Суня Векслер
«Мой друг, немножко художник, а ещё замечательный поэт, Александр Кузьминский, всегда подписывается Суня Векслер (в память о своём погибшем деде). Нами пройдены разные пути, и воспоминания у нас разные. Но живём мы в настоящем, здесь и сейчас, и одно из главных условий сохранения душевного и духовного здоровья – это преданные друзья, родные и близкие люди, а также дела, наполняющие жизнь высоким смыслом. Таких дел у Суни Векслера хватает. Это внуки, которых молодые дети оставляют на попечение деда, и это творчество, которое с ним неразлучно. О Суне Векслере можно и нужно много говорить, но пусть о нём скажут его стихи, ведь его слова и строчки сами просятся в поэтический строй, а значит, им тепло и уютно в голубятне стиха. Неблагодарное дело – рассказывать о чужих стихах, их надо взять в руки, читать и слушать точёное слово автора». (Грегори Фридберг)
Я это лето видел не в окно…
«Я не верю в любые пророчества…»
Я не верю в любые пророчества,
В обещанье грядущей награды…
Очень хочется жить, как хочется,
А приходится жить, как надо.
«Суня Векслер? – скажу вам одно…»
Суня Векслер? – скажу вам одно:
Он родился довольно далёко
И при этом довольно давно
Пусть на Дальнем, но все же Востоке.
Это точно оставило след.
И, как видно, поехала крыша,
И почти что с младенческих лет
Он все пишет, и пишет, и пишет.
Пусть он не был тогда бородат,
Не искал он признанья у публик,
Но печатал его самиздат
И газеты союзных республик.
Срок галута внезапно истек,
И, пока кто-то этим хвалился,
Суня смылся на Ближний Восток
И теперь здесь совсем распустился…
Распустился, ну, в смысле расцвел.
И к тому же скажу вам, ребята,
Свой порою горячий глагол
В «Галилее» у Марка печатал.
А теперь подведем «Итого».
В соответствии с данным сюжетом —
Кое-где привечают его
И порой называют поэтом.
«Который год страдаю от того…»
Который год страдаю от того,
Что не могу создать такие строчки,
Чтоб люди, вспомнив, просыпались ночью,
Услышав оклик сердца моего.
Чтоб, прочитав их, пусть через года,
И, наконец, поняв, что все, довольно,
Властолюбивец позабыл бы войны,
И мир бы воцарился навсегда.
Чтоб двое, вдруг смутив самих богов,
Отдав любви всю страсть свою и силы,
Друг другу ничего не говорили,
Кроме моих почти всесильных слов…
Который год страдаю от того,
Что не могу создать такие строчки…
«Как это странно – сочинять стихи…»
Как это странно – сочинять стихи,
Ночным кошмаром вскакивать с кровати
И головную боль, как деньги, тратить
На ворохи словесной чепухи.
Нет, это страшно – сочинять стихи!
Нет, это дико – сочинять стихи,
Когда слова похожи на молитву,
А поиск рифм на яростную битву,
А мысли на смертельные грехи.
Ей-богу, стыдно сочинять стихи!
Ей-богу, больно сочинять стихи,
Как скарабей, ворочаясь в навозе.
Устало зарифмовываю слезы
Отчаянья, и боли, и тоски.
Но продолжаю сочинять стихи…
«Тебе сегодня грустно, ну и что?..»
Тебе сегодня грустно, ну и что?..
Пусть зябкий дождь в окошко тычет вилкой!
Плюнь на него, возьми надень пальто
И в угловой смотайся за бутылкой.
Купи бутылку сладкого вина,
Хотя, конечно, можно взять и водку,
Приди домой, сядь тихо у окна
И выпей за хорошую погодку.
За то, чтоб завтра этот дождь прошел,
Чтоб вышло солнце и тебя согрело,
Чтоб все на свете было хорошо,
Чтоб не болели ни душа, ни тело,
Чтоб не забыли старые друзья,
Не затерялись в месиве событий.
Но напиваться нынче вдрызг нельзя.
За это тоже непременно выпей…
«Когда вода бурлит со всех сторон…»
Когда вода бурлит со всех сторон,
Ты не спеши извергнуть крик из глотки.
Ты посмотри сначала, кто на лодке:
Там Дед Мазай плывет или Харон?
«Открываю душу свою…»
Открываю душу свою
И, быть может, немного по-детски
Говорю тебе: «I love you!»,
А ты в школе учила немецкий.
«В России вновь морозы и снега…»
В России вновь морозы и снега,
И вьюга разъелозилась по дерну.
Но нету подходящего врага,
Чтоб под Москвой завязнуть и замерзнуть.
«Читаю книги и балдею…»
Читаю книги и балдею.
Мне эти книги говорят:
«Историю творят евреи».
О боже! Что они творят!..
«Любым республикам и царствам…»
Любым республикам и царствам
Всегда, назло любым прогнозам,
Евреи – горькое лекарство.
Полезны. Только в малых дозах.
«Еврей – творения венец…»
Еврей – творения венец,
Не пункт в анкете для начальства
И не обрезанный конец,
А образ мыслей и нахальства.
«Да, жизнь – болезнь. Вскипает лимфа…»
Да, жизнь – болезнь. Вскипает лимфа,
Мозг разрывая на куски.
Я даже брежу. Правда, в рифму.
И этот бред зовут «Стихи».
«Это, в общем, стихи ни о чем…»
Это, в общем, стихи ни о чем.
Не о том, как смеюсь и страдаю,
Не о том, как усталым плечом
Сам себя по утрам подпираю.
Не о том, как веселый рассвет
Мне в окошко втекает под утро,
Не про то, как мой грубый фальцет
Песней ухо тревожит кому-то.
Я еще назову сотни тем,
Тех, что в этих стихах не случились.
Так зачем это все? А затем,
Чтобы все же стихи получились.
«На тарелочке сосиски…»
На тарелочке сосиски,
А в стакане крепкий чай.
Вот все слопаю из миски
И успею на трамвай.
Чаем все запью горячим,
Обожгу себе язык,
Но не матюгну удачу,
Потому что я привык.
Ну, вы поняли в итоге,
Что вот эта вся стряпня:
Чай, сосиски и ожоги —
Это завтрак у меня.
«Я это лето видел не в окно…»
Я это лето видел не в окно.
Оно меня качало поездами,
Сушило ярким солнцем, а потом
Встречало непокорными дождями.
Неброский, очень тихий городок
Мне становился временным жилищем,
Высоких труб чуть видимый дымок,
Как паутину, тень бросал на крыши.
Но снова уносили поезда,
И домом становилась мне палатка.
Я покидал ее как раз тогда,
Когда дожди шептали еле внятно.
И вязли в мокрой глине сапоги,
Усталостью подкашивало ноги…
Но сиплые далекие гудки
Куда-то увезли опять в итоге.
И вновь вокзал, потом опять вокзал.
Вновь перестук привычный и знакомый.
Я этим летом от дорог устал.
И отдохнул лишь на пороге дома.
Но вот вокзал…