Дружеская беседа
Отважный Кмициц взорвал шведскую кулеврину, и где-то на семисотой странице книжка кончилась. Захлопнув порванный переплёт, Мирек с сожалением посмотрел на вытертое тиснение. Не в силах сразу расстаться с похождениями отважного вояки, он пустил страницы веером и, полюбовавшись иллюстрациями, встал из-за стола.
Сладко потянувшись, он открыл дверь, выбрался на деревянный карниз и, привычно соскользнув по лестнице во двор, выглянул на улицу. Там было пусто, и только в самом конце, лениво позвякивая колоколом, сворачивала в переулок бочка разъездного продавца керосина. Мирек подождал, пока она окончательно не скрылась за угловым палисадником, и вошёл в дом.
Уловив вкусный запах жареного лука, хлопец заскочил в кухню и остановился у рукомойника с наливным баком. Мать, ловко управлявшаяся возле плиты, откинула со лба прядь пышных волос, и на её красивом, чуть полнеющем лице появилась улыбка.
– Ну что, прочитал свою книжку?
– Прочитал.
Мирек улыбнулся и заглянул в зеркало, прикреплённое над рожком рукомойника. Улыбка у него была точь-в-точь как у матери. Хлопец строго поджал губы, немного повернувшись, придирчиво долго рассматривал своё отражение и только потом спросил:
– А что, мам, я на отца сильно похож?
– Похож… – Мать перестала улыбаться и насторожённо посмотрела на сына. – А ты чего вдруг спросил?
– Да так…
– А всё-таки? – Мать уловила в голосе сына недоговорённость.
– Да просто дядька один сказал…
– Какой ещё дядька?
– Да мы на старое русло ездили лодкой, рыбу ловить, там дядьку через реку перевозили, а он посмотрел на меня и сказал, что похож.
– Всё может быть. – Мать начала нервно вытирать руки передником. – Может, какой лесник тебя помнит…
– Значит, похож, – удовлетворённо уточнил Мирек и отошел от зеркала.
– Похож. – Мать делано рассмеялась и поспешно отвернулась к плите.
Мирек хотел ещё что-то спросить, но в эту минуту в парадном коротко и неуверенно задребезжал звонок.
– Пойди открой. – Мать приподняла крышку на сковородке. – Это, наверное, соседка, она зайти хотела.
Но это была не соседка. Когда Мирек открыл дверь, он увидел, что перед крыльцом, переминаясь с ноги на ногу, торчит Сашка.
– Ты? – удивился Мирек. – Как нашёл?
– Так дядька, что мы на Старом русле перевозили, сказал – улица Уланская. Вот я и искал… – Сашка смущённо улыбнулся. – Только я стучал сначала, а потом увидал, что звонить можно.
– Можно, – рассмеялся Мирек. – Это звонок не электрический, а как на велосипеде, крутнёшь – и звонит.
– Я догадался. Только надпись какая-то странная.
– А то по-польски «Прошу кшенциць», – пояснил Мирек и, поняв, что Сашка, заявившийся без приглашения, чувствует себя не совсем удобно, потащил его за рукав. – Идём, я тебя с матерью познакомлю…
Услышав их разговор, мать сама вышла из кухни и вопросительно посмотрела на сына.
– Это Саша ко мне пришёл. – Мирек показал на засмущавшегося хлопца. – Ну, помнишь, тот самый…
– А-а-а, Саша, здравствуйте. – Мать улыбнулась и прикрыла испачканные руки передником. – Сынок, займись с товарищем, а я вас потом позову.
Улыбнувшись ещё раз, она поспешно вернулась на кухню, откуда, как нарочно, донеслось нарастающее шипение.
– Ф-ф-ф, нехорошо вроде, а? – Сашка сконфуженно посмотрел на Мирека.
– Ничего, все нормально, – поспешил успокоить гостя хозяин. – Идём, я тебе наш сад покажу.
К Сашкиному удивлению, они не стали возвращаться назад к входной двери, а, пройдя через комнаты, вышли на другую сторону дома. В комнатах Сашка уловил запах прелого дерева и устоявшейся гнили, зато здесь, прямо возле ступенек, росли цветы, а дальше начинался большой запущенный сад. И ещё справа, под густо разросшимся орехом, стоял деревянный сарай с необычно высоким, как бы срезанным по длине, чердаком.
Сашка спустился с крыльца и, остановившись возле цветочной клумбы, спросил:
– А вы что, до войны тоже здесь жили?
– Здесь. – Мирек прошёл вперёд и вдруг показал на небольшую ямку за кустом начавших дичать роз. – Вон видишь?
– Ну? – Сашка не совсем понимал, что в этой яме может быть интересного.
– Это воронка. Сюда бомба попала в 39-м.
– И что, ничего?
– Нет. Вон там художница в кресле сидела, – Мирек показал в другой конец сада. – Так даже не попало.
– Какая художница? – машинально спросил Сашка, прикидывая расстояние от воронки до дома.
– Жила у нас. Она из Варшавы приехала…
– А-а-а… – Сашка отошёл от воронки. – А дом ваш давно построили?
– В 34-м.
– В 34-м? – искренне удивился Сашка. – А чего он?..
Сашка замялся, не зная, как высказать мелькнувшую у него мысль, но Мирек понял и так.
– Это что доски подгнили, да? Так он же пустой совсем стоял, даже окна без стёкол были.
– Почему?
– От немцев прятались. Сначала у Ярки, а потом нас всех его дядька в партизанский район вывез.
– А тут что, совсем нельзя было жить?
– Нет. – Мирек вздохнул. – У меня ж мать в больнице работала, медикаменты партизанам передавала, а её чуть не выследили. Соседи потом говорили, что как мы убежали, нас сразу искать начали.
– Это что, и Ярко с тобой в партизанах был?
– Был, только не в партизанах, – Мирек улыбнулся. – Мы в семейном лагере жили, ну, деревня такая в лесу и всё.
– А отец?
Вопрос вырвался сам по себе, и Сашка тотчас прикусил язык, посчитав, что ответа не будет, но Мирек ответил.
– Что отец… – Мирек сокрушённо вздохнул. – Его немцы схватили, он в Яновском концлагере погиб…
Сашка молча теребил ветку и ругал себя почем зря за собственную бестактность. Видимо, Мирек понял его состояние, и потому, отвернувшись, глухо сказал:
– Ты не майся, здесь уже ничего не изменишь…
В его голосе вдруг послышалась печально-взрослая интонация.
– Да я!.. – Сашка горячо взмахнул рукой и смолк.
Мирек сделал вид, что не заметил его реплики и продолжал как ни в чём не бывало:
– Зато как мы назад вернулись, тут уже наш штаб стоял, – голос хлопца неуловимо изменился, давая понять, какое это было чудесное время. – Дом брошенным считался, а как мы вернулись, нам комнату дали, а потом полковник узнал, кто мы, и приказал дом отремонтировать и даже мне комнату над гаражом сделали.
– Над каким гаражом?
– А вон, это теперь сарай дровяной, – Мирек махнул рукой на косо срезанный чердак. – Там солдаты гараж для машины сделали, а потолок досками застелили и окно поставили. Видишь?
Сашка скептически посмотрел на высокую крышу.
– А ходить туда как?
– А вон по лестнице. Хочешь, залезем?
Сашка энергично кивнул и вслед за приятелем начал взбираться по гладко вытертым перекладинам. Через придерживаемую Миреком дверь он неловко перелез с карниза за порог и оказался в небольшой уютной комнате.
Солдаты, строившие её, зашили досками не только пол, но и стены, умело врезав в одну из них оконную раму. В комнате стоял деревянный топчан, пара стульев и простенький стол, приткнутый прямо к окну. На столе лежала пухлая растрёпанная книга.
– Твоя? – Сашка взял книжку и прочитал заглавие. – «Потоп», Генрик Сенкевич. Интересная?
– Спрашиваешь! Я только утром кончил.
– Дашь почитать?
– Дам, – коротко отозвался Мирек.
Едва книга попала Сашке в руки, как всю его неловкость как ветром сдуло. Получив согласие, он прежде всего пересмотрел иллюстрации, потом уселся на стул и, не выпуская книгу из рук, сказал:
– А у тебя тут неплохо. Кстати, у меня дома почти такая же комната и тоже на чердаке. Так что приглашаю в гости.
– Спасибо. – Мирек вежливо поклонился и спросил: – А вообще как тебе в нашем городе?
– Как это? – не понял Сашка.
– Ну вот ты рассказывал, что и в Сибири был, и на Кавказе, даже в Москве. Я, честно говоря, тебе завидую, а потому и спрашиваю, если с другими городами сравнивать, как?
– Да нашёл чему завидовать! – махнул рукой Сашка. – Ну был, ну ездил, так что? В теплушке час едешь, сутки стоишь. А по станции за кипятком бежишь и всё время боишься, чтоб от поезда не отстать. А города сравнивать не берусь. И если честно, мне тут здорово нравится. И речка тут есть, и пароходы ходят, и главное – замок! Такого нигде нет!
– Да, замок – это конечно, – согласился Мирек.
– Слушай, – Сашка отложил книгу и даже привстал со стула. – Скажи честно, ты сам как считаешь. Клад там найти можно?
– Ну, если честно… – Мирек секунду подумал. – Думаю, можно. Бывает, золото у нас и вправду находят, только никто ж не скажет, а вообще ценности перед войной в городе были.
– Где? Какие? – Сашка аж подскочил на стуле.
– А в музее. Тут, как Советы пришли в 39-м, ценности, что в панских маетках[3] остались, в музей свезли. Там много чего было. Я сам туда часто ходил. Там пан Владислав работал, так он всем говорил, что только одна картина многие тысячи стоит.
– Картина? – Сашка покосился на Мирека. – Какая ещё картина?
– Не помню, кажется, «Святой Иероним». Вот только за войну, наверно, пропало всё или увезли, если успели.
– Слушай, а если твоего пана Владислава спросить? Ну, про замок?
– Да нет, теперь не спросишь, – покачал головой Мирек. – Исчез он. Во время оккупации.
– Как исчез? – Сашка смешно наклонил голову. – Он что, с немцами ушёл?
– Нет, пан Владислав немцев терпеть не мог, это я точно знаю.
– Откуда тебе знать… – Сашка махнул рукой и опять взялся за книгу. – Можно подумать, он сам тебе говорил.
– Да нет, не говорил. – Мирек внезапно оживился. – А знаешь, Сашко, я могу узнать, что с паном Владиславом стало. У нас знакомая есть, пани Цыбульская, она старая уже, и пан Владислав дружил с ней, я знаю…
Мирек на секунду о чём-то задумался и вдруг весело подмигнул Сашке.
– Во, хорошо, что вспомнил! Она была как-то у нас и про хода говорила, она тоже весь Старый город знает.
– Про другие ходы? – уточнил Сашка и с жаром заговорил: – Так пойдём к ней спросим. Знаешь, у вас тут такой город, такой… Ну, особый, что ли. Я ж про эти подземные ходы только в книжке читал, а тут, понимаешь, посмотреть можно…
– Да понял я, понял! – Мирек рассмеялся. – Зайдём за Яркой, договоримся и сходим к этой пани Цыбульской.
– Да, за Яркой… – Сашка разочарованно вздохнул. – А он то за сеном поехал, то свинью кормит, то на крыше сидит, дырки латает.
– А ты как думал, он у нас ху-у-зяин, – несколько насмешливо протянул Мирек и заключил: – Не то, что мы с тобой.
– Ну да, мы с тобой… – Сашка поджал губы. – Это вы с Яркой, да, а я при вас так, прикомандированный…
– Ну сказал, сходим! – Мирек отнял у Сашки книгу и с размаху плюхнулся на топчан. – Кончай дуться, прикомандированный, садись сюда, картинки ещё раз смотреть будем…