Глава 6
Петербург встретил нас мелким холодным дождем. Я много читала и слышала про питерскую погоду, но даже не думала, что дождь может быть таким мерзким, небо таким низким… Если бы я сразу же попала в исторический центр, то, не исключено, восприняла бы город совсем по-другому. Но мы попали в район застройки конца шестидесятых – начала семидесятых годов прошлого века и увидели панельные девятиэтажки и пятиэтажки, среди которых иногда попадались кирпичные четырнадцатиэтажные «точечные» дома.
– Запомните: в Питере говорят «точка», а не «башня». Башня – в Москве, – давал наставления Костя. – Можно сказать «точечный дом».
– У нас никак не говорят, – заметила мама. – Из-за отсутствия подобных домов. Большинство жителей нашего родного с Лидой города ни точек, ни башен никогда в своей жизни не видели.
– Лида, ты уж, пожалуйста, сейчас насмотрись, – хмыкнул Костя. – Чтобы потом не удивляться. В смысле при ненужных свидетелях. Лариска в Питере родилась, то есть в Ленинграде. Так что наша действительность должна для тебя быстро стать привычным зрелищем.
– В таком районе это несложно, – заметила я, глядя на мелькающие за окном машины торговые центры, супермаркеты и отдельные магазины на первых этажах жилых домов. Яркие вывески немного оживляли серый пейзаж из одинаковых домов. Но я, признаться, ждала чего-то другого.
– Жить ты будешь в другом районе. А сюда только в гости приезжать. Так что придется запомнить дорогу. И вообще надо бы тебе выучить чисто питерские словечки, чтобы не ляпнуть при Славе или еще при ком-то что-то по-московски, ну или просто так, как у нас не говорят.
Я заметила, что не знаю ни питерского, ни московского жаргона, но само слово «по-московски» прозвучало для меня странно.
– В каждом регионе есть своя специфика, – заметил Костя. – Приезжий часто не может понять, о чем идет речь. Например, какие-то бытовые названия улиц, мест, заведений. Просто так получилось, что у нас довольно много своих слов, есть вещи, которые по-разному называют у нас и в Москве. Даже словарик есть – вот так на питерском, а вот так – на московском, я для тебя его распечатаю. Про поребрик никогда не слышали?
И Костя не только объяснил, что это такое, но и показал. Мы же проезжали вдоль этих самых поребриков.
– Ой, кстати! Ты машину водить умеешь?
– Конечно, нет. Откуда?
– Блин… – протянул Костя. – Еще одна головная боль. И как мы об этом не подумали?
– Я могу пойти на курсы.
– Какие курсы?! Лариска с пятнадцати лет за рулем.
– То есть как с пятнадцати? Ведь права, если не ошибаюсь, дают только…
– Она без прав гоняла. Отец ее научил. У нее отец был гонщик. И водила она просто классно.
– А где ее отец? – спросила моя мама.
– Разбился на мотоцикле. По-глупому. Поехал без шлема соседей проводить от дачного домика к трассе. На обратном пути грохнулся. Там грунтовая дорогая была, без фонарей… Нашли не сразу. Если бы он только шлем надел… А так – перелом черепа в двух местах. А на машине даже ни разу в аварию не попадал. И Лариска, кстати, тоже. Ладно, научу тебя водить машину. Вот только когда?
Вопрос явно был риторическим и не требовал от меня ответа. Я сама не горела желанием садиться за руль. Да я ведь и город-то совсем не знаю! Я в метро ни разу в жизни не ездила! И в трамвае не ездила, и в троллейбусе, только на автобусах, электричках и поездах. Что же я тут буду делать?!
Тем временем нас обогнала какая-то иностранная машина (я в них вообще не разбираюсь). За рулем сидела симпатичная девчушка от силы восемнадцати лет. На заднем стекле, в верхнем правом углу был приклеен черный восклицательный знак на желтом фоне.
– Вон какая молоденькая девочка машину водит! – воскликнула моя мама. – И Лида быстро научится.
– Только она не сможет приклеить восклицательный знак, – грустно заметил Костя и пояснил: – Потому что он означает неопытного водителя. Машинка, кстати, «Порше Кайен». Хотя вам это ничего не говорит… Новенькая стоит от трех с небольшим до восьми с небольшим миллионов рублей. Поверьте на слово: водителей, то есть водительниц, на таких машинках с восклицательными знаками можно встретить только в Москве и Питере.
Костино «любовное гнездышко» не произвело на нас с мамой особого впечатления. Это была однокомнатная квартира с маленькой кухней, где давно требовался ремонт. Возможно, его не делали со времен постройки дома. Только Костя явно поменял кровать в комнате. В кухне, как я понимала, остался старый гарнитур. В комнате же стояло одно огромное ложе, застеленное бордовым покрывалом. Имелся старый платяной шкаф, книжный шкаф с книгами, изданными в советские времена (мне бросилось в глаза собрание сочинений Чехова), но без современных обложек с полуголыми девицами, потоками крови, автоматами, «Мерседесами» и брутального вида мужиками, а также неведомый мне предмет мебели, который мне никогда раньше видеть не доводилось и который я назвала бы «полсерванта». То есть эта мебель предназначалась для хранения посуды и бокалов, была узкой, как пенал, и застекленной с трех сторон сверху донизу. Еще был столик на колесиках – и все.
– Телевизора нет? – удивилась мама. Она не могла представить квартиру без телевизора.
– Я же говорил, что давно его не смотрю. Я дома-то к нему не подхожу, а тут он мне тем более не нужен. Но в больнице должен быть. А сюда вы только спать будете приходить. Сейчас раскладушку достану, – сообщил Костик и извлек ее из стенного шкафа в крошечной прихожей.
– Мама, мы теперь тут жить будем? – спросила Настенька, которая пока сидела на кровати и с большим удивлением оглядывалась по сторонам.
Я стала говорить то же, что говорила в машине – что мы приехали к врачам, чтобы Настенька смогла ходить своими ножками, а пока мы ждем очереди к докторам (Настенька с ними познакомилась чуть ли не с рождения), придется пожить здесь.
– Мы с Настей прекрасно сможем спать на одной кровати, – проговорила мама.
– Лида сегодня ночует здесь, – объявил Костя.
– Я посплю на раскладушке, – сказала я маме.
Только эту раскладушку еще требовалось где-то разместить. Оказалось, что разместить ее можно только при входе в кухню – то есть половина в кухне, половина в коридорчике. Но ничего, не из царского дворца приехали.
– Белье в шкафу, – сообщил Костя. – Разбирайтесь со всем сами, но помните наш уговор. Телефоны привезу сегодня вечером. Или тещенька собственной персоной пожалует. Она уже материал подготовила, чтобы время не терять.
– Какой материал? – спросила я.
– Фотографии, на которых изображены люди, которых ты должна знать. Она там все подписала. Будешь изучать, потом кое-кого тебе в записи покажем.
Во время пути Нина Петровна и Алена несколько раз звонили Косте на мобильный. Каждый раз после разговора с родственницами у него портилось настроение. Ему явно не нравились их ЦУ. За время пути мы дважды останавливались на обочине часа на четыре, чтобы Костя поспал. Мы в это время выходили с мамой размять ноги. Питались в придорожных кафе, спали на заднем сиденье, сидя. Хотя что это был за сон? Я безумно устала за это путешествие, болело все тело, хорошо хоть, никого из нас не укачало. Правда, машина была отличная, шла плавно… Я никогда в жизни в такой не ездила. На всем пути Костя что-то рассказывал – из того, что мне может пригодиться. Не могу сказать, что все запомнила, но старалась. Кое в какие отношения и внутренние течения вникла. Но ведь это было восприятие Кости. На самом деле все может оказаться по-другому.
Он также рассказал мне про вкусы и пристрастия своего сводного брата – что помнил. Да, наверное, он и не знал всего. Все-таки разница в возрасте десять лет – это немало. Да и в отношениях явно не все было гладко. Ведь их общий отец недолго горевал после смерти матери Славы и женился на матери Кости, с которой и жил вплоть до своей преждевременной кончины.
Костя точно не знал причины смерти первой жены отца – вроде бы чем-то отравилась. Потом родственники что-то говорили про проблемы с печенью и острый панкреатит. Нельзя исключать, что отравление как раз и спровоцировало те проблемы, которые до этого не давали о себе знать. Или женщина не обращала на них внимания – там кольнет, тут кольнет, тяжесть в брюшной полости. У нас ведь народ к врачам ходит, только когда совсем припрет. А потом все совпало. Да и возможности медицины тогда были не такими, как теперь, лекарств было меньше, доступность иностранных препаратов ограничена.
– Слава тебя обижал в детстве? – спросила я.
Костя покачал головой.
– Он просто не обращал на меня внимания. Знаешь, почему я увлекся одеждой? Я хотел выделиться. Потом стал профессионально изучать одежду, то есть историю моды, хотя нет… Именно одежду. Ну и понял: вижу, что кому подойдет. И опять же женщины…
Костя рассмеялся.
– Мне всегда казалось, что модой и одеждой занимаются только голубые, – призналась моя мама.
– Скажите этой моей жене, – попросил Костя. – Нет, я люблю женщин, и только женщин. Ну а моя работа дает мне массу возможностей для знакомства. И обхаживать женщину не надо. Одел так, что стала красоткой, подчеркнул самые выигрышные черты – и женщина твоя. Только Алена не относится к этому с пониманием!
Да, иметь такого мужа – тяжелое испытание.
– А за границу не думал уехать?
– Кому я там нужен? И я ведь не модельер. Я не создаю коллекции. Я одеваю из того, что создали другие.
– Там нет спроса на таких специалистов?
– Наверное, где-то есть, но тут у меня уже своя клиентура, имя. И лень. Зачем мне что-то менять, если все устраивает? Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Но зачем тебе тогда лезть в это дело?! – воскликнула моя мама. – Зачем тебе рисковать? Ведь ты же рискуешь?
– Да бабы меня достали! – сорвался Костя. – Без меня им не справиться. Я же наследую за Славкой. Родственник – я, а не они. Ну и, в самом деле, чего добру-то в чужие руки? Мало ли что Славке в его больную голову втемяшится. Ну а теперь вам троим помочь хочется. Может, потом там зачтется. Начнет ваша девочка нормально ходить – ну, значит, я в своей жизни поучаствовал в одном добром деле.
Я подумала, что это, наверное, Костя убедил Нину Петровну и Алену оплатить операцию Настеньке. Он мой союзник? Или все-таки из этой семейки никому не следует доверять?
Вскоре Костя уехал отсыпаться в квартиру, где проживал с женой и тещей, нам оставил две тысячи рублей, чтобы вечером сходили в магазин и купили продуктов. В квартире имелись чай, кофе, сахар и несколько бутылок спиртного, но какие-либо продукты и даже соль отсутствовали. Костя включил нам старенький холодильник, который ему тут раньше не требовался, но который он не выкинул. У нас были бананы и апельсины, купленные им для Настеньки по пути. Была бутылка воды и коробка сока. И все.
– Надо было консервов взять и картошки, – вздохнула мама.
– Но мы же не будем здесь жить?
– Да хоть на первые дни, пока будем.
Я пожала плечами. Какой смысл говорить в сослагательном наклонении? Посоветовать нам это Нине Петровне и Алене даже не пришло в голову. Ну а мы… Мы вообще не представляли, что нас ждет. Конечно, мы взяли печенье, шоколадки, которые съели по пути, но требовалось-то что-то существенное! Да и собирались мы впопыхах.
Конец ознакомительного фрагмента.