Из «Юношеской лирики»
Ко мне приходит вдохновенье
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда на улице зима,
И в зимний вечер непогожий,
Тотчас сажусь я у окна.
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда на кухне я сижу,
И в час ненастья и метели
Смотрю на звёзды и луну.
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда я поскользнусь на льду,
И, на виду у всех прохожих,
Я распластаюсь на снегу.
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда я девушку люблю,
И что я не скажу словами —
Сейчас же сяду, напишу.
И в летний час, и в вечер зимний,
Когда курю я или нет,
Не вижу я нигде спасенья,
Ко мне приходит вдохновенье,
И Муза подаёт совет…
О, Муза! Тонкая натура!
Твоя красивая фигура
Ко мне приходит без стесненья…
Ко мне приходит вдохновенье.
1982
В журнале «Сельская молодёжь» в № 1 за 1982 год я встретил стихи Диомида Костюрина. Прочтя там следующие строчки, я решил написать пародию.
Свой тиран,
И свой заложник,
Весь кремень,
И весь вино —
Написал тебя художник
И ушёл за полотно.
Пародия называется
Судьба художника
Ты пришла к нему под вечер,
Был он вроде сам не свой.
Он схватил тебя за плечи,
Ты вскричала только: ой!
Свой тиран и свой заложник
У тебя знакомый был.
По профессии – художник,
Стул подвинул, усадил.
И схватив скорей мольберт свой,
Весь кремень и весь вино,
Написал тебя художник
И ушёл за полотно.
Ты к портрету подбежала,
Посмотрела – что за чушь?
Пошатнулась и упала,
А художник выпил пунш.
Водку выпил, выпил пиво,
Поглядел на полотно,
И схватил скорей огниво,
Кремнем щёлкнул… О-го-го!
Как огонь разбушевался,
Как горело полотно,
И художник растерялся…
Больше он не пьёт вино.
Он лежит теперь в больнице,
Как кремень весь обожжён.
Ты же – отдыхаешь в Ницце,
И не думаешь о нём.
У тебя художник новый,
Весь кремень, и весь вино.
Он пока ещё здоровый,
Не ушёл за полотно.
1984
Капитан Блэк
Рассказ
После долгой холодной зимы наступило тёплое весеннее утро. За окнами щебетали воробьи и синички; капала первая весенняя капель; таяли сугробы, открывая взгляду проталины; показались на свет прошлогодние листики. А вот и грачи, – значит, весна вступила в силу. Недаром говорят: грач – птица весенняя. И ещё: грачи прилетели – на крыльях весну принесли.
Солнышко начало играть своими лучиками. Сегодня оно светило не холодом, как зимой, а теплом и лаской, как будто оно проснулось после долгой спячки и теперь удивлённо озирается по сторонам, говоря: как же можно жить в таком белом мире? Куда исчезли все краски? Я положу конец этому безобразию; всех согрею, всех развеселю! Смотрите, как я играю своими лучиками! Грейтесь, радуйтесь!
По стенам запрыгали солнечные зайчики. Сквозь приоткрытые шторы просочился озорной лучик, заплясавший на моей постели. Поплясав, он скакнул к глазам и исчез.
Как не велик был соблазн подольше понежиться в постели в выходной день – ведь сегодня воскресенье – я встал, умылся и занялся аэробикой. Ею я занимаюсь каждый день, испытывая при этом неописуемое наслаждение. Я сам выдумываю упражнения и подбираю музыку. Кстати, я открыл для себя один секрет современной зарядки: ею можно заниматься в любое время, не зависимо от настроения, и под любую музыку, даже классическую. После этого получаешь на целый день заряд ритма и бодрости. Хотя этот секрет открыл не я первым, а американская актриса, активно участвующая в борьбе за мир, Джейн Фонда, создавшая эту увлекательную гимнастику, я, по-прежнему, остаюсь довольным: секрет Фонды проник в моё существо, завладел им.
Однако простите, я ещё не представился. Я – профессор технических наук Уайт. Может, слышали моё имя? А если и нет – не мудрено. Я ещё молод. Мне – лишь тридцать пять. Удивительно моё звание? Да, признаюсь, я и сам удивляюсь. Удивляюсь тому, что в таком молодом возрасте мне удалось произвести переворот в науке: открыть загадочный механизм работы головного мозга. Я не собираюсь описывать в этом рассказе сущность моей работы (она выходила отдельной брошюрой в издательстве «Знание» и каждый интересующийся этой областью может прочитать её), а мой рассказ совершенно на другую тему.
Окончив получасовые занятия ритмической гимнастикой, я отправился на кухню. Приготовив себе жареной картошки и яичницу с помидорами, сел за стол. Я ел и вслушивался в шум пробуждающейся столицы. Где-то далеко пролаяла собака; под окном раздалось звонкое цоканье туфелек на каблуках-гвоздиках; вслед за ним прошаркал какой-то старичок. Перекрывая все эти звуки, проехала мощная машина (по-видимому, грузовик с прицепом).
Позавтракав, мне захотелось прочесть свежую газету. Я быстро натянул куртку и выскочил на улицу.
От свежего утреннего воздуха немного закружилась голова. Купив в ближайшем киоске «Московскую» и «Спорт», устроился в скверике напротив метро на скамейке под тремя старыми берёзами. Остальные лавочки были уже заняты: на одной сидела целующаяся парочка, на другой – мужчины, вроде меня, выискивающие в газетах свежие новости. На самой дальней скамейке сидели старичок со старушкой, тихо разговаривающие между собой. Иногда оттуда долетал старушечий смех и тогда старичок удовлетворённо поглаживал лысину и улыбался во весь рот.
В скверике появился ещё один человек с очень примечательной внешностью. Он направился к моей скамейке и уселся рядом. Открыв свежую газету, он углубился в чтение.
Одет он был в чёрную тройку, на голове красовалась широкополая шляпа, в уголке губ зажата лакированная трубка старинной работы. Трубка была затейливо расписана диковинным узором, в котором проглядывались цветочки с сидящими на них птичками. Всё это было так искусно выполнено, что казалось абсолютно естественным. Казалось, что цветочки раскачиваются ветром, и птички только что прилетели и, немного отдохнув от дальнего полёта, запоют сказочные трели. Это ощущение ещё больше усиливалось, когда человек вбирал в себя дым, едва заметно двигая губами.
На вид он был ещё молод (не больше двадцати семи лет). Из-под густых бровей лучился глубокомысленный и слегка озорной взгляд. Его подбородок был гладко выбрит. Над верхней губой красовались длинные чёрные усы. Раньше я тоже носил усы, но послушавшись советов друзей, ликвидировал их. Зато усы этого человека удивили меня. О таких я никогда даже не мечтал.
Когда я собрался, наконец, прочитать купленные газеты, мой сосед аккуратно притронулся к плечу.
– Простите, – сказал он, – вы, случаем, не профессор Уайт?
– Да, это я, – обрадовался я. Значит, кто-то знал меня даже в лицо!
– Я читал ваши труды, профессор, и остался очень доволен. Ваши идеи, впрочем, как и изобретения, постоянно отличались смелостью мысли. Мне, например, никогда бы не пришло в голову применить в автомобилях воздушную подушку. А, благодаря вам, при уменьшении дорожно-транспортных происшествий, скорость машин увеличилась. Несчастные случаи на дорогах, наверное, исчезли бы совсем из нашей жизни, если бы вашим изобретением снабдили весь транспорт.
Я сидел, гордо закинув голову, и с удовольствием слушал похвалы интересного собеседника.
– Однако ваша последняя статья разочаровала меня.
Эта реплика вернула меня на землю. Статьи я писал часто, и они перепутались до такой степени в голове, что я перестал помнить, какую из них написал раньше, а какую позже, поэтому, напрягая память, я изо всех сил пытался вспомнить последнюю статью. Собеседник пришёл мне на помощь.
– Эту статью поместили только сегодня, и называется она «Ещё раз о таинственном капитане Блэке».
– Ах, вот как! А чем же вам она не понравилась?
– Тем, что вы категорически отрицаете возможность существования такого человека.
– Разве вы можете доказать противное? – с усмешкой и нескрываемым удивлением спросил я.
– Могу, Уайт.
Я посмотрел на него, как на сумасшедшего, но его взгляд был вполне трезвым. Я отвёл глаза, а он спокойно продолжал:
– Капитан Блэк перед вами.
Первые сообщения о таинственном капитане появились в печати три года назад. Затем сообщения начали сыпаться почти ежедневно, причём, встречались они не только в нашей печати, но и в зарубежной, и везде его восхваляли. Каждый день он совершал какой-нибудь подвиг или просто благородный поступок: там он спас ребёнка из огня, здесь он разогнал целую толпу подвыпивших подростков, пытающихся избить пожилого человека; в другом месте, он обезоружил опасного бандита; на границе задержал шпиона; на Луне предотвратил взрыв ядерной станции первых космических строителей; спас первый планетолёт, летящий к Марсу с людьми на борту (этот планетолёт потерял управление и, сбившись с курса, направился прямо в солнечное пекло); умудрился поднять исследовательскую подводную лодку, провалившуюся в одну из глубоких впадин Тихого океана; спас от неизвестной болезни семилетнего мальчика; уничтожил болид, шедший навстречу нашей планете и способный устроить крупную катастрофу… И ещё много других приключений можно было встретить в периодических изданиях. Не одному смертному не под силу совершить столько поступков в столь краткое время, да ещё в разных местах нашей планеты и даже окружающей среды.
И вот, этот человек сидит передо мной и на полном серьёзе заявляет, что все описанные дела совершены его руками, что он – на самом деле живой, осязаемый человек.
– Однако не эта статья заставила меня встретиться с вами. Я хочу заключить контракт.
– Контракт? – горько усмехнулся я. – Один раз я его уже заключал.
– Да, я знаю. Но поймите, профессор, я не принадлежу к той группе людей и не имею с ней ничего общего.
Эта фраза капитана несколько насторожила меня. Он знает? Что именно? Неужели всё?
– Нам надо срочно поговорить, Володя. Ведь ваше настоящее имя – Владимир Костин, не правда ли?
Теперь я с ужасом смотрел на своего собеседника. «Значит, он знает всё», подумал я.
– Я готов.
– Только не здесь. Разговор пойдёт серьёзный, и с глазу на глаз.
… Есть на Южном Урале тихое местечко, которое вряд ли вам удастся обнаружить на какой-либо географической карте. Случайно я оказался в нём в расцвете своей юности, проходя службу в рядах Вооружённых сил нашей безграничной Родины. Разных людей я встречал, с разными характерами знакомился, но, пожалуй, самое неизгладимое воспоминание осталось у меня на всю жизнь лишь об одном человеке.
Здоровье у меня тогда было неважное: давали знать последствия перенесённой в глубоком детстве двусторонней пневмонии, и время от времени попадал я в пульмонологическое отделение городской больницы. Что такое пульмонолог – я до сих пор не имею определённого понятия. Терапевт – понятно, педиатр, хирург, стоматолог – тоже, а пульмонолог? В общем, что-то связанное с болезнью лёгких, но не об этом сейчас разговор.
Работала в этой горбольнице, а может и сейчас работает, одна молоденькая медсестра, с редким таким именем – Венера. Нельзя сказать, что была она красавица, но тянуло меня к ней какой-то неопределённой симпатией. Всегда приветлива, спокойна, казалось, улыбнись она – и лекарств никаких не надо! Всю хворь как рукой снимает. Во время её дежурства, я чувствовал себя самым спокойным человеком, знал, что со мной ничего не сможет случиться, если она рядом!
Стоя у распахнутого окна и глядя на звёздное небо, я старался найти в нём, в закатных или рассветных лучах солнышка, небесную красавицу Венеру, и приходил в настоящий, неописуемый восторг, если мне удавалось это сделать. На ум сразу приходила моя добрая сестрёнка Венеронька. Вот, так же и сейчас, много лет спустя, увидев на небосклоне вечную нашу близкую соседку, у меня всякий раз становится теплее на душе, как будто этот голубоватый лучистый свет проникает глубоко внутрь моего организма, и затрагивает в запрятанном музыкальном инструменте какую-то добрую струнку, и она поёт, поёт, звенит на все лады… И приходит ко мне всякий раз моё далёкое воспоминание юности, и кажется мне, как и тогда, что встают передо мной эти дорогие моему сердцу черты, и излучают они необъяснимый, спокойный свет.
В такие минуты хочется мне, если бы случилась (не дай бог, конечно!) война, и суждено мне там было бы получить серьёзное ранение, чтобы с поля боя меня вынес ни кто иной, как простая наша советская женщина, милая моя Венера Юрьевна! Хочется мне, чтоб вытирала она мою безвинно пролитую кровь, как когда-то давно, во время уколов, и говорила бы мне тихо и ласково: «Ну, успокойся, Володя. Сейчас всё пройдёт, всё будет хорошо». А тогда – и умереть было бы не страшно на её руках.
Или лучше взять другой пример: в далёкой космической экспедиции, за несколько парсеков от родной Земли, попал бы я, по своей неосмотрительности, в широкий чёрный провал, и оказалась бы рядом моя любимая медсестрёнка Венера!!! Да пускай я умер бы в тяжёлых мучениях, но её лицо, её лучезарный взгляд, её тихая, печальная улыбка, всё её существо, напомнило бы мне о далёкой и такой близкой Родине!
И прости ты меня, простая Великая Советская Женщина, повстречавшаяся мне на Южном Урале! Прости меня, дорогая Венеронька, но. я люблю тебя!
Быть может когда-то, откроешь ты книгу, найдёшь там эти строки и вспомнишь о тихом усатом пареньке, который лежал в больнице под твоим присмотром в конце бурного ХХ столетия. И это будет огромным счастьем для меня! На большее я и не надеюсь, большего мне и не надо!
Не смог я объясниться с ней тогда, – из-за своей дурацкой скромности не сумел! А потом уже не довелось.
Вернувшись домой, мне посчастливилось попасть на кафедру одного виднейшего учёного – Поликарпова Дмитрия Анатольевича, при Академии Наук. Диссертацию написал за полгода, а защитить её вовремя так и не удалось. Помешали некоторые обстоятельства…
– Вот мы и пришли, профессор, – оборвал мои воспоминания Блэк, остановившись у первой серийной легковой машины на воздушной подушке марки «Сириус». Голубой красавец сиял свежей краской. Блэк распахнул дверцу:
– Заходите, прошу вас.
Мы отправились по старым улицам Москвы. Казалось, Блэк специально избрал такой маршрут.
– Скажите мне, Владимир, что именно вы изобрели в тот день, когда столкнулись с мафией? Ведь этот прибор утерян, и вы не захотели конструировать его заново.
– Я могу рассказать вам о моём первом изобретении, Блэк, только прошу вас, не называйте меня этим именем.
– Не беспокойтесь, профессор. В моём «Сириусе» вы как за крепостной стеной. Здесь можно говорить на любую тему.
– Однако, капитан, вы тоже не желаете называть своего настоящего имени.
Блэк вздохнул и молча повёл машину дальше. За стеклом промелькнула Таганская площадь.
…Владимир Костин сидел дома, заканчивая диссертацию. Внезапно позвонил телефон.
– Володя?
– Да, это я. Здравствуйте, Дмитрий Анатольевич.
– Здравствуй, здравствуй, Володенька. Дело у меня к тебе срочное. Я тебя попрошу собраться и немедленно подъехать ко мне.
– Что случилось?
– Случилось? Да. Случилось! Хотя это какое-то сумасшествие. В общем, срочно выезжай. Иначе, ты можешь опоздать.
– Куда опоздать? – недоумённо спросил Костин.
– Ко мне! Ко мне опоздать. Возможно, это будет наш последний разговор.
У Костина проступил на лбу холодный пот от пришедшей в голову мысли.
– Вы хотите отказаться от меня?
– Ты ничего не понял, – сокрушённо ответил академик. – Совсем ничего!
Через полчаса Костин был в Академии. Поднявшись на третий этаж, он остановился перед дверью с табличкой «Академик Поликарпов Д. А.». Поколебавшись секунду, он открыл дверь. Секретарша Верочка сидела, как обычно, на месте.
– Привет, Верунчик.
– Привет.
– Главный у себя?
– А где же ему быть? – сделав удивлённые глазки, спросила Верочка.
– Ты не в курсе, зачем он вызывал меня?
– Без понятия, – безучастно ответила секретарша. – Он мне не сообщал.
– Очень жалко. Оторвал меня от диссертации, велел лететь стрелою. И вот я здесь, а личный секретарь даже не знает, что со мной делать: запустить или отправить домой!
Конец ознакомительного фрагмента.