Глава четвёртая
Джедди и Маркиза
Джедди подбросили к порогу дома семейства Монтелеонов примерно восемьдесят семь лет тому назад. Или же что-то похожее – плюс-минус пару-тройку лет. Ну, ровно через год после того, как муж сеньоры Сары Монтелеон, дон Мануэль (твой тёзка, усатик), погиб в неравной перестрелке с бандой подлых мексиканских ковбоев.
За окнами царила чёрная-чёрная июньская ночь.
Бушевала летняя гроза: бешенная и страшная, наполненная – под самую завязку – миллионами изломанных молний, многоголосыми раскатами грома и воем сумасшедшего ветра, дувшего с Дальних Гор.
В дверь настойчиво постучали, и, одновременно с этим, где-то совсем рядом раздался странный и долгий звук – то ли азартный зов старинного охотничьего рога, то ли грустный плач трубы искусного джазового музыканта…
Зарядив, на всякий случай, старинное фамильное ружьё крупной картечью, и предварительно взведя оба тугих курка, отважная Сара Монтелеон резко распахнула дверь.
Сверкнула яркая жёлто-янтарная молния и в её свете перед глазами храброй сеньоры предстала странная картина: около каменных ступеней крыльца стояла кованая колыбель непонятного чёрного металла изысканной и тонкой работы. Почему-то с первого взгляда было понятно, что вещь эта старинная, а вернее, очень и очень древняя.
В колыбели лежало нечто, тщательно завёрнутое в светло-серую, дурно пахнущую шкуру непонятного зверя, и жалобно стонало-всхлипывало.
Когда чуть позже, уже в столовой, сеньора Сара осторожно развернула мокрую шкуру, капитан Большой Сид – будущий муж моей прабабушки, опытный карибский шкипер, старый бесстрашный морской бродяга, повидавший всего и всякого, гостивший в ту пору на берегу по причине пулевого ранения в правое плечо, – испуганно подпрыгнул, ударился головой о низкую потолочную балку и отчаянно заикал. К слову сказать, окончательно пришёл в себя капитан не раньше, чем через час, употребив для этого адекватное количество универсального лекарства моряков всех стран и народов, а именно, пинты две-три чёрного ямайского рома. Тот ещё напиток, крепкий и забористый, очень качественно, между нами говоря, прочищающий мозги.
Я, кстати, уже давно замечаю, что порой даже самые бесстрашные и отважные Герои могут испытывать порой чувство страха, – и именно безмерное удивление тому виной…
А тут, честное слово, было чему удивляться: на серо-серебристой мохнатой пелёнке лежал младенец мужского пола (что было установлено сразу и однозначно), обладатель крохотного, морщинистого, но достаточно упитанного тельца и ярко-оранжевой кожи, равномерно покрытой тёмно-русой шёрсткой, включая ступни кривых шестипалых ножек и ладони коротких, но, все же, хвала Создателю, пятипалых ручонок. У мальца было абсолютно гладкое круглое личико с широко-улыбающимся ротиком, полным жёлтых острых зубов (ну, никак не «зубиков»), огромные, вполне разумные, если не сказать большего, тёмно-фиолетовые глаза, и главное: совершенно круглые, непропорционально большие (в нашем обычном понимании), жёлто-лимонные уши. Зрелище, конечно, было ещё то, но, как говорится, человек тем и отличается от животных, что ко всему, даже к самому необычному и необъяснимому, привыкает достаточно быстро…
Так вот, добропорядочные жители Сан-Анхелино к такому креативному виду Джедди привыкли уже года через три-четыре после его неожиданного появления.
Изменился же он за годы, прожитые в нашем городке, не сильно, разве что подрос немного – вплоть до полутораметровой отметки, да шёрстка стала чуть погуще, да уши чуть пропорциональней стали смотреться, – росли, наверное, всё же, медленнее, чем другие части тела. Вот, только никак не соглашался мальчишка носить обувь, всюду босиком бегал. Из чего у него были «сделаны» подошвы? Непонятно, право. Говорят, что на них тоже шёрстка росла знатная…
Как бы там ни было, парнишка он был шустрый и добрый, все в нашем городке его любили. Да и способностями Джедди не был обделён: легко болтал по-английски и по-испански, читал всё подряд, и вообще, считался очень сообразительным и смышлёным.
А слух у него был, обоняние, острота зрения – любой индейский охотник за аллигаторами обзавидуется. Да и как же иначе, чистокровное дитя природы, судя по всему.
Кованую старинную колыбельку и светло-серую шкуру сеньора Сара частенько показывала всем многочисленным гостям дома семейства Монтелеонов. Но никто из этих уважаемых личностей – ни отважные скитальцы морей, ни кладоискатели и рудознатцы, ни учёные-путешественники, ни даже могучие вожди индейских племён – так и не смогли помочь в разрешении этой карибской тайны. До сих пор так и не установлено название металла, из которого была изготовлена раритетная колыбель, как не опознано и животное, носившее некогда необычную серо-серебристую шкуру…
Ну, а здоровенная тёмно-бурая камышовая кошка по прозванию – «Маркиза» появилась в Сан-Анхелино лет на десять-двенадцать позже Джедди.
Дело было так.
В один погожий летний денёк нагрянула в наш Сан-Анхелино La Expidicion. La Expidicion – это четверо толстых и смешных иностранцев: то ли немцев, то ли каких-то там ещё шведов или бельгийцев. Все они были одеты в короткие штанишки («шорты» – называются), чёрные высокие ботинки со шнуровкой, плотные брезентовые тёмно-зелёные куртки и белые пробковые шлемы. Таких приметных типажей в наших краях – до этого случая – ещё никто и никогда не наблюдал, поэтому и популярность La Expidicion в Сан-Анхелино была необычайной: бело-лимоно-жёлто-буро-чёрная толпа любопытных зевак следовала за странными иностранцами буквально-таки по пятам. Необычен был и багаж иноземных пришельцев: кроме многочисленных баулов и чемоданов присутствовало ещё около сотни больших металлических клеток с очень толстыми поперечными прутьями и крепкими запорами.
Впрочем, долго в городке экспедиционеры не задержались. Не торгуясь, заезжие господа скупили всех имеющихся в наличие мулов, разнообразное продовольствие и снаряжение, наняли в качестве проводников и помощников «на-все-руки» дюжину местных бездельников, после чего отбыл сей немалый караван (только для перевозки клеток потребовалось сорок мулов), в джунгли – в неизвестном направлении, с неизвестной целью…
Прошёл месяц, в течение которого все жители и жительницы Сан-Анхелино изнывали от законного любопытства – а для чего же, всё-таки, подозрительные loko gringos отправились в джунгли? Уж больно их клетки имели внушительный вид, и, явно, предназначались не для попугаев или иных пернатых пленников.
И вот – это, наконец-таки, свершилось! По улице Гроба Господня, центральной магистрали городка, важно выступала очень странная процессия. Усталые и явно испуганные мулы, нервно тряся ушастыми головами, везли клетки, в которых сидели, лежали и стояли дикие камышовые коты и кошки: совсем ещё котята и здоровенные матёрые особи, полосатые и одномастно-бурые, вопящие на все лады и гордо молчащие, презрительно сплёвывающие по сторонам.
– Valgame dios! – многоголосо выдохнула удивлённая толпа любопытствующих личностей, не готовая определить – вот, так сразу – своё отношение к происходящему…
Дикие камышовые коты (да, впрочем, и кошки), создания достаточно злобные, мрачные и нелюдимые. Но, всё же, жители карибского побережья их искренне уважали: обитали камышовые коты в самых болотистых и непроходимых местах джунглей, не привлекавших людей, жили очень скрытно, никогда не появлялись в человеческих поселениях, но зато и никогда не воровали из охотничьих капканов жирных кроликов и упитанных перепёлок. А ведь даже горделивые и самовлюблённые ягуары, зачастую, не брезговали такой лёгкой и лакомой добычей.
Короче говоря, камышовых котов и кошек в здешних местах воспринимали как пусть и нелюбимых, но, всё же, достойных соседей. И поскольку попадались они на глаза достаточно нечасто, то и как некую редкую достопримечательность никарагуанских джунглей, о которой принято рассказывать всякие цветастые байки и небылицы за вечерними дружескими посиделками.
А тут сотни этих «достопримечательностей» были заключены в клетки подозрительных чужеземцев, за крепкими и надёжными запорами.
Заволновались горожане, заспорили…
И где-то через час «выборные», во главе с самим городским Comandante, уверенно вошли в холл отеля «El Nacional», где и квартировала La Expidicion, дабы потребовать однозначных и развёрнутых объяснений.
А, тем временем, многочисленные сторонники тропических правдоискателей (уже на всякий случай наспех вооружённые – кто кухонным ножом, кто булыжником, выдранным по-простому из мостовой), рассредоточились по ближайшим улочкам и застыли в нетерпеливом ожидании. Народы, рождённые под яркими тропическими Созвездиями, всегда склонны к поиску правды, а если эти поиски сопряжены ещё и с возможностью немного побряцать оружием, то и удовольствие можно получить двойное, или даже тройное…
Однако, на этот раз, сорвалось.
Минут через десять-двенадцать Comandante задумчиво вышел из отеля, забрался на пустующий постамент памятника Великому Диктатору (сам памятник был безжалостно сброшен с постамента уже много-много лет тому назад, во времена какой-то давнишней, уже всеми позабытой Революции), и громко объявил собравшимся:
– Уважаемые граждане и гражданки Сан-Анхелино! Я, Comandante Педро Сальвадор, подтверждаю, что La Expidicion, руководителем которой является уважаемый профессор Бруно, действует строго в рамках Лицензии, выданной в Столице и подписанной секретарём самого El Senor Presidente. Эта Лицензия разрешает профессору Бруно: отловить в наших джунглях сколь угодно много диких камышовых котов и кошек, которые могут быть – беспошлинно и беспрепятственно – вывезены за пределы нашей Республики. Так как должны в дальнейшем послужить благородным целям, направленным на благо всего человечества в целом. А именно, будут являться, я бы сказал, подопытными единицами при проведении профессором Бруно важных медицинских опытов по созданию чудодейственной вакцины практически ото всех болезней.… Поэтому, учитывая безусловную законность действий La Expidicion, и осознавая особую значимость опытов уважаемого дона Профессора, военные власти Республики – в моём лице – берут La Expidicion под свою плотную опеку, и полувзвод вооружённых солдат будет выставлен на охрану имущества уважаемых иноземных господ незамедлительно. Инцидент – полностью исчерпан. Прошу, настоятельно прошу уважаемых сограждан разойтись по домам…. Viva El Senor Presidente!
«Большая бумага» в мирное время, пока не предвидится очередная Революция (или какая-нибудь иная бодрая и отчаянная заварушка), для жителей тропических стран является непререкаемым и безупречным авторитетом.
Медленно и уныло расходились несостоявшиеся защитники дикой природы. Кто-то домой, а кто-то и в ближайшую pulperia – дабы стаканчиком-другим горячительного поправить испорченное настроение, вставляя попутно булыжники в пустые гнёзда многострадальной городской мостовой…
И только Джедди Монтелеон не успокоился.
Вечером того же дня он, воспользовавшись тем обстоятельством, что охранники, приставленные Comandante к гостинице «El Nacional», беспечно ушли праздновать именины капитана Большого Сида (больно уж настойчиво капитан приглашал), беспрепятственно вскрыл хлипкие двери гостиничного помещения, где хранились клетки с полосатыми пленниками, открыл все запоры, да и выпустил камышовую кошачью братию – на все четыре стороны…
И сошло бы, возможно, всё Джедди с рук, да вот только коты и кошки, оказавшись на воле, подняли невообразимый вой. Это они пели гимн Свободе – единственному и поэтому бесценному достоянию всей кошачьей нации.
Людям, погрязшим в своих мелких стремлениях к золоту, брильянтам, особнякам, модным машинам, власти и прочей пошлой дребедени, уже нипочём и никогда не понять, что такое она есть – Свобода, и какова её истинная ценность.
Как бы там ни было, но на все эти оглушительные вопли незамедлительно прибежали тутошние полицейские и солдаты, да и повязали Джедди, как говорится, «с поличным»…
Состоялся праведный и справедливый суд. За вред, причинённый важной и законопослушной La Expidicion, Джедди, не смотря на свой юный возраст, был приговорён к пятнадцатидневному заключению в местной тюрьме. Закон, как говорится, есть закон. И перед ним – все равны.
Тем не менее, приговор оказался неожиданно-мягким, поэтому – сразу после его оглашения – всё вокруг заполнилось восторженными воплями горожан и горожанок. Именно так под Южным Крестом и рождаются тропические карнавалы…
Первые лет двадцать пять все ещё помнят, по какой важной и серьёзной причине – именно в этот день года – происходит конкретный карнавал. Чуть позже появляются две-три мутные, скользкие и противоречащие друг другу версии. А лет так через пятьдесят с хвостиком – во избежание дурацких трений, разногласий и споров – этому конкретному карнавалу присваивается имя какого-нибудь уважаемого и почитаемого Святого.
Карнавалы и революции
Суть – одно.
Под Созвездьями Южными
Всё – смешно…
Революции и карнавалы,
Остальное – беда.
Но плывут по морям – каравеллы
Лишь – сюда…
«Карнавал Святого Джедди, Покровителя диких камышовых котов и кошек», чем, собственно, плохо?
Ну, так вот. Пока Джедди две недели «отдыхал» в местной тюрьме, Сан-Анхелино гулял от всей своей безграничной тропической Души – на зависть всем соседним городам, городкам, рыбацким деревушкам и прочим поселениям.
Прелесть ситуации заключалась в следующем. Хотя Джедди и был Главным героем этой необычной истории, сиделось ему в тюрьме – особенно в первое время – довольно-таки тоскливо. Вернее, одиноко, скучно, бесперспективно и даже голодно – в связи с всеобщим беззаботным весельем о юном узнике все, включая легкомысленных тюремщиков, просто-напросто позабыли. Народы, живущие под задумчивыми и загадочными Южными Созвездиями, отдаются праздникам полностью, без остатка, забывая обо всём на Свете. Так ещё издревле повелось. Как говорится – не нами придумано, не нам и отменять…
Двигаемся, тем не менее, дальше. Через сутки с небольшим после водворения незадачливого борца за справедливость в то место, от которого никому и никогда не стоит зарекаться, в вентиляционном штреке, питавшем тюремную камеру свежим и живительным воздухом, раздался странный шум: скрежет от соприкосновения чего-то острого с каменной кладкой, отчаянное фырканье, усталые тяжёлые вздохи. Ещё через пару минут из вентиляционного отверстия в потолке выпала и ловко приземлилась на все четыре лапы большая камышовая кошка, державшая в зубах жареную куропатку, очевидно, где-то ловко позаимствованную.
Неожиданная гостья, приветственно проурчав что-то неопределённое, грациозно проследовала к кровати, на уголке которой восседал голодный Джедди, и аккуратно положила принесённый провиант на грязную тюремную подушку.
– Мр-р-р, – деликатно, с чувством собственного достоинства, заявила кошка, недвусмысленно пододвигая правой мохнатой лапой аппетитную куропатку к оголодавшему мальчишке. – Мр-р-р! Мяу!
Разночтений быть не могло: благодарная спасённая сеньорита принёсла своему доблестному спасителю, заключённому злыми людьми в мрачное узилище и обречённому на голодную смерть, скромный, но спасительный подарок…
В час назначенный разномастная толпа, встречавшая пленника из заточения, была нешуточно удивлена: освобождённых оказалось двое. На плече у Джедди, переступившего мрачный тюремный порог, преспокойно сидела, свешивая свой пышный длиннющий хвост чуть ли не до самой земли и презрительно щуря на зевак наглые тёмно-зелёные глазища, ну, очень большая бурая камышовая кошка.
Вопрос о дальнейшей судьбе кошки вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности – непреложных атрибутов La Casa desente[6], любезно предложила Маркизе пройти в её комнату на собеседование.
Через непродолжительное время донья Сара – с Маркизой на руках – прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне данная камышовая кошка является полноправным членом семьи, более того, находится под её личным патронажем, и горе тому недоумку, кто попытается обидеть хвостатую воспитанницу…
Моя прабабушка, которая тоже удостоилась высокой чести наблюдать за этим торжественным событием, потом уверяла, что глаза необычной кошки откровенно смеялись, а пушистые усы топорщила хитрющая самодовольная улыбка…
Примерно через полтора месяца Маркиза неожиданно исчезла. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление – верные спутники любой незваной разлуки.
Но ничего страшного и невозвратного – на этот раз – не произошло. Не закончилось ещё и трёх полных циклов преображения старушки-Луны, как тёмно-бурая камышовая кошка вновь сидел на пороге дома семейства Монтелеонов, а на её мохнатой шее – на массивной цепочке – висел внушительный золотой медальон, испещрённый по краям непонятными древними письменами. А в центре этого медальона, на другой его стороне, был искусно выгравирован цветок розы, понятно, что жёлтой – раз на золоте…
Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки: Маркиза нагнула свою массивную голову, ловко стряхнула золотое украшение на каменные плиты, и решительно – правой лапой – пододвинула ценный подарок к ногам опешившего Джедди.
Ну, и кто после этого скажет, что все кошки – создания неразумные и наглые, в гордыне своей позабывшие, что есть такое – элементарная благодарность?
Открыть медальон (а внутренняя пустота чётко простукивалась), так никому и не удалось, как, впрочем, и прочитать загадочные письмена, начертанные на нём. Хотя Чабес Хурадо – индеец из какого-то горного племени – уверял, что видел похожие вычурные значки, высеченные на основании древней каменной пирамиды, спрятанной где-то в самом сердце диких никарагуанских джунглей…
Некоторые современные образованные умники считают, что Джедди – по своему природному происхождению – являлся обыкновенным хоббитом. Ну, из тех, которых так увлекательно описал уважаемый мистер Дж. Р. Р. Толкинен…. А что здесь такого? Эта гипотеза, на мой взгляд, ничуть не хуже, чем пространные рассуждения (тоже имеющие место быть), о домовых, троллях, инопланетянах и говорящих обезьянах…