Глава 4
Через полтора года после свадьбы я родила здоровую девочку. Конечно, мой муж и его родня были более чем разочарованы. Все ждали мальчика, а я осмелилась родить девочку. Можете себе представить, что мой супруг даже не удосужился поздравить меня с рождением ребенка. И вообще, первые несколько дней не появлялся в больнице. Такой типичный местный половой шовинизм, когда каждый мужчина считает, что жена обязательно должна родить ему мальчика. Сколько моих подруг мучаются из-за подобных ожиданий. Рожают по нескольку раз, пока не появляется мальчик. Каждый мужчина хочет получить своего наследника, это я понимаю, но почему ни один из наших самцов не знает, что пол ребенка зависит совсем не от женщины, а именно от мужчины, и только от него. Об этом говорилось сотни раз, но все равно наши доморощенные «мачо» умудряются обвинять своих жен в неспособности родить им мальчиков. Причем среди них бывают даже врачи, которые прекрасно знают, кто именно отвечает за рождение мальчика. Но это уже своеобразная и плохая традиция обвинять именно женщин в неспособности дать мужчинам наследника. В общем, мой Анвер появился в больнице только на третий день. А на седьмой меня выписали, и в больницу за мной, кроме мужа, не приехал ни один из его родственников. Они считали, что я просто обязана была принести им наследника. И поэтому меня встречали только мои родные. А Анвер привез нас домой и почти сразу уехал, как будто я родила девочку от другого мужчины. Представляете, как мне было обидно. В общем, мне наглядно дали понять, что следующий ребенок обязательно должен быть мальчик. Девочку мы назвали Нарминой. Мне всегда нравилось это имя.
К этому времени я уже точно знала, что мой муж полное ничтожество. Кроме посиделок со своими друзьями и употребления анаши с кальяном, его больше ничего не интересовало. На работе его терпели только из уважения к его отцу. Денег он почти не зарабатывал, и его отцу приходилось оплачивать все наши счета. Единственное, что он делал достаточно регулярно, – это занимался со мной сексом. При этом его мало интересовали мои собственные ощущения и чувства. Он просто протягивал руку, когда ему хотелось, не спрашивая меня ни о моем состоянии, ни о моем самочувствии. К сожалению, до сих пор во многих семьях, даже молодых, считается, что сексом нужно заниматься только тогда, когда хочет муж. И разумеется, жена не имеет права ему отказывать ни при каких обстоятельствах. А если она проявит инициативу, то это вызовет либо подозрение, либо изумление у ее мужа. И Анвер был похож на остальных наших недоразвитых придурков. Если день был абсолютно запретным, он просто недовольно хмыкал и убирал руку, поворачиваясь ко мне спиной. Если поводов для отказов не было, он, так же лениво и без воодушевления, просто получал удовольствие. И почти сразу засыпал. Нужно ли говорить, что подобные «упражнения» постепенно стали вызывать у меня раздражение и нарастающую ненависть. Сразу после родов мне удалось несколько раз прочувствовать, как это должно быть по-настоящему, когда я смогла получить нормальное удовлетворение, очевидно связанное с тем, что после родов мой организм несколько изменился, и я понимала, что наши сексуальные отношения очень далеки от идеала. В некоторых умных книгах я позже прочитала, что многие женщины вообще не знают, что такое настоящий оргазм, а большинство местных женщин даже думать об этом считают неприличным. Просто выполняют супружеские обязанности, подстраиваясь под темперамент своего мужа. Нужно ли говорить, что наши восточные мужчины считают, что «друг по жизни», примерно так переводится с азербайджанского на русский слово «жена», должна быть целомудренной, выдержанной и высоконравственной даже в постели. Предлагать некие позы просто непростительно, а фантазии вообще предосудительны. Не считайте меня ханжой, все обстоит даже хуже, чем вам может показаться. Те же самые мужчины очень даже изобретательны в отношениях с другими дамами, но это уже особая тема…
Конечно, я обязана была подстраиваться под мужа, кормить ребенка, следить за нашей квартирой и вообще быть идеальной супругой. Я оформила декретный отпуск, чтобы самой кормить девочку и быть рядом с ней в первый год ее жизни. Анвера это интересовало меньше всего. По-моему, ему вообще было все равно – хожу я на работу или сижу дома. У нас была домработница, которая готовила и убирала квартиру. Разумеется, ей тоже платил за работу отец Анвера. К концу первого года у меня прекратились месячные, и я поняла, что возможно рождение второго ребенка.
Ну а дальше произошла трагедия, которая круто изменила мою жизнь и мою судьбу. Но расскажу все по порядку. Через некоторое время я почувствовала характерные изменения и поняла, что жду второго ребенка. На этот раз все были убеждены, что я обязательно должна родить мальчика. Я была уже на шестом месяце беременности, когда к Анверу приехал его друг из Дербента. Два дня они вместе отдыхали и развлекались, а при расставании наш гость предложил в конце месяца приехать к нему. Я еще тогда подумала, что это вежливая форма прощания. У нас на Востоке не всегда нужно всерьез принимать все слова, которые вам говорят. Например, есть такое идиоматическое выражение, которое дословно переводится «Да буду я твоей жертвой». Так иногда даже мать может сказать сыну или близкий человек очень близкому человеку. На самом деле жертвой быть никто не собирается и эти слова вполне можно заменить словами «Дорогой мой». Но так принято говорить. Вообще, восточный цветастый стиль очень характерно проявляется как раз в этом случае. Я все-таки по образованию филолог. Или наши пословицы, поговорки. Есть такие интересные выражения. Если дословно перевести получится – «Мои глаза не пьют воды его глаз», а на самом деле это означает, что я не доверяю этому человеку.
Почему я об этом вспомнила? Как раз потому, что приехавший к нам Мустафа предложил нам с Анвером побывать у него в гостях. Нужно было вежливо его выслушать и все. Но Анвер загорелся желанием поехать в Дербент. И утром в субботу мы выехали на нашей машине в сторону Дагестана. Я словно чувствовала какую-то опасность и очень не хотела туда ехать. Но Анвер буквально настоял на нашей совместной поездке, сумев уговорить меня поехать вместе с ним. До границы мы доехали без происшествий. Повсюду были хорошо отремонтированные трассы, новые бензоколонки, современные магазины. Правда, на границе пришлось довольно долго ждать, пока пограничники и таможенники договорятся и пропустят нашу машину. На российской границе все повторилось в еще худшем исполнении. Там нас продержали еще больше. Меня даже обыскали, объяснив, что под видом беременных женщин сейчас часто появляются «шахидки», которые готовы в любой момент выступить в роли живой бомбы. Но вот наши мытарства закончились, и мы направились в Дербент. Мустафа встречал нас при въезде в город. Конечно, нам отвели лучшую комнату, накрыли царский стол и всячески пытались угодить. Интересно, что в Дербенте живет очень много азербайджанцев, а в нашем Хачмасе, находящемся на нашей территории, соответственно проживает много лезгин. И вообще, любые государственные границы в подобных местах всегда носят достаточно условный характер, ведь на протяжении тысячелетий азербайджанцы и лезгины жили рядом, перемешиваясь друг с другом. Как, впрочем, и многие другие народы.
Мы заснули поздно ночью, а утром Мустафа повез нас за город, к своему старшему брату, который работал заместителем начальника городской полиции. Думаю, что вы уже догадались, что именно там произошло. Несчастный Дагестан, там теперь даже руководители местных отделений почты или собеса вынуждены ходить с охраной, а в городах иногда устраивают откровенную «охоту» на участковых или сотрудников полиции в форме. Ненависть, которая зародилась при распаде бывшего Советского Союза и во время двух войн в Чечне, никуда не делась. Она выплеснулась за границы собственно самой Чечни и стала проявляться в Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, на всем Северном Кавказе, доползла до Москвы и других российских городов. И в самой страшной форме проявилась в Дагестане, где, если сказать правду, вот уже несколько лет идет настоящая война. Война всех против всех. Когда предают свои, сдают близкие, подставляют друзья, саботируют товарищи и все не ради мифического исламского эмирата или каких-то высоких целей, а ради конкретных денег, конкретной прибыли, конкретной выгоды. Если убивают ответственного чиновника, то все знают, что это не всегда ваххабиты или террористы, хотя исполнителями могут быть и они. Но за такими убийствами очень часто стоят просто конкуренты или еще хуже, первые заместители этих чиновников, которые справедливо рассуждают, что смерть их руководителей спишут на отморозков, а освободившееся место достанется им. И поэтому с удовольствием делятся не только информацией, но еще и платят деньги, обеспечивают надежной связью, предоставляют транспорт. Они не считают себя подонками и предателями. Они прежде всего обычные «бизнесмены», которые таким образом убирают своих руководителей, перераспределяя денежные доходы на свой карман. И все об этом в Дагестане прекрасно знают. Но каждый раз предпочитают говорить гневные слова о террористах, приехавших арабских наемниках и других бандитах. Самое смешное, что почти со всем бандподпольем на своей территории может покончить обычный участковый. Но тогда не будет никаких дополнительных преференций, очередных званий и выдвижений. Бандиты выгодны всем. И своим руководителям, и тем, кто платит их руководителям, и тем, кто их перекупает, и тем, кто с ними якобы борется, получая деньги на антитеррористическую деятельность, и так далее по всей цепочке.
Поэтому не стану долго об этом рассуждать. Мне достаточно больно об этом вспоминать. Просто расскажу, что когда мы подъехали к дому старшего брата Мустафы, он сам выехал, чтобы нас встретить. В его внедорожнике сидели водитель и охранник. Но старший брат Мустафы вышел из автомобиля, чтобы приветствовать гостей. Именно тогда, когда мы остановились. Наша машина встала с другой стороны, и я вышла из салона, оказавшись почти рядом с хозяином. И именно в этот момент прогремел взрыв. Какой-то смертник, очевидно, долго ждавший этого момента, взорвал себя, подъехав к нам на максимально близкое расстояние. Все, кто был во внедорожнике старшего брата Мустафы, вместе с хозяином погибли на месте. Мустафа и мой муж были легко ранены, а мне осколок попал прямо в живот. Это был даже не осколок, а какой-то обрубок болта. Интересно, о чем думают эти нелюди, когда начиняют свои бомбы болтами, гвоздями и арматурой, чтобы поразить как можно большее число людей? И как бы они отреагировали, если бы на моем месте были их матери, сестры, дочери? Или они не хотят понимать, что среди погибших тоже есть чьи-то родные и близкие? А если не хотят понимать и делают это намеренно, то можно ли их считать нормальными людьми, ведь они деловито и аккуратно готовятся к этим террористическим актам, начиняя свои бомбы этой разнообразной металлической «начинкой».
От боли я потеряла сознание и уже ничего не видела. Рассказывали, что меня почти сразу отвезли в больницу. Там был опытный врач, старик, который раньше работал в Майкопе и хорошо разбирался в подобных ранениях. В общем, меня спасли. А ребенка, своего будущего мальчика, я потеряла. Говорят, что Анверу долго не решались говорить о судьбе погибшего ребенка, ведь он так хотел мальчика. Один из врачей потом рассказал, что мне очень повезло. У меня было тренированное тело спортсменки, и поэтому я выжила. Выжила, но потеряла своего ребенка.
Я пролежала в этой больнице больше месяца. Анвер вернулся в Баку и навестил меня два или три раза. Любезная медсестра сообщила ему, что детей, возможно, у меня больше никогда не будет. Не будет ни мальчиков, ни девочек, и не будет продолжения рода, которого ждали все родные и близкие Анвера. Вот почему он навестил меня в больнице и сразу уехал в Баку. А потом приехал ко мне только через неделю и опять сразу уехал. По-моему, уже тогда он решил, что нам нужно разводиться. А меня так ранило его предательство. Хуже этой проклятой бомбы. Разве можно бросать свою жену в такой момент и в таком положении? Мать своего ребенка? Просто из обыкновенного человеческого сочувствия он обязан был меня поддержать и остаться со мной. Позже, уже оправдываясь, он однажды сказал, что не мог отпроситься со своей работы. Работы, на которую он почти не ходил и к которой никогда серьезно не относился. Но в тот момент он меня просто предал. Мустафа и его родные, потерявшие своего родственника, считали себя отчасти виноватыми и навещали меня в больнице в день по два или три раза. Если бы не они, если бы меня не поддерживали сестра и мать Мустафы, сами потерявшие своего брата и сына, то я бы просто не выжила, задохнувшись от своего горя. Но я выжила, и через месяц снова появился мой муж, который отвез меня в Баку. Он вошел в палату с таким недовольным видом, словно я сознательно сделала аборт и нарочно отказалась от его сына. Сейчас я понимаю, что он делал это не со зла. Он вообще не был злым человеком. Просто очень глупым. А глупость иногда бывает хуже подлости. Ему не хватило такта, ума, обычного понимания ситуации, чтобы вести себя немного иначе. Просто ему казалось, что потеря сына – это в первую очередь его собственная потеря. А о моих чувствах, моих переживаниях он просто не думал. Наверное, многие недалекие мужчины мыслят именно таким образом. Это не их вина. Скорее беда. Очевидно, виноваты их матери, которые просто не приучили своих сыновей сопереживать страданиям своих женщин, которые будут рядом с их любимыми чадами.
По дороге мы почти не разговаривали. Нам было просто не о чем говорить. Я смотрела на него и поражалась, как я могла выйти замуж за такое ничтожество. Словно взрыв снял пелену с моих глаз. Или я стала видеть несколько под иным углом зрения. Молодым девушкам я могу посоветовать только одно. Не обращайте внимания на физические достоинства своего будущего супруга. Не придавайте особого значения его деньгам, связям, родственникам, карьере, положению. Прежде всего задумайтесь над тем, с каким человеком вы собираетесь жить? Не предаст ли он вас при возможных испытаниях, сумеет ли стать настоящей опорой на всю оставшуюся жизнь, каким и должен быть настоящей мужчина, и вообще, хотите ли вы связать свою судьбу с ним? Может ли он быть отцом ваших детей и вашим самым близким другом, готовый разделить с вами радости и невзгоды. Раньше об этом так и спрашивали. А теперь просто уточняют, хотим ли мы быть замужем. Хотим, хотим, сто раз хотим, конечно, хотим. И часто закрываем глаза на очевидные недостатки наших избранников. Что поделаешь. Принцев на белых конях не осталось. Принцев вообще нет. Остались только кони.
Одним словом, уже через некоторое время наметившийся разрыв углубился. Он стал чаще исчезать из дома, я начала ездить ночевать к своим родителям. Не было ни скандалов, ни разборок, ни семейных ссор. Просто было очевидно, что мы не можем и не хотим жить вместе друг с другом. Когда однажды ночью он протянул руку, чтобы дотронуться до меня, меня всю затрясло. Словно впала в какой-то ступор. Сжалась от ужаса при одной мысли, что между нами что-то может произойти. И мне кажется, что он понял. Понял мое состояние и явное нежелание вступать с ним хоть в какие-то отношения. В тот момент я его просто презирала. Или брезговала. Что, в общем, одно и то же.
Он убрал руку и отвернулся на другой бок. Больше подобных попыток он не предпринимал. А еще через несколько недель я сама предложила ему развестись. Даже не могла себе представить, что смогу сказать такие слова своему мужу. Но я их сказала. А он молча ушел из дома. И два дня не появлялся в квартире. А потом позвонил по телефону и сказал, что согласен на развод. Я думаю, что он советовался со своими родителями, и те, рассудив, что я больше не смогу родить им наследника, решили дать согласие на наш развод. Вот так все и произошло. Мне оставили квартиру, и я заявила в суде, что не имею больше никаких имущественных претензий к моему супругу. Он тоже не имел ко мне никаких претензий. У нашей дочери оставались фамилия и отчество отца. Разумеется, я не возражала, чтобы он встречался с дочерью в любое время, когда захочет. Но, кажется, он довольно быстро забыл о своих отцовских обязанностях, а его родители забыли, что у них есть любимая внучка. Это тоже наши своеобразные восточные традиции. При разводе ребенок остается с матерью, и родители мужа почти автоматически вычеркивают их из числа близких родственников. Или сама бывшая невестка, чтобы отомстить своему мужу и его родителям за развод, препятствует общению ребенка с бабушкой и дедушкой. В подобных случаях всегда есть конкретные виноватые, а чаще всего виноваты обе стороны. Я не собиралась ждать от мужа особой помощи, хотя он аккуратно переводил четверть своей официальной зарплаты. Несложно понять, насколько издевательской была эта сумма. Ведь наши таможенники, налоговики, полицейские, судейские и всякие другие «погоновожатые» не живут на свои зарплаты, которые составляют только одну сотую или одну тысячную от их реальных доходов. Но я не могла претендовать на его скрытые доходы и получала мизерные двадцать пять процентов алиментов от его официальной зарплаты. Я точно помню, что сразу после развода это была сумма примерно в тридцать долларов, на которую я должны была содержать своего ребенка. И он ни разу не спросил, каким образом можно содержать девочку на тридцать долларов. Точно так же, как этим не интересовались его родители, казалось, навсегда вычеркнувшие меня из своей жизни. Меня и нашу девочку, их внучку. Однажды я встретила на какой-то свадьбе его мать, у которой потемнело лицо, когда она меня увидела. Можете себе представить, что она даже не поздоровалась со мною, отвернувшись. Это тоже местный менталитет. В таких случаях всегда винят женщину, считая ее основной виновницей любого развода.
Вот в таком положении я оказалась. Без денег и среди презиравших меня родственников и знакомых, которые тоже смотрели на разведенную молодую женщину с большим подозрением. Я же не могла всем рассказывать об обстоятельствах своего развода. И тем более не могла говорить, что мой бывший муж фактически оставил меня и свою дочь без средств к существованию. И это была своеобразная месть его семьи.
Но в тот момент такие «мелочи» меня мало волновали. Я оставалась одна с дочерью и радовалась своей свободе. Первые несколько дней. А потом начала серьезно размышлять о том, что мне нужно выходить на работу и вообще думать о том, как содержать себя и свою дочь, не рассчитывая на помощь моих родителей и старшего брата, которые, конечно, готовы были мне помогать. Домработница, которой раньше платил отец Анвера, перестала к нам приходить. Теперь мне предстояло жить совсем по-другому.