Глава 2
Бандиты
На заставе Федор переоделся в сухое обмундирование, и оба командира позавтракали.
– Дерзай, лейтенант! Если по нашим или по каналам НКВД что-то появится, я сразу сообщу.
Загорулько с провожатым на лошадях заставы уехали в Дубицу, а Федор отправился в деревню.
Урсуляк, председатель сельсовета, оказался на месте. Мужчины поприветствовали друг друга, и председатель показал на стул, приглашая Федора присесть.
– Что за стрельба ночью была? Или это секрет? – поинтересовался Грынь.
– Тебе одному скажу, но это между нами. Контрабандиста убили. Был такой, Юзек Петровский.
– Да кто же его не знает? Он родом из этих мест. Перед приходом Советов в Польшу ушел, видимо, было чего бояться. А приходил он к полюбовнице своей давней, к Ядвиге Собич, третий дом слева от сельсовета.
– Даже так!
– Да у него знакомых половина деревни…
– Плохо! А сейчас попробуй узнай, у кого он был…
Урсуляк только развел руками:
– Тут я вам не помощник…
Федор поднялся:
– Пойду познакомлюсь с этой Ядвигой.
– Поосторожней, командир, смотри не влюбись! Уж больно красива баба, огонь просто!
Ха! Да не попалась еще Федору та девушка или женщина, которая завладела бы его сердцем.
По пути его встречали редкие жители. Поравнявшись с Федором, они снимали шляпы, кланялись и приветствовали:
– Добрый дзень, пан официер!
Идти было три минуты, и вот Федор уже стучит в калитку.
Открывать вышла женщина лет тридцати – и в самом деле красавица: длинные русые волосы толстой косой были уложены вокруг головы, зеленые глаза, правильные черты лица, высокая грудь, тонкая талия. Одета в национальное, с вышивкой, платье с передником.
– Что хотел пан?
– Побеседовать. Можно войти?
– Входите.
Федор заметил, что женщина чем-то огорчена, расстроена, пытается это скрыть, напустив на себя безразличный вид, но глаза ее выдавали.
Ядвига провела лейтенанта в хату и предложила сесть.
Федор окинул взглядом комнату.
По местным меркам жила Ядвига зажиточно. В углу комнаты – швейная машина «Зингер», на полу – не домотканые дорожки, а настоящий ковер.
Федор уселся на венский стул, а не табуретку, которые были во многих хатах.
– Желаете выпить, пан офицер? Наливочка сливовая или самогон? Водочки нет, я слышала – русские офицеры ее предпочитают.
– На службе не употребляю. Скажите, вы знали Юзека Петровского?
На лице Ядвиги отразилась целая гамма чувств.
– Донесли уже! Отрицать бессмысленно, знаю, конечно.
– В каких вы были отношениях?
– Связь любовная у нас. А что, большевики считают любовь преступлением?
– Ни в коем случае!
– Тогда почему такой интерес ко мне? Ничего предосудительного я не совершала.
– Гражданин Петровский задержан нами после незаконного пересечения границы. По советским меркам это преступление.
Ядвига занервничала, пальцы ее рук мелко задрожали.
– У вас есть что сказать по этому поводу?
– У меня он не был!
– Как не был? Вы же только что признались – любовь у вас…
– Он у Дануты был, разлучницы треклятой!
– Кто такая?
– По другую сторону от сельсовета, пятый дом. Она давно Юзека привечала.
– Так вы утверждаете, что сегодня ночью он у вас не был и ничего не оставлял?
– Матка Боска! Клянусь, не видела!
Клятвы – это все пустые слова. А словам Федор не верил, доверяя только фактам, вещдокам или документам.
– Что теперь с ним будет? – спросила Ядвига.
– С кем? А, с Юзеком? Под суд пойдет. Не смею больше отрывать вас от дел. Кстати, вы работаете?
– Нет, негде. Своим хозяйством живу.
Вот в этом Федор усомнился. Больно руки у женщины ухоженные, непохоже, что она с землей в огороде дело имеет. Но это не его забота, на то милиция есть.
От Ядвиги Федор сразу отправился к Дануте.
Женщина встретила его с зареванным лицом.
– По какому поводу печаль? – поинтересовался Федор.
По двору бегал белобрысый мальчуган лет пяти в одной рубашонке.
– А то вы не знаете! – женщина была не рада его приходу и не скрывала неприязни.
– Может, в хате побеседуем?
– У меня не прибрано, говорите здесь.
– Ну хорошо. Ваш знакомый – назовем его так, Юзек Петровский, незаконно пересек государственную границу. При задержании отстреливался, был ранен.
– Тяжело? – вырвалось у женщины.
– Сейчас он в больнице, им занимаются врачи, и о состоянии его я не знаю. Так вот, он оставил вам груз, с которым пришел. Предлагаю выдать его добровольно.
– Нет у меня никаких вещей, ничего он мне не оставлял.
– Лжете! Когда Юзек сможет говорить после операции, он укажет на вас.
– Никогда!
– Дослушайте… Поверьте, в НКВД есть мастера – они разговорят любого. И когда выяснится, что груз у вас, вы попадете в сообщники со всеми вытекающими отсюда последствиями… О сынишке подумайте.
В глазах женщины появился страх. Если она любила Юзека и решила его покрывать, то беспокойство о сыне должно заставить ее задуматься. Федор видел, что она колеблется.
– Выдайте добровольно то, что он принес вам, и вас никто не тронет. Но если за вами явятся после допроса Юзека, то вы попадете под статью.
– Это Ядвига, кошка драная, оговор на меня сделала, чтоб ей пусто было!
– Оставьте женские разборки. У меня, впрочем, как и у вас, нет времени. Уже завтра приедут солдаты и учинят обыск во всех домах. Даю вам три минуты на размышление, – и Федор демонстративно посмотрел на часы. Конечно, он блефовал, конечно, он обманывал женщину, давил на ее психику, но ни в одной спецслужбе нет места сантиментам. Его задачей было защитить Родину от перебежчиков и опасных грузов, а уж как он это сделает, никого не интересовало. Очень кстати вспомнились слова Глеба Жеглова о Кирпиче в известном фильме: «Вор должен сидеть в тюрьме!»
Время истекло, и Федор уже взялся за калитку, всем своим видом демонстрируя желание уйти.
– Погодите… – наконец решилась женщина. – Идите за мной…
Данута прошла на обширный задний двор, подвела Федора к амбару и распахнула дверь.
– Там…
– Где «там»? Конкретнее?
– Под сеном, в углу.
Федор взял вилы и осторожно разгреб сено, приготовленное на зиму для скота. Внезапно почувствовал, что вилы за что-то зацепились. Федор разгреб сено руками, увидел под ним брезентовый мешок и, поднапрягшись слегка, вытянул его. Мешок был тяжелый, килограммов на двадцать. Не обманулся Борисов, нарушитель имел при себе груз. На ощупь – нечто квадратное, плотное.
Федор развязал тесемки мешка, растянул края, но под ними оказался еще один, из прорезиненной ткани. И его Федор открыл.
Ба! Радиостанция немецкая, и к ней – элементы питания, сухие батареи. Не простой контрабандист этот Юзек! Зачем контрабандисту рация, да еще немецкая – надписи на табличках рации не оставляли сомнения в происхождении.
Федор снова все увязал, как было.
– Что-нибудь еще Юзек оставлял?
– Нет.
– Кто за грузом должен прийти?
– Он сказал, что мужчина. Скажет условные слова «Привет от Юзека и низкий поклон» и отдаст вторую половину десятирублевой купюры.
Вот блин, прямо шпионский роман!
– Несите эту половину…
Пока женщина ходила, Федор задумался. Что делать с рацией? Забрать на заставу? Или оставить здесь? А если оставить, не воспользуется ли Данута его оплошностью? Выбросит в овраг за деревней и избавится от улики – на рации же отпечатков ее пальцев нет. И он решил рацию в вещмешке отнести к Урсуляку, а самому поторопиться на заставу, телефонировать Загорулько.
Когда женщина вернулась в амбар и протянула Федору криво оторванную половину десятирублевки, Федор сказал:
– Груз я временно заберу, вам же настоятельно советую из деревни не уходить. Не прощаюсь, вечером увидимся.
Как и решил, он оставил мешок председателю.
– Охраняйте. Из сельсовета не отлучаться, я через пару часов вернусь.
Быстрым шагом, временами даже переходя на бег – там, где земля была посуше, Федор отправился на заставу. В казарму он ворвался запыхавшийся, шинель сзади была заляпана грязью до лопаток.
Увидев лейтенанта, старшина крикнул:
– Застава, в ружье!
Но в ответ раздалось:
– Отставить!
И Федор бросился к телефону.
Дозвонившись до дежурного в комендатуре, через него Федор соединился с Загорулько и доложил о находке. В ответ услышал:
– От телефона не отходи, я перезвоню…
Звонка ему пришлось ожидать четверть часа.
– Казанцев, к тебе выезжают из НКВД, выполняй все их указания. Да, не удивляйся внешнему виду. Конец связи.
Федор успел пообедать, хотя время было уже не обеденное, шестнадцать часов пополудни. Он даже успел почистить шинель, когда услышал звук мотора и во двор заставы въехал уже знакомый ему грузовик. Водитель призывно махнул ему рукой.
Ну совсем оборзели эти из НКВД! Он что, девочка? Но подошел к машине.
– Товарищ лейтенант, подойдите к заднему борту.
Федор обошел машину. Ба! Лица-то, оказывается, знакомые! Те самые офицеры НКВД, что труп осматривали. Только сейчас на них не форменное обмундирование, а селянская одежда, и даже помятые шляпы не забыли, по местной моде.
– Удивлен, лейтенант? Маскировка!
– Стрижки у вас короткие, уж тогда бы парики надели, что ли…
– Шутник хренов! Докладывай подробно!
Федор доложил.
– Вот так, да? Ну, мы тогда в машине пока посидим. Как стемнеет, выедем с заставы, и ты с нами. Остановимся в безлюдном месте. Потом ты нас к этой Дануте проводишь.
– Засада?
– Именно так! Ты нам половину десятирублевки отдай. Тебе она не нужна, а нам – в самый раз.
– Рация в мешке у предсельсовета.
– В деревню идем пешком, внимание ни к чему не проявлять. Ты рацию забираешь – и к Дануте. А дальше наше дело, ты можешь возвращаться на заставу.
– А грузовик?
– Меньше задавай вопросов, лейтенант, лучше спать будешь.
– Да я уже и забыл, когда спал нормально.
Федор вернулся в казарму. Теперь он понял, почему кузов полуторки закрыт брезентом. Это укрытие не только от непогоды, но и от чужих глаз тоже. Похоже, НКВД хочет взять того, кто явится за рацией, и размотать всю цепочку. В принципе – правильно. Только ведь за грузом может явиться человек посторонний, пешка. Дали денег и велели забрать… С настоящим агентом разведки другой страны в виде Юзека Федор столкнулся впервые, да и то на расстоянии. Вблизи он увидел его уже мертвого.
Как только начало темнеть, Федор вышел к грузовику – водитель его стоял тут же, и, не торопясь, покуривал папироску. Увидев лейтенанта, он бросил окурок на землю, затоптал его сапогом и завел мотор.
Фары светили подслеповато. Едва они проехали полкилометра, водитель остановил машину – наверняка проинструктирован был.
Псевдоселяне уже выпрыгнули из кузова.
– Веди, Сусанин!
Выделываются, корифеев из себя строят. Ну-ну, посмотрим, что у вас получится…
До деревни шли молча.
Окошки светились только в сельсовете.
– Мешок забери и иди к дому Дануты. Мы следом, – услышал Федор.
Федор забрал у председателя мешок с рацией.
– Ну, заждался я уже, – засуетился председатель. – Велено было не отходить…
Дом Дануты был рядом. Осторожно, чтобы не услышали соседи, Федор постучал.
Калитку открыли быстро, видимо, не впервые ночные гости приходили.
– Пан офицер? – удивилась женщина.
– Тихо! – раздался тот же голос, и мимо нее проскочили двое мужчин в цивильной одежде.
Женщина взвизгнула от неожиданности:
– Это кто такие?
– Они встретят того, кто придет за мешком. Вас они не побеспокоят, в амбаре посидят. А гость придет – ваше дело его не спугнуть и проводить к амбару.
– Мы так не договаривались…
– Так мы и не договаривались, что вы стране вредить будете, – отрезал Федор. – Спокойной ночи…
И снова он шел к заставе. Устал за прошедшие полутора суток. Не выспался, а уж километров намерил!
В казарме старшина доложил, что на заставе без происшествий, и, едва раздевшись, Федор рухнул на кровать.
Днем служба шла заведенным порядком. Дал приказ нарядам выступить на охрану государственной границы, несколько человек отправил валить деревья: конюшню ставить нужно, за дождями зима придет. И так уже в воздухе морозцем по утрам слегка пахнет, пар изо рта идет. Временами Федор мельком вспоминал об оперативниках НКВД, о Дануте – как-то пройдет захват?
Сутки прошли. И вторые в служебных заботах минули… И вдруг ночью – свисток со сторожевой вышки, Федор только спать улегся.
Натянув сапоги, он в одних трусах выскочил на крыльцо.
– Товарищ лейтенант, – обратился к нему часовой, – я слышал в деревне слабые хлопки, похоже, стреляли.
Ах, мать твою!
Федор ворвался в казарму. Бойцы уже спали, и он разбудил старшину, Борисова и Комарова.
– Старшина, за меня остаешься! Борисов, Комаров, одеться и седлать лошадей!
Сам Федор оделся за тридцать секунд – за это время сгорала спичка, которую во время его учебы зажигал командир учебного взвода. Все курсанты должны были одеться и обуться за то время, пока она горела.
Выбежав из казармы, Федор увидел, что бойцы уже седлали лошадей. Буквально взлетев в седло, они галопом понеслись к деревне.
У двора Дануты стоял председатель сельсовета – в телогрейке на голое тело, в брюках и калошах на босу ногу.
– Стреляли! – встретил он пограничников.
– Потому я здесь.
Калитка была открыта, и из хаты доносился громкий плач хозяйки.
Первым делом Федор бросился к амбару. Раз была стрельба, значит – не предусмотрели чего-то, что-то пошло неладно.
Он включил фонарь. Открытым огнем пользоваться нельзя, постройки деревянные, а в амбарах сено. Вспыхнет все на раз.
Его глазам предстала ужасающая картина: один оперативник лежал у самого входа, второй – поодаль, и оба без признаков жизни. Рубашки обоих были обильно залиты кровью. Тот, что у дверей, был без оружия – не успел достать. У второго, лежащего в глубине амбара, в руке был пистолет.
Федор достал из его пистолета магазин – в нем было шесть патронов. Пару раз оперативник выстрелить успел. Вопрос – попал?
– Комаров, к амбару. Займи пост, никого не подпускай.
– Есть!
Федор бросился в хату.
– Рассказывай, что произошло! Только без соплей, время уходит!
Женщина прижимала к себе испуганного мальчонку. Она утерла слезы, взяла себя в руки.
– Вечером в калитку постучали. Я открыла, как эти двое велели…
– Дальше!
– Их двое было. Не местные, раньше я никогда их не видела.
– Не томи…
– Оба прошли к амбару. Я сказала, что мешок в углу под сеном, и открыла дверь. Один из них вошел в амбар, и почти сразу пошла пальба! Ужас какой!
– Эти, что пришли – они мешок забрать успели?
– Не видела я, со страху в хату кинулась…
– Оба гостя ушли? Не ранены были?
– Не видела я… – и женщина зарыдала в голос.
Ладно, потом ее подробно допросят. А сейчас, если это возможно, надо организовать преследование.
– Борисов, на тебя вся надежда. Давай двор осмотрим.
– На предмет чего?
– В первую очередь крови, – Федор зажег фонарь.
Следы крови они нашли сразу.
– Один точно ранен. Борисов, ты у нас следопыт, веди.
Капли крови вели до околицы и дальше, и через полсотни метров от деревни, сбоку грунтовки, пограничники обнаружили тело. Не промахнулся оперативник, в живот непрошеному гостю попал. Какое-то время раненому помогал идти его напарник, но, видимо, раненый быстро ослабел, стал обузой, и напарник ударил его ножом в сердце. Линейная рана на одежде прямо указывала на то, что раненого добили.
– Вот сука, своего же добил, – возмутился якут.
– С ним он далеко не ушел бы. Да, накрылась наша засада медным тазом! Борисов, остаешься при трупе! Я на заставу.
Благо они примчались к месту событий на лошадях!
Обратно на заставу Федор отправился один. И как это лошадь в кромешной темноте в яму не угодила, не споткнулась? Иначе бы он, как пить дать, шею себе свернул!
Прискакав на заставу, Федор первым делом схватился за телефонную трубку. Дежурный переключил его на Загорулько. Дома зам по оперработе не ночует, что ли, или спит в рабочем кабинете? Этот вопрос у Федора возник тут же, потому что Андрей ответил сразу.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!
– Казанцев? – сразу узнал его по голосу Загорулько. – Что там у тебя случилось?
– Засаду из оперов НКВД постреляли. Ночных гостей двое было, один убит, второй ушел.
Загорулько выматерился.
– Да что за жизнь такая пошла? Я с районным управлением созвонюсь, это их люди. Сам в деревню возвращайся, жди. Конец связи.
Федор вернулся в деревню, и через час в нее въехал уже знакомый ему крытый грузовик, из которого вышли двое в форме.
– Сержант Кравцов, – увидев Федора, козырнул один из них. – Доложите обстановку.
Сержант госбезопасности приравнивался к армейскому лейтенанту, а, скажем, лейтенант – уже к капитану.
Федор кратко, но четко и толково доложил.
– Ведите!
Сначала они прошли в амбар, где начальство осмотрело трупы сослуживцев. Потом они разворошили сено и обнаружили под ним рацию.
– Пусть пока твой боец охраняет. Где труп связного?
– За околицей, я проведу.
Труп они обыскали, но карманы убитого были пусты.
– Опытный, – с досадой сплюнул Загорулько, – ничего при нем нет…
– Или убийца все вытащил, – возразил второй гэбист.
– Грузим всех. Лейтенант, вы пока в хате у хозяйки рапорт напишите…
Федор написал рапорт. Собственно, свидетелем он не был, поэтому рапорт получился коротким. Дануту с пацаном офицеры увезли с собой, для обстоятельного допроса. Забрали они и рацию.
Возвращаясь на заставу, они уже лошадей не гнали, и Федор размышлял по дороге: «Почему энкавэдэшники к пограничникам так снисходительно-покровительственно относятся, как старший брат к младшему? Вроде одно дело делаем, к одному ведомству относимся…» Ответа на свои мысли он не нашел.
А утром выпал снег. Ровным слоем покрыл он поля, луга, припорошил деревню. По Западному Бугу плыла снежная шуга. Вскоре ударили первые морозы, и нарушения границы почти на всех участках прекратились. Снег – он лучше любой контрольно-следовой полосы, сразу покажет, сколько человек пересекли границу, в каком месте и куда шли. А кому, скажите, охота спалиться?
Служба шла положенным порядком. В темпе закончили строительство конюшни. А потом наступило первое января сорокового года. Официально встреча Рождества, Нового года и Крещения не поощрялась, пережитки прошлого.
Федор же считал Новый год одним из самых любимых праздников, наравне с днем рождения. Но благоразумно помалкивал на этот счет, поскольку на заставу время от времени наведывался политрук комендатуры. Он проводил собрания, на которых говорил о текущем моменте, о политической ситуации. А после них вел «задушевные» беседы с бойцами. И не дай бог, кто-нибудь из бойцов по недомыслию лишнее ляпнет – заморишься объяснительные писать.
Зато 23 февраля встретили праздничным обедом. Это был обычный обед, только вместо чая – компот из сухофруктов и булочка. Но бойцы и этому были рады, все же разнообразие.
А по весне, когда сошел снег и подсохла земля, на нашу сторону стали залетать немецкие самолеты. Сначала это были разведчики. Сделают круг и вновь улетают за реку. Вроде случайно, маршрутом ошибся.
Наряды о пересечении воздушного пространства на заставу телефонировали, но что можно было в этом случае сделать? Из винтовки не собьешь, высоко, а зенитных средств на заставе не было. И Федор отвечал, как его инструктировали:
– На провокации не поддаваться, наблюдать.
Хотя сам из истории знал, чем в дальнейшем эти «провокации» закончатся. Ну не может быть у них дружбы и сотрудничества с нацистами! Да и после оккупации Польши Гитлер зубы на другие европейские страны точил. Однако неприятно было: что, у нас истребителей нет? Сбить к чертовой матери одного-другого разведчика – они летать перестанут. Понимал, что все это плохо потом закончится. Авиаразведка все укрепрайоны выявила, летние лагеря РККА. А еще агентурная разведка немцев активизировалась.
В июне сорокового года Федор в первый раз столкнулся с немцами. Наряд доложил по телефону, что видит низко пролетающий немецкий самолет.
– Кресты черные на нем, три мотора.
– Понял, наблюдайте; оружие не применять!
Пока говорил, сам услышал звук моторов и, бросив трубку, выскочил на крыльцо.
На высоте метров триста неспешно проплывал немецкий транспортный самолет «Ю-52» – такие применялись для выброски парашютистов, сброса или доставки грузов. Самолет медленно проплыл на восток.
Федор отзвонился в комендатуру: все же нарушение границы, пусть и воздушное, и он обязан о нем доложить.
Дежурный записал время пролета и даже модель.
– Откуда марку самолета знаешь?
– В училище изучал, – буркнул Федор.
Злость пробирала его до самых печенок. Летают не таясь, белым днем, как над своей территорией! Ох, боком выйдут Красной Армии эти полеты! Но выше головы не прыгнешь. Наверное, есть указание сверху – чужие самолеты не обстреливать и наши истребители не поднимать. Но ведь немцы с каждым днем все больше наглеть будут.
Но история на этом не закончилась. Часа через два прибежал из деревни подросток.
– Пан офицер! – паренек мял в руке старую шляпу, доставшуюся ему от родственников.
– Слушаю…
– Меня Грынь послал, председатель сельсовета. За околицей на лугу самолет сел германский. Большой, с крестами… Летчики ихние вокруг ходят, нашим девчонкам шоколадки дали. Не хватало еще, чтобы их самолеты у нас садились!
– Воропаев, Чиндяйкин, седлать коней! – распорядился Федор. – Моего тоже!
О посадке самолета он тут же доложил в комендатуру.
– Прямо у деревни сели? – удивился дежурный. – Не было раньше такого… Сейчас начальнику комендатуры доложу.
Через минуту в трубке раздался щелчок.
– Сумароков на проводе. Ты вот что, Казанцев… Лично осмотри. Если самолет и в самом деле сел, экипаж задержи. Но силу не применяй, сделай это деликатно…
– Так ведь они наверняка с оружием!
– Не трогай! Но и взлететь не давай. Вдруг у них неисправность? Загорулько подъедет, жди.
– Это в деревне, где перестрелка была, Чусь называется.
– Да понял я… На твоем участке только два населенных пункта – Чусь эта и село Михалки. Конец связи.
Федор с бойцами сели на коней и галопом поскакали к деревне.
Издалека еще Федор увидел – «Юнкерс» на лугу сидит, хвостовое оперение над крышами возвышается.
Подскакали.
Возле самолета три немца в летных комбинезонах и при пистолетах в кобурах.
Федор соскочил с коня и в приветствии вскинул руку к козырьку фуражки:
– Начальник погранзаставы лейтенант Казанцев. Почему границу нарушили?
Произнося это, Федор, однако, сомневался, поймут ли его. Говорит-то он по-русски, немецкого не знает, разве что усвоил из кинофильмов несколько фраз вроде «Хенде хох!» или «Гитлер капут!».
Но вперед выступил командир экипажа, на вид – старше всех по возрасту.
– Обер-лейтенант Йоган Пицц. Заблудились мы. Штурман молодой, сели на вынужденную посадку.
По-русски он говорил чисто, без акцента – как на родном языке. Но глаза наглые, презрительно сощурены. Дать бы ему по морде, спесь сбить, да нельзя.
– Сейчас приедут представители моего командования, разберутся. А до той поры прошу всех сдать личное оружие.
Командир экипажа отдал приказ по-немецки, первым достал из поясной кобуры свой пистолет и протянул его Федору. За ним последовали остальные члены экипажа.
Первый раз в жизни Федор держал в руках немецкий пистолет. Огромным желанием было покрутить оружие в руках, повнимательнее рассмотреть его, но он рассовал все три пистолета по карманам.
С сорокового года, после захвата Польши, немцы стали регулярно нарушать наше воздушное пространство. С одной стороны – гражданские суда «Люфтганзы», осуществлявшие полеты по линии «Москва – Берлин». Самолеты оснащались скрытой фотоаппаратурой большого разрешения, а вместо миловидных стюардесс пассажиров обслуживали молодые и крепкие стюарды с военной выправкой. Экипажи самолета интересовали не только военные объекты – рейсовые самолеты отклонялись от воздушного коридора и фотографировали все.
С другой стороны, абвером задействовались военные самолеты группы Теодора Ровеля, обер-лейтенанта вначале, доросшего затем до оберста.
Группа состояла из четырех эскадрилий. Первая базировалась в Кракове, вторая – в Бухаресте, столице союзной Румынии, третья – на аэродроме Халенна в Финляндии. Группа Ровеля была оснащена как гражданскими самолетами типа «Ю-52», так и военными типа «Не-111» или «ДО-215В». Гражданские самолеты группы имели опознавательные знаки и раскраску «Люфтганзы», а пилоты во время разведывательных полетов носили униформу «Люфтганзы». В случае аварийной или плановой посадки в СССР они заявляли о неисправности или штурманской ошибке – заблудились. В итоге к июню 1941 года немецкое военное командование имело панорамные снимки и карты всей приграничной полосы СССР на глубину 250–300 километров.
На белорусском направлении действовала вторая эскадрилья группы Ровеля, и возглавлял ее обер-лейтенант Карл Эдмунд Гартенфельд. Задачами эскадрильи была авиаразведка, аэрофотосъемка и заброска агентов парашютным способом. И, как правило, в неблагоприятных погодных условиях, ночью и при сильной облачности. Высокая квалификация пилотов и штурманов позволяла производить выброску с высокой точностью и отклонением от цели не более восьми километров.
Но сейчас произошла накладка. Самолет был гражданским, имел опознавательные знаки и номера «Люфтганзы», а экипаж был вооружен и в летных комбинезонах люфтваффе.
Федор сразу уловил несоответствие, о чем и доложил подъехавшим командирам.
На «эмке» к самолету подъехали двое – Загорулько из погранкомендатуры и командир из НКВД. Их принадлежность не оставляла сомнений: краповый оттенок околыша фуражки и такого же цвета петлицы, на которых красовались шпалы. Майор, стало быть.
После доклада Федор отдал Загорулько пистолеты экипажа.
– Что думаешь, лейтенант? – спросил его майор НКВД.
– Разведка. Иначе зачем гражданским пилотам пистолеты? И морды у них наглые…
– Про морды отставить, их к делу не пришьешь.
– Нельзя их отпускать, товарищ майор, они из абвера.
Абвер (от немецкого Abwehr – оборона) был создан в Германии в 1921 году, как армейская разведывательная организация. После прихода к власти нацистов руководителем абвера стал капитан первого ранга Вильгельм Канарис. При нем абвер многократно вырос, расширил свои функции и стал конкурировать с СД и гестапо. Хотя СД находилась под руководством Гейдриха и отвечала за политическую разведку, а гестапо во главе с Мюллером – за расследование государственных и политических дел, за аресты и следствие.
Задачами абвера была разведка и контрразведка, а главными целями – Англия, Франция и СССР. После создания 4 февраля 1938 года Верховного командования вооруженных сил – ОКВ – абвер вошел в его состав, как Управление разведки и контрразведки «Заграница абвер». Состоял он из пяти отделов.
«А-1» возглавлял полковник Ганс Пиленброк. Отдел занимался организацией агентурной разведки за рубежом и делился на двенадцать подотделов по географическому признаку.
«А-2» отвечал за проведение диверсий за границей, организацию «пятых колонн» и ведение психологической войны. Возглавлял отдел полковник Эрвин фон Лахаузен-Виврмонт – ему подчинялись диверсионная школа «2-Те» и эскадрилья Гартенфельда. Батальон стал в дальнейшем известен как «Бранденбург-800». Затем он стал полком, а к весне 1944 года превратился в одноименную дивизию. Батальон отличался отменной подготовкой, солдаты и офицеры прекрасно знали русский язык, структуру и вооружение Красной Армии. При заброске на нашу территорию они использовали советскую форму, оружие и хорошо сфабрикованные фальшивые документы.
Для разведки они использовали все возможности. В каждой немецкой фирме, сотрудничавшей с зарубежными предприятиями, был создан разведотдел, и добытые секреты передавались в абвер. Инженеры фирмы «ИГ-Фарбен» по заданию абвера разработали уникальную аппаратуру микроточек, где каждый снимок был размером в один квадратный миллиметр, а пленка помещалась в пуговицу.
Федор об этом знал – изучали в училище. А вот майор, похоже, нет. В НКВД зачастую брали людей не слишком образованных, по принципу «классового чутья».
– Догадки свои оставь при себе, лейтенант. У тебя есть какие-либо доказательства? Нет! И у меня тоже. Надо отпускать.
У Федора в душе все кипело – отпустить вражеский, по сути дела, экипаж? Они ведь не проветриться на нашу территорию прилетели!
Но майор уже беседовал с экипажем. Федор подошел, встал рядом.
– Что у вас случилось?
– Мотор забарахлил, с курса сбились.
– Тогда ремонтируйте. Даю вам полчаса, – и майор демонстративно посмотрел на часы.
Командир экипажа по-немецки отдал приказ. Бортмеханик забрался на крыло и поднял капоты левого двигателя. Хотя бы уж врали правдоподобно! Даже если один мотор забарахлил, на двух исправных не составило бы труда перелететь через совсем близкую границу. Конечно, на картах есть обозначение, где находятся пригодные для посадки поля или луга. Но луг может быть заболочен и не пригоден для посадки самолетов или передвижения танков. И проверить его посадкой – самый лучший вариант.
К исходу получаса бортмеханик закрыл моторные капоты и вскинул руку с оттопыренным большим пальцем – порядок!
– Покиньте территорию СССР, – сделав строгое лицо, сказал майор.
– Айн момент! – Экипаж забрался в самолет.
Жители деревни, собравшись у околицы, во все глаза смотрели на происходящее: как же, редкое развлечение! Многие самолета вблизи и не видели до этого никогда.
Заработали моторы, и Федор предусмотрительно придержал фуражку рукой. А вот Загорулько и майор не удосужились это сделать. Потоками воздуха от винтов фуражки сдуло с их голов, и они покатились по траве.
Майор покраснел: на глазах у немцев и деревенских – такой конфуз.
Самолет разбежался, взмыл в небо и низко прошел над лесом в сторону границы.
– Тьфу на них! – не сдержал чувств майор. – Лейтенант, ты не видел, общались ли немцы с местными?
– Сам не видел, но подросток, который на заставу сообщил, говорил, что немцы деревенских девчат шоколадом угощали.
– Изъять надо.
– Да они их съели уже, вон обертки валяются.
Оба офицера подобрали фуражки.
– Лейтенант, ты в таких случаях сразу телефонируй и оцепление выставляй. Пресекай общение!
– Так точно!
Называется – приехали, разобрались… Видимость одна, потому как приказ сверху есть. Вообще инцидент походил на плохой спектакль. Немцы знали, что их отпустят, и не особенно это скрывали.
Обстановка на присоединенных территориях Западной Украины и Западной Белоруссии складывалась напряженная. Часть населения открыто выражала свое несогласие с вступлением в СССР. В 1940 году в Белоруссии между старой и новой границами действовали 17 устойчивых банд, численность которых превышала 90 человек. В связи с этим по предложению Н.С. Хрущева по Постановлению Совета Народных Комиссаров в Казахстан было депортировано 22 тысячи семей поляков. Некоторых из них арестовывали, и дела их передавали Особому совещанию. В квартиры и дома репрессированных вселялись советские и партийные работники, командиры РККА. С сентября 1939 года по первое декабря 1940 года НКВД арестовало 90 407 человек, в том числе перебежчиков 39 411 человек. В землях Западной Белоруссии было ликвидировано 162 контрреволюционных организации, арестовано 1068 участников, изъято 319 пулеметов, 53 531 единица винтовок и револьверов.
В этой связи приказом Наркомата внутренних дел от 25.02.1940 года № 00246 «О мероприятиях по усилению охраны государственной границы на участках Киевского и Белорусского погранокругов» на старой границе был сформирован Северо-Западный погранокруг с управлением в г. Белостоке. В его состав вошел и 89-й Брест-Литовский погранотряд, куда входила погранкомендатура Дубица.
Политическая ситуация ухудшалась. После окончания зимней кампании с Финляндией в 38/39 году, в которой Красная Армия явила плохую боеспособность, Гитлер утвердился в решении напасть на СССР, этого колосса на глиняных ногах. Неудачная война Советского Союза явилась для Германии катализатором.
Внутри страны ситуация была не лучше, росло недовольство. В октябре 1940 года постановлением № 638 ввели плату за обучение в старших классах средней школы и в вузах. В столичных вузах плата за год обучения составляла 400 рублей, в других городах – 300 рублей. В школах Москвы и Ленинграда год учебы стоил 200 рублей, в провинции – 150 рублей при средней годовой зарплате в СССР 338 рублей. Для многодетных семей эта ноша была неподъемной, в то время как военные училища при этом оставались бесплатными.
Из-за неурожая лета и осени 1940 года из магазинов исчезли многие продукты, а на рынках поднялись цены. В Западной Белоруссии все тяготы связывали с приходом большевиков. Начались обстрелы пограничных нарядов с сопредельной территории, убийства бойцов и командиров РККА, советских и партийных работников, грабежи и поджоги госучреждений.
В полной мере хлебнула и застава. Поздним вечером дежурный с вышки доложил о стрельбе в селе Михалки. Федор тут же поднял пятерых бойцов – все они были вооружены только что поступившими самозарядными винтовками «СВТ-40». Сам Федор взял автомат «ППД». Верхом на лошадях они домчались за четверть часа.
Стрельба слышалась в районе почты и милиции – здания располагались рядом. В сумраке виднелись неясные фигуры, были видны вспышки выстрелов. Федор приказал открыть огонь на поражение.
Нападавшие не ожидали быстрого прибытия пограничников, и когда раздались залпы – один, второй, – бандиты начали нести потери.
– Вперед! Кто сопротивляется, уничтожить!
Редкая цепочка пограничников стала продвигаться по улице.
На здании почты дверь оказалась сорвана, и оттуда выбежал человек с мешком в руке.
– Стоять!
В ответ раздался револьверный выстрел.
Федор дал очередь из автомата, и грабитель упал.
Из здания милиции доносились редкие выстрелы из «нагана» – милиционеры отстреливались от нападавших.
– К милиции!
Нападавших было четверо. Боя с пограничниками они не выдержали и стали отступать. Федор дал по мелькающим теням длинную очередь и услышал крики и стоны.
Он постучал рукоятью пистолета по двери отделения милиции.
– Эй, есть кто живые? Это Казанцев, начальник погранзаставы.
– Есть!
Загремели запоры, и с револьвером в руке вышел милицейский сержант.
– Свои! – выдохнул он.
– А ты кого ждал? На подмогу пришли. Сколько бандитов было?
– В темноте разве увидишь? Полагаю, человек восемь.
– В отделе убитые есть?
– Один, дежурный. Дверь успел запереть, через дверь и застрелили.
– В селе милиционеры остались?
– Начальник отдела, старшина Вязов.
– Проверь, жив ли? Боец Дробязго, сопроводи милиционера. Остальным – в цепь, прочесываем улицу.
Улица в селе была одна. В центре – сельсовет, почти напротив – почта, отделение милиции. Немного дальше – католический костел. Предприятий в селе не было, и дальше шли дома и частные домовладения.
Держа оружие наготове, пограничники двинулись по улице. Их было мало для такой операции – ведь бандиты вполне могли оказаться местными. Разбегутся по своим домам, попрячут оружие, а утром предстанут мирными гражданами; да еще и возмущаться нападением станут.
Прочесывание результатов не дало, бандиты растворились в ночной тьме. По приказу Федора пограничники снесли трупы убитых и их оружие к отделу милиции.
Вернулся милицейский сержант, сопровождаемый пограничниками.
– Убили старшину. Со слов жены: постучали в окно, и когда муж выглянул, выстрелили в упор.
– Звони в отдел, в Дубицу.
– Уже телефонировал, еще когда только стрельба началась.
– Идем, трупы посмотришь – есть ли среди них местные, – Федор включил фонарь.
Одного сержант опознал сразу:
– Казимир-сапожник, других не видел никогда.
– Наверное, наводчиком был. Значит, остальные пришлые. Дробязго, скачи на заставу, пусть проводник с собакой в село прибудет.
– Есть! – боец вскочил на лошадь.
С другой стороны улицы послышалось завывание мотора, и к отделению милиции подкатил грузовик. Из его кузова выпрыгнули четыре милиционера с винтовками, а из кабины выбрался усатый старшина.
– Долго же вы добирались, – укорил его Федор.
– Три нападения за ночь, как по команде, – развел руками старшина.
– Сержант из местных покажет дом Казимира – это один из бандитов. Проведите обыск. Искать оружие, документы.
– Санкция прокурора нужна, товарищ лейтенант, – неуверенно сказал старшина.
– Он бандит, наводчик – какая еще санкция? По горячим следам действовать надо.
– Слушаюсь.
Милиционеры ушли, а Федор еще раз осмотрел трупы. Четыре тела, а сержант назвал восьмерых. Конечно, не факт, что их восемь было, это всего лишь предположение сержанта. Но если допустить, что их действительно было восемь, тогда четверо ушли.
Одежда на всех была сельской, рубашки с вышивками, на ногах сапоги. На обветренных лицах – многодневная щетина.
Федор не побрезговал, лично обыскал убитых. В карманах одежды не было ничего серьезного: горсть патронов, кисет с табаком-самосадом, расческа деревянная. И – никаких зацепок, указывающих на место жительства, скажем – квитанции, письма – даже газеты местной. На газете в отделении связи фамилию получателя карандашом пишут. Теперь одна надежда была – на собаку. Если она возьмет след, необходимо организовать преследование. На улице сухо, тепло, след долго держится. Рекс, собака с заставы, в таких условиях след двухчасовой давности легко возьмет.
Из темноты раздался голос:
– Не стреляйте!
Несколько секунд спустя показался человек, держащий в руке револьвер. Подойдя ближе, он представился:
– Председатель сельсовета Трофим Пантелеевич Сысуев.
– Начальник погранзаставы лейтенант Казанцев, – козырнул Федор. – Нападение бандитов, двое из сельских милиционеров убито.
– Да что же это творится?
Председатель убрал револьвер в карман пиджака.
У Федора почему-то вдруг возникло чувство неприязни к нему. Во время нападения председатель отсиживался дома, хотя оружие было. Впрочем – не боец он, советский работник.
– А это кто? – указал на трупы Сысуев.
– Бандиты. Еще несколько ушли.
– Так чего же вы стоите? Преследуйте!
– Давайте договоримся: я занимаюсь своим делом, а вы – своим. Я собаку служебную жду, по следу пойдем. Вы вон контрреволюционный элемент под носом у себя просмотрели. Казимир-сапожник, слева который – из местных… Он наводчиком у бандитов был.
– Не может быть!
– А вы в лицо ему посмотрите… – Федор зажег фонарь и посветил в лицо убитому.
– Тихим был, самогон не пил, не скандалил никогда. Двуличные! – покачал головой Сысуев.
Вернулись милиционеры, и старшина доложил:
– Дом и хозяйственные постройки обыскали. Ничего предосудительного не обнаружено.
Ну да, так арсенал у Казимира дома и будет храниться! Он – мелкая пешка, но связь с бандитами имел.
От околицы послышался стук копыт, и к отделению милиции подъехали трое пограничников. У одного поперек седла лежала собака. Едва пограничники остановились, как пес спрыгнул – для Рекса такие поездки были привычными.
– Ефрейтор Турилин со служебно-разыскной собакой по вашему приказанию прибыл! – доложил проводник.
– Пусть бандитов обнюхает, – распорядился Федор. – Уцелевшие по ту сторону скрылись, – он махнул рукой, показывая направление. – След нужен, Турилин, след! Пусть собачка твоя постарается.
– Есть!
– Старшина, вы тут убитыми займитесь, пальчики надо снять. Хотя я сомневаюсь, что они в картотеке есть.
– В отдел телефонировать будем, на это дело эксперт-криминалист есть.
– Мне все равно.
– Есть след! – воскликнул Турилин – Рекс так и рвался с поводка.
– Бойцы, за мной!
Пограничники побежали вслед за Рексом.
Федор не отставал от Турилина. Вот когда пригодилась училищная физподготовка! А еще дыхалка хорошая, потому как не курил.
Они выбежали за село. Времени после боестолкновения прошло уже много, час-полтора, и бандиты успели уйти далеко. Но если пес не подведет, всех возьмут.
Они пробежали с километр, когда Рекс внезапно рванулся к кустам и залаял. Пограничники включили фонари.
В кустах лежал труп, весь в крови, на бедре и плече – огнестрельные раны. Картина ясная: бандит был ранен во время нападения на село, и подельники тащили его, пока были силы. Когда же раненый умер от обильной кровопотери, они бросили его.
– Молодец, Рекс! Хорошо! След, ищи след! – приговаривал проводник.
Рекс рвался дальше. Он уже не опускал морду к земле, а шел «верхним» чутьем. Стало быть, запах силен, бандиты прошли недавно. В принципе, так должно и быть – раненый сковывал их движение. Уже пять бандитов уничтожено, если милицейский сержант не ошибся. Осталось трое.
Рекс мчался на длинном поводке, и пограничники едва успевали за ним.
Еще через километр-полтора шерсть на загривке у собаки поднялась, и Федор понял – преступники где-то рядом, ветром до чуткого носа собаки доносится их запах.
Рекс стал слегка повизгивать.
– Спускай собаку! – закричал Федор, и Рекс, отстегнутый от поводка, стрелой кинулся вперед.
Совсем близко раздался выстрел, за ним последовало собачье рычание и крик человека.
Пограничники бежали, ориентируясь на звуки. Из-за деревьев доносились звуки борьбы, ударов.
– Стоять! Руки вверх!
Федор без колебаний дал бы по теням очередь из автомата, но опасался задеть собаку. Если бы не она, бандиты ушли бы.
Пограничники включили фонари. На земле лежал раненный в руку бандит, второй преступник отбивался от разъяренного пса.
– Рекс, фу! Фу!
Рекс оставил бандита, отошел на небольшое расстояние и улегся на землю, не сводя с него горящих злобой глаз. Пиджак на бандите висел клочьями.
Двое. А где третий?
– Дробязго, обыскать преступников, изъять оружие.
Нашлись два револьвера и нож.
– Кто такие? Откуда?
Бандиты молчали.
– Где еще один?
– Не вем.
Ага, по-польски заговорили, не знают они…
– Ничего, в НКВД не то что заговорите – соловьями запоете. Вяжите их, хлопцы!
У задержанных выдернули из шлевок брючные ремни и стянули им сзади руки.
– Ведем их в Михалки, пусть на своих убитых подельников полюбуются, – распорядился Федор.
На обратном пути остановились у кустов.
– Пусть они сами своего бандюгана тащат, развяжите им руки. Но предупреждаю, граждане задержанные: шаг в сторону расцениваю как попытку побега и стреляю без предупреждения на поражение.
Бандиты подняли убитого и, спотыкаясь, понесли.
– Пся крев, – выругался один из них.
– Еще раз рот откроешь, и я тебе, гнида белопольская, прикладом зубы выбью, – пригрозил проводник собаки. Презрительное польское «пся крев» – собачья кровь – он воспринял близко к сердцу.
Пока пограничники догоняли бандитов, милиционеры уехали, но еще стояла «эмка» НКВД.
Нападение на милицию – это посягательство на власть, преступление против государства.
Федор зашел в отделение милиции. За столом сидел следователь НКВД и при свете керосиновой лампы писал протоколы осмотра места происшествия.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Задержали двух бандитов с оружием и нашли одного, умершего от ран, – доложил Федор.
– А, погранец! На кой черт ты их вел? Кончил бы там же, в лесу – возни меньше было бы. Все равно суд их к «вышке» приговорит.
– Я подумал – допросить бы их. Наверняка связи с заграницей есть, с местным подпольем.
– Не учи, лейтенант, теперь они мои. За задержание спасибо! Я товарищу майору Кузнецову в Брест позвоню, усердие ваше отмечу. Можете быть свободны.
Пленных бандитов оставили под охраной милицейского сержанта – из всего отделения милиции в Михалках в живых остался он один.
И почти каждый день – какие-либо нарушения. То попытка прорыва с нашей территории на сопредельную большой группы, причем белым днем. То агенты пытаются перейти границу, то контрабандисты свой товар тащат… Но с этими проще, купить-продать – и никакой политики. Тем более что подавляющая часть их – из местных, все пути-дороги они знали не хуже, а порой и лучше пограничников. Эти, пользуясь тем, что в советских магазинах все было в дефиците, тащили из Польши все – калоши, шелковые чулки, косметику, иголки для швейных машин. Ситуация усугублялась еще и тем, что многие семьи после присоединения западных земель оказались разделены. С нашего берега Буга могли жить взрослые дети, а их родители проживали на другом берегу. Пункт пропуска – только в Бресте, да и с документами долгая волокита. Вот и переходили границу незаконно.
На совещаниях в комендатуре каждый раз озвучивали оперативные данные по сопредельной стороне. Это была работа Загорулько, он всерьез наладил «муравьиную разведку» – так между собой пограничники называли беседы с контрабандистами, родственниками тех, кто посещал зарубежье, по роду службы пересекал границу неоднократно – паровозные бригады, технический персонал. Каждый из опрошенных, как муравей, приносил малую толику того, что увидел или услышал. Но, сведенные воедино, эти данные давали возможность увидеть общую картину того, что происходило в ближнем приграничье. И картина эта не радовала.
Количество немецких воинских частей постоянно возрастало. Федор-то знал, что немцы готовятся к войне, и знал дату ее начала. Но политруки и батальонный комиссар твердили:
– У нас Пакт о дружбе, сотрудничестве и ненападении. Не поддавайтесь на провокации!
Между собой, в перерывах, командиры-пограничники обменивались новостями, в которых была голая и неприкрытая правда. И события не радовали, а только настораживали, нагнетали обстановку. Вроде мирное время, нет войны, а пограничники гибли в стычках.
По радио и со страниц газет партия и правительство рапортовали народу о новых достижениях народного хозяйства, о трудовых подвигах и энтузиазме трудящихся. В фильмах показывали счастливую жизнь советского народа, больше похожую на сказку, – как в «Трактористах» или «Кубанских казаках». Фильмы показывали на заставах кинопередвижки, и для пограничников это было целым событием – фильмам радовались, их обсуждали.
По долгу службы Федор на показах присутствовал и искренне поражался, насколько лубочной была экранная жизнь. Если уж войну показывали, так наши бойцы только наступали, а неприятель погибал целыми ротами и полками. Но Федор знал, насколько тяжела и продолжительна будет грядущая война с гитлеровской Германией, сколько жертв будет, в том числе и среди мирного населения, и каким чудовищным напряжением сил удастся одержать победу. Военное руководство страны заверяло народ, что в случае нападения на страну армия даст агрессору скорый и решительный отпор, будет воевать на чужой территории – шапками его закидает. Да можно ли было ожидать чего-то другого от малограмотного в военном деле Буденного?