Глава 1
Перед стартом
Нету нам и тридцати,
Если взять на круг,
Каждый из семнадцати – брат,
И если вдруг
Будет туго, друг за друга —
Закон основной,
Так велит нам остров ледяной.
Экспедиция «Северный полюс-19», или просто СП-19, началась для меня в то июльское утро 1969 года, когда в вестибюле Арктического и антарктического научно-исследовательского института меня остановил Артур Чилингаров и спросил:
– Миша, ты председатель Совета молодых специалистов?
Едва дождавшись утвердительного кивка, он быстро продолжал:
– Комитет комсомола ААНИИ проявил инициативу в деле организации новой комсомольско-молодежной станции СП-19. Ты как председатель Совета молодых специалистов мог бы помочь нам отобрать достойные кандидатуры в эту экспедицию.
Артур выжидательно смотрел на меня, неторопливо поглаживая черные блестящие усы.
– Что же… – ответил я, – давай обсудим.
Мы вышли из вестибюля в небольшой скверик перед зданием института. Пригревало утреннее июльское солнце, пахло прелой землей и свежей зеленью, по набережной Фонтанки сплошным потоком двигалась бесконечная вереница грузовиков.
Я молчал и думал о том, как бы лучше помочь Артуру, и вдруг поймал себя на том, что мои мысли сосредоточиваются на другом: что бы, например, я мог делать на дрейфующем льду. Хватило бы у меня сил жить и работать на дрейфующей станции? Что я сам мог бы предложить нового в научных исследованиях в высоких широтах?
– Артур, – сказал я, – конечно, я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу. – И, немного помолчав, добавил: – А меня ты не возьмешь с собой?
Он сразу оживился, усы зашевелились, глаза заблестели, и он сразу стал похож на того Артура, которого я знал десять лет назад, когда мы вместе учились в ЛВИМУ имени адмирала Макарова.
– Старик, – возбужденно заговорил он, – давай! Это, наверное, самая лучшая идея, которая когда-либо приходила тебе в голову. У нас как раз есть великолепная мысль послать во главе метеорологического и гидрологического отрядов молодых кандидатов наук. Ты понимаешь, ведь это будет не совсем обычная станция. Мы хотим, чтобы там не только наблюдали, но и проводили интересную и нужную научно-исследовательскую работу. Да, ведь я хочу забрать еще и Эда Саруханяна; представляешь, какую работу мы сможем там делать!
И он с увлечением продолжал говорить о задачах будущей станции.
«А Артур совсем не изменился, – подумал я. – Такой же горячий и экспансивный, каким был и раньше. В этом он похож на Эда…» И я мысленно перенесся на десять лет назад, когда мы все трое были курсантами ЛВИМУ.
Да, тогда мы все трое были курсантами Ленинградского высшего инженерно-морского училища. Ежедневное общение в курсантской среде сдружило нас крепко и надолго. Не сразу и не легко возникают узы этой дружбы. Обнаженность курсантской жизни – это, пожалуй, то основное, что отличает училище от любого другого вуза. Здесь ты все время на виду, на твою жизнь смотрят товарищи, не уйти, не укрыться от их внимательных глаз; тебя, все твои поступки, твою правду и твою фальшь видят и оценивают твои однокашники. И как порою бывает горько от их справедливых слов, и как иногда ругаешься с ними, в душе сознавая, что ты неправ, но из глупого самолюбия отстаиваешь свою лжеправоту и потом все же сдаешься.
Жизнь разбросала нас по разным местам. В последние годы один руководил комсомолией на Севере, работая секретарем райкома в далеком заполярном поселке Тикси; другой, защитив диссертацию, трудился в Институте Арктики и Антарктики, а третьего судьба, казалось, совсем увела от полярных широт: уже два года Эд работал в Институте биологии внутренних вод, что в небольшом академгородке на берегу Рыбинского водохранилища.
Случалось, мы годами не виделись, но это ни в коей мере не мешало нам всегда помнить друг о друге, тревожиться о каждом и радоваться успехам. И вот теперь жизнь снова сводила нас и давала в руки увлекательное дело.
С самого начала было ясно, что речь идет о не совсем обычной дрейфующей станции. Необычен, во-первых, состав экспедиции: преимущественно молодежь в возрасте до 30 лет, притом большинству предстояло впервые зимовать на дрейфующем льду. Необычен, во-вторых, выбор льдины, на которой будет создана станция, – это не поле морского пакового льда трех-четырехметровой толщины, а гигантский дрейфующий ледяной остров, состоящий в основном из пресного льда, площадью около 100 квадратных километров и толщиной примерно 30 метров. Необычно, в-третьих, время высадки – организация и строительство станции планировалось на октябрь – ноябрь, то есть в зимнее время, в условиях полярной ночи, что создавало для участников экспедиции особые трудности. Участие в экспедиции молодых ученых, кроме того, значительно расширяло научные задачи, поставленные перед коллективом. Предстояло выработать новые программы научных наблюдений и исследований, ранее никогда не проводившихся на дрейфующем льду.
Начинать следовало с самого начала…
Людмила Александровна Дыдина, доктор географических наук, руководитель сектора долгосрочных прогнозов погоды малой заблаговременности ААНИИ (в настоящее время лаборатория), мой непосредственный начальник, с интересом выслушала мой весьма сумбурный рассказ, закончившийся просьбой отпустить меня на целый год в экспедицию, и задумалась.
– Ну хорошо, – произнесла она наконец, – пожалуй, я вас отпущу. Я давно думала организовать в Центральном Арктическом бассейне, в районе вашей высадки, специальную программу изучения атмосферных процессов на высотах от трех до десяти километров. Вот вы и займетесь там осуществлением этой программы.
На стол Артура легло заявление с просьбой зачислить меня в экспедицию СП-19 на должность младшего научного сотрудника.
– Отлично, Миша, – сказал он, пряча заявление в ящик стола, – Давай работать. Первая наша задача – подбор кадров. Вот, кстати, сегодня звонил Эд, дал согласие. На днях приезжает и включается в работу. Надо начинать подготовку приборов и оборудования. Времени у нас мало. В середине октября мы должны улететь из Ленинграда.
Высадка станции на дрейфующий лед, создание нормальных бытовых и жилищных условий, организация научных наблюдений в настоящее время невозможна, при всем желании, без участия в экспедиции опытных специалистов-полярников, неоднократно прошедших суровую школу зимовок в Арктике и Антарктике.
Одна из самых важных должностей на дрейфующей станции – должность старшего инженера-механика. На эту ответственную должность назначается человек, прежде всего знающий в совершенстве дизельные установки, машины, моторы, имеющий большой опыт вождения автомашин и тракторов. Но этого еще далеко не достаточно. Главный механик должен уметь быстро и четко устранить любую неисправность, возникшую в сложной системе дизелей и электрогенераторов; он должен быть конструктором и мастером на все руки: из минимума материала уметь сделать необходимые приспособления и устройства для нормальной работы всей энергетической установки. Но и это еще не все. Старший механик должен руководить строительством ВПП (взлетно-посадочной полосы) для приема самолетов на льду, самой ответственной, сложной и трудоемкой операцией на дрейфующих станциях, от выполнения которой зависит вся дальнейшая организация и работа станции.
На эту должность отдел экспедиций ААНИИ рекомендовал нам Анатолия Федоровича Быкова, опытнейшего полярника, неоднократно зимовавшего в Арктике и Антарктике. Ему в помощники был направлен Михаил Судаков – опытный шофер, механик и электрик, участник археологической экспедиции в Мангазею в 1969 году. Михаил лихо катал нас на «газике» то на склад института на улице Фрунзе, то в поликлинику им. Чудновского у Калинкина моста, где каждый полярник перед отъездом в Арктику проходит тщательный медицинский осмотр.
Тяжелое это дело – организация экспедиции в Центральную Арктику. Надо выписать со склада огромное количество оборудования и снаряжения, перевезти и упаковать его в ящики и мешки. Ленинградский торговый порт обеспечил нас продовольствием, научно-исследовательская гидрологическая станция института на Ладожском озере – баллонами для газа и сборными деревянными домиками, магазины – канцелярскими товарами, склады Гидрометеоиздата – специальной литературой и бланковым материалом.
Громко стучат молотки. Под ногами шуршит деревянная стружка, в нос набивается едкая пыль. Здесь, в подвале большого девятиэтажного дома на улице Фрунзе, начиналась станция СП-19, сюда свозились оборудование и приборы, запаковывались в ящики и готовились к дальней дороге.
Дружные ребята – аэрологи. Рано утром приходят сюда Володя Волдаев, Володя Сафронов и Борис Ремез.
Володя Волдаев, высокий плечистый парень с длинными мускулистыми руками и открытым простодушным лицом, вытаскивает из угла самый большой ящик, с грохотом кидает его на середину и весело восклицает:
– А ну, давай работать!
Под работой он, очевидно, имел в виду нечто, на его взгляд, гораздо более сложное и тяжелое, потому что кидать ящики для такого могучего парня просто детская забава.
Володя Сафронов отбирал приборы и оборудование, привезенные накануне на склад, и аккуратно складывал все это в приготовленный ящик. Володя – почти полная противоположность своему тезке. Молчаливый, даже несколько замкнутый, он хорошо уравновешивал темпераментного Волдаева.
Борис Ремез, невысокого роста крепыш, брал в руки блокнот, вынимал изо рта обгрызанный карандаш и не спеша, деловито записывал каждую деталь, каждый прибор, упакованный в ящик.
После того как ящик наполнялся доверху, Володя Волдаев накрывал его крышкой и, от радости, что есть наконец куда девать энергию, изо всех сил забивал в нее огромные гвозди. Помещение наполнялось ядовитой пылью, с потолка сыпалась известка, и все начинали чихать и кашлять. Наконец Володя с победным возгласом заколачивал последний гвоздь, легко, как игрушку, переворачивал ящик длинными руками, забивал для верности несколько гвоздей с противоположной стороны и бережно нес его в другой угол, где уже скопилась целая гора готовых к отправке ящиков.
И так – с утра до вечера. Стук молотков, грохот отодвигаемых ящиков, шум грузовиков на дворе, подвозящих очередную партию приборов и оборудования.
Быстро и бесшумно входил заведующий радио будущей СП-19 Леонид Васильев. Из комсомольского возраста он вроде бы уже вышел, но стоило только услышать его негромкий, с хрипотцой голос, увидеть широкое скуластое лицо, небольшие с лукавинкой глаза, как становилось ясно: этот человек сможет найти общий язык с двадцатилетними. Леонид каждый раз втаскивал в подвал небольшие, но очень тяжелые ящики и сам их маркировал: Р-1, Р-2, Р-3…
«Р» – это значит радио, а 1, 2, 3 – порядковые номера ящиков.
– Здесь передатчики, – сказал он однажды. – Самая необходимая вещь на станции, – добавил он и улыбнулся широкой улыбкой.
В один из сентябрьских дней на складе появился самый «старый» член нашей экспедиции – Михаил Иванович Сериков. Он один из опытнейших ледоисследователей института. Вероятно, ни одна крупная арктическая экспедиция не обходилась без его расчетов и указаний, касающихся физико-механических свойств льда. С самого начала, когда в научную программу нашей станции были включены ледоисследовательские работы, нам стало ясно, что без Михаила Ивановича не обойтись. Появившись первый раз на складе, Михаил Иванович внес большой длинный сверток, обшитый мешковиной. В нем – самые необходимые орудия труда ледоисследователя: ледовые буры различной конструкции и назначения. Михаил Иванович бережно положил сверток на пол, вывел на нем кисточкой красной краской «Л-1» и сам проследил, как Боря Ремез записал в блокнот огрызком карандаша: «Л-1 – ледовые буры».
Со второй половины сентября появился наш доктор. Невысокого роста, очень подвижный, с выразительными живыми глазами, Гена Горбунов быстро нашел общий язык со всеми полярниками. В отличие от остальных, ему предстояло первый раз отправиться в Арктику, и, надо сказать, он готовился к ней весьма тщательно: все ящики с медикаментами и приборами запаковывал сам, не доверяя этой работы никому.
Иногда в шуме голосов в подвале слышался громкий и требовательный голос Артура. Он появлялся всегда внезапно, быстро осматривал ящики и отрывисто спрашивал:
– Сколько ящиков упаковали?.. Все ящики маркируете? – и тут же, не дожидаясь ответа: – Борис… где Борис?.. Здесь он… Борис, сколько у нас хозяйственных ящиков?
Борис начинает искать куда-то затерявшийся блокнот. В подвале поднимается суматоха. Кто-то считает ящики…
– Тридцать два хозяйственных! – кричит Волдаев.
Борис наконец находит свой блокнот, быстро перелистывает его и замирает, обнаружив там только 31 ящик. От волнения он начинает заикаться.
– П-почему тридцать два? – спрашивает он и с недоумением смотрит на Волдаева.
– А так, тридцать два! – радостно сообщает тот.
Борис засовывает в рот огрызок карандаша, впивается глазами в блокнот и лихорадочно листает страницы.
– Кто п-подписывал п-последний ящик? – наконец вопрошает он, стремясь перекричать гул голосов. Не дождавшись вразумительного ответа, он отчаянно машет рукой, бросает блокнот и сам влезает в груду ящиков. – А вот он, не п-подписан! – раздается вскоре его торжествующий голос. – Артур!.. Артур!.. Вот он!
Но Артур уже давно исчез из подвала, так же внезапно, как и появился.
Все участники экспедиции приходили на работу к восьми утра, собирались у маленького флигеля, притулившегося во дворе к зданию института. От этого невзрачного одноэтажного флигеля ежегодно отправляются экспедиции в Арктику и Антарктику, отсюда делаются первые шаги к обоим полюсам Земли.
Ребята усаживались на большой деревянной скамейке, что возле дома напротив флигеля, курили, негромко переговаривались, обсуждая последние новости. Ровно в восемь из домика выходил Артур и, поглажиая усы, не спеша подходил к скамейке. Здоровался, закуривал. Молча курил, потом решительно бросал окурок и начинал давать указания.
– Так… Сегодня Валя в Морпорт, получать продукты, – обращался он к Вале Дондукову, повару экспедиции. Валя – один из самых молодых участников экспедиции, ему всего 21 год. В Арктику и вообще в экспедицию он едет впервые. Ему все очень интересно. Слегка приоткрыв рот, он смотрит на Артура и согласно кивает головой.
– Аэрологи и радисты – на склад, забивать ящики, – продолжает Артур. Леонид плотнее заматывает шарф и ищет глазами своего помощника, второго радиста, Валерия Кривошеина, только что пришедшего в наш коллектив.
– Судаков готовит машину, мы с Горбуновым едем в магазин. Саруханян и Евсеев – стажироваться по астрономии и актинометрии. Воробьев – заниматься хозяйственными делами.
Михаил Евсеев – метеоролог-актинометрист
Анатолий Николаевич Воробьев, старший аэролог и парторг будущей станции, докуривал в стороне сигарету. Немногословный, всегда спокойный – еще одно ценнейшее приобретение нашего коллектива. Огромный опыт арктических экспедиций и зимовок, большая выдержка, мужество и скромность Анатолия Николаевича не раз выручали его в труднейших испытаниях в Арктике. Он, заместитель Артура по общим вопросам, занимался приемкой всего оборудования и довольствия станции. Все, начиная от маленьких сверл и кончая трактором, должно быть соответствующим образом оформлено и учтено.
На этом распределение на работу кончается. Все расходятся по своим местам.
И так изо дня в день – сентябрь, октябрь. Наконец вроде бы все упаковано, разложено и записано. В середине октября четыре самолета Ан-12, доверху набитые экспедиционным грузом, стартуют в Ленинградском аэропорту и берут курс на перевалочную базу на пути к ледяному острову. Наш вылет назначен на 27 октября.
Эдуард Саруханян – океанолог
Последние дни самые напряженные, приходится срочно доделывать то, что не успели или не смогли сделать раньше. В эти дни к экспедиции присоединились еще трое: океанолог Вадим Углев, метеоролог Виталий Прозоров и инженер-ледоисследователь Олег Смелков.
Накануне отлета по традиции мы собрались в просторном кабинете директора института, Героя Социалистического Труда, доктора географических наук, ныне академика, Алексея Федоровича Трешникова. Почти все экипажи СП начинали свой путь к полюсу из этих стен. Присели перед дальней дорогой.
– Ну как, жены всех отпускают? – спросил Алексей Федорович.
– С радостью, – ответил кто-то, и мы рассмеялись.
– А ведь я не шучу, – улыбнувшись, продолжал Трешников. – И у остающихся, и у отъезжающих должно быть легко на душе. Сообщайте родным о себе почаще, не заставляйте их волноваться и приходить в институт, чтобы узнать о вашей судьбе. И еще одно пожелание, – помолчав, добавил он. – О нас, полярниках, любят писать. Будут писать и о вас. Будут называть вас мужественными, отважными. Но я надеюсь, что головы у вас не закружатся и вы прежде всего будете скромными. Ну, а в остальном все, кажется, ясно. Народ вы молодой, здоровый, трудностей не боитесь. Так что все должно быть нормально… В добрый путь…
Рано утром 27 октября все члены экспедиции собрались в аэропорту. Настроение немного грустное – все мы покидаем родных на целый год. Объявлена посадка. Все… До свидания, Ленинград, до свидания, родные.
Москва встретила нас ненастным серым утром. Под ногами хлюпала вода и разбрасывался в стороны мокрый снег, первый снег осени 1969 года.
Идем по многолюдным московским улицам. В эти последние часы как-то особенно запомнились уличные шум и суета, кафе и гостиница «Юность», где продавались горячие сардельки и кофе. Вся эта привычная городская жизнь уходит от нас на долгое время.
Аэропорт Внуково. Родные и знакомые многих полярников приехали провожать нас в Москву. Запомнилась мать Эда – маленькая худенькая женщина, неотрывно смотревшая на сына.
Мерно гудят моторы Ил-18. Хорошенькая стюардесса разносит минеральную воду, шумит вентилятор над головой. А мысленно я еще дома. Вспоминается последний день перед отъездом, лица родных и знакомых.
Слева от меня через проход сидит Олег Смелков. Для него, высокого и здорового парня, путешествие в самолете истинное мучение: некуда деть ноги. Он сидит боком в кресле, перекинув ноги через поручень и выставив их в проход. На лице – мировая скорбь.
В соседнем кресле – Эд. Интересно, о чем он думает?
В самолете мной обычно овладевает состояние отрешенности от всех мирских забот. На несколько часов ты подвешен между небом и землей и должен либо спать, либо предаваться воспоминаниям. Но спать не хочется…
Итак, опять дорога. Помнишь, как под самую печальную музыку на свете – музыку прощальных гудков – начинались наши экспедиции? Суда гудели по-разному: высокие ноты брали дизель-электроходы, сипло, как простуженные старики, подавали голос морские буксиры и пронзительно свистели гидрографические суденышки. Торжественно печальная музыка.
Сегодня гудков не было. Не будет их и при высадке на дрейфующий лед – станция высаживается самолетами. Впервые в условиях полярной ночи. А пока, на прощанье, московский таксист уже в аэропорту спросил вдруг:
– Ты что, в самом деле на полюс? – И, получив утвердительный ответ, радостно воскликнул: – Ну, труба! Замерзнешь!
Очень оптимистическое начало. Посмотрим, что будет дальше.
А ведь, казалось, с Севером простился навсегда. После нескольких лет зимовки в Тикси забрался в самую глубинку – к Рыбинскому морю. Но и здесь нашло письмо Артура. Вспоминая прошлые годы дружной совместной работы в Тикси, Артур приглашал принять участие в дрейфе СП-19. Разбередил душу. И хотя нелегко было оставлять интересную работу, Галю с сыном, которому едва минуло полгода, – решился. И теперь лечу в Арктику.
Через три часа – короткая остановка в Амдерме. Здание аэровокзала. Все мне знакомо здесь до мельчайших подробностей. В том же порядке, как и год, и два тому назад, стоят кресла, за буфетной стойкой – традиционный томатный сок, все на том же месте висит реклама – улыбающаяся девушка настойчиво советует вам летать самолетами Аэрофлота.
Снова в воздухе. Смотрю на часы и мысленно прикидываю расстояние, которое мы пролетели. Вот под нами должен быть Диксон… сейчас будет Хатанга.
– Товарищи пассажиры, самолет делает короткую остановку в Тикси, – сообщила в микрофон наша милая стюардесса. Стремительный спуск, короткая пробежка – и в люк врывается холодный арктический воздух. Темно. В свете прожекторов виднеются аэродромные сооружения и здание аэровокзала – точное подобие амдерминского. Вдали, на фоне звездного неба виднеются вершины сопок, окаймляющих бухту Тикси.
Заправившись горючим, наш самолет снова взлетает и берет курс на перевалочную базу. Начало светать. Из-за горизонта выкатился красный диск солнца и осветил бескрайние белые просторы арктической тундры. Прошел всего час – и под нами уже Индигирка, широкой извилистой лентой протянувшаяся по безлюдной равнине. У широкой излучины – маленькая группа домиков. Самолет разворачивается и идет на посадку. Едва останавливаются моторы – пассажиры нетерпеливо вскакивают со своих мест и устремляются к выходу.
Здесь стоит уже настоящая стужа – 30 градусов ниже нуля. С непривычки дух захватывает. Бежим все к зданию аэровокзала – небольшому одноэтажному приземистому строению. Маленький зал ожидания сплошь занят пассажирами, чемоданами, мешками.
Через маленькую дверь с задней стороны вокзала я вышел из душного помещения на воздух. Скрипел под ногами снег, искрились на солнце мельчайшие ледяные кристаллы, образующиеся в воздухе при ясной и очень морозной погоде. По обе стороны широкой дороги низенькие одно– и двухэтажные деревянные домики.
Вот большое здание школы. На площадке перед входом играет группа ребятишек, якутов и русских. Раскрасневшиеся лица, расстегнутые пальто и шубы, громкий смех и крики.
Удивительна приспособляемость детей в условиях Крайнего Севера к жестоким морозам и метелям. На острове Диксон мне приходилось наблюдать, как шести-семилетние дети играют на улице и катаются с ледяных горок на санках при морозе ниже 30 градусов и скорости ветра 10–15 метров в секунду. И надо отметить, что дети здесь почти не болеют простудными заболеваниями.
На другой стороне улицы виднелось длинное одноэтажное здание пассажирской гостиницы. Здесь мы и разместились. Длинный гостиничный коридор мгновенно заполнился топотом ног, гулом голосов, стуком чемоданов.
– Внимание! – стараясь перекричать всех, обратился к ребятам Артур. – План на сегодня такой: пообедаем, отдохнем, а вечером соберемся в большой комнате, где нас проинформирует о состоянии дел Павел Афанасьевич Гордиенко.
Вчетвером располагаемся в маленькой комнатке, где с трудом умещается пять коек и небольшой деревянный стол. Кидаем в угол мешки и чемоданы и спешим вновь выйти на воздух из душного помещения.
На улице заметное оживление. Видимо, наступило время обеденного перерыва. Мимо быстро проходят мужчины, одетые в рабочие ватные куртки или шубы, на ногах унты, валенки, сапоги. Женщины стараются не отстать от моды. Многие из них, невзирая на холод, идут в модных шубках и сапожках, точно в таких же, в каких ходят женщины в Ленинграде, Москве…
Вечером все собрались в большой комнате пассажирской гостиницы. Расселись на койках, на мешках. Вошел Павел Афанасьевич Гордиенко, или ПАГ.
ПАГ – опытнейший полярник, доктор географических наук, руководитель крупной высокоширотной экспедиции «Север-21», которая осуществляет в этом году научно-исследовательские работы на всем обширном пространстве Арктического бассейна. В ее задачи входит также организация новой дрейфующей станции СП-19 и смена составов уже дрейфующих СП.
Приколов к стене кнопками большую карту с данными последней ледовой разведки в районе ледяного острова, ПАГ начал свое сообщение негромким, чуть хрипловатым голосом:
– По данным ледовой разведки, ледяной остров находится сейчас в районе с координатами 74°30’ с. ш. и 160° в. д. На остров высажена группа Константинова, которая подготавливает ВПП вот в этом месте, – с этими словами он развернул другую карту с планом ледяного острова. – ВПП решено сделать на речке, она здесь довольно широкая и прямая. Можно считать, что нам повезло, природа дала нам почти готовый аэродром.
– Вообще этот остров изобилует речками, – продолжает Павел Афанасьевич. – Вот, посмотрите, сколько речек пересекает остров: одна, вторая, третья, четвертая. В будущем, я думаю, вы сами сможете устроить ВПП на одной из них.
Первоочередной задачей для вас является доставка на лед трактора. Трактор уже на аэродроме, разобран и готов к отправке. До ноябрьских праздников запланировано четыре рейса Ли-2. Самолет может брать тонну груза, трактор весит около четырех тонн – как раз четыре рейса. Кроме трактора, обязательно надо доставить один домик. Весит он немного, и мы перевезем деревянные щиты вместе с трактором.
Хочу вас предупредить, что трактор нужно доставить обязательно до праздников, иначе сорвете весь план перевозок и застрянете здесь на неопределенное время.
– Сколько всего груза надо перевезти? – спросил Углев.
– Всего нами запланировано перевезти на вашу станцию свыше семидесяти тонн грузов. Сразу после праздников прибудут сменные летные экипажи, и самолеты Ил-14 будут летать на остров круглосуточно, делая по пять-шесть рейсов за сутки.
– Как долго мы будем сидеть здесь? – задал вопрос Валера.
– Завтра на остров для разведки вылетаем Артур и я, остальные полетят недели через две, когда будет переброшена основная часть грузов.
Первое ноября. 11.00 Москвы. Летим с ПАГом на ледяной остров. В кабине Ли-2 – командир Нижне-Колымского объединенного авиаотряда Владимир Александрович Седляревич и командир летного отряда Лев Афанасьевич Вепрев.
Груз – продовольствие, палатка КАПШ. Летим навстречу солнцу. Внизу бесконечные белые поля, трещины, будто штрихи на белом листе бумаги. Под ровный гул моторов я задремал…
Самолет сделал глубокий вираж. От толчка я проснулся – и сразу к иллюминатору. Солнца не было. В сумеречном свете я отчетливо увидел остров. Его нельзя было не увидеть. Он разительно отличался от окружающих льдов. Среди белой заснеженной пустыни выделялся громадный серый монолит почти правильной четырехугольной формы. Три его грани мне были хорошо видны, четвертая терялась вдали… Остров был огромен. По краям его тянулся вал торосов. Отчетливо виднелись русла рек.
Вот и конец маршрута Ленинград – Москва – СП-19. Я дома, ведь на долгие 365 дней ледяной остров станет для меня и моих товарищей домом.
Вспомнилось, как перед отъездом грузили домики в Ленинградском аэропорту. К окну одного из них прилип желтый листок клена. «Как марка на конверте», – подумал я.
– Интересно, каким он будет, наш дрейф? – спросил тогда кто-то из ребят. Никто не ответил, но все подумали о том же. Каким он будет, дрейф СП-19?
Внезапно возникшая перед самолетом красная ракета прервала мои мысли. Самолет резко выпрямился и пошел на посадку…
На краю ледяного острова у небольшой бухточки две палатки КАПШ. В них вторую неделю живет группа Юрия Константинова. В течение последних лет Юра руководил тремя дрейфующими станциями, а сейчас возглавляет группу, которой поручено подготовить полосу для приема самолетов Ил-14. Наш Ли-2 пока сел на лыжах прямо на лед бухты. Две недели назад таким же образом здесь была высажена группа Константинова. В нее входят участники экспедиции «Север-21» Иван Михайлович Шариков, Толя Николаев, Володя Гвоздков. Из нашего состава здесь Толя Быков.
Ребята встречают нас у самолета. После короткого совещания Гордиенко улетает, а я остаюсь здесь, на острове.
Вспоминают
Дмитрий Юрьевич Пурим
председатель правления ОАО «Совфрахт»
Общение с Артуром Николаевичем по делам Ассоциации Полярников, организации экспедиций дает бесценный практический опыт, который я стараюсь применять на практике. Работать с ним – это огромный труд и огромная ответственность, потому что этот человек ради достижения порой одному ему известной цели не терпит легкомысленного отношения или непрофессионализма. Его личная ответственность – за успешную реализацию, за жизни всех членов экспедиций, за честь страны – не дает ему спать в прямом смысле слова за много месяцев до самой экспедиции. У него непримиримое отношение к тому, что может быть противопоставлено достижению очевидной для него цели. Это могут быть субъективные и объективные обстоятельства, или отношение к делу человека, который не выкладывается на 100 %. Такая требовательность делает его похожим на Амундсена, при этом у Артура Николаевича есть свои факторы отработки рисков, которые, возможно, еще предстоит изучить науке.
Первый – человеческий фактор. Умение подбирать людей, проверенных и надежных – одно из главных качеств опытного руководителя успешных экспедиций.
Второй – технический фактор. Он привлекает специалистов высшего класса, при этом во многие технические тонкости с немалой степенью глубины погружается сам и право на окончательное решение оставляет за собой. Его лучшее слово одобрения: «Годится!» – звучит зачастую по аналогии с гагаринским «Поехали!». Известно, что его эрудиция в технической области распространяется от океанологии до дирижаблестроения.
Но я хотел бы остановиться на третьем факторе – умении влиять на «обстоятельства непреодолимой силы». Возможно, этот тезис вызовет улыбку, но только не у тех, кто был свидетелем или участником «особых критических ситуаций». Беспрецедентные экспедиции – такие, как перелеты в Антарктику на ИЛ-76 (1986–1992 гг.), сверхдальние перелеты на Ми-26 в Арктике (1999 г.) и Антарктике (2007 г.), спасение «Михаила Сомова» (1985 г.) – не могли состояться без его личных отношений с «небесной канцелярией». Иначе как чудесным не назовешь возвращение со дна океана экспедиции на «Мирах» в 2007-м. Так, из-за удара о поверхность льда аппарат остался без связи и видеосигнала, а затем чуть не вышел под работающие винты «Академика Федорова», были и другие сложности, которые нам с мостика не было видно. Наперекор всему триумфальное возвращение со дна Северного Ледовитого океана завершилось благополучно. Как происходит магическое воздействие Чилингарова на обстоятельства? Думаю, что этого он сам не знает точно и (или) не расскажет никогда. Но этот механизм работает, ведь каждая из упомянутых экспедиций зависела от миллиона непредвиденных критических обстоятельств. Любое из них могло стать решающим.
Мне достоверно известна ситуация, произошедшая во время сверхдальнего полета на одномоторном Ан-3Т (2002 г.), который проходил в нереально тяжелых погодных условиях, почти без видимости. После многочасового перелета через Южный океан и над Антарктикой опытный пилот запросил у Чилингарова разрешение на возвращение в связи с плохим прогнозом. Велика была вероятность того, что район посадки на Южном полюсе из-за отсутствия видимости обнаружен не будет и на возвращение запаса топлива уже не хватит. Чилингаров уверенно сказал, что видимость будет, и приказал продолжать полет по заданному курсу. Сам при этом снял звезду Героя, сжал в кулаке и руку положил в карман. «Чтобы легче было опознать», – как он объяснил позже. Потом обернулся на своего не менее отчаянного спутника – Фредерика Паулсена. Тот читал книгу по репродукции и материнству, связанную с профессиональной деятельностью. «И в этот момент я подумал, – уже через много лет признался Артур Николаевич, – какой он счастливый человек: не знает, что жить нам, возможно, осталось несколько часов…» Я уверен, что это был внутренний Чилингаровский юмор, а не мысль обреченного человека. Храбрый тот, кто не теряет самообладания в любой ситуации. На что положился Артур Николаевич – на свои способности или интуицию – неизвестно, но он принял такое решение… Умение договариваться не только с техникой и людьми, но и с тем, что я аккуратно называю «обстоятельства непреодолимой силы», безусловно, дано Чилингарову. Самое удивительное, что через 30 минут видимость стала приемлемой для продолжения полета и совершения посадки на голову американцам. Это не пример безрассудства или авантюризма. Такие способности даются единицам, и его друзья иногда этим пользуются. Если «Локомотиву» предстоит сложный матч, ему лично звонит президент или первый вице-президент РЖД и просит, чтобы Артур Николаевич сходил с ним на футбол. А вот на зимнюю Олимпиаду он не попал. К счастью, на летней в Сочи присутствовал и болел за наших. Я говорю об этих фактах не без некоторой иронии, но я в магию Чилингарова верю.
Фредерик Паулсен
президент компании «Ферринг», почетный консул РФ в Лозанне, Почетный полярник России
Впервые я встретил А. Н. Чилингарова на Северном полюсе, где он помогал организовать экспедицию. Трудно сказать, кто он больше – ученый в политике или политик в науке. На мой взгляд, это устроитель, организатор. Он осуществляет связь между наукой и политикой и обеспечивает возможность проектам становиться успешными. За годы дружбы и общения с ним для меня стали очевидны некоторые правила, которым Чилингаров следует без изменений. Он никогда не останавливается, никогда не перестает путешествовать, никогда не перестает работать и никогда не перестает заниматься новыми проектами. Нестандартных и оригинальных решений в его жизни было немало, и он всегда достойно ведет себя в критических условиях. Например, мне вспоминается ситуация, в которой мы оказались, когда летели на Южный полюс в одномоторном самолете Ан-3. Такое было впервые, обстановка довольно сложная, и мы заблудились в облаках. Запомнилось, как Чилингаров, не теряя самообладания, смог всех успокоить и избежать паники. Работать с любым выдающимся руководителем бывает либо очень трудно, либо радостно и неожиданно. Я полагаю, что работа на Чилингарова всегда очень стимулирует людей, и любому, кто станет его подчиненным, не будет скучно. Если говорить о планах, о том, что мне было бы интересно сделать вместе с Чилингаровым, то в обозримом будущем мы задумали осуществить перелет с побережья Сибири через Северный полюс на дирижабле.
Могу добавить, что в моей жизни немного было нестандартных людей, сравнимых с ним. Единственный, с кем я встречался и кто напоминал бы Артура, – это Санта Клаус.
Михаил Николаевич Красноперов
руководитель полярных экспедиций, представитель А. Н. Чилингарова в Европе
1959 год. Помню как нас, 25 новобранцев-курсантов училища, поселяют в комнате, где наутро появляется энергичный усатый паренек Артур, который начинает всех будоражить и вокруг которого сразу все закипает и крутится. Вскоре все 25 человек подружились между собой, особенно – мы с ним, потом стали дружить и наши родители, а теперь дружат уже и наши дети.
С юности я вижу, как Артур всегда стремится быть первым. Как-то раз готовимся к спартакиаде, а у нас в училище был такой курсант Михайлов, чемпион Ленинграда по бегу на короткие дистанции. На спартакиаду от нас выставили Артура. Тот парень так вальяжно вышел, ну чемпион же, мол, чего мне тут с ними состязаться, а Артур вдруг раз, его и обогнал! Это был для того парня такой позор! На протяжении пяти лет, пока мы учились, он уговаривал Артура при каждой встрече еще раз посоревноваться, но Артур отказался и так и остался победителем.
Хоккей: Артур – южный человек, обмотается шарфом, наденет шапку, ноги еле стоят на коньках, но он – капитан команды. Это стремление к лидерству в нем сохранилось на всю жизнь, и, к счастью, быть лидером у него получается.
Однажды у нас в училище выступала известная в то время певица Тамара Тауба. Артур как-то пробился открывать и закрывать на сцене занавес, меня взял с собой подручным. Открывался занавес с помощью ручной лебедки и собачки в качестве фиксатора, и если ее отбросить, лебедка начинала раскручиваться, поэтому надо было все время за этим следить. И вот стоим мы за сценой вдвоем (один держит – другой заменит, если устал). Выходит Тамара Тауба – красивая, яркая, известная, Артур как открыл на нее глаза, так и смотрит, не отрываясь, и в этот момент отпустил ручку, которую крутил, и забыл набросить собачку. В итоге ручка пошла назад! И вот этой металлической ручкой ему перебило нос! На всю жизнь подпортилась восточная красота. Кровь льется ручьем! Что делать? «Мишка, – говорит, – поехали в клинику скорей, пока кровь идет!» – «Почему?» – спрашиваю. – «А мы же застрахованы! Надо узнать, сколько за страховку заплатят!» Нас тогда страховали на пять рублей в месяц. Вот так молниеносно он принимал решения и, несмотря на беду, умел сразу же заглядывать вперед.
Сидим мы как-то раз в училище после увольнительной. Когда после увольнения кто-то опаздывал (например я), командир роты спрашивал: «Почему опоздал, курсант Красноперов?». Я начинал придумывать всякие истории, например: «Там у бабушки кран сломался, вода потекла, нужно было отремонтировать…» Обычно командир роты говорил: «Все понятно, три наряда вне очереди!», и я шел их отрабатывать. Если приходил Чилингаров и ему командир роты задавал такой же вопрос: «Курсант Чилингаров, вы почему опоздали?», он очень откровенно, с открытой улыбкой говорил: «Да я проспал…» – «Ну что ж, – вздыхал командир, – садитесь, курсант Чилингаров». Благодаря его очаровательной улыбке и обаянию ему все сходило с рук!
Когда он был начальником дрейфующей станции СП-19, я в этот момент был начальником ледового морского патруля. Мы работали на чистой воде на научно-исследовательском судне «Азимут», обследовали положение кромки льда для судоходства и передавали данные, с учетом которых суда направлялись, огибая опасные участки. Лед двигался с севера на юг, а их ледяной остров подходил к этой кромке очень близко, и мы приняли такое мальчишеское решение – встретиться! Забава молодости. Это происходило в самом начале экспедиции, мы поговорили по рации, он был веселый, ледовая обстановка сложилась очень легкая, и я попросил: «Давай-ка Артур, подготовь нам баньку!» Там был механик – Толя Быков, с золотыми руками парень, сделал баню-сауну, которую все очень любили. И вот уже по этому пути на станцию СП-19 мной был направлен пароход. Конечно, это было бы нарушением трудовой дисциплины с моей стороны, что там говорить, но это был такой мальчишеский авантюризм. Артур не мог править льдиной, а я, обойдя все инструкции, пошел навстречу. Но – в последний момент была дана команда сверху: «Прекратите заниматься забавами, возвращайтесь и занимайтесь своей работой!». Так нашу встречу пришлось отложить.
Таких людей, как Артур, я больше не знаю, это штучный товар. Но у нас есть наставник – всеми любимый Николай Александрович Корнилов, он примерно такого же характера, тоже штучный товар. Работать под Чилингаровым я бы не хотел, но вот полететь с ним на аэростате в точку Северного полюса в 2017-м – годовщину погружения «Миров» на дно Ледовитого океана – мне было бы интересно. В этом случае я готов выполнять любые поручения!
Александр Дмитриевич Жуков
Первый заместитель Председателя Госдумы, Президент Олимпийского комитета
Как и все граждане России, знаю Артура Николаевича Чилингарова давно. Познакомились мы в начале 90-х, вместе работали в Первой Государственной Думе.
Хорошо помню нашу первую совместную поездку на футбольный матч Госдумы с украинской Радой. Играли на центральном стадионе. Трибуны полны, в том числе пришло все тогдашнее руководство Украины. В конце матча, когда счет был 3:0 в нашу пользу, тренер меня заменил. Я пошел, сел на лавочку, а вместо меня на поле вышел Артур Николаевич. Ему дали мяч, и он сразу же прорвался по краю поля к воротам соперника и нанес удар страшной силы. Попал в штангу. И на весь стадион раздал громкий звон. Сзади меня сидели две молодые украинские девушки. И тут одна другой и говорит: «А если бы деда раньше выпустили, какой бы сейчас счет был?..»
Артур Николаевич очень любит спорт, и мы с ним очень много разных спортивных проектов реализовывали. Но эта история запомнилась мне на всю жизнь.