Вы здесь

Пока бьется сердце. Глава III. Студенческая жизнь (С. В. Сергеева, 2013)

Глава III. Студенческая жизнь

Фото на обороте: Студентка I курса ЛИАПа. 1947 г.

Я – студентка Ленинградского института авиационного приборостроения

Время не останавливается. Оно всегда тебя куда-то торопит, гонит, не дает остановиться. Надо заканчивать 10-й класс. Помня наказ отца, решила поступать в Ленинградский институт авиационного приборостроения – ЛИАП. Теперь это стало моей целью.

Осенью 1947 года мы собрали со своего небольшого огорода очень скудный урожай картофеля и других овощей. Ведь картошка и брюква были основными продуктами нашего питания. При варке картошка становилась синей, скользкой и очень малоприятной на вкус. А к весне она стала совсем мягкой. Нас выручало козье молоко.

В полях все было убрано. В поисках пищи в домах появились в больших количествах крысы. Готовясь к экзаменам, я клала на стол 5–6 крупных поленьев, чтобы отражать атаки крыс. Временами они, как по команде, начинали двигаться ко мне со всех сторон. В доме, кроме меня, никого нет. Полная тишина. Я подпускала их поближе, а потом прицельно закидывала их поленьями. Пока они позорно убегали из-под обстрела, я успевала подобрать свои «снаряды», чтобы быть готовой к очередному отражению следующей атаки. Они мешали мне заниматься. Но им тоже хотелось есть. А на столе стояла кастрюля с картошкой – мой обед. Шла битва на выживание…

Вот и 10-й класс позади! Успешно сданы выпускные экзамены. Аттестат зрелости на руках. Теперь все зависит опять же от самой себя. Мать, зная мои стремления, взяла с меня слово, что на 1-м курсе института я не буду заниматься в аэроклубе. Она опасалась, что, увлекшись полетами, я брошу институт. В дальнейшем этот первый год сыграет со мной злую, очень злую шутку…

Из нашего класса со мной в Ленинградский институт авиационного приборостроения ЛИАП решили поступить двое ребят – Геня Коронатов и Яша Моисеев. Всего в нашем классе было 8 человек: двое ребят и 6 девчат. Остальные девчата пошли в медицинский (Галя Воронова и Ира Загрядская), педагогический (Тася Громова и Таня Конечная) и в институт железнодорожного транспорта (Галя Рыковская).

Наша троица успешно сдала экзамены и была зачислена в институт. Остальные наши девчата также поступили в институты. Все мы были счастливы. При успешной сдаче экзаменов в институт гарантировалось место в общежитии. Здание общежития было напротив нашего института. Но опять роковое вмешательство мамы: боясь пагубного влияния молодежи, она запретила мне воспользоваться предоставляемым местом в общежитии. Мне пришлось жить в семье у мужа сестры. Сестра в то время проходила медицинскую практику в районной больнице.

Дом, в котором я временно жила, находился между Домом ленинградской торговли (ДЛТ), Театром эстрады и клубом шахматистов на улице Желябова. Это рядом с Невским, Адмиралтейством, Казанским собором, Домом книги. По утрам веселой компанией мы, студенты-первокурсники, встречались в трамвае № 3, следовавшим по Садовой улице, затем по Московскому шоссе в сторону нашего института. Ехали до конечной остановки трамвая, а там – либо пешком, либо 2 остановки на трамвае № 29. Наш институт размещался в здании бывшего Чесменского дворца на улице Гастелло, дом 15. Дворец был построен в честь победы России над Турцией в Чесменском сражении под командованием графа Орлова.

Гимн «лиаповцев»

На Московском шоссе в Ленинграде,

Где кончается «Тройки» маршрут,

Там, где раньше свершали обряды,

Помещается наш институт.

И студенты там чудные, право,

На отшибе, но славно живут

И когда соберутся, бывало,

Они песню такую поют:

Припев:

Студенты – это люди такие,

Где бы ни были, славно живут.

Эх, студенты, друзья кочевые,

Веселитесь, ведь годы идут!

Не студент, кто деньками не кушал,

Или ел, скажем, в день только раз,

Кто профессора голос не слышал:

«Приходите-ка в следующий раз!»

Не студент, кто не ведал спиртного,

Кто проезд безбилетный не знал,

Преисполненный чувством святого,

Еле к дому под утро шагал.

Припев.

Не студент, кто не клялся любовью,

Задыхаясь от чувств и вина,

Кто поверил студентке на слово,

Что безумно в него влюблена.

Не вполне тот студент, кто не знает,

Как сварить в общежитье обед,

Где за вечер раз 20 мигает

Дорогой электрический свет.

Припев.

Веселитесь, друзья, веселитесь,

Выбирайте почаще досуг!

Инженеру во сне лишь приснится

Незабвенный студенческий круг!

Припев.

Студенты-строители Климовской ГЭС. Светлана в первом ряду вторая справа. Карелия, 1948 г.


К центральной башне здания нашего института симметрично примыкали три трехэтажных корпуса. Во время перерывов между лекциями веселая толпа студентов перемещалась через центральный пятачок в аудитории. Пятачок был любимым местом деловых встреч и свиданий. Общежитие было рядом. Я подолгу задерживалась в институте, готовясь к занятиям, так как дома заниматься не было возможности. Рядом с Театром эстрады на улице Желябова всегда продавались вкусные пирожки с капустой и пончики. Присев здесь же, на скамеечке, я с удовольствием их поедала и, уже сытая, шла домой. А там меня ожидал сладенький чаек и бесконечные рассказы Евгении Ивановны, матери мужа сестры. Потом приходил Борис Павлович, муж сестры, он преподавал во 2-м медицинском институте. И опять был чай и разговоры, разговоры до позднего вечера. А мне уже давно хотелось спать. Но комната была одна, и надо было ждать общего отбоя.

До войны семья Амосовых (мужа моей сестры) занимала в этом доме большую квартиру. Павел Никанорович, отец Бориса Павловича, занимал довольно большой пост на Кировском заводе. Евгения Ивановна не работала. Борис учился в медицинском институте. Во время войны Павел Никанорович погиб на заводе во время бомбежки. Борис был на фронте. Квартира пустовала. Ее перегородили и заселили многодетной и очень скандальной семьей. Теперь вход в квартиру был с черной лестницы, а Евгения Ивановна перебралась в одну комнату. Борис Павлович вернулся с фронта после тяжелого ранения. Но он был весьма инертным человеком и не стал бороться за возвращение квартиры. Так и жили в образовавшейся коммуналке вместе с подселенной большой семьей, состоявшей из троих детей и троих взрослых. Это была очень склочная, шумная семья. Вечно на кухне газовая плита была заставлена их кастрюлями.

Мне было очень обидно, так как при поступлении в институт у меня была возможность получить место в общежитии. Все же благодаря появившимся друзьям и подругам я стала жить в общежитии нелегально. Первое время мы с Валюшей Дерябиной спали на одной койке. Железная узкая кровать с растянутой сеткой. Спасала большая корзина, стоявшая под кроватью. Она не давала нам скатываться друг на друга, но сильно скрипела при малейшем движении. С душевной теплотой вспоминаю нашу дружбу. Валентина была очень симпатичной девушкой из Самарканда.

В нашей комнате жили еще три девушки. Одна из них, Зина Каракчеева, занималась в аэроклубе, и я подробно ее расспрашивала о возможности поступления.

Аэроклуб находился рядом с цирком, а аэродром – в Озерках – это довольно далеко. Путешествие от общежития до аэродрома в один конец занимало часа 2,5. Курсанты обучались летать на самолете По-2. Мне несколько раз посчастливилось полетать пассажиром. Но пока я не нарушала слово, данное матери. Осваивала новый образ жизни. Театры, кино, музеи. В театре еще до открытия занавеса все замирало во мне в ожидании прекрасного. Доносятся отдельные звуки из оркестровой ямы – музыканты настраивают свои инструменты. Гаснет свет. Поднимается занавес. Красивые декорации, звучание прекрасной музыки и голосов уносили меня в иной мир… «Демон», «Фауст», «Травиата», «Пиковая дама», «Аида».

Энтузиасты на стройках гидростанций

Быстро летит время. Позади весенняя сессия. Окончен 1-й курс института. Летние каникулы. А в институте после окончания экзаменов формировался стройотряд из студентов для строительства Климовской ГЭС.

За годы войны мы были исключены из общественно-полезной деятельности. Мне очень хотелось принять участие в строительстве гидростанции. Так много неуемной энергии накопилось, и такая жажда деятельности переполняла меня! Только на стройку! В то время участие в стройках считалось делом чести, и конечно же ни о какой оплате труда даже и речи не могло быть. Это в дальнейшем стали организовывать молодежные стройотряды с оплатой труда.

Нам надо было выкопать обводный канал, по которому должны пустить воду для запуска турбины гидроэлектростанции. Жили мы в бараках. Орудия нашего труда – лопата, топор, лом, кирка, носилки. Климовская ГЭС находилась на территории Карелии и располагалась в лесной местности, недалеко от бывшей дачи Маннергейма. На этой даче теперь располагался детский дом. Электричества нигде в округе не было. Керосиновые лампы тускло светились в домах. Наш стройотряд был разбит на бригады плотников и землекопов. Нам объяснили характер работы. Я была землекопом. Грунт был очень тяжелый. Кембрийская глина и валуны. Надо было сначала крепко поработать ломом и киркой, а затем уже лопатой накладывать грунт на носилки. Работали все босиком. Иногда приходили местные жители из окрестных деревень смотреть на нашу работу и приносили нам лапти. Но они быстро рвались, не выдерживая нашего темпа. Рысцой носились мы с нагруженными носилками. Работалось весело! Повара не очень-то ломали голову над нашим меню. В основном нас кормили супом из свекольной ботвы с картошкой и макаронами. В воскресенье – макароны с тушенкой. Из чего состояли завтрак и ужин, уже трудно вспомнить. Каждую субботу организовывали комсомольский костер. В центре костра стояла высокая елка, а по бокам в виде пятиконечной звезды выкладывался костер.

Лучших строителей ставили во главе каждого угла звезды. Все проходило очень торжественно. Зачитывались успехи бригад, выполнение намеченного объема работ, отмечались особо отличившиеся студенты. Ярко вспыхивал костер. Звучали песни. Коллектив ребят и девчат был очень дружный, певучий, веселый.

Мы выкопали обводный канал, и все было готово к пуску ГЭС. В день пуска гидростанции собралось много народа. Пришли жители из окрестных деревень, ребятишки из детского дома. Нас, человек 8 особо отличившихся на стройке, поставили на самое ответственное место: по команде нам надо было быстро раскопать перемычку между обводным каналом и рекой. Сжав в руках лопаты, мы стояли в воде, готовые по команде ринуться на перемычку.

Кто-то от напряжения не выдержал и раньше сигнала бросился раскапывать ее. Но вот наконец дан сигнал, и мы буквально вгрызлись своими лопатами в перемычку. Вот уже вода начала сначала медленно, но потом все быстрей заполнять канал. Мы, все мокрые, радостно и взволнованно смотрели, как по мере наполнения водой обводного канала начинают сначала слабо, чуть заметным светом вспыхивать электрические лампочки, установленные на столбах вдоль канала. Ведь это мы своими руками выкопали этот канал! Чувство радости, удовлетворения и гордости за свой труд наполняло нас. Все закричали, захлопали в ладоши.

Мы стояли на торжественной линейке. Начальник строительства поблагодарил нас за честный, добросовестный труд. Особенно запомнились выступления ребятишек из детского дома. Они благодарили нас. Теперь они смогут читать, заниматься и готовить уроки при электрическом свете. У большинства из нас на глазах появились слезы. В последний раз вспыхнул наш традиционный костер. Прощай, Климовская ГЭС!

Песня строителей Климовской ГЭС

Год закончен. До свиданья, институт!

Времена каникул летних настают.

Страна нас послала

На стройку канала.

Студенты, уезжая,

Жизнерадостно поют:

«Здесь каждый молод.

И в зной, и в дождь, и в холод

Работать мы не устаем

И весело поем.

Весь мир чудесен,

В нем столько чудных песен,

И каждая тебя зовет – смелей, вперед!

И теперь мы строим

Климовскую ГЭС,

Роем землю на плотину,

Рубим лес.

Пускай рукавицы

Грозят развалиться —

Студент не унывает

И работает, как бес!

Не остынет наша сила и задор

Все равно в руках – лопата иль топор!

А если кто устанет,

Он песню затянет,

И дружно подпевает

В котловане звонкий хор.

Ведь не зря работаем мы тут:

Скоро свет в дома колхозные дадут.

Колхозники, детишки

На поле, за книжкой

Помянут добрым словом

Наш славный институт.

Гимн плотников

Летят во все стороны щепки,

Сверкает на солнце топор.

Ведь в нашей бригаде все цепки,

И каждый в ней на руку скор.

У «шкурников» блещет лопата,

Красиво слетает кора,

Других инструментов не надо —

Лопата, топор и пила.

Немало стволов обтесали.

Немало содрали коры,

Но не было большей печали,

Чем не наточить топоры.

Немало прошло перекуров

С друзьями в далеком лесу,

Но не было большего долга,

Чем выполнить норму свою.

Пускай меня камнем задавит,

Пускай зарублюсь топором,

Но если десятник наш скажет,

Мы снова все это пройдем.

Надежды свои и желанья

На месяц с плотиной связал,

Где встретили нас испытанья,

Где я от изжоги страдал.

Наполненные новыми впечатлениями, все разъехались по домам. Впереди еще месяц каникул. Дома, в Кингисеппе, меня ожидала река Луга, козы и многочисленные хозяйственные дела. Теперь козами занималась сестра матери тетя Маня. Будучи девчонкой, она лишилась одного глаза, и всю оставшуюся жизнь стеклянный глаз поблескивал на ее лице… Весело прошла встреча с одноклассниками в школе. Все делились своими впечатлениями. Быстро пролетел и этот месяц. Уже хотелось скорей увидеть своих новых друзей.

«Климу Ворошилову письмо я написал»

Истек срок маминого запрета на мое поступление в аэроклуб. Приехав в Ленинград после каникул, я сразу же помчалась в аэроклуб. Но здесь меня ждало горькое разочарование. Начальник аэроклуба отказался принять от меня заявление о зачислении в аэроклуб на курсы пилотов. Объяснил, что вообще нежелательно принимать студентов, а, тем более, девушек. Глядя на мое огорченное лицо, он пояснил: «Все вы, девушки, стремитесь попасть в аэроклуб с целью выйти замуж за летчика». Это его пояснение глубоко оскорбило меня. Как я негодовала! Решила бороться и найти управу на этих чиновников.

Я написала письмо председателю Центрального комитета ДОСАВ Н. П. Каманину и 8 сентября 1949 года отправила его.


«Москва, Тушино, ЦК ДОСАВ, гвардии генерал-лейтенанту авиации тов. Каманину.

Уважаемый товарищ Каманин!

Я хочу стать пилотом, но меня не принимают в аэроклуб. С самого раннего детства я мечтала о самостоятельных полетах. Мой отец – полковник медслужбы, профессор, один из основоположников авиационной медицины в нашей стране.

Постоянно находясь среди людей, связанных с авиацией, я не могу себя представить вне ее.

Сначала я хотела быть просто летчиком. Чтобы получить больше знаний в области авиации, я решила идти в авиационный институт. Думаю, что каждый инженер авиационной промышленности должен уметь летать самостоятельно. Какой же это будет инженер и какие он может внести предложения для улучшения характеристик самолета, если он никогда не летал и, таким образом, не может вникнуть в сущность самолета. Трудности меня не страшат. Чем труднее и интереснее, а это для меня будет самым прекрасным, тем лучше я буду учиться. Я чувствую в себе очень много сил и энергии и хочу быть полезной нашей Родине. С какой радостью я сейчас села бы в самолет и взвилась бы высоко-высоко в голубое небо! Гляжу на небо, и не дождусь счастливой минуты. Нет, дождусь! От всей души прошу Вас помочь мне осуществить мою заветную мечту. Обещаю всю жизнь отдать делу, которое призывает меня. Оправдаю Ваше доверие. Буду полезной своей дорогой Родине.

8 сентября 1949 г. Студентка 2-го курса ЛИАП

Стрельцова Светлана».


…Мучительное чувство ожидания. Прошло 2 месяца.

27 ноября отправила ему еще одно письмо. Но, к сожалению, Каманин не оказал мне никакой помощи. Только в газете «Советский патриот» в своей статье о роли молодежи в развитии авиации он процитировал мое письмо, чтобы показать, как советская молодежь любит авиацию. Я возненавидела Каманина.

Что делать? И вдруг на память пришли строки: «…Климу Ворошилову письмо я написал…» И уже 29 ноября в Москву полетело мое письмо Климу Ворошилову.

Дней через 5 получаю открытку от председателя ДОСАВ Ленинграда генерала Свиридова с просьбой явиться к нему для решения вопроса о моем зачислении в аэроклуб. Вот тебе и Клим Ворошилов! Спасибо ему за чуткость и оперативность!

Мчусь к генералу Свиридову. Короткий разговор – и ура! Получила доброе напутствие и направление на медицинскую комиссию. Чуть не погорела на медкомиссии у терапевта. Я бегала по зданию поликлиники, помогая всем новичкам ориентироваться среди многочисленных кабинетов. И набегалась! Давление – 140/90. «…Тебе место на Волковом кладбище», – почему-то злобно прошипела врач-терапевт. К чему это?

Каждый день в течение недели я заходила в наш медпункт измерять давление. Оно было – 120/80. Все отлично! Повторное прохождение медкомиссии прошло успешно. Начальник аэроклуба молча принял мое заявление.

Я была зачислена в группу пилотов. Приступили к занятиям. Я была счастлива. Но впереди ожидали новые трудности. Они как будто бы подкарауливали меня. Кажется, в городе Львове курсант аэроклуба на самолете перелетел границу. Правительством было принято решение о закрытии в пограничных городах летных отделений в аэроклубах.

Решила заниматься в аэроклубе теорией, а летную практику проходить в Москве. Пишу письмо в Московский аэроклуб. Уже конец декабря 1949 года, надо готовиться к зимней сессии. Сдав последний экзамен, я помчалась в Москву, чтобы решить вопрос с летной практикой. Ранним утром приехала в Москву. Только что открыли метро. Надо скоротать часа 4. Еду на Красную площадь. Завороженно смотрю на рубиновые звезды кремлевских башен. «Вот они! Взоры всего мира обращены на Красную площадь, а я здесь стою и являюсь маленькой частичкой того, на что смотрит весь мир», – пронеслось в моей голове. И я, гордо подняв голову, шагала по Красной площади.

Во всех московских аэроклубах меня ждал один и тот же ответ: «Нужна московская прописка, чтобы летать в Москве».

Очень интересная произошла встреча в Московском городском комитете ДОСАВ с председателем Леонидом Яковлевичем Ошурковым. Он хорошо знал моего папу. Состоялась довольно длительная и очень доброжелательная беседа. Он посоветовал мне перевестись в Московский авиационный институт – МАИ, и тогда все решится очень просто. Обещал свою поддержку.

Простившись с Ошурковым, поехала на разведку в МАИ. Но в институте никого не было. Время зимних каникул. Надо возвращаться в Ленинград. До отхода поезда было еще немного времени и я, побродив еще по московским улицам и перекусив парой пирожков, отправилась на вокзал. Приехав в Ленинград, я сразу же написала и отправила письмо в Московский авиационный институт с просьбой о переводе.

А пока – за учебу! Надо заканчивать второй курс. Сдав успешно экзамены и перейдя на третий курс, я опять с бригадой студентов отправилась на строительство Будогощской ГЭС. Мы уже считались опытными строителями. На этой стройке в основном шли работы по бетонированию плотины. Я освоила работу на бетономешалке. Крутиться приходилось здорово. Надо было успеть загрузить в бункер бетономешалки в соответствующих пропорциях цемент, песок, воду, чтобы получить хороший раствор, и включить бетономешалку. А ребята один за другим подбегали с тачками за бетоном. Здесь не обошлось без неприятностей. Работали, как правило, босиком. Порой вечером у ребят пальцы ног были крепко склеены цементным раствором, и было очень болезненно их расцеплять. Но работали дружно и весело.

Моя мама очень неодобрительно относилась к моей строительной эпопее, опасаясь за мое здоровье. А в этот раз, когда я приехала домой со стройки, она рассказала, что произошел несчастный случай с моим однокурсником Геней Коронатовым. На стройки он никогда не ездил и был пай-мальчиком. Мама всегда ставила мне его в пример. Вот и в эти каникулы он отдыхал, блаженствовал, забравшись на стог свежего сена. Задремал и не заметил, как приехали люди за сеном и кинули на стог вилы. Острые концы вил вонзились Гене в шею. У Гены началось сильное кровотечение. Оперативно его доставили в больницу, кровотечение было остановлено, жизнь удалось спасти. В больнице в это время дежурила моя мама. Теперь она больше не могла препятствовать моим полетам, прыжкам с парашютом, стройкам.

Летаем и прыгаем на аэродроме Озерки

Я с головой окунулась в общественную работу, была избрана председателем комитета ДОСАВ института. Эта организация в институте влачила жалкое существование и состояла всего из двухсот членов.

Наш комитет развил бурную деятельность. Были организованы секции: стрелковая, планерная и мотоциклетная. Мы убедили директора института Д. Д. Аксенова в необходимости приобретения планера. Были выделены весьма незначительные средства, но их хватило. Теперь у нас был свой планер «Курсант», довольно тяжелый, неуклюжий, но мы были рады и этому приобретению.

Нашли инструктора, бывшего планериста, и на аэродроме Озерки начали осваивать технику пилотирования на планере, сначала балансируя на штыре. Ребята и девчата с большим энтузиазмом ездили на аэродром, хотя дорога была довольно дальней и занимала часа 2,5 в один конец. Надо было сделать 3–4 пересадки.

Раздобыли два резиновых амортизатора длиной по 10 метров. Укрепив их на спусковой механизм планера, мы вставали по обе стороны и, дружно взявшись за резиновый канат, начинали натягивать его. Два человека за консоль крыла удерживали планер в горизонтальном положении. Инструктор был несколько трусоват и давал команду: «10 шагов натяжка!» А мы дружно, умышленно пропуская 1 шаг, громко отсчитывали шаги. На нашем отсчете «Десять!» инструктор взмахом флажка разрешал взлет.

Отцепка. Планер, громыхая тележкой по травянистому грунту, начинал свой разбег. Затем взмывал вверх метров на 8-10 и шел на посадку. Иногда мы делали отсчет, пропуская 2–3 шага, и планер поднимался метров на 15. Инструктор разъяренно кричал: «Что за кордебалет в воздухе!» А нам хотелось подняться на планере еще выше. Эти подскоки даже трудно назвать полетами. Все происходило так быстро, что ничего не успеваешь осознать, прочувствовать, как оказываешься уже на земле…

Искали технику, чтобы избавиться от резиновых амортизаторов. Нашли брошенный трактор, отремонтировали двигатель и приспособили его к запуску. Теперь мы поднимались уже на высоту 80-100 м. Мы ликовали. Это уже было интересно. Но, к сожалению, нашим полетам скоро пришел конец. Не сработала у планера отцепка, и при взлете инструктора планер ударился о землю. Инструктор отделался разбитым носом. Но наш тяжелый, неуклюжий планер развалился. Летать было не на чем. Ремонту планер не подлежал. Что же делать? У кого-то из старшекурсников я увидела на курточке парашютный значок. Уговорила его провести теоретическую подготовку с группой студентов. Наш новый инструктор был уже на 5-м курсе, а его брат – на 4-м.

Так мы и познакомились с братьями Владимиром и Валентином Диккер. Владимир был инструктором, а Валентин – в нашей группе начинающих парашютистов. Так как в Ленинградском аэроклубе теперь не было своей летной части, то для сбрасывания парашютистов раза 3 летом прилетал из Москвы самолет Ли-2. Желающих прыгать с парашютом в Ленинграде было много. Нас поставили в очередь на сентябрь.

Коэффициент «обалдения»

После летних каникул мы, небольшая группа студентов-парашютистов, каждое воскресенье, а порой и в будние дни, ранним утром отправлялись на аэродром. Обычно в 6 часов утра я заходила в комнаты общежития и поднимала свою гвардию. Целыми днями мы носились по аэродрому за вытяжными парашютами, помогали укладывать парашюты счастливчикам. Наша живая очередь продвигалась довольно медленно. Но продвигалась. В общежитие приезжали поздним вечером. Но мы не унывали! Наконец наступил и наш черед. Из нашей группы я прыгала первой. Надела парашют. Последние проверки, и я иду к самолету.

Мои ребята радостно посматривают на меня, подбадривая жестами. А я иду и от счастья ног под собой не чувствую. Так и кажется, что вот еще один шажок – и я сама, да, сама оторвусь от земли и помчусь в голубые дали.

Самолет быстро набирает высоту 800 м. Звучит сигнал: «Приготовиться!» Мы выстраиваемся вдоль борта самолета возле открытой двери. Короткие прерывистые сигналы сирены, и выпускающий инструктор взмахом руки дает команду: «Пошел!» Отделяюсь от самолета. Воздушный поток подхватывает меня, и я лечу вниз на длину вытяжной фалы – 2,7 м. Ощущаю рывок. Надо мной раскрывается купол парашюта. Радость переполняет меня. Рядом вижу раскрывшиеся купола парашютов моих товарищей. Все мы от радости кричим: «Ура!» Как-то очень быстро приближается земля. Разворачиваюсь на лямках так, чтобы земля бежала мне навстречу, под ноги. Приготовилась к приземлению. Вижу, ко мне бежит Валентин Диккер. Довольно мягко касаюсь земли. Травянистый грунт смягчает удар. Чувство ликования переполняет меня. Валентин поздравил меня, помог собрать парашют и угостил куском вкусного хрустящего белого батона. Пока я выполняла свой первый прыжок, ребята успели сбегать в магазин. Валентин говорит мне: «Я хочу проверить коэффициент «обалдения» при прыжке с парашютом. Я положу в карман комбинезона кусок батона. Я голоден сейчас и если после раскрытия купола вспомню о нем, то, значит, коэффициент «обалдения» у меня равен нулю, а если не вспомню…»

Теперь я помогаю ему надеть парашют. Пожелала ему благополучного приземления и напомнила о коэффициенте «обалдения». От инструктора я узнала очередность его отделения от самолета и приготовилась к встрече.

Самолет набирает высоту. Один за другим в небе вспыхивают раскрывающиеся купола парашютов. Определив по счету среди спускающихся парашютистов Валентина, бегу его встречать. Вот и он, радостно улыбающийся. «Валька! Поздравляю, – кричу я ему, – как коэффициент «обалдения»? Вижу недоуменный взгляд Валентина. «Какой коэффициент «обалдения»? Потом вдруг вспоминает, и мы весело смеемся, собирая купол парашюта.

Коэффициент «обалдения» на долгие, долгие годы останется у всех в памяти, вызывая взрыв хохота. Мы получили боевое крещение. Это было 21 сентября 1951 года.

Студенческие будни

Третий курс института (1950–1951 гг.) пролетел стремительно, в учебе и всевозможных соревнованиях. Получила 1-й разряд по плаванию, лыжам, стрельбе. Стреляли «стандарт»: стоя, с колена, лежа. Освоила стрельбу и из пистолета.

В дальнейшем многие годы один и тот же сон преследовал меня. Виделось, что я куда-то иду, а навстречу мне идут два вооруженных фашиста. У меня в руках винтовка. Они меня еще не видят, и мне надо опередить их и выстрелить первой. А я смотрю на винтовку и не знаю, как из нее стрелять.

…Ужас охватывал меня, и я просыпалась. Вечером обязательно шла в стрелковый клуб, брала винтовку. Стреляла я довольно метко. А ночью опять все тот же сон преследовал меня.

Вечерами мы ездили в бассейн на последний сеанс. Обратно добирались на попутных машинах, так как трамваи уже все шли в парк.

Двери общежития были, конечно, закрыты, и мы влезали через предусмотрительно слегка приоткрытое окно на 1-м этаже.

Были соревнования по гимнастике, лыжам и много, много всяких интересных дел. На стройке Климовской ГЭС у меня появился верный, надежный товарищ и друг – Юра Черный. Он всегда был веселым заводилой и запевалой. Мы учились на одном курсе, но на разных факультетах. Часто вместе ходили в театры.

В начале учебного года в институт приехала какая-то очень важная комиссия. Всех нас, кто был на оккупированной территории, поодиночке вызывали «на ковер». Очень серьезные, в меру упитанные дяди задавали вопросы: «А почему вы не ушли в партизаны? Почему не перешли линию фронта, к своим?» На ответ, что мне было всего 12 лет, что мы с матерью были на казарменном положении в больнице и ожидали приезда транспорта для эвакуации раненых красноармейцев, солидные дяди очень глубокомысленно молчали и осуждающе качали головами. После такой «беседы» над нами нависла угроза отчисления из института.

Одного студента, Гену Шухардта, немца по национальности, они все-таки отчислили. Правда, через год он был восстановлен и затем успешно закончил институт. Но нервы помотали нам и ему изрядно. После отъезда комиссии мы получили наконец задание для курсового проекта.

…Месяц летних каникул прошел на стройке Вырицкой ГЭС.

Часто к нам в институт приезжали пользующиеся популярностью артисты. Запомнился приезд актрисы Целиковской. После фильмов с ее участием большинство студентов с обожанием относились к ней и с нетерпением ожидали ее приезда.

Наш небольшой зал был заполнен, ребята стояли и в коридоре. Она вышла на сцену, пропела несколько песенок и хотела уйти. Мы привыкли всегда беседовать с артистами, задавали им много вопросов. Нас интересовало все. Целиковская не поняла этого и не учла близости сцены и зрителей.

Обильный грим на лице, пренебрежение ее к нашим вопросам настроили нас воинственно против нее. Аплодисментов не было. Молча, в упор мы все разглядывали ее, когда она проходила по коридору через толпу студентов. Едва выбравшись на улицу, она успела вскочить в ожидавшую ее легковую машину. Но ребята окружили машину и не давали ей тронуться с места. Под улюлюкание и свист отпустили машину, и она рванулась от нас прочь. У многих студентов в общежитии на тумбочках стояли ее фотографии. После этого вечера большинство из них было уничтожено. Кумир пал.

…Работа над курсовым проектом занимала почти все время. Надо было все очень тщательно рассчитать и выполнить большой объем чертежных работ.

По праздникам мы все весело ходили на демонстрации, хотя идти от института до Дворцовой площади было далековато. После демонстрации 7 Ноября, замерзшие, мы небольшим коллективом собрались в общежитии, в нашей комнате. Никаких горячительных напитков, кроме чая, мы не употребляли. Кипяток был в неограниченном количестве. Сначала была заварка для чая и сахар. Заключили пари, кто больше всех выпьет чая и сможет после этого отбить чечетку. Во время нашего чаепития прибежал комендант общежития и попросил одеться, взять лопаты и очистить трамвайные пути от снега. Весело расчистив от снега трамвайные пути, мы пошли допивать свой чай. Кончились заварка и сахар. Но пари! Напоследок кто-то сгонял за кипятком на кухню и высыпал в чайник полпачки соли. На этом чаепитие прекратилось. Юра Перфильев, наш признанный танцор, победил всех в количестве выпитого чая и лихо отплясал чечетку. Бурными аплодисментами мы приветствовали его мастерство.

…Успешно прошла у всех защита курсовых проектов. Быстро пролетело время, и вот уже позади весенняя сессия.

Впереди была практика. Нашу группу отправляли во Львов на приборостроительный завод. Мой друг Юра учился на другом факультете и уезжал на практику в Омск. Жаль было расставаться. Но впереди были новые впечатления, знакомство с городом Львовом. Перед отъездом руководители практики назначали в группах старост. Наша группа состояла в основном из ребят, пришедших из армии, прошедших всю войну, раненных в боях. В группе было человек 14, из них 3 девушки. Мне совсем не хотелось заниматься всеми организационными делами. Я сказала, что уже на месте группа сама выберет себе старосту. По своему составу группа была разношерстной, и общих интересов у нас не было. Не было среди них моих активистов, занимавшихся в различных секциях. Мне было неуютно в этой компании. Но впереди был интересный, красивый город Львов и преддипломная практика. Дело серьезное.

Но когда приехали во Львов, никому не хотелось заниматься решением многочисленных вопросов, и все единогласно, со смехом выбрали старшим по практике меня. Я обиделась, так как очень серьезно относилась ко всем делам. Даже слезы обиды не смогла сдержать. Не хотелось больше никого видеть. Я вскочила на табуретку, затем – на подоконник и выпрыгнула на улицу, благо, был 1-й этаж. До позднего вечера, переживая обиду, бродила по городу. К вечеру похолодало, но в общежитие идти не хотелось.

Совершенно неожиданно вдруг появился Виктор Сергеев – студент и староста нашей группы в институте. Он стал утешать меня, накинул на мои озябшие плечи свой пиджачок. Уже звезды зажглись на небе, а я все не могла отойти от обиды. Усталость и голод загнали меня в общежитие. Виктор стал опекать меня, окружил вниманием и заботой.

А недели через 2 он вдруг заболел детской болезнью – корью, да еще в тяжелой форме. Теперь мне пришлось взять на себя заботу о нем. Конечно, все ребята из группы сочувствовали ему. В больницу к нему не пускали. Все-таки инфекционное заболевание. К концу практики его выписали из больницы, и он поехал поправляться к своей сестре, в город Хмельницкий. Перед отъездом он предложил мне выйти за него замуж. До сих пор не могу понять, почему я дала согласие. Что так на меня повлияло – его похудевший после болезни вид, его опека надо мной в момент горькой обиды?

Возвращаясь в Ленинград, в поезде я случайно встретилась с Юрой и сразу же сообщила ему эту новость, чем сильно его огорчила. Мне самой все это было уже не в радость. Но слово дано.

Начались занятия. Теперь мы уже студенты 5-го курса. Много времени уходило на учебу. Осенью мы с Виктором расписались. Это событие отметили скромным застольем на квартире моей сестры. В общежитии нам отвели комнату. Но что-то с первых дней не ладилась наша семейная жизнь. Слишком разные мы были люди – по характеру, запросам и интересам. Однажды мы готовились к очередному экзамену. Проходя мимо полки с продуктами, я вдруг ощутила аромат сушеных грибов. Мне так захотелось грибного супчика!

Я засуетилась с приготовлением, чем очень огорчила Виктора: «Какие еще могут быть супчики? К экзаменам надо готовиться!» И вмиг вдребезги была разбита чудесная, очень удобная, маленькая электроплитка. А вместе с ней у меня разлетелись и все добрые чувства к нему. Я с ужасом и недоумением смотрела на него. А он уткнулся в конспекты, продолжая готовиться к экзаменам. Супчика мне больше не хотелось… Уткнулась в конспекты тоже, но ничего там увидеть не могла. Экзамены были позади, зимние каникулы провели в Кингисеппе.

Смерть Сталина

4 марта 1953 года по радио голос Левитана зачитал правительственное сообщение об ухудшении здоровья товарища Сталина. Эта весть очень всех встревожила. Ведь с его именем были связаны победы в Великой Отечественной войне, восстановление разрушенной страны, ежегодное снижение цен на продукты, да и в магазинах начали появляться различные товары. Очень многое было связано с его именем. 5 марта с утра по радио зазвучала траурная музыка. Очень тревожно было на душе. Казалось, что рушится все. Кто сможет взять под свою ответственность жизнь и благополучие пострадавших в войну людей? Кто возглавит организационные работы по восстановлению разрушенной страны и определит ее дальнейшее развитие? Надо бежать в институт. Пустынный Невский проспект. Звучит траурная музыка. Изредка встречаются прохожие с заплаканными лицами. А похоронные звуки все льются и льются, скорбью наполняя сердца людей.

В институте уже все собрались и студенты, и преподаватели. Все разошлись по своим аудиториям. Запомнилось выступление нашего преподавателя по гироскопам Павлова.

Во время войны он был приглашен на заседание Военного Совета в Кремль для консультации по ряду вопросов, связанных с гироскопическим оборудованием. Иосиф Виссарионович очень внимательно выслушал его сообщение и задал несколько вопросов. Павлов был удивлен тем, что все его вопросы были разумны, точны.

После митинга нам всем запретили поездку в Москву на похороны, чтобы не создавать там столпотворения. Все разошлись, но через некоторое время большая часть студентов, в том числе и мы, встретились на Московском вокзале. Старались найти какую-нибудь лазейку, чтобы попасть хоть в товарный вагон. Всюду толпы народа. Все рвутся в Москву. Милиция разгоняет всех. Кругом оцепление. Прорваться к поездам нам не удалось. Опечаленные неудачей, мы вернулись домой…