2. МЕДВЕДЬ И УСПЕВАЕМОСТЬ
Еще школьником, я точно знал, точно, что любой ценой хочу преуспеть в этой жизни. Осознание моего желания выпало на 90-е годы двадцатого века, на период, когда привитые с яслей идеалы из потрепанных подшивок газет «Пионерская Правда» и журналов «Костер», вдруг, перекочевали из пыльной школьной библиотеки нашего забытого на окраине страны приграничного поселка, в не менее пыльный, и не менее школьный подвал, ознаменовав этим фактом начало новой эпохи.
На смену всемогущему «Госкомиздату» не пришло ровным счетом ничего более духовного, чем ломкие жвачки «Турбо» и синтетические спортивные костюмы «Монтана», которыми теперь торговали в бывшем ленинском уголке на первом этаже нашей сельской школы.
В те далекие годы, я совсем даже не мечтал, уподобится космонавту Юрию Гагарину, чтобы затем, как не в чем не бывало, мило всем улыбаться со страниц учебника по физике с замусоленными страницами. Мои желания были гораздо проще и практичнее. Они конечно тоже направлялись, как и у героев космоса, вдоль по солнечным лучам, но совсем в другую сторону, обратно, от необъятных просторов вселенной, в сторону планеты Земля, к ее конкретным ценностям.
Своего школьного друга – Колю Азарнова, непосредственного участника всех событий, изложенных и ниже, и выше, я буду называть по его прозвищу – Медведь. Так будет проще и для повествования, и для меня лично. Кроме того, это банальное прозвище полностью характеризует своего обладателя, за исключением лишь одного, но существенного пункта. В дикой природе, если верить книге из местной библиотеки про калининградский зоопарк, медведь – умное и опасное животное, но, окружающим нашего героя людям, всегда было достаточно одного взгляда, на широкое, вечно улыбающееся Колино лицо, чтобы разгадать все его намерения на месяц вперед, а может быть и дальше. Это обстоятельство, не смотря на огромный рост и богатырское телосложение Медведя, автоматически обезвреживало всю его внешнюю мощь в глазах соотечественников.
Если природа что-то дает человеку, скажем, физическую силу, то что-то, она и не додаёт. К третьему классу нашей поселковой школы, Медведь, уже два раза умудрился остаться на второй год, чего он очень стыдился и при любом возможном случае всегда пытался скрыть этот общеизвестный факт своей биографии от окружающих его людей.
Я, наоборот, рос интеллигентным заморышем, воспитываемым книгами из местной библиотеки и бабушкой Раисой Никифоровной. Своих родителей я никогда не видел. Воспоминаниями о них мне служили две пожелтевших фотографии, что всегда стояли в доме на серванте.
На одной фотографии была изображена улыбающаяся девушка в белоснежном платочке, рабочей стройотрядовской куртке, песочного цвета, и черных кирзовых сапогах. Девушку обнимал статный мужчина в таких же стройотрядовских сапогах. В зубах у мужчины была зажата папироса «Беломорканал», а в углу фотографии была надпись: «На память о картошке. 1985 год. Ленинградский Полит. Институт.»
На второй фотографии был запечатлен кричащий младенец – это был я, который, судя по похожей надписи в углу фотографии: «Роддом №7. г. Ленинград. 1985 год.», – тоже, остался на память о все той же картошке, после которой мои родители отправились строить коммунизм на другую комсомольскую стройку напрочь позабыв о моем существовании.
В один из ничем не примечательных унылых школьных дней, наш классный руководитель – Зоя Семеновна Трубецкая, по обыкновению сидела за своим учительским столом и оглашала классу оценки за контрольные работы по математике.
– Гогинцев – пять, – сказала Зоя Семеновна, – Молодец, впрочем, как обычно.
Я равнодушно кивнул учителю в ответ. Учительница недовольно посмотрела на меня, но ничего не сказала, а только взяла в руки следующую работу и принялась изучать.
– Килин, – продолжила учительница, – Что-то писал, в этот раз, ладно Артем, поставим тебе авансом тройку.
Довольный Артем Килин, сидящий на последней парте, поднял руки вверх к потолку, подобно футболисту, забившему гол в ворота соперника.
– Азарнов! – обратилась Зоя Семеновна к Медведю.
Медведь сидя за партой встрепенулся как будто к его стулу вдруг подали электричество.
– Ну, тут у нас твердая двойка, – сказала Зоя Семеновна.
Медведь встал из-за парты и виновато посмотрел в пол, а учительница продолжила:
– Третья двойка Коля, третья. Как тебе только не стыдно Азарнов, маму твою жалко, все ходит к нам в школу и ходит, за тебя на педсовете просит и просит, чтобы перевели тебя лоботряса в следующий класс, а ты… Что же мне с тобой делать Азарнов?
Медведь виновато пожал плечами, продолжая рассматривать крашенный пол у себя под ногами.
– А давай мы к тебе Гогинцева пересадим, он у нас отличник, вот пусть тебе и поможет. Гогинцев, выручай товарища, – обратилась ко мне учительница.
– Ну, я …это, – от неожиданной новости промямлил я.
– Без разговоров. Быстро на последнюю парту, – скомандовала Зоя Семеновна.
По хитроумному плану Зои Семеновны, моя пересадка к отстающему сразу по всем предметам ученику, должна была каким-то положительным образом сказаться на его успеваемости, но время показало совсем обратное.
С Медведем мы сдружились моментально, и посмеявшись оставшиеся пол урока над одноклассником Артемом Килиным, сидящим на соседней парте и пародировавшим своим вольным сурдопереводом Зою Семеновну, были выставлены из класса в коридор, где уже по другому замыслу педагога, должны были быть схвачены завучем Зарецкой, дежурившей в этот день по школе.
В коридоре Медведь достал из кармана продолговатую лазерную указку похожую на пулю и направил ее в темный угол лестничного пролета. В стену ударил яркий красный огонек, похожий на снайперский прицел.
– Видел такую у кого? – спросил Медведь.
Медведь протянул мне в руки лазер-указку, я взял, и принялся рассматривать это серебристое чудо китайской инженерной мысли.
Лазер был изрядно потертый, но довольно редкий и может быть даже привезенный из рейса чьим-нибудь заботливым папой моряком. Я покрутил указку в руках, затем направил ее в даль коридора и нажал на маленькую кнопку на торце лазера. В другом конце коридора зажглась красная яркая точка. Я протянул лазер обратно Медведю, но тот наотрез, отказался принимать это чудо техники обратно, и лишь рассмеявшись мне в ответ произнес: «Дарю».