Вы здесь

Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин. Глава 2 Комэск (В. П. Большаков, 2016)

Глава 2 Комэск

СССР, Калининская область, район деревни Семкина Горушка. 5 марта 1943 года.

Мыслей не было. Вообще.

Пропали куда-то.

Даже чувства угасли, словно их задуло, как свечки.

Быков не верещал: «Где я?! Что со мной?», не гадал, не рефлексировал.

Он действовал на автомате, будто робот какой.

Ручку на себя…

«Як» взревел, набирая высоту.

«Фоккер» в это время входил в пике, валясь с «горки» и посылая очереди туда, где должен был оказаться верткий самолет «ивана». А вот хрен…

Ребята в Афгане звали его «ганфайтером», как тех стрелков на Диком Западе, что лихо обращались с «кольтом». Так и он.

Великолепная координация движений, быстрота реакции, холодный и точный расчет – это в нем от папы с мамой.

Промахов не дождетесь!

«Колорад» сбросил рычажок-предохранитель и вжал гашетку. Самолет сотрясся, вспарывая серо-голубое брюхо «Фокке-Вульфа» очередью снарядов и пуль.

Есть!

Немецкий истребитель перевернулся, показывая серо-зелено-бурую «спину», да так и крутился, ввинчиваясь в воздух, пока не забурился в землю, пятнистую от не растаявшего снега.

Прах к праху. Аминь.

Быков глянул в зеркальце, прицепленное к козырьку фонаря. Сзади его догонял еще один «фоккер», а в стороне летело звено «Яков».

Наши!

– Коля, где командир? – пробилось в наушниках сквозь треск и шипение помех.

– Хер его знает!

– Командира зажали! – крикнул третий голос.

– Идем вверх на семьдесят! – пробасил первый.

«Это я, что ли, командир?» – подумал Григорий с холодным безразличием, словно вчуже.

Ну, нехай себе командир…

– Ваня, наверх! Будете нас прикрывать. Шульженко, атакуем! Ведомые, смотрим в оба!

– Андрей, отходи со снижением на девяносто! На девяносто снижайся!

– Серега, ты, давай, набирай. Володька, оттянись при атаке.

Набирая высоту, «Колорад» вошел в вираж.

Немец пустил за ним вдогонку очереди из курсовых.

Мимо.

«Як» пропустил трассы за собой, резко ушел в сторону и вниз, резанув очередью по размазанному силуэту «фоккера».

Попал!

Немец пыхнул огнем, мгновенно укутавшись пламенем – видать, снарядики бензобак разворотили.

Аминь, как говорится…

Пара вражеских истребителей уклонилась, уйдя к земле, и разделилась.

Быков за двумя зайцами гоняться не стал – довернул, взял в прицел того, что летел справа, и вжал гашетку.

Остро запахло порохом.

Шнуры очередей сплелись на крыле «фоккера», подрывая боезапас крыльевой пушки.

Полыхнуло здорово, отрывая плоскость напрочь.

Однокрылый «Фокке-Вульф» закувыркался и врезался в бурую плешь луга с наметами серого снега.

Готов.

– Командир третьего завалил!

– Вижу… Вовка, становись от меня слева. Идем на девяносто с набором.

– Противник слева, с превышением!

– Идем в наборе. Шульженко, прикрой! Атакую!

Далеко в стороне завиднелись странные изломанные силуэты – сильно растянутые по горизонтали буквы «W» с культяпками понизу.

«Лаптежники»! Пикировщики «Юнкерс» анфас.

А мы вам в профиль…

Пара «Яков» атаковала «лаптежников» чуть ли не на перпендикулярных курсах.

– Аркаша! На тебе атака. Отбиваю.

Вспухла пара-другая дымных шапок от разрывов, рыжие кляксы от тридцатисемимиллиметровок расплылись наискосок.

– Группа, набираем высоту. Ведомые, чуть оттянитесь и тоже бейте! Атакуем все!

«Ju-87» поспешно ушли в разворот, от греха подальше, но пушки оказались быстрее – тот из «Юнкерсов», что летел левее, задымил чадно, потянул к земле, да и взорвался на окраине какой-то деревушки.

Правый «лапотник» поспешно улепетывал, держа к юго-западу.

– Командир! – пробился уже знакомый – сердитый – бас.

– Я! – разлепил губы Быков, замирая.

– Ты чего ведомого бросил?

– Виноват, – буркнул «Колорад» и похолодел: это был не его голос.

– Ладно! – толкнулось в уши. – Отходим.

– Есть.

Нарезав пару кругов, эскадрилья «Яков» повернула к востоку.

До дому.

Быков едва дождался своей очереди на посадку, а когда «Як» прокатился по бурой траве, притираясь к полосе на все три точки, и лопасти замерли, он торопливо полез в карман кожаного реглана. Та-ак…

«Удостоверение личности начальствующего состава РККА».

«И кто я?..»

«Предъявитель сего Василий Иосифович Сталин, полковник, командир 32-го гвардейского истребительного авиационного полка» – значилось в документе.

«Колорад» очень медленно, очень аккуратно закрыл удостоверение офицера, спрятал и лишь потом снял шлемофон, чтобы лучше рассмотреть свое лицо в зеркальце.

Это было не его лицо.

На Быкова смотрел Василий Сталин, баловень судьбы, сын вождя.

– Попаданец? – фыркнул Григорий.

Дурость какая…

Тут его окатило – нет, не страхом, не отчаянием, а раздражением.

Произошедшее с ним Григорий воспринял, как непристойный, срамной розыгрыш, а то, что все по правде, как раз и бесило.

Что попал, то попал, усмехнулся он.

Как это в книжках про «наших там» зовется?

Перенос сознания? Или этой… как бишь ее… психоматрицы? Ладно, разберемся.

По крайней мере и позитивчик имеется в его попаданстве. Организм-то молодой! Глаза зоркие…

Быкова передернуло.

Касаться языком чужих зубов, ощущать чужую слюну во рту было противно.

Стоп.

Григорий поднял свои руки. Быстро содрал перчатки с крагами, внимательно рассмотрел ладони, перевернул…

Да его это руки!

Вон, на указательном пальце белый, едва приметный шрамик – это он в детстве порезался.

А вот родинка на суставе. И тот самый заусенец, что он вчера состричь не удосужился…

Татушка!

Быков стремительно расстегнул куртку и гимнастерку.

Чуть не порвал, оголяя плечо.

Скосил глаза.

Бледно-коричневое изображение орла наличествовало. Проступало размыто, но проступало.

Григорий хмыкнул довольно, успокаиваясь.

Эту наколку ему сделали в Таиланде, на пляже Паттайи.

Там постоянно бродили местные, кутаясь от солнца, даже перчатки надевали (загар считался приметой черни).

Поделки всякие впаривали, рубины фальшивые, кукурузу вареную и рыбу жареную. Педикюр предлагали или наколку сделать.

Он тогда подвыпивши был, вот и согласился.

Роскошный орелик получился, за сотню бат сторговались…

Так могла ли быть у Василия Сталина такая же тату?

Нет, конечно.

Значит, он не только ментально переместился, но и телесно чуток?

Быков сразу повеселел.

Ну, коли так, можно и в пространстве-времени определиться. Командиром полка Сталин заделался вроде как в феврале 43-го. Сейчас, пожалуй, весна – март или апрель.

Стало быть, воюют они на Калининском фронте, а этот аэродром – Заборовье, к западу от Осташкова.

Уже что-то…

Сдвинув плексигласовый фонарь, Григорий стал выбираться и похолодел.

Парашюта не было.

Полковник Сталин летал без него.

Нельзя было сыну вождя, ежели собьют, в плен угодить…

Тяжело спрыгнув на землю, Быков кивнул подбежавшему технарю и пошел навстречу капитану Долгушину, командиру 1-й эскадрильи.

Быков усмехнулся: спасибо продюсеру!

На съемках он целый альбом перелистал со старыми фотками.

И этот губастый военлет, что шагает к нему с грозным видом Зевеса, тот самый Долгушин.

В принципе Сталин, как комполка, мог делать боевые вылеты в составе любой эскадрильи, но он чаще всего выбирал «коллективчик» Сергея Федорыча.

Летал обычно в звене Долгушина ведущим второй пары, а ведомый его… дай бог памяти… Володя Орехов.

Это от него, выходит, оторвался Вася Сталин, человек добрый и бескорыстный, но увлекающийся.

Хотя какой, к черту, Вася?

Это Гриша, выходит, подзабыл о ведомом! Твою ж медь…

Долгушин приблизился и отдал честь.

– Товарищ полковник! – отчеканил он. – Эскадрилья капитана Долгушина посадку произвела. Задание выполнено. Уничтожено пять самолетов противника. Потерь нет.

– Вольно, Серега, – буркнул «Колорад». – Знаю, что заигрался, бросил Володьку.

Комэск растерялся – он не узнавал Ваську Сталина.

На него смотрел тот самый разгильдяистый комполка, вот только взгляд был иным – серьезным, суровым даже.

– Все понял? – промямлил Долгушин.

– От и до, – хмуро ответил Быков. – Ладно, пошли ужинать.

Здание столовой расположилось в новеньком срубе, низеньком, словно распластанном, прикрытом маскировочной сетью, в ячеях которой торчали ветки и целые деревца.

Ни дать ни взять – холмик с краю поляны.

В столовой разносолов не подавали, но котлеты с макаронами были.

И роскошный компот. Расщедрился начпрод.

В рифму вышло, подумал Быков.

Напротив «Колорада» примостился его ведомый, робкий парень, часто смущавшийся, зато, как улыбнется – вылитый Гагарин.

– Извини, Володя, – сказал Быков. – Подставил я тебя.

– Да ладно! – сразу заулыбался Орехов.

Григорий покачал головой, налегая на котлету.

Вкусно, однако…

Так, правильно, если в этом пахучем произведении кулинарного искусства ничего, кроме мяса, лука, хлебца, вымоченного в молоке, да яйца?

«Колорад» усмехнулся.

Надо же, какова сущность человеческая…

Его тут закинуло в самый разгар Великой Отечественной, месяца, наверное, не прошло после Сталинградской битвы, а он о котлетах размышляет!

Натура такая…

Быков задумался.

В принципе он ничего не потерял после «ментального переноса», приобрел только.

Молодой, здоровый организм…

Запойный, правда, и прокуренный, но мы его отучим от вредных привычек.

Что он забыл в будущем?

Телевизор? Перебьется как-нибудь.

Ни жены, ни детей… Скучать не по кому.

А вот в прошлом развернуться можно, с такой-то родней!

Даже страшновато как-то…

Сам Сталин – типа, отец! Именно, что «типа»…

Но не расскажешь же Иосифу Виссарионовичу правду о том, что Василий стал Григорием.

Да и «попаданского» ноутбука нет, такого, чтобы и карты немецкие в нем были, и чертежи, и все такое прочее.

Да если он даже и признается Сталину, а тот вдруг поверит, что толку?

О многом ли «Колорад» может поведать вождю?

Вот, нынче 43-й, пятое марта. И что?

Какие предсказания сделать?

О том, что летом «Курская дуга» случится? Так к ней-то сейчас как раз готовятся.

А больше он ничего и не знает!

Быков дотерзал котлету, взял двумя руками кружку с компотом и сделал большой глоток.

Главное теперь что?

Главное – Ваську Сталина в люди вывести, заставить всех уважать Василия Иосифовича не за родство.

А дальше видно будет…

К столу подсел майор Бабков.

С опаленным лицом, волевым подбородком и проницательными глазами, он куда больше тянул на командира полка, чем Василий Сталин. Герой Советского Союза, это вам не жук начихал.

В принципе Василий Петрович и командовал 32-м гвардейским, только недолго – Василий Иосифович занял его место.

Бабков стал замом, хотя все понимали прекрасно, кто командует полком.

– Поздравляю, Вася, – сказал майор. Заглотав макароны по-быстрому, он уложил котлету на кусок хлеба и с удовольствием откусил. – Три «фоки» за один вылет – это не слабо!

Быков молча кивал, потягивая из кружки.

Да, дескать, числятся в моей биографии такие героические подробности.

– Насчет моего позывного… – начал он.

– А что позывной? – сказал Бабков с полным ртом. – «Сокол»! А? Звучит!

– Слишком, – хмыкнул Григорий. – Я другой возьму.

– Это какой же?

– «Колорад».

Замкомполка очень удивился.

– А… это что? На «колорадского жука» смахивает…

– Бандеровцы так наших прозовут… к-хм… прозвали.

– А-а… Понято. А что? Мне нравится! «Колорад»… – проговорил Василий Петрович врастяжку, словно пробуя слово на вкус. – Добро!

Тут возник Степа Микоян, жестом фокусника доставая початую бутылку «Столичной».

– Питие за сбитие! – пропел он, делая ударения на последних слогах, и добавил, словно оправдываясь, для Бабкова: – Вылетов больше все равно не будет, можно ж по граммульке…

– Наливай! – махнул рукою замкомполка.

Тут уж и Долгушин подсуетился, зазвякал гранеными стаканами. Водка щедро пролилась, и «Колорад» ощутил сильное желание выпить.

Два алкаша, из прошлого и будущего, нашли друг друга, – подумал он.

А вот хрен вам обоим…

– Ну, за тебя! – бодро сказал Микоян.

– За нас! – поправил его Быков, поднимая стакан.

– За победу! – заключил Бабков.

Стаканы клацнули, сходясь.

Григорий сделал один обжигающий глоток и отставил посуду.

Микоян глянул на него непонимающе.

– Новую жизнь начинаю, – заявил «Колорад».

Степан хитро улыбнулся и выложил коробушку «Казбека».

– Бросил, – усмехнулся Быков.

Долгушин внимательно посмотрел на него, «стрельнул» папироску и потащил из кармана галифе трофейную «Зиппо».

Закурив сам, дал огоньку Микояну и Бабкову.

Василий Петрович затянулся и глянул на «Колорада», щуря глаза.

– Не узнаю тебя, – протянул он.

– Я и сам не узнаю! – развеселился Быков.

– Но пока мне это нравится, – хмыкнул майор.

Григорий кивнул.

– Разговор есть…

Командир эскадрильи все понял и тут же потащил Микояна прочь.

Бабков посерьезнел.

– Полк на тебе, – негромко сказал Григорий. – Рули.

– А ты?

– А я буду на подхвате.

– Нет, так не пойдет.

– Временно.

– Хм. Временно? И чего ждать?

– Когда созрею до комполка.

– Хм. Понято. А пока?

– Эскадрильей покомандую.

– Так ведь все три комэска при деле!

– А если четвертую создать?

– Четвертую?

– Из «ветеранов».

Бабков задумался.

Идея была неплоха.

Когда Василий Сталин прибыл в полк, за ним целая свита пожаловала – полковники Якушин и Коробов, подполковник Герасимов, майор Зайцев, капитаны Микоян, Котов и Баклан.

Их прозвали «ветеранами», и были они, как изящно выразился Микоян, «при полку».

– «Яки» есть, – продолжал Быков.

– Согласен, – кивнул Василий Петрович. – Вот только маловато народу для эскадрильи.

– А комэски не поделятся?

– А мы сейчас и спросим! – оживился Бабков, разворачиваясь на скрипучем стуле. – Саня! Подойди-ка!

Капитан Мошин, командир 2-й эскадрильи, степенный и основательный, приблизился вразвалочку.

– Иван!

Капитан Холодов, комэск-три, о чем-то азартно споривший со своим ведомым, лейтенантом Макаровым, оглянулся и пошел на зов.

Долгушин, усиленно прислушивающийся к разговору, и сам нарисовался.

Оглядев всех троих, майор Бабков сжато изложил «рацпредложение» полковника Сталина.

Командиры переглянулись.

– Интересненько… – протянул Мошин, со скрипом потирая небритую щеку. – Нет, ну можно, конечно… Одного.

– Федорыч… – с укором затянул майор.

Но Мошин был тверд.

– Нет, я понимаю, что для пользы дела, – приложил он пятерню к сердцу, – но тогда с кем мне самому-то воевать, интересненько? Одного!

– Да мне хоть половинку, – улыбнулся Быков.

Холодов рассмеялся.

– Я тебе целого старлея отдам! – сказал он. – Миша!

Михаил Гарам, рассеянно ковырявший макароны за столиком в углу, встрепенулся.

Выслушав «приглашение», он подумал и кивнул.

Видать, сегодняшний бой его изрядно впечатлил[3].

К концу ужина у командира 4-й эскадрильи в подчинении оказалось ровно десять летунов.

Кроме семерки «ветеранов», к новому комэску перешли Миша Гарам, Коля Шульженко, гвардии капитан, и Володя Орехов.

– Это правильно, – усиленно кивал головой Степа Микоян, – это хорошо! А то не понять, кто мы тут!

– Не-пришей-кобыле-хвост, – определил статус «ветеранов» майор Зайцев. – «При полку».

– Во-во!

– Заноси нас в плановую таблицу, – сказал Быков, обращаясь к заму, и встал из-за стола.

– Чтобы все, как у людей! – поддакнул полковник Коробов.

Бабков энергично кивнул.

– Понято, «Колорад»! Тогда готовьтесь, вылет с утра.

Сталину была выделена комнатенка в избе, которую он делил с Микояном, инженером полка Марковым, заработавшим прозвище «гвардии Петрович», и капитаном Котовым.

Раньше каждый вечер в большой комнате избы собирались комэски и прочие «приближенные», пили да болтали до ночи, но Быков был тверд: никаких «посиделок».

Они на фронте, а не в пивной.

Спаленка полковника Сталина размерами и роскошью не поражала: стол да стул, зеркало на стене.

Кровать, застеленная солдатским одеялом. Вешалка в углу.

Бездумно пощупав китель и шинель, Быков вздохнул.

Неприятные ощущения по поводу чужого тела оставили его, зато появились иные назойливые мысли.

Кем бы он ни был в будущем, но представлял себя самого, Григория Алексеевича Быкова, капитана, участника и прочая, и прочая.

Здесь же его не стало. Хотя…

Если хорошенько подумать, не стало как раз Василия Иосифовича Сталина. Остался пустой сосуд, содержимое которого выплеснуто.

Григорий усмехнулся: старое вино влили в новые меха.

Да, он не сможет заявить о себе, как о Быкове, но кто ж ему виноват?

Пятьдесят пять лет он грелся под солнцем и мок под дождями, и кому нужна была его личность?

Кому интересны были его мысли и суждения?

Кто вообще знал, что живет на свете такой индивид, как Г.А. Быков?

Славы Чкалова или Кожедуба ты не добился, Гришенька, да и не слишком-то и стремился. Верно?

А теперь тебе, по сути, второй шанс даден.

Свою жизнь ты, извини, просрал – дерево не сажал, дом не строил, сына (а лучше дочку!) не растил.

Врагов, правда, положил кучу, и за это тебе, может быть, зачтется.

Или уже зачлось?

В общем, «нэ журысь», товарищ Быков, как «Медведь» говаривал.

Давай, хоть чужую жизнь проживем так, чтоб не стыдно было людям в глаза глядеть!

«Колорад» подошел к окну.

Стемнело. Затихла аэродромная жизнь.

Заборовье выглядело точно так же, как и любой другой аэродром в прифронтовой полосе – землянки да капониры с краю летного поля.

В любую минуту могли поднять тревогу, избушки да землянки моментом наполнятся галдежом и топотом, забегают технари и красноармейцы БАО, готовя «Яки» к вылету, и – в бой.

Но пока было тихо.

Быков прижался лбом к холодному стеклу.

Далеко на западе, за пильчатой линией елок, слабо позаривало – это были отблески далекой канонады.

Шла война.

Цитата из политдонесения:

«1 марта 1943 г. во время осмотра самолета «Як-9», принадлежащего командиру 32-го гвардейского истребительного авиаполка гвардии полковнику Сталину В.И., обнаружено в соединении первой тяги от хвоста рулей глубины воткнутое техническое шило, которое заклинивало управление самолета. Предварительным расследованием выяснилось, что самолет последний полет имел 26.02.43 г., с тех пор на нем производилась работа по проверке шасси и съемка бензобаков…

Считаю: совершен акт с диверсионной целью.

Необходимо немедленно: для личной охраны гвардии полковника Сталина, штаба полка, самолетов Сталина и капитана Микояна прикомандировать к полку 2-го отделения по 10 человек автоматчиков из внутренних войск НКВД.

Заместитель командира 32 ГИАП по политической части, гв. майор Стельмашук».