Позади Москва. Понедельник, 18 марта (Сергей Анисимов, 2014)

Понедельник, 18 марта

По земле довольно густо мело снежными крошками. Иногда особо густой и особо шустрый снежный язык поднимало ветром выше, и он тыкался под полы шинели, сразу заставляя передергиваться. И сверху тоже сыпало, причем не снежинками, а как будто маленькими ледяными гранулами. Ноги в ботинках давно окоченели, и Рома шевелил пальцами почти машинально. По-хорошему, надо было найти укрытие и как следует согреться. Он прекрасно понимал, что отмороженные пальцы или даже ступни – это самый настоящий трындец, но пока во внутреннем диалоге между «надо бы» и «а вот это надо еще больше» раз за разом побеждало последнее.

Машину он оставил около полутора часов назад, потому что больно удачное было место: разбитый гараж какого-то мехпарка, принадлежавшего давно заброшенному комплексу зданий или совхоза, или колхоза без имени. Часть плит на крыше гаража куда-то делась, ворот не было, и даже внутри там и сям торчали лысые сейчас кусты и стволы невысоких деревьев. Среди разбросанных железяк разного калибра ржавел остов довольно крупного бульдозера, а на разной дистанции от тех же отсутствующих ворот расположилось несколько давно брошенных автомобилей отечественных марок. Часть без колес, часть без стекол, одна даже без дверей и капота, хотя кому уж они нужны? В общем, классическая иллюстрация к «Сталкеру». Среди всего этого отцовская «девятка» выглядела совершенно родной и превосходно слилась с фоном. Роман на всякий случай снял клеммы с аккумуляторной батареи и спрятал смотанные в жгут провода в десятке метров, в стопке лежащих плашмя бурых от ржавчины колесных дисков. Подумав, тщательно проверил, как закрылись все двери, после чего, кинув на машину прощальный взгляд, двинулся дальше пешком.

Бензина в «девятке» было почти три четверти бака: вполне хватило бы, чтобы объехать Калининградскую область по периметру. Но ехать в город на машине он не рискнул. Даже из деревни, куда он отвез мать, масштаб происходящего доходил довольно неплохо. По смолкшему к десяти утра телевизору, по радио, да и уже просто на слух. Южнее и юго-западнее грохотало почти без перерыва, и еще до полудня грохот начал расползаться в стороны.

Деревней эту коллекцию разнокалиберных домиков было назвать довольно сложно: скорее разросшийся во много раз хутор, когда-то, наверное, принадлежащий одному немцу, а теперь многим семьям. Но люди здесь жили, и некоторые даже круглый год, как тетка, наезжавшая в Калининград разве что по праздникам. В деревне или «деревеньке», которая на семейном языке звалась Почти Простоквашино, не было средней школы, почтового отделения, сберкассы и даже просто магазина. Был открывающийся на четыре часа в день ларек, который держал один из постоянных жителей. Не было и государственного автобусного маршрута, но до Зеленоградска оттуда можно было добраться почти не устав, поэтому люди и жили. Основным транспортом являлся велосипед, на котором здесь ездили лет до семидесяти. Если надо, приезжала «Скорая», хотя асфальта не было тоже. Рома считал, что вот именно это, отсутствие асфальта, – решающий фактор, благодаря которому деревенька не отмечена на всех сколько-нибудь значимых картах.

В небе рявкнуло, и он приподнял голову на ходу, отчего опять укололо холодом чуть ли не по всему телу сразу: и в ступни, и в шею, и за пазуху. Но в бело-голубом пространстве над головой оказалось на удивление чисто: ни одного инверсионного следа, ни малейших признаков мельтешащих самолетов. Это казалось странным, но малейшей толики самокритичности оказывалось достаточно, чтобы убедиться в собственной малограмотности. Роман Сивый был курсантом четвертого курса БВМИ/КВВМУ по специальности «корабельные автоматизированные комплексы и информационно-управляющие системы»: в тактике своих и чужих ВВС он понимал хуже, чем свинья в апельсинах.

– Эй, парень!

Навстречу ехал мужичок на велосипеде. По заледеневшей дороге он катился вихляясь, озираясь на ходу. Увидев ковыляющего на замерзших ногах курсанта, он почему-то обрадовался и подкатил к нему, с энтузиазмом работая педалями. Одет мужик был не в пример лучше Ромы: в выцветший бушлат защитного цвета и ушанку без кокарды. Приблизившись, он соскочил со своего сиденья совсем рядом, а посмотрев на Ромино лицо, почему-то сразу же полез в карман своего бушлата за сигаретами. Отказываться было глупо, каким ты спортсменом ни будь, и Рома с благодарностью принял дешевую сигарету с фильтром и прикурил вторым от протянутой зажигалки в цветном пластиковом корпусе.

– Ты с аэродрома?

– А? Нет, не с аэродрома.

Почему-то сразу возникло ощущение, что называть первому встречному деревеньку, где он оставил мать, не следует. Вчера бы такое в голову не пришло. Но то вчера.

– А ты?

Мужик нервно обернулся назад, в ту сторону, откуда прикатил. Глубоко затянулся.

– Моряк? – спросил он вместо ответа.

– Да.

– А че от моря идешь?

Роман с секунду подумал, прежде чем ответить. Грубить не хотелось.

– Я курсант, – наконец ответил он.

Мужик снова обернулся в одну и другую сторону, сокрушенно крякнул, дотянул сигарету и резким движением кинул окурок под ноги. Рома машинально проводил его движение взглядом.

– Че, курсант, допрыгались?

– Кто? – уже спокойно спросил он мужика, хотя предчувствовал ответ.

– Все. Все мы.

– Похоже на то.

Возразить было нечего. Просто выглядящий мужичок в бушлате и ушанке был прав по полной. Его «че?» выглядело нарочитым, совпадающим с «манерой одеваться», но не с лицом.

– Куда двинешь?

– К себе, – честно ответил Роман. – В училище. У нас там нормальные офицеры. Скажут, что делать.

Велосипедист приподнял одну бровь, но промолчал. Они кивнули друг другу и разошлись. Домусоливая свою сигарету, Роман потопал дальше, старательно отталкиваясь ото льда и снега одеревеневшими ногами. Странное дело, но сигарета его действительно в какой-то степени согрела, хотя ниже колен втянутое легкими тепло не дошло. Он обернулся на уехавшего встречным курсом мужика раз или два – тот старательно работал ногами, втягивая голову в плечи. Может, на тот самый аэродром ехал, о котором спрашивал. Может, летчик или по крайней мере техник: и не разобрать, гражданский на самом деле или военный. Насколько он знал, в Храброве базировались флотские транспортные борта, работающие на ближних маршрутах. Интересно, в какой они сейчас форме? В виде пылающих обломков? В виде приза игры «царь горы», штурмуемые озверевшей толпой бабушек с авоськами?

Последняя мысль заставила Романа посмеяться, это тоже чуточку согревало. В Храброве он бывал не раз – и по пути из города на юг, и по пути к тетке или обратно, когда не складывалось с машиной. До Храброво от их Почти Простоквашино можно было добраться и на велосипеде, и на лыжах, и пешком, хотя топать пришлось бы раза в два дольше, чем до Зеленоградска. Зато там инфраструктура: магазины, налаженный транспорт, регулярные автобусы. Как способ, выбраться в город быстро и надежно, Зеленоградск был ничем не хуже, но ездить через аэродром обходилось заметно дешевле. С другой стороны, там невозможно было затовариться продуктами, если ты, конечно, не Абрамович, Березовский или Греф.

Размышляя, он продолжал и продолжал топать. Мысли о прошлом успокаивали, не давали места для размышлений о сегодняшнем дне и особенно о завтрашнем. Он был курсант, в военной форме, давший военную присягу. И даже вооруженный: в правом кармане шинели лежал пистолет. Австрийский «глок-19» под привычный 9-миллиметровый патрон. Отец про него сказал, что пистолет «перекламированный, но точный», сам же Роман со своей почти дилетантской колокольни счел сильной стороной «глока» большую емкость магазина. В нем уже не хватало четырех патронов, и Рома прекрасно помнил, почему именно. Именно из этого пистолета стреляли в их дверь. Совсем недавно, хотя сейчас казалось, что годы назад. Причем наполненные событиями годы, уже покрывающиеся налетом сбывшегося. Уже притупившие остроту произошедшего. Один «глок» отец забрал себе, «чешску зброевку» отдал прапорщику, который куда-то пропал и с ними не поехал. Второй «глок» достался ему. Странно, что отец не подумал о запасных магазинах, но, может, не хотел лишний раз копаться в карманах убитых рядом с мамой. Хотя вытащил же он документы…

Все же полностью переключиться не удавалось: мысли об оставшемся далеко позади, почти в прошлой жизни воскресном утре с отцом и мамой уходили, замещаясь новыми, страшными и злыми. Как там будет мама? Тетка в этой деревушке свой человек, чужих там нет, и ее сестру там тоже привыкли видеть. И кто ее муж, тоже отлично знали, потому что старший офицер морской пехоты имеет в наши дни в России такой статус, который не спрячешь. Хорошо это или плохо? Полезно или опасно? Будут ли помогать им соседи потому, что отец защищает Родину на передовом рубеже? Или, наоборот, кто-то из сто лет знакомых соседей побежит в город в только-только создаваемую комендатуру, чтобы доложить какому-нибудь новоявленному бургомистру, что вот у них объявилась семья красного командира, подлежащая аресту и ликвидации… Ассоциация влезла в голову сама, полностью заменив исходный образ, и от этого он чуть не подавился ледяным воздухом. Ну ничего себе!

Он замедлил шаг, прислушиваясь к себе. Нет, психиатрией не пахло. Он не «попаданец», провалившийся в прошлое, хотя это было бы лучшим выходом. Но фантастическим. А происходящее вокруг не было бредом: ни алкогольным, ни наркотическим. Роман сунул руку в карман и потрогал рукоятку тяжелого пистолета онемевшим кончиком указательного пальца, не слишком-то хорошо защищаемого перчаткой. У отца и так было два пистолета, включая автоматический пистолет Стечкина. Зачем ему был третий? Просто потому, что на войне оружие лишним не бывает? «На войне…» Шагая, он пожал плечами своей последней мысли, и тут же стало совсем холодно. Доходило до него все же медленно. Он увидел начало этой войны раньше всех, на целые десятки минут раньше, потом успел что-то еще увидеть по телевизору, услышать по радио. И все равно происходящее не дошло до него до конца. Потому что еще вчера все было другим: полная семья, училище, съемная комната в хорошем месте города, короткие поездки к родителям в большую часть выходных. В их училище в 2010–2011 годах курсантов не набирали вообще, только по десятку человек в «школу техников» – будущих мичманов. Поэтому его курс три года был младшим: только в прошлом 2012-м вновь начали набор и пришли салаги. Что теперь будет с училищем? Что с ним уже произошло, могло произойти? Будет ли какая-то польза стране от того, что из увольнений до места доберутся полторы или две сотни недоучившихся специалистов по корабельной электронике и радиотехнике и их преподаватели? Кто-то сразу пойдет на сборный пункт, потому что не морскую же пехоту из них делать? Сводный батальон, как делали многие десятилетия назад!

Роман запнулся на полушаге, потому что на очередном пологом пригорке, между расступившимися в стороны елками, открылся позволяющий заглянуть далеко вперед просвет и в его конце наконец-то завиднелось шоссе. Ну, теперь дело пойдет быстрее. Он так обрадовался, что дрожь отступила на целую минуту. Воспользовавшись этим подарком организма, Роман быстро дошагал до Т-образного перекрестка, увенчанного с его стороны обычным знаком в виде перевернутого треугольника. Нет, не шоссе, конечно. Региональная автомобильная дорога, двухполоска, но в приличном состоянии. Именно она соединяла Зеленоградск и Ленинградский район Калининграда, превращаясь на северной окраине последнего в извитую улицу Александра Невского. Дорогу ремонтировали почти перманентно, из конца в конец, но конкретно этот участок оказался сейчас чистым: без вечных куч строительного мусора и огороженной конусами и знаками разнокалиберной дорожной спецтехники. И вообще, на дороге не было машин. И людей.

Осторожно свернув вправо и отойдя от перекрестка на десяток метров уже довольно медленным шагом, Роман остановился и прислушался. Да, на юге и по сторонам довольно сильно рокотало. Именно это, наверное, называлось словом «канонада». Странное слово, устаревшее, не бывшее в обиходе десятки лет. Вспышек на фоне неба он не заметил, но, возможно, еще было слишком светло для этого. Солнце сейчас садилось где-то без четверти пять, и даже до сумерек оставалось еще много часов. День сегодня начался рано…

Ага, вот кто-то и едет! Со стороны города начал нарастать шум мотора. Слышно его было хорошо, потому что ничего не мешало, звука движения других машин он не мог уловить ни с одной стороны, ни с другой. Приближающийся автомобиль еще не было видно, когда Роману пришло в голову, что он может быть чем угодно. Вплоть до головного дозора вражеской автоколонны. Но прыгать в заиндевевшие кусты, теряя, возможно, единственный на ближайший час шанс выгадать время и вообще узнать текущие местные новости, было вообще глупо. Тем более звук был совершенно нормальным. Набитый солдатами тентованный грузовик звучит иначе: уж это он знал. Их тоже так возили – и на стрельбище, и в лагеря, и в оцепление на праздники, и так далее: на много разных случаев. Украшая «Уралы» с эмблемой БВМИ/КВВМУ оптимистичной желтой табличкой с надписью: «Люди». Привычной для всей области, в которой всегда было много военных.

Машина выскользнула из-за поворота, и он снова остановился и убрал руку из кармана, от рукоятки. Это был быстро двигающийся внедорожник с привычным силуэтом, «Шевроле Нива» серого цвета. Двигался он навстречу, но Роман все равно поднял руку. К его удивлению, сначала даже прибавивший ход автомобиль вдруг вякнул тормозами, чуть вильнул по льду и встал как вкопанный ровно напротив него, на своей полосе. Водительское стекло опустилось на всю глубину, за ним оказался крепкий молодой парень с осунувшимся лицом.

– Але! – просто поздоровался тот.

– Здрасьте, – машинально ответил Роман. – Вы из города?

– Откуда же еще? – быстро отозвался парень. – А ты с аэродрома?

Пассажирское сиденье справа от водителя оказалось пустым, хотя и заваленным сумками, а вот сзади все было набито, там сидели сразу четверо: двое взрослых и двое маленьких детей, один в «сидушке», другой на коленях у женщины средних лет.

– Нет, не с аэродрома. Сначала с Балтийска, потом…

– Как там, в Балтийске? – снова очень быстро спросил парень, не дав ему докончить.

Роман пожал плечами: он не знал. Отец остался, и можно было только гадать, чем он занят в эту конкретную минуту. На юго-западе рокотало так же, как и строго на юг, значит, кто-то дерется.

– Что в городе? – спросил он в ответ, и парень дернул щекой сверху-вниз. Нервное движение перешло в пожимание плечами.

– Хреново там, – наконец отозвался он вслух. – Совсем хреново. Не ходи туда.

– Мне в училище, – машинально произнес Рома, хотя уже не был в этом уверен.

– В которое, морское? Которое на Советском стояло?

Разглядывая снова дернувшееся лицо парня, Роман смолчал. «Стояло» – что это значит? Почти наверняка ничего важного. Например, можно вспомнить, что БГАРФ, Балтийская государственная академия рыбопромыслового флота, тоже располагалась в пределах города, и довольно близко. Его курсанты тоже носили черную форму.

– Я почти оттуда, с маршала Борзова. Ваше училище пришлось далеко объезжать, там…

Он прямо посмотрел в глаза курсанта и замолчал на секунду или две.

– В общем, там тускло совсем. Все в дыму, и… Часа не прошло, как я оттуда свалил. Крался по дворам, если тебе интересно. Тогда стрельба еще шла.

Роман стоял, оцепенев. Слушал, не понимая. Какая стрельба, почему стрельба? Всегда был пистолет у дежурного офицера, но больше он оружия в училище не видел, так как специальности что у будущих инженеров, что у будущих техников были не то чтобы «мирные», но, во всяком случае, не связанные с оружием напрямую. Ни со стрелковым, ни с морской артиллерией, ни с прочим. Сплошь радиотехника и АСУ. В кого там могли стрелять?

– Ты садишься или нет?

Парень за рулем «Шевроле Нивы» спросил это раздраженно, будто переспрашивал третий раз у тормозящего. Задать логичные вопросы про «куда ехать» и «зачем» Роман не успел: тот уже тронул машину с места, закрывая окно на ходу. Вслед уехавшему внедорожнику он поглядел тупо, не понимая, и только потом почувствовал надвигающийся рокот. Это, наверное, случилось потому, что ступни ног уже превратились в ледышки, буквально слившись с землей через тонкие подошвы. Именно поэтому он как раз не услышал сначала происходящее, а почувствовал ступнями, как начала подрагивать земля. Бросив тупить, Роман живо сбежал с заметенной тонким слоем снеговых крошек проезжей части к кювету. Тут же провалился по колени, замедлился и понял, что перебираться глубже в прозрачный лесок смысла нет: не успеет отойти. Дрожь земли в снегу уже не чувствовалась, зато стал различим звук моторов. Идущий оттуда же, со стороны города.

Рухнув на колени, он начал обеими руками в перчатках разгребать мягкий снег. Слава богу, хватило ума сдвинуться по дороге на несколько метров, не рвануть точно перпендикулярно. Теперь небольшой изгиб был ему в помощь. За какие-то секунды Роман откопал в пронизанном ледяными перепонками снегу довольно глубокую, вытянутую вдоль хода кювета лунку и втиснулся в нее всем телом, подоткнув полы шинели и зажав их коленями. Рев двигателей был уже оглушающим: казалось, что двигается минимум полк. И дрожание снова стало заметным, хоть и через снег. Провернувшись как внутри кокона, он попытался осмотреть себя, но ничего не понял. Да, самому ему дороги не видно, но это ничего не значит: очень может быть, что сам он как на ладони. Интересно, тот нервный парень что, почувствовал приближающиеся машины? Услышал? Что не увидел в зеркальце, это точно: те были еще слишком далеко, когда он тронулся и сразу погнал. Но почувствовал как-то. «Нива» была единственным автомобилем, которую Роман видел за минуты разговора, однако он встретил ее почти сразу же после выхода на двухполоску. Что это может значить, было непонятно, скорее всего, совершенно ничего важного, но размышления на не особо важную тему хорошо отвлекали от сиюминутного страха, поэтому на них он постарался сконцентрироваться. Но не вышло, потому что к глухому, уверенному реву добавился и лязг. Гусеницы! Осознание этого простого факта едва не выбросило Романа из снежной ямки обратно на дорогу. Как выглядит техника отцовской бригады на марше, он видал сто раз. Очень и очень может быть, что это идет один из ее батальонов. И может быть, прямо отцовский. Вот было бы интересное совпадение. Почему от города? Ну, может, отступление?..

Лязг и рев сменился сплошным гулом, снова расслоился, дойдя до своего пика, добавил ко всему шуршание и стук и почти тут же вновь начал превращаться в гул. Головная машина уже прошла мимо него, но основной вклад в звуковую палитру давала не она, а колонна, отставшая от нее по крайней мере секунд на тридцать. Отцовская эта колонна, в смысле «своя», или нет? Роман отлично понимал, что это лотерея. Предположим, один к одному. Он может поднять голову и посмотреть. Есть шанс, что он увидит вперемешку МТ-ЛБ, БТР-80 и самоходки отцовской бригады; танков, судя по звуку, здесь все же не было. Тогда все его собственные ближайшие проблемы окончатся сами собой: его посадят на броню, дадут или не дадут в руки лишний автомат и в любом случае прикажут, что делать. Но с другой стороны, в нескольких метрах от него сейчас могут двигаться американские «Брэдли» и польские «Росомахи», и реакция их экипажей на вид поднимающегося из заснеженного кювета фигуры в черной флотской шинели будет совершенно однозначной. И окончательной.

Выбор был не особо сложным, а терпение Рома имел на зависть многим, поэтому продолжал лежать неподвижно. Очень надеясь на то, что его не видно не просто с дороги, а и с самого верха наблюдателям поверх брони. От оглушающего рева двигателей, шустрого лязга гусеничных звеньев и шуршания разбрасывающих льдинки толстых шин в каких-то метрах от себя можно было сойти с ума. Звуки повторялись раз за разом – колонна явно была большая. В кювет густо тек запах солярного выхлопа, от которого не просто першило в горле, а натурально было трудно дышать и слезились глаза. Рома изо всех сил крепился, чтобы не закашляться, но это было бесполезно, и в итоге он счел, что стараться не дергаться при каждом легочном спазме важнее, чем стараться не кашлять.

Через несколько минут лязг и шорох как-то разом начали уходить, но Роман на всякий случай заставил себя досчитать до девяноста и не прогадал. То ли он наполовину оглох, то ли обалдел от выхлопных газов, как молодой токсикоман, но очередную накатывающуюся волну лязга он и не услышал, и не почувствовал до самого последнего момента, пока она не пронеслась мимо в том же направлении, что и все другие, – к северу. Выждав еще сколько-то, он наконец-то осторожно начал высвобождать из-за пазухи руки. Нет худа без добра: они наконец-то начали отогреваться, возместив потерянное на выкапывание снежной лежки тепло за счет каких-то других частей тела. Жопы в первую очередь. Цистит, а то и простатит гарантированы.

Стуча зубами не в такт удаляющемуся гулу, Роман выбрался из продавленной весом его тела лунки в сторону канавы, попытался приподняться на одно колено и тут же провалился. Чертыхаясь и отплевываясь, он восстановил равновесие и очень аккуратно выглянул за обрез дорожного полотна, опираясь о спрессованный снег двумя руками. На обжегший запястья холод, тут же сунувшийся в промежутки между перчатками и рукавами шинели, он не обратил никакого внимания – такое впереди открылось зрелище. Убегающая от него концевая машина колонны была, как он и так понял, гусеничной. И выглядела она непривычно: очень широкой и плоской. Даже с кормы она выглядела хищно, как щука. Вооружения Роман не заметил, но дистанция составляла уже метров триста, какие уж тут детали. Хвост собственно колонны ушел дальше вперед, и там были машины нескольких типов. Ему показалось, что две гусеничные единицы в самом хвосте были знакомыми БМП-1 отечественного производства, но он не был уверен: очень уж далеко. Да и ожидать опознавания в стиле «а глаз как у орла» от замерзшего и нанюхавшегося дряни человека было больно оптимистично, будь он даже армейцем, а не моряком.

Поправив ушанку и занявшись вытряхиванием снега из-за шиворота уже снова закоченевшими пальцами и выбиранием его не растаявших еще комков из рукавов, Роман подождал, пока замыкающая колонну отставшая гусеничная машина не исчезнет из видимости за очередным плавным поворотом. Только после этого он аккуратно выбрался из кювета на дорогу и затопал ногами на одном месте. Тыловой дозор это был, вот что.

Сам не зная зачем, он снова сунул руку в карман пощупать пистолет. Карман оказался полон снега, и еще полминуты ушло на то, чтобы вычистить его весь, а затем обтереть «глок» рукавом. Неделю назад ему и в голову бы не пришло представить, как спокойно он будет это делать. Впрочем, тогда немыслимо было представить и все остальное, вместе взятое: от гонки по заснеженной дороге с оставшимся позади отцом до чужих машин, двигающихся от Калининграда к Зеленоградску. К слову, ни одна машина из колонны не свернула на ту местную дорогу, которой он вышел на шоссе, и это было хорошо: единственная хорошая деталь из всей окружающей беспросветности. Чьи это были машины, похожая на щуку замыкающая и все остальные? Чешские, польские, американские? Мог ли он ошибиться и не узнать что-то из парков расквартированных в анклаве частей и подразделений российских ВС? «А черт его знает», – честно сказал Роман самому себе.

На душе было «тускло», как довольно метко заметил тот парень в «Ниве». Интересно, как далеко он сумеет продвинуться по ремонтируемой дороге, на сколько километров тянется готовый участок? Догонят ли его эти ребята на гусеничных и колесных бронетранспортерах вперемешку? На его взгляд, вряд ли. Хотя «Шевроле Нива» машина не из вызывающих зависть, даже с полной загрузкой она по шоссе превосходит любую гусеничную драндулетину раза в полтора. Отечественные БРДМ она, наверное, с меньшим отрывом, но тоже обгонит, но он не в курсе, были ли такие в колонне. Лежал как ляля, тихо и смирно. Обонял воздух свободы.

Шагая в том же направлении, что и раньше, Роман с удовлетворением отметил, что иногда еще может иронизировать. Значит, и не совсем задубел, и не совсем напугался. Сильно, но не до конца. Это хорошо. Отец воспитывал в нем здоровый реализм, черту, имеющую в его глазах очень высокий ранг. Здоровую мужскую агрессивность, без которой любой военный превращается в кабинетного хомячка, мечтающего о должности в пределах Садового кольца, он тоже в сыне воспитывал, но в меньшей степени. Эту черту он пустил почти на самотек, потому и смотрел спокойно на то, как часто Рома менял спортклубы. На традиционном самбо он дорос до первого разряда и остановился, потом пробовал капоэйру, крав-мага и кёкусинкай-карате, нигде не задержавшись больше чем на учебный год. С отцовской точки зрения, раз не бильярд и не автомодельный спорт – уже хорошо. К радиомодельному спорту он бы, возможно, вообще нормально отнесся, но Роман в итоге пошел не в связисты, а на уже упоминавшиеся «корабельные автоматизированные комплексы и информационно-управляющие системы». Нормальная мужская специальность, требующая и головы, и скорости реакции. Квалификация выпускников – морской инженер. Объектами профессиональной деятельности являются пусковые установки и аппараты, системы погрузки, хранения и перезарядки отделяемых объектов, средства управления этими системами и установками, режимами движения носителя и наведения пусковых установок. А также процессы разработки, изготовления и эксплуатации автоматизированных корабельных комплексов и информационно-управляющих систем, но это вряд ли: Роману заметно больше хотелось быть причастным к боевому применению, чем к разработке и изготовлению. Эксплуатации – это еще куда ни шло. Без этого никак ни «Базальту», ни «Яхонту», ни «Москиту». Ни даже больше увлекшим его с последнего курса корабельным системам ПВО…

Проговорив про себя последние фразы, он остановился, держа правую ногу поднятой в воздух. Потом аккуратно поставил. За поворотом стояли машины. Штуки четыре. Моторы были заглушены, поэтому он так поздно их заметил. Просто темные силуэты в узком просвете между деревьями. До них оставалось метров двести или даже чуть больше, но все равно было заметно, что что-то там не так.

Настороженно обернувшись по сторонам, Роман решил не двигаться к ним слишком уж прямо. Мало ли… И так его могли увидеть – быстро шагающую фигуру в черном на фоне белой и серой дороги. Чертыхаясь про себя, он снова полез в кювет, тут же набрал полные ботинки снега, затем полные рукава его же, но все же довольно шустро вылез из канавы и пошел по насту, огибая едва различимую теперь неподвижную группу по широкой дуге. Собственно в лесу снега было мало, ветер резко ослаб, и продвижение не представляло особых трудностей, так что он мог сконцентрироваться на наблюдении. Каждые шагов двадцать Роман останавливался и прислушивался, но так и не сумел расслышать чего-либо особенного. Шум в ушах и буханье сердца в груди почти сливались и по тембру, и по интенсивности с далекой неравномерной канонадой, поэтому слушать было непросто. Одна из сухих, покрытых инеем веток довольно чувствительно царапнула его поперек лица, после этого он постарался быть еще более внимательным: вполне мог бы и заметить, отвести. Минут через пять или шесть крадущегося шага со всеми остановками вывели его точно на раковину той же группы. Минута наблюдения не дала ровно ничего, а деталей различить никак не удавалось, и он решил сократить дистанцию. Делал это Роман сгорбившись и двигаться пытался не короткими перебежками, а плавно и равномерно, как учил отец. Они не зря провели вместе столько летних недель за последние годы и целых месяцев чуть раньше. Чему-то он сумел его научить и без демонстративного превращения семейного отдыха в филиал родной казармы.

Когда детали стали различимы, пришлось потратить еще минуту и в который раз оглядеть все вокруг. Тишина и зимнее благолепие, только чирикающих птичек не хватает. Птицы почему-то коллективно молчали, то ли ошарашенные далеким гулом, то ли еще почему. Возможно, просто окоченели, как он сам.

Еще одна «Шевроле Нива» и что-то покрупнее, с устаревшими рублеными обводами, – вглядывался Роман в молчащие теперь совсем недалеко от него автомобили. Вроде «Гранд Витары» старых выпусков. И две легковушки: купе и седан. Все почему-то сплошь черные. Он промокнул слезящиеся от напряжения и порывов холодного ветра глаза рукавом и тут же пожалел о сделанном: лучше видно не стало. Пришлось продвинуться вперед еще метров на пятнадцать, и только после этого с большим опозданием Роман осознал, что это ему не кажется и что над машинами колышется марево теплого воздуха, как бывает летом. Очень серьезно подумав, он все же достал из кармана «глок» и дослал патрон в патронник. Машинально поискал предохранитель, сначала на одной стороне пистолета, потом на другой. Не нашел, устыдился и снова перевел взгляд вперед.

– Что за чертова хрень…

Автомобили однозначно тлели, все четыре разом. И рядом с ними он не видел ни одного человека. Пошли за помощью? Плюнули на пожаротушение и отправились дальше к Храброво пешком? Об этом можно было только гадать. Любой автолюбитель в курсе: автомобильный огнетушитель, даже не «баллончик», а настоящий двухлитровый – вещь абсолютно бесполезная. Им можно, например, потушить горящую собачью будку или что-то иное столь же монументальное. Возможно, мотороллер, если он вдруг загорится. Но даже в несколько стволов такие огнетушители не имеют шанса залить горящий автомобиль, даже легковой. Вспыхнувшая на ходу проводка – однозначный total, как это принято называть в общении со страховыми компаниями: даже если начать тушить двигатель сразу же, подключить всех очевидцев и не экономить углекислоту на будущее – от машины остается в целости максимум корма.

Очередные пять метров, не принесших ничего нового. Потом еще пять. Очередная минута на тщательное прислушивание и еще одна на оглядывание. Так мог себя вести параноик в тылу врага.

Роман выбрался из кювета на дорогу и пошел вперед, крадучись, аккуратно переставляя ноги. Интересно, что здесь кювет был довольно мелким – в таком не спрячешься. Машины стояли на дорожном полотне почти правильным ромбом или даже немецкой «свиньей». Поставив замеченную им «Гранд Витару» непосредственно «в пятачок». Расстояние между ними было где-то в полтора корпуса, чуть больше до концевой «Калины», от которой вообще остался один каркас. Вблизи стало ясно, что копоть покрывает легковушки целиком, на «Витаре» же уцелело по крайней мере одно видимое пятно краски темно-зеленого цвета. Он сделал очередной шаг, обходя ближнюю машину сбоку, и вот тут остановился намертво. Потому что увидел нечто, совершенно не укладывающееся в голове. Довольно долго Роман тупо на это смотрел. Буквально как баран. На дырки в корпусах машин, которые он увидел как-то разом на всех четырех, – до этого момента они сливались с фоном. Часть дырок выглядела как круги, больше как овалы, а несколько превратились в длинные узкие разрезы по жести. Последние выглядели довольно странно, но их происхождение было очевидным: пулемет, причем однозначно крупнокалиберный. И тела. На всех сиденьях. Тоже черные. Не выскочил ни один. Даже не была открыта ни одна дверь, по крайней мере с той стороны, где он стоял.

Роман произнес несколько простых матерных словосочетаний. Сначала про себя и машинально, затем шепотом и уже более осознанно. Это неожиданно помогло: сначала отпустило захолонувшее сердце, потом мысли, потом мышцы. Он снова покрутил головой, проведя взглядом по дороге за своей спиной и по леску на противоположной стороне двухполоски. Как и раньше, нигде ничего, только долбит и долбит артиллерия вдалеке. Подошел еще на шаг ближе, посмотрел, не отводя взгляд. Он был военным, пусть и не со «строевой» ВУС. Не трусом и абсолютно точно не интеллигентом или «ботаном» в крайних проявлениях. Но смотреть все равно оказалось тяжело и по-настоящему больно. Сжав зубы, он обошел всю застывшую группу расстрелянных автомобилей по кругу. Да, не открыта ни одна дверь, все тела внутри. По 4–5 человек на машину, несколько детей. Сгорели все четыре, причем сгорели довольно давно, не было даже признаков пламени, только тление и тепло. Снег наверняка сначала растаял, но земля уже остыла, и с краев мокрого черного пятна уже начали пробираться снежные змейки. И совершенно не было запаха – вот что его поразило. Тепло ощущалось, но не «пахло»: ни гарью, ни резиновой изоляцией проводов, ни жженым маслом, ни сгоревшими телами, наконец. Должно было пахнуть, однозначно, но он ничего не чувствовал, вообще никаких запахов. Отморозил нос? Или обоняние сожгло солярным выхлопом в той канаве сколько-то десятков минут назад? Или он так сильно получил по мозгам от всего произошедшего с утра, что, говорят, случается не только с тонкими натурами?

Несложно матерясь про себя, то и дело повторяясь, Роман старался осознать произошедшее в деталях. Асфальт был чист, не нарезан «на кубики», как бывает, когда ходит тяжелая гусеничная техника. Значит, легкая, потому что та колонна, которую он пропустил мимо себя, имела в своем составе едва ли не половину именно гусеничных машин. Но то, что гражданские автомобили сожгла не она, тоже было понятно. Судя по отсутствию пожара, это случилось уже часы назад. А он шел сюда минут 15 максимум и потом еще столько же ковылял и крался в обход, как Бармалей из старого фильма, только в одиночку, без вооруженных друзей. Здесь, наверное, тоже была какая-то колонна. Тоже, возможно, головной дозор из одной или двух быстроходных легких бронированных машин: гусеничных или колесных. И все закончилось за какие-то секунды: именно поэтому все четыре автомобиля стояли кучно и с закрытыми дверями. Но при этом группа разномастных легковушек попалась им не «на пути» – они ее как-то догнали. Как? Еще недавно он с удовлетворением заключил, что внедорожник обойдет даже БРДМ. И выходит, что ошибался. Хорошо, что теоретически. Хорошо, что он был без машины.

Когда в голове мелькнула мысль о том, что «зато как замерз», Роман с некоторым стыдом осознал, что уже не мерзнет. Уже согрелся, в этом тепловом пятне внутри ромба тихо, уже бесшумно тлеющих автомобилей. С телами почти двух десятков людей вокруг: всех почти наверняка гражданских. Детей, на черные силуэты которых в остатках разноразмерных детских сидений он старался не смотреть совсем. Почему нет запаха?

Его неожиданно вырвало, прямо на ноги, и тут же, без перерыва, еще раз, одной кислятиной. Застонав, он отступил назад. С трудом удержался, чтобы не вытереть рот перчаткой. Пошатываясь, дошел до чистого снега, собрал горсть, укусил. Зубы сразу заломило, но, когда он потерпел пару секунд и сплюнул, сразу стало легче. Снег прочистил и мозги, снова стало можно думать. Произошедшее было страшным, но понятным. Выскакивает быстроходный разведчик, гусеничный или колесный, а тут групповая мягкая цель. Безопасная практика, экстрим, воспоминания на всю жизнь… Картинку он пытался не представлять, но она все равно лезла в глаза: короткая высокая бронемашинка на больших колесах полосует длинными очередями установленного на турели пулемета несущиеся автомобили, и те вспыхивают один за другим почти одновременно. Всего секунды, по одной-две средних или длинных очереди на каждую. Много ли надо на жестяную машинку…

Он кинул взгляд назад, в первый раз осознанно подумав, что делать тут нечего. Похоронить он никого не сумеет. Да, надо, но не получится. Землю копать нечем, а просто вытащить все скукоженные, страшные, тлеющие тела из машин и забрасывать снегом – он сойдет с ума раньше, чем сделает половину этой работы.

Роман еще додумывал это, когда снова услышал шум двигателей. На этот раз он не размышлял: пример того, что может случиться, если попадаешь миротворцам «под горячую руку», был свежим и очевидным. Быстро прикинув направление и дистанцию, он пробрался мимо закопченной «Калины» без единого целого стекла и кинулся в лес, точно на траверз сожженной группе. У него была идея в отношении того, что может произойти, когда очередная колонна наткнется на все это. Чья бы она ни была, сто процентов остановятся. Кювет он перемахнул одним махом, чтобы не оставить следов. Сделав еще пару шагов, быстро оглянулся – да, сойдет. Попрыгал по насту, как зайчик. Метров пятнадцать – и достаточно. Лес был грязноват: с колючими кустами, со старыми вывороченными деревьями. Вроде Калининградская область, а не Хабаровский край, но здесь были и грибы, и зверье, если знать, куда ходить с корзинкой или ружьецом. Как Чехов или Ленин. Лежащий на земле довольно толстый ствол с торчащей с одного края рогулькой растопыренных корней отлично Романа устроил. Торопясь, потому что шум работающих на полной тяге двигателей становился все явственнее, он бухнулся у второго, криво обломанного края бревна. Покрытого инеем, налипшим на торчащие щепки тысячами искорок. В голове мелькнула картинка из примитивных плакатов первого курса обучения: маскировка на местности, «правильно и неправильно». Голова туповато выглядящего бойца в шлеме, выглядывающего над укрытием, видна отлично. Голова сурового бойца, выглядывающего сбоку, – гораздо хуже. То же самое для куста, для стеночки и что-то еще в этом роде, на много примеров. Еще он успел снять ушанку – и тут справа на дорогу выкатились силуэты нескольких машин. Головными шли две колесные машины знакомого вида: «Хаммеры». Точнее, конечно, не «Хаммеры», а «Хамви», по-английски HMMWV, от «высокомобильное многоцелевое колесное транспортное средство». Ошибкой является мнение, что это военная модификация «Хаммера», машины богатых пижонов. Наоборот, это «Хаммер» – гражданская модификация «Хамви», права на производство которой были проданы не слишком крупной компанией «AM General LLC» аж корпорации General Motors. Как Роман и ждал, они дали по тормозам, не доезжая до группы сгоревших гражданских машин: головной внедорожник пошел юзом, противно заскрипели тормоза, потом машина встала.

Цвет ее был серый, но не простой, а в две краски: светло-серый плюс темно-серый. Даже на небольшой дистанции силуэт неподвижного «Хамви» сливался с фоном – заснеженным леском на противоположной стороне дороги, и это Роме очень не понравилось. Да, несмотря на черные детали там и сям: колеса, выкрашенные черным антенны, кенгурятник спереди. Главное, что на крыше разведчика, в коробочке из броневых листов торчал торс напряженно держащегося за рукояти впечатляюще выглядящего оружия бойца. Тот был тоже в сером камуфляже, в шлеме с крупными обрезиненными очками либо даже в чем-то типа плавательной маски. На пулемет оружие похоже не было, даже на крупнокалиберный. Скорее, это была малокалиберная скорострельная пушка, но Роман не был в этом уверен и категорически не планировал выяснять такие детали поближе. Странно, но и боец, и его оружие выглядели несоразмерно большими на фоне машины, которую он считал просто громадной. Странно и непривычно. Гражданский «Хаммер», какие в Калининграде были, – это чудовищная хрень, с трудом вписывающаяся в повороты, на парковках занимающая по три места, и еще торчащая в проезд, и очевидно ездящая по маршруту «между бензоколонками». Один известный в городе «Хаммер» был аж розовый, его брали в прокат на свадьбы и выпускные балы, когда деньги не считают. А здесь… Здесь военный вариант в общем-то той же самой машины был маленьким основанием для громадной пушки, поворачивающейся влево и вправо в руках настороженно поглядывающего вокруг вражеского солдата. Было слышно, как он перекликается с кем-то внутри его же машины, но ни одного слова Рома не разобрал: разговорный английский был не самым большим коньком в его уровне освоения учебной программы.

Второй «Хамви» встал чуть дальше назад, его было видно хуже. И еще несколько машин остановились совсем уж далеко, на многие десятки метров по ходу дороги. Их он позиционировал скорее по скрипу тормозов, а потом по рокоту незаглушенных моторов. Еще начали более активно перекликаться голоса. Да, на английском. После довольно членораздельно прозвучавшего «Aye, aye, Sarge!» это было ясно окончательно. Такие же машины состояли на вооружении Сухопутных войск Польской Республики[3], и можно было предположить, что так же выглядит камуфляж, по крайней мере их Специальных войск, но польский язык Рома знал получше английского. Здесь польский не мелькал и краем. К тому же поляки, как очень большие пижоны, наверняка украсили бы свои машины флажками и эмблемами, а на головной машине он не видел их ни одной, чистый камуфляж.

Несмотря на поддувающий в уши ветер, ему снова стало жарко. Дистанция до головной машины была метров двадцать, не больше. Рома тщательно расположил руки, создав удобный упор. Несколько раз глубоко вздохнув, он посадил стрелка автоматической пушки на мушку. Броневой лист хорошо защищал его чуть ниже, чем до уровня плеч, и шанс попасть точно в голову или шею, в общем-то, был. Но это был шанс для идиота. Двое, затем трое бойцов из головной и второй машины спешились и начали обходить «Калину» с двух сторон, держа штурмовые винтовки на изготовку. Тоже никаких видимых эмблем, знаков различия, только светлый серый камуфляж одного тона для куртки и штанов, покрышки бронежилета, покрышки или собственно «железа» шлема. Вопреки стереотипу, двигались бойцы совершенно молча: вставший во главе треугольника высокий мужик показал кистью свободной левой руки быструю серию жестов, полностью Роману непонятых, и на этом «ввод команд» закончился, все быстро и плавно двинулись вперед. Ему подумалось, что это хорошо, что там было теплое пятно, а то бы он им натоптал по снежку, все было бы в следах. И тут же вспомнилось, как его рвало. Вот эта последняя мысль напугала Романа так, что он передернулся всем телом. Свежее пятно его рвоты между машинами – это знак получше любого отпечатка подошвы форменного ботинка. «Смотрите, я здесь был, я рядом!»

С двадцати метров из пистолета в защищенную шлемом голову – да, можно и попасть. Стрелял он довольно неплохо. Может быть, одной пулей из трех попадет. Но пулеметчик – точнее, наводчик автоматической пушки – развернется в его сторону за первую же секунду. А за вторую заплюет его снарядами крест-накрест прямо сквозь бревнышко. При посильном участии пеших бойцов с легким стрелковым. Один из которых как раз начал обходить стоящие машины слева, с его стороны.

Аккуратно склонив голову вниз, чтобы не столкнуться со стрелком на крыше «Хамви» глазами, Роман убрал руки из упора и, как ящерица, скользнул назад и влево, за бревно. Уходить или уползать было поздно – тут же засекут с таких-то метров. Значит, лежать на животе смирно. Если кто-то будет подходить, это можно будет почувствовать или, скорее, услышать, тогда перед концом можно будет отстреляться из «глока». Емкость магазина у него в полтора раза больше, чем у пистолета Макарова, но можно не питать иллюзий в отношении шанса дострелять его «до ручки».

Впереди начали раздаваться голоса, сразу несколько. В том числе довольно властные, явно принадлежащие или старшему сержантскому составу, или старшему офицерскому. Кто-то выражал свое неудовольствие, причем прямо, открыто и конкретно. Роману было очень любопытно, но разум победил: высовываться из-за бревна он не стал. Двадцать метров. Много для пистолета и ничто для любой длинноствольной системы, в том числе уже для штурмовой винтовки. Жалко.

Из всех звучавших слов и словосочетаний он, к своему стыду, разобрал только одно – «fucking idiots!», повторенное раз пять парой голосов и сразу в нескольких вариациях. Слова, приделываемые к этой паре спереди и сзади, он ни разу не понял, отчего стало обидно. По английскому у него в училище была твердая, заслуженная четверка, а боевичков с отстающим одноголосым переводом он посмотрел в жизни достаточно много, чтобы быть способным воспринимать на слух хотя бы ругань. Но не получалось.

Вздыхая и поочередно искоса поглядывая по обе стороны своего бревна, Роман пролежал точно так же, в той же привычной позе, еще несколько минут, пока впереди не закончили разговаривать. Недолго у них это все же заняло. Слова, звуки шагов и звяканье железа перекрылись взревевшим дизельным двигателем, и сразу после этого он снова сунулся вперед на выгаданные полметра и осторожно, не сразу, выглянул из-за того же щерящегося заиндевевшими щепками края. Ничего нового впереди не было: стоял высокий военный в том же двуцветном сером камуфляже, в таком же шлеме, но без оружия в руках, махал остальным, не слишком напрягая голос. На глазах Романа бойцы со штурмовыми винтовками полезли в головной «Хамви», водитель которого развлекался, каждые несколько секунд поддавая газа на холостом ходу, отчего получался зверский пульсирующий звук. Высокий на несколько секунд остался один, обводя взглядом окружающее пространство, и сердце екнуло: вот сейчас он почувствует взгляд. Вид у оставшегося американца был уверенный – он ничего не опасался и чувствовал здесь себя как дома.

– Вот же сука, – с почтением пробормотал Роман, сажая торс офицера на мушку. Мушка была непривычно широкая и на такой дистанции частично закрывала цель, но что уж поделаешь. Ну?

К высокому сзади, из прикрытого густо разросшимися кустами сектора, быстрым шагом подошел еще один, пониже и на вид помоложе. Патрон был уже в патроннике пистолета, и, даже обмирая от понимания того, что будет, Роман ждал. Откозыряет ли подошедший высокому с большим почтением? Назовет ли его вслух «colonel» или даже «general»? Нет, ни жеста и ни звука, по крайней мере ничего похожего, хотя какими-то словами они обменялись. Ушли.

Выдохнув воздух, он покачал головой и снова произнес про себя те же самые несложные слова. Он испытывал облегчение, смешанное с совсем небольшой долей неловкости. Зачем он потерял столько времени, потратил столько нервов на переживания, если так и не выстрелил? Ясно и понятно, чем бы такая яркая глупость закончилась, но если этот высокий хотя бы подполковник, то даже не самый высокий шанс влепить ему 9-миллиметровую пулю из «глока» в голову окупал жизнь курсанта с достаточно хорошим запасом. Теоретически, по крайней мере. Без учета его высоких личностных качеств, хороших служебных перспектив и всего того прочего, что еще пару дней назад считалось определяющим для жизни. Жаль.

Положив ладонь под подбородок и вытянувшись из-под прикрытия, Роман с болью следил, как оба «Хамви» в головной паре, а затем еще несколько машин аккуратно объехали сгоревшие автомобили с телами внутри и двинулись дальше, на ходу набирая скорость. Он понимал, что все сделал правильно, но все равно было обидно. Жизнь не компьютерная «стрелялка», в нее не загрузишься заново… А он не индус, чтобы верить в переселение душ: мол, погибший в гордом и неравном бою станет белым слоном в зоопарке или сразу капитаном индийских ВМФ. На мостике рассекающей теплый Бенгальский залив «Викрамадитьи»[4]. А вокруг сплошные бананы и камасутра… Нет, обидно.

Мимо прошла последняя машина, пятая. Тоже без флагов, флажков или эмблем. Третья и четвертая были без тяжелого вооружения на крышах, а эта снова с какой-то крупнокалиберной дурой. Стрелок смотрел в другую от него сторону, прямо перед собой. Ну да, ему из хвоста колонны не было видно, что тут все остальные столько минут разглядывали. По часам, наверное, недолго – замерзнуть снова Роман еще не успел. Но по ощущениям – гораздо больше, чем хотелось бы.

– Тьфу на вас… Чтоб вам там с нашими встретиться через 5 километров. С одной БМП хотя бы или пусть с папкиным бэтээром. Они вам устроят… проверку визового режима.

Слова прозвучали неискренне. Так бывает, когда приснится что-то неприятное, какой-то свой проступок и еще в полусне пытаешься себя уговорить, что все нормально, что не все плохо. Никогда такое по-настоящему не получается – не получилось и теперь. Вновь ругнувшись вполголоса и убедившись, что звук моторов ушел далеко в северном направлении, а нового ничего не появилось, Роман поднялся с одного колена, сунул свой пистолет в правый карман и начал отряхивать шинель. «Не приггоди-ился!» – с узнаваемым акцентом сказал он себе, надеясь улучшить настроение, но опять не вышло. Чертыхнувшись уже более натурально, он пошел обратно к дороге. До темноты оставалось уже не так много, а ночевка в лесу была малопривлекательной перспективой. Он хотел добраться хотя бы до северных выселок за границами города, где есть живые люди.