Вы здесь

Подводная агентура. Глава 2 (С. И. Зверев, 2013)

Глава 2

Аденский залив

С молодой четой Карсонов Луиза познакомилась в Ахмадабаде. Джон Карсон и Глория были молодоженами. Это сразу бросалось в глаза. И по тому, как они смотрели друг на друга, как касались друг друга. И несмотря на то, что Джон старше своей молодой жены лет на двадцать, чувства он к ней испытывал пылкие, юношеские.

Джон Карсон – крупный землевладелец в Испании. Большая часть его состояния в недвижимости и в туристическом бизнесе. Глория была топ-менеджером в одной из его компаний, и случилось то, что часто случается, – они полюбили друг друга. Правда, Луиза с некоторым скепсисом относилась к таким историям, но своих потаенных мыслей не выдавала.

Впервые Луиза Уитнер столкнулась с молодоженами в мечети Сиди Башир, расположенной в Ахмадабаде. Этот город в индийской провинции Гуджарат был крупной достопримечательностью и привлекал туристов со всего света. И естественно, что одним из самых притягательных мест города являлась эта мечеть из-за ее уникальной архитектуры. А еще ее называли Мечеть Джульта Минар, что значит Мечеть с Дрожащими Минаретами{ У мечети есть два минарета, каждый из которых имеет три уровня с высокими резными балконами. Любое сотрясение в любом из минаретов передается другому минарету, который будет вибрировать в течение нескольких секунд несмотря на то, что соединяющий их проход остается свободным от вибрации. Причина этого уникального свойства здания неизвестна. Впервые из европейцев это явление заметил и описал в XIX веке английский ученый М. Вилльямс.}.

Луиза старалась не попадаться молодой паре на глаза, чтобы потом в удобный момент случилась «маленькая неприятность». Засмотревшись на здание, плечистый мистер Карсон случайно толкнул молодую незнакомку. Девушка упала и подвернула ногу. Правда, еще и коленку ободрала, но это было уже удачным экспромтом.

Последовала буря извинений и возгласов «какой я неуклюжий». Испачканные и порванные на колене незнакомки брючки заставили виновника этой неприятности проявить максимум галантности и предложить посетить их яхту, что стояла на рейде. Так произошло знакомство, так Луиза Уитнер оказалась на яхте «Венера», на которой молодая чета возвращалась из экзотического свадебного путешествия по Юго-Восточной Азии.

Луиза оказалась очень интересным человеком и быстро подружилась с Глорией. Они были даже чем-то похожи. Обе высокие, с хорошими фигурами, с короткими светлыми волосами и серыми глазами. В определенной ситуации их можно было бы принять за сестер, если бы не чисто американское произношение и грубоватый голос Луизы.

Как-то само собой получилось, что молодожены пригласили Луизу отправиться в Европу с ними на яхте, Луиза согласилась и вот уже второй день развлекала хозяев подробностями признаков надвигающегося «конца света». Будучи геологом, она сыпала терминами из геотектоники, рисовала схему магнитного поля Земли, подробно расписывала механизм смены магнитных полюсов и возможных катастрофических последствий этого. Отдельно Луиза много рассказывала о календаре индейцев майя и их предсказаниях.

Все это страшно забавляло молодую чету, а к концу вторых суток Луиза вдруг расхохоталась и призналась, что все ею рассказанное – самая заурядная чушь, которая интересна только журналистам. Она очень подробно поведала историю нахождения этих плит с высеченными на них символами в дебрях Южной Америки. Как эти символы стали переводить, как стали пытаться соотносить их с нашим летосчислением и как окончательно запутались. Осталась только журналистская утка, на которой сделали большие деньги издатели и кинокомпании. Никто ведь не знает, что это не календарь майя заканчивается на декабре 2012 года, а сама плита, на которой он высечен. Там просто большой поврежденный участок. А на других плитах есть и 2014 год, и другие, что идут после 2012-го.

Все было отлично, только стюард Карсонов Луизе очень не нравился. Этот невысокий худощавый молодой мужчина с прилизанными жидкими волосами и слащавыми манерами гомосексуалиста был ей почему-то неприятен. То ли она недолюбливала таких не в меру услужливых типов, то ли была иная причина, но на Руди Саласа она не могла смотреть иначе, кроме как с неприязнью.

Вскоре яхта вошла в Аденский залив. Луиза стала молчаливой и напряженной, но Джон успокоил девушку. Судно имело такую скорость, что катера пиратов, если таковые и появятся вдали от сомалийских берегов, их просто не догонят. «Венера» была маневренным судном, а максимальная скорость, которую она могла развить в случае необходимости, равнялась шестидесяти узлам. В пересчете на сухопутное исчисление это было больше ста километров в час. Правда, при этом яхта тратила катастрофическое количество горючего, но Джон советовал об этом не беспокоиться.

Это произошло на рассвете при очень спокойном море. Луиза услышала, как мерному плеску волн за иллюминатором у изголовья кровати в ее каюте, добавляется еще какой-то звук. Сначала он показался ей похожим на комариный писк, потом на звук автомобильного мотора. А когда она окончательно проснулась, то поняла: пришла беда.

Рев моторов быстроходных катеров слышался слева и сзади. Потом над водой застучали знакомые звуки пулеметных и автоматных очередей. Луиза вскочила с постели и бросилась к иллюминатору. Катера крутились на кильватерной струе яхты, выскакивали сбоку, но все эти маневры заставляли их терять скорость, а яхта все ускоряла и ускоряла ход. Корпус стал мелко вибрировать, это ощущалось босыми ногами, если стоять на полу.

Кажется, удастся уйти, решила Луиза и, натянув шорты и футболку, бросилась из каюты. Она слышала, как звуки моторов катеров сместились и теперь раздавались слева, слышала, как по корпусу несколько раз ударило будто горохом. Наверное, это пули били в переборки ходового мостика. А есть ли у Джона оружие? Мысль пришла в голову и тут же исчезла, потому что яхта как будто натолкнулась на что-то. Луиза споткнулась и по инерции пролетела по коридору до самой лестницы.

Судно билось будто в агонии, пытаясь обоими моторами взбить воду за кормой и снова понестись вперед. Но что-то мешало, а потом двигатели встали. На палубе кто-то закричал по-английски, затопали ноги. А потом совсем рядом, судя по звукам, появились катера. Вот тебе и надежда на технику! А она возьми и подведи в самый неподходящий момент. Луиза подумала, что пуля пиратов могла повредить какой-то механизм яхты или просто пробить борт и убить механика.

Луиза выскочила на палубу. Большого смысла в этом поступке не было, потому что либо у хозяина яхты имелись средства защиты от нападения морских разбойников, либо не имелись. Во втором случае сопротивление бессмысленно. Наличие автоматического оружия у пиратов, быстроходные катера и огромный опыт сводили все попытки экипажа отбиться от нападения к нулю.

И все-таки девушка не могла сидеть в каюте, когда снаружи разворачивались такие события. Она прекрасно знала о повадках сомалийских пиратов, знала, что кровь проливается тут редко. Пираты держали слово и выдавали суда и заложников, когда затребованная ими сумма выплачивалась. И все экипажи ходивших через Аденский залив судов понимали, что лучше не сопротивляться и тогда все обойдется. Судовладелец заплатит выкуп, страховая компания компенсирует судовладельцу потери, экипаж вернется домой, и все будут довольны. Даже получатель груза не сможет возразить и предъявить дополнительные требования к перевозчику, потому что захват груза пиратами считается форс-мажорными обстоятельствами, как стихийные бедствия или военные действия.

Удары по борту, скрежет, а потом две длинные автоматные очереди. Над палубой пронесся пронзительный человеческий крик. Потом затопали ноги и послышались злобные голоса, снова ударили автоматы. Луиза стиснула зубы и бросилась по лестнице вверх. Уж совсем невозможно было сидеть в своей каюте, когда наверху убивали людей.

Лестница выходила на нижнюю палубу, и миновать этот участок никак нельзя. Луиза надеялась, миновав двери, прошмыгнуть направо и укрыться за моторным катером, затянутым брезентом и принайтовленным у борта. Оттуда можно было оценить обстановку и придумать, что следует сделать в данной ситуации. Но то, что девушка увидела, смешало все ее планы.

Три члена экипажа валялись на палубе в лужах крови, через оба борта лезли с криками чернокожие люди в стареньких военных камуфляжных костюмах. А еще она увидела Джона Карсона в спортивной майке и таких же трусах. Увлечение спортом и крепкое телосложение позволяли бизнесмену оказать нападавшим достойное сопротивление. Трое чернокожих пиратов никак не могли справиться с европейцем. Удары сыпались с обеих сторон, тела сплетались, и тут же груда тел рассыпалась, и снова Карсон поднимался в полный рост над местом схватки. Он никак не мог дотянуться до огромного «кольта» 45-го калибра, который у него выбили в самом начале схватки.

И тут пираты увидели Луизу. Настал критический момент принятия решения. Или сразу сдаваться и надеяться на милосердие бандитов, а учитывая три трупа моряков, надеяться особенно не на что. Либо… Либо попытаться изменить преимущество сил в свою сторону. Ведь где-то были еще двое моряков из маленького экипажа яхты, неприятный стюард Салас, который тоже мужчина. А главное, пиратов не так уж и много, всего человек десять или пятнадцать.

Луиза рассчитывала на то, что ей удастся схватить валявшийся на палубе пистолет. Наверняка пираты не рискнут стрелять в нее в этой толчее на палубе, опасаясь попасть в своих. Если удастся пристрелить пару или тройку пиратов, то, возможно, Джон сможет взять автомат одного из убитых. Это шанс положить еще двоих-троих. Вот тебе и минус половина бандитов! Примерно пятеро внизу в лодках, а на палубе силы сравняются, при условии, что вовремя подоспеют оставшиеся в живых члены экипажа. Как все это не вовремя! И так чудом удалось выбраться из Индии, а тут…

Появление молодой стройной женщины пираты не восприняли всерьез, посчитав, что она не представляет угрозы. И когда Луиза в кувырке бросила свое тело в сторону пистолета под ногами их собратьев, борющихся с европейцем, было поздно. Девушка схватила толстую рукоятку, проведя большим пальцем, сразу определила, что оружие снято с предохранителя и тут же нажала на спусковой крючок.

Первое ее действие должно было остановить наиболее ретивых бандитов, и тут было не очень важно попасть в кого-то. Главное стрельба и главное успеть понять, что патрон в пистолете загнан в патронник. Ей повезло! Первая же пуля попала в ногу одному из пиратов, державшему Джона сзади за шею. Луиза оттолкнулась ногами, крутанулась, как волчок на полу, на одной точке сгорбленной спины. Тут главное реакция и навыки, а все это у девушки было в достатке. Ее тело провернулось на полу дважды, а пистолет успел мощно произвести шесть выстрелов, подпрыгивая в руке.

Кто-то куда-то стрельнул из старенького АК-74, кто-то истошно заорал, затопали ноги разбегающихся во все стороны чернокожих бандитов. Луиза успела оценить результаты своей стрельбы как вполне удовлетворительные – минимум три серьезных попадания у нее получились. А что такое попадание из «кольта» с его пулей 11,43 мм, да с мощным патроном. Говорят, нападающий лев в саванне от попадания в лоб с близкого расстояния пули, выпущенной из «кольта», переворачивается через голову. Это называется мощное останавливающее действие. Теперь время убираться с открытого пространства и отвлечь пиратов от Джона, чтобы дать ему возможность взять в руки оружие и…

Луиза прыгнула в сторону, прикрываясь надстройкой моторного узла трюмного лифта, но уже в прыжке поняла, что случилась беда. Она боковым зрением уловила безрадостную картину. Кажется, один пират отползал в сторону, держась за ногу, двое в панике бросились искать укрытие, а Джон, схватившись за живот и согнувшись пополам, валился на палубу.

Рискуя получить пулю, Луиза высунула голову и убедилась, что виденное ею не было ни сном и ни галлюцинацией. Сердце сжалось от обиды за Глорию, от горечи осознания, что тут почему-то не намерены никого щадить. Джон Карсон скорчился на палубе и ворочался там с утробными стонами. Пуля или пули попали ему в живот. Если не оказать срочную квалифицированную помощь, то всего через несколько часов человек погибнет. А от болевого шока он может умереть через несколько минут.

Луиза мысленно измерила расстояние до ближайшего автомата, который валялся на палубе. Наверное, метров пять. Это чуть больше секунды, и главное, чтобы никто не держал под прицелом ее убежище. Иначе, вскочив на ноги, она окажется сама под ливнем пуль. Нет, надо не к автомату бежать, а двигаться по периметру палубы и стрелять.

Разработать новый план не удалось, потому что в воцарившейся на какой-то миг тишине Луиза хорошо услышала сдавленный женский крик. И через секунду чернокожий человек с глубоким шрамом, пересекавшим правую бровь, вытащил на палубу Глорию. Женщина была в голубом дорогом пеньюаре, который теперь висел на ней клочьями. Бандит держал ее, обхватив за плечи рукой, а к горлу Глории был приставлен большой армейский нож.

– Эй, американка! – крикнул главарь по-английски с заметным акцентом. – Бросай оружие, а то твоя подруга умрет. Мы не воюем с женщинами и пощадим вас обеих.

Луиза застонала в голос от отчаяния. Она терпеть не могла, когда ее загоняли в угол, когда приходилось терять инициативу и действовать в угоду сложившейся ситуации и не иметь возможности просчитывать ее хотя бы на шаг вперед.

– Что вам от нас нужно? – крикнула Луиза в надежде еще немного потянуть время и подумать, как поступать дальше.

– Как что? – расхохотался главарь, вслед за смехом которого послышались не очень уверенные смешки его бойцов. – Добыча! Вы наши пленники, судно – наша добыча. За вас заплатят выкуп, и мы вас освободим.

– Зачем вы убили этих людей? – снова потребовала ответа Луиза.

– Они оказали сопротивление, а я не намерен жертвовать жизнью своих людей. Либо вы сдаетесь, либо умираете. Таков закон!

– Чей закон? – зло крикнула Луиза. – Это закон бандитизма! Мы в нейтральных водах, и вы нарушили международные законы, а не законы своей страны. Вы международные преступники!

– Эй ты, американка! – закричал главарь, перестав улыбаться.

До Луизы наконец дошло, что ее называют американкой, хотя Карсоны имели двойное гражданство. По происхождению они были англичанами, но имели еще и испанское гражданство, именно в этой стране существовал основной бизнес Джона. Этот тип по произношению понял, что девушка с пистолетом американка? Сомнительно! А еще говорят, что сомалийские пираты имеют своих людей во всех портах. И им поставляют информацию обо всех интересных грузах и богатых судах, которые намерены пройти Аденским заливом.

– Эй, ты! – разозлился главарь. – Не говори мне о международных законах! Где были твои милосердные законы, когда мою страну рвали на части западные компании, когда прибрежные воды грабили чужие суда, где были твои международные законы, когда в стране царил голод, когда умирали дети, когда за кусок хлеба брат убивал брата? Вы не смеете диктовать нам условия, потому что вы не пришли нам на помощь, а теперь мы просто берем то, что вы нам задолжали, толстосумы! Бросай пистолет и выходи, или я отрежу голову этой твари!

Луиза стиснула зубы и швырнула пистолет под ноги главарю бандитов. Выхода не было, и ей очень не хотелось, чтобы из-за нее убили эту несчастную женщину, не обидевшую за свою жизнь и кошки, ту, которая исправно платила налоги и состояла членом двух или трех благотворительных обществ. Вот уж кто не заслужил такой расправы, так это Глория Карсон.

Луиза поднялась и широко расставила руки, демонстрируя, что оружия у нее больше нет. Вокруг главаря появились его бойцы, выбравшиеся из своих укрытий. Они настороженно следили за движениями девушки и продолжали целиться в нее из автоматов. Главарь снова расплылся в широченной улыбке, блеснув огромными белыми зубами. Он ободряюще кивал и, кажется, считал шаги, которые Луиза делала от своего укрытия до середины палубы. Потом он что-то сказал на своем родном языке, и случилось страшное…

Рука с огромным ножом вдруг сделала резкое движение по горизонтали, а потом вверх к уху. Глория взвизгнула и упала на колени, выпущенная бандитом. Остатки пеньюара на ее груди мгновенно потемнели от крови, она хлестала сквозь пальцы, которыми женщина зажимала перерезанное горло. Она страшно таращила глаза на Луизу. Постепенно глаза мутнели, потом женщина закашлялась, кровь хлынула изо рта, и она повалилась на палубу, дергаясь в агонии.

Главарь что-то крикнул, указывая на Луизу окровавленным ножом. К ней кинулись сразу несколько человек, но действовали они очень осторожно и пытались зайти сразу с нескольких сторон. Девушка издала хищный рык раненой пантеры и с разворота нанесла сильный удар в живот бандиту, который заходил сзади. От неожиданности пират вскрикнул и упал, выронив оружие. Луиза, продолжая балансировать на одной ноге, тут же изменила направление атаки и ударила боковой частью стопы в челюсть второму. Но на нее кинулись сразу несколько человек.

Луиза раздавала удары руками и ногами, обдирая кулаки. В спину ей врезался приклад с такой силой, что она потеряла равновесие. Но все же успела нанести удар согнутым локтем кому-то в зубы. А потом голова будто раскололась от страшной острой боли. Глаза увидели вместо привычного мира радугу с искрами и яркими разводами, а потом палуба стала стремительно приближаться.

Она не чувствовала, как ее схватили за ноги и потащили по палубе к борту. Там, накинув петлю, девушку как мешок спустили в один из катеров, где предварительно связали руки и ноги. Она не видела, как из машинного отделения вышли пираты и, скаля зубы, закивали. Не видела Луиза и то, как грабили каюты яхты, как автогеном вскрыли сейф с документами и деньгами, как с трупа Глории сдирали украшения. Как ее труп, вместе с трупом мужа и трупами членов команды сбрасывали за борт, привязав предварительно к ногам груз из найденных на судне тяжелых вещей.

Не видела Луиза того, как главарь пиратов дружески обнял Руди Саласа, появившегося на палубе. Как пираты хлопали европейца по плечам и улыбались.

Не видела она и того, что Саласа, спустившегося в катер главаря, вдруг ударили ножом в спину и столкнули ударом ноги за борт в бездонный океан. И вода на месте его падения стала окрашиваться в красный цвет. А катера уже двинулись, тяжело задирая носы, на юг в сторону побережья Сомалиленда. Умолкшая и одинокая яхта «Венера» осталась покачиваться на волнах, медленно разворачиваясь корпусом под действием течения и надвигающегося свежего морского ветра.

Москва. Главный штаб ВМФ

Капитан первого ранга Ломашевский мерил шагами коридор возле дверей комнаты для совещаний. Высокий, поджарый, с плотно сжатыми губами и колючими глазами на загорелом лице, он создавал впечатление матерого морского волка, которого только какие-то исключительные обстоятельства заставили сойти на грешную землю, оставив мостик своего корабля.

Причем ассоциации возникали отнюдь не с современными ракетными катерами или противолодочными кораблями, а именно с бригами и фрегатами, некогда бороздившими Карибское море под черным флагом. Да и внешность офицера в черном кителе с впечатляющим набором орденских планок, как-то очень хорошо ассоциировалась с ботфортами, цветным платком на голове и огромными пистолетами за широким кожаным поясом. К месту, наверное, был бы и попугай на плече, который бы постоянно кричал: «Пиастры! Пиастры!»

За дверями шло совещание высшего командования штаба флота и Разведуправления. Правда, там присутствовали еще какие-то люди в гражданском и в зеленой общевойсковой форме в чинах не ниже полковника. Ломашевский догадывался, что где-то создалась кризисная ситуация. Причем ситуация эта не касалась флота как такового. Возможно, что разведки, военной разведки, может быть, безопасности российских граждан за рубежом. Но решать задачу придется флоту. Это было очевидно. И груз этот командование флотом намеревается повесить на его крепкую шею – капитана первого ранга Ломашевского.

Наконец одна створка высокой двери открылась, и появилась фигура офицера оперативного управления Черноморского флота. Он кивнул Ломашевскому и посторонился, пропуская его в зал для совещаний. Перед глазами офицера предстала большая комната с кольцом широкого стола посередине, за которым могло разместиться около тридцати человек. Сейчас же за ним сидели всего шестеро: заместитель начальника Главного штаба ВМФ, начальник Разведуправления флота, два полковника в общевойсковой форме и двое в гражданском.

Ломашевский повел головой, прикидывая, кому же доложить о своем прибытии, но его шеф, начальник Разведуправления, заговорил первым.

– Позвольте представить вам капитана первого ранга Ломашевского Дениса Васильевича. Очень опытный офицер из группы стратегических операций. За плечами не один десяток успешных операций за пределами нашей страны. Превосходный тактик с оперативным мышлением, отличной боевой подготовкой, умением командовать и добиваться цели в составе группы. В совершенстве владеет четырьмя языками, может объясняться на бытовом уровне еще на четырех. Разведуправление рекомендует Ломашевского в качестве командира группы.

– А сама группа? – резко и недовольно спросил лысеющий полковник в зеленой форме. – Саму группу вы не можете предоставить? Нет в наличии, все на заданиях?

– Видите ли, – спокойно пояснил начальник Разведуправления, – при подготовке таких операций у нас принято доверять ее одному человеку, лидеру, специалисту. А уж набор группы – это его дело, как и разработка самой операции. У вас разве не так?

По этой тираде Ломашевский понял, что армейский полковник не иначе как из ГРУ. В таком случае произошло нечто из ряда вон выходящее, если они сами срочно сюда прибыли, хотя официально и являются для разведки флота вышестоящей организацией. Неудивительно будет, если этот в гражданке окажется из аппарата Службы внешней разведки. Ломашевский стал просчитывать ситуации, при которых центральный аппарат не стал использовать свои группы, в которых хватает и моряков, и инженеров, и нелегалов-закордонников всех мастей. Получалось, что им нужны спецы, у которых есть конкретный опыт в конкретных или конкретной операции. Или имеющие отношение к определенной специфике. Яснее ясного, что во всех разведподразделениях ГРУ не соберешь боевиков и агентов со всеми мыслимыми и немыслимыми специальностями.

– Скажите, Денис Васильевич, – мягким голосом произнес человек в штатском, – у вас есть опыт работы с боевыми пловцами? Боевой опыт.

– Ломашевский принимал участие в подготовке десанта и морской спецоперации в августе 2008 года по принуждению Грузии… – начал начальник флотской разведки, но человек в гражданке его перебил:

– Я помню. И так?

– Так точно, товарищ генерал, – ответил Ломашевский.

По тому, как у этого человека вздернулась одна бровь, а потом опала, и по тому, что он никак не отреагировал на это обращение, Ломашевский понял, что со званием не ошибся.

– Лично владею и аквалангами всех типов, и специальным подводным снаряжением. Имею опыт подготовки и проведения боевых операций. Думаю, дальше Средиземного моря и Северной Африки не пойдем. Значит, дело в нестабильном арабском мире.

– Хорошо, товарищи, – кивнул человек в гражданском, – я предлагаю поставить задачу и отпустить капитана первого ранга. Наши рекомендации и пожелания мы можем сформулировать несколько позднее и передать в штаб Черноморского флота в течение суток…

Египет. Южное побережье Синайского полуострова. Курорт Шарм-эль-Шейх

Отличить вновь прибывших на этот модный и один из самых красивых египетских курортов на побережье Красного моря можно по тому, как они проводят утро второго дня. Если не выходят из номеров или в состоянии полусонной прострации валяются под декоративными тростниковыми навесами на пляже, то ночь они провели на Синайской горе. Это стало даже не традицией, а какой-то страстью. Прибывающие в Шарм-эль-Шейх туристы неизменно первым делом направляются на экскурсию в монастырь Святой Екатерины, один из самых интересных туристических объектов на Синае, где находится часовня Неопалимой Купины. Монастырь расположен у подножия библейской Синайской горы, где, как гласит предание, Моисею были переданы скрижали с десятью заповедями.

И каждую ночь десятки паломников из разных стран мира поднимаются от монастыря на гору Синай, чтобы встретить там рассвет. Подъем не прост и не легок, как нелегок и спуск с горы, хотя он проходит уже при свете вставшего солнца. Тем не менее туристы после такого похода сутки отлеживаются в шезлонгах на морском ветерке или в номерах с включенными кондиционерами. Кому что приятнее.

В большинстве все же туристам приятнее дремать на воздухе. Здесь пред взором всегда огромное разнообразие диковинных цветов, изумрудная зелень лужаек, экзотические деревья и пальмы, отягощенные свисающими финиками. Пляжи здесь просторны и не зажаты городской инфраструктурой, песок мягок и нежен, а море имеет бирюзовый оттенок. Приятно после европейских городских ландшафтов лежать и наслаждаться видом голубых бассейнов под ногами, разноцветными каньонами, сказочного вида скалами вдали и морем желтого песка, уходящим вправо и влево за горизонт.

Мужчина в больших противосолнечных очках и цветных пляжных трусах сидел в глубоком шезлонге под коническим навесом. Он дремал. Этот немолодой уже человек имел хорошую фигуру, которая говорила о его спортивном прошлом или ином занятии, позволявшем или требовавшем сохранения хорошей физической формы.

Сейчас же мышцы выглядели обвисшими. Мужчина приподнял руку и посмотрел на часы. Видимо, время, которое указывали стрелки, чему-то соответствовало, потому что он принял вертикальную позу и отставил стакан.

Утопая по щиколотку в песке, по берегу шел смуглый человек средних лет, среднего телосложения и с полотенцем на плече. На нем были неизменные темные очки. Шел он неторопливо с видом отрешившегося от всех дел человека, но, поравнявшись с шезлонгом европейца (или американца), он резко свернул от воды и пошел в тень навеса.

– Я приветствую вас, Энди, – произнес он по-английски, бросая полотенце на свободный деревянный лежак и усаживаясь на него. – Как наши дела?

– Вы, Джон, поражаете меня! – с усмешкой ответил человек в шезлонге. – Сначала от вас в течение двух недель нет никаких известий, потом вы появляетесь, отказываетесь от официального доклада и требуете конфиденциальной встречи. Это я у вас должен спросить, а как же обстоят наши дела.

– Ну что же, – кивнул смуглый человек. – Практически вы ответили мне на многие не заданные мною вопросы. Напряжение в «конторе», как я понимаю, выросло до непостижимых показателей? Только непонятно, почему я являюсь объектом вашего раздражения, мистер Хабер? Не я создал ситуацию, при которой конфиденциальная информация стала известна посторонним людям, не я упустил объект из-под наблюдения. Я только получил задание, выполнение которого осложнялось огромным количеством неизвестных. И я его, между прочим, выполнил.

– Вот с этого и надо было начинать, – ворчливо ответил Хабер. – Так что же произошло из ряда вон выходящего, Лонго?

– Прежде чем отправлять доклады в «контору», я хотел бы поговорить с вами, Энди. Все-таки вы мой куратор в Северной Африке и вам было вменено в обязанность обеспечить выполнение мною этой миссии. Объект задержан и находится, как мне сообщили, под надежной охраной на границе Путленда и Сомалиленда. Но есть некоторые обстоятельства, которые я хотел бы обговорить с вами, прежде чем предъявлять их нашему начальству с крахмальными воротничками.

– Что произошло? – насторожился Хабер. – Вы наследили при выполнении операции?

– Я в ней не участвовал. Лично не участвовал. Мне бы это не удалось при всем моем горячем желании, потому что искать объект пришлось в регионе протяженностью в тысячи километров и на территории десятка государств. Сработал капкан в Индии, воспользоваться пришлось надежным вариантом с сомалийскими пиратами. Там все скрывается на дне морском без следа. Но пираты слишком любят деньги и работают очень небрежно.

– Иными словами, Джон, вы не знаете, где материалы? А допрос объекта?

– Этим я займусь, как только закончу беседу с вами. Скажу только, что поднимется шум в связи с гибелью европейцев и исчезновением морской яхты. Наемники, естественно, ничего не знали о материалах. Боюсь, что интересующие нас материалы находятся на дне морском.

– Нас устроил бы и такой вариант, если бы имелась гарантия. Вы можете предоставить гарантии, Джон?

Полковник ЦРУ Энди Хабер был опытным работником и хорошо знал нравы и порядки, царившие в «конторе». Там очень любили победы, за которые не судят, и терпеть не могли провалов. Тогда «контора» открещивалась и от своих агентов, и от своего участия в операциях. Всякое было, многое помнил полковник Хабер. Сейчас он правильно оценил ситуацию. Если нет материалов, за которыми охотился полевой агент Джон Лонго, то должны быть доказательства, что эти материалы уничтожены. Потому что это копии, и сами по себе они не имеют двусторонней ценности. А раз уничтожены, то операция выполнена успешно.

– Я позвоню оттуда, как только разберусь на месте, – пообещал Лонго. – Мне нужны будут деньги, ибо эти ребята сразу начнут меня шантажировать и пугать. Придется кое-кого умаслить, чтобы держать в узде главаря хоть какое-то время, пока они там все не снюхались и не сожрали меня самого. Не любят нас в этих странах, полковник, ох как не любят. И если бы не зеленые бумажки с ликами наших бывших президентов, то…

– Вы справитесь, Джон, я вас знаю не первый год, – усмехнулся Хабер. – Только помните, что у вас есть еще одна задача. Вы должны выяснить, что за «крот» завелся в нашей резидентуре. Откуда произошла утечка информации. Попытайтесь на месте по характеру материалов понять это.

Лонго кивнул и встал с лежака.

– Я в отель, а через два часа за мной к причалу подойдет катер. Так как с деньгами, Энди?

– Сколько нужно?

– Десять тысяч. Можно сотенными купюрами для компактности. И неплохо какой-нибудь кевларовый бронежилет, чтобы можно было надеть под рубашку. Свой мне пришлось оставить в Индии в отеле.

Новороссийск. Квартира капитана 1-го ранга в отставке В. И. Истомина

После того как ушел посыльный матрос из штаба бригады, Истомин-старший подошел и посмотрел сыну в глаза.

– Ты чего, папа? – Андрей постарался сделать лицо беззаботным. – Я же служу, неизбежно вызывают для…

– Я не вчера родился, Андрей, – остановил сына отец. – Тебе дали сутки на то, чтобы уладить личные дела, а такие приказы обычно отдаются перед… походами. Значит, командировка?

– Папа, ну я не знаю, – рассмеялся Истомин-младший. – Наверное. Ты вспомни, как мы блеснули на последних учениях перед представителями штаба флота. Наверняка потащат на какие-нибудь генштабовские учения. Так уже бывало.

Отец какое-то время смотрел на сына суровым взглядом, потом смягчился. Он потрепал Андрея по крутой шее и пошел на кухню заваривать чай.

– Ты никак не поймешь, что я не о тебе беспокоюсь, Андрей, – громко сказал он оттуда. – Ты взрослый мальчик, ты офицер, у тебя большой опыт, хорошая подготовка. Ты сможешь многое преодолеть и выполнить задачу.

– А что же тебя беспокоит, папа? – не понял Истомин-младший и вышел на кухню, подперев плечом дверной косяк.

– Ты до сих пор не женат, Андрей, и ничего не говоришь о своих планах на этот счет. Если тебя на любовном фронте преследуют сплошные неудачи, это может тебя беспокоить, мешать твоей службе…

– Стоп, стоп, стоп! – запротестовал Андрей, подошел к отцу, взял его за плечи и ткнулся лбом ему в затылок. – Папа, ты все еще считаешь меня ребенком. Тогда слушай доклад! Девушки у меня на настоящий момент нет, и вздыхать мне не о ком. Так что никакой помехи для службы не имеется. А если тебя волнует, что по дому не ползают в большом количестве внуки и внучки, то… Я просто не встретил еще той, от которой мне хотелось бы детей.

– Что, совсем? – повернулся к сыну отец. – А Лариса? Она создает впечатление самостоятельной и умной девушки.

– То-то и оно, – развел руками Андрей. – Слишком умная, настолько умная, что спланировала нашу совместную жизнь на много лет вперед и за меня, и за себя. Причем не получив даже предложения руки и сердца.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Она замучила бы и меня, и тебя своим мнением, что я достаточно послужил и теперь должен бросить флот. И примеры были бы приведены по поводу того, что многие ее знакомые занялись бизнесом и у них отлично пошло дело. Понимаешь, в ее кругу военная служба не в почете. У них престижны занятие бизнесом и жизнь в свое удовольствие. А я так жить не хочу, не умею и не желаю!

– Ну-ну, не шуми. Может, ты ее не так понял?

– А как еще понять женщину, которую в первую очередь волнует чувство собственного достоинства и мнение окружающих ее людей. Заметь, не мнение мужа, а мнение окружающих. Чуждый мне этот круг людей, папа, очень чуждый. Я офицер Российского флота, сын офицера и внук и… так далее.

Истомин-старший повернулся и посмотрел на сына. Ему понравилось, как он произнес эти слова. Раньше он такого за Андреем не замечал и такого от него не слышал. Исчезла эта так раздражавшая отца бравада и легкомысленность. Исчезла бесшабашность, легковесность суждений и поступков. И лицо Андрея после той прошлогодней командировки стало иным. Повзрослевшим? Возможно. Во всяком случае, в парне стало больше силы, ответственности. Не за себя, не за свои поступки, а за большее. За то, чему служит российский офицер.

– Да, – тихо сказал Владимир Иванович, – ты вырос, сынок, повзрослел.

– Может быть, – так же тихо ответил Андрей, задумчиво глядя в окно на вечернюю улицу. – Может быть. Кстати, ты завтра со мной в школу пойдешь?


«Последний звонок» Андрей помнил хорошо. Он старательно скрывал грусть о том, что школа окончена, и тогда, и в последующие годы. Скрывал даже от Сашки Ветрова – своего лучшего и верного дружка, от которого у Андрея никогда не было тайн. Почему он скрывал это от Сашки? Да потому что у них принято было с самого сопливого детства играть в «крутых» парней, которые от боли не плачут, от опасности не бегут, от смазливых девчонок не раскисают. Это была слабость, в которой Андрею не хотелось признаваться даже Сашке. А может, именно Сашке и не хотелось, потому что друг был первым судьей и свидетелем его достоинств и недостатков.

И вот теперь Сашки нет, а суд остался. Суд друга, который будет смотреть со своего постамента в сторону моря, но видеть все, что творится у Андрея на душе. Не то чтобы живой друг разговаривал с мертвым, нет. Скорее он невольно сверялся с теми критериями, которые их дружба задала много, очень много лет назад.

Идея поставить в школьном дворе бюст Александра Ветрова, героя-моряка, погибшего вдали от Родины при выполнении важного правительственного задания, принадлежала одному из выпускников. Он был скульптором, знал Сашку и Андрея, был свидетелем их дружбы. Поддержала его и администрация школы, в целях патриотического воспитания.

Родители Сашки не возражали. Не возражал и Андрей. Ему хотелось, чтобы у Сашки была пусть не могила, но хотя бы место, к которому можно прийти и почтить его память. Пусть вот этот небольшой памятник в их школьном дворе, где в теплое время года проходят линейки, «последние звонки» и другие общешкольные мероприятия.

Открытие памятника бывшему ученику школы приурочили как раз к «последнему звонку». Новая группа учеников выходит в большую жизнь. Так пусть они знают, какой она иногда бывает и как в ней себя вели самые достойные.

Отец в форме стоял рядом с Андреем и смотрел не на памятник, а на школьников. Правильно, он с высоты своего жизненного опыта видел в них будущее, а памятники… Памятники – это прошлое, пройденное, то, что скоро или забудется, или просто потеряет остроту переживаний. Андрей смотрел на каменное лицо Сашки, и перед ним уже не так ярко виделась картина погружающейся в бездну разбитой яхты, мертвого тела, которое ворочают с бока на бок и захлестывают волны. И тот миг, когда очередная волна накрыла его и больше не отпустила, когда Андрей осознал, что это навеки. Сашка, друг, человек, который всю жизнь был рядом даже в такие минуты, когда рядом не было и не могло быть родителей, который знал и судил о таких вещах, о которых не рассказывают родителям, да и вообще никому… Сашка, который спас ему жизнь тогда в холодных водах Южной Атлантики, приняв в грудь автоматную очередь, дав возможность укрыться, занять позицию, вытащить раненую Машу…

– А сейчас, ребята, – дошел до слуха Андрея голос директора школы математички Анны Ивановны, – я хочу предоставить слово однокласснику Саши Ветрова, его школьному и боевому другу, военному моряку Андрею Истомину. Пожалуйста, Андрей!

Глаза у директрисы были, конечно же, «на мокром месте». Да и многие хлюпали носами. И училки, и девчонки-старшеклассницы, и родители тоже. Андрей не подумав согласился, что скажет несколько слов. Теперь же он понял, как это будет трудно сделать. Пафосных фраз он не хотел, а что иного он мог сказать? Правду – нельзя, врать – тоже нельзя!


Он вышел к микрофону и посмотрел на ряды школьников, на учителей, которые, как теперь он заметил, постарели за эти годы. И строгая ворчунья директриса, которая, как они узнали уже после окончания школы, билась за каждого хулигана в милиции, в комиссии по делам несовершеннолетних, отстаивала перед родителями их детей, родителей перед их детьми.

Вон «англичанка» Вероника Андреевна. Все такая же красивая, только уже с несколько поблекшей внешностью. А как в нее во времена Андрея были влюблены все старшеклассники. И как морду били тем, кто додумывался говорить о ней пошлости. А вот Ольга Сергеевна из начальной школы. По молодости и глупости пацаны смеялись и исподтишка показывали на нее пальцем. Невысокая, страшненькая, она была замужем, когда пришла к ним в школу, у нее было двое детей и прекрасная во всех отношениях семья. А потом девчонки, строго хмуря брови, рассказывали недоумкам-мальчишкам, какой Ольга Сергеевна чудесный человек, как за ней хвостом ходят малыши, чуть ли не за подол держатся.

Что им сказать? Спасибо за то, что вырастили нас такими, дали путевку в жизнь? Глупо все это и даже пошло. Дело-то совсем в другом. Андрей снял фуражку, провел несколько раз по коротко стриженным волосам и заговорил с высоты своего гренадерского роста суровым баском воина:

– Ребята, я долго думал, что и как вам сказать сегодня. Я и сейчас не очень знаю, что именно, какие слова. Сашка был моим закадычным, как это принято говорить, другом, нас много что связывало. Вы окончили школу, у вас скоро выпускные экзамены, но самый главный экзамен у вас впереди. И не только у тех, кто наденет военную форму. Да, у военных есть такой долг, даже не долг, а просто работа. Эта работа заключается в том, чтобы всегда быть готовым умереть. И это нужно понимать и осознавать. А когда придет эта минута, когда родине потребуется твоя жизнь, ты должен сражаться до конца, чтобы боевая задача была выполнена, чтобы остались живы твои товарищи. Не хвататься за голову и со стенаниями восклицать: «А как же так, я не хочу умирать, я еще так молод». Нет, ты просто знаешь, что такое может быть, потому что это твоя профессия. Вот в чем суть армии и военного человека.

В толпе родителей зашмыгали носами и в ход пошли платочки и салфетки. Андрей нахмурился, поняв, что его понесло совсем не туда. Не оратор он!

– Мне хочется добавить, – продолжил он, – внутренняя готовность отдать себя всего для родины должна быть у каждого и на каждой работе. Хоть у водителя, хоть у строителя, хоть у учителя. Понимаете, все мы граждане своей страны и огромного мира, который нас окружает. Мы все в ответе за него, за то, каким он останется после нас. Если каждый спрячется в кусты, отвернется от зла, от чужой беды, то этот прекрасный мир рухнет. Мы сами его делаем, каждый день, каждым своим поступком. Помните это, когда начнете жить самостоятельно.

Он первым положил цветы к подножию памятника и первым ушел со школьного двора. Андрею было неприятно, как его хвалили за то, что нашел правильные слова, как его хотели оставить в каком-то там совете по каким-то делам, заставить принимать участие в работе какой-то общественной комиссии или общественного совета. Ушел потому, что чувствовал, глаза его увлажняются, когда он смотрит на этих постаревших учительниц, которые, судя по их взглядам, жалеют его.

Он понял, почему жалеют. Потом понял. Потому что он выбрал военную карьеру, потому что они учили его любить прекрасное, учили человеколюбию. А он выбрал профессию убивать себе подобных. Уметь убивать они его не учили, уметь не переживать, убив, тоже. Учили они его обратному. Правда, там были слова о любви к родине, о самопожертвовании, патриотизме. Но это были, как теперь казалось Андрею, слова и понятия, лишенные смысла, абстрактные. Смысл всего этого он понял только теперь: «похоронив» во второй раз друга и посмотрев в глаза своим учителям.

– Не пойду я туда больше, – тихо сказал Андрей, когда они шли с отцом по улице.

Отец промолчал, как будто все понял.