадия осталось прежним, он ходил по квартире угрюмый и отстраненный, а Клара даже не пыталась с ним объясниться. Сбор вещей вызвал у нее приступ депрессии. Душа разрывалась на части. С одной стороны, ее беспокоило будущее бизнеса и проблемы подруги. С другой, ей нужно было обустроить семью на новом месте и не доводить до конфликта ситуацию с переездом. Еще эта история Тамары и Тихони не давала ей покоя… В итоге она решила, что ничего предпринимать не будет – пусть все идет, как идет. Если события сложатся так, что кроме переезда ей ничего не останется, значит, так тому и быть – она уедет.
Кто-то из соседей забарабанил по батарее. Аркадий посмотрел на часы, устало выдохнул и сказал:
– Уже половина одиннадцатого. Продолжим завтра утром. Я выпью пива и спать. Надеюсь, сегодня ты ляжешь спать в спальне?
Вместо ответа Клара отрицательно помотала головой и пошла на кухню, сварила себе кофе и хотела уже открыть дневник, но услышала настойчивый звонок в дверь. Полина уже спала, и Клара испугалась, что незваный гость разбудит дочь.
Дверь открыл Аркадий. Клара вышла следом за ним в коридор и увидела Уварова. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина в черном костюме и сером плаще.
– Добрый вечер, у нас есть к вам несколько вопросов, вы не возражаете, если мы войдем? – спросил официальным тоном следователь.
Аркадий отступил в холл и пропустил Уварова и его коллегу в квартиру.
– Все, что я знала, я вам сказала. Мне нечего добавить, – сухим тоном произнесла Клара.
С мрачным лицом муж ушел на кухню, и Клара услышала звон пивных бутылок.
– Клара Владимировна, это следователь Коваленко, ему передали дело Тихонова, – деловито представил коллегу Уваров.
– Очень приятно, – еще более сухо произнесла Клара и отступила в сторону, чтобы настойчивые гости смогли разуться. – А до завтра это подождать не может? У нас только что уснула дочь.
– Нет, – небрежно бросил второй следователь.
Коваленко был полной противоположностью Уварова: заляпанный кетчупом костюм, сальные волосы и дурные манеры; его голос звучал с вызовом и надменностью, а реакция Клары его заметно раздражала.
Клара не знала, что делать: гостиная была заполнена коробками и упакованной мебелью, на кухню их тоже нельзя было пригласить – на столе лежал дневник. Кабинет был рядом с детской – услышав голоса, Полина могла проснуться. Пока она размышляла, Аркадий выглянул из кухни и пригласил их войти. Он протянул следователям по бутылке пива и сказал:
– Служителям закона тоже нужно время от времени расслабляться.
Гости не стали возражать и расположились за столом. Коваленко и Аркадий перебросились общими фразами о переезде. Клара не сводила глаз с Уварова. Он снял пиджак, повесил его на дверную ручку и сел за стол.
– Так чем обязаны? – более официально спросил у гостей Аркадий.
Коваленко откашлялся и быстро произнес:
– Мы получили новую информацию и решили заново допросить вашу супругу.
– Какую информацию? – насторожился Аркадий и поставил недопитую бутылку пива на стол.
Коваленко рассказал то, что Клара уже знала: тело утопленника исчезло, по снятым отпечаткам в квартире было выяснено, что «утопленник» принимал участие в ограблении. Далее Коваленко показал фотографию настоящего Тихонова. Это была черно-белая фотография с камеры, установленной на паспортном контроле в аэропорту. На ней был изображен высокий мужчина пятидесяти лет со светлыми кудрявыми волосами.
Уваров положил фотографию перед Кларой и, показывая на руку Тихонова, спросил:
– Вы утверждаете, что именно этот человек был на пляже в день своего самоубийства?
– Да, – подтвердила Клара.
Она сказала абсолютную правду: действительно, это был тот самый человек, которого она видела на пляже.
– Посмотрите еще раз, это очень важно, – грубо произнес Коваленко, – это точно тот самый человек, который утопился на ваших глазах?
Аркадию его тон не понравился и он тут же встал на защиту жены.
– Если моя жена говорит, что это тот человек, значит, так оно и есть.
– Да. Это тот самый человек, – еще раз подтвердила она.
Уваров открыл ноутбук и показал Кларе запись с камеры наблюдения. На ней было четко видно, как Тихонов подошел к таможенному посту аэропорта и предъявил паспорт. Затем он прильнул к окошку, вслушиваясь в вопрос офицера, и что-то ответил. Далее ему вручили проштампованный паспорт, он поднял сумку с пола и направился к выходу в город.
– Это он? – спросил Уваров.
Клара чуть не подпрыгнула.
– Да! Вот посмотрите, как он делает левой рукой, – показала Клара на характерный жест Тихонова и повторила движения. – Так же он делал на пляже, когда входил в воду.
Уваров тяжело вздохнул и закрыл ноутбук. Клара поняла, что своим ответом спутала им версию расследования.
– Видите ли, Клара Владимировна, на пляже погиб не тот человек, что на этой записи.
– А значит, и пропавшее тело не принадлежало Тихонову, – многозначительно добавил Коваленко.
– Как это? – удивилась Клара.
Коваленко разложил перед ней новую стопку фотографий и прокомментировал:
– Вот эти фотографии мы сделали на пляже, а вот эти – в морге при оформлении покойного.
На фото был запечатлен брюнет лет сорока с широкими скулами.
– То есть мы правильно вас поняли: Тихонов вошел в воду, но вытащили совсем другого человека? – спросил заинтригованный Аркадий.
– Это мы и пытаемся выяснить, – ответил Коваленко и взглянул на Клару.
Внимательно осмотрев все фотографии, Клара подняла на следователей растерянный взгляд.
– Когда утопленника вынесли из воды, – начала вспоминать Клара, – его сразу окружили люди, потом подбежали врачи скорой помощи. Я не видела, кого конкретно вынесли, да и не горела желанием смотреть.
– Интересное у нас кино получается! – воскликнул Уваров и хлопнул себя по коленям.
– А что говорят те, кто вытащил труп из воды? – спросил Аркадий. – Они опознали Тихонова?
– Нет, – ответил Уваров и показал на фото трупа сорокалетнего брюнета. – Все свидетели опознали вот этого человека.
– Кстати, при первичном осмотре патологоанатом сказал, что тело пролежало в воде минимум шесть часов, что сразу не вязалось с показаниями вашей жены, – язвительно произнес Коваленко.
Клара испуганно посмотрела на мужа.
– Но ведь она не одна его видела. На пляже были еще двое мужчин, – напомнил Аркадий.
– Двое алкашей, которые не могут толком вспомнить, что было до того, как они попали в воду. Но они точно помнят, кого вытащили, – ответил Коваленко.
Уваров не сводил взгляда с Клары. В этом взгляде одновременно читались подозрение и любопытство, симпатия и желание защитить.
– Я даже не знаю, что вам на это ответить, – с потрясенным видом произнесла Клара, – кроме того, что уже говорила несколько раз, мне нечего больше добавить.
Коваленко хотел возразить, но Уваров еле заметно дотронулся до его локтя и сказал:
– Лады. Давайте продолжим наш разговор в следственном управлении. Послезавтра вас устроит?
– Мы послезавтра уезжаем, – обеспокоено сказал Аркадий.
– Вот как? – с наигранным удивлением произнес Уваров. – Жаль, но это невозможно. Ваша жена является важным свидетелем в расследовании и не может уехать из города.
«Что ты задумал?» – мысленно спросила Клара. Она поняла, что Уваров ведет собственную игру. У Клары затеплилась надежда, что у нее будет повод остаться, но Аркадий тут же спустил ее на землю.
– Она не подозреваемая, а как свидетель, показания уже дала. У вас есть наши контакты, и при случае вы сможете задать ей любые вопросы. Если понадобится, она даже сможет приехать в Сочи, но вопрос с переездом решен.
Коваленко собирался что-то сказать, но Аркадий жестом показал, что он не закончил.
– Если же вы намерены чинить нам препятствия, то будете иметь дело с моим адвокатом, – сухо произнес он, жестом указал на холл и надменным тоном добавил: – Спокойной ночи.
Проводив следователей, Аркадий вернулся на кухню и одарил жену испепеляющим взглядом. Клара стояла к нему спиной и в поиске дневника открывала поочередно дверцы шкафов кухонного гарнитура.
– Куда ты спрятал дневник? – спросила она, услышав его шаги.
– Это единственное что тебя сейчас интересует? – язвительно спросил муж и скрестил руки на груди.
– Нет, но тетрадь тоже важна.
Аркадий подошел к холодильнику, на котором стояла большая коробка с посудой, и вынул из нее бордовую тетрадь. Он с размаху бросил ее на стол и вопросительно посмотрел на жену.
– Теперь мы можем поговорить?
– Да, – спокойно ответила Клара и присела на край стула.
– Ты сговорилась со следователем? – напористо спросил Аркадий.
– Какой вздор! – Клара вскочила с места, широко раскрыв глаза от удивления. – Зачем мне это делать?
– Чтобы не уезжать, – гневно заключил Аркадий и сжал кулаки. Клара заметила, как побелели костяшки его пальцев.
Клара знала: если муж вобьет себе какую-то мысль в голову, переубедить его очень сложно, поэтому постаралась заглушить нарастающую ярость и как можно спокойнее ответила:
– Если я не захочу ехать, я тебе скажу.
– Ты уже сказала! – парировал с ненавистью Аркадий. – Я ответил «нет», теперь ты сделала следующий ход.
– Не выдумывай, – произнесла она еще на тон тише. – Это не шахматная партия, а наша жизнь. Я этого следователя знаю так же, как и ты. И я не буду опускаться до такой низости, которую ты предположил. Ты это знаешь, но все равно меня обвиняешь.
– Я не знаю, что от тебя ожидать. Последние дни показали, что ты можешь быть совсем не такой, какой казалась мне все предыдущие годы.
Клара подняла глаза и пристально посмотрела на мужа. В ее взгляде читалась тревога: она любила Аркадия, но ситуация с новым назначением окончательно вбила между супругами клин.
– Я все та же, что и раньше. Просто известие о переезде и смерть человека на моих глазах сделали нашу жизнь немного нервозной. Скоро все закончится и будет как прежде.
Клара тут же поймала себя на мысли, что сама не верит в то, что говорит. Как прежде уже никогда не будет: они пересекли невидимую черту, за которой осталась точка невозврата.
Аркадий сделал глубокий вздох и тихо произнес:
– Я надеюсь на это. – Вставая из-за стола, он добавил: – Думаю, глупо спрашивать, что ты сейчас собираешься делать…
Она еле заметно кивнула и виновато склонила голову.
– Я так и думал, – процедил он сквозь зубы и, покидая кухню, демонстративно с шумом захлопнул дверь.
Клара сделала несколько глотков остывшего кофе и с облегчением выдохнула. День выдался тяжелым, она устала физически и эмоционально, лечь спать было бы самым разумным решением, но исповедь Тамары тянула ее к себе с неимоверной силой. Она придвинула дневник и, открывая страницу, на которой ее прервали в подсобке магазина, вспомнила лицо Аркадия, заставшего ее за чтением. Мелькнувший образ заставил ее содрогнуться. Столько ненависти и злобы!
«Светлана вернулась за полночь и сказала, что Тихоня украл сумочку жены партийного чиновника. Даже ее одноклассник, их участковый, не смог ей помочь. Ситуация была безнадежной, Тихоне грозил тюремный срок. Светлана вынесла из спальни чемодан с вещами, который принес Тихоня, и мы поспешно отнесли его на помойку, которая располагалась за два квартала от ее дома. Почти всю ночь я проплакала, думая о своей жизни. Я только обрела любовь, а судьба так безжалостно ее отнимала.
Рано утром пришли с обыском. Вызвали соседей в качестве понятых и перевернули весь дом вверх дном. От страха я забилась в угол в гостиной и сидела там без движения несколько часов, пока из дома не вышел последний непрошеный гость.
Несколько раз следователь вызывал Светлану на кухню и подробно расспрашивал о племяннике. Когда приехал, с кем приехал и чем занимался все две недели. Я благодарна Светлане: она не сказала, что Тихоня привез меня с собой. Если бы она проболталась, меня в тот же час отправили бы к мачехе.
Она сказала, что я дочь ее подруги, которая лежит сейчас в больнице, и поведала слезную историю о том, как меня и мою маму сбила машина. Во время рассказа следователь внимательно наблюдал за мной из кухни и в конце спросил: «А не та ли это девка, с которой он приехал?» Светлана звонко засмеялась и махнула на него рукой. «Скажете вы тоже. У моего племянника если и будет девка, то не такая, как эта». Следователь со знанием дела кивнул и ухмыльнулся.
Постепенно на меня вообще перестали обращать внимание, и я невольно подслушала разговор двоих следователей. По их словам Тихоня был профи, на дело пошел не один, но упорно это отрицал. Прокурор предложил ему сделку, либо он сдает подельников и выходит сразу по УДО, либо тянет срок один и на полную катушку. В моем сознании проблеснул лучик надежды, может Тихоня образумится и сдаст тех людей, которые так бесчеловечно его подставили. А что его подставили, я даже не сомневалась. Сама идея, что Тихоня может быть вором, отвергалась мною молниеносно.
Обыск закончили ближе к вечеру. Напряжение отпустило, и мы со Светланой просидели на кухне за разговорами несколько часов. Светлана причитала о том, что это большой позор для ее семьи, что милиция непременно сообщит ей на работу и ее могут сместить с бригадирской должности. Как могла, я утешала ее, но что могла ей сказать неопытная пятнадцатилетняя девчонка?
Я рассказала ей о подслушанном разговоре двух милиционеров, и на следующий день она пошла поговорить с Тихоней. Меня она наотрез отказалась брать с собой. Как же я тогда переживала, мне казалось, если я не увижу Тихоню, то умру от тоски! Снова мучительное ожидание, и снова я металась от одного окна к другому.
Светлана вернулась злая и раздраженная. Она ничего мне в тот день не сказала, хотя я в своих расспросах дошла почти до истерики. Сидела, уставившись в одну точку, и не шевелилась. По ее лицу я поняла, что произошло что-то страшное и жуткое, отчего сама испугалась, забилась в угол и проплакала до утра.
Утром Светлана сама позвала меня и попросила сесть рядом. Она сказала, что Тихоня отказался сдать подельников, поэтому скоро будет суд и Тихоня сядет на большой срок. Она точно знала, что это не год и не два. Посмотрев на меня, она вытерла слезы и спросила: «Что ты будешь делать, если его посадят?» Ни минуты не раздумывая, я ответила: «Буду ждать». Светлана кивнула головой, скорее машинально, чем в знак одобрения, и больше мы эту тему не поднимали.
С этого дня за нашим домом следил какой-то худощавый паренек в кепке. Он периодически появлялся около ворот и частенько заглядывал в окна, нагоняя на нас страх. Светлана периодически хваталась за сердце и громко вздыхала. С каждый днем я чувствовала себя все хуже и хуже. Меня постоянно мутило и преследовало чувство тревоги.
На суд приехала мать Тихони, загадочная и молчаливая женщина. Ее звали Екатерина. Она была полной противоположностью своей сестры, носила черные длинные платья и была очень набожна. Перед едой она крестила пищу и читала молитвы. Светлана относилась к ней с большим терпением и почитанием. Между собой они периодически обменивались красноречивыми взглядами. И мне с первой минуты стало понятно, что у них есть тайна, которую они тщательно от меня скрывают. Со мной Екатерина почти не общалась, но не потому, что я ей не нравилась, а потому, что была убеждена: я – очередная жертва Тихони. Почему очередная, она не объяснила, но я-то точно знала, что у Тихони я была первой девушкой. До меня он ни с кем не встречался.
День суда я помню до мелочей, хотя это было почти сорок лет назад».
Далее Тамара описывала судебный процесс, свои терзания по поводу невинно загубленной молодой жизни Тихони и страх о его пребывании в тюрьме. Клара мельком просмотрела записи и, убедившись, что в них нет никакой ценной для следствия информации, пролистала несколько страниц вперед. Затем посмотрела на часы и, спрятав дневник в сумку, отправилась спать.