Глава 4
Если бы все так и закончилось и все участники этого инцидента вскоре забыли бы о случившемся, Ханна была бы только рада.
Но нет, то, что Сэм увидел ее в костюме эльфа, имело печальные последствия: она перестала быть для него невидимкой. Увидев ее в школе, Сэм улыбнулся своей сексуальной улыбкой и проговорил:
– Эй, эльфик, как дела?
– Не называй меня так, – хмуро ответила Ханна. Это были первые ее слова, сказанные объекту обожания.
Он только ухмыльнулся и, когда в следующий раз увидел ее, снова повторил те же самые слова.
Ханна считала, что он издевается над ней и над фермой ее родителей. К моменту наступления школьных рождественских каникул Ханна была на грани: она устала от костюма эльфа, от плетения венков, от продаж, которые оказались куда ниже, чем ожидал ее оптимистичный отец.
Ко всему прочему, Сэм продолжал ее дразнить. Подруги Ханны приходили в восторг от внимания, которое Сэм ей оказывал, а сама Ханна была в отчаянии. Она хотела, чтобы Сэм видел в ней не забавную девочку, а женщину. Она до сих пор помнила дрожь, пробегавшую по ее спине под взглядом Сэма.
Поэтому в момент полнейшего отчаяния она решила доказать ему, что уже не ребенок.
Он сидел верхом на своем мотоцикле позади школьного здания. В тот день уроки уже закончились, и Ханна выходила из школы в числе последних.
– Задержалась, мой маленький эльфик?
Как ни странно, он вовсе не выглядел веселым. Наоборот, его глаза были хищно прищурены, словно он был готов дать отпор каждому, кто посмеет над ней насмехаться.
Других учащихся вокруг не было, автостоянка была пуста, школьные автобусы разъехались.
– Я не твой маленький эльфик, – отрезала она, а потом добавила надменным и, как ей казалось, очень взрослым тоном: – Вообще-то я обсуждала ямб с мисс Джеймс.
Изумление мелькнуло в карих глазах Сэма. На мгновение Ханна подумала, что одержала над ним верх. Сэм был молчалив и задумчив, его лицо ровным счетом ничего не выражало. А потом он прикусил нижнюю губу, его плечи беззвучно сотрясались. Казалось, он больше был не в силах себя сдерживать: Сэм откинул голову назад и разразился хохотом. Его искренний смех оказался самым прекрасным звуком, который Ханна слышала.
Ханна отшвырнула в сторону свои учебники и подошла вплотную к Сэму. Она стояла так близко, что ощущала едва уловимый запах его кожаной куртки. Он перестал смеяться, но веселье все еще плескалось в глубине его глаз. Он ждал, что она будет делать дальше. Наверное, ударит.
Но Ханна этого не сделала. Стоя рядом с ним, она испытывала пьянящее чувство, которое сама была не в состоянии описать. Она хотела доказать, что теперь он не сможет над ней смеяться.
Видя изумление в его глазах, Ханна наклонилась к нему. А потом она схватила его за отвороты куртки и притянула к себе. Сэм попытался слабо сопротивляться, но она проигнорировала этот факт. И тогда она сделала то, что делала миллион раз в своих мечтах.
Она поцеловала Сэма Чисхолма.
Ханна, которая никогда прежде никого не целовала, легко накрыла его губы своими. На мгновение он был ошеломлен, но только на одно мгновение.
А потом он осторожно положил руку на ее затылок и притянул Ханну ближе к себе. Все ее иллюзии, что поцелуй будет целомудренным, мгновенно развеялись. Сэм с жадностью исследовал ее губы.
А потом он внезапно отшатнулся от нее, и морозный воздух пробрал ее до костей. В его прищуренных глазах плескалась с трудом скрываемая ярость.
– Послушай, девочка с омелой… Не играй с огнем, который не сможешь потушить.
Девочка с омелой? Еще один камень в огород их семейного бизнеса заставил Ханну почувствовать себя так, будто она снова стоит перед ним в костюме эльфа.
Сэм встал с мотоцикла, собрал учебники и протянул их Ханне, как будто между ними ровным счетом ничего не произошло.
– Да я бы никогда не связалась с таким типом, как ты, – отрезала она, выхватила книги из его рук и прижала их к груди. – Я знаю, где ты живешь, Сэм Чисхолм, и чем занимается твой отец.
Слова прозвучали так по-детски глупо, что ей до сих пор было стыдно за эту выходку. И сейчас, глядя на этого взрослого мужчину, Ханна все еще помнила выражение его лица. На какой-то миг он выглядел совершенно ошеломленным. А затем снова сел на мотоцикл, и его глаза сузились до опасных хищных щелочек. Отец Сэма Чисхолма был алкоголиком, который хватался за любую, даже самую грязную работу.
Самый привлекательный парень школы жил в обветшалом трейлере на окраине Смита, прямо между железнодорожными путями и заброшенной мельницей. Его лицо было холодным как лед. Сэм смотрел на нее достаточно долго и пристально, чтобы Ханна устыдилась своих слов, но не взяла их обратно.
А теперь они оба вернулись в Смит. Причем он явно собирался купить ферму ее родителей, и похоже, у него были на это средства.
– Зачем тебе понадобилась моя ферма? – спросила Ханна.
– Я владею Яблоневой Долиной. Возможно, ты слышала?
Этот момент явно доставил Сэму удовольствие, потому что на лице Ханны отразился благоговейный ужас. Яблоневая Долина была образцом успеха.
Компания Сэма, относительно новая, специализировалась на местных органических продуктах. Люди хотели делать покупки ближе к дому и знать, что они покупают качественную продукцию, и компания Сэма давала им такую возможность.
– Конечно, слышала, – не стала отрицать Ханна. Она заметила, что Сэм выглядел польщенным.
– Поэтому ты считаешь, что покупка Рождественской фермы – удачная идея?
– Мне нравится эта земля по двум причинам. Во-первых, у нее прекрасное расположение, прямо перед шоссе. А во-вторых, чтобы сертифицировать свою продукцию как органическую, мне нужна почва, которая не подвергалась воздействию химикатов в течение определенного количества лет.
– Значит, ты не станешь сохранять елочный базар?
– Ты разочарована?
Ханна хотела сказать «нет», но не смогла. Он читал ее эмоции с пугающей точностью.
– Продажа рождественских елок… – произнес он. – Лично я не фанат Рождества, но с точки зрения бизнеса это может иметь смысл.
– Что значит – не фанат Рождества?
Она вспомнила: он упомянул сегодня, что даже не покупает елку, да и какао перед камином не пьет.
Сэм колебался, но, когда он заговорил, его голос был лишен всяческих эмоций.
– Просто в это время, когда все веселятся и покупают подарки, я всегда чувствовал себя сторонним наблюдателем. У нас в доме никогда не было елки.
Ханна тоже пожалела, что он об этом рассказал, потому что ей и так было достаточно трудно держать оборону перед таким привлекательным и уверенным в себе мужчиной. Но когда Ханна представила себе маленького мальчика, у которого никогда не было настоящего Рождества, у нее сердце обливалось кровью от жалости.
– Ох, Сэм… У нас всегда оставались нераспроданные деревья, полностью украшенные. Мы каждый год проводили конкурсы. Вы могли бы взять одну из этих елок.
Сэм раздраженно посмотрел на нее. Ханне хотелось показать ему, что он не одинок в своих чувствах относительно Рождества.
– Не уверена, что находиться внутри рождественской суеты намного лучше. Я ни разу не покупала елку с тех пор, как уехала отсюда.
– Серьезно?
– В детстве я свято верила, что искусственные елки – это работа дьявола, а заплатить за живое дерево те сумасшедшие деньги, которые за него запрашивали в городе, у меня просто рука не поднималась. К тому же в моей крохотной квартирке живую елку все равно не получится поставить.
– Ну, я уверен, у тебя была самая роскошная елка, когда ты приезжала домой.
Ханна предпочла бы, чтобы Сэм продолжал считать, что они с родителями так и остались настоящей семьей, но слова против воли сорвались с ее губ.
– Отец умер через год после того, как я закончила школу. Мама вышла замуж и переехала, поэтому фермой управляли менеджеры и постепенно привели ее к полному упадку. Эта ферма давно перестала быть для меня домом…
– Мне очень жаль, – вздохнул он и внимательно посмотрел на Ханну.
– Не о чем тут сожалеть, – язвительно произнесла она.
– Значит, – быстро сменил тему Сэм, – хорошая елка в городе недешево стоит?
– Целое состояние, – кивнула Ханна. – А омела и того дороже.
Господи, ну почему она упомянула омелу именно в разговоре с ним? «Девушка с омелой» словно материализовалась из воздуха между ними.
– Да, я знаю, что омела очень дорогая, – сказал Сэм. – Я покупал ее однажды. – Он задумчиво посмотрел вдаль.
– Ты никогда не покупал елку, но купил омелу. – Любопытство буквально разрывало Ханну на части. – Но зачем?
– Наверное, у меня была эта дурацкая мысль, что если я принесу омелу в кармане, а в нужный момент достану ее и подниму над головой, то соберу немало рождественских поцелуев.
– Ну и как, сработало? – Ханна почувствовала, как дрожь прошла по ее спине при одной мысли о том, что она могла встретиться с Сэмом под венком из омелы.
– У меня не хватило наглости.
– Знаешь, омела была популярна в начале прошлого столетия потому, что прилюдно можно было поцеловаться только под ней. Мне кажется, сегодня это уже не будет работать.
– А здесь омела растет? – поинтересовался он. – Я помню, что ты ее продавала.
– Нет, мы ее покупали, – сухо ответила Ханна. – Она растет в Техасе.
– Хм… Омела. Елки.
– Венки, – услужливо подсказала Ханна, пытаясь сосредоточиться исключительно на бизнесе.
– У меня уже есть магазины, а продажа органических продуктов у самого шоссе в зимние месяцы может стать проблемой. Надо подумать над эффективностью продажи рождественской линейки продуктов. Думаю, это может неплохо отразиться на прибыли компании.
Ханна была застигнута врасплох теми чувствами, которые она испытала, пока говорил Сэм. Она знала, что именно он выяснит в скором времени: органические рождественские продукты не слишком хорошо продаются. По крайней мере, они плохо продавались на ферме ее родителей.
Сколько Ханна себя помнила, семья едва сводила концы с концами. Почему же тогда при мысли о том, что елочной фермы больше не будет, ее одолевает печаль?