«Государь милостию Божей»
Иван III и охрана Московских рубежей
Такое горе в своей семье пятилетний Иван видел впервые.
Почерневшая, охрипшая от слез мать, рыдающий брат, заплаканные домочадцы… Всюду плач: и в доме, и на улице. Казалось, вся Москва стонет. Испуганный Иван никак не мог понять этих страшных слов, которые повторяли взрослые люди: «Татары захватили в полон великого князя Василия и теперь идут на Москву!» Великий князь – его отец, маленькому Ивану становится жаль его, и он, глядя на маму, тоже плачет, хотя и не совсем понимает это пугающее слово «полон». Спешные сборы: торопливые руки матери, одевающей его, беготня с узлами и корзинами… Семья готовилась к отъезду, подальше от страшных татар.
Москва в огне. Огромное зарево пожара охватило половину неба. Крытый возок мчался по тесным московским улицам, не останавливаясь ни на миг, чтобы быстрее уйти от огня и татар. Они ехали в Ростов, небольшой, но хорошо укрепленный город. Там – их спасение, а здесь, в столице, оставались люди, которые должны были тушить пожар и защищать свой город…
Потом из полона вернулся отец. Иван хорошо помнил радость матери, бабушки, москвичей. А чуть позднее – новое горе. Ослепленный изменником Шемякой, отец вместе с матерью под конвоем отправляется в Углич, а он с братом Юрием, с дядьями Семеном и Дмитрием тайком уезжают в Муром…
«Иоанн III свергает татарское иго, разорвав изображение хана и приказав умертвить послов», Н.С. Шустов
В неспокойное, тяжкое для Руси время родился Иван, будущий Государь всея Руси. Казалось, все беды земли сошлись на ее бескрайних просторах. Набеги ордынцев, нескончаемые войны с Литвой, междоусобные стычки, неурожаи, болезни, пожары. Стонала Русь, взывала о помощи, но ее не было. Злые соседи только и ждали своего часа, чтобы урвать от нее побольше кусок. Надежда была только на себя, на внутреннее единство, на сильную державную власть. Молодой княжич Иван это понял с раннего детства. Свой первый поход во главе войска он совершил в 1448 году, когда ему исполнилось восемь лет. В тот год казанские татары подошли к Владимиру, намереваясь захватить и разграбить его. Впервые видел молодой княжич это степное воинство, жестокое и коварное, с отточенной техникой боя и непревзойденной пока тактикой, опиравшейся на количественный перевес, и ясно ощутил, как трудно защитить границы Руси от их набегов.
Спустя три года ордынцы во главе с «царевичем» Мазовшей вновь напали на Русскую землю. Порубежники обнаружили их, но татары двигались столь стремительно, что московские полки не успели занять левый берег Оки – главный рубеж обороны, и нападавшие с ходу переправились у Коломны. На этот раз Ивану не пришлось встретиться с казанцами: отец взял его с собой собирать полки. В Москве осталось «множество бояр и детей боярских… и многое множество народа». Не пожелал уезжать из города «митрополит Иона и весь чин священнический и иноческий».
Второго июля, на рассвете, Мазовша подошел к столице. Запылал деревянный посад, и ордынцы, прикрываясь дымовой завесой, бросились на штурм Кремля. Старые белокаменные стены, построенные еще Дмитрием Донским, видевшие Ольгерда и Тохтамыша, Едигея и Улу-Мухаммеда, были во многих местах разрушены; сюда-то и устремились татары. Москвичи встретили их мечами и копьями. Закипел рукопашный бой. Защитники города стояли насмерть. Они не только оборонялись, но и совершали отчаянные вылазки, нападая на врага с тыла. Такого сопротивления ордынцы не ожидали. К вечеру их атаки стали ослабевать и наконец прекратились вовсе. Защитники города свой первый бой выиграли с честью.
Всю ночь они укрепляли стены, устанавливали на них пушки, пищали и самострелы, вооружались и готовились к новому сражению. Самые ловкие и отважные вызвались идти в дозор, сторожить татар. Немало нашлось смельчаков и для ночных вылазок. К утру все было готово, чтобы достойно встретить поганцев.
Наступил рассвет, и тут москвичи с радостью обнаружили, что татары ушли. Они исчезли так же внезапно, как и появились. Только горевший еще посад свидетельствовал, что случившееся было не сном, а явью.
Через неделю одиннадцатилетний великий князь Иван вернулся в Москву. То, что увидел он, потрясло его неокрепшую душу. Еще неделю назад утопавший в зелени садов, с деревянными домами, обнесенными палисадом, и оживленными улицами, город лежал в развалинах. Тысячи людей ковырялись на своих выгоревших усадьбах, пытаясь соорудить хотя бы простой шалаш для ночлега. Всюду, куда достигал взгляд, чернели пепелища. Иван не выдержал, заплакал. Его детское сердце разрывалось от горя и обиды. Урок, преподнесенный ордынцами, был слишком суров и жесток, и он не прошел даром. Борьба за освобождение Руси, за укрепление ее рубежей стала главным делом его жизни. Но необходимо было покончить с феодальной раздробленностью и Дмитрием Шемякой, развязавшим гражданскую войну против его отца, великого князя Василия Васильевича, внука Дмитрия Донского.
Первого января 1452 года Иван выступил в поход против самого опасного внутреннего врага – Шемяки. Василий Васильевич «отпусти сына своего, великого князя Иоанна… противу князя Дмитрия», а сам двинулся к Костроме. Многие сотни километров прошел по зимнему бездорожью со своим войском молодой князь. Суровые морозы и глубокие снега стали главным препятствием на их пути, но они же и закалили его волю и характер. Трудности пути он делил наравне со взрослыми, и никто не услышал от него жалоб по поводу неудобств походной жизни. Впервые Иван ощутил, как велика, как необъятна Русь, как прекрасны ее просторы, как богата она лесным зверем и рыбой. Для хорошей и обеспеченной жизни ей не хватало одного – мира. И Иван страстно желал принести его на свою «отчину», пусть даже на пиках своего войска.
Но сражение не состоялось. Шемяка без боя оставил свою главную базу – город Устюг и укрылся в Новгороде. Можно было возвращаться в Москву.
Полгода прошло после памятного зимнего похода, и рука летописца отметила следующее событие в жизни княжича:
«Женил князь великий сына своего, великого князя Иоанна, у великого князя Бориса Александровича Тверского». Женой Ивана стала десятилетняя Мария, и хотя брак был ранний, но он решал важную политическую задачу: установление нормальных, добрососедских отношений с главным соперником Москвы среди русских княжеств – Тверью. На Русской земле устанавливался так нужный ей мир, и теперь можно было сосредоточить усилия для борьбы с внешним врагом, тем более что в следующем году обстановка внутри страны нормализовалась. Пришла важная весть: «Князь Дмитрий Шемяка умре напрасной смертью в Новгороде и положен в Юрьевом монастыре». Гражданская война, принесшая так много горя и страданий, окончилась. Наступил мир, но… ненадолго.
Уже в середине лета 1459 года от порубежников стали приходить вести о появлении близ русских границ татарских орд. К тому времени Иван Васильевич уже превратился в настоящего мужчину: ему исполнилось 19 лет, и у него родился сын, тоже Иван. Впервые довелось ему возглавить не полк, а все войско и вел он его против врага, искушенного в битвах и военной хитрости.
В августе татарские орды, возглавляемые Сеид-Ахматом, появились на Оке. Они устремились к известным им бродам, чтобы с ходу преодолеть реку и рассыпаться по Русской земле, опустошая ее огнем и мечом. Однако на этот раз все их попытки переправиться на левый берег Оки были отбиты, и ордынцы, понеся значительные потери, «побегоша» в свои степи. «Пояс Богородицы» оказался неприступным для Сеид-Ахмата, и Иван Васильевич, оставив по берегам сторожевые отряды, вернулся с войском в Москву. Народ радовался и веселился: впервые за последнее время без больших потерь удалось остановить татар на дальних подступах к столице. Митрополит Иона построил в честь этой победы каменную церковь Похвалы Богородице – придел к Успенскому собору.
Между тем обстановка в мире быстро менялась. 29 мая 1453 года турки овладели Константинополем. Древняя Византия прекратила свое существование. На обломках ее цивилизации возникла мощная Османская империя. В 1465 году турецкий визирь закрепил господствующее положение Турции в Крыму. Крымский хан Менгли-Гирей был вызван в Турцию, как некогда русские князья вызывались в Золотую Орду, объявлен… крымским ханом и возвратился подвластным турецкому султану. Могущественная Порта становилась во главе мусульманского мира, а это означало, что она распространяла свою власть не только на Крым, но и на Астраханское и Казанское ханства, агрессивность которых ввиду создавшегося положения значительно возросла. Эту новую политическую ситуацию Москва должна была учитывать в своих отношениях с ними, да и с другими соседями.
В Большой Орде также произошли важные изменения. Ее возглавил энергичный хан Ахмат, открыто заявивший о новых походах на Русь. И это были не пустые угрозы. В августе 1460 года он неожиданно напал на Рязань, и только стойкость горожан спасла ее от разорения. Две недели штурмовал Ахмат город, но так и не смог его взять. Пришлось ему уходить «прочь с великим срамом». Однако он не оставил своих честолюбивых планов.
На восточных рубежах Москвы постоянно тлел огонь пограничных стычек. Новое Казанское ханство – держава сыновей Улу-Махмета – вело себя чрезвычайно агрессивно. Тысячи русских людей были уведены в полон и томились в татарской неволе. Набеги казанцев были особенно опасны – с востока Москва не имела серьезных укреплений.
С крымским ханом столица Руси сохраняла хорошие отношения. Этому способствовала непрекращающаяся вражда ханов Золотой Орды со своими сородичами в Крыму. И поэтому южный сосед был пока неопасен, более того – заинтересован в дружбе с русскими.
В самой Москве тоже наступили перемены. 28 марта 1462 года великокняжеский престол занял Иван Васильевич. Его отец, Василий Темный, назвал его в духовной грамоте своим преемником. Молодой великий князь сразу ощутил всю тяжесть ответственности, которая легла на его плечи. Впервые за 220 лет, с момента, когда Русь оказалась под игом Батыя, он первым из великих князей не поспешил в Орду за ярлыком. Не прибыли и ханские послы, чтобы «сажать» его на великокняжеский стол. Иван Васильевич понимал, что он открывал новый этап в отношениях Москвы с Золотой Ордой и что грядут важные события, исход которых предугадать пока трудно. Это тревожило его и вынуждало постоянно думать о безопасности южных и юго-восточных рубежей.
Мысленно обозревая пределы государства, доставшегося ему в наследство, Иван III понимал, насколько сложно будет обеспечить охрану и оборону его довольно протяженных и во многом неопределенных границ. Лишь на северной границе не было войны. Обширные пространства, простиравшиеся до Белого моря, надежно защищали Москву от любых вторжений с этого направления. Остальные границы требовали много энергичных, мужественных и храбрых людей, способных противостоять набегам жадных до чужого добра кочевников, «ушкуйников», а то и просто бродячих шаек, живущих за счет грабежей и разбоев. На юге хотя и поддерживался мир с крымцами, но тревожили набеги ногайцев. Что же касалось западной границы, то здесь постоянно следовало быть начеку. Литовцы и ливонцы почти ежегодно вторгались в пределы Русской земли для грабежа и разбоя, и надо было непрерывно сдерживать их натиск.
«Как поступить? – думал Иван Васильевич. – Только обороняться? Не устраивать же засеки от Чернигова до Казани и Нижнего Новгорода – это очень дорого, да и требует много служилых людей, чтобы оборонять и защищать их».
Он знал, что еще со времен его прадеда, Дмитрия Донского, за Диким полем установлено наблюдение. На высоких деревьях и курганах сидели отважные воины-дозорщики и высматривали: не скачет ли в степи конный татарский отряд – чамбул, не стелется ли рыжая пыль по широким шляхам, не мчатся ли станичники с донесениями о появлении «воинских людей»? Чуть что – запаливали они свой факел, давая знать следующей стороже, вскакивали на коня, которого в готовности держали внизу их товарищи, и самым быстрым аллюром неслись к ближайшим гарнизонам. Татары, увидя на дереве огонь, преследовали и нередко догоняли порубежников. Неминуемая смерть ждала их от злых кочевников «за утечку информации». Однако задачу свою они выполняли: сигнал принимался, в Москву скакали гонцы, начинался сбор войск по тревоге, выдвигались резервы. Вся сложная оборонительная система приходила в движение.
Татары, видя, что внезапность не удалась и они обнаружены, начинали ловить людей по ближайшим селам, уходили в степь, чтобы скрыться от преследования. Русские догоняли степных разбойников, потому что их кони еще не устали, беспощадно рубили их и освобождали плененных. И так день за днем, из года в год… Сколько сил, сколько мужества надо, чтобы вести борьбу с дикими ордами, знающими степь, как свою ладонь, выросшими в ней и воспитанными по законам волчьей стаи!
Иван Васильевич знал, что в Русской земле есть силы, способные противостоять степной стихии. Они, эти силы, значительны. Их надо только организовать, поставить на службу, сделать настоящими порубежниками. Боярские дети – вот его опора на границе. Смелые, энергичные, свободные люди. Но у них не было земли. Ну так пусть они расселяются вдоль границы, получают землю и несут боевую пограничную службу!
А еще есть на Руси казаки! Они не уступали кочевникам ни в лихости, ни в смелости, ни в степной удали. Не зря ведь они жили среди татар, знали их хитрости и повадки. Многие знатные татары, спасаясь от междоусобицы, брали себе на службу казаков и определялись в Московском государстве. Так, хан Тогай еще во время борьбы Руси с Мамаем привел из-за Волги отряд казаков. Он образовал Мещерское княжество, которое скоро было присоединено к Москве. Казаки, пришедшие с Тогаем, были определены на службу для охраны границ Рязанского и Черниговского княжеств.
Еще к его отцу, Василию Темному, перешли на службу два сына хана казанской орды Улу-Махмета. Царевича Касима великий князь посадил в Звенигороде, откуда тот в 1449 году отразил набег ордынцев, а в 1451 году бился с другим отрядом татар. Спустя несколько лет под Рязанью появилась крепость Касимов, построенная для усиления обороны южной границы и названная по имени татарского царевича. Касимовские татары не раз помогали Москве в ее войнах с соседями, а царевич Егун помог Василию Темному в борьбе с Шемякой. Казаки, татары, перешедшие на русскую службу, могли, по мысли Ивана III, оказать ему большую помощь в охране границы.
Что касается западных рубежей, то Иван Васильевич знал, что новгородцы по-прежнему держали в устье Невы морскую стражу, а псковичи выставляли заставы порубежников против ливонцев и литовцев. От них уже не раз поступали важные вести о нашествии вражеских ратей.
«Конечно же, – размышлял молодой князь, – одними сторожами, засеками и даже крепостями границу не закроешь от врагов. Нужны иные, более решительные меры, которые позволили бы коренным образом изменить обстановку». И уже тогда он решил перейти к более активным действиям. Первый поход должен был состояться против Казани, потому что вела она себя наиболее вызывающе и подло – без конца набегала на русские земли. Мир здесь мог наступить лишь тогда, когда удалось бы посадить на ханский престол Касима, дружественного Москве.
В 1467 году Иван III дал ему войско и Касим попытался вступить в Казань, однако хан Ибрагим не позволил ему переправиться через Волгу. Пришлось отступать. «Истомен же бе путь их, понеже бе осень студена бе и дождеве, а корму начат не оставати», – отметил летописец, описывая трудности отхода русских и касимовских войск.
Однако война не закончилась. В 1469 году был предпринят второй поход во главе с воеводой Беззубцевым. Иван III предписал ему совершить набег на Казань отрядом добровольцев, а самому с главными силами оставаться в Нижнем.
Поход и на этот раз оказался неудачным. 21 мая воевода Иван Руно с «охочими людьми» штурмом овладел посадом и освободил множество пленных. Но он допустил ошибку: ввязался в бой с главными силами хана. Пришлось снова отходить.
Вторая рать подошла к Казани, когда отряд воеводы Руно уже отступил. Выход из Камы татары перегородили своими судами, и русским пришлось принять жестокий и неравный бой. С тяжелыми потерями они пробились к Волге и отошли к Нижнему Новгороду.
Неудача не обескуражила Ивана III. Через два месяца он послал новую рать. Часть сил двигалась водным путем, а конница во главе с братом великого князя Юрием – сушей. Скоро Казань оказалась в кольце русских ратей. Помощи ждать было неоткуда, и казанцы запросили мира. Пленных пришлось освободить. Хан покорился и смиренно обещал вести дружественную Москве политику и не нарушать ее границ.
Это была победа. Впервые за многие годы на восточной границе наступило затишье, однако Иван III, помня уроки прошлого, не ослабил ее охрану. Более того, он приказал выставить новые пограничные сторожи от Мурома, Нижнего Новгорода, Костромы и Галича, «повелевая соблюдать осторожность от казанских наездов». Восточный сосед явно не внушал великому князю полного доверия.
А тем временем осложнилась обстановка на южной границе. В начале июля 1472 года поступили первые вести от пограничных сторож: хан Ахмат начал поход на Русь «со всеми князьями и силами ордынскими». Иван III приказал развернуть боевые полки по главному оборонительному рубежу – левому берегу Оки. Но Ахмат на этот раз действовал по-иному: «оставил царицы свои, старых людей, и малых, и больных, а сам поиде с проводниками не путьма», то есть не традиционными шляхами, проложенными татарами с незапамятных времен. Это позволило ему резко увеличить маневренность своей орды и обмануть пограничных сторожей: хотя они и «стояли во многих местах по дорогам, ждучи татар», но хан «сторожев великого князя разгониша, а иных поимаша».
Путь Ахмата пролегал западнее, ближе к литовской границе. Здесь он рассчитывал получить помощь от короля Казимира IV и нанести удар по русской обороне в неожиданном месте. Все учел хитрый хан, но ошибся в одном: он недооценил мужества русских людей.
На правом берегу реки, между Калугой и Серпуховом, располагался маленький городок Алексин. Не знали его жители, что их ждала большая беда – нападение татар. Ведь обычно они шли на Коломну, кратчайшим путем к Москве. У литовской границы татары появились впервые, и город оказался к обороне не готовым: «ни пристрою огородного не было, ни пушек, ни пищалей, ни самострелов». Единственное, что успели сделать горожане, так это выставить охрану на обветшалых деревянных укреплениях.
В среду, 29 июля, на рассвете, когда город спал зыбким и тревожным сном, татары скрытно подошли к его стенам. Они рассчитывали внезапно овладеть им и начать переправу через Оку, однако их хитрость не удалась. Алексинцы мужественно встретили врага. Тогда нападавшие решили сжечь Алексин. На следующий день «татарве примет приметавши и зажгоша град». В огне и дыму продолжали сражаться алексинцы, предпочитая смерть вражескому плену: «Гражане же единако не предашася в руки иноплеменник, но изгореша вси с женами и детьми в граде том, и множество татар избиша из града того». Еще целые сутки отбивали натиск ордынцев защитники города, и лишь в пятницу татарам удалось сломить их сопротивление. Сражаться уже было некому, потому что «жители изволиша згорети, нежели предатися татарам».
Когда-то, более двухсот лет назад, жители Козельска предпочли умереть, но не сдаться на милость ордынскому хану Батыю. Их подвиг повторили алексинцы. Они сгорели, но не «предались» новому татарскому завоевателю. Последние жертвы вековой борьбы русских людей с «нашествием иноплеменных»…
Уже на следующий день Иван III знал о нападении Ахмата на Алексин. Гонец проскакал 120 километров за одни сутки. Великий князь «вборзе» и «не вкусив ничто же» двинулся на Коломну.
Он считал, что именно с этого направления следует ожидать нападения татарского хана. Но ошибся: Ахмат сделал попытку форсировать Оку недалеко от литовской границы. Русских войск здесь было мало, а татар «многое множество побредоша к ним». Завязался бой, в котором очень скоро начал ощущаться численный перевес врага: «Уже и стрел мало бяше у них» и они уже «бежати помышляху». И все же татары вынуждены были отступить: с верхнего течения Оки подоспел полк Василия Верейского, а из Серпухова – князя Юрия Дмитровского. «Татары… побегоша за реку».
Так был отбит этот большой и хорошо организованный набег золотоордынцев. Как знать, чем бы закончился он, не будь в Диком поле сторож русских порубежников. Они смогли обнаружить и вовремя донести в Москву о начавшемся движении Большой Орды. Многие из них погибли, но свою задачу выполнили. Свою роль сыграли и мужественные защитники Алексина. Три дня, потерянные Ахматом при штурме этого города, позволили Ивану III совершить маневр силами и подготовиться к отражению набега. Впервые татары возвратились в свои степи, уступив поле боя противнику и не решившись вступить с ним в сражение. Моральная победа осталась на стороне русских.
В 1475 году в Москву прибыли ханские послы. По устоявшимся правилам великий князь должен был лично встречать и кланяться им, поднося кубок с кумысом, а затем, стоя на коленях, выслушать грамоту хана. Иван Васильевич не встретил послов, сказавшись больным. Послы уехали, так и не добившись выплаты дани. Война с Ахматом становилась неизбежной.
К ней готовились обе стороны. Ордынский хан заключил союз против Москвы с польским королем Казимиром, рассчитывая на его помощь. Были установлены и сроки нападения на Русь – весна 1480 года. Над Русской землей снова сгущались темные грозовые тучи.
Иван III решил действовать так же, как и его противник, – то есть найти себе союзника.
На его счастье, крымский хан Менгли-Гирей продолжал враждовать с Золотой Ордой и обещал великому князю содействие в его борьбе с Ахматом. Это обстоятельство имело важное значение в дальнейшем развитии событий.
В начале мая 1480 года дальние разъезды порубежников обнаружили движение орды Ахмата к верховьям Дона. С этого момента они неотступно следили за каждым его шагом, стараясь определить направление главного удара. Сторожевые отряды татар преследовали порубежников, но они, спасаясь от погони, прятались среди высокой травы и в зарослях камыша, ежечасно подвергаясь опасности быть захваченными врагом. Великий князь постоянно получал важные сведения о противнике. В середине мая он приказал начать развертывание русских войск по левому берегу Оки.
Для великого князя предстоящее сражение с ханом было главным делом его жизни. Он испытывал большую тревогу, прекрасно понимая, что на берегах Оки будет решаться судьба не очередной военной кампании, а всей Руси. Быть ей свободной или по-прежнему находиться в унизительной зависимости – вот цена тех решений, которые будут им приняты. Два с половиной века Золотая Орда паразитировала на теле Руси, питалась ее живительными соками, и вот теперь наступал момент, когда этому можно положить конец. Может быть, предотвратить решающее столкновение, «согласиться, без кровопролития, на выплату дани, но это… гибельно для народа. Это унизительно и для него, великого князя. Снова ездить в Орду за ярлыком, стоять на коленях… Нет, этому не бывать! Надо сбросить это постыдное ярмо! – твердо решил Иван Васильевич. – Но сбросить так, чтобы устоять на ногах!»
Он хорошо знал, как поступил в решительную минуту его прадед Дмитрий Донской. Его великий предок встретил Мамая в верховьях Дона и разгромил его войско. Победа была блестящей, но и цена за нее слишком велика. Через полтора года Тохтамышу удалось без труда захватить Москву, потому что защищать ее уже было некому. Воеводы и лучшие воины полегли на поле Куликовом. А у Орды – ввиду ее численности – силы нашлись.
«Шанс разгромить Ахмата в открытом бою у меня есть, – размышлял князь, – но ведь и риск большой! В случае неудачи сразу же жди удара в спину от ливонцев и литовцев. Лучше встретить его на Оке и там дать решающий бой…»
Почти пять веков спустя, в переломный момент войны с немцами на Курской дуге, русские полководцы решали такую же по сложности задачу. Наступать или обороняться – вот вопрос, который стоял перед ними и от которого зависела судьба России. Можно было добиться победы и наступлением, но все-таки решили разгромить врага от обороны. Расчет оказался верным, и немцы потерпели сокрушительное поражение. Опыт борьбы Ивана III пригодился потомкам в трудное для них время.
23 июля 1480 года из Москвы в Коломну выступили главные силы русских войск во главе с великим князем. Полчища Ахмата подошли к Оке чуть позже и остановились, не решаясь начинать переправу. Его разъезды постоянно искали слабое место в обороне, но так и не нашли. Тогда хан направил свои войска к устью Угры, чтобы преодолеть ее и ударить во фланг русским. Он намеревался сделать это скрытно, но просчитался: русские сторожевые посты и разъезды вовремя обнаружили маневр Ахмата и доложили великому князю. Тот отдал распоряжение направить часть войск к устью Угры.
6 октября татарские разъезды появились на Угре. Начались бои. Везде ордынцы встречали организованное сопротивление. Впервые загремели русские пушки. Пять дней гремела канонада, а на шестой Ахмат приказал своим воинам прекратить атаки. Началось «стояние на Угре».
Приближалась зима. Наступили морозы. Угра покрылась льдом и уже не представляла преграды для конницы. Великий князь приказал русские полки отвести от берега и занять позицию в тылу, перекрывая пути татарам на Москву. Одновременно он решил вступить с Ахматом в переговоры. Хан требовал к себе князя, заявив послам: «Жалую Ивана, пусть сам придет бить челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду».
Ахмату отказали в его требовании, и стояние продолжалось. Иван III решил совершить рейд в тыл татарам конным отрядом во главе с воеводой Ноздреватым и царевичем Нур-Даулет-Гиреем.
Получив сведения об этой угрозе, ордынский хан спешно отступил. И здесь свою роль сыграл крымский хан Менгли-Гирей. Часть ногайцев он направил в Золотую Орду, а вторую часть во главе с ханом Иваном – к русским границам, чтобы встретить возвращающееся с добычей войско Ахмата. Ногайцы напали на потерявших бдительность золотоордынцев, разгромили их и захватили все, что они награбили. В этой схватке Ахмат погиб. Крымский хан не только помог московскому князю, но и покончил со своим опасным соперником.
Так «битвой без сражения» закончилось татаро-монгольское владычество на Руси. И хотя в этом «стоянии» Иван III не снискал себе ни громкой славы полководца, ни блеска личной храбрости государя, мудрость его как государственного деятеля очевидна. Он сберег силы для решения не менее важных задач как на восточных, так и на западных рубежах. В 1487 году ему удалось взять Казань и посадить на престол хана, лояльного к Москве, – Махмет-Аминя. В течение почти двадцати лет после этого на московско-казанской границе царили мир и согласие.
Не менее удачно действовал Иван III и на западном направлении. В 1500 году русские войска разгромили литовцев на реке Ведроше. В результате заключенного перемирия Русь возвратила в свой состав девятнадцать городов и около сотни мелких селений. Границы Московского государства отодвинулись на запад и проходили теперь по рубежу Дорогобуж – Гомель – Чернигов.
А в это время на юге Большая Орда доживала последние дни. После неудачного похода на Москву она превратилась в обыкновенный захудалый улус бывшей Великой империи и быстро шла к своему окончательному упадку. В 1502 году Менгли-Гирею уже не стоило большого труда нанести ей окончательное поражение и тем самым подвести черту под ее кровавой историей.
Событие это имело для охраны границ Московского государства самые непредвиденные последствия: казаки, исправно несшие свою службу десятки лет, стали уходить на Дон. Они селились в бассейне рек Хопра и Медведицы, образовав «верховое казачество» с центром в Раздорах. Южные и юго-восточные границы оставались без охраны, наблюдения и защиты.
Встревоженная этим фактом сестра Ивана III, княгиня Рязанского княжества, писала своему брату в Москву, что удержать казаков нет никаких сил, и просила у него помощи. На ее жалобы великий князь написал сердитое письмо, требуя, «чтобы княгиня запретила уход казаков на юг самодурью, а их бы ты, Аграфена, велела казнити, вдовьим же и женским делом не отпиралась бы, а по уму бабью не учнешь казнити, ино мне велети казнити и продавать их в окуп…».
И все же, несмотря на строгие запреты, с южной границы ушло более четырех тысяч казаков. Ивану III пришлось принимать экстренные меры, чтобы укомплектовать пограничную службу детьми боярскими и местными жителями – севрюками. Он хорошо знал, насколько опасны эти южные границы, и стремился к тому, чтобы они и впредь охранялись бдительно.
В 1488 году императорский посол Николай Попель предложил Ивану III ходатайствовать перед германским императором о пожаловании ему титула короля и услышал ответ, полный достоинства и силы: «Я государь на своей земле милостию Божией и ни от кого никаких титулов получать не намерен».
Он был Великий Государь. Его упрекали и поныне упрекают в медлительности, нерешительности и даже трусости. Хочется сказать этим книжным «умникам»: побольше бы России таких «робких» государей, умных, спокойных и рассудительных, и, может быть, меньше бы крови пролилось на ее бескрайних просторах; может быть, в нашей стране больше было бы того, чего так не хватает нам сегодня; и, может быть, мы бы лучше извлекали уроки из прошлого, в том числе и в охране государственной границы.