Аркадий Иванович оказался прав: всё только начиналось. Если первые три дня после аварии Вадиму ещё удавалось как-то держать себя в руках, ожидая мучительной процедуры захоронения, то сейчас тоска, отчаяние и боль овладели им без остатка.
Он пытался найти утешение на дне бутылки. Напивался почти до беспамятства, а когда начинал трезветь, понимал: это не выход. Да только рука сама уже тянулась за новой порцией алкоголя. В редкие минуты просветления Вадим замечал рядом с собой встревоженные лица матери и Сергея. Они старались его вразумить, что-то доказывали, а он лишь беззлобно отмахивался пустым стаканом и предлагал выпить с ним за компанию. Так продолжалось почти две недели.
В один из дней он вдруг отчётливо услышал над ухом жалобный детский плач. Оторвал от подушки тяжёлую похмельную голову и внимательно прислушался. Громкий плач продолжался. Вадим окончательно проснулся и сел на краю дивана, намереваясь на слух определить источник звука. Кажется, ребёнок надрывался в соседней квартире. И это было очень странно. Потому как за стеной жила одинокая старушка, которая никогда не имела детей и смиренно довольствовалась обществом старой кошки и облезлого попугая. Крик неожиданно смолк. Вадим тряхнул головой. Допился! Уже детские голоса стали мерещиться.
Он встал, пошатываясь, прошёл в ванную и долго плескался под струёй холодной воды – до тех пор, пока в голове окончательно не прояснилось. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, он сорвал с зеркала ткань и взглянул на собственное отражение. На него смотрело худое, измождённое, заросшее щетиной человекообразное существо. Унылое лицо вдовца, почти потерявшего свой облик. Вадим презрительно скривил губы:
– Что, дружок, хочешь утопить в водке чувство вины? Значит, вот так оберегает тебя твой инстинкт самосохранения – как страуса, головой в песок. – Он резко вскинул руку и показал своему отражению сложенную из пальцев фигу. – А это видел? Теперь каждый сам по себе!
С этого момента Вадим твёрдо решил не брать больше в рот ни капли спиртного. Он знал, что ему очень трудно будет справиться с эмоциями, почти невыполнимо. Но Наташа одобрила бы его действия. С инстинктами, как и с вредными привычками, можно бороться. А кто кого положит на обе лопатки, покажет жизнь.
Утром следующего дня, отмытый и чисто побритый, Вадим отправился на работу. Честно говоря, он уже не надеялся, что его вновь примут на службу. Две недели прогулов могли не на шутку разозлить даже самого терпеливого начальника. Однако ему повезло: директор оказался славным, понимающим мужиком и чисто по-человечески вошёл в его положение.
Работа стала для Вадима настоящей отдушиной. Он стремился как можно больше времени проводить на стройке или в офисе, лишь бы только не возвращаться в пустую квартиру, где каждая мелочь напоминала ему о погибшей семье.
Внешне он был спокоен, собран. Никто и не догадывался, что на самом деле творится у него на душе. Но если днём ему удавалось держать себя в руках и скрывать эмоции, то ночь притворства не терпела. Она, как палач, обнажала каждый его нерв и отнимала последние силы. В полумраке осиротевшей комнаты становилось особенно невыносимо. Сон не шёл, и он часами ждал, когда к нему забредёт милосердный Морфей и избавит от тяжких раздумий.
Иногда Вадим забывался, прислушиваясь к посторонним шорохам и звукам. Ему казалось, что сейчас завозится, закряхтит в своей колыбели дочка, вот-вот готовая расплакаться без любимой пустышки. Он почти физически ощущал, как Наташа осторожно (чтобы не разбудить его) встаёт с дивана и, склонившись над детской кроваткой, тихо поёт: «А-а-а… а-а-а». Он открывал глаза, и его сознание тут же пронзала страшная мысль: их больше нет! Внутри всё замирало, будто съёживалось в тугой сиротливый комок. И тогда ночную тишину разрывал только один-единственный звук – его протяжный, жалобный стон.
Много раз, вспоминая события того рокового утра, он клял себя за то, что повёз девчонок домой именно этой дорогой. Почему не выбрал другой маршрут? Почему бросил машину на повороте? Почему не заглушил двигатель? Тысячи «почему» беспокойно роились в голове, и он не находил на них ответа. А самое страшное – в момент аварии у него внутри ничто не дрогнуло. Он всегда думал, что в таких случаях сердце обязательно должно подсказать, почуять беду, но оно молчало. Ни предчувствия, ни намёка. Разве можно после всего этого назвать его любящим супругом и заботливым отцом?
Впрочем, всё произошло так быстро. По предварительной версии экспертов, «Тойота» загорелась от удара о дерево, к которому её отбросил автомобиль виновника ДТП. Деформация передней части автомашины привела к короткому замыканию в электронной системе двигателя, что, собственно, и вызвало возгорание.
А ведь у «Короллы» с самого начала были проблемы с электрикой. Тогда Вадиму это показалось легкоустранимым пустяком. И вот что из этого вышло.
Он мог себе только представить, что чувствовала Наташа, запертая с дочкой в стальном крематории. Из-за сильного удара она, скорее всего, потеряла сознание, а когда пришла в себя, было уже поздно. Двери заклинило, дым, огонь, плач ребёнка… Обезумевшая, она мечется по салону, а её последняя надежда на спасение под гордым названием «муж» тупо стоит в сторонке. Практически фонарный столб.
И пусть Аркадий Иванович хоть тысячу раз оправдывает его поведение, Вадим был твёрдо убеждён: он виноват в гибели семьи не меньше, чем сбежавший с места происшествия водитель.
Ближе к рассвету, измученный тяжкими думами, он забывался в коротком тревожном полусне. Потом наступало долгожданное утро, и Вадим с головой погружался в работу, лишь бы только избавить себя от горьких мыслей.
Глядя на его старания, мать не могла нарадоваться: наконец-то перестал пить, образумился. Ей было не важно, какие причины заставили сына бросить спиртное. Главное, что он пришёл в себя, а там потихонечку всё устроится, наладится и его личная жизнь. Но если бы она только знала, как невыносимо жжёт и ноет у него в груди, так, что безумно хочется вырвать сердце, – может быть, тогда сама поставила бы перед ним спасительную поллитровку.
А вот Сергей не разделял матушкиного оптимизма. Он, конечно, поддерживал вместе с ней Вадима как мог, но прекрасно понимал: все их старания напрасны. Они попросту игнорируются.
– Старик, ну нельзя же так, – не выдержал однажды приятель, – жизнь не стоит на месте, а ты закрылся внутри себя, как в раковине, и ничего не желаешь слышать! Возьми себя в руки, встряхнись, их ведь уже не вернёшь. Подумай о себе, пожалуйста!
Пылкое обращение друга ничего, кроме горькой иронии, не вызывало:
– В последнее время мне все только и твердят: приди в себя, одумайся, так нельзя… А как можно? Погубить свою семью и продолжать спокойно жить дальше?!
– Вадька. – Сергей решительно заглянул ему в глаза. – Тебе нужна помощь специалиста. Ты не справишься в одиночку. Посмотри: ты стал похож на тень. Позволь помочь тебе.
– Зачем?
– Я не хочу, чтобы ты тоже лёг в гроб.
Вадим оставил его пожелание без ответа…
Начало декабря всех удивило обильным снегопадом. И в первую очередь коммунальщиков. Уборочной техники, как всегда, не хватало – машины вязли в глубоком снегу, медленно продвигаясь по рыхлым дорогам. У пешеходов дела обстояли не лучшим образом. С трудом пробираясь козьими тропами к магазинам и подъездам, они возмущённо ругали нерадивых дворников, а вместе с ними – и всё мёстное домоуправление. Ничего не скажешь, весёленький выдался денёк.
Решив подышать свежим воздухом, а заодно купить что-нибудь к ужину, Вадим вышел на улицу. Снегу действительно навалило довольно прилично.
«Скоро уже сорок дней будет, – спохватился он. – Надо бы съездить на кладбище, почистить могилки».
В магазине он взял пачку пельменей, пакет молока, батон и отправился домой. Ноги неуклюже расползались в снежном месиве. Не поднимая глаз от дороги, Вадим упорно продвигался вперёд.
– Дядя Вадик! – окликнул его возле девятиэтажек тонкий детский голосок.
Он вскинул голову и обернулся. Позади него стояла девчушка лет шести-семи, закутанная в белый пуховик, а рядом с ней улыбалась высокая молодая женщина в меховой шубке. Но ни просторная одежда, ни длинный густой мех не могли скрыть её интересного положения.
– Дядя Вадик, а мы думали: ты это или не ты? – весело щебетала девочка, выпуская материнскую руку. – Я первая тебя заметила!
Вадим подошёл ближе. Вот так встреча!
– Вика? Какая же ты стала большая, почти невеста!
Девчушка смущённо заулыбалась.
– Да, время летит быстро, – подала голос Анжела. – Ну, здравствуй, Вадим.
– Здравствуй.
– Странно видеть тебя в этом районе. Ты здесь по делам?
– Не совсем. Я теперь тут живу.
– А-а, – протянула Анжела, – а мы вот к свекрови в гости собрались. Вон её дом.
Она указала рукой на дальнюю высотку. Заметив на пальце девушки обручальное кольцо, Вадим кивнул:
– Ты всё-таки вышла за него замуж?
– Да. – Анжелка с вызовом вскинула голову. – Теперь я тоже могу позволить себя любить.
Вадим смотрел на бывшую любовницу, и его не покидало странное чувство: уже больше года прошло с момента их расставания, а она по-прежнему держит на него старую обиду.
– Ты всё ещё сердишься?
– Глупости! – Анжела натянуто улыбнулась. – У меня замечательный муж – заботливый, любящий. Чего ещё для счастья надо? А то, что между нами было, давно прошло.
– Рад за тебя. Замужество пошло тебе на пользу.
– Спасибо! – Она облизнула ярко накрашенные губы. – Я слышала, ты тоже женился?
Вадим неуверенно качнул головой.
– Молодец. Честно говоря, не думала, что ты когда-нибудь решишься, – то ли похвалила, то ли принизила Анжела. – А чего худой-то такой? Или молодая жена не кормит?
– Зато ты кушаешь за двоих! – Он кивком указал на её выпирающий живот. – Когда рожать-то?
Анжелка с гордостью провела рукой по своей округлости:
– В феврале. Сынишка будет.
– Мам, а давай братика Вадимом назовём, – с детской непосредственностью вклинилась в разговор Вика. – Ну давай, пожалуйста, хорошее ведь имя!
Анжела в замешательстве бросила взгляд на Вадима, потом на дочь.
– Викусь, надо с дядей Володей посоветоваться, – быстро нашлась она и поправила на девочке вязаную шапку. – Это ведь и его сыночек тоже.
Вика упрямо тряхнула головой. Её такой ответ не устроил. Она вырвалась из рук мамы и хитро подмигнула Вадиму.
– Я сегодня же ему посоветую. Он всегда меня слушается.
Анжела покачала головой.
– Ох уж эти детки! – Она вздохнула, глядя на Вадима. – Вы-то себе ещё никого не родили?
Он сделал вид, что не расслышал вопроса. Присел перед Викой на корточки и взял её за руку:
– Ну что, подруга, как жизнь? В школу ходишь?
– Хожу, – кивнула девочка, охотно вкладывая в его ладонь свою маленькую тёплую ручонку. – В первый класс.
– Круто. И какой же твой любимый урок?
– Рисование.
– Я тоже любил рисование, а вместо этого пошёл в строительный институт.
– Почему?
И в самом деле: почему? Пока он обдумывал ответ, девочка внимательно заглядывала ему в лицо.
– Дядя Вадик, тебе плохо? – неожиданно спросила она.
Он опешил.
– С чего ты взяла?
– У тебя глаза очень грустные.
Эта маленькая, не по годам развитая девочка всегда ставила его в тупик своими недетскими наблюдениями.
– Да, плохо, – честно сознался он.
Говорят, что дети могут ощущать тонкие вибрации чужой души, подобно крохотным антеннкам. Вот и Вика, видимо, почувствовала, услышала его боль. Она доверчиво обвила руками шею Вадима, прижалась и затихла. Её теплое дыхание согревало ему щёку. Это было невыносимо. В глазах защипало.
Вадим осторожно высвободился из Викиных объятий и поднялся с колен:
– Извините, девчонки, но мне нужно идти, – тихо проговорил он и добавил: – Пожалуйста, я вас очень прошу… берегите друг друга.
И быстро зашагал прочь.
Закрыв за собой входную дверь, он тяжело опустился на пуфик в прихожей и долго сидел неподвижно, глядя в одну точку. Пакет с продуктами остался стоять возле ног, а принесённый на ботинках снег потихоньку таял, превращаясь в мутную лужицу на полу. Неожиданно со двора донеслись чьи-то тревожные крики. Словно очнувшись ото сна, Вадим прошёл на кухню к окну и отдёрнул занавеску.
С высоты четвёртого этажа было хорошо видно, как на заснеженной площадке перед домом, которую жильцы облюбовали под стоянку машин, происходят странные манипуляции. Двое автолюбителей в спешном порядке отгоняют своих «коней» подальше от старенького, буксующего на месте «Фольксвагена». Снег, кусты и стоящие по соседству автомобили явно мешали застрявшему водителю совершить сложный манёвр. Пару раз, неосторожно сдав назад, он только чудом не зацепил припаркованные рядом иномарки. Вокруг «Фольксвагена» бегала соседка Люська, уговаривая горе-водителя отказаться от своей безумной затеи.
Вадим покачал головой. Похоже, Пашка с первого этажа вновь перебрал лишнего и его, как всегда в таких случаях, неудержимо потянуло на пьяные подвиги. Обычно, возвращаясь с гулянки домой, он только громко орал, барабаня кулаком в дверь своей квартиры. А потом все соседи долго и дружно слушали, как пьяный задира «строит» мать и жену. Наверное, в каждом доме найдётся хоть одна подобная семейка. Сегодня парню почему-то приспичило сесть за руль.
Крики и ругань во дворе не утихали. Мать настойчиво пыталась вразумить сына с помощью крепких непечатных выражений. Тот в свою очередь не стеснялся посылать её по тому же адресу.
Из подъезда выскочил мужчина и прямиком кинулся к своему автомобилю. Сбросив снег только с лобового стекла, он шустро завёлся и отогнал машину на безопасное от «Фольксвагена» расстояние. Потом с чувством облегчения заспешил домой. Никому не было до пьяного Пашки никакого дела. Каждый спасал лишь своё имущество.
Без поддержки со стороны Люська прекратила бесполезные уговоры и махнула на сына рукой. Пашка остался на площадке один. Теперь никто и ничто не мешало упрямцу выехать со двора. Что может натворить на дороге пьяный идиот за рулём, нетрудно представить. Тем более в такую погоду.
Вадим отпрянул от окна. Мигом спустившись по лестнице, он выбежал из подъезда. Как оказалось, вовремя. Натужно урча в снегу, «Фольксваген» пятился назад, слегка зацепив по пути чей-то бампер. Препятствие не остановило Пашку. Вывернув до отказа руль, он уже вознамерился покинуть площадку.
Вадим подошёл к машине и постучал согнутым пальцем по стеклу. Пашка приоткрыл дверцу:
– А-а, сосед, здорово, – пьяно улыбнулся он, не выпуская изо рта сигарету. – Говори: куда тебя подвезти?
– Тут недалеко.
Распахнув пошире дверь, Вадим взял беспокойного жильца под локоть и буквально выдернул из салона в снег.
– Какого… – возмущённо завопил Пашка, силясь подняться на ноги.
Не слушая пьяных возражений, Вадим сел за руль и отогнал автомобиль на прежнее место. Сосед, спотыкаясь, бежал следом.
– Ты чё творишь, м…? А ну стой! Стой, кому говорю!
Вадим заглушил двигатель, неторопливо вылез и закрыл машину.
– Всё, Паша, на сегодня ты откатался. А ключи получишь завтра утром, когда проспишься.
Он сунул связку в карман и, не обращая внимания на угрозы и оскорбления, направился к подъезду.
– Ах ты, гнида! – подскочил сзади Пашка, воинственно дёргая его за рукав. – А ну дай сюда ключи!
И замахнулся для удара. В Вадима точно бес вселился. Он резко повернулся к соседу и, схватив за воротник, крепко припечатал парня к стене:
– Ключи тебе?! Да из-за таких как ты…
Он не договорил. Разинув рот, Пашка испуганно смотрел на него снизу вверх, словно несчастная овца на заклании. Что он увидел в его взгляде, только одному богу известно, но это разом сломило всякое сопротивление. Молча хлопая глазами, сосед не шевелился.
Вадим разжал пальцы. Не сказав больше ни слова, он вернулся домой. Бросил ключи на полочку в прихожей, разделся и отправился варить пельмени.
Ночью опять не спалось. В голову лезли мрачные мысли, от которых кругом шла голова. Было уже очень поздно, когда вдруг из дальнего угла комнаты, где сейчас стояла Ксюшина кроватка, донёсся чей-то жалобный, настойчивый голос:
– Папочка, сними с меня одеялко, мне жарко… Пожалуйста, папочка, подойди ко мне.
Что-то внутри подсказало: это говорит его дочь. Он встал и покорно пошёл на зов. Склонившись над кроваткой, откинул покрывало в сторону и едва не закричал от ужаса: вместо родного ангелочка в колыбели лежал страшный, обугленный скелет и тянул к нему тонкие крючковатые пальцы.
Вадим отступил, чувствуя, как за его спиной кто-то тяжело и хрипло дышит. Тем временем мерзкое существо медленно, будто паук, выбиралось из кроватки и ползло следом.
– Папочка… папочка, – это был уже не голос, а шипение.
Замирая от страха, Вадим обернулся. В двух шагах от него в белом длинном плаще стояла Наташа. Голова наклонена вниз, распущенные волосы скрывают лицо.
– Почему ты боишься свою дочь? – глухо спросила жена.
Он растерянно покосился на чёрную каракатицу, ползущую к его ногам.
– Но ведь это… не Ксюшка.
Наташа разочарованно вздохнула.
– Ты не узнаёшь нашу девочку? – Она подняла голову и привычным движением откинула назад волосы. – А может, ты и меня успел забыть?
Он взглянул на жену и в ужасе отшатнулся. Кожи на лице совсем не осталось – вместо неё обгорелые остатки плоти, едва прикрывающие челюстную кость. Из пустых глазниц веет могильным холодом. Жуткое зрелище!
Он хотел убежать, но его ноги намертво приросли к полу – как тогда, на пожаре.
– Знакомые ощущения, не правда ли? – тихо сказал монстр в Наташином обличии и двинулся на Вадима.
«Это конец!» – мелькнула в голове трусливая мысль. А тут ещё костлявый уродец норовил ухватиться за ногу. Пальцы у него острые, похожие на стальную проволоку. Омерзительные существа подбирались всё ближе, Вадим уже реально ощущал их зловонное дыхание, но по-прежнему не мог сдвинуться с места. И только когда страшные когтистые руки потянулись к его горлу, он закричал и… проснулся.
Сердце отчаянно колотилось в груди, словно ошпаренный зверёк. С момента похорон жена и дочка снились Вадиму почти каждую ночь. Но такой чудовищный по содержанию сон он видел впервые.
Взбудораженное сознание постепенно приходило в норму. Захотелось пить. Он босиком прошлёпал на кухню, попутно бросая взгляд на изумрудное табло часов: половина четвёртого утра. Скоро на работу вставать, а сна опять ни в одном глазу. Вадим с жадностью напился прямо из-под крана и, вернувшись на диван, пролежал весь остаток ночи с открытыми глазами. Пока не запищал мобильник.
Испытывая внутри какую-то неясную тревогу, он стал собираться на работу. Есть не хотелось. Он устроился на кухне, налил чашку кофе и взял в руки пульт от телевизора. Новости, где с самого утра на тебя выливают сплошной поток негатива, Вадим отсекал сразу – его вполне хватает и в жизни. Он равнодушно прыгал по каналам, но везде натыкался практически на одно и то же: аварии, убийства, катастрофы, погода на неделю, рецепты новых блюд. Отчаявшись найти что-нибудь путное, он в последний раз щёлкнул кнопкой.
На экране телевизора возникла фигурка белобрысого мальчугана, стоящего на фоне узбекского ковра. Затем камера отъехала чуть назад, позволяя разглядеть часть комнаты и тех, кто в ней находился. Вадим увидел двух женщин с маленькими детьми на руках. Одна молодая, второй далеко за пятьдесят. Они улыбались и с нежностью смотрели на мальчишку, который так и норовил засунуть в нос пальчик. Женщина постарше мягко отстранила руку пацанёнка от лица, а голос за кадром с невозмутимым пафосом пояснял: «Несмотря на столь юный возраст, Витя Шепилов стал в своём городе настоящим героем. Не каждый взрослый, оказавшись на месте мальчика, смог бы сохранить самообладание. А вот Витя не растерялся.
В тот день он и две его пятимесячные сестрёнки-близняшки остались дома одни. Папа был на работе, а мама ушла на молочную кухню, наказав сыну приглядывать за спящими сёстрами.
А вскоре из-за короткого замыкания в квартире вспыхнул пожар. От искры из розетки огонь стал по обоям распространяться дальше. Витя вовремя заметил грозившую им опасность. С поразительным самообладанием он завернул одну из девочек в одеяльце (ведь на улице была зима) и вынес её на лестничную клетку. Потом вернулся в объятую пламенем комнату за второй близняшкой. Почуяв запах дыма, на площадку выскочили обеспокоенные соседи. Они-то и успели подхватить теряющего сознание мальчика со спасённой малышкой на руках. Шестилетний герой надышался угарным газом, подпалил волосёнки, но всё же сумел вынести из огня обеих своих сестрёнок».
Вадим как заворожённый смотрел на экран. Передача о юном спасателе тронула его до глубины души.
«Скажи, Витя, – навис над мальчишкой репортёр с микрофоном, – тебе было очень страшно?»
Ребёнок засмущался, а потом утвердительно кивнул: «Да. Но Даша с Ирой ещё маленькие. Они не могут ходить, и мне их стало жалко».
Репортёр повернулся на камеру и продолжал что-то увлечённо комментировать, только Вадим его уже не слышал. Перед глазами стоял отважный щуплый мальчуган. Даже не первоклассник. Он был самым обычным дошколёнком, но у него оказалось большое и храброе сердце. Вот уж действительно не каждый взрослый способен на столь геройский поступок.
Вадим закрыл глаза и горько усмехнулся: «Не каждый…».
Он щёлкнул пультом, выключая телевизор. Увиденный сюжет разбередил свежую рану. Она ещё не успела затянуться тонкой плёнкой забвения, а по ней уже снова рубанули острым топором.
Тяжело поднявшись со стула, Вадим шагнул к окну и открыл форточку. Он задыхался.
Задыхался от горечи и стыда за свою слабость, за бездействие. Даже сопливому пацанёнку удалось преодолеть в себе чувство страха и не спасовать перед опасностью, а он, здоровый взрослый мужик, струсил, растерялся.
А ведь их действительно можно было спасти. Хотя бы одну из них…
Вадим вдруг чётко осознал всю бесполезность своего существования, словно долго ехал куда-то на автомобиле в полной темноте. Потом фары осветили дорогу. А впереди пустота, ничего нет.
События последних дней, тоска по родным и бессонные ночи только обострили чувство вины. Утренний сюжет расставил всё по местам. Елена Сергеевна права: он трус и убийца, и его поступку нет оправдания.
Приговор был вынесен незамедлительно. Осталось только привести его в исполнение.
Вадим прошёл в ванную и срезал верёвку. Подёргал её в руках – крепкая, должна выдержать. Он осмотрелся. Выбор пал на прихожую. Когда-то он собственными руками забивал в потолок анкерные болты для будущей шведской стенки. Со стенкой не получилось, зато крюкам теперь выпала другая роль. Позорная, но справедливая.
Он подставил табурет и стал привязывать конец верёвки к одному из анкеров. В это время в дверь неожиданно позвонили. Вадим вздрогнул. Кого, интересно, там принесло в такой неподходящий момент? Но ничего – постоят и уйдут. Не обращая внимания на помеху, он продолжил вязать узел для петли. За дверью послышались чьи-то приглушённые голоса, возня, потом кто-то снова надавил кнопку звонка.
«Как в театре, – пришла вдруг в голову неожиданная мысль. – Последний третий звонок, и… финита ля комедия». Он спокойно, без суеты просунул голову в петлю, затянул под подбородком узел.
Всё.
Несколько секунд агонии – и его мучения закончатся навсегда. Он закрыл глаза, мысленно прощаясь с близкими и друзьями, но неожиданно в замочной скважине по-хозяйски завозился ключ. На мгновение показалось, будто с прогулки вернулась Наташа. Сейчас она войдёт в прихожую вместе с коляской и весело скажет: «Папочка, мы пришли, встречай нас».
Ерунда, конечно, но ведь кто-то же ломится в квартиру?
Раздражённый тем, что ему помешали, и в то же время не желая шокировать визитёра своим экстремальным видом, Вадим принялся стаскивать с головы петлю. Но не тут-то было. Упрямый узел крепко затянулся и не торопился отпускать свою жертву. А это означало, что встречать незваного гостя придётся с верёвкой на шее. Абсурдная ситуация, ничего не скажешь!
Когда дверь наконец распахнулась, он увидел на пороге Елену Сергеевну. За её спиной маячил Пашка с первого этажа.
Тёща охнула и бросилась к Вадиму.
– Вадик, не смей, одумайся! – закричала она, крепко обхватив его за ноги.
Следом за ней в прихожую ввалился Пашка и сразу рванул на кухню. Через мгновение вернулся с ножом в руках. Вадим не успел опомниться, как с его шеи срезали верёвку, а затем торопливо сдёрнули с табурета на пол.
– Ну ты, земеля, даёшь! – покачал головой сосед. – Как же тебя угораздило?
Вадим молчал – он был подавлен.
– Паш, оставь нас, пожалуйста, одних, – попросила Елена Сергеевна. – Забирай свои ключи и ступай.
Парень обшарил взглядом прихожую и недовольно засопел:
– Эй, зёма, ты куда ключи дел? – Он потряс Вадима за плечо. – Ты меня слышишь: где ключи от машины?
Не глядя на него, Вадим кивком указал на тумбочку под зеркалом и тяжело опустился на табурет.
Пашка сгрёб с полки свою связку.
– Ну, знаешь, не ожидал я, что такой крепкий пацан, как ты, полезет в петлю! – Он с осуждением покачал головой. – У меня две бабы и жизнь тоже не сахар, но чтобы лишать себя жизни… Грех это.
Елена Сергеевна легонько подтолкнула его в спину.
– Паш, иди уже. Не до тебя сейчас.
Сосед шмыгнул носом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Тёща дождалась, когда они останутся наедине, распахнула светлую норковую шубку и встала рядом с Вадимом.
– Зачем ты это сделал?
Испытывая одновременно стыд, досаду и разочарование, он опустил голову:
– Я больше так не могу.
Невыносимо хотелось плакать. Чтобы не показать свою слабость, он до боли прикусил изнутри нижнюю губу. Не хватало ещё расклеиться перед тёщей, словно малый ребёнок! Хватит с неё представления с верёвкой.
– А я могу?! – Елена Сергеевна даже слегка повысила голос. – Я потеряла самое дорогое, что у меня было, – дочь и внучку. Мне тоже очень больно и тяжело, но это не повод, чтобы накладывать на себя руки!
Вадим пристально взглянул на тёщу снизу вверх:
– Елена Сергеевна, я ведь трус. Или вы забыли?
Женщина немного помолчала.
– Вадим, я, кажется, обидела тебя тогда на поминках, – тихо сказала она.
Её слова вызвали горькую усмешку:
– Вы не обидели. Вы просто… размазали меня по стенке.
Тёща присела на край пуфика, вытянула вперёд и скрестила стройные ноги в замшевых сапожках.
Она смотрела на него и не говорила ни слова. Вадим по-своему расценил её молчание.
– Я всё понял, Елена Сергеевна, и завтра же съеду отсюда. Ключи передам соседке напротив.
– Зачем? – искренне удивилась женщина. – Тебя никто не гонит. Наоборот, живи здесь, сколько хочешь. Это твоя квартира.
Теперь настала его очередь прийти в замешательство:
– Разве вы здесь не для этого?
– Нет, конечно. Меня попросил зайти Аркаша. Аркадий Иванович.
Вадим ничего не понимал. Он встал со стула и, засунув руки в карманы брюк, медленно прошёлся по коридору взад-вперёд. Елена Сергеевна тоже поднялась.
– Пойдём на кухню поговорим, – предложила она, выразительно поглядывая на свисающий с потолка обрывок верёвки. – Здесь как-то неуютно.
Они расположились за столом.
– На днях к нам заходил твой друг Сергей, – начала Елена Сергеевна. – Он был серьёзно обеспокоен твоей э-э… депрессией. Хотел, чтобы Аркадий Иванович побеседовал с тобой, как специалист.
Вадим покачал головой. Ах, Серёга, Серёга… Кто бы мог подумать, что лучший друг так бесцеремонно влезет в его личную жизнь!
– К сожалению, Аркадий Иванович сейчас в больнице, – продолжала тёща. – Но я рассказала ему о просьбе Сергея.
– Что с ним?
– Инсульт, – Елена Сергеевна достала из сумочки кружевной платок и приложила его к покрасневшим глазам. – После похорон Аркаша очень сильно сдал.
Вот так сюрприз! Вадим не мог поверить своим ушам. Такой крепкий, выдержанный мужчина – и вдруг инсульт. А ведь именно тесть поддержал его в тяжёлую минуту, хотя ему самому было нелегко. Почему-то именно на долю хороших людей чаще всего выпадают трудности и суровые испытания. Как всё-таки несправедлив мир!
– Мне очень жаль.
Тёща кивнула.
– Как ты понимаешь, Аркаша не мог прийти сюда сам, поэтому попросил меня. Вот я и решила заглянуть к тебе перед работой. Как оказалось, вовремя. Твой друг не обманул.
Вадим опустил глаза.
– Никогда бы не подумал, что вы станете для меня ангелом-хранителем.
Женщина нервно комкала в ухоженных руках носовой платок.
– Вадим, у нас с тобой с самого начала сложились натянутые отношения…
Он слабо покачал головой:
– Говорите только за себя, Елена Сергеевна.
Тёща как-то странно на него посмотрела.
– Хорошо… Это я относилась к тебе предвзято. Я и сейчас считаю: не свяжи Таточка с тобой свою судьбу, всё было бы иначе. Но разговор не об этом. – Она вздохнула и крепко сжала в кулаке платок. – Аркаша прав: ты не виноват в их смерти. Ты действительно любил мою девочку. Теперь я это точно знаю.
Она не просила прощения, не извинялась, но по её тону было понятно: она сожалела о том, что вела себя с Вадимом грубо и несдержанно. Это озадачило его.
– Елена Сергеевна, возможно, ещё день назад вы бы даже в самом страшном сне не сказали мне этих слов. Что изменилось? Я ведь по-прежнему всё тот же трус и убийца.
Тёща помолчала.
– Я не хотела к тебе идти, – наконец, призналась она. – И тогда Аркаша поведал мне одну очень интересную историю. Про тебя и про Татку…
Вадим с любопытством смотрел на женщину, а она неторопливо продолжала:
– …Наташенька редко делилась со мной своими проблемами. Для этого был папа. У него и профессия подходящая, и нервы покрепче. Вот она и рассказала ему, как попала под колёса твоей машины.
Она неожиданно взяла Вадима за руку.
– Скажи: ты правда хотел встречаться с Наташей, зная, что у неё СПИД?
Не понимая, куда клонит тёща, он пожал плечами и откровенно признался:
– Да. А что?
Елена Сергеевна мягко похлопала его по руке.
– Вот тебе и ответ на твой вопрос. – Она первый раз за всё время улыбнулась. – Ни один нормальный, здравомыслящий человек не пойдёт на такой шаг. Если только… не влюблён по-настоящему.
Вадим убрал руки со стола.
– И тем не менее моя любовь не спасла ни жену, ни дочку.
– Ты сделал всё, что мог.
– Я вообще ничего не сделал, – сухо отрезал Вадим. – Никогда себе этого не прощу.
Он порывисто встал из-за стола и подошёл к окну. Равнодушным взглядом окинул заснеженный двор. Протрезвевший Пашка благополучно выезжал со стоянки. Вадим прижался лбом к холодному стеклу и тихо проронил:
– Ну почему вы пришли именно сегодня? Зачем?
Это было скорее сожаление, чем вопрос.
– Видно, Господу нашему угодно, чтобы ты жил дальше, – так же тихо ответила женщина.
За спиной послышалось слабое всхлипывание. Он обернулся. Поставив локти на стол, тёща тихонько плакала, закрыв руками лицо.
Вадим подошёл к ней и встал рядом.
– Елена Сергеевна, – позвал он.
Женщина расправила смятый платок и принялась вытирать глаза.
– Не могу, Вадим. Как вспоминаю девочек – слёзы сами на глаза наворачиваются. – Она кивнула на рейлинг, где висела старенькая разделочная доска, неумело разрисованная «под хохлому». – Таточка её в третьем классе для бабушки расписывала.
Вадим вдруг поймал себя на мысли, что его поведение мало чем отличается от капризов маленького избалованного ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку.
О нём беспокоятся, уговаривают, стараются окружить заботой и вниманием, а он, как упёртый ишак, ни о чём, кроме своих страданий, не желает слышать.
А ведь Елена Сергеевна переживает не меньше, но она нашла в себе силы и время зайти к нему и даже пытается по-своему взбодрить. Один бог знает, чего ей это стоит.
Или взять, к примеру, Аркадия Ивановича. Вот уж кому сейчас не позавидуешь. Человек тяжело болен, лежит в больнице, но всё равно в любой момент готов прийти на помощь. Про Серёгу вообще речи нет – такого преданного друга нужно ещё поискать.
Вадиму стало стыдно за проявленную слабость. Но с другой стороны, ситуация здорово измотала его. Он ведь не бездушный робот с проводами вместо нервов. Да и как можно спокойно относиться к смерти любимых людей?
– Простите меня, Елена Сергеевна, – сказал он.
– За что?
– За всё, что было. А главное – за то, чего могло не быть.
Женщина миролюбиво протянула руку. Сухие горячие пальцы слабо пожали его ладонь.
– Вадим, я не сержусь. И ты не держи на меня зла. Жизнь рано или поздно всё расставит по своим местам.
Она покопалась в сумочке и вытащила чью-то чёрную с золотым тиснением визитку.
– Вот. Аркаша велел тебе передать. Это координаты его приятеля и коллеги по цеху. Юрий Семёнович хороший специалист. Будет тяжело – обращайся, он обязательно поможет.
Елена Сергеевна встала.
– К сожалению, мне пора на работу. – Она настороженно заглянула Вадиму в глаза. – Я ведь могу спокойно уйти?
Вадим выдержал её красноречиво-пытливый взгляд.
– Не беспокойтесь, Елена Сергеевна, второй попытки не будет. На это ещё нужно решиться. – И, заметив, с каким облегчением она вздохнула, добавил: – А ключи я оставлю у соседки из сорок первой квартиры.
– Но…
Он продолжал смотреть ей в глаза:
– Я так решил.
– И куда же ты пойдёшь?
– Домой. К матери.
Елена Сергеевна немного помолчала, потом запахнула шубку.
– Хорошо, Вадим, это твой выбор. – Она миновала прихожую и, перешагнув через порог, обернулась. – А Аркадию Ивановичу я ничего не скажу. Пусть это будет нашей маленькой тайной.
Дверь за ней мягко закрылась, и он снова остался один.
Было какое-то странное чувство, что всё случившееся здесь произошло с кем-то другим – не с ним. А ведь его сегодня отделял от смерти всего лишь один короткий шаг с табурета. Что это: простое совпадение или божий промысел?
Он поднял голову вверх и, глядя на свисающий с потолка огрызок верёвки, тихо проронил:
– Что ж, попробуем жить дальше… Если получится.