Под северным небом. Книга 1. Волк. Часть I Осень (Лео Кэрью, 2018)

Дождь не прекращался несколько дней. Дорогу по щиколотку затопило коричневой жижей. Вода была повсюду. Конь Роупера споткнулся и упал на колени. Роупер с трудом удержался в седле.

– Поднимайся, – сказал Кинортас. – Ты обязан быть в два раза сильнее, если хочешь чего-то добиться от своих легионеров.

Роупер спешился, помог коню встать, затем забрался в седло обратно. Легионеры ничего не заметили. Они маршировали вслед за ними под дождем, опустив головы.

– На что повлияет дождь? – спросил Кинортас.

– Он сократит время битвы, – предположил Роупер. – Боевые порядки легче взламываются, и воины умирают быстрее, если земля скользит под их ногами.

– Верное замечание, – согласился Кинортас. – Кроме того, под дождем воины бьются не так неистово. Дождь благоприятствует сатрианцам, но легионы куда более опытны, а значит, вполне способны утвердить свое преимущество даже в таких условиях.

Роупер жадно впитывал его слова.

– Нам придется менять план сражения, лорд?

– У нас нет никакого плана сражения, – ответил Кинортас, – потому что мы не знаем, с чем столкнемся. Разведчики докладывают, что сатрианцы нашли сильную позицию для обороны, следовательно, теперь нам известно, в каком месте мы будем атаковать. Это все, что у нас есть. Тем не менее, – продолжил он, – легионы следует использовать очень аккуратно. На их совершенствование понадобились сотни лет. И поскольку сатрианцы не побежали, они рассчитывают уничтожить нас в одной-единственной битве. Но не забывай самого главного: легионы заменить будет некем. Береги их, Роупер.

За спиной Кинортаса маршировали почти девяносто тысяч солдат – практически вся военная мощь Черной Страны. Боевые колонны, выстроенные под бесчисленными знаменами, растянулись по дороге на много миль так, что начало их скрывалось где-то за горизонтом. Несмотря на то что мокрые стяги висели безжизненно и вяло, даже сейчас легионы маршировали в ногу, заставляя потоки текущей воды пульсировать волнами. За девятнадцать лет своей жизни Роупер еще ни разу не видел столь многочисленного призыва. Собирать все легионы сразу никто не любил, поскольку в случае поражения это закончилось бы катастрофой. Как правильно сказал Кинортас, легионы заменить будет некем. Страх потерять легионы был общим для всего их народа.

Но в этот раз выбор у них отсутствовал. Враги собрали громадную армию, которая грозила полностью опрокинуть баланс сил Альбиона. Войска, состоящие из сакских и франкских солдат, а также наемников из Самния и Иберии, были столь огромны, что никто не мог сказать точно, сколько всего воинов собрали под своими знаменами их враги. Известно было только то, что они намного превосходили по численности легионы Кинортаса.

– Почему бы нам не поступить так же, как сатрианцы, лорд? – спросил Роупер. – Объединить всех наших людей под единым флагом?

Кинортас не поддержал идею.

– Ты можешь представить, чтобы какой-нибудь правитель передал свои войска другому? Ты можешь представить, чтобы дюжина правителей одновременно уступила их кому-то одному? – Он покачал головой с сомнением. – Возможно, только один человек из миллиона смог бы объединить всех анакимов. Возможно. Но точно не я. И уж точно я не готов передать легионы заграничному суверену.

Роупер не мог представить себе лорда более великого, чем Кинортас. Непоколебимый перед лицом опасности и твердый в своей вере и убеждениях. Всегда прямой и суровый, хранивший строгость на пока еще не отмеченном шрамами лице. Среди своих воинов он пользовался авторитетом, а враги ненавидели и уважали его в равной степени. Он умел правильно оценивать союзников, устрашать врагов и читать поле битвы, как поэму. Роста он был высокого, но в этом отношении Роупер почти уже с ним сравнялся. Они оба представляли сильный Дом, в котором Роупер являлся многообещающим наследником Кинортаса, а два его младших брата оставались гарантией продолжения рода.

Следуя во главе могучей боевой колонны, Черный Лорд и его сын въехали на вершину холма, за которым расстилалась широкая затопленная пойма. На той стороне подернутого рябью водного разлива почти в милю шириной можно было увидеть необъятной длины вал. Несмотря на то что кое-где цепь из естественных скалистых холмов и возведенных наспех древних укреплений прерывалась, в целом она растянулась от горизонта до горизонта. Северный фланг вала был прикрыт огромным лесом, и именно здесь собралась великая орда южан. Тысячи солдат выстроились вдоль возвышенности. Десятки тысяч – под защитой неровных и скользких от дождя склонов. Знамена их висели так же вяло, как знамена легионов, но Роупер сумел разглядеть алербардщиков, лучников, мечников и еще каких-то воинов в посеревших от ненастья доспехах, которые, скорее всего, были тяжелой пехотой. На южном фланге вала угрожающе расположилась огромная масса кавалерии.

Это была первая битва Роупера. Он никогда еще не видел ничего подобного. Ему, разумеется, доводилось слышать грохот битвы издали – звук был такой, словно море билось об окованный железом берег. Он видел отступление невероятно усталых солдат – покрытых грязью и потрепанных. Бодрых и энергичных среди них к тому времени почти не оставалось. Он видел, как лечат раны, наблюдал за тем, как хирурги трепанируют черепа лежащих без сознания людей или извлекают из предплечий стальные обломки сломанных мечей. Отец часто разговаривал о войне со своим наследником – чаще, чем на какие-либо другие темы. Роупер всему учился у него и готовился к этому с шести лет. Вся жизнь до настоящего дня была посвящена подготовке к этой священной битве, и все равно – он оказался не вполне готов к тому, что увидел.

Как следует рассмотрев врагов, Черный Лорд и его наследник пришпорили коней и отъехали в сторону от марширующей колонны. Кинортас щелкнул пальцами, подозвав к себе посыльного.

– Разверни армию в боевой порядок, как можно ближе к воде.

Кинортас быстро, на одном дыхании, распределил легионы по местам, с учетом того, что, по-видимому, вся вражеская кавалерия собралась справа.

– Отсечем их от Домов Орисов и Альба, которые займут левый фланг.

– Слишком много приказов, лорд, – заметил посыльный.

– Перепоручи.

Посыльный подчинился.

– Уворен!

Ехавший верхом командир отделился от колонны и поскакал к Кинортасу.

– Милорд?

Волосы, собранные в длинный хвост и пропущенные сквозь отверстие в задней части шлема, выдавали в нем воина Священной Гвардии. В правую плечевую пластину было инкрустировано серебряное око, глаза гвардейца прикрывал шлем, и, даже остановившись перед своим лордом, он не мог удержаться от лукавой ухмылки.

– Ты знаешь Уворена, Роупер. – Кинортас представил гвардейца сыну.

Конечно, Роупер слышал про Уворена. В Черной Стране не было ни одного мальчика, который бы о нем не знал. Капитан Священной Гвардии… Да любой честолюбивый воин мечтал оказаться на его месте! Назначение на такую должность являлось самым убедительным подтверждением военных способностей. За спиной Уворена висел его знаменитый боевой молот Костолом. Поговаривали, что свой великолепный шипастый Костолом Уворен сковал из мечей четырех сатрианских графов, каждого из которых поймал лично. А при осаде Ланденкистера – величайшего поселения Альбиона, расположенного далеко на юге, – когда казалось, что надежды больше нет, именно его Костолом очистил первый опорный плацдарм на стене. В битве при Ойфервике огромный Костолом плоской своей стороной сломал спину коню короля Оффа, а затем снес королевскую голову вместе с позолоченным шлемом, словно тухлое яйцо.

Да, Роупер слыхал про Уворена. Во время игр в горном интернате далеко на севере Роупер всякий раз выступал в роли Уворена Могучего. Короткая палка, которой он орудовал, всегда символизировала не меч, а молот.

А теперь он молча кивнул капитану, а тот широко улыбнулся ему в ответ.

Конечно, он знает!

– Капитан Священной Гвардии – образец скромности, – саркастически заметил Кинортас. – Присоединяйся к обсуждению, Уворен. Роупер последует за нами.

– Вам понравится, юный лорд, – сказал Уворен, пустив своего коня шагом рядом с конем Роупера и взяв того за плечо. Все, что мог Роупер в этот момент – это только смотреть на гвардейца широко распахнутыми глазами. – Ваш отец умеет общаться с врагами. Обещаю – будет весело.

Они спустились к пойме в сопровождении еще одного гвардейца, державшего в руках белый флаг.

– Неси флаг так, будто для тебя это привычно, Грей, – сказал ему Уворен.

Грей без улыбки посмотрел на капитана, и Уворен расхохотался.

– Расслабься, Грей. И учись понимать шутки.

Роупер взглянул на Кинортаса. Он силился понять, что все это значит, но Черный Лорд не обращал на гвардейцев внимания.

С брызгами они въехали в разлившуюся воду. Глубина здесь была небольшой – примерно по колено коню. По ту сторону поймы с вала спустилась группа всадников, отделилась от армии сатрианцев и поехала им навстречу. На взгляд Роупера, у тех было значительное преимущество в силе. Он, отец, Уворен и Грей – всего их было четверо. В то время как с другой стороны к ним приближались аж тридцать всадников. Отряд возглавляли трое лордов без шлемов, за ними скакали две дюжины рыцарей в блестящих пластинчатых доспехах, с опущенными забралами, на покрытых вышитыми попонами лошадях.

– Это будет твоя первая битва, маленький лорд? – спросил Уворен Роупера.

– Первая, – подтвердил Роупер.

Его никак нельзя было назвать маленьким: ростом он уже был выше многих, но в устах такого могучего воина, как Уворен, определение прозвучало естественно.

– Будет ни на что не похоже. Но только в такой момент понимаешь, для чего ты создан.

– Вам понравился ваш первый раз?

Обычно он не лез за словом в карман, но теперь, обращаясь к Уворену, почему-то стал заикаться.

– О да, – ответил капитан, улыбнувшись. – Это было еще до того, как я стал легионером, но уже тогда я сумел поймать своего первого графа! Побить сатрианцев будет совсем не сложно, ты только взгляни на них!

Они уже почти подъехали к группе всадников.

Роупер впервые созерцал сатрианцев вблизи, и поначалу вид их его потряс: они были как он, только гораздо мельче. Роупер, Грей, Уворен и Кинортас были высокими даже для анакимов – не менее семи футов[1] роста каждый, – и, сидя на лошадях, возвышались над своими врагами словно башни. Оппоненты же выглядели так, будто были уменьшенными копиями людей. Силы уже перестали казаться неравными.

Роуперу стало любопытно, он подъехал поближе и обнаружил еще больше отличий. В мягких и тонких чертах сатрианских лиц было что-то детское. Выразительные глаза настолько ясно демонстрировали все эмоции и особенности характера, что это вызывало даже симпатию. В сравнении с ними непроницаемый лик Кинортаса был словно вырезан из дуба. Эти сатрианские лица напомнили Роуперу что-то домашнее, наподобие собак… Что-то совсем далекое от дикости.

Кинортас поднял руку в приветствии.

– Кто из вас командует?

Несмотря на то что Кинортас неплохо говорил по-саксонски, вопрос он задал на языке анакимов. Рыцари слегка затрепетали, услышав наречие Черной Страны.

– Я командую, – ответил человек в центре, немного коверкая слова того же языка. Он подъехал вплотную к Кинортасу, пытаясь сделать вид, что его совершенно не смущает рост анакима. – А ты, должно быть, Черный Лорд?

Лицо всадника, красное от заметного пристрастия к выпивке, украшала темная борода, а голову – грива вьющихся волос. Пластинчатые доспехи, которые он носил, сияли так ярко, что Роупер мог видеть собственное отражение в нагруднике. Всадник горделиво выпрямился в седле.

– Я – Уиллем, граф Ланденкистерский, и я возглавляю эту армию. – Он кивнул влево. – Это – лорд Цедрик Нортвикский, а это… – Он кивнул вправо. – Белламус.

– Каков твой титул, Белламус? – спросил Кинортас.

Уиллем Ланденкистерский ответил за него.

– Белламус – выскочка, не имеющий титула. Тем не менее он командует нашим правым крылом.

Незнакомые ему анакимские слова граф Уиллем заменял саксонскими, не сомневаясь, что Кинортас поймет его и так.

Кинортаса, казалось, заинтриговало сказанное графом, и Белламус поднял руку в знак приветствия. Он был хорош собой, этот выскочка, и выглядел состоятельно. Темные вьющиеся волосы на висках были тронуты сединой. Он, единственный из присутствующих сатрианцев, носил не пластинчатые доспехи, а короткую куртку из толстой простроченной кожи, а также золотые украшения на шее и запястьях. Высокие сапоги его были высочайшего качества и такими новыми, что наверняка натирали ноги. Под куртку он надел роскошную алую тунику, а в качестве попоны на лошадь была наброшена медвежья шкура. На левой руке отсутствовали два крайних пальца. На фоне лордов в аскетичных доспехах выскочка заметно выделялся.

Черный Лорд перевел взгляд обратно на графа Уиллема.

– Вы вторглись в наши земли, – объявил Кинортас жестко. – Вы пересекли Абус, который годами очерчивал мирную границу. Вы зачинщики войны, грабители и насильники.

Кинортас тронул коня и придвинулся к графу Уиллему вплотную, нависнув над ним. Огромная разница в росте не оставляла графу никаких шансов.

– Уходите немедленно, – произнес Кинортас непреклонно и сурово, – и без грабежей, иначе я спущу на вас Черные Легионы. Если вы вынудите меня задействовать солдат, пощады не ждите. – Он бросил взгляд на вал, поверх голов сатрианских полководцев. – Между прочим, если вы привели такую армию сюда, то вряд ли оставили хоть кого-то для обороны ваших собственных земель. Вы нарушили мир, а это значит, что как только ваша армия будет уничтожена, я тут же пойду к Ланденкистеру и разорю его дотла… – Он подался всем корпусом вперед. – С особой жестокостью.

Уворен громко рассмеялся.

– Конечно, мы могли бы отойти, – ответил граф Уиллем, не отступивший ни на шаг от наседающего на него Кинортаса, – но нам и здесь достаточно уютно. Мы неплохо снабжены припасами, у нас сильная позиция. И единственная причина, по которой ты предлагаешь нам отступить, состоит в том, что ты не хочешь терять своих солдат. Они слишком ценны для тебя, и восстановить легионы будет непросто. Ты не хочешь атаковать нас.

Слегка кося, граф Уиллем пристально смотрел в глаза Кинортасу. Тот молча ждал предложения, которое обязательно должно было последовать.

– Золото, – наконец тихо произнес граф. – За жизни твоих легионеров. Тридцать ящиков золота за потраченное нами время и кроме того – та скудная добыча, которую мы уже выбили из твоих земель на востоке.

Кинортас ничего не ответил. Он просто смотрел на графа Уиллема, не отрывая взгляда. Пауза затягивалась.

Роупер внимательно наблюдал. Тридцать ящиков… такое предложение было абсолютно невыполнимым. Процветание Черной Страны никогда не держалось на золоте. Оно держалось на более твердых металлах, которые сатрианцы обрабатывать не умели. Тридцать ящиков золота взять было неоткуда, и граф Уиллем прекрасно об этом знал. Даже если они обшарят все – от жалких лачуг до самого величественного замка. Требуя такую дань, граф явно провоцировал конфликт, хоть и не без осторожности.

Роуперу стало совершенно ясно: на самом деле граф не хочет, чтобы с его предложением соглашались, но делает вид, что это не так. У сатрианцев был какой-то план, и они уже решили заранее, чем закончатся переговоры. Роупер понял, что граф Уиллем пытается спровоцировать Кинортаса на опрометчивую атаку. На атаку, в ходе которой легионеры будут уничтожены, если попытаются взять штурмом покрытый скользкой грязью вал.

И кого? Самого Кинортаса! Воина мудрее, опытнее и закаленнее в битвах, чем Кинортас, было не сыскать, о чем граф Уиллем, видимо, не догадывался. Глупые невежественные сатрианцы!

– Мы не копим у себя столь бесполезный металл, – произнес наконец Кинортас. – У нас нет тридцати ящиков золота для удовлетворения вашей жадной слабости к бессильным мягким вещам. Но даже если бы они были, они бы вам не достались.

Внезапно Кинортас наклонился вперед, перегнулся через седло, скрипнув кожаной сбруей, и взялся рукой за верх нагрудника графа Уиллема. Лицо графа покраснело еще больше, он отчаянно подал коня назад, пытаясь отодвинуться от Кинортаса, но Черный Лорд держал его крепко. Сатрианец запаниковал, он почувствовал прикосновение руки Кинортаса к своей коже, и на лице его отобразился ужас. От могучей хватки Кинортаса металл смялся со скрежетом, сияющий нагрудник оторвался, и граф Уиллем отскочил назад, словно дощечка, отколовшаяся от вербы. Под доспехом графа обнаружилась кожаная подкладка, насквозь мокрая от пота. Пренебрежительно фыркнув, Кинортас отбросил нагрудник в сторону. Все случилось так быстро, что рыцари, охранявшие графа Уиллема, не успели ничего предпринять, и только смотрели теперь потрясенно. Граф Уиллем дрожал так, будто его ударило молнией.

– Никудышный металл, – произнес Кинортас, усевшись в седле ровно. – А под ним немощный мешок с костями. Ты не сможешь побить мои легионы. Они взрежут твою оборону, как нож ветчину.

Кинортас мрачно улыбнулся графу Уиллему, и тот непроизвольно прикрыл рукой уязвимую грудь, словно опасаясь насилия. Выскочка Белламус смотрел на своего командующего глазами, полными иронии. Очевидно, эти двое не были между собой дружны.

– Даю последний шанс, граф Уиллем, – продолжил Кинортас. – Уходи, или я спускаю легионы.

– Да будет так. Выводи своих чертовых драгоценных солдат! – прокричал граф Уиллем голосом, дрожащим от гнева. – Узри же бесславную гибель в грязи!

Сильно натянув поводья, он заставил коня попятиться, словно был больше не в силах выносить присутствие Кинортаса. Не стронувшись с места, Черный Лорд наблюдал, как колонна поехала прочь. Остался один Белламус, по-прежнему не спускавший с него глаз. Коротышка первым нарушил молчание.

– Я уверен, что тебе, одаренному кость-панцирем, не знакомо то чувство, которое испытал граф Уиллем, когда ты так презрительно сдирал с него защиту. Но обещаю: до того как закончится битва, я заставлю тебя почувствовать то же самое.

Его анакимский был безупречен. Если б не рост, то можно было даже подумать, что он из Хиндранна. Спокойно договорив свои слова, Белламус кивнул четырем анакимам, щелкнул языком, подав команду лошади, развернулся и не спеша поехал к валу, вскинув в знак прощания руку.

– Переговоры всегда заканчиваются вот так? – спросил Роупер.

Они возвращались к своим войскам, все еще собирающимся в пойме.

– Всегда, – подтвердил Кинортас. – Переговоры существуют не для того, чтобы договариваться. Они нужны для устрашения.

Уворен фыркнул.

– Это только твой отец, Роупер, относится к переговорам, как к способу устрашения, – заметил он. – Все остальные искренне считают, что так можно избежать битвы.

Уворен и Грей расхохотались.

– Они не собирались с нами договариваться, – сказал вдруг Роупер.

Кинортас бросил быстрый взгляд в его сторону:

– Почему так думаешь?

– То, как он делал свое предложение… Он же прекрасно знал, что для нас оно невыполнимо. Просто хотел спровоцировать на атаку.

Кинортас глубоко задумался:

– Возможно… Но в таком случае это было самонадеянно.

Роупер ничего не ответил. Выступить против Черных Легионов – разве само по себе не самонадеянно? Но для такой самоуверенности должны быть какие-то основания. И какой-то план… Роупер не знал, что на уме у сатрианцев. Возможно, они уверены в себе благодаря численности. Возможно, они просто самоуверенная раса. Роупер не знал, что думать, поэтому продолжил хранить молчание…

– …Держись рядом, – сказал Роуперу Кинортас. – Наблюдай за тем, что я делаю. Когда-нибудь ответственность за легионы ляжет на тебя.

Черные Легионы медленно наступали по залитой пойме. Правый фланг, при поддержке почти всей кавалерии, прикрывал Собственный Легион Рамнея – элитные солдаты Черной Страны, чей военный авторитет уступал только Священной Гвардии. Левое крыло замкнул Чернокаменный Легион – закаленные в битвах ветераны, известные своей свирепостью. Многие даже считали, что Черные Камни куда более эффективно взламывают вражеский строй, чем Легион Рамнея. Впрочем, большинство из этих «многих» сами служили в Чернокаменном.

Командующие легионами легаты выехали из строя и остановились впереди своих подразделений, представ перед воинами. Затем подняли руки, и к ним подъехало по паре легионеров. Легионеры облачили командиров в переливающиеся плащи, сшитые из светло-коричневых орлиных перьев, и застегнули на их плечах. Просторные плащи, покрывшие не только самих легатов, но и их лошадей, сверкнули искрами и замерцали, как только те опустили руки. Облаченные в эти священные одеяния, они проехали вдоль фронта каждый своего легиона, держа перед собой ветвь остролиста с закрепленным на конце глазом. Глаз, внимательно разглядывавший строй легионеров, оценивал их мужество в свете предстоящей битвы и сулил благословение достойнейшим.

Пустив коней рысью, Роупер и Кинортас выехали за атакующую линию. Целая толпа посыльных следовала за ними. Кинортас разослал их во всех направлениях с приказом легатам держаться стойко, не нарушать строя и смотреть в оба. Черный Лорд был таким невозмутимым, таким спокойным! Его абсолютная уверенность в себе и вера в легионы расходились от него, как круги по воде от его лошади. Роупер смотрел на отца, изо всех сил стараясь впитать в себя его силу и характер.

И даже когда они достигли тени вала, даже когда стрелы стали плюхаться вокруг них в воду и отскакивать от брони посыльных, Черный Лорд не проявлял ни тени беспокойства.

Сатрианцы, стоявшие на возвышении, монотонно скандировали. Мечи били о щиты, алебарды ударяли друг о друга, воины шумели и выкрикивали оскорбления. Для них анакимы были дьяволами. Демонами. Уродами, чудовищами и губителями.

Они приводили себя в неистовство под бой барабанов и кричали, чтобы унять этот мерзкий, выворачивающий все нутро страх, порождаемый наступающими на них гигантами.

– Смерть им! – заорал какой-то лорд.

– Смерть, смерть, смерть! – проревели его воины.

– Убить! – требовал лорд.

– Убить, убить, убить! – лаяли воины.

– Кричите на них! – бушевал лорд. – Это убийцы из Черной Страны! Кричите на них!

Воины закричали.

– Это падшие ангелы, рухнувшие с небес! Господь требует изгнать демонов с наших земель! Исполните же долг перед Господом!

Стук щитов и пик стал ритмичнее, сатрианцы затопали ногами в такт. Бой могучих барабанов окреп настолько, что по воде, через которую наступали анакимы, покатились волны.

У анакимов были собственные барабаны, но они не вели себя как их враги. Каждый легион отбивал свой ритм. Позади боевых порядков шли барабанщики и, выбивая дробь, гнали воинов вперед. В этом звуке не было сатрианской звериной дикости – одна лишь механическая четкость ритмичной звуковой волны.

Над стройными шеренгами анакимов реял лес из тысяч флагов. Среди них были огромные льняные квадраты, как у сатрианцев, но помимо них – еще и шелковые гобелены со сценами древних битв в строгих анакимских тонах, каждый из которых держали над собой сразу шесть знаменосцев. Рядом возвышались огромные глаза, сплетенные из покрытых листьями ветвей падуба, ивы и ясеня, или огромные растянутые медвежьи шкуры, или шесты с висящими на них рваными волчьими шкурами, трепещущими на ветру. Возле легатов реяли и струились гигантские льняные полотнища с пришитыми к ним орлиными перьями. Но если дело дойдет до того, что даже знаменосцам придется вступать в бой, то все эти знамена, кроме последних, будут брошены на землю.

Наступая, легионеры не кричали. И не потрясали оружием подобно сатрианцам. Они просто пели. Мрачные боевые гимны зловеще гудели, разносясь над боевыми порядками. Нестройный звук постепенно нарастал. Громкость его и сила становились все более мощными. Не привыкшие к такому сатрианцы заволновались. Суровые песнопения необычайно гармонировали с окружающим их диким пейзажем. Пение неслось по залитой пойме, отражаясь от серого клокочущего неба и шелестящего колышущегося леса на флангах. Ветер становился все сильнее, как будто на сатрианцев со всех сторон наступали незримые союзники анакимов, откликнувшиеся на сверхъестественные звуки. Это земля анакимов. Это их Черная Страна, каждый дюйм бесплодной суровой земли которой пугал сатрианцев так же, как эти песни.

На правом фланге сатрианцев Кинортас разглядел выскочку Белламуса, выехавшего перед строем своих людей и что-то им кричавшего. От звуков его голоса люди приосанивались и поднимали оружие повыше.

«Однажды, – взял себе на заметку Кинортас, – я столкнусь с армией, командовать которой будет он».

Но не успел он додумать свою мысль, как правый фланг сатрианцев разрушился. Возможно, Белламус слишком взвинтил своих командиров, и они потеряли контроль. Возможно, он не так хорошо разбирался в военном искусстве, как могло показаться на первый взгляд, и потому решился на неоправданную авантюру перед лицом непоколебимого врага. Как бы то ни было, но сатрианцы хлынули вниз с вала, съезжая по скользкому от жидкой грязи склону, с явным намерением атаковать Чернокаменный Легион. Безумная попытка! Они сами сломали свой строй и потеряли то единственное преимущество, которое у них еще оставалось – защитный вал. Тысячи солдат побежали вперед, яростно крича что-то про анакимскую кровь.

Кинортас даже не ожидал, что будет так легко. В открытом бою дезорганизованную толпу сатрианцев перемолоть будет несложно.

– Чернокаменный – вперед!

Трубач, стоявший позади, издал три пронзительные ноты, означавшие приказ Черным Камням перейти к атаке. Те не стали медлить ни секунды.

Однажды, лет десять тому назад, Кинортасу показали механические часы. Посол с южных земель, удерживаемых анакимами, добился аудиенции, во время которой предложил альянс, в котором их страна исполнила бы роль наковальни для молота Черной Страны. Речь шла о центрально-эребосских территориях сатрианцев. В рамках этого альянса они должны были заключить тайное торговое соглашение – выгодное, как утверждал посол, для обеих сторон. Для убедительности он привез в Черную Страну образцы товаров, которые могли бы наводнить ее рынки: великолепный корпус судна из темного дерева – по словам посла, у них строили лучшие во всем мире корабли; невесомые тюки с гагачьим пухом; винно-алый хрусталь, представлявший огромную ценность для Черной Страны, поскольку из него можно было извлечь редкий металл. А еще механические часы – Кинортас увидел их впервые в жизни. В Черной Стране продолжительность часа менялась ежедневно в течение года и оценивалась по взаимному движению солнца и луны. Если требовалось отмерить более короткий период, то использовались часы водяные. В механическом хранителе времени нужды никогда не возникало, и Кинортаса даже заворожил сей загадочный предмет.

Под внешним скелетом кипела жизнь. Это была наполовину машина, наполовину живой организм. Роль сердца исполняла маленькая пружинка. Идеально напряженная, она приводила в движение крохотные, сцепленные зубчиками рабочие колеса. Вместе они работали безупречно. Часы непрерывно тикали и щелкали, двенадцать раз в день издавая колокольный звон, обозначающий конец часа. Безусловно, пользы от таких часов нет никакой, лишь бестолковая трата ценной стали, но Кинортас был уверен, что за подобными механизмами – будущее. Однажды благодаря этому искусству создадут корабль, который будет управляться сам собой, или машину для сбора урожаев, которая сможет выкосить целое поле, если дать ей ход…

Теперь его легионы напомнили ему такой механизм. Апофеоз безупречной скоординированности. Солдаты Чернокаменного Легиона извлекли пять тысяч мечей из ножен единым движением и двинулись вперед десятью волнами – по пятьсот легионеров в каждой. Они были воплощением воли Кинортаса – его собственной машиной для сбора урожаев, которую он только что привел в действие. Две противоборствующие армии – одна спокойная и сосредоточенная, другая бешеная и беспорядочная – двигались сквозь паводковые воды навстречу друг другу. Уже скоро состоится резня…

И вдруг механизм сломался…

Черные Камни начали оступаться и падать. Легионеры стали валиться целыми группами – все чаще и чаще, пока вся передняя линия в полном составе не ушла под воду, крича от боли. Следующие за ними солдаты наткнулись на то же гибельное ошеломляющее препятствие и так же погрузились в воду. Пришпорив коня, Кинортас помчался на левый фланг, желая понять, что происходит. Почему солдаты падают? Почему перестали держаться на ногах? Черные Камни угодили в ловушку – вода под ними становилась красной от крови. Под паводковыми водами скрывались капканы сатрианцев.

Чернокаменный Легион встал как вкопанный. Как только кто-нибудь из воинов делал попытку пройти дальше, он спотыкался и падал. Сатрианцы на валу насмехались и улюлюкали, а их атакующий отряд, который только что казался дезорганизованным, вдруг остановился, не дойдя до гибнущих Черных Камней семидесяти ярдов,[2] и обернулся лучниками с длинными луками. Доспехи на них и оружие были настолько легкими, что устоять против легионеров в открытом бою у них не было бы ни единого шанса. Они сыграли роль приманки для Черных Камней и только теперь явили свою настоящую силу – изогнутые тисовые луки. Лучники вынули их из колчанов, натянули тетивы, и на легионеров обрушился дождь из смертоносных стрел. Оперенные стрелы издавали такой свист, будто все небо наполнилось машущими крыльями скворцами. На такой близкой дистанции снабженные железными наконечниками стрелы легко пронзали даже жесткие панцирные доспехи анакимов. Легионеры, лишенные возможности идти дальше, ложились в воду в надежде избежать урона, причиняемого этим жутким роем. Полностью увязнув в грязи, они обреченно съеживались. Прямо на глазах Кинортаса погибал один из лучших его легионов. И виной всему стал этот сатрианский выскочка – Белламус. Левый фланг анакимов перестанет существовать еще до того, как они смогут уничтожить хотя бы одного сатрианца.

– Роупер, за мной! – крикнул Черный Лорд.

Он поскакал к Чернокаменному, велев трубачам трубить сигнал к остановке. Передний край анакимов топтался на месте, поскольку не мог обойти увязший Чернокаменный Легион, не подставившись под удар. Но в то же время он оставался уязвимым перед лучниками, стрелявшими навесом с вала. Несмотря на то что их стрелы летели издали, не нанося особого урона, они действовали на строй анакимов парализующе.

Роупер и Кинортас спешили прямо к Черным Камням. Прежде всего Кинортас хотел разобраться в ситуации, чтобы найти решение… хоть какое-нибудь решение. Черный Лорд, обычно такой спокойный и уверенный в себе, на этот раз растерялся. Он беспокоился о своем легионе и не мог понять, как так получилось, что битва вышла из-под контроля, не успев начаться. Теперь он скакал прямо навстречу опасности, судорожно ища выход.

И вдруг Черного Лорда и Роупера накрыла туча стрел.

Они застучали по панцирным доспехам с почти колокольным звоном. Силы удара хватило, чтобы выбить Черного Лорда из седла и оглушить его наследника. Нога Кинортаса запуталась в стремени. Испуганный жеребец рванул с места и поскакал вперед, волоча своего хозяина прямо к переднему краю сатрианцев.

Потрясенный Роупер, с торчащей из-под ключицы стрелой, пришпорил коня и помчался вслед за отцом. Кинортас не подавал признаков жизни, его тело безвольно волочилось по воде, оставляя за собой змеящийся кровавый след. Роупер бил коня так сильно, что вскоре с боков животного потекла кровь, которая, смешиваясь с его собственной, капала со стремен. Стрелы чавкали вокруг, влетая в воду, некоторые со звоном отскакивали от доспехов, но он, глядя как отец удаляется от него все дальше и дальше, не обращал на них внимания.

Навстречу ему хлынула толпа опьяненных кровью сатрианцев. Роупер впервые вынул меч и свирепо им рубанул. Раздался звон металла о металл, Роупер ощутил в руке боль от удара. Он стал рубить еще и еще, не спуская глаз с тела отца, оказавшегося в самой гуще врагов. Сатрианцы, вынувшие страшные ножи и сгрудившиеся вокруг тела, уже спорили о том, кому достанется главный приз – павший король.

Черный Лорд погиб, и вскоре здесь же умрет его сын.

Изрыгая грязные проклятия, Роупер попытался проехать сквозь толпу сатрианцев, отрезавших его от отца. Чья-то рука схватила его за ногу, и он почувствовал, что его стаскивают с седла. Упав с коня, он на секунду потерял зрение и слух, погрузившись с головой в воду. Ужасная колющая боль пронзила бедро, и Роупер понял, что его ранили. Паника придала ему сил, и, рванувшись изо всех сил, он вынырнул на поверхность. Выдернув руку из воды, он увидел, что меч все еще с ним. Удар вражеского копья пригвоздил его к земле, но, по крайней мере, он мог еще махать оружием, пытаясь достать окружавших его сатрианцев и из последних сил отбивая атаки. Один из ударов попал ему в голову, распоров кожу до кости. Пока в ушах звенело, а глаза застило белым туманом, он пропустил второй удар, направленный прямо в грудь. Пробив дыру в кость-панцире, копье едва не проникло в тело.

Поняв, что долго ему не продержаться, Роупер издал дикий крик, полный боли и отчаяния, и вспорол мечом воздух в попытке достать хоть кого-нибудь. Он был совершенно один в этих водах, которые постепенно окрашивались в розовый цвет от вытекавшей из него крови. Он практически не видел неба: почти со всех сторон на него наседали сатрианцы. Больше Роупер не кричал, им полностью завладел всепоглощающий инстинкт, заставлявший делать все, чтобы прожить хотя бы на несколько секунд дольше.

Невероятное чувство свободы охватило его. Неуверенность в себе куда-то пропала, разум полностью очистился для последнего великого рывка. Зрение исказилось, глаза стали видеть не так, как обычно. Теперь он смотрел будто из туннеля и реагировал только на движения. Больше он ни о чем не думал и ничего не контролировал, раскрыв себя до самого дна. Он превратился в загнанного в угол дикого кота. У него больше не было ничего, кроме бешено работающих легких и яростно машущего меча. Темные фигуры все плотнее окружали его пригвожденное к земле тело.

И вдруг в сплошной стене окружающих врагов образовалась брешь. Серый небесный свет внезапно пролился на Роупера.

Мертвый сатрианец рухнул рядом с ним в воду, обдав кровью, и тут же раздался тревожный крик. Неведомая сила отбросила еще двоих сатрианцев, и в образовавшийся в живой стене пролом вступила гигантская тень. Тень размахнулась огромным сияющим мечом, и, с искрами выбив оружие из рук пытавшегося защититься от него сатрианца, снесла ему сразу полголовы. Верхушка черепа отскочила словно долька от яблока, и сатрианец рухнул как подкошенный. Остальные побежали в панике, подняв тучу брызг.

Сильная рука схватила Роупера за воротник и подняла вверх. Копье вновь прошло сквозь раненое бедро и Роупер заорал от боли, но его спаситель, не обращая на это внимания, тут же потащил его прочь. От болевого шока Роупер чуть было не выронил меч, но заставил себя сжать пальцы на рукояти.

– Там мой лорд-отец! – закричал он что есть мочи, почувствовав, что его тащат. – Черный Лорд! Он там! Забери его!

Роупера подхватили другие руки, и он увидел множество анакимов, хлынувших в сторону сатрианцев. Это оказалась Священная Гвардия – лучшие воины в мире. Они пришли сюда, полные благородной решимости сберечь ту кровь, которая вытекала сейчас из жил Роупера.

Впрочем, сострадания в них было не больше, чем в сатрианцах. Игнорируя все протесты Роупера, его оттаскивали подальше от первой линии, в то время как впереди разворачивался жестокий бой. Пришлось смириться. В конце концов его отнесли на сорок ярдов[3] в тыл и положили в воду – почти теряющего сознание от потери крови. Глаза его сфокусировались на воине, который первым поднял его за ворот и тем самым спас от верной смерти. Это был солдат Чернокаменного Легиона, чьего имени Роупер не знал. Он спросил, как того зовут.

– Хелмиц, милорд, – ответил легионер.

Слово «лорд» немного покоробило Роупера – трудно сказать почему.

– Ты станешь гвардейцем, Хелмиц.

Хелмиц застыл в немом изумлении. Увидев странное выражение его лица, Роупер понял, что сказал что-то лишнее. Наверное, легионер был молод, но из-за сплошных шрамов понять это было трудно. Одна щека была настолько изрезана в лоскуты, что сквозь старые раны можно было увидеть внутреннюю сторону рта. Хелмиц держался с уверенным достоинством ветерана, ничем не выказывая усталости. Впрочем, не выглядел он усталым и тогда, когда спасал Роупера.

– Милорд?..

Ну вот, опять его назвали лордом…

Вокруг Роупера, словно возле потерявшегося, но вновь найденного барашка, постепенно собирались люди. Было видно, что они желают, но не решаются с ним заговорить. На Роупера уже начинало давить смутное чувство ответственности.

– Коня! – прошептал он.

Возможно, ситуация прояснится, если он сядет в седло. К нему подвели коня, но из-за раненой ноги он не смог на него самостоятельно влезть. Снова помог Хелмиц.

– Благодарю, – проговорил Роупер и поехал туда, где Священная Гвардия превращала паводковые воды в пузырящуюся красную жижу.

В самой гуще сражения бился Уворен с Костоломом в руках. Роупер увидел, как Уворен широко размахнулся, описал широкую дугу над головой и обрушил молот на сатрианца, снеся его немощную защиту и свалив с ног. Прочие воины Священной Гвардии перемалывали слабозащищенный отряд лучников, не успевший отойти, но, если не обращать внимания на эту маленькую победу, в целом армия анакимов терпела страшный разгром. Чернокаменный Легион, казалось, уже полностью скрылся под водой, в то время как стрелы продолжали сыпаться на него дождем. Дела в остальной части армии обстояли немногим лучше. Так и не сдвинувшиеся с места солдаты, не имея щитов для защиты сверху, все больше страдали от непрерывно летящих с вала стрел. Несмотря на то что костяные и железные доспехи значительно снижали производимый стрелами урон, боевой дух легионов стал падать. А это уже могло привести к катастрофе. Впрочем, сатрианцы даже и не думали наступать, предоставив возможность стрелам довершить их работу.

– Лорд? – услышал Роупер голос за спиной.

Он повернулся и увидел шестерых конных посыльных, смотревших на него в ожидании приказов. Роупер кивнул и снова посмотрел в сторону битвы.

«Боже Всемогущий, и что теперь?»

Казалось, выхода не было. Левое крыло продвинуться не может – мешают расставленные в воде капканы. Но есть ли смысл гнать в наступление всю остальную армию? Роупер даже не был уверен, смогут ли они успешно подняться на скользкий вал. Будет много потерь – это совершенно точно. Более того, левое крыло, скорее всего, подвергнется фланговой атаке.

«Но какой у него есть выбор? Может, пора отступать?»

Роупер задумался так, что почти перестал дышать. Или, может, его дыхание просто потеряло силу?

– Лорд? – услышал он более настойчивый голос.

Роупер колебался. С его губ почти готовы были сорваться несколько слов, но он все еще не решался их произнести.

«И что теперь? Всемогущий, помоги!.. Что же теперь делать?»

– Милорд!

«Береги легионы, Роупер».

– Мы отступаем, – произнес Роупер так, словно задал вопрос. – Отступаем! – повторил он, невольно дрогнув голосом от волнения. – Кавалерия нас прикроет. – Он чуть было не добавил «наверное…».

Посыльные уставились на него, не веря своим ушам.

– Лорд? – спросил один из них в смятении. – Но ведь это…

– Отступаем! – перебил его Роупер. – Отступаем! – Мысль бешено заработала. – Пусть кавалерия держится подальше от того места, где застрял Чернокаменный.

Один из посыльных кивнул и, развернув коня, помчался передавать трубачу команду. Остальные последовали его примеру, и трубы заиграли сигнал. Легионы пришли в движение.

«Нас спасет только железная дисциплина», – думал Роупер, глядя на разворачивающиеся легионы. Солдаты замаршировали прочь, не отвлекаясь на все еще падающие между ними стрелы. Как только сатрианцы поняли, что военные силы Черной Страны начали отступление, с вала немедленно раздались веселые крики и насмешки. Не сразу Роупер расслышал нарастающий густой гул, поначалу показавшийся ему далеким громом. Но потом он понял, что это сатрианцы спустили свою собственную кавалерию вслед отступающим легионам.

Рядом с Роупером, откуда ни возьмись, возник Уворен. Не слезая с седла, он трубным лающим голосом, ругаясь на чем свет, стал выкрикивать приказы посыльным, в результате чего те помчались по полю боя во все стороны. Анакимская кавалерия поскакала вперед, чтобы прикрыть собой отступление легионов.

– У тебя стрела в плече, Роупер, – заметил Уворен.

Боже Всемогущий!

Роупера слегка качнуло в седле. Уворен пристально посмотрел на него, почти завороженно.

По ту сторону поймы, за ошеломленным и поредевшим наполовину Чернокаменным Легионом, начинавшим выходить из битвы, Роупер заметил знакомый блеск стали. Граф Уиллем сидел на коне в окружении охранявших его рыцарей с новой броней на груди – не менее великолепной, чем та, которую сорвал с него Кинортас. Он находился среди лучников, продолжавших осыпать Чернокаменный Легион стрелами, и жестами отдавал приказы трубачам, отвечавшим за сатрианскую кавалерию. Белламуса нигде не было видно. Судя по всему, граф Уиллем взял на себя ответственность за эту часть поля боя.

Вдруг откуда-то справа раздался крик. Роупер повернулся и увидел, что через паводковые воды мчится стрелой какой-то воин. Отсюда он выглядел как одинокое стремительно несущееся темное пятно. Будучи совершенно один, воин кинулся на боевые порядки сатрианцев и, непредсказуемо двигаясь, сумел прорваться за первую линию обороны. Ближайшие к нему сатрианцы пытались его задержать, но тщетно – все их удары рассекали лишь воздух, в то время как анакимский воин, как нож сквозь масло, проникал все дальше и дальше в неплотные ряды. Роупер открыл рот от удивления – воин бежал прямо к графу Уиллему. Это был Священный Гвардеец, с волосами, собранными в исключительно длинный хвост. Совсем один, без посторонней помощи он собирался достать сатрианского главнокомандующего. Оставляя за спиной обрызганных и сбитых с толку сатрианцев, он неуклонно прорывался сквозь шеренги врагов по направлению к открытым водам позади них.

Уворен смотрел в ту же сторону.

– Расчистить путь для ликтора!

Священная Гвардия подчинилась и, повторно выдвинувшись вперед, вбила клин в сатрианскую линию. Безымянному воину, подобравшемуся уже совсем близко к графу Уиллему, требовалось готовить дорогу к возвращению.

Телохранители графа заметили дерзкого гвардейца. Полдюжины закованных в латы рыцарей опустили копья, изготовившись к атаке. Гвардеец изменил направление движения, выскочил за пределы вражеского строя и вынул меч. Все, что случилось дальше, произошло очень быстро. Воин, огромный по сравнению с сатрианскими всадниками, отбил в сторону пару нацеленных на него копий и железным вихрем проскользнул между рыцарями. Между ним и графом Уиллемом не осталось более никого. Запоздало увидев опасность, граф в последней отчаянной попытке пришпорил коня.

Но было уже слишком поздно. Гвардеец оказался рядом с его конем. Он сделал пару быстрых шагов, схватил графа Уиллема за ногу и, вытянув из седла, бросил в воду. Клинок взмыл вверх и опустился вниз, затем еще раз. Гвардеец выпрямился, что-то поднял из воды и развернул так, чтобы было видно сразу обеим армиям – и сатрианцам, и анакимам.

Это была голова графа Уиллема.

Длинные волосы графа были зажаты в огромной руке гвардейца, с бороды и шеи текла кровь вперемешку с водой. Гвардеец пренебрежительно отшвырнул голову в сторону и приготовился встретить рыцарей, которые, уже развернувшись, скакали прямо на него. За массой коней Роупер потерял гвардейца из виду.

Кто-то легко хлопнул Роупера по затылку. Он обернулся и увидел, что Уворен разворачивает коня.

– Уходим, – бросил капитан через плечо. – Прайс подарил нам немного времени. Пора отходить.

Прайс? Роупер снова взглянул туда, где только что был убит граф Уиллем, и не поверил своим глазам. Гвардеец появился вновь. Рядом с ним барахтались в воде и жалобно ржали две лошади. Еще одна стояла без седока. Остальные рыцари больше не атаковали, опасаясь приближаться к гвардейцу.

Прайс побежал снова. Священная Гвардия раскрыла для него коридор в боевых порядках сатрианцев и удерживала до тех пор, пока одинокий герой не оказался в полной безопасности.

Вот это все и есть война.

Черные Легионы стали организованно отступать. Они маршировали, выстроившись в колонны – с командирами во главе, недоуменно поглядывающими в сторону Всемогущего Ока Священной Гвардии, возле которого, как они знали, находится их главнокомандующий. Тысячи анакимов остались лежать в воде, с торчащими из тел стрелами, придавленные собственной броней. Только Священной Гвардии удалось пролить сегодня кровь сатрианцев и то лишь потому, что они были вынуждены выдвинуться вперед для спасения Роупера. Трубы ревели над полем боя, собирая армию анакимов воедино. Кавалерия сатрианцев следовала по пятам, выискивая возможность для атаки, но не могла подобраться ближе из-за кавалерии анакимов, слаженно прикрывавшей общий отход.

Затопленная пойма стала напоминать преисподнюю. Сотни тяжелораненых легионеров Чернокаменного Легиона полуползли-полуплыли вслед за отступающими солдатами. Остальные воины уже не придерживались никакого строя. Они как можно скорее шагали вброд через паводковые воды, стараясь отойти подальше от вала, с которого уже начала спускаться сатрианская пехота.

Сатрианцы перешли в наступление.

В Черной Стране всегда существовал один островок спокойствия. Безотносительно к тому, какая в тот момент свирепствовала война, великая крепость на границе, Хиндранн, всегда была великолепно защищена. Построенная более тринадцати сотен лет назад одним из предков Роупера, крепость была похожа на улей, выложенный из черного гранита, свинца и кремня. Ее присутствие – темное и недружелюбное, если смотреть со стороны Сатдола (заселенных сатрианцами земель, простиравшихся южнее реки Абус) – было одной из причин того, что на протяжении сотен лет граница оставалась практически неизменной. И именно сюда, на ее широкие мощеные улицы, заходили легионы, возвращавшиеся с военных кампаний.

Традиция предписывала встречать легионы женщинам и детям крепости. Толпы людей высыпали в этот момент на улицы, бросая под ноги легионерам букеты из трав. Горький запах раздавливаемых сапогами веток розмарина, мелиссы и окопника создавал настроение праздника и сулил облегчение: это значило, что воины вернулись домой, в очередной раз одержав блистательную победу. К этому времени в Хиндранне уже знали, кто именно проявил в битве особое бесстрашие или умение, и толпа выкрикивала их имена. Маленькие мальчики высматривали в строю этих блистательных воинов и представляли, как они сами однажды наденут доспехи Черной Страны и наступит их черед идти по этим улицам.

Первой через Великие Врата обычно входила Священная Гвардия. Воины всегда маршировали в ногу, продвигаясь по мощеной улице. Толпа по обыкновению шумела по обеим сторонам, оставляя для легионеров лишь небольшой проход. Люди высовывались из окон, бросали под ноги легионерам свои травы, в то время как воины принимали суровый и величественный вид, изо всех сил стараясь не улыбаться. Однажды Роупер был здесь, в точно такой же толпе, приветствующей легионы. Тогда он даже не представлял себе, что когда-нибудь займет место отца и проедет на великолепном белом коне во главе колонны, да еще и в доспехах гвардейца. Черные Лорды менялись редко, но они все-таки рождались лордами, в отличие от воинов Священной Гвардии, которые выковывали себя самостоятельно, своими собственными заслугами. Что могло быть величественней? Разве только тот факт, что Черные Легионы уже много десятилетий ни разу не проигрывали в битвах.

Народ не привык к поражениям.

Поэтому, когда до крепости стали доходить первые слухи о том, что легионы побиты, что они возвращаются домой, поджав хвосты, и что великий Черный Лорд Кинортас, посвятивший сорок лет жизни преданной службе, пал в бою, первой реакцией стало недоверие. Было просто немыслимо, чтобы легионы сдались так легко. Рассказы о том, что десятки тысяч сатрианцев вторглись в Черную Страну, казались преувеличением. И только когда в крепость стали прибывать первые беженцы, когда они подтвердили, что за ними следом идут вооруженные вражеские мародеры, недоверие сменилось гневом. Беженцы рассказывали, что армия даже не попыталась сразиться с сатрианцами, что легионы просто развернулись и ушли подальше от хорошо укрепленной позиции врагов и от их многочисленных разящих стрел. Это даже нельзя было назвать отступлением – это было просто унижение. Было ясно, что Роупер оказался не готов справиться с первым, обрушившимся на него суровым испытанием. Приняв на себя командование, он запаниковал и настоял на немедленном отступлении. Хуже того – он даже не попытался отбить тело отца, оставив его на поругание сатрианцам.

На протяжении всего безрадостного возвращения в Хиндранн Роупер не понимал, кто именно командует армией. Но точно это был не он. Никто не обращался к нему за приказами, а сам Роупер не знал, что и кому поручить. Более того – в походе его игнорировали все, за исключением всего двух человек. Первым был хирург, который молча вынул из его плеча стрелу и остановил кровотечение. Роупер сжал зубы, когда наконечник вышел из плоти, и не успел сделать двух глубоких вдохов, как хирург прижал к его ране горящую головню. И хотя он не издал ни звука, от шипения и запаха жареного мяса стало дурно. В глазах потемнело, он с трудом удержался, чтобы не упасть. Когда все закончилось, Роупер не сразу понял, в сознании он еще или нет.

Тогда же к нему зашел и второй посетитель: Уворен. Он молча остановился у входа и вновь завороженно посмотрел на раны стиснувшего зубы Роупера, несмотря на то что наверняка видел подобное уже много раз. Затем плутовато улыбнулся:

– Что, не дают тебе покоя, лорд?

Опять «лорд»…

– Никогда еще не видел, чтобы командующий армией мчался на врагов быстрее своих солдат.

Роупер взглянул на Уворена угрюмо:

– Недостаточно быстро…

Уворен покачал головой:

– У тебя бы не получилось спасти его, лорд. Он был уже мертв. Попытка была смелой, но не умной. Но что касается отступлений… впредь надо быть с этим осторожнее. Хиндранн отнесется к этому плохо. Тем не менее завтра, когда мы войдем в крепость, ты должен ехать во главе колонны.

– Должен?

– Это совет. Твои подданные должны твердо усвоить, что отныне армией командуешь ты.

Роупер кивнул:

– Понимаю…

Уворен бросил взгляд вниз – на потрепанные пластинчатые доспехи Роупера, прислоненные к сумке с хирургическими инструментами. В нагруднике зияла изрядная дыра, пробитая сильным ударом. Поврежденный доспех оставался на Роупере все то время, пока он боролся за жизнь в затопленной пойме.

– Кроме того, тебе надо найти новые доспехи. Черный Лорд должен казаться непобедимым. Ты же не хочешь, чтобы тебя приняли за крысу из канавы?

Роупер опять кивнул. Уворен еще раз внимательно посмотрел на него, прежде чем уйти. На губах его играла странная улыбка.

Роупер сделал все, как ему посоветовали, – надел новые доспехи и занял место во главе колонны сразу же, как только на горизонте показались очертания крепости. Когда он проезжал мимо, легионеры смотрели на него с осуждением, но никто ничего не сказал. Роупер ехал все на той же чужой лошади, которую был вынужден взять на поле боя, и избегал смотреть в сторону солдат.

Когда они подошли к Великим Вратам, никаких приветственных криков не последовало – только глухой стук отодвигаемой запорной перекладины. Время было позднее – опускались сапфирового оттенка сумерки. Над головой уже зажглись первые звезды. Дождь прекратился, но в воздухе еще чувствовалась влага, от которой становилось зябко. Роупер въехал в ворота вместе с первыми шеренгами легионеров и увидел, что улицы, как всегда, были полны женщин и детей. Только в этот раз они не держали букеты из трав.

Роупер выпрямил спину и направил взгляд прямо перед собой. Теперь важно оставаться спокойным. Дом никогда еще не казался таким чужим. Если раньше здесь раздавались одобрительно-восторженные крики, то теперь толпа стояла удивительно тихо. Теперь, проезжая мимо, Роупер замечал лишь движения глаз. Сотни пар глаз смотрели на него не отрываясь. Роуперу вдруг стало стыдно за свои новенькие блестящие доспехи и за вызывающе-непристойный цокот подков по мостовой. Молчание затягивалось.

Тишина ничем не нарушалась.

Роупер понял, что гвардейцы, идущие позади, изо всех сил стараются не топать. Эти героические воины даже прижимали детали амуниции к телу, чтобы издавать как можно меньше звуков. Вдруг из толпы кто-то протяжно свистнул и был немедленно поддержан теми, кто стоял рядом. Свист перескочил через пустынный центр улицы и обрушился, как водопад, с обеих сторон. Роупер стал задыхаться, слушая, как растет и растет этот свист, будто именно эта закованная в броню колонна легионеров, словно выползшая из-под земли змея, и стала той самой Катастрофой, перевернувшей мир. Стоило прорваться свисту, как толпа загикала и заулюлюкала, выражая негодование по отношению к красным от стыда легионерам, вступающим в Хиндранн. Какая-то девушка громко крикнула, что легионерам стоило бы отдать свое оружие женщинам – уж они-то проявили бы больше достоинства, чем их мужчины. Толпа засмеялась и принялась зло шутить.

В полном одиночестве Роупер ехал впереди, ощущая со всех сторон презрение к себе, а еще более – ненависть легионеров, глядящих ему в спину. Он будет проклят всеми. Еще никогда легионы не подвергались такому унижению, и всему виной был он. И это стало еще не самым страшным свалившимся на него открытием. Кое-что гораздо худшее занимало в этот момент его мысли. Совершенно случайно, без всякого участия или ожидания с его стороны, Роупер приобрел ужасного врага.

Роупер сидел один у дальнего конца огромного стола, стоявшего в Государственной Палате. Стол был сделан из огромных дубовых досок. Теперь такие гигантские деревья уже не росли. Кинортас рассказывал Роуперу, что эту древесину извлекли из булькающих болот юга, в которых до сих пор сохранялись поваленные деревья, некогда росшие по всему Альбиону. Ныне дубовый стол господствовал в большом зале с гранитными стенами, пол которого покрывали медвежьи шкуры. Зал был всегда хорошо освещен, и даже в этот час здесь горели четыре десятка масляных ламп. Языки пламени лизали суровые тяжелые камни камина, пробитого в одной из стен.

Роупер много раз бывал в этом зале. Он сидел рядом с отцом в то время, когда Кинортас проводил переговоры, разрабатывал планы военных кампаний или даже разбирал судебные дела.

Для чего он теперь находится здесь, Роупер не знал.

Посыльный – один из юных воинов, явно мечтавший когда-нибудь занять место в высшем командовании, – пришел в покои Роупера и сообщил, что тот должен встретиться здесь с Увореном при первой же возможности. Роупер прихромал как можно скорее – как ни трудно это было при его раненой ноге. Он ожидал увидеть здесь военный совет, собравшийся в полном составе, воинственных легатов, обсуждавших вопрос о том, как преградить путь сатрианской орде, наводнившей Черную Страну, посыльных, спешащих по коридорам с приказом о начале общенародной подготовки к ответному удару…

Но зал оказался абсолютно пуст.

Роупер сел сначала на свое обычное место – по правую руку от отца. Но, подумав, передвинулся левее – ведь теперь он по праву должен занимать Каменный Трон.

Роупер просидел так час. За это время в зале появился только один человек – какой-то угрюмый легионер, добавивший масла в лампы и подрезавший фитили. Легионер сделал вид, что не узнал Роупера, а Роупер не нашелся, что ему сказать. Сидя в тишине на Каменном Троне, Роупер чувствовал себя глупо. И даже еще более глупо, когда легионер покинул наконец Палату и он снова остался один.

Роупера терзали мысли о том открытии, которое он сделал, когда вступал в ворота Хиндранна, и теперь, сидя здесь в одиночестве в ожидании Уворена, он все более и более погружался в отчаяние.

Капитан Гвардии прибыл через полтора часа. Он широко распахнул двери и, сопровождаемый десятью спутниками, прошел прямо в конец стола – туда, где сидел Роупер. По гербам, которые они носили, Роупер определил четырех гвардейцев Священной Гвардии, двух солдат Легиона Рамнея и двух легатов. Вместе с ними пришли два человека в вышитых мантиях – Советник и Трибун. Последний гвардеец, обладатель исключительно длинного хвоста из черных волос, развернул свое кресло боком, всем видом показывая, что у него нет времени рассиживаться. В то время как все остальные выглядели поглощенными заботами, этот человек, казалось, просто чего-то ждал.

Уворен не поприветствал Роупера. Более того, он даже не обратил на него никакого внимания.

– Нам необходимо разработать план, – сказал он всем присутствующим.

– И причем быстро, – согласился человек с длинным хвостом. – Джокул велел подойти сразу, как только появится возможность, и в итоге продержал меня больше двух часов. Не хотелось бы провести остаток ночи в обсуждениях.

Уворен улыбнулся:

– Два часа с Джокулом? Да даже от часа с ним можно сдохнуть.

Человек с хвостом кивнул:

– Я уже мечтал об этом.

Спустя короткую паузу собравшиеся за столом разразились смехом.

– Каждый раз, как я его вижу, он становится все более тощим, – заметил один из гвардейцев.

– Он уже такой худой, что, когда выходит на улицу, над ним начинают кружить грифы, – добавил Уворен.

Все снова рассмеялись. Роупер также хохотнул, но тут же осекся под пристальным взглядом Уворена. На губах капитана заиграла знакомая улыбка.

– Не тебе насмехаться над Джокулом, Роупер.

Роупер. Уже не лорд.

– Он служит народу много лет. Кроме того, тебе не следовало садиться на Каменный Трон. Это место должно было оставаться пустым в течение как минимум трех дней после смерти Черного Лорда. В знак уважения.

Уворен показал на одно из кресел в дальнем конце стола.

В первые секунды Роупер не пошевелился. Он не верил Уворену и упрямо смотрел на него, не отводя глаз. Затем почувствовал на себе взгляды всех присутствующих и понял, что в этом поединке воль ему не победить. Что ж, значит, еще одно отступление. Роупер встал и пересел в дальний конец стола. Человек с хвостом безразлично взглянул на него.

– Как тебя зовут, гвардеец? – спросил его Роупер, попытавшись проявить инициативу.

– Ликтор, – ответил тот.

– Это титул, – заметил Роупер.

– Да, это мой титул.

«А мой титул – лорд», – подумал про себя Роупер, но ничего не сказал.

Он не знал этого человека в лицо, но ему была хорошо знакома его репутация. Ликтор отвечает за дисциплину в легионе. Он должен быть полностью уверен в том, что солдаты сделают все, что им прикажут. Он может забивать своих подчиненных до смерти, если пожелает, в то время как они не имеют права поднимать на него руку. Это наиболее влиятельная должность, которой удостаиваются только люди абсолютно бесстрашные и уверенные в себе. Должность ликтора подходила этому человеку, как никому другому, – ведь именно он убил графа Уиллема.

Роупер знал имя этого славного человека. Это был известный спринтер Прайс Рубенсон, дважды награжденный за отвагу. Будучи почти таким же знаменитым, как Уворен, Прайс Рубенсон был также известен всей Черной Стране как лучший из когда-либо рожденных в ней атлетов, что делало его в глазах молодых женщин не меньшим героем, чем военные подвиги в глазах мужчин.

В последующие несколько часов Роупер узнал намного больше.

Легат Чернокаменного Легиона рассказал о том, что скрывалось под паводковыми водами.

– Хитрые сволочи. Там был «чеснок». Я уже сталкивался с подобным в Самнии – железные колючки, которые, как ни бросай, всегда торчат одним зазубренным острием вверх. Они густо раскидали их прямо перед моими легионерами и приманили нас фальшивой атакой, да так, чтобы мы обязательно на них напоролись. – Легат покачал головой. – Стоит признать, это было умно. И очень хладнокровно – момент был выбран как нельзя удачно. Я уже начинаю жалеть о том, что ты убил графа Уиллема, Прайс. Это только ускорит восхождение Белламуса. В его лице мы приобрели достойного врага.

– А мне совсем не жаль, – ответил Уворен. – Ведь только имеющиеся разногласия между Белламусом и лордом Нортвикским не превратили наше отступление в полный разгром.

Он бросил на Роупера осуждающий взгляд.

– Я приказал кавалерии держаться подальше от Чернокаменного, – выпалил Роупер.

Над столом повисло гнетущее молчание.

– Лучше помолчи, Роупер, – произнес наконец Уворен. – Ты не понимаешь, о чем говоришь. Твой отец был признанным лидером. С ограниченной властью, но признанным всеми. А ты, собственно, кто такой?

Все, кроме Прайса, рассмеялись.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Уворен, ухмыльнувшись.

– Ты сам велел мне прийти, – ответил Роупер.

Ему хотелось сказать больше, но он знал, что в любом случае Уворен его переиграет.

– Он велел тебе прийти? – бросил один из гвардейцев, вытирая пот. – Если ты делаешь только то, что тебе велят, то кому править, как не тебе, Роупер?

Сидящие за столом вновь разразились хохотом.

Роупер замолчал. У его первых попыток командовать оказался горький привкус, но он не ожидал, что придется столкнуться даже с такой неприкрытой агрессией. Уворен был таким галантным и дружелюбным под взглядом Кинортаса, но, когда того не стало, полностью переменил свое отношение к Роуперу. Теперь Уворен Могучий, самый почитаемый и прославленный воин страны, стал его врагом. Они начали играть в игру, правил которой Роупер не знал. Вот почему Уворен велел Роуперу сменить доспехи – чтобы все подумали, что Роупер командовал и паниковал издали, а не находился в гуще боя. Вот почему он предложил Роуперу ехать во главе колонны – чтобы вся вина за позор легла исключительно на его плечи.

Законы наследования были однозначны – править теперь должен Роупер. Но Уворен, один из наиболее влиятельных и уважаемых воинов эпохи, глава Лотброков – одного из величайших Домов, – похоже, решил превратить все претензии Роупера в ничто и добиться его отвода. Уворен поддержал решение об отступлении, но лишь затем, чтобы покрыть Роупера позором. И теперь, когда появился такой очевидный и способный претендент на престол, кто поддержит Роупера? Как может девятнадцатилетний юноша без опыта, не обладающий никаким другим именем, кроме завещанного отцом, противостоять величайшему из ныне живущих воинов?

Он не знал, с чего ему начинать, не знал, где найти тех, кто помог бы ему заявить о своих правах. Но он знал, где находятся его враги.

Они сидели прямо здесь – за этим столом, на военном совете Уворена.

Роупер решил тщательно запомнить всех – их имена, должности и выражения лиц. Он внимательно разглядывал их, вычисляя, кто из них входит в ближний круг Уворена, а кто не более чем старый приятель. Он изучал их позы за столом, пытался угадать их характеры и слабости. Могут ли сыновья Уворена – Унндр и Уртр – быть на него за что-либо в обиде? Может ли Асгер – тот самый потнолицый заместитель командира Священного Легиона – оказаться еще глупее, чем кажется?

В какой-то момент Роупер заметил, что сидящий рядом с ним Священный Гвардеец изучает его не менее пристально. Это был Госта. Во время совета он почти ничего не говорил, впрочем, и мнением его особо не интересовались. Время от времени Госта кивал, молча выслушивая приказы. Роупер ничего не знал о нем, только видел, что Уворен относится к нему как к верному псу. Прочие командиры вели себя осторожно с Гостой, и даже Прайс старался держать между ним и собой некоторую дистанцию.

Прямо на глазах у Роупера рождался влиятельный силовой блок. Мужчины, обладающие богатством и авторитетом, собрались здесь, чтобы в будущем поддержать притязания Уворена на Каменный Трон. Если Роупер надеется когда-либо получить власть, ему придется уничтожить их всех – одного за другим.

Ну и, конечно, самого Уворена, который в данную минуту произносил речь:

– Забудьте про мальчика Роупера, он недееспособен. Наше положение ужасно. Чернокаменный Легион наполовину разгромлен, боевой дух упал катастрофически, кроме того, мы заранее не планировали возвращение легионов в Хиндранн. Нам понадобится больше еды. Скиритаи предполагают, что южане не планируют брать нас в кольцо, они скорее станут разорять наши восточные земли. Мы должны что-то придумать. В этом состоит наша задача на завтра. Но до тех пор – я собираюсь поспать.

Уворен встал, вслед за ним поднялись остальные члены совета. Длинноволосый Прайс не стал дожидаться официального завершения и сразу пошел мимо Роупера к выходу из Государственной Палаты. Роупер остался сидеть на месте. Уворен пристально посмотрел на него, прищурившись, но Роупер упрямо взглянул в ответ, не отводя глаз.

– Легионер из Чернокаменного поставил меня в известность о том, что ты, Роупер, перевел его в Священную Гвардию. Никогда так больше не делай – не тащи своих людей в мое подразделение!

– У меня есть на это право, Уворен, – ответил Роупер, вспыхнув.

– Ты так думаешь? – спросил Уворен скептически.

Затем расхохотался, заметив гнев на лице Роупера, и, протянув руку, потрепал его по щеке.

– Да ладно, Роупер, – сказал он с тихим смешком и больно ущипнул его за щеку. – Не принимай так близко к сердцу. Тебя же не очень расстроила смерть отца, верно?

Роупер промолчал. Уворен расхохотался вновь.

– Это была хорошая смерть, – бросил он небрежно. – Пэры, всем до завтра! Доброй ночи!

Члены совета покинули Палату, оставив Роупера наедине с собой. Он встал и упрямо пересел обратно на Каменный Трон, потом провел пальцами по гладким подлокотникам, отполированным руками дюжины Черных Лордов, занимавших это место раньше. Дюжины, включая его отца.

Черные Лорды никогда не плачут. Поэтому Роупер тихо завыл.

– Отличная была идея, Белламус, – произнес лорд Нортвикский небрежным тоном.

Когда-то давно лорд был блестящим молодым воином, но, несмотря на то что с тех пор постарел, опыт делал его бесценным лидером. Сейчас ему было уже далеко за шестьдесят, но он все еще был подтянут и легок на подъем. Нижняя часть лица до скул скрывалась под бородой цвета тусклой меди. Слезящиеся глаза под морщинистыми веками внимательно изучали ландшафт. Он выглядел жестким, что соответствовало действительности, и суровым, что было лишь видимостью.

– Тебе уже доводилось видеть битвы, где бы применялись шипы?

– В смысле, «чеснок»? Да, в Сафиниме. Мой отец был пикинером.

– Пикинером? – Лорд Нортвикский фыркнул. – Черт побери! Ты и в самом деле возник из ниоткуда, да?

Белламусу показалось, что таким образом лорд Нортвикский пытался сделать ему комплимент.

– Досадно вышло с графом Уиллемом, – продолжил Нортвикский.

– Вы правда так считаете? – спросил Белламус, лукаво прищурившись. Заметив удивление на лице лорда Нортвикского, он постарался слегка смягчить тон: – Его смерть произвела на меня глубокое впечатление.

Белламусу вспомнился огромный человек, ураганом промчавшийся по затопленной долине. Целая полудюжина благородных рыцарей Сатдола оказалась не в состоянии остановить этого потрясающего воина.

– Что верно, то верно, – согласился лорд Нортвикский.

Оба командующих, верхом на лошадях, находились на вершине того самого вала, от которого отступили войска Роупера. Дождь продолжал лить стеной, но командующих он не задевал. Над ними дрожал балдахин, натянутый четырьмя адъютантами, каждый из которых терпеливо держал свой угол полотнища под заливающим их лица дождем. Бо́льшая часть сатрианской армии уже углубилась в Черную Страну, чтобы предать ее огню и мечу, но несколько тысяч солдат все еще форсировали долину.

Посиневшие раздутые трупы анакимов давно были раздеты и осмотрены. Ценное оружие и доспехи, которыми так гордились и о которых так заботились легионеры при жизни, теперь были свалены в беспорядочные кучи. Весь этот металл будет переплавлен и перекован во что-нибудь более подходящее для сатрианского телосложения. Кроме того, вполне годной была грубая шерстяная одежда анакимов. Но, несмотря на непрактичность такого решения, почти всю ее оставили на телах.

Но только не кость-панцири.

Сатрианцы среза́ли напитанную дождем кожу с трупов, чтобы добраться до скрывавшихся под ней плотно собранных между собой костяных пластин. Они пилили и выламывали эти прочные, как кремень, плиты из их соединений, выдергивали и складывали в штабель. Они не были белыми или желтоватыми, как обычные кости. Скорее, цвета ржавчины. И при этом легче и тверже любой стали, которую можно найти в Сатдоле. У Белламуса уже был продуманный план на то, где и как он использует этот материал.

После битвы один огромный труп затащили на вал для тщательного изучения. Он отличался от прочих – был более крупным и внушительнее экипированным. Те, кто видел, как он упал, сраженный стрелой в горло, доложили, что это был какой-то командир верхом на лошади.

Белламус сразу узнал его по лицу.

– Ну вот мы тебя и взяли, – печально сказал он, стоя рядом с телом Кинортаса. – А раз ты мертв, значит, правит теперь твой сын.

Белламус нахмурился, не спуская глаз с мертвого тела.

– Снимите с него шлем.

Хозяин лошади, с помощью которой приволокли сюда труп, расстегнул застежку огромного боевого шлема, снял его с головы Кинортаса и подал Белламусу. Тот повертел шлем в руках и пробежался пальцами по поверхности. Как он и предполагал, это оказалась не сталь, а какой-то неизвестный сплав – тусклее, но от этого даже более красивый. На вид он был почти мраморный со всевозможными оттенками – от цвета облаков и темного железа до лунного света, – сливающимися и частично перекрывающими один другой.

– Знаменитое Злое Серебро. Не знал, что из него делают что-то еще, кроме мечей.

Оно казалось слишком легким для того, чтобы быть полезным в бою, но Белламус знал, что анакимы не терпели пустой показухи. Война была их основным занятием, и если боевой шлем казался легким, то только потому, что он знал про анакимов еще далеко не все. Белламус примерил шлем. Без сомнения, тот оказался намного больше его головы.

– Злое Серебро, лорд?

– Я не лорд, – ответил Белламус хозяину лошади. – Я такой же простолюдин, как и ты. А Злое Серебро – это сплав, из которого анакимы куют свои мечи. Не знаю, как это работает, но я слышал, что когда два Злых меча соприкасаются в битве, то высекают такой густой сноп белых искр, который не увидишь даже на наковальне кузнеца. Очевидно, тут есть какой-то секрет.

Как бы то ни было, эти слова впечатлили солдата.

Белламус снял шлем и пригляделся к нему еще раз.

– Превосходно…

С верхушки шлема сбегал опасно отточенный металлический гребень, больше похожий на лезвие топора. Шею владельца шлема до спины защищали наложенные одна на другую подвижные пластины. Забрало и боковые пластины из того же металла довершали всестороннюю защиту.

– Потерять такое для Йормунрекура – позор. Сомневаюсь, что в наши дни можно сделать такую вещь. Так что пошлем им его обратно.

Он бросил шлем солдату и приказал надеть его на труп. Первоначально Белламус намеревался отправить череп Кинортаса королю, но Его Величеству можно сделать и другой подарок. А голову можно будет использовать по-другому

Белламус заметил, что здоровенный меч Кинортаса остался в ножнах нетронутым. Он был выкован из того же металла, что и шлем – судя по весу и твердости, но при этом как-то странно сиял в свете серого дня. Кромка лезвия будто светилась. Для Белламуса меч был огромен – он даже с трудом мог обхватить пальцами его рукоять. Меч был выкован под человека совсем других размеров, но, несмотря на это, Белламус прикрепил его к своему поясу. Такому оружию найдется сколь угодно полезных применений.

Белламус доложил лорду Нортвикскому, что Кинортас мертв, но не стал говорить о том, что тело его было найдено. И вот теперь они ехали с лордом по вершине вала, намеренно не спеша, чтобы дать возможность поспевать за ними тем, кто держал над их головами балдахин. От северных гор докатились удары грома, по ту сторону поля боя сумрак разорвали всполохи белых молний. В тех местах, куда они попадали, вскипала вода.

– Какая унылая страна, – заметил лорд Нортвикский, глядя сверху на рабочих, трудившихся в поте лица у вражеских трупов. – Конечно, мы должны избавиться от анакимов, но, глядя на все это… понимаешь, что игра не стоит свеч.

– Этот необычайно долгий проливной дождь досаждает им не меньше, чем нам, – возразил Белламус мягко. – Можно только представить, как красиво выглядит эта долина под ярким солнцем, когда она не залита водой.

– Пустыня! – пренебрежительно бросил лорд Нортвикский. – Эти горы как червоточина. По нашу сторону Абуса хорошо возделывают землю – пашут, сеют и содержат в образцовом порядке. Те места больше похожи на рай. Но это… – Он взмахнул рукой с полусжатыми пальцами, указывая на лес, колышущийся у дальнего конца вала. – Страна волков, медведей и диких котов. Их деревни оторваны друг от друга расстояниями и дикой природой. Анакимы делят свои земли с варварами и адептами хаоса. Неудивительно, что они и сами такие же дикие. Интересно, удастся ли когда-нибудь утихомирить север? Даже если мы победим анакимов, можно ли будет возделывать эти земли или они слишком каменисты и пусты? Если вырубить лес, то можно ли будет разбить на его месте пастбища для коров и овец или здесь так и останутся болота?

– Трауденский лес стоит оставить нетронутым, – возразил Белламус. – По общему мнению – здесь лучшие охотничьи угодья. Они даже вошли в легенды.

– Так вот каков твой план, – проворчал лорд Нортвикский. – Прибрать к рукам север и стать его полноправным хозяином?

Белламус сухо улыбнулся:

– Кажется, он больше никому не нужен. Даже Его Величество толкует только о строительстве великой стены и о том, чтобы навсегда забыть о северной половине этого острова. Отдайте мне север, и я его умиротворю.

– Тебя только север интересует, Белламус? – Лорд Нортвикский бросил на него косой взгляд, и Белламус сразу понял, на что тот намекает. – Когда-то я был так же молод, как и ты. Даже еще моложе… Я же вижу, что ты вьешься возле королевы Арамиллы. А ведь она из тех, от кого следует держаться подальше.

– С огнем лучше не играть, – согласился Белламус, избегая смотреть лорду Нортвикскому в глаза.

– Совершенно верно, – произнес лорд Нортвикский с нажимом. – Тем более на виду и людей и Бога. Так что будь с ней поосторожней.

– Да я ее почти не знаю, – возразил Белламус.

– А я хорошо знаю вас обоих, – ответил лорд Нортвикский. – Она всегда себе на уме, но я вижу, что и ты что-то скрываешь.

Лорд Нортвикский говорил жестко, но Белламус знал – какие бы слова ни прозвучали, старик испытывал к нему скорее симпатию. В любом случае, никакой опасности для Белламуса он не представлял. Любой, кто намекнет королю на то, что его жена крутит любовь на стороне, подвергнет себя риску даже большему, чем виновный.

Какое-то время всадники ехали молча.

– Возможно, нам стоит попробовать взять Хиндранн? – предложил лорд Нортвикский.

– Не стоит, Цед, – ответил Белламус.

Лорд Нортвикский, спокойно относившийся к своей новой должности главнокомандующего, пропустил фамильярность мимо ушей.

– Этот орешек с легионами внутри нам не расколоть. Максимум, что мы можем сделать, – это попытаться взять их в осаду.

– Тогда усилим грабежи, – ответил лорд без энтузиазма.

– Усилим, – согласился Белламус. – Чем больше добычи отправится на юг, тем больше воинов мы привлечем на нашу сторону. К тому же это обескровит Черные Легионы в Хиндранне до того, как дело дойдет до столкновения.

– Что ты знаешь об их новом вожде – парне по имени Роупер? – спросил лорд Нортвикский.

Белламус добился выдающегося положения благодаря тому, что слыл знатоком анакимов Эребоса – континента, возле которого располагался Альбион. Никто не разбирался в них так, как этот выскочка, и никто другой не умел разговаривать с анакимами на том уровне, на каком это делал он. Он хорошо понимал их – и мотивацию, и привычки, и интересы. Он провел много времени с ними в Альпах, в Иберии, а теперь еще и здесь – в Альбионе. Анакимы стали его профессией. Многие до него уже пытались постичь их безнадежно безобразный язык; их грубое, состоящее из одних силуэтов, искусство; их непостижимо-абсурдные карты; их отсутствие письменности и варварские привычки. Пытались, но бросали эти попытки раз и навсегда. Но только не Белламус. Соотечественники сатрианцы, конечно, интриговали его, но анакимы – восхищали.

Подкупом, лестью и угрозами Белламусу удалось создать то, о чем не могла даже помыслить сатдольская знать – надежную шпионскую сеть прямо внутри Черной Страны. Во время всех предыдущих вторжений на север знания сатрианцев о тактике врага были прискорбно скудны. Белламус заставил уважать себя благодаря тому, что знал больше, чем другие, а заодно продемонстрировал почти невероятные командирские способности.

– О Роупере всегда говорили, как о многообещающем юноше, – ответил он лорду Нортвикскому. – Но доводилось ли ему когда-нибудь управлять войском – не очень понятно. Мне рассказывали, что старший офицер этой страны – воин по имени Уворен, заранее принял меры к тому, чтобы принять командование в случае гибели Кинортаса. Мы, кстати, его видели, – добавил он, мельком взглянув на лорда Нортвикского. – Тот самый, с боевым молотом, находившийся слева от Кинортаса. На его нагруднике был выгравирован дикий кот.

– Кинортас, напугавший бедного графа Уиллема, находился в середине, – сказал лорд Нортвикский, поморщившись, и закрыл глаза в попытке вспомнить. – Ув… Увора?

– Уворен, – поправил Белламус.

– Уворен с боевым молотом слева. Здоровый парень Роупер – справа. А кто был четвертым?

– Не знаю, – признался Белламус. – Какой-то Священный Гвардеец, судя по доспехам.

Некоторое время они ехали в тишине. Белламус молчал, любуясь на залитый водой пейзаж и наслаждаясь запахом дождя.

– Я не уверен, что нам удастся закончить эту кампанию, – произнес наконец лорд Нортвикский.

Белламус посмотрел на него с удивлением.

– Милорд?

– Ради всего святого, Белламус! – досадливо воскликнул Нортвикский. – Если то, что я сказал, для тебя является новостью, то ты меня сильно разочаруешь.

Белламус рассмеялся.

С юга дошли вести о том, что теперь – после того, как графа Уиллема не стало, – король Осберт подумывает о том, чтобы отвести армию назад. Его Величество панически боялся анакимов, и на север потекли письма, повествующие о высказываниях короля, в которых он делился мыслями о том, что для усмирения Гнева Господнего он сделал уже вполне достаточно и что теперь они должны забрать то, что успели захватить, и отойти. По мнению Его Величества, лорд Нортвикский, несмотря на все свое влияние, был недостаточно благороден для того, чтобы управлять армией к северу от Абуса. Зима быстро приближалась, и первая битва сложилась удачнее, чем кто-либо мог ожидать. Доходили слухи, что король Осберт рассматривает возможность прекращения кампании, поскольку считает ее уже успешно состоявшейся. Но такое решение может только все испортить.

Если оно будет принято, это станет катастрофой для честолюбивых планов Белламуса. Он вложил все, что у него было – все свое влияние и богатство, – в этот рывок на север. Если война закончится преждевременно или если придется иметь дело с другим графом, которого король может прислать на замену графу Уиллему, то рухнет все, что он так тщательно выстраивал.

Но Белламус не испытывал по этому поводу особого беспокойства. Как только стали известны планы короля, он первым делом послал на юг самого быстрого всадника с письмом к королеве Арамилле, в котором просил вмешаться от своего имени. А королева его еще ни разу не подводила.

– Уверен, что Его Величество проявит здравый смысл, – ответил Белламус спустя некоторое время. – Было бы безумием прерывать кампанию в такой момент. Мы получили уникальный шанс, который вряд ли представится еще раз.

Лорд Нортвикский кивнул.

– И все-таки – кто убил графа Уиллема? – угрюмо спросил он.

– Я могу только предположить… но есть один человек, который очень хорошо подходит по описанию, – задумчиво произнес Белламус. – Это гвардеец, очень известный, по имени Прайс Рубенсон, знаменитый спринтер. Говорят, он может бежать быстрее всадника на лошади, причем на любое расстояние и на любой местности. Многие считают, что он самый отважный воин на севере.

– Выясни точно, он это или нет, – сказал Нортвикский. – …И заставь заплатить.

– Как прикажете, – ответил Белламус.

– Ты полезный человек, Белламус.

– Вы знаете, как извлечь из меня максимум пользы, лорд.

Лорд Нортвикский хмыкнул:

– Разумеется… Давай делай то, что считаешь нужным.

Черная Страна подвергалась опустошению. Поражение в пойме – унизительное настолько, что ни у кого язык бы не повернулся назвать его битвой – впервые за столетия открыло сатрианцам путь на север. Казалось, что каждый солдат сатрианской армии ждал этого момента лично: с такой яростью они приступили к грабежам и поджогам.

Особенно к поджогам.

Предавать огню деревни и амбары, мимо которых идешь, – обычное дело на войне. Это ослабляет боевой дух врага, снижает его способность к сопротивлению и демонстрирует уязвимость захваченных территорий.

Однако то, что происходило в эти дни к востоку от Хиндранна, невозможно было передать словами. Со всех высоких гранитных стен, со всех башен, окружающих Главную Цитадель, было видно огромное черное облако дыма, поглотившее восток. Оно перекрывало собой небесный свод и окрашивало все восходы луны и солнца в бордово-красный цвет. Дым видел каждый солдат Хиндранна. Казалось, само небо затапливали черные остатки того, что когда-то составляло жизнь их страны. Многочисленные посланные на восток разведчики докладывали: пожар бушует такой силы, что совершенно невозможно к нему приблизиться. Стена огня, следующая за армией сатрианцев, опустошала все земли дочиста.

И чем дальше, тем более ужасные приходили вести.

Анакимы всегда уступали сатрианцам по численности, но их военизированное общество и зловещая репутация заставляли дважды подумать любого, кто планировал вторгнуться на их территорию. Теперь же, после вестей о том, что сатрианцы одержали великую победу, из Сатдола на север потоком хлынули добровольцы, желающие пополнить ряды армии, которой командовал лорд Нортвикский. Он управлял ею очень умело, этот лорд не пытался взять Хиндранн, но предпочитал опустошать окружающие земли для того, чтобы вынудить рассерженные легионы выползти из их гнезда.

Но у Уворена были свои соображения. Каждый день в Государственной Палате он встречался с военным советом, собиравшимся в полном составе. За огромным дубовым столом не было свободного места: здесь присутствовали все четырнадцать легатов, представители Великих Домов, главы государственных служб, Главная Хранительница Истории и ее Помощница, а также главы нескольких поселений, нашедшие убежище в Хиндранне от наступающей сатрианской орды. Роупер тоже был здесь, слушал одни и те же голоса, вновь и вновь требовавшие к себе внимания, вновь и вновь повторявшие свои точки зрения. В зале непрерывно шумел или гул согласия, или ропот неодобрения. Впрочем, большинство из тех, кто здесь присутствовал, разделяли мысли Уворена.

Легионы должны оставаться в крепости. Конечно, прискорбно, что окружающие земли гибнут в пламени, но теперь надо учитывать более далекую перспективу. Находясь внутри Хиндранна, они смогут отразить любую атаку. До тех пор пока будет в безопасности настоящая ценность Черной Страны – ее легионы, – у них есть шанс вернуть назад все отнятое.

Главная Хранительница Истории, отличавшаяся непреклонной прямолинейностью, была одной из тех, кто высказывался против такой стратегии. Роль этой женщины с волосами цвета стали и угловатыми чертами лица заключалась в том, чтобы обрисовывать перспективу сложившейся ситуации и привлекать внимание совета к историческим прецедентам.

– Вы все должны понимать – это, наверное, первый раз, когда Хиндранн уходит в настолько глухую оборону. Его строили как осиное гнездо, а не закрытый ящик. Во время всех предыдущих вторжений советники приходили к выводу, что мы не сможем выжить без постоянного снабжения, поступающего со всех концов государства, поэтому мы всегда встречали наших врагов на поле боя. А теперь за пределами этих стен вся Черная Страна охвачена пожаром.

– Мы и есть Черная Страна! – зло рычал в ответ Уворен.

После этого немногие продолжали ему перечить – было уже ясно, в какую сторону дует ветер.

Таким образом, легионы оставались внутри Хиндранна. И ждали.

Когда собрался первый общий военный совет, Роупер, выпрямив спину, прошагал прямо к Каменному Трону, изо всех сил стараясь не хромать. Сев на Трон, он холодно встретил многочисленные недоуменные взгляды, но в этот раз, в присутствии столь представительного собрания, Уворен не отважился повторить ложь о трех днях траура.

Но, кроме этой, других идей у Роупера пока не было. Конечно, он пытался говорить на совете, но Уворен всякий раз делал ему сердитые замечания, вызывавшие одобрительные возгласы. После такого ничего не оставалось, кроме как молчать. Это и стало его обычным состоянием. Молчание.

Они просидели здесь уже пять полных дней с тех пор, как легионы вернулись в Хиндранн. Второй совет закончился тем, что было решено переждать бурю за гранитными стенами. На следующем решили закрыть ворота от толп беженцев, прибывавших в крепость. Уворен, ссылаясь на проблемы санитарии, настоял на том, чтобы они оставались за пределами города. Но беженцы все шли и шли, пока у ворот крепости не образовалась огромная беспокойная толпа. В конце концов, Роупер стал подозревать, что и это решение припишут ему.

Роупер встал с Каменного Трона, когда члены совета стали покидать зал. Он увидел, как Главная Хранительница остановила одного из выходящих людей, положив руку ему на плечо, и что-то зашептала в ухо. Человек этот, которого, как уже знал Роупер, звали Джокул, застыл на месте и стал слушать, все еще глядя на дверь. Остальные советники, раздосадованные и разочарованные, желали как можно быстрее покинуть Палату. Поток членов совета огибал эту пару, вытекая из зала. Вдруг Джокул обернулся и посмотрел прямо на Роупера – глаза в глаза. Главная Хранительница продолжала шептать ему в ухо, пока Роупер и Джокул изучали друг друга. Наконец Джокул кивнул, не проронив ни слова. В опустевшей Палате остались только они втроем. Джокул и Главная Хранительница теперь вместе разглядывали Роупера.

Уворен, выходивший за дверь последним, бросил взгляд через плечо и фыркнул. Он крикнул что-то шедшему впереди потнолицему гвардейцу Асгеру. Тот оглушительно захохотал и попытался вернуться, чтобы еще раз взглянуть на «мальчика Роупера», но не успел – Уворен захлопнул за собой дверь.

Роупер знал, кто такая Главная Хранительница, а за Джокулом наблюдал уже в течение нескольких дней. Этот человек был одним из немногих, кто выступал против решения закрыться в Хиндранне. Но самым странным было то, что по отношению к его словам Уворен и его приспешники не проявляли своего обычного пренебрежения, а даже осторожно обсуждали предлагаемые этим человеком аргументы.

Переубеждали его так деликатно, словно имели дело с ядовитой змеей, – вроде тех, что однажды оказались на торговых кораблях, приплывших к ним из-за моря, и которых даже Уворен предпочитал не злить.

Роупер терялся в догадках. Человек этот не имел славы, приобретенной в битвах, он не принадлежал ни к одному из известных Роуперу Великих Домов и, по всей видимости, не являлся хорошим оратором. Но если он начинал говорить, то казалось, из зала утекала энергия.

– Мы можем поговорить с вами, лорд? – спросила историк.

– Конечно, – ответил Роупер, тяжело присаживаясь обратно. Ногу и плечо все еще прошивало болью. Главная Хранительница Истории решительно подошла поближе, Джокул последовал за ней бесшумной походкой. Оба сели по левую руку от Роупера.

– Вы знаете, кто мы, лорд? – спросила историк ровным голосом.

– Вы Главная Хранительница Истории, – ответил Роупер, – Фратти Акисдоттир. И я знаю ваше имя, – добавил он, повернувшись к Джокулу, – но не вашу должность.

– Да, – согласился Джокул тихим, но твердым голосом. – Мой титул – Мастер Криптея.

Вот теперь все стало ясно.

Роупер смотрел на Джокула несколько секунд, испытывая головокружение. Он перевел взгляд на старую Хранительницу, та твердо посмотрела на него в ответ. Историк нетерпеливо постучала пальцем по столу, словно желая ускорить темп разговора. Роупер снова взглянул на Джокула и, пересилив себя, произнес:

– И что дальше?

Вопрос прозвучал несколько агрессивно.

– Ты знаешь о Криптее, но суть нашей деятельности намеренно скрыта. К тому же я не стал бы убивать Черного Лорда в присутствии самого надежного свидетеля страны.

Джокул кивнул в сторону Хранительницы.

Роупер облизнул губы:

– Тогда зачем вы здесь?

Джокул сидел в одном из тисовых кресел, расслабленно откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. Он был чрезмерно худ. Если бы не сплетение вен на руках, его можно было бы принять за труп.

Роупер припомнил слова Уворена, сказанные несколько дней тому назад:

«…когда он выходит на улицу, над ним начинают кружить грифы».

Джокул играл с какой-то серебряной монетой, вращая ее между большим и указательным пальцами.

– Мы держим Черную Страну в равновесии, – ответил Джокул. – В самом деле, в давние времена это проявлялось иногда в том, что мы убивали членов твоей семьи – когда они уж слишком сильно увлекались своей властью. Но сейчас-то у тебя нет никакой власти, да?

– Никакой, – согласился Роупер. – Никакой…

– В таком случае стране ты ничем не угрожаешь.

– Вы заинтересованы в стабильности, – выпалил Роупер. – Многим стало бы проще жить, если бы я умер, а командование получил Уворен.

– У нас другое мнение, – ответила Хранительница.

Джокул, не переставая играть с монетой, внимательно смотрел на Роупера. Он слегка сдвинулся в кресле – словно примериваясь, насколько мало места может занять в нем его худое тело.

Роупер перевел взгляд на Главную Хранительницу, но от этого не стало легче. Женщина производила жесткое впечатление. Если Джокул своим внешним видом напоминал сплетение ивовой лозы, то она была похожа на дубовую плаху. Посмотрев на нее, Роуперу пришлось выдержать встречный непоколебимый взгляд бледно-голубых глаз.

– Мы оба наблюдали за тобой, пока ты рос, – продолжила она говорить голосом более мягким, нежели ее взгляд. – Мы надеялись, что однажды ты станешь вождем. Не правителем. Вождем. Тем, кто сможет добиваться любви легионов так же умело, как твой отец добивался их уважения. К сожалению, он погиб до того, как успел тебя подготовить. Конечно, Кинортас рассчитывал на то, что у него будет больше времени, но времени недостаточно уже для всех нас. Что ты знаешь о сатрианцах? – неожиданно спросила она, наклонившись поближе, чтобы хорошо расслышать его ответ.

– Они маленькие, – ответил Роупер, пожимая плечами.

– Что? Маленькие? – Хранительница села прямо, всем видом показывая, что ответ Роупера не заслуживает внимания. – Самая важная вещь, которую следует знать о них – это то, что они живут меньше века. Вот почему они такие прожорливые. У них мало времени, поэтому они вынуждены жадно потреблять. Каждый из них мечтает, чтобы изменения к лучшему происходили в течение их коротких жизней. Мы же считаем, что достаточно подождать, и изменения произойдут неизбежно.

– Я ничего о них не знаю, – признался Роупер.

– Как и все… кроме Академии, – ответила Хранительница, имея в виду сестринскую общину, которую возглавляла, – …и Криптея. – Историк указала рукой на Джокула, скрипнувшего креслом. – И нас это беспокоит: война с сатрианцами ведется уже тысячи лет, но никто из воюющих так и не удосужился разобраться в ее причинах.

Но в этот момент Роупера мало интересовали сатрианцы. Он бросил взгляд на Джокула.

– Значит, вы будете просто сидеть на месте и ничего не делать, пока будет длиться наше соперничество с Увореном?

– Вмешательство Криптея требуется крайне редко, – ответил бледный человек. – Обычно наша задача состоит в том, чтобы собирать информацию. А в последнее время сатрианцы стали представлять куда большую угрозу для стабильности в наших землях, чем твоя семья. Нам нет никакой нужды вставать между Волком и Диким Котом, – добавил он, сузив глаза.

Джокул упомянул тотемных животных, изображавшихся на гербах Домов Роупера и Уворена.

– И вы не можете заставить нас выступить против сатрианцев? – спросил Роупер.

– С моей стороны это стало бы злоупотреблением, – ответил Джокул. – Криптей существует не для того, чтобы править. Мы здесь, чтобы быть уверенными в том, что правят те, кто достоин…

– Должен править я…

– Разве? – перебил его Джокул, вскинув седые брови. – Уж точно не при таком отношении Черной Страны, когда большинство считают тебя трусом.

– Я принял правильное решение, – тихо ответил Роупер.

Но теперь в нем не было прежней уверенности.

– Меня там не было, – сказал Джокул, как бы намекая: о том, что случилось с Роупером, ему известно гораздо больше.

«Конечно, тебя там не было», – подумал про себя Роупер. Он никогда еще не встречал более не приспособленного к войне человека.

– Нас обоих там не было, – отрезала историк. – Но мы оба не хотим, чтобы Уворен стал преемником твоего отца. Он обладает многими талантами. Он владеет искусством войны, у него много сторонников, и за ним поддержка Лотброков. – Хранительница упомянула Дом Уворена. – Но у него дурной характер, который создает проблемы. Он лишен мудрости и действует только в собственных интересах. Мне очень не хочется, чтобы он управлял Черной Страной. Ты понимаешь, зачем он тянет время?

– Собственный интерес, – ответил Роупер горько. – Он не станет рисковать чем-то ради других.

Джокул неодобрительно вздохнул.

– Не следует принижать Уворена, – произнес он. – Ненависть – плохой советчик.

– Не надо меня воспитывать! – перебил его Роупер.

То, что Джокул не доверял сильным чувствам, его не удивило.

Историк протестующе махнула рукой Джокулу, как бы прося не вмешиваться.

– Не огрызайся, – сказала она Роуперу спокойным тоном. – Просто подумай. Уворен остается в крепости, потому что знает: за то, что Черная Страна объята пламенем, проклинать станут тебя. Формально лорд сейчас ты, и он ждет, когда разочарование достигнет апогея. Он ждет, лорд Роупер, ждет момента, когда сможет узурпировать твою власть так, что все воспримут это с облегчением. Время работает против тебя, следовательно, ты должен начать действовать первым.

– Если бы меня хоть кто-то поддерживал… – ответил Роупер. – Была бы такая возможность, я бы лучше повел армию в атаку.

Историк подняла брови.

– И что тебе для этого не хватает? – спросила она, внимательно следя за тем, как Роупер отреагирует на ее вопрос. Очевидно, это была проверка, и Роупер, загнанный этими двумя людьми в угол, не нашелся, что ответить. – Мы не собираемся обеспечивать тебя Каменным Троном, – продолжила она, преодолевая его внутреннее сопротивление. – У нас нет на это власти. Но нам хотелось бы увидеть, как ты сделаешь это сам. Уворен обладает влиянием, богатством, репутацией и союзниками. Если хочешь бросить ему вызов, придется раздобыть все это и тебе.

– Прежде всего, союзников, – ответил Роупер. – Мой Дом не настолько силен, чтобы противостоять Лотброкам.

– Твой отец был сильным правителем, – сказала историк. – Сильные правители не нуждаются в том, чтобы возвышать членов своей семьи над другими, но из-за такой политики твой трон стал шатким. Даже те из Дома Йормунрекуров, кто уже добился высоких постов и статусов, поддержат тебя неохотно – скорее, присоединятся к другим, уже сложившимся группировкам, или предпочтут остаться в стороне. Тем не менее у Уворена много врагов. Пока власть в его руках, они затихли, опасаясь обнаружить себя. Но ты должен разбудить их и заставить действовать в открытую.

– И кто эти враги?

Историк слегка пожала плечами, прежде чем ответить.

– Найти их – твоя задача. Твоя проверка. Хоть ты и думал, что трон достанется тебе по праву рождения, но его еще надо заслужить. Вот и посмотрим, хватит ли твоих способностей на то, чтобы справиться с Увореном. – Тон ее голоса был спокойным, но взгляд выбивал Роупера из колеи. – Если у тебя получится, то ты станешь самым уважаемым Черным Лордом за многие столетия, поскольку для достижения этой цели тебе понадобится задействовать все, что у тебя есть. Буквально все, в прямом смысле слова, и даже этого, скорее всего, окажется недостаточно: все твое обаяние, все твои стратегические способности, всю твою удачу. Он исключительно могучий воин, но только величайшие могут сражаться на любой арене.

На этих словах Джокул прекратил наконец вертеть монету и кинул ее на древний дубовый стол.

«Что ж, тогда начнем», – подумал Роупер.

– Он могучий воин, его опыт в несколько раз обширнее моего, и он знает об этой «арене» безмерно больше, чем я. Это даже нельзя назвать состязанием, но… я брошу ему вызов. С чего мне следует начать?

Джокул, который, казалось, был против того, чтобы оказывать ему помощь, продолжал хранить молчание.

Снова ответила Хранительница:

– С гвардейца по имени Грей Конратсон, – сказала она. – Когда-то он соперничал с Увореном за звание капитана гвардии и был абсолютно уверен в том, что одержит над ним победу. Правда, за ним не стоит никакого могущественного Дома, и он не обладает никакой властью, даже формальной. Но он самый непримиримый конкурент Уворена и пользуется всеобщим уважением. Склони на свою сторону Грея – и ты приобретешь сразу двух значимых союзников.

– Двух?

– У Грея есть протеже – ликтор по имени Прайс Рубенсон.

– Прайс? – повторил Роупер тупо. Не так давно в этом самом зале он старался запомнить и это имя, и лицо человека, которому оно принадлежало. – Но он член военного совета Уворена. И мне не кажется, что он захочет помогать мне.

– Я тоже сомневаюсь, – согласилась Хранительница, приподняв бровь. – Но он входит в военный совет Уворена только потому, что является самым популярным человеком в Черной Стране. Уворен хочет склонить его на свою сторону. Народ боготворит Прайса, о чем Уворен может только мечтать. А Прайс прислушивается только к одному человеку. Следовательно, надо завоевать расположение Грея. Займись этим первым делом.

Роупер пробежался пальцами по каменным подлокотникам.

– Но это может привести только к одному, – сказал он.

– К гражданской войне, – закончила за него Хранительница.

– …причем в тот момент, когда мы подверглись вторжению. Мой отец всегда считал, что это может стать величайшей бедой для страны. И это случится во время моего правления…

Роупер повернул голову и уныло посмотрел на огонь.

– Это промах твоего отца, – ответила женщина. Своей суровой решительностью она напоминала Роуперу Кинортаса. – Ты попал в очень тяжелое положение. Собственно, только поэтому мы тебе помогаем. Уворен ясно показал, что готов даже спалить всю страну дотла, лишь бы выдернуть из-под тебя это кресло. – Она указала на Каменный Трон. – Потому-то тебе и нужны союзники. И гласные союзы в том числе.

– Женитьба? – спросил Роупер.

– Женитьба, – подтвердила она, слегка кивнув. – Реши, с кем именно.

Она поднялась, и Роупер с удивлением заметил уже находящегося за ее спиной Джокула. Присутствие бледного человека было настолько призрачным, что Роупер даже не увидел, в какой момент тот встал. Роупер с усилием поднялся вслед за ними, и в этот момент заговорил сам Джокул.

– Первое, что ты должен сделать, – это найти себе надежного телохранителя. Уворен видел, что мы общались. И теперь тебе угрожает опасность бо́льшая, чем когда бы то ни было. У тебя есть воин, который мог бы тебе помогать?

Роупер глубоко задумался:

– Возможно.

Джокул кивнул:

– Задействуй его. Но помни: информаторы у Уворена повсюду.

Джокул сложился в талии, изобразив поклон, и пошел к двери. Историк не сдвинулась с места, продолжая смотреть на Роупера.

– Не разочаруй меня, лорд, – сказала она. – Я верю в то, что ты нам еще понадобишься.

Она развернулась и пошла к двери, придерживаемой для нее Джокулом. После того как она вышла, Джокул повернулся и посмотрел на Роупера, не отпуская дверную ручку.

– Ты, безусловно, в своем праве, лорд, но… Стабильность страны только укрепится от твоей смерти. Так или иначе, но в грядущие времена нам понадобится жесткий правитель. Поэтому делай то, что обязан, милорд. Или свои обязанности исполнит Криптей.

Королева Арамилла шла между деревьев по грязной тропинке, усыпанной листьями цвета меди. Позади нее семенила стайка придворных, впереди – вышагивал сам король с парой гончих, рвущихся с натянутых поводков. Арамилле не было никакого дела до охоты, ради которой был специально сохранен этот королевский лес. Сегодняшним ее развлечением была ее собственная свита. Накрашенные женщины в нарядных платьях, следовавшие за ней, постоянно и безуспешно пытались угнаться за модой, бешено меняющейся по прихоти королевы. Во время прошлой прогулки погода стояла сухая и безветренная, и Арамилла надела самое нелепое и экстравагантное платье, какое только смогла найти – усыпанное таким диким количеством жемчуга, что его хозяйка стала напоминать тучку с градом, нежно потрескивавшую при каждом движении. Тогда она строго объявила своим прагматично одетым фрейлинам, что, каковы бы ни были обстоятельства, они всегда должны придерживаться самых высоких стандартов. Теперь, к ее великой радости, глупо разодетые фрейлины брели по грязной тропинке, как овцы, вздрагивая каждый раз, когда брызги окропляли их дорогие юбки. Арамилла, вернувшаяся сегодня к более темному и практичному наряду, бросала через плечо веселые взгляды на женщин, семенящих с несчастным видом за ее спиной. И лишь одна из фрейлин – та, что шла рядом, – была посвящена в задуманный королевой розыгрыш. Это была темноволосая фаворитка, одетая в темный плащ, значительно более подходивший сегодняшней погоде.

– Повеселимся, Мария?

– Конечно, Ваше Величество, – ответила темноволосая женщина.

Королева схватила рукой низкую ветку, нависавшую над тропой, как следует ее оттянула и резко отпустила. Листья вздрогнули и сбросили с себя капли воды, обдав двух идущих позади женщин ледяным душем.

Те не издали ни звука.

Арамилла оглянулась и увидела, что обе женщины подняли плечи чуть ли не до ушей, а на лицах их застыло потрясенное выражение. Королева улыбнулась, вслед за чем раздался нервный смех со стороны тех, кого не коснулась эта шутка. Одна из облитых быстро улыбнулась Арамилле в ответ. Вторая молча встретилась с ней взглядом, не в силах скрыть смешанное чувство ужаса и омерзения. Арамилла остановилась на пути у ошеломленной женщины и всем видом изобразила сочувствие.

– О, дорогая леди София! Я вовсе не хотела тебя напугать.

Она подошла к леди Софии и взяла ее под руку, вынудив продолжать движение. Было очевидно, что леди Софию переполняло тщательно сдерживаемое негодование. Королева крепко сжала ее локоть и пошла рядом с ней в ногу.

– Все не так уж и плохо, – продолжила говорить королева. Сладость в ее голосе постепенно уступала место раздражению. – Движение тебя согреет. Разве не прелесть этот свежий загородный воздух?

– Я бы наслаждалась им еще больше, Ваше Величество, если бы вы не давили так на мою руку, – ответила леди София, глядя прямо перед собой.

В ответ Арамилла тонко улыбнулась:

– Скоро ты успокоишься и поймешь, что реагировать на капельки воды подобным образом довольно глупо.

Леди София попыталась отдернуть руку, но пальцы Арамиллы еще крепче сжались на ее локте. Ощутив боль, леди София выдохнула и удвоила усилия, но королева была непреклонна. София обреченно расслабилась и затихла, покорившись королевской воле. Некоторое время они шли молча. Наконец, бросив косой взгляд на несчастное лицо леди Софии, Арамилла убедилась, что злости в ней больше нет. Значит, пора менять гнев на милость.

– Мне очень нравится твое платье, дорогая, – сказала королева с восхищением. – Где его шили?

– Оно франкское, – ответила леди София тусклым голосом. – От портного из Массалии.

– Ты обязана рассказать мне о нем подробнее. Такой нежный шелк… Словно его ткали специально обученные паучки.

Леди София непроизвольно улыбнулась, что могло означать только полную капитуляцию. Арамилла решила наконец отпустить ее, разочек сжав напоследок локоть.

– Думаю, пора пройти вперед и поговорить с мужем.

Королева ускорила шаг, оставив фрейлин за спиной, и быстро нагнала идущего впереди короля Осберта. Отличавшийся тучностью король был одет так же нелепо, как большинство сопровождавших Арамиллу придворных: на голове его сверкал шлем с позолоченным ободом, а на плечи была накинута огромная лохматая медвежья шкура. Руками он крепко сжимал поводки с рвущимися с них гончими, внимательно следя за тем, чтобы собаки друг друга не грызли.

– Могу я взять вас под руку, моя любовь? – спросила Арамилла, поравнявшись с ним.

Король замысловато поклонился:

– Моя королева…

От могучих звуков королевского голоса воздух вокруг Арамиллы затрепетал. Король передал псов шедшему рядом стюарду, и королева просунула под отставленный мужем локоть свою руку. Из-под промокшей от пота медвежьей шкуры пахну́ло влажным теплом.

– Как чудесно побыть вдали от Ланденкистера, – сказала Арамилла, вздохнув.

Опершись о короля, она перешагнула через мутную рыжевато-коричневую лужу.

– Именно так, – одобрительно ответил король Осберт. – Редко чувствуешь себя так легко.

– В городе сплошная суета, – продолжила королева, легонько стиснув его запястье. – Куда спокойнее, когда рядом нет придворных и священников, постоянно требующих вашего внимания.

Король всплеснул увешанной золотом рукой:

– Анакимы, анакимы! Целыми днями только о них и слышу…

– Может, близок тот день, когда вы наконец избавитесь от них? С севера приходят добрые вести.

Король Осберт повернулся к жене и одарил ее снисходительной улыбкой. Затем поднял палец и покачал им перед собой.

– Не совсем так, моя милая леди, – ответил он. – Я волнуюсь за своих людей, ушедших на северный берег темной реки – особенно теперь, когда они не управляются опытной рукой дорогого графа Уиллема. Прекрасный был человек – упокой Господи его душу… Я собираюсь отозвать армию назад. Сезон военных кампаний почти окончен. Мы разбили им носы, умиротворили тем самым Господа и теперь можем вернуться домой с награбленным. После смерти мудрого графа Уиллема… я боюсь за этих солдат.

Мелодичный голос короля зазвучал так, будто сердце его разрывалось от жалости.

– Согласна, Ваше Величество, – кивнула Арамилла. – Он был опытнейшим воином. Сколько кампаний он провел? Я помню его в Ойфервике. И в Иберии, конечно.

Король слегка покачал головой:

– Совершенно верно… Но ни Ойфервик, ни Иберия не принесли ему славы.

– Это да, – согласилась Арамилла с грустью. – Боюсь, что о тех войнах с удовольствием вспоминают лишь анакимы. Чего не скажешь о его последней кампании…

– Что ж, ты права, – ответил король. – Посмотри, чего он добился в первом же бою! Но тот, кто командует армией, оставаясь в гуще солдат, подвергает себя повышенному риску…

– Так, и чего он добился? О чем пишет лорд Нортвикский? – осторожно спросила Арамилла.

– Он отдает дань уважения храбрости графа Уиллема. Об этом в письме говорится с особенной теплотой.

– А как ему удалось их победить?

Король покачал головой из стороны в сторону.

– Нортвикский утверждает, что важную роль в сражении сыграл Белламус Сафинимский и что только благодаря его плану анакимы были остановлены и обращены в бегство. Я едва могу поверить, что на такое способен простолюдин, хотя вынужден отдать должное его талантам.

Арамилла фыркнула:

– Я благодарна Нортвикскому за то, что он возглавил наших воинов на севере, но Белламус?.. Разве корыстный наемник способен победить анакимов? Он мало к чему пригоден. Ему вообще нечего делать на поле боя!

– Ну-ну, моя королева, – с упреком произнес король Осберт. – Не будь такой злой. Я думаю, он гораздо умнее, чем кажется.

Арамилла помолчала несколько мгновений, но, когда заговорила вновь, голос ее заметно потеплел.

– Вы проявили настоящее великодушие, поддержав его, – сказала она, вновь оперевшись о его руку. – Я восхищаюсь вашей способностью видеть истинную суть человека за его происхождением.

– Чтобы плодотворно править, нужно проявлять великодушие ко всем, – глубокомысленно заметил король Осберт.

– Останьтесь же великодушным до конца – не отзывайте их. Если и в самом деле первая победа одержана Белламусом, значит, надо оставить и его и Нортвикского во главе армии, – сказала она. – Нортвикский достаточно благороден, чтобы командовать королевскими солдатами, а Белламус сможет компенсировать недостаток его опыта в войне с анакимами.

– Возможно, возможно, – ответил король с сомнением. – Но мне хотелось бы, чтобы армию на севере возглавил представитель высшей знати. Возможно, я пошлю к ним твоего отца. Он очень ловкий человек и мог бы стать прекрасным королевским представителем.

Арамилла резко остановилась. И, поскольку она не стала убирать руку, пришлось остановиться и королю.

Королева посмотрела на него, сузив глаза.

– Прошу тебя, моя любовь, не отправляй отца на войну с анакимами.

Король Осберт моргнул.

– Нет… Ну конечно же, нет! – Он поцеловал ее в лоб. – Я такой эгоист, моя сладкая. Твой отец останется в безопасности – вместе с нами на юге. А воюют пусть Нортвикский и Белламус.

Хелмиц постучал в дверь покоев Роупера. Быть вызванным к Черному Лорду почиталось за честь… По крайней мере, так было, когда здесь жил Кинортас. Задачу Роуперу облегчило то, что он случайно встретил Хелмица, стоявшего на карауле, и, воспользовавшись случаем, позвал к себе.

Хелмиц вошел. На правой стороне его туники был вышит герб: вертикально стоящее копье, увенчанное расколотым боевым шлемом. Дом Балтасара.

Роупер, сидевший за дорогим столом из мореного дуба, поднялся навстречу, стараясь подражать Кинортасу, демонстрировавшему в таких случаях все возможное для себя обаяние.

– Хелмиц, – сказал он с улыбкой и прошел вперед.

Хелмиц пожал протянутую руку своей огромной изуродованной лапищей и поклонился. Сплошь покрытое шрамами лицо растянулось в подобии ухмылки.

– Милорд, – ответил он.

Роупера снова назвали лордом.

В отличие от ужасов войны, где Хелмиц смотрелся вполне естественно, здесь, в домашней обстановке, он представлял собой поистине ужасающее зрелище. Сквозь разорванную щеку с иссохшейся кожей было видно постоянно шевелящуюся челюсть с желтыми зубами. Через левое веко и бровь проходил глубокий шрам. От взгляда белесо-серых глаз становилось не по себе, а тело его было похоже, скорее, на объемный сундук, плотно набитый мышцами, чем на те фигуры с широкими плечами и треугольным торсом, которые изображают на анакимских резных орнаментах.

Роупер пригласил гвардейца сесть в кресло, стоящее у стола, а сам устроился напротив.

– Хелмиц, хочу еще раз поблагодарить тебя за помощь в битве. Ведь только благодаря тебе я остался жив.

– Для меня это честь, лорд, – ответил Хелмиц дружелюбно, – но я всего лишь сделал то, что обязан был сделать любой.

– Испытывал ли ты в тот момент страх?

– Только за вас, лорд. – Лицо Хелмица вновь искривилось в улыбке. – Я опасался, что вы умрете до того, как я до вас доберусь. Но вы с помощью собственного меча сумели подарить мне несколько лишних минут.

Роупер кивнул. Он был настолько поглощен мыслями о том, как будет склонять Хелмица на свою сторону, что даже не заметил обращенного к нему комплимента.

– Нам понадобится больше людей вроде тебя, Хелмиц, даже в Гвардии.

«Слишком грубо, – подумал Роупер про себя. – Надо тоньше».

– Надеюсь, тебя по-доброму приняли на новом месте службы?

– Конечно, лорд.

По легкой заминке Роупер понял, что гвардейцу было что сказать, но Хелмиц не стал откровенничать. Его ответ выглядел достаточно убедительным, но Роупер мог себе представить, как встретил его Уворен, узнавший о том, что Хелмица перевели в Гвардию по его приказу.

– Уворен хорошо к тебе относится?

– Да, лорд, – ответил Хелмиц, в этот раз чуть менее уверенно.

– Продолжай.

Роупер наклонился вперед с таким участием, словно Хелмиц уже начал порицать Уворена.

– Он хорошо ко мне относится, – упрямо повторил Хелмиц.

Роупер вздохнул и посмотрел на древний дубовый стол.

– Уворен добросовестно служит стране, он один из самых могучих наших воинов. Но он слишком ревностно относится к Гвардии. Он не принимает туда многих, кто давно этого заслуживает.

Хелмиц все еще колебался.

– Я категорически против такой практики. Изначально задумывалось, что Священная Гвардия должна сражаться как единое целое. А эта мелочная конкуренция отнюдь не способствует объединению. Он пытался натравить на тебя остальных гвардейцев?

Совершенно дикое предположение, которое Роупер сделал наудачу. Хелмиц смотрел на него потрясенным взглядом. Роупер ждал.

– Да, лорд, – наконец сказал Хелмиц.

– Я посмотрю, что смогу для тебя сделать. Ты достоин этого как никто другой. И будь уверен, о нашем с тобой разговоре Уворен никогда не узнает.

Хелмиц коротко кивнул. Ему уже стало стыдно за свое признание. Роупер сохранял бесстрастное выражение лица, но внутри ликовал. Отныне Хелмиц будет его человеком, в этом нет никаких сомнений.

– А теперь, Хелмиц, хочу попросить тебя об одной особой услуге.

– Разумеется, милорд.

– Я бы хотел, чтобы ты побыл рядом со мной в течение нескольких дней. Мы собираемся изгнать сатрианскую орду с наших земель, и мне понадобится твоя помощь.

– Почту за честь, лорд, – с готовностью ответил Хелмиц.

Теперь, после того как Хелмиц пожаловался Роуперу на Уворена, он при всем желании не смог бы ему отказать.

– Очень хорошо, – сказал Роупер. – В таком случае я улажу вопрос с Увореном, а ты, Хелмиц, приступай к службе.

Ошеломленный Хелмиц вышел из покоев Роупера и занял пост у двери.

Так Роупер приобрел своего первого союзника.

Находясь на самом юге Хиндранна, за Великими Вратами, Уворен отправил посыльного. За исключением небольшого числа закрытых изнутри подземных тоннелей, Великие Врата являлись единственным проходом, через который можно было попасть внутрь крепости. Они прошивали собой сплошное кольцо Внешней Стены – стопятидесятифутовый[4] вал из темного гранита, обрамлявший Хиндранн. Считалось, что Внешняя Стена, усыпанная бронзовыми пушками и оснащенная всеми видами противоосадных приспособлений, почти абсолютно неприступна. Но это не имело значения для посыльного – перед ним распахнулись сорокафутовые,[5] обшитые сталью дубовые воротины. За ними открылась длинная штольня, пробитая сквозь камень Внешней Стены, в конце которой брезжил свет. Посыльный пошел вперед. Ворота сзади закрылись, и он оказался почти в полной темноте. Над головой его, едва различимые, в сплошном камне зияли обожженные отверстия – так называемые «колодцы смерти», сквозь которые на голову любого вражеского солдата, сумевшего прорваться дальше Великих Врат, обрушится липкий огонь.

Но посыльный проходил этим путем уже множество раз и вопросы обороны его не волновали. На пути к Главной Цитадели, куда он направлялся, ему встретятся еще и другие, не менее устрашающие сооружения. Туннель вывел посыльного прямо в жилой район Хиндранна, где перед ним предстала улица из плотно собранной брусчатки, вычищенная дочиста угрюмыми легионерами. По обеим сторонам улицы тесно стояли каменные дома. Все они были необыкновенно похожи друг на друга – гранитные, крытые шифером, со свинцовыми водосточными желобами. Несмотря на то что северный Альбион – холодная страна, впервые побывавший в Хиндранне обязательно заметил бы, что незастекленные окна в домах велики и многочисленны.

Приезжий также непременно сморщил бы нос, приготовившись ощутить вонь от сточных вод, которая неизбежно встречает его в родном городе или в любой из больших крепостей, где ему доводилось бывать. Но здесь такого не было. Воздух был напоен запахами пекущегося ржаного хлеба, дыма от горящего угля, свежеокрашенной одежды, сена, лошадиного навоза и живых растений. Последний исходил от небольших узких диких садиков, которые обрамляли каждый дом. Кусты боярышника с красно-коричневыми ягодами льнули к стенам зданий, дикие яблони и кусты малины слегка качались на ветру, оставшееся свободное место занимали кустики брусники, усыпанные рубиновыми ягодами размером с горошину. К границам садиков подходили сердитые гуси и шипели на проходившего мимо них посыльного.

А тот шел дальше, привычно перешагивая через небольшие арыки с чистой водой, проложенные тут и там среди булыжных камней. Будучи уроженцем Хиндранна, он не обращал никакого внимания на многие мелочи, которые могли бы поразить новичка – особенно если бы этим новичком оказался сатрианец: это и резные контуры ладоней, запечатленные на стенах некоторых домов; и отпечатки босых ног на некоторых крупных булыжниках мостовой; и орлиные, соколиные и ястребиные перья, украшавшие дверные проемы или водосточные желоба; и пары одинаковых каменных колонн на некоторых крышах, как бы случайно поставленные рядом друг с другом; и редкие черные булыжники, местами встроенные в сплошную серую брусчатку; и полуциркульные инструменты на некоторых стенах, которые сатрианец мог бы принять за солнечные часы, если бы на них не было всего четыре деления.

Откуда-то из переулка справа раздался шум, на который спешили хиндраннские жители, груженные тюками с одеждой или гнавшие перед собой небольшие стада гусей.

Посыльный шел дальше и спустя некоторое время достиг второй стены – еще одного могучего вала из темно-серого гранита. Еще одни ворота, и еще один район – даже более интересный. Здесь посыльный прошел мимо свинарников и небольших загонов для овец, выложенных из кремня и аспидного сланца, но огороженных более тщательно, чем дома их анакимских хозяев. Далее их сменили более крепкие, сложенные без раствора заборы из камней, за которыми возле источников воды толпились гуси и утки. Что интересно, в крепости нельзя было заметить почти ни единого куска дерева – практически все здесь было сделано из твердых камней.

Затем показались дома ткачей. Возле них на поддоны складывались тюки с шерстью и поднимались кранами на верхние этажи. Дальше сыромятни – со сваленными у входов оленьими, бычьими и медвежьими шкурами. Насыщенный соляными испарениями воздух горчил из-за запаха танина.[6] Следующими стояли здания, к которым подъезжали возы, заполненные бочками. Но, как ни странно, от них не пахло пивом. Вместо этого из окон доносился кислый запах творожного сыра, из чего становилось понятным, что в плотно сбитые бочки налито молоко.

На противоположной стороне этого района, за третьей стеной огромного человеческого улья, располагались казармы, окруженные стойками с развешанными на них оружием и боевыми шлемами (и даже здесь анакимы оставались верными себе, избегая использовать дерево – стойки были искусно вырезаны из крепкого камня). Из суетливых кухонь, расположенных в конце улицы, доносились запахи горячей еды и свежего эля.

Пройдя через еще одни ворота, пробитые в еще одной стене, посыльный пересек реку, протекающую прямо через крепость, на которой стояла мощная водяная мельница и непрерывно перемалывала зерно, подвозимое к ней в фургонах. Затем начался еще один ряд зданий, предназначение которых легко можно было опознать по исходящим от них запахам дрожжей, дровяных печей и пекущегося хлеба. Потом посыльный прошел мимо пивоварен, а также аппетитно пахнущих коптилен, в которые, как в утробу, заезжали возы с тушами, а оттуда исторгались возы со шкурами, отправлявшиеся к дубильщикам. Вокруг идущего вперед посыльного угрожающе возрастал шум и усиливались запахи. Воздух наполнялся лязгом, звоном, шипением и запахом горячего металла и пылающего угля. Это означало, что посыльный добрался до кузниц. Там лежали мечи, наконечники копий и стрел, шлемы, доспехи, подковы, топоры без рукоятей, пряжки и многое-многое другое, что ценится в этом грубом обществе. Над улицей метались искры. Их вид напомнил посыльному те истории, которые он когда-то слышал: о том, что сатрианцы считали анакимов падшими ангелами. В этом месте, заполненном металлом и дымом, трудно было не вспомнить об аде. Сатрианец бы подумал, что эта дорога приведет его именно туда – к яме или глубокой лестнице, спускающейся все ниже и ниже под землю…

Позади кузниц, за еще одной, последней, стеной возвышались два огромных здания. К одному из них и направлялся посыльный – к Главной Цитадели. Рядом с ней виднелась верхняя часть громадной ступенчатой пирамиды, увенчанная глазом из сияющего серебра. Глаз, хорошо заметный издали, бдительно следил за населяющими крепость жителями. Посыльный пересек последнюю стену, которая была даже не монолитом, а представляла собой целую систему стен. Множество ворот открывались в отдельные внутренние дворики, окруженные эффективными орудиями для убийств. Но в данный момент эти дворики были заполнены лошадьми, меланхолично жующими овес из торб, подвешенных перед их мордами.

Миновав все укрепления и кажущиеся бесконечными запасы, посыльный подошел наконец к Главной Цитадели и остававшемуся до сих пор незаметным Священному Храму. По форме Храм напоминал перевернутый котел, залитый по всей площади свинцом. С боков за ним день и ночь наблюдали призрачные фигуры – высушенные трупы древних воинов. Укрытые в каменных нишах, тела этих древних героев держались в вертикальном положении благодаря надетым на них доспехам. Костлявые руки лежали на эфесах мечей, спрятанных в ножны, зубы щерились из-под высохших остатков губ. Одна нога каждого трупа была немного отставлена в сторону, из-за чего создавалось ощущение, будто кадавры были пойманы в движении.

Рядом с Храмом возвышалась Цитадель – сооружение из плотно уложенного камня высотой в три сотни футов,[7] усиленное дюжиной внешних башен и увенчанное варварской зубчатой верхушкой.

По непонятной причине, несмотря на то что все здесь было построено с мыслями о жестоких убийствах, крепость производила впечатление довольно уютного места. Повсюду вдоль неповторимых дорожек текли ручьи со свежей водой, необходимой для нужд анакимов. Место здесь было открытое и светлое, все здания не выше двух этажей – за исключением башен, Главной Цитадели и пирамиды с глазом. Здесь было свежо и чисто – не загажено мусором и сточными водами, вызывающими эпидемии. Повсюду были разбиты садики с фруктовыми деревьями и ягодными кустами, вдыхающими в каменное поселение жизнь. Было во всем этом нечто такое, что говорило о ясности мыслей и чистоте намерений. Никакого беспорядка, никаких компромиссов – только воля и дикая природа.

Но путешествие посыльного на этом не закончилось. Он поднялся по широкой лестнице, которая вела к основному входу в Главную Цитадель. За дверью был расположен сводчатый каменный холл, не украшенный ничем, кроме масляных ламп, развешанных на стенах в ряд на расстоянии нескольких футов друг от друга. Из холла открывалась дюжина дверей. Посыльный вошел в ближайшую справа, за которой располагалась узкая винтовая лестница, и стал подниматься вверх. Через каждую дюжину шагов лестница тускло освещалась узкими бойницами, проделанными в стене. Поднявшись до четвертого этажа, он достиг двери, за которой оказался коридор, а в конце коридора – Хелмиц. Посыльный попытался пройти мимо гвардейца, но был остановлен тычком руки в грудь. Они поговорили некоторое время, затем посыльный пожал плечами и пошел обратно. Проводив его взглядом, Хелмиц обернулся и постучал в дверь.

– Милорд? – Хелмиц осторожно заглянул в дверь. – Уворен прислал весть. Он говорит, что за Великими Вратами обнаружено нечто, прикоснуться к чему имеете право только вы.

Находящийся в своих покоях Роупер чистил в этот момент доспехи. Кираса слабо сияла на столе, комната пропахла маслом и пчелиным воском. Он поднял глаза на Хелмица и сразу же насторожился.

– Он решил испытать меня и поставить в неудобное положение, – сказал он, бросив промасленную ветошь.

– Не могу знать, лорд.

– Нужно получить больше информации.

– Посыльный был очень настойчив, лорд, – сказал Хелмиц, будто извиняясь. – Он сказал, что вы должны прийти туда как можно скорее.

Роупер задумался, стоит ли ему отказываться. С одной стороны, это было бы мудро, но с другой – он надеялся, что там действительно окажется то, что требует его присутствия. У него и так было не очень много возможностей для проявления инициативы. Он приказал Хелмицу сопровождать его. Вместе они спустились вниз и взяли пару лошадей из конюшни, располагавшейся под Главной Цитаделью, затем, громко цокая по мостовой, поехали к Великим Вратам. Хелмиц, побуждаемый вопросами Роупера, принялся болтать о своих дочерях.

– Они обе работают во фреях, лорд, учат медицине молодых девушек. Вчера я получил от одной из них весточку. Она говорит, что растения, которые обычно собирают в это время года, пропали: все залито паводком.

Роупер почти не слушал. Когда они доехали, он увидел на надвратной башне Уворена. Тот стоял у зубчатого парапета вместе с Асгером, лейтенантом Гвардии, и над чем-то хрипло хохотал. Уворен заметил Роупера и махнул рукой вперед – на что-то такое, что Роуперу еще не было видно из-за ворот.

– Тебе стоит взглянуть! – крикнул Уворен и жестом подал сигнал стражнику, отвечающему за открытие ворот.

Проскрежетали запорные брусы, со щелкающим звуком пришли в движение снятые со стопора противовесы, и ворота открылись.

За воротами Роупер не увидел ничего. Огромная, заросшая травой равнина, раскинувшаяся перед крепостью, оказалась абсолютно пустынна, что само по себе было странно. Уже несколько недель она выполняла роль дома для тысяч беженцев, которые бежали от сатрианского вторжения, но теперь об их недавнем присутствии напоминали лишь брошенные скудные пожитки. Какая-то причина заставила всех разбежаться. Роупер поехал дальше, озираясь во все стороны и напрягая глаза. Он был готов к тому, что все это окажется шуткой, и ворота за ним тотчас закроются. Оттого и оставил Хелмица позади на случай, если Уворен попытается не пустить его обратно в крепость.

Но потом он увидел.

Вертикальный кол, воткнутый в землю в пятидесяти ярдах[8] от него – с каким-то висящим наверху темным мешком.

Еще не успев доехать, Роупер понял, что это такое. Это был не кол, а копье – воткнутое тупым концом в землю – с насаженной на острие головой в шлеме. Роупер сильно побледнел. По мере приближения он ехал все медленнее и медленнее и, наконец, остановился в нескольких ярдах. Голова висела на уровне его глаз. Долгое время он просто смотрел на нее, а отец смотрел на него в ответ.

Так вот что хотел показать ему Уворен. Роупер оглянулся на ворота. Уворен и Асгер по-прежнему смотрели на него, но разглядеть выражения их лиц с такого расстояния было невозможно. Роупер вновь взглянул на голову.

– Здравствуй, лорд, – тихо сказал он.

Из глаза выкатилась и капнула на доспех одинокая слеза. С губ сорвался горестный вздох. Потом он резко вдохнул воздуха и выпрямил спину.

– Я рад, что ты вернулся.

Полуоткрытые глаза отца по-прежнему смотрели на него оцепеневшим взглядом. Роупер наклонился вперед и попытался сдернуть голову с копья, но к горлу подступила тошнота, руки ослабли, и у него ничего не получилось. Он попробовал снова, и его вырвало. В отчаянии он дернул еще раз, дрожа и задыхаясь. От головы шло сильное зловоние.

– И что же мне теперь делать? – спросил он голову слегка дрожащим голосом. – Боже Всемогущий, что мне теперь делать?

Голова смотрела на него безучастным взором.

– У меня есть враг, милорд, – продолжил Роупер сбивчиво, как будто перед ним стоял живой Кинортас. Он пытался, но не мог сдержать эмоций. – Это Уворен, и мне кажется, он собирается меня убить. Но я не хочу так… Я хочу погибнуть в битве. Пожалуйста, позволь мне умереть в битве. Уворен мог бы уничтожить меня в любой момент, и никто бы его не остановил. Я живой только потому, что он хочет поиграть со мной.

Роупер моргнул и глубоко вдохнул. Наконец помутившееся сознание прояснилось, и он осознал, что голова перед ним мертва.

– Я убью его первым. Слышишь, отец? Я первым убью Уворена. Я отберу у него нашу армию. Я разорву его совет изменников на тысячу кровавых кусков. А потом убью этого поднявшегося наверх ублюдка.

Роупер резко замолчал и постарался успокоить дыхание. Над головой кружили и каркали две вороны.

Хватит слов. Пора действовать.

Он взялся за древко копья и вытянул его из земли. Потом поднял повыше, развернулся к крепости и поскакал обратно к воротам.

Уворен и Асгер уже спустились с надвратной башни и ждали его внизу. Оба ухмылялись. Уворен наклонился к Асгеру и что-то зашептал громким шепотом. Роупер отчетливо расслышал:

– Я же говорил, он расплачется!

Роупер остановился перед ними.

– Спасибо, что позвали, капитан, – произнес он как можно более бесстрастным голосом. – Надеюсь, вы и впредь будете просить меня о помощи, когда она вам понадобится.

Уворен стоял с непроницаемым лицом, лишь в глазах его плясали веселые черти. Несмотря на то что он услышал Роупера, вряд ли он примет его слова всерьез. Для капитана гвардии девятнадцатилетний юноша – не более, чем назойливое насекомое. Уворен – самый уважаемый воин Альбиона в отличие от слабака Роупера. У парня нет его навыков, силы, опыта и отваги.

– Он будет вызывать тебя тогда, когда сочтет нужным, Роупер, – вмешался Асгер, заискивающе посмотрев на Уворена, не сводившего с Роупера глаз.

Роупер фыркнул и с глубочайшим презрением осмотрел лейтенанта с головы до ног. Даже в это холодное утро лицо Асгера лоснилось от пота. Он исполнял роль карманной собачонки Уворена, издающей злобный лай в защиту своего хозяина. Не обладая никакими особыми талантами, он поднялся только благодаря его протекции. Если Уворен шутил, он начинал смеяться первым и последним заканчивал. Если Уворен высказывал какую-либо мысль, Асгер немедленно и пылко соглашался с ним. Но если спустя некоторое время Уворен признавал, что был не совсем прав, то Асгер тут же восхищался его мудростью. Асгер мог беззаботно болтать с кем-нибудь, но только до тех пор, пока в комнату не зайдет Уворен. Тогда он сразу становился отчужденным и надменным, постоянно посматривал в сторону своего покровителя и всем своим видом показывал, как ему жалко времени, потраченного на пустой разговор.

– Обращаясь ко мне, Асгер, не забывай прибавлять «лорд», – сказал Роупер и, помедлив, добавил: – С тебя все время течет пот. Должно быть, жаркое это занятие – непрерывно лизать Уворену задницу.

Даже Уворен не выдержал и рассмеялся. Асгер вспыхнул, но Роупер только кивнул и пришпорил коня. Хелмиц последовал за ним. Смотреть на то, как беснуется Асгер, не было никакого желания.

Роупер передал голову медику Главной Цитадели, приказав снять с нее плоть и вернуть ему череп обратно. Медик удивленно почесал свои жесткие волосы, но было видно, что он готов помочь. Роупер собирался похоронить череп в каком-нибудь диком месте – так, как положено хоронить кости анакимов. Затем, взяв боевой шлем Кинортаса, он пошел к себе. Шлем вернулся домой – и это хорошо.

Теперь предстояло сделать кое-что еще.

Его покои располагались на верхнем этаже Цитадели, в одной из нескольких башен, которые обрамляли ее внешний контур. Роупер спустился по спиральной лестнице вниз.

Здесь, в похожем на пещеру зале с двадцатифутовым[9] сводчатым потолком, обычно проводил свои тренировки Собственный Легион Рамнея – лучший в Черной Стране, если не считать Гвардию. Стены из толстого камня охлаждали воздух, а дюжина колонн, облицованных медным сплавом, отражали желтый свет. Поэтому прохладно и светло здесь было круглый год.

Неотступно следовавший за ним Хелмиц был при оружии и полностью облачен в доспехи. Сам Роупер надел свои собственные пластинчатые доспехи (залатанные и выправленные оружейниками Хиндранна), а также взял один из великих мечей Дома Йормунрекуров – Холодное Лезвие. Этот меч отец завещал ему еще четыре года назад – когда Роупер достиг пятнадцатилетнего возраста. У Йормунрекуров всегда было лучшее оружие. Меч Холодное Лезвие, представляющий собой длинный односторонний клинок идеального сплава и закалки, был одним из самых выдающихся мечей Альбиона.

Разве что боевой меч отца – Сверкающий Удар – был лучше. Тот меч получил свое название благодаря впаянной в него алмазной пыли. О нем ходили противоречивые легенды. Например, о том, что если бы меч этот столкнулся с другим оружием, выкованным из Злого Серебра, то перерубил бы его напополам. Другие говорили, что Сверкающий Удар, как никакой другой клинок, жаждет крови, и если эту жажду не утолять битвами, то он убьет своего владельца. Теперь это оружие пропало – оно осталось в ножнах Кинортаса, уволоченного в боевые порядки сатрианцев.

Роупер был рад, что взял с собой Холодное Лезвие, и тому, что оно известно легионерам. Он видел враждебность на их лицах, когда они пробегали мимо него по широкой беговой дорожке, проложенной вдоль стен зала. Группа легионеров, занимавшаяся фехтованием, прекратила свое занятие и агрессивно уставилась на него. Даже их ликтор присоединился к ним, демонстративно прекратив тренировку.

– Жди здесь, Хелмиц, – велел Роупер.

Хелмиц посмотрел на ликтора недобрыми глазами, но остался ждать у двери. Роупер пересек дорожку и неспешно подошел к легионерам. При приближении Роупера ликтор не проронил ни слова. И даже не поклонился, хотя это предписывалось правилами.

– Чего уставился, ликтор? – спросил Роупер, остановившись прямо перед офицером.

Ростом Роупер был выше и глядел на него сверху вниз, как когда-то на него самого смотрел отец.

Спину прямо, плечи назад, руки сцепить за спиной.

– Ничего, – ответил офицер, взглянув Роуперу в глаза.

– На первый раз буду считать, что твоя непочтительность объясняется тем, что ты не знаешь, кто я, – продолжил Роупер, сделав еще один шаг вперед и повысив голос. – В конце концов, это новая роль и для меня. Меня зовут Роупер Кинортассон из Дома Йормунрекуров. Я Черный Лорд и твой повелитель. Обращайся ко мне «милорд».

– Я знаю, – ответил ликтор.

– «Я знаю» – что? – переспросил Роупер, придвинувшись к нему как можно ближе и слегка наклонившись.

– Я знаю, лорд, – мрачно повторил ликтор.

Роупер выпрямился:

– Твои люди обязаны продолжать тренировки, ликтор. Вторая Труба еще не прозвучала.

Ликтор моргнул и секунду смотрел на Роупера, прежде чем обернуться к своим солдатам.

– Я что, разрешил отдыхать? – крикнул он, и легионеры тут же возобновили тренировочные бои.

Роупер продолжил холодно разглядывать ликтора.

– Где тренируется Гвардия?

– Зачем вам, лорд?

– Я что, разрешил задавать вопросы, ликтор? Отвечай. Где тренируется Гвардия?

Ликтор махнул рукой в центр зала. Роупер разглядел висящее на одной из колонн знамя Священной Гвардии – серебряный глаз на черном, усыпанном звездами, фоне.

– Как тебя зовут? – спросил Роупер у ликтора, не спуская глаз со знамени.

– Ингольфур, лорд.

– Я запомню, – пообещал Роупер и оглядел ликтора с ног до головы. – Продолжай занятия, Ингольфур.

Ликтор, все еще упорно отказываясь кланяться, развернулся к солдатам, а Роупер пошел прямо к серебряному глазу. Урок прошел недаром: люди могут по-прежнему осуждать и презирать его, но смелости в них после разговора поубавится.

В то время, как остальные легионеры останавливались и смотрели на идущего мимо Роупера, гвардейцы Священной Гвардии не обратили на него никакого внимания. Они продолжали сражаться тяжелыми мечами из затупленной стали, применяемыми для тренировок. Когда наступит время битвы, они возьмут мечи полегче – ведь все лучшие анакимские клинки куются из Злого Серебра – и будут ощущать почти сверхъестественную легкость.

У знамени Священной Гвардии звон стоял, как в кузнице.

Ближайший гвардеец оказался знакомым – это был Госта, один из членов военного совета Уворена. Отличавшиеся дисциплинированностью и хорошей физической подготовкой, гвардейцы наносили скупые, экономные удары. И только Госта сражался как бешеный пес, размахивая мечом, словно косой. Шипя грязные ругательства, он наступал на запуганного им гвардейца, заставляя того беспомощно пятиться. Вдруг он сделал неожиданный выпад и отбил в сторону меч гвардейца. Собственное оружие Госты отскочило рикошетом и сильно ударило кромкой лезвия прямо по непокрытой голове противника. Раздался тошнотворный хруст, разнесшийся на весь зал. Даже закаленные в боях гвардейцы остановились, чтобы взглянуть в их сторону. Несколько пар глаз удивленно смотрели, как противник Госты валится на землю. Госта повернулся и отошел в сторону, чтобы сделать глоток воды из своего меха.

– Боже Всемогущий, что это было? – пробурчал Роупер, глядя на лежащую без сознания жертву Госты. Волосы воина постепенно темнели от крови.

Роупер посмотрел вперед и встретился взглядом с еще одной знакомой парой глаз – светло-голубых, на исключительно привлекательном лице. Это был Прайс. Роупер вспомнил, что Прайс протеже Грея – человека, которого он искал.

– До конца недели сидишь на половине рациона, Госта, – сказал Прайс и снова повернулся к человеку, с которым до этого дрался. – Ты атакуешь слишком грубо.

Госта ничего не сказал, только взглянул на Прайса без всякого выражения и отпил еще воды. Роупер прошел вперед, перешагнул через лежащего ничком гвардейца и поприветствовал Прайса. Тот не заметил Роупера и продолжил драться, пока его партнер не поднял руку и не показал на подошедшего. Прайс повернулся.

– Мне нужна твоя услуга, ликтор, – сказал Роупер. – Я хочу знать, где находится гвардеец по имени Грей.

Прайс хмыкнул, вложил меч в ножны и пошел к своему меху с водой. Роупер посмотрел вслед гвардейцу и перевел взгляд на его оппонента, оставшегося стоять перед ним. Тот также вложил меч в ножны и кивнул Роуперу.

– Ты Грей? – спросил Роупер, внимательно разглядывая гвардейца.

На нем была надета черная туника с вышитым в области сердца Всемогущим Оком. На правой стороне туники красовался герб Дома Альба – вставший на дыбы единорог.

– Да, милорд. Грей Конратсон.

Грей приосанился. Он был высок, этот гвардеец. Высок, широк в плечах и с прямой спиной. Лицо было самым простым, но с выразительными темно-карими глазами. Роупер вспомнил, что уже видел его раньше. Именно Грей был тем гвардейцем, который держал белый флаг во время переговоров с графом Уиллемом перед битвой.

– Грей, – сказал Роупер, – мы уже встречались.

– Точно так, лорд. Виделись в тот день, о котором стоило бы забыть все, кроме нашей случайной встречи.

Грей вел себя как-то по-особенному – был нетороплив и расслаблен. Но его слова заставили Роупера насторожиться. После стольких недель, проведенных в окружении врагов, в искреннюю доброжелательность было трудно поверить.

– Пройдемся, Грей. Мне нужна твоя помощь.

– Конечно, лорд.

Они обошли тренирующихся гвардейцев и направились в сторону беговой дорожки. Грей обратил внимание на меч Роупера.

– Холодное Лезвие, – сказал он, кивнув. – Один из самых выдающихся клинков страны. Он всегда мне нравился больше, чем меч вашего отца, лорд.

Грей напомнил о Сверкающем Ударе.

– Отчего же? – спросил Роупер, пытаясь понять, что представляет собой Грей.

– Из-за баланса, – ответил Грей. – У него не только поразительно острое лезвие, но он еще и весьма неплох для колющих ударов. А в серьезной схватке без острия не обойтись.

Грей был одним из старейших солдат Священной Гвардии. Он прослужил в ней по меньшей мере сотню лет и, по всей видимости, участвовал в немалом числе серьезных схваток, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы. Волосы, собранные в длинный хвост на затылке, обнажали место, где когда-то было ухо. Кроме того, на правой руке Грея Роупер заметил отсутствие мизинца.

– Знаете, из чего сделана его рукоять, милорд? – спросил Грей.

– Расскажи.

– Из бивня мамонта. То есть из клыка одного из тех огромных чудовищ, которые давно уже покинули этот мир. Но, когда наши предки впервые прибыли сюда, эти животные бродили здесь тысячами.

Роупер посмотрел вниз, на кремово-черную крапчатую рукоять Холодного Лезвия, раздумывая, правду ли говорит ему Грей.

– Они приплыли и увидели перед собой мерзлую страну. Если верить Академии, пейзаж, который развернулся перед их взором, был порезан на части реками льда, а земля была настолько холодной, что на ней почти совсем не росли деревья. Первые анакимы – наши предки – сделали пещеры во льду и стали в них жить. Поскольку деревьев не было, они научились получать огонь из костей животных, глинистого сланца и вырытого из земли торфа. Потом они выстроили дома изо льда и костей и жили на этой земле бок о бок с такими животными, которых мы приняли бы за чудовищ. Можете себе представить? Интересно, почему они пришли сюда – из-за конфликтов на юге или они сами выбрали для себя такую жизнь?

– Ты ими восхищаешься? – спросил Роупер.

– Да, лорд. Одно из двух: или они не знали, что найдут на севере одни мерзлые пустыни, или знали, но все равно пришли. Они построили для нас дом, а мы теперь не можем его удержать. Черная Страна горит, сатрианцы упиваются грабежами.

– Возможно, ты мог бы помочь мне это исправить, – сказал Роупер. Они неспешно шли по беговой дорожке. – Я не хочу ничего другого, кроме как дать волю легионам и отомстить сатрианцам.

– Забудьте о мести, лорд, – сказал Грей твердо. – Но я действительно могу помочь вам отвоевать нашу страну.

– Сомневаюсь, что ты бы согласился, если б знал, что для этого придется сделать.

Грей посмотрел на Роупера проницательным взглядом.

– Знаю, что для этого понадобится, лорд. Самый простой путь для вас – исчезнуть из Черной Страны. Возможно, перейти на сторону Сатдола? Примкнуть ко двору короля Осберта? Слышал, он одержим анакимами и, безусловно, примет вас как ценного советника. Без сомнения, он щедро наделит вас и землями и титулами. Но куда бы вы ни отправились, это приведет к тому, что Уворен возглавит легионы, не встретив возражения. После этого ему придется действовать, поскольку в противном случае весь тот гнев, который сейчас направлен на вас, может обернуться против него.

Роупер ничего не ответил. Он понял, что Грей еще не закончил мысль.

– Это действительно спасет страну. Уверен, ваш отец учил вас тому, что Черный Лорд является главным слугой государства. Вне зависимости от личного позора, вне зависимости от полученного удара по самолюбию, делом чести для вас будет продолжить служить нашему сгорающему народу.

– Не смей учить меня моему долгу, – возмутился Роупер.

– Выбора, очевидно, нет, – как ни в чем не бывало продолжил Грей. – Вполне понятно, лорд, что на предательство вы не пойдете. А значит, вы останетесь здесь – чтобы обзавестись союзниками и уничтожить Уворена. А затем, вероятнее всего, вы займетесь первостепенной задачей и отвоюете наши восточные территории. Но, чтобы доказать свою правоту, вы должны искренне верить в то, что можете стать гораздо лучшим правителем, чем Уворен. В противном случае будет проще передать власть ему.

– Уворен – это змея, пекущаяся только о своих интересах, – прошипел Роупер. – Если он станет правителем, на нас обрушатся несчастья.

– Не стоит его ненавидеть, лорд, – сказал Грей, повторив совет Джокула. – У него много достоинств. Но, поскольку он станет игнорировать ваши, не пытайтесь вернуть ему должок.

– Он хочет убить меня. Он извлек для себя все возможные выгоды из смерти моего отца. Он держит легионы в Хиндранне и позволяет нашей стране сгорать в пламени. Ведь он знает, что все проклятия лягут на меня. Он, как никто другой, заслуживает ненависти.

Казалось, Грея разочаровала горячность Роупера.

– В любом случае я на вашей стороне. – Группа легионеров пробежала мимо них по дорожке, но Грей даже не подумал о том, чтобы говорить потише. – Ваш Дом еще не истощился, а я лучше умру, чем позволю Уворену занять Каменный Трон. И при этом, хоть мы с ним и не друзья, я не испытываю к нему ненависти. Солдаты контролируют свои эмоции. Ненависть только ослабила бы мою способность сражаться.

– Уворен – опухоль на теле нашей страны, – упрямо продолжил Роупер. – Вместе мы сможем ее вырезать.

– Да, лорд, – ответил Грей, неожиданно мрачным голосом. – Как бы то ни было, я вас поддержу. И Прайс тоже.

– Не похоже, что Прайс пойдет за мной, – сухо заметил Роупер.

– Прайс пойдет за мной, – ответил Грей. – Он мой брат.

Грей имел в виду то братство, которое рождается между солдатами на войне. После того, как они уже видели друг друга в моменты наибольшего отчаяния и усталости, возникающие в ходе напряженной битвы. После того, как они обнажили друг перед другом души и узнали все возможные особенности характеров. После того, как научились доверять друг другу безоговорочно, вручать свою жизнь в руки товарища и вступаться за него при любых обстоятельствах. После того, как стали братьями.

У Роупера было два родных брата – близнецы, чье рождение стало таким трудным, что это убило их мать. Сейчас они находились далеко на севере, в одном из хасколи – интернате в горах, в котором готовили молодых воинов. Для будущих наследников Каменного Трона не делали исключений: в возрасте шести лет их, как и всех, отрывали от матери и помещали в хасколи, намеренно выстроенные в самых холодных и каменистых землях. Там мальчики обучались владению мечом и копьем, но самое главное – силе духа: искусству принимать наказание за наказанием, обходясь без жалоб; умению мужественно противостоять превосходящей силе, не балуя себя такой роскошью, как паника; способности выдержать ответственность за то, что им предстоит стать частью сильнейшей армии Известного Мира. Словом, там выковывали такой характер, за который назвать вас братом почел бы за честь любой.

Роупер не вспоминал о братьях уже несколько недель. Конечно, до них дошла весть о смерти Кинортаса, но в отличие от него они подвергались в связи с этим гораздо меньшей опасности. Нет никакого смысла в том, чтобы убивать второго и третьего наследника Каменного Трона до тех пор, пока первый еще оставался в живых.

– Итак, я могу полагаться на твою поддержку, когда заговорю на военном совете Уворена, Грей? – спросил Роупер.

– Разумеется, лорд, – ответил Грей. – Но я бы посоветовал пока с этим не торопиться. В настоящее время Уворен не верит, что вы можете всерьез оспорить его лидерство. Постарайтесь сделать так, чтобы о вашем растущем влиянии он узнал только после того, как у вас будет достаточно сил, чтобы преодолеть его могущество. Вам надо жениться и заручиться поддержкой еще какого-нибудь Великого Дома. И даже после этого победить его будет почти невозможной задачей. То влияние, которым вы сейчас обладаете, перетянет на вашу сторону немногих. До того как открыто бросить вызов Уворену, вы обязаны проявить себя в качестве вождя. И, как нетрудно догадаться, Уворен сделает все возможное, чтобы этого не допустить.

Грей замолчал.

– Об этом я позабочусь сам, – сказал Роупер. – У меня есть план.

– Надеюсь, что это хороший план, лорд, – ответил Грей. Они уже почти достигли выхода под аркой, у которой их ждал Хелмиц. – Я сказал, что лучше умру, чем позволю Уворену занять трон, но все же хотелось бы этого избежать. – Грей еще раз улыбнулся Роуперу своей обезоруживающей улыбкой. – У вас есть какие-нибудь мысли насчет будущей женитьбы, лорд?

– Мыслей много, толку мало, – угрюмо ответил Роупер.

Этот вопрос беспокоил его ничуть не меньше, чем сам Уворен.

– У Прайса есть кузина – Кетура Текоасдоттир, примерно одного с вами возраста, и ей как раз пора замуж. Может выйти достойный альянс.

– Текоасдоттир? – переспросил Роупер нервно.

Текоа, дядя Прайса, был скандально известным главой Дома Видарров. Роупер ни разу не видел его на военном совете, хотя обращал внимание, что кресло его всегда оставалось пустым – даже если за столом не было других свободных мест. Все как будто ожидали, что он может зайти с минуты на минуту.

Грей поднял брови, увидев, с каким детским ужасом смотрит на него Роупер, и вдруг рассмеялся.

– Не бойтесь, лорд, – сказал он. – Он больше лает, чем кусает. Но в любом случае завоевать его расположение будет непросто.

– Спасибо, Грей Конратсон, – сказал Роупер и протянул руку, которую Грей пожал с легким поклоном. – Надеюсь, Прайс поговорит со своим дядей по поводу меня и смягчит сердце чудовища до того, как я встречусь с ним лицом к лицу.

– Лорд, можно с уверенностью сказать, что ничто не сможет привести чудовище в ярость сильнее, чем разговор с Прайсом.

Роупер улыбнулся и вышел. Грей не спеша вернулся в центр зала, где все еще тренировались гвардейцы. Прайс проводил бой с другим гвардейцем, поэтому Грей взял мех с водой и сел понаблюдать за своим протеже со стороны. Прайс не был искусным фехтовальщиком. Многие гвардейцы могли показать такие впечатляющие противников и зрителей приемы владения клинком, каких Грей, например, не смог бы освоить за всю свою жизнь. Но Прайс был другим. Движения его часто выглядели необдуманно и грубо. Многие легко побеждали его на тренировках, поскольку лучше владели мечом и легко попадали по незащищенным запястьям или горлу. Такие бойцы, как Вигтр Быстрый или Леон Калдисон, вероятно, могли бы одолеть его и в настоящем бою.

Но, несмотря на это, в легионах говорили: «Никогда не деритесь с Прайсом». Движения Прайс производил, казалось бы, необдуманные, но они были гораздо быстрее, чем у любого другого воина, которых Грей повидал за свою жизнь. Кроме того, Прайс идеально держал равновесие и отлично работал ногами, поэтому любой, кто видел его в деле, понимал, что слухи о нем не беспочвенны. Никогда не деритесь с Прайсом. Его жесткость и энергия ошеломляли большинство противников, к тому же он производил впечатление человека, абсолютно невосприимчивого к боли. Говорили, что даже если вы сможете нанести Прайсу смертельную рану, то, прежде чем он упадет, у него еще достанет времени и свирепости, чтобы зарубить вас. А если вы ухитритесь его обезоружить, то он станет драть вас зубами и ногтями.

По залу пронесся рев Второй Трубы, и это означало, что можно прерваться на еду. Грей терпеливо ждал Прайса. Тот хлопнул противника по плечу и, быстро жестикулируя и смеясь, принялся обсуждать с ним последнюю проведенную схватку. Гвардеец глупо радовался тому, что может смеяться с Прайсом на равных. Обычно все радовались, если Прайс обращал на них внимание. Сам Грей пользовался не меньшим уважением, но при этом понимал, что люди никогда не станут добиваться его одобрения с таким же энтузиазмом, с каким добивались одобрения Прайса. Юный спринтер олицетворял собой саму силу природы.

Прайс пожал гвардейцу руку, попрощавшись с ним, и повернулся к Грею.

– Ну и как прошел разговор с мальчиком Роупером?

– Сносно, – ответил Грей, и они вместе пошли в столовую. – Он знает, что должен делать.

Прайс нахмурился:

– И ты решил ему помочь? После того как по его вине произошло невиданно позорное отступление полностью укомплектованных легионов?

– Он принял правильное решение, – без колебаний ответил Грей. – Мы могли бы одержать победу, но слишком чудовищной ценой. Конечно, нет ничего дороже чести, но я отказываюсь признавать за честь самоубийственную тактику, в результате которой подвергнутся опасности наши будущие поколения.

– Возможно, ты и прав, – согласился Прайс, – но мальчик? На Каменном Троне?

– Он подает неплохие надежды и взрослеет быстро. Альтернатива куда более безрадостна. Твой дядя править не будет: он считает это слишком непосильной для себя ношей. Так что все, что нам осталось – это выбор между Роупером и Увореном. И я знаю, кого предпочту. С правильной поддержкой Роупер имеет все шансы стать выдающимся правителем.

– Как ты можешь быть в этом уверен?

Грей задумчиво улыбнулся:

– Не знаю. Когда переживаешь многих товарищей, которые стояли рядом с тобой в бою, то учишься быстро определять тех, кому можно доверить жизнь. В Роупере что-то есть. Он умен, понимает суть лидерства, и, самое главное, у него есть выдержка. Он ведет себя совершенно иначе – не так, как большинство из нас, – Грей обвел рукой болтающих между собой легионеров, идущих в сторону столовой. – Он контролирует эмоции, а значит, может стать лучшим правителем. – Грей снова улыбнулся и слегка хлопнул Прайса по спине. – Ну что, ты со мной?

– Ты знаешь, что да.

Обычно у дверей покоев Черного Лорда день и ночь стояла пара гвардейцев. Но теперь Роупер мог доверять только двум, максимум трем гвардейцам, которые точно не попытались бы убить его по приказу Уворена. Поскольку он не мог поручить Грею или Хелмицу постоянно охранять себя, Роупер совсем убрал караул и спал теперь без охраны. Оставалось только надеяться, что Уворен не станет организовывать подлое нападение. Роупер отчаянно пытался перестать ненавидеть капитана, он вновь и вновь повторял про себя: «Нет нужды его ненавидеть – надо просто победить», – но это не помогало. Злость по отношению к Уворену пересиливала.

Был уже поздний вечер. Луна стояла высоко, солнце давно зашло за горизонт. Стены Главной Цитадели были испещрены небольшими углублениями, специально оставленными в качестве прибежища для сов, которые в этот час мрачно ухали, общаясь друг с другом. Так же преданные Черной Стране, как и другие ее жители, совы сражались с армией, которая единственная за всю историю смогла успешно захватить Хиндранн, – с армией крыс. Помимо крика сов в крепости больше не было слышно ни единого звука. Легионеры и их семьи крепко спали. Грязно-оранжевое зарево на востоке уже было неспособно потревожить их сон.

Роупер сидел за столом, стоящим у освинцованного окна. Он почел за лучшее рассеять мрак, обычно царящий в этом углу комнаты. Три совместно горящие масляные лампы давали достаточно света для того, чтобы спокойно заниматься составлением будущей речи. Анакимы не имели письменности, но для запоминания длинных стихов они пользовались маленькими грубыми пиктограммами, рисовавшимися в ряд – для того чтобы отобразить тему в общих чертах и помочь воспламенить память. В этот момент Роупер был занят тем, что выцарапывал цепочку из таких знаков слегка пахнущими сажей чернилами.

Наконец, решив сделать паузу, Роупер воткнул перо в чернильницу и бросил взгляд за рифленое стекло. Темноту ночи разорвала бесшумно пролетевшая мимо сова – словно покрытый перьями, залитый лунным светом нож.

Эта речь станет его первой. Роупер не знал, когда у него появится шанс ее произнести, но надо быть полностью готовым заранее. Нельзя позволить себе упустить хоть что-то, что еще можно контролировать. Он вновь взялся за перо и вывел на странице еще один знак – на этот раз воина.

Перо скрипнуло как-то странно. Роупер посмотрел на его кончик и нахмурился.

Звук повторился. Теперь он напомнил скрип трущейся натянутой кожи, но был совсем тихим – словно шаги крадущейся кошки.

Тем не менее Роупер четко его расслышал. Но не услышал бы, если б в этот момент спал.

Стараясь действовать как можно тише, он потушил все лампы, втянув внутрь фитили, скользнул в сторону от кресла и замер, прислушиваясь. Затем сделал три быстрых бесшумных шага в темноте и оказался возле двери – у дубового, окованного железом, ящика с оружием. Поверх него лежало Холодное Лезвие, рукоять которого он натирал воском накануне.

Из-за двери раздался все тот же звук – явно скрипнул чей-то сапог под весом своего хозяина. Роупер осторожно вытащил Холодное Лезвие из ножен и стал напряженно вглядываться во тьму. Благодаря тусклому лунному свету, льющемуся из окна, он увидел, как абсолютно бесшумно поднялась задвижка двери. Дверь приоткрылась дюймов на десять, и внутрь скользнула темная фигура. Неизвестный прикрыл дверь, не заметив Роупера, – все его внимание было приковано к постели, на которой лежала груда шерстяных одеял, которую издали можно было принять за спящего человека. Лицо неизвестного скрывала маска.

Роупер был уверен, что убийца слышит стук его сердца. Сам он не слышал почти ничего, кроме шума собственной крови в ушах. С каждым биением сердца руки сильно потряхивало. Надо что-то делать. Надо убить его до того, как он поймет, что постель пуста.

Роупер шагнул вперед. Страх сковывал движения так, будто кровь внутри загустела. Убийца услышал его и обернулся, вскинув короткий черный меч. Роупер страшно закричал и что есть силы ударил Холодным Лезвием туда, где должна была находиться шея незнакомца.

Он ощутил мечом легкое сопротивление, но так и не понял, куда попал. Но это не было похоже на столкновение мечей. Кажется, ошарашенный ударом убийца споткнулся. Черный меч странно бесшумно упал на застеленный оленьими шкурами пол. Следовало опасаться повторной атаки. Роупер снова заорал и размахнулся, желая закрепить первый успех. Но атаки не последовало.

Человек лежал ничком, заливая пол темной густой кровью. Голова его, со все еще скрытым под маской лицом, была вывернута назад, словно бутон цветка с полуотломанным стеблем.

Роупер одним ударом ухитрился его почти обезглавить.

Вот и все. Убийца мертв.

Роупера трясло. С острия Холодного Лезвия медленно капала кровь. Роупер глубоко вдохнул и разжал руку. Меч со звоном упал на пол. Сердце билось так мощно, что казалось, его сейчас разорвет.

– Черт! – прохрипел он, упав на колени. – Черт!

Он только что убил человека. Поймал его врасплох и ударил, даже не дав возможности защититься черным коротким мечом – тем самым, который валялся сейчас рядом с Холодным Лезвием. Боже всемогущий!

Роупер протянул дрожащую руку и сорвал с человека маску. Лицо погибшего было ему не знакомо. Долго смотреть на безжизненные черты он не смог: голова слишком напоминала отрубленную голову отца. Поэтому он принялся изучать маску. Она была сделана из темно-коричневой гибкой мягкой кожи и имела всего два отверстия для глаз. Отверстия для носа и рта отсутствовали. С внутренней стороны маски на поверхности темной кожи было выдавлено изображение: кукушка с распростертыми крыльями, повернувшая голову в сторону.

Маска Криптея. Роупер понял, почему короткий меч имел черное лезвие. Им было проще орудовать в тесных жилищах, а специальное черно-матовое покрытие делало его почти невидимым в темноте. Криптей.

Джокул думал о том, чтобы его убить – по его же собственным словам. А Криптей не дано остановить никому.

Роупер провел остаток ночи возле двери, с Холодным Лезвием, прислоненным к ближайшему углу. Не сумев придумать ничего лучше, он положил тело посланца Криптея на свою собственную постель и укрыл грубым шерстяным одеялом. Если придут другие убийцы, они подумают, что это Роупер.

Рассвет наполнил комнату болезненным оцепенением. Стены покоев Роупера стали озаряться утренним бронзовым светом. На полу блестела огромная лужа запекшейся крови, на кровати под шерстяным одеялом лежал труп. Несмотря на то что высветлившиеся следы ночного убийства, совершенного в панике, так ничего и не прояснили, утренний свет все же придал Роуперу немного мужества, чтобы надеть доспехи и присесть в кресло у стола. Он попытался отвлечься тем, что стал вспоминать детали речи, которую составлял накануне.

За этим занятием его и застал Хелмиц.

Постучав в дверь и не дождавшись ответа, он нерешительно зашел и первым делом обнаружил на полу растрескавшуюся лужу застывшей крови. Затем быстро подошел к Роуперу и осмотрел юного лорда на предмет возможных ран.

– Что случилось, лорд?

У Роупера не хватило духу рассказать о том, что произошло ночью. Кто станет поддерживать приговоренного Криптеем? Вместо этого он коротко кивнул в сторону постели. Хелмиц подошел к ней и откинул одеяло, молча уставившись на лицо в маске. Потом бросил взгляд на Роупера, заметил окровавленное Холодное Лезвие и сорвал маску.

– Я его знаю, – тихо сказала Хелмиц. – Вы убили солдата из Легиона Рамнея, лорд. Его звали Аслакур Бьяргарсон из Дома Алготи.

Роупер попытался переварить то, что услышал. Хелмиц посмотрел на него, подошел и положил руку на плечо.

– Все кончено, лорд. Он мертв.

Глаза Роупера на несколько секунд остекленели, затем вернулись к жизни. Он взглянул на гвардейца.

– Дом Алготи? – казалось, он только сейчас осознал слова Хелмица.

Голова включилась в работу.

– Хелмиц, позови гвардейца Грея Конратсона, немедленно!

Слова лорда.

Хелмиц поклонился и вышел. Спустя некоторое время он вернулся вместе с Греем. Для того чтобы убрать тело, были вызваны посыльные, принадлежащие собственному Дому Роупера – Йормунрекуров. Грей с Хелмицем внимательно следили за ними, не убирая рук с эфесов мечей.

– Разденьте его догола, – приказал Роупер. – Найдите пику, воткните в землю и насадите труп на нее.

Грей недоуменно посмотрел на Роупера, но не стал задавать вопросы при посторонних.

– И приведите сюда Джокула, – мрачно добавил Роупер.

Поскольку факт нападения скрыть не получится, надо самому завладеть инициативой. Посаженный на кол легионер может возбудить к нему ненависть, но также даст и преимущество – положит начало завоеванию уважения. Все-таки он убил солдата Легиона Рамнея в честной битве. В этот момент Роуперу казалось, что ненависть лучше презрения. Возможно, после этого к нему перестанут относиться как к мальчику.

Джокул пришел, не теряя ни секунды. Прежде всего взгляд его белесых глаз упал на кровь на полу, затем он посмотрел на Роупера. По правую и левую руку от него стояли Хелмиц с Греем.

– Вы собираетесь меня казнить, лорд? – спросил Джокул своим бесстрастным тихим голосом.

– Значит, ты признаешься в том, что, несмотря на данное обещание, попытался меня убить, – мстительно произнес Роупер.

– Я ни в чем не признаюсь, – ответил Джокул, падая перед лордом на колени. На лице Роупера промелькнуло удивление. – Клянусь честью, своим положением и своей жизнью – убийцу прислал не Криптей!

Джокул умоляюще протянул руки перед собой.

– На нем была маска, – сурово сказал Роупер. – И он принес меч!

– Это все краденое! – немедленно отозвался Джокул. – Я не хочу вашей смерти. Я не на стороне Уворена.

– Тогда встань, – велел Роупер, и Джокул поднялся.

Встав с колен, он едва ли стал внушительнее.

– Убийца – Аслакур Бьяргарсон из Дома Алготи, – произнес Роупер.

Последняя фраза прозвучала как вопрос. Если кто и мог подтвердить подозрения Роупера, то только Мастер Криптея.

– Вы уже знаете все, что нужно знать, милорд, – ответил Джокул.

Дом Алготи являлся вассалом Дома Лотброков – семьи Уворена. Алготи были второстепенным, зависимым Домом, вознагражденным Лотброками за верную службу богатством, статусом и протекцией. Убийца под маской Криптея, если верить Джокулу, был подослан именно Увореном. Если б ему удалось совершить задуманное, весь гнев за убийство обрушился бы на Криптея, а Уворен без труда занял бы Каменный Трон. В случае неудачи Уворен все равно не остался бы в проигрыше, вбив клин между Роупером и Джокулом, которые, как он видел ранее, о чем-то договаривались.

Это было бесчеловечно, но умно. Все улики указывали на Уворена, и Роупер против воли вспомнил слова Главной Хранительницы Истории, сказанные в Государственной Палате: «Только величайшие воины могут сражаться на любой арене». Роупер нуждался в поддержке. Ему следовало стать тем, кого невозможно убить вот так легко – чтобы Уворен в следующий раз думал дважды, прежде чем снова решиться использовать ту же тактику.

– Отныне я полностью на вашей стороне, милорд, – сказал Грей. – И пошлите за Прайсом. Он вам понадобится.

– Больше не отпускайте меня с караула, лорд, – эхом ответил Хелмиц. – Мы будем охранять вас до тех пор, пока вы не одолеете Уворена.

Тронутый их словами, Роупер посмотрел на легионеров. В данный момент у него было мало причин доверять кому бы то ни было, но только не этим двоим.

– Что я сделал такого, чтобы заслужить доверие двух таких прекрасных воинов? – спросил он. – Но спасибо. – Роупер повернулся к Джокулу. – Уворен оскорбил доброе имя Криптея в своих гнусных целях. Чем ты на это ответишь?

Некоторое время Джокул молча смотрел на Роупера.

– Мы поддерживаем равновесие в стране. В настоящее время убивать капитана не в наших интересах. Но это не навсегда. А пока мы найдем тех, кто украл маску с мечом, и виновные умрут. Это станет уроком для Уворена… – Джокул внимательно вглядывался в Роупера. – На ближайшее время вам подарена отсрочка, лорд Роупер. Я даю месяц на то, чтобы вы могли собраться с силами, затем приговор будет пересмотрен.

– Это все, что мне нужно, – ответил Роупер.

Белламус сидел в своем шатре за столом, освещенным двумя масляными лампами, который, словно островок, дрейфовал в чернильном море непроглядной тьмы. Холодный дождь хлестал по парусиновым стенам. Вода скатывалась с крыши и падала серебристой капелью, собираясь в лужи по всему внешнему периметру шатра. Окон здесь не было, и даже дверной полог был задернут так плотно, что в него почти не проникал дневной свет. Единственной связью с негостеприимным внешним миром, простиравшимся за пределами этих стен, оставался барабанный стук перекатывающегося во тьме дождя.

По обыкновению, именно здесь Белламус проводил встречи со шпионами, допрашивал врагов, подвергал своих солдат дисциплинарным взысканиям, а также беседовал с пленными анакимами. Характер многочисленных бесед был во многом схожим, поэтому каждая деталь внутреннего убранства была заранее продумана с тем, чтобы располагать собеседников к максимальной откровенности. Белламус давно усвоил, что правильно созданные условия часто играют решающую роль в деле преодоления человеческого недоверия. Мягкое свечение горящего масла создавало немного заговорщическую атмосферу, устраняло отвлекающие факторы и помогало сосредоточиться на разговоре. Колеблющийся свет ламп напоминал те костры, вокруг которых собирались люди всех племен на заре своего существования, чтобы поделиться секретами со своими близкими.

Для того, чтобы принимать анакимских информаторов, Белламус приказал сделать увеличенное кресло, подходящее для их пропорций, а также одно особое кресло для себя – чтобы находиться во время разговора с собеседником на одном уровне. Каждое слово вступления, каждый жест были отрепетированы им заранее. Как он уже успел понять, буквально все зависело от первых минут разговора. Если не удавалось выбрать правильный тон с самого начала, то на успех беседы можно было не рассчитывать. Малейший намек на враждебность, и анакимы тут же замыкались в себе. Они были очень упрямы, эти анакимы, что, впрочем, неудивительно – ведь на их земле располагалась чужая армия.

В это утро Белламус беседовал с анакимской женщиной по имени Адрас. Оставшись с ней наедине, Белламус откупорил бутылку вина и щедро наполнил два кубка, один из которых придвинул к ней поближе. Ощутив мощный запах брожения, анакимская женщина поморщилась.

Она посмотрела на вино, потом на Белламуса, но так ничего и не сказала. В присутствии врага женщина сидела неподвижно, все ее мышцы были напряжены. Белламус сделал вид, что не обратил на это внимания. Он взял свое вино, откинулся на спинку кресла и сделал глоток, бросив взгляд поверх кубка на женщину. После того как он поставил кубок обратно, лицо его уже имело самое сочувственное выражение.

– Этот кубок твой, – заговорил Белламус поанакимски, – …если вдруг захочешь.

Женщина не пошевелилась.

– Должно быть, мы заняли твой дом, – продолжил Белламус. – Мои искренние извинения! Очень скоро мы уйдем, но к тому времени проведем приятную беседу, и ты будешь вольна остаться.

– О чем мы будем говорить? – спросила женщина.

– О вас, – ответил Белламус, ласково улыбнувшись. – Прости меня за столь личную тему, но там, на юге, я обладаю редким ремеслом – знаниями о твоем народе. И от меня, наверное, не было бы никакого проку, если бы я эти знания регулярно не пополнял. Если я не буду этого делать постоянно, то быстро потеряю преимущество. Другие увидят в этих знаниях ценность и попытаются меня превзойти. Поэтому я всегда должен оставаться лучшим экспертом в своей области. По крайней мере, относительно других… Поэтому я был бы рад, если бы ты помогла мне с некоторыми словами. – Белламус взял свободной рукой пергамент со стола и посмотрел в него. – Кип-сан-га… Я правильно говорю? – Он пододвинулся к женщине поближе. – Кипсанга?

– Кипсэнга, – поправила Адрас.

– Кипсэнга. Что это значит?

Некоторое время Адрас смотрела на Белламуса, не отвечая.

– Самый лучший друг.

– Объясни мне, – попросил Белламус, глотнув еще вина.

Адрас снова замолчала, затем взяла кубок. Она понюхала вино, глянула на Белламуса (делавшего вид, что внимательно изучает список слов) и сделала глоток.

– Кипсэнга – это друг, которого вы уважаете и с которым особенно хорошо ладите. – Она прекратила говорить, но увидев на лице Белламуса искреннее любопытство, улыбнулась и продолжила: – Может, у вас с ним очень похожее чувство юмора, или вам приятно проводить с ним время. Но вы также уважаете его за характер.

– А есть еще другие виды друзей, кроме кипсэнга? – спросил Белламус. – Может быть, коллеги?

– Есть три типа друзей, – ответила Адрас. – Кипсэнга соединяет два важнейших элемента дружбы. Анга – это когда есть только один: в том случае, если с кем-то хорошо ладишь, но не восхищаешься им, как личностью.

– Ты можешь привести пример?

Адрас пожала плечами:

– Может, он доброжелателен к вам, но не проявляет доброты к другим. Или с ним интересно общаться, но иногда он пытается вами манипулировать. Или… – она глубоко задумалась, – он ленив и трусоват, и не хочет исправлять свои недостатки…

Белламус стал быстро записывать. Заметив, с каким любопытством Адрас смотрит на его занятие, он поднял бумагу повыше и показал ей.

– Пишу, – пояснил он. – Мы используем это, чтобы хранить слова. Думаю, память сатрианцев значительно уступает вашей, но бумага помогает нам помнить все точно. Та память, что в голове, часто искажает действительность. Пожалуйста, продолжай.

– Третий тип противоположен анга. Мы называем его бадарра: это когда вы испытываете к кому-то огромное уважение или даже привязанность, но общаться у вас не получается. Например, он добрый и щедрый, но у него тяжелый характер. Или он имеет отличное от вашего мнение, но восхищает вас как человек, отстаивающий свою позицию. Или, может, просто тот, с кем у вас уже нет общих тем для разговоров, но осталось взаимное уважение.

– Это восхитительно! – пробормотал Белламус, не переставая писать. – Люди вашего народа удивительно объективно смотрят на своих близких.

Адрас пожала плечами:

– Конечно.

Белламус любил начинать беседу с самого простого: со слов. Откровенно говоря, он и раньше знал, что означает кипсэнга. Он специально произнес это слово неправильно, чтобы получить от Адрас первый крошечный кусочек информации. Знал он и об анга и бадарра. Это был легкий способ разговорить информатора и проверить, насколько тот готов к сотрудничеству. Несмотря на простоту понятий, для их разъяснения требовалось прилагать некоторые усилия. Кроме того, затрагивая тему дружбы, Белламус рассчитывал на то, что Адрас станет позитивнее относиться к их разговору. После этого можно будет перейти к более сложным вопросам.

Какую ценность представляет дикая природа?

Чем анакимская память отличается от его собственной?

Почему анакимы не бегут от наступающей армии?

Почему, несмотря на свой суровый и бескомпромиссный образ жизни, они ни разу не восставали?

Каким образом осуществляется такое жесткое управление, если у них нет письменности?

Чтобы ответить на подобные вопросы, информатор должен был обладать исключительным умом, красноречием и, самое главное, желанием. Адрас в этом смысле была многообещающей кандидатурой, и Белламусу пришлось использовать все имеющиеся у него возможности, чтобы попытаться привлечь ее на свою сторону.

Здесь, к северу от Абуса – темной полоски воды, пересекающей Альбион, – изучать анакимов было проще, чем находясь по ту сторону. Оттуда Черная Страна казалась порождением ночного кошмара. Земли южного берега были тщательно возделаны и обработаны: местность поднималась уступами, образуя несколько упорядоченных уровней, на которых можно было выращивать урожай. В Черной же Стране плодородные земли цеплялись за крутые склоны гор или были настолько обезображены корнями гигантских деревьев, что на их окультуривание не приходилось надеяться. И все же анакимы явно не испытывали здесь никаких трудностей. Леса, которые сжигали сатрианцы, были переполнены призрачными руинами – каменными скелетами великих городов и храмов, некогда укрывавших древних созданий, проживавших на этих землях. Теперь зияющие останки домов стали прибежищами для гигантских короткомордых медведей, нападавших на фуражные команды – словно из солидарности с жителями деревень, скрытых среди деревьев. Сами деревни словно вырастали друг из друга, а анакимские дороги скрупулезно повторяли изгибы ландшафта. Их почти невозможно было заметить издали. Чтобы проложить дороги, не тронув холмы и деревья, анакимами проделывалась огромная работа. Они не прорубали прямые просеки, как это было принято на юге, а аккуратно огибали все встречающиеся на пути препятствия.

Эта земля обладала необыкновенной силой. Почва отличалась таким плодородием, что, если ее перевернуть, начинала гнить. Птицы, пролетавшие над головой, напоминали призраков. Крики животных, метавшиеся эхом среди деревьев, были настолько странными, что Белламус не мог вообразить, какие чудовища могли их издавать. Сон его, обычно глубокий и безмятежный, здесь наполнялся довольно затейливыми сновидениями. По ночам его разум тревожили огромные, как башни, тени, странные существа и необычные запахи. Приходил во сне и страх – такой сильный, какого Белламус никогда не испытывал наяву. Часто случалось так, что он взрагивал и просыпался (или думал, что проснулся), и тут же слышал странную неземную музыку, льющуюся из-за стен его палатки. Три раза он даже вскакивал в непроглядной ночи, выбегал наружу, спотыкаясь о полог, и среди клубящихся серебряных теней пытался высмотреть ее источник. Но каждый раз музыка медленно затихала, и он оставался стоять – тихий и одинокий в залитом лунным светом лесу, – размышляя над тем, не являлась ли она продолжением его ярких снов. Должно быть, это было именно так, поскольку от каждой ноты вздрагивало сердце, и Белламус не мог потом вспомнить ни малейшего фрагмента из услышанной мелодии. Все, что оставалось, – только воспоминания о тех чувствах, которые он при этом испытал.

Даже историческое прошлое не казалось здесь далеким. На юге земля перепахивалась и засеивалась заново настолько быстро, а жители строили дома из таких непрочных и пожароопасных материалов, что за пару поколений все изменялось до неузнаваемости. Черную Страну же приходилось буквально вдыхать с каждой пройденной милей. Как бы ни пытался Белламус огнем утвердить свое присутствие на севере, но лесов всегда оставалось больше. Нападение на Черную Страну было похоже на избиение горы: на все его усилия она реагировала с абсолютным безразличием. И это была не просто видимость: в каком-то смысле эта земля оставалась единым мощным организмом – неимоверно древним и могучим.

Белламус покачал головой, отгоняя тяжелые мысли. В это утро, решив не встречаться ни с Адрас, ни с чуждым миром снаружи, он вернулся к своим бумагам. Та, что лежала сверху, была совершенно нечитаема – бессмысленные цепочки букв, случайным образом разделенные на непонятные слова. Белламус отставил в сторону кружку и провел пальцем по строчкам, хмуря лоб.

– О!

Он оглядел стол и из-под одной из бумаг вытащил треснувший деревянный прямоугольник, который сам был немногим толще бумажного листа. В прямоугольнике были проделаны несколько дюжин маленьких дырочек. Осторожно положив его на пергаментный лист, Белламус убедился, что каждая крошечная дырочка точно легла на одну из написанных в нем букв. Буквы, прочитанные последовательно с некоторыми догадками о том, где должны располагаться пробелы и знаки препинания, сложились в следующий текст:

Мой выскочка, как ты просил, я очень сильно выкрутила Королевскую Руку, и теперь ты не будешь ни отозван, ни обременен другим графом. Я…

Белламус перевернул деревянный трафарет другой стороной и, осторожно выровняв его по нижнему краю, прочитал остальную часть текста, скрытого на странице:

…также вбросила в Королевское Ухо идею о том, чтобы сделать тебя Хозяином Севера. Посмотрим, какие всходы даст это семя. Не забудь привезти для меня подарок. А.

Общаясь с многочисленными информаторами, Белламус использовал множество шифров. Этот предназначался исключительно для переписки с Арамиллой. Существовало всего два таких деревянных трафарета – один был у него, другой у королевы.

Белламус не доверял почти никому. И Арамилле в том числе. Он чувствовал ее привязанность к себе (замешанную, как он предполагал, на любопытстве), но при этом не верил, что обладает для нее каким-то особым значением. Она помогала ему только потому, что ей нравилась эта игра и связанный с нею риск. Кроме того, она наслаждалась им физически. Она находила его интересным, но он прекрасно понимал, что если попросит ее пожертвовать хоть чем-то для нее ценным, то натолкнется на холодное удивление. Словом, он не доверял ей, но верил в ее коварство. Он никогда не видел, как она вливала в королевские уши нужные слова, но часто убеждался в их эффективности. Раз или два ему доводилось почувствовать силу этих слов, наблюдая за тем, как ловко она управляла разговором. Каким-то образом любая мысль, которую хотела внушить королева, всегда оказывалась к месту. К тому же, если бы у Арамиллы ничего не вышло, она не стала бы ему писать, из осторожности предпочитая хранить молчание.

Она крутила как хотела всем Королевским Двором. Оружие, которым она владела, было настолько совершенным, что как только вам начинало казаться, что вы в силах сопротивляться ей, то тут же оказывалось, что вы потерпели поражение. Если вы мужчина, она начинала с того, что смотрела на вас с неопределенным интересом, будто заметив в вас нечто особенное, но пока не понимая, что именно. «Впечатли меня», – словно говорил ее взгляд. Неизбежно вы бы попытались пошутить, и она бы приняла вашу неуклюжую шутку со смехом. Такой смех Белламус слышал несколько раз в самом начале их знакомства – он чем-то напоминал крик сороки или стук игральных костей в деревянном стаканчике. После этого ее внимание оказывалось полностью прикованным к вам. Дальнейшая тактика зависела от того, насколько самонадеянно вы себя вели. Для самоуверенных – больше поощрения, больше смеха, возможно, колючий комментарий. «Крепость еще не пала», – означал этот знак. Продолжай пытаться. Для более слабых… впрочем, к этому моменту они уже полностью принадлежали ей. Ласковое поддразнивание, провоцирование симпатии – и из человека можно было вить веревки.

Если же вы были женщиной, то применяемые ею методы становились более жестокими. Постоянное чередование ласки, тонких насмешек и бессердечных издевательств приводили к тому, что жертва убеждалась в бессмысленности сопротивления. Спорить с королевой было и изнурительно и бесполезно. Но если не пытаться ее перебороть, она вполне могла составить отличную компанию. Признайте свое поражение – и она превратится в щедрую госпожу. Но не дай вам Бог забыть свое место…

В Черной Стране существовало два десятка младших Домов и всего три великих. Собственный Дом Роупера – Йормунрекуров – несмотря на то что именно из него вели происхождение Черные Лорды, в последнее время угасал. Совершенный правитель возвышает людей сообразно их заслугам, поэтому Кинортас не ставил родственников на ключевые посты, и при его правлении отсутствовал какой бы то ни был фаворитизм. Это самым положительным образом сказалось на Доме Лотброков, чьим старшим сыном был Уворен. Лотброки быстро обогнали Йормунрекуров в богатстве и влиянии. Теперь же, когда Роуперу предстояло сойтись в схватке с Увореном, ему следовало заручиться поддержкой третьего Великого Дома – Видарров.

Несмотря на то что этого было не избежать, необходимость вступить в переговоры с Домом Видарров приводила в уныние. Старшим у Видарров был Текоа Урильсон – легат легиона Скиритаев и родной дядя Прайса. Роупер никогда не встречался с ним, но знал его как человека несгибаемой воли. Роупер помнил однажды сказанные слова Кинортаса: «Из Текоа мог бы выйти отличный слуга, если б не его чудовищная заносчивость».

Когда Роупер поинтересовался у Прайса, как вести себя, чтобы завоевать расположение Текоа, ликтор ответил: «Развлеките его».

Все эти мысли кружились в голове Роупера в тот момент, когда Хелмиц стучал в двери дома Текоа. Сначала Роупер пытался пригласить его к себе в Главную Цитадель, но посыльный вернулся, весь дрожа, и передал Роуперу слова Текоа. Дядя Прайса заявил, что если Роупер желает видеть его, то должен сам явиться туда, где у Текоа найдется удобное кресло и кубок березового вина.

Дверь открыл один из домашних охранников Текоа – дородный легионер, на груди которого красовался герб Дома Видарров: огромная змея в кольчуге, ломающая равное ей по размеру дерево остролиста.

– Черный Лорд, Роупер Кинортассон из Дома Йормунрекуров прибыл с визитом к Текоа Урильсону, – объявил Хелмиц.

Легионер хмыкнул и шагнул в сторону с видом, который, должно быть, означал «Добро пожаловать!».

Роупер, Хелмиц и Грей вошли внутрь, очутившись в гранитной гостиной. Вдоль стен стояли тисовые кресла, в камине метались языки пламени. Дом был больше, чем любой другой в Хиндранне. Текоа обладал большим богатством, но при этом оставался истинным гражданином Черной Страны – дом был обставлен в строгой аскезе. Стены были практически голые, за исключением держателей для ламп и одинокого шелкового гобелена в кремово-черных тонах, живописующего точно такое же дерево и змею в кольчуге, какие были изображены на груди легионера. Как и прочие картины анакимов, эта не имела цвета – только проведенные контуры. Каменный пол был почти не виден под скрывавшими его оленьими шкурами, но кое-где был неприкрыт, и Роупер заметил выдолбленные отпечатки человеческих ступней. Потом он увидел несколько отпечатков рук на стенах, включая один очень маленький, расположенный близко к полу, который мог принадлежать только ребенку.

Пригласивший их в дом легионер попросил подождать в гостиной, пока он сходит за Текоа. После этого скрылся за дубовой дверью, рядом с которой стоял низкий стол. На нем находилась какая-то сфера, вставленная в деревянную опору. Роупер подошел к ней и протянул руку, желая изучить.

– Не трогай! – раздался голос за спиной.

Роупер отдернул руку и быстро обернулся. Сзади стояла женщина, которая, по всей видимости, только что вышла из одной из комнат, находившихся рядом с гостиной. Женщина была очень высокой, почти одного роста с Роупером, глаза ее были бледно-зеленого цвета, длинные волосы белые и тонкие, как паутина, а кожа светлая, почти прозрачная – Роуперу хорошо были заметны венки, бьющиеся на висках. Кроме того, женщина была болезненно худа. Казалось, она не падает только благодаря поддерживающему ее льняному платью.

– Миледи? Почему нет? – спросил Роупер.

Волосы ее были стянуты сзади лентой, указывающей на то, что она является замужней женщиной с детьми, то есть полноправной гражданкой Черной Страны.

– Его нельзя трогать! – повторила женщина.

Из комнаты вышла девушка-служанка и, остановившись рядом, посмотрела на Роупера с таким осуждением, будто он расстроил ее хозяйку намеренно. Рядом с хозяйкой девушка смотрелась смехотворно маленькой. Высокая женщина быстро прошла вперед, остановившись так близко к Роуперу, что ему стало неловко, и чуть ли не прожгла его своими прозрачными глазами.

– Кто ты?

Роупер сделал полшага назад прежде чем ответить.

– Роупер Кинортассон. Я пришел с визитом к легату Текоа.

– Тебе нужна Кетура, да? Ты для этого здесь? – с нажимом спросила женщина.

– Я хочу просто поговорить с легатом, – ответил Роупер.

– Кетура очень дорога нам. Не вздумай ее обидеть!

– Я не собирался никого обижать, – сказал Роупер. – Пожалуйста, леди! Я здесь лишь для того, чтобы поговорить с легатом Текоа.

Высокая женщина, казалось, потеряла к нему интерес. Совершенно неожиданно она развернулась, словно корабль под парусами, и, шаркая, пошла к огню, протянув к нему руки.

– Его нельзя трогать! – повторила она более тонким и слабым голосом. – Этот глобус ужасно… отвратителен… – И вдруг резко: – Зачем он ему понадобился?

– Как вас зовут, миледи? – поспешно спросил Роупер, глядя женщине в спину.

– Я леди этого дома, Скати… – ответила она. – Не расстраивай моего мужа, он хороший человек.

Роупер был крайне смущен. Девушка-служанка подошла к Скати, взяла ее за вытянутую руку и повела под пологую арку в комнату, из которой они пришли. Скати это привело в полный восторг. Уходя, она даже не обернулась в сторону Роупера.

– Давайте пройдем в ваши покои, миледи, и посидим возле огня, – мягко говорила девушка-служанка. – Вы еще не закончили ваше рукоделие.

Служанка еще раз сердито посмотрела на Роупера и закрыла за собой дверь, с щелчком опустив задвижку.

Роупер взглянул на Грея.

– Жена Текоа, – пояснил Грей тихо. – У нее нелегкая жизнь. Кетура – ее старший живой ребенок, но она уже потеряла пятерых сыновей. Четверо погибли на поле боя, самый младший умер во младенчестве.

– Вот как…

Роупер кивнул и вновь повернулся к глобусу, стоявшему на столе. После разговора со Скати шар заинтересовал его еще больше. Он подошел поближе.

Роуперу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это такое. Это была модель Известного Мира. Роупер взял ее в руки и немедленно заметил втиснутый в закуток небольшой остров, чьи очертания он сразу узнал – они были точно такими же, как на сатрианской карте, висевшей в его покоях. Это был его собственный остров – Альбион. Какой он маленький! Каменная скала, омываемая бесконечным океаном. Немного повыше начиналась гигантская белая зазубренная корона, поначалу поставившая Роупера в тупик. Но затем в памяти мелькнула искра. Лед! Огромный кусок льда, покрывший весь верх мира. С восточной и южной стороны Альбиона, если пересечь море – местами узкое, местами широкое, – расстилались земли, о которых он слышал, но еще недостаточно знал. В сравнении с изображенными там империями и их огромными территориями, его остров казался совершенно незначительным. А что же на западе? Гигантское море и дальше – туманное пятно. Примерный эскиз береговой линии, за которой – полный мрак. Неизвестные земли. На расстоянии шести дюймов, если мерить по полированному дереву, изображающему невообразимые просторы бурного океана, далеко на юге находилась еще одна шапка изо льда, словно мир там был перевернут вверх ногами.

Роупер ощутил легкую тошноту. Глядя на глобус, он испытывал очень странное чувство: словно находился на самом верху самой высокой башни крепости, свесив с края пропасти ноги. Глобус словно стал прорастать под ним. Он растягивался во все стороны, и каждый отрезок шара вмещал в себя невероятное число лиг, разбегающихся по таким землям, которые не могли не отличаться от его собственной. А этот лед… На нем, конечно, не могли расти деревья. И не мог гореть огонь. Вся ледяная земля словно пронеслась под ногами. Там не было ничего, что можно было бы связать с тем местом, где он жил, – ни запахов (поскольку на холоде все запахи замерзают), ни гор, ни холмов, ни полей, ни памяти. Одно только бесконечное белое море, разбегающееся во все стороны, и никакой компании, кроме вечного ветра.

На лестнице слева раздались шаги, и Роупер очнулся от морока, в который погрузил его глобус. Роупер вернул глобус на место, желая взглянуть на того, кому могло прийти в голову держать у себя в доме столь странный предмет. Не успел он сесть в одно из тисовых кресел рядом с Греем и Хелмицом, как в гостиную вошел сам Текоа Урильсон.

То, что это именно он, можно было определить сразу: достаточно было увидеть, как он себя нес. Надменно. Мощно. Внешне он был похож на Прайса, только более пожилой – при этом точно такой же темноволосый, статный и без шрамов на лице. Увидев все еще устраивавшегося в кресле Роупера и бросив взгляд на глобус, Текоа замер на месте. Глобус стоял криво. На лице Текоа появилось отвращение, будто его затошнило не меньше, чем Роупера.

Сдвинув густые брови, Текоа посмотрел на Роупера, подошел к глобусу и развернул его правильной стороной.

– Ах ты мелкий ублюдок! – проворчал он.

Грей с Хелмицом глухо зароптали, но Текоа нетерпеливо хлопнул в ладони, заставив их замолчать. Затем взял себе кресло и придвинул поближе к камину.

– Мы будем разговаривать у огня, – объявил он голосом, не терпящим возражений.

Осознавая, что сейчас он находится не в самом благоприятном положении, Роупер встал и передвинул свое кресло туда же. В комнату зашел легионер с кубком березового вина и подал его Текоа.

– Ты уже достаточно взрослый, чтобы пить вино, Роупер? – спросил Текоа.

– Я достаточно взрослый не только для вина, но и для того, чтобы меня звали «милорд», – напомнил Роупер.

Текоа взглянул на него оценивающе.

– В таком случае зачем ты меня побеспокоил, милорд? Чем я обязан тому, что ты залетел в мой дом, как сорока?

Он поднял руку, и легионер подал второй кубок – Роуперу.

– Тем, что, как я полагаю, мы оба не хотим видеть Уворена на Каменном Троне. Тем не менее прошлой ночью мы были близки к этому как никогда.

Роупер отхлебнул березового вина. Вкусное. Жизнь в доме Текоа была строгой, но все, что ценил этот человек, делалось здесь с особым искусством.

Хохот Текоа раздался, как выстрел из пушки.

– Ха! Я слышал, за тобой приходил Криптей.

– Джокул клянется, что нет, – ответил Роупер. – И я ему верю. Убийца был из Дома Алготи.

– Хмм… – Текоа посмотрел в свой кубок. – Лучшее доказательство, что он не от Криптея, – это то, что он не справился с задачей.

Против воли у Роупера вырвался смешок. Остальные не осмелились об этом упомянуть, но Текоа не был настолько деликатен. Роупер испытал даже некоторое облегчение, найдя возможность посмеяться над пережитым.

– Не исключено, – ответил он. – Итак, Уворен хочет получить трон и готов сделать все, чтобы он достался Лотброкам, включая даже убийство того, кто его сейчас занимает. В старые времена это бы назвали «изменой». – Текоа усмехнулся, и Роупер счел возможным высказать то, что его больше всего беспокоило: – А Видарры… Кто знает? Может, вы и сами намереваетесь заявить о своих правах? В таком случае, борьба между нами может окончательно растерзать Хиндранн – как раз в то время, когда сатрианцы делают то же самое с нашей страной.

Роупер сделал еще один глоток.

– Соблазнительная перспектива… – проворчал Текоа. – Значит, ты хочешь предложить альянс между Видаррами и Йормунрекурами, – принялся размышлять он вслух, – а значит, собираешься оторвать от меня одну из моих дочерей…

Роупер был пойман врасплох.

– Это самый естественный способ закрепить альянс, – рассудительно произнес он после паузы.

– Весьма справедливо, если говорить про тебя, Роупер, – заметил Текоа мрачно. – Наиболее справедливо. Имея сильного союзника и одну из моих дочерей, ты легко добьешься Каменного Трона. Но что получу я, если дам согласие? Только гнев Уворена?

Текоа говорил раздраженно, но Роуперу показалось, что он просто развлекается.

– С вашей поддержкой мои права на трон, бесспорно, будут закреплены, – ответил Роупер. – А мой отец уже доказал, что мы щедро вознаграждаем тех, кто нам помогает.

– Умозрительная выгода! – Текоа откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком и посмотрел на Роупера. – Все это, конечно, прекрасно, если бы не одно «но»: в настоящее время тебе нечего мне предложить. Разумеется, Уворен уже приходил ко мне и обещал нечто более существенное. Почему я должен выбрать именно тебя?

– Хотя бы потому, что вы уже отклонили его предложение, – сказал Роупер, искренне надеясь на то, что это правда.

Текоа разразился хохотом:

– Просто я думал, что ты окажешься более убедителен. Зачем бы мне отвергать Уворена? Поставить на него гораздо надежнее. Намного надежнее!

– Надежная ставка заключается в том, что вы приобретете воина с великой славой, но и с чудовищной корыстью, – тихо сказал Роупер. – А это очень сомнительный выигрыш.

– Он не показал особых способностей к лидерству, – согласился Текоа. – Я вообще был удивлен тем, что вы не поладили.

Роупер проигнорировал замечание.

– Видимо, не зря я подстелил себе соломки, да? – продолжил Текоа. – Впрочем, пусть твоя потенциальная жена решает сама.

Роупер был ошеломлен. События развивались гораздо стремительнее, чем он мог себе представить. Когда отец обсуждал политические вопросы, процесс шел настолько неспешно и ровно, что Роупера всякий раз одолевала скука. Но Текоа не собирался медлить.

– Позови сюда Кетуру! – приказал он легионеру.

– Я не знаю, где она, сэр, – ответил легионер, войдя через вход с дубовой дверью.

Текоа поерзал в кресле и с неудовольствием посмотрел на него.

– Харальд, понятия не имею, зачем ты мне это рассказываешь.

Харальд нахмурился, но на губах его промелькнула улыбка.

– Желаете, чтобы я нашел ее?

– Ты очень проницателен.

Харальд поклонился и вышел. Текоа вновь развернулся к Роуперу.

– А пока мы ждем, расскажи, каким образом ночной убийца принял столь позорную смерть от твоей руки?

И Роупер рассказал. Это и многое другое. К тому времени, когда легионер вернулся, они добрались уже до смерти Кинортаса.

– Мне очень жаль, – сказал Текоа. – И не только потому, что это привело нас к небольшой гражданской войне. Мы никогда не были близки с Кинортасом, но, должен признать, воином он был отменным. Стране с ним повезло.

– Мисс Кетура! – объявил появившийся в дверях легионер и с поклоном пропустил дочь Текоа вперед.

Роупер, пытавшийся до этого подавить в себе растущее чувство нетерпения, поднялся навстречу женщине, которая, возможно, станет его женой.

Кетура была не менее высокой, чем мать, и всего на дюйм ниже ростом, чем сам Роупер. Кроме того, у нее были светло-зеленые глаза матери. А вот черные волосы и более смуглая кожа, по всей видимости, достались от отца, и это делало ее красоту ярче и агрессивней. Она приблизилась к Роуперу и посмотрела на него оценивающе. Походка девушки отличалась непринужденностью и грацией, свойственной походке ее отца и кузена Прайса, но с большей долей раскованности. Кроме того, несмотря на прямую спину и гордо поднятую голову, она не выглядела такой надменной, как Текоа и Прайс. В отличие от них Кетура, казалось, проявляла больше интереса к людям.

– Наконец-то, моя дорогая, – сказал Текоа, даже не подумав встать и предложить ей кресло. – А я только что нашел для тебя жертву.

– Мисс Кетура, – произнес Роупер, пожимая протянутую руку и чувствуя, что краснеет.

– Черный Лорд… – ответила Кетура.

Ему показалось или в ее голосе промелькнула насмешка?

– …вроде бы, – добавила она.

Не показалось.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал Роупер, указав ей на свое кресло.

Она села, и Роупер принес для себя другое. Он заметил, что Хелмиц ему подмигивает, скаля зубы. Затем Роупер присел рядом с Кетурой – напротив Текоа, который разглядывал их с довольным видом.

Кетура пристально посмотрела на Роупера.

– Отец, ты предлагаешь выйти замуж за человека, не сумевшего победить сатрианцев при полном призыве?

Роупер вспыхнул, и Текоа вновь разразился громким хохотом.

– Так, и на что вы рассчитываете? – спросила она у Роупера. – Зачем моему отцу что-то делать для вас? Ваша генеалогическая линия никогда еще не производила тех, у кого бы полностью отсутствовали таланты.

– Точно так же, как ваша не в состоянии произвести хоть кого-то с недостатком скромности, – парировал Роупер, заслужив улыбку Кетуры.

– Вы познакомились с моим кузеном?

– С Прайсом? Имел такое удовольствие.

– Не вижу в этом никакого удовольствия, – язвительно заметила Кетура. – Он бегает очень быстро, но и вы в этом смысле не промах.

Глаза ее заблестели.

– Ну-ну, потише, мой ядовитый паучок, – вмешался Текоа, уже откровенно веселясь. – Род Йормунрекуров куда слабее, чем наш. Какая будет польза от парня, если ты окончательно растопчешь его самоуважение? Представь, какое чувство вины ты испытаешь, если следующий наемный убийца окажется более умелым, чем предыдущий.

– Если я женюсь на вашей дочери, Текоа, то буду искренне на это рассчитывать, – непроизвольно сказал Роупер правду.

Отец и дочь лучезарно улыбнулись друг другу. Казалось, получаемые оскорбления радуют их не меньше, чем наносимые.

– Когда вы успели стать таким важным, милорд? – Кетура продолжала давить на Роупера, издеваясь над его титулом.

– Я – правитель, – ответил Роупер. – Только и всего. Я тот, в ком нуждается наша страна. И если мне представится возможность доказать это, я ею воспользуюсь.

Кетура поправила волосы, красноречиво посмотрев на отца, затем вновь взглянула на Роупера.

– Если так, то почему вы отступили во время битвы?

– Потому что это было необходимо, – ответил Роупер. – Сатрианцы сражались умело. Возможно, мы бы победили в случае продолжения наступления. Я мог послать легионы на убой, заставив штурмовать скользкий склон под ливнем стрел. Только потом им пришлось бы сражаться с намного превосходящим по численности врагом при открытых флангах. Я мог бы настоять на продолжении атаки и тем самым избежал бы позора, который мне пришлось пережить после возвращения. Но победа, в которой мы бы потеряли половину легионеров, – это не победа! – закончил Роупер, слегка повысив голос.

Несправедливость по-прежнему жгла ему душу. Его ненавидели все: и воины, которые остались живы только благодаря ему; и женщины, чьих мужей, братьев и отцов он привел домой в целости и сохранности; и даже сама крепость, которой он подарил долгое будущее.

– Нашими гражданами овладел страх, – снова заговорил Роупер. – Страх! Они позволили себе превратиться в лающую толпу, следующую лишь за самыми нестойкими и злобными, которые завелись среди них. Пришла пора восстановить их веру.

Отец и дочь смотрели на него пристально.

– Ты был там, отец. Можешь подтвердить его слова? – спросила Кетура, не отрывая взгляда от Роупера.

– Я командовал Скиритаями, – ответил Текоа. – Разведчиками. Я находился на самом переднем краю, под самым интенсивным обстрелом, и не поверил своим ушам, когда услышал звук труб, выдувающих сигнал к отступлению. И это в тот момент, когда мы еще не пролили ни единой капли сатрианской крови? Образцовые легионеры, герои, всю жизнь готовившиеся к войне, должны были теперь бежать, поджав хвосты, от нескольких долетевших до них стрел? Я никогда не испытывал такого бешенства, как в тот день, Роупер…

Текоа допил березовое вино и поставил кубок на пол.

– Хочешь знать, почему я отверг предложение Уворена? И почему принял твое? Потому что отступление в тот день стало самым правильным решением. Оно было трудным, но я его понял, даже несмотря на переполнявший меня гнев. Думаю, я смог бы пойти за тем, кто способен брать на себя такую тяжелую ответственность. А теперь я еще и пообщался с тобой…

Текоа посмотрел на Роупера так пристально, словно ждал, что тот вот-вот вспыхнет.

– Сейчас ты безнадежно слаб, – наконец заключил он. – Жизнь бьет тебя со всех сторон, словно бабочку на ветру. Но ты все еще спокоен. Все еще непокорен. И достаточно умен, чтобы не растеряться от моих подначек. Пожалуй, я сыграю на твоей стороне. А что насчет тебя, Кетура? Ты поддержишь меня? Сто́ит этот человек того, чтобы ты согласилась стать его женой?

Кетура смотрела на Роупера не менее пристально.

– Думаю, да, отец, – осторожно сказала она.

– Значит, быть посему! – проревел Текоа, подняв с пола свой кубок. – Еще вина!

Мигом подбежавший легионер Харальд поднес кубок Кетуре и долил вина Роуперу и Текоа.

– За Черного Лорда! – торжественно провозгласил Текоа, подняв кубок. – И за мою дочь!

И они выпили.

Для свадьбы Роупера и Кетуры пока не было времени. Они обменялись клятвами верности в стенах дома Текоа, затем Роупер поделился своими планами со скептически настроенным Текоа.

– Но это же безумие, Роупер.

– Мой титул – «лорд».

– Это безумие, милорд.

– Неважно. Мы сделаем это в любом случае.

Роупер уже начинал понимать, где находятся слабые места Уворена.

В тот же день он заставил его собрать совет. Текоа отправил Уворену ультиматум: или он собирает полный совет, или они с Роупером организуют свой собственный, в котором не будет Уворена.

– В конце концов, – добавил посланник, – капитаны гвардии, как правило, не заседают в советах…

Через пару часов Государственная Палата стала заполняться людьми. Последние заседания совета совсем выдохлись: легаты устали от бесконечных, ничем не заканчивающихся споров. Но в этот раз интерес подогревался слухами о неудавшемся покушении на Роупера, которые уже успели распространиться по всему Хиндранну. Легаты тихо перешептывались друг с другом, рассаживаясь по креслам. Наконец за столом не осталось ни одного пустого места, за исключением двух: Каменного Трона и одного из стоящих на противоположном конце – кресла Текоа.

Когда в зал вошел Роупер, шум стих. Лорд был полностью вооружен и покрыт доспехами. За ним неотступно следовали Грей и выглядящий разгневанным Прайс. Роупер сел на трон.

– Вооружился до зубов, Роупер? – насмешливо спросил Уворен.

– Кто-то хочет убить меня, капитан, – ответил Роупер.

– Думаешь, следующая попытка состоится прямо в этом зале?

Кто-то из сторонников Уворена хихикнул.

Об этом ты мне сам расскажешь.

Роупер был спасен от необходимости отвечать, поскольку в зал вошел сам Текоа. Тишина достигла предела. Его появление здесь было делом неслыханным. Текоа прошел к креслу, даже не удосужившись взглянуть в сторону прочих членов совета.

– Легат Текоа, – сказал Уворен сухо, – как хорошо, что ты к нам присоединился.

– Отнюдь не из-за того, что вы этого заслуживаете, – проворчал Текоа, уставившись на человека, сидящего рядом с его креслом.

Он смотрел на него до тех пор, пока тот не догадался сдвинуться в сторону. Легат сел.

Уворен переводил взгляд то на Текоа, то на Роупера и постепенно мрачнел. Наконец он склонился к Роуперу.

– Ах ты мелкий говнюк! – зашептал он, оскалившись. – Я понял, что ты задумал. Но большинство членов совета все еще со мной. Я ничего тебе не отдам.

Роупер ухмыльнулся ему в лицо.

– Ты отдашь все, что мне понадобится, капитан, – с удовольствием ответил он. – Вот увидишь.

– Я не стану просто смотреть, – ответил Уворен.

Он вновь выпрямился в кресле и встретился взглядом с Текоа, наблюдавшим за ним с неприятной улыбкой.

Над столом по-прежнему висело молчание. Большинство членов совета непонимающе смотрели то на Текоа, то на Уворена, избегая пересекаться взглядом с Роупером. Их явно волновало то, чему они сейчас станут свидетелями.

Роупер встал с трона, и тут же на ноги вскочил Уворен, прорычав о том, что мальчик должен сесть.

– Сядь обратно на место, которого ты недостоин!

– Поддерживаю! – рявкнул потнолицый Асгер, сидящий по левую руку от Уворена. – Роуперу нечего добавить к нашим обсуждениям!

– Какой ты забавный, Асгер, – произнес вдруг Текоа с омерзением. – Прямо подтирка для задницы Уворена.

Асгера это шокировало. Он задергался с оскорбленным видом, но так и не нашелся, чем ответить. Текоа повернулся к капитану гвардии.

– По какому праву ты, Уворен, пытаешься запретить Черному Лорду говорить на его собственном совете? Разве ты не приносил клятву Кинортасу, когда тот был жив?

– Я приносил клятву Кинортасу лично, – ответил Уворен. – Но его смерть освободила меня от любых обязательств по отношению к его щенку. Его щенку! Тому самому, кто допустил первое за двести лет отступление нашей армии с поля боя! Тому, кто впервые за всю историю приказал отступать полностью укомплектованным легионам! Затрудняюсь понять, зачем нам вообще слушать мальчика, за которым не числится никаких заслуг? Зачем слушать того, кто с легкостью растоптал честь наших воинов? – Уворен облизнул губы и добавил со злобой: – Я слышал, им заинтересовался Криптей. Так что в любом случае жить ему осталось недолго.

Последние слова вызвали приступ хриплого хохота в стане приспешников Уворена.

– Тихо! – громко рыкнул Текоа. Немедленно наступила тишина. – Благородный совет не украшает то, что половина его членов лает, как стая псов. Вы ведете себя, как одержимые!

Брошенное Текоа слово сразу же отрезвило его врагов. Жители Черной Страны могут совершать разные грехи. Самым страшным из них считается жалость к себе. Вторым по значимости – зависть. Но сразу после них идет одержимость, под которой анакимы понимают попадание под влияние толпы и потерю своей собственной личности. Когда впускаешь в себя низменные эмоции – вроде ненависти, презрения или даже лести, – твой ум затуманивается, и ты превращаешься в бесполезное безмозглое животное.

– Заинтересовался Криптей, говоришь? – продолжил Текоа и взглянул на Роупера. – Простите, лорд, но, прежде чем вы заговорите, может, спросим об этом самого Мастера Криптея, присутствующего среди нас? Что скажешь, Джокул? Это ты приказал забрать жизнь Черного Лорда в соответствии со своим правом?

Джокул встал перед членами совета и посмотрел на Уворена своими бесцветными глазами.

– Клянусь честью, своим положением и своей жизнью – убийцу по имени Аслакур Бьяргарсон прислал не Криптей!

Уворен рассмеялся с издевкой:

– Я бы не стал полагаться на честь Джокула. Он живет совсем по другим правилам, не похожим на наши. Нельзя ожидать от Мастера Криптея, что он раскроет приказы, которые отдает своим людям.

– Звучит так, будто ты решил поставить под сомнение его честь, – заметил Текоа. – После того, как он ею поклялся. Надо признать, Уворен, твое упорное желание переложить вину на древний институт Криптея только еще больше запутывает дело.

– И что ты предлагаешь? – спросил Уворен угрожающим тоном.

– Скажу кратко, Уворен: тебе нет необходимости вскакивать с места. Говорить будет Черный Лорд.

С этими словами те Видарры, что присутствовали за столом, стукнули костяшками пальцев по древнему дубу в знак поддержки Текоа. Роупер заметил, что и Главная Хранительница присоединилась к ним, пристально глядя на Уворена своим тяжелым взглядом.

Конец ознакомительного фрагмента.