Москва. 1995. Что делать?
Павел тогда всё понял сразу, но очень не хотелось принимать эту мысль, хотелось сомневаться и говорить себе: «С чего ты взял… Это паранойя. Встретила подругу, бывает». Она вышла из душа. Павел подошёл, взял её за плечи. Таня обернулась. Всё выдавало её: и эта слабая улыбка, и взгляд на него, но как будто сквозь него, и быстрый ответ: «Прости, Паш… Хочу лечь пораньше. Ты ещё будешь работать? Тогда я лягу у Ляли, хорошо?»
Он ушёл в кабинет, сидел оглушённый и, что ему делать, – не знал. Утром они разбежались – каждый на свою работу. Павел поехал на своём чёрном «Фольксвагене», Таня на своей белой «Шкоде». На работе у Павла был отдельный кабинет со своим туалетом, душем и свежей сорочкой.
Он попытался работать, но не смог сосредоточиться. Снял пиджак и галстук, лёг на диван. Подумал и пришёл к вполне банальному решению: он должен убедиться, что прав, он должен знать точно, что происходит. Принятое решение помогло собраться, и он занялся своими простыми и понятными делами.
На следующий день Таня пришла вовремя. А на следующий за ним позвонила Павлу на работу и сказала, что встречается с Наташей, придёт поздно. Павел подъехал к пяти к ней на работу. Поставил машину у бывшего Дома культуры, ждал. Таня вышла в пятнадцать минут шестого. Она села в машину и доехала до Садового кольца, потом свернула на Садовое в сторону Курского вокзала. Таня поставила машину у дома, где был магазин «Людмила». Павел подъехал к ней почти вплотную.
У подъезда Таню ждал мужчина. Среднего роста, длинные русые волосы, тяжёлые башмаки, рыжие джинсы, узкий твидовый пиджачок, шарф вокруг шеи. Павел легко его узнал. Он видел его на фотографиях у тёщи в альбоме. Сердце сжало так, что на мгновение потемнело в глазах. Таня и Виктор ушли в дом. Павел так и остался сидеть в машине.
Самое ужасное, что он по-прежнему не понимал, что ему делать. Подумал о том, что она там с Виктором, скрипнул зубами. Не зная, куда себя приткнуть, куда деть, поехал на работу. Напиваться с горя Павел не привык, но, следуя навязанным литературой и кинематографом образам, достал из шкафчика коньяк и выпил две рюмки подряд, не брало, достал толстый стакан для виски со льдом, налил полстакана, выпил залпом, не опьянел, но неожиданно с необыкновенной ясностью понял, что он хочет только одного: он хочет, чтобы всё стало по-прежнему, а то, что сейчас происходит, было забыто как страшный сон. Спросил себя, можно ли такое решение назвать «мужским» решением вопроса, не слабость ли это, ответил себе: «А плевать!» К вечеру он всё-таки напился, позвонил домой, подошла тёща. «Софья Борисовна, я заночую на работе, надо закончить проект». – «Ты что, Паша? Ты не здоров или пьяный?» Павел повесил трубку.
Сергей Васильевич, друг покойного отца, его нынешний начальник, застал его утром в кабинете спящим на диване: «Паша, что случилось?» Павел посмотрел на седого, крупного, чисто выбритого, пахнущего дорогим одеколоном Сергея Васильевича мутными больными глазами.
– Всё в порядке.
– Тогда вставай. Мне нужно с тобой посоветоваться.
Сергею Васильевичу удалось втянуть Павла в работу над проектом, и до конца дня голова у Павла была занята. Вечером он долго бесцельно катался по городу, домой приехал поздно. Таня уже спала. Лёжа без сна у себя в кабинете, Павел думал: «Нужно дать ей время. Либо она уходит к Виктору и тогда можно попытаться отговорить её от этого шага, либо это закончится само собой». Жизнь втроём его не устраивала. Насколько он знал жену, это не устроило бы и её.