Глава 4
Метания
Младший из братьев Лодкиных, Семен, в свое время доставил семье немало огорчений. Мама, которая по доброте своей не умела держать сына в строгости, иногда приходила от его выходок в полное отчаяние.
– Мамочка, ну почему он у нас такой? – огорченно спрашивала она у своей матери. – Воспитываем одинаково и того, и другого, моей любви им хватает поровну, строгости тоже, – тут она уже лукавила. Сама знала, что многое прощает младшему сыну. Со старшим хлопот почти не было, вот она время от времени и теряла бдительность. Считала, что и Семен должен сам соображать, не все же его носом тыкать. Сколько можно проявлять безалаберность и полную безответственность? Пора бы уже и повзрослеть. Она знала и о его проделках в университете, и как он халтурно готовится к сессии, и на какие ухищрения пускается, когда готовит к сдаче свои якобы репортажи… Но между тем в глубине души она гордилась его находчивостью и предприимчивостью. Все-таки несильно усердствовать в постижении журналистского мастерства и оставаться на плаву не каждый сможет.
Первый раз она была по-настоящему потрясена, когда сын после окончания университета вместо того, чтобы устроиться в какую-нибудь газету, решил пойти в армию.
Александр на правах старшего брата устроил ему разнос:
– Я тебе могу любую отмазку устроить по медицинской части. Что ты вытворяешь? О маме с бабушкой подумал?
– Что ты так переживаешь? – искренне удивлялся Семен. – Я поступаю как настоящий мужчина, а вы все волнуетесь, как будто до меня никто в армии не служил. Если на то пошло, я хочу набираться впечатлений. Для пишущего человека жизненный опыт просто необходим.
В конце концов семья смирилась с выбором Семена. Не держать же его на привязи дома! Может, ума наберется, как известно, армия дисциплинирует.
Из армии Семен писал жизнерадостные письма, полные юмора, читали их с удовольствием всей семьей. Потом долго обсуждали, на самом ли деле служба на погранзаставе похожа на пребывание в пионерлагере или Семен не пишет, как там на самом деле, а просто их успокаивает? Почему-то по его письмам выходило, что служба на румынской границе – ежедневный праздник. Он писал, что купается в Дунае, а в городе Измаиле красивые девушки на любой вкус. Город сам по себе вполне цивилизованный, чистенький и зеленый. В увольнении он ходит с девушками в ресторанчик «Голубой Дунай», где готовят очень вкусные фаршированные перцы по-болгарски. А когда скучает по русской кухне, есть блинная, но там можно отведать и вкусных щей. В кафе в новом здании речного вокзала подается замечательная дунайская селедка. Семен любил вкусно поесть, и добрая четверть любого его письма всегда посвящалась гастрономической теме. Мама радовалась, что ежемесячная дотация, которую она выделяла сыну, приносит ему столько радости. Иначе выдержать однообразную солдатскую еду ему было бы тяжело. В письмах он сравнивал уклад жизни по обе стороны Дуная. «Огромная разница между жизнью на нашей стороне и румынской. Напротив современного здания речного вокзала Измаила – нищая румынская деревенька. У нас вдоль Дуная по шоссе проносятся машины, а по ту сторону реки по грунтовой дороге скрипит огромными колесами что-то вроде арбы. Возница в соломенной шляпе и с длинными усами, как персонаж какой-нибудь старой сказки, понукает волов, время от времени лениво стегая их длинным кнутом. Женщины в темных юбках до пят и рубахах с широкими рукавами, у всех на головах платки. А у нас девчонки в мини-юбках».
В следующем письме он писал уже об интернациональном населении Измаила. Но почему-то на примере местных девушек, поразивших его внимание. Больше всего ему нравились болгарки, хотя молдаванки – тоже красавицы. Симпатичны и гагаузки, но у некоторых большие носы, Сашке было бы где разгуляться со скальпелем. Русские и украинки ни в чем не уступали всем вышеперечисленным. В общем, местное женское население вполне заслуживало внимания столичного кавалера. В ответном письме Александр не удержался от ироничного замечания: «Из твоего письма я понял, что Измаил заселен одними девушками, как город Иваново. Есть ли там ткацкая фабрика?»
«Ты недалек от истины, – ответил ему младший брат. – Поскольку мужчины этого замечательного города по полгода плавают по Дунаю, то в нем остается одно женское население. Ставки пограничников в это время очень повышаются. Ткацкой фабрики в городе нет. Только консервный завод и педагогический институт. Но в нескольких часах езды от Измаила, в городе Бендеры, есть шелковый комбинат. Там тоже много девушек…» – писал Семен со знанием дела, как настоящий исследователь местной легкой промышленности.
Мама пришла к выводу, что сыну служится в армии очень даже неплохо. А главное, он действительно набирался впечатлений. Его жизненный опыт становится богаче, а это необходимо будущему журналисту.
Письма младшего сына походили на тематические очерки. В очередном письме Семен рассказывал, как совсем недавно, будучи в увольнении, он был потрясен изменениями, произошедшими в городе за неделю. «Я решил, что власть в городе переменилась. Но нам еще ничего не успели сообщить об этом. Крыши домов на окраине города покрыли соломой, как во времена боярской Румынии. Вывески с названиями улиц и над магазинами вдруг оказались на румынском языке. Румынское знамя развевалось над административным зданием, по улицам ходила толпами молодежь в национальных костюмах, все веселились и радовались. Я растерялся и немного забеспокоился, не мог понять, что происходит. Как ни странно, но все говорили на русском языке. Я понял, что снимается фильм, когда на главной площади увидел известных актеров. А большое количество молодежи на улицах – это школьники и студенты местных училищ и пединститута, задействованные в массовке…».
Семен исправно отслужил два года, вернулся домой здоровенным детиной, и мама долго не могла привыкнуть, что этот дядька, которому нужно ежедневно бриться, ее младший сын. Черты лица у него огрубели, руки вдруг стали такими крупными, как будто он работал землекопом. Голос стал низким и поначалу пугал даже глуховатую бабушку. Старушка заметила, что после армии внук – уже не прежний щеголь и теперь даже трудно представить, что он воспитывался в интеллигентной семье. Шутки у него тоже были грубоватыми, даже Саше они не нравились, хотя в мужской компании среди врачей он слышал и не такое. Семен нарочито хотел казаться крутым парнем, новая роль ему очень нравилась. Этакий прошедший огонь и воду настоящий мужчина.
– И чем ты теперь будешь заниматься? – поинтересовался старший брат, испытывая потребность наставлять младшего на путь истины. Он давно понял, что женской половине семьи сей неблагодарный труд уже не под силу.
– Пойду в автосервис. В армии я работал в автомастерской, кое-чему научился. А главное, мне это дело очень нравится.
– Как? А журналистика? Столько усилий потрачено, а теперь ты решил пойти по наиболее легкому пути? – удивился раздосадованный Александр. Ему казалось, что Семен просто шутит.
– А почему ты решил, что это легкий путь? – в свою очередь удивился Семен. – Хорошего мастера по автоделу не так-то легко найти. Вспомни, сколько ты сам ворчал, что некому доверить свою машину. А я, между прочим, хороший автомеханик. На погранзаставе чинил машины нашего начальства, меня все хвалили. Может, у меня дар открылся.
– Ну да, гений автодела! – саркастически усмехнулся старший брат.
– Но как же твое высшее образование? – в отчаянии взывала к непутевому сыну мать. – Пять лет учиться, чтобы в результате валяться под машинами! У тебя руки будут вечно пахнуть машинным маслом!
– Вот именно, – проворчала бабушка. – Я, кстати, не переношу всякие химические запахи. У меня может появиться астма.
– Бабуля, я буду ежедневно принимать душ, а когда нужно будет прийти к тебе в гости, стану с ног до головы поливаться твоей любимой туалетной водой. Какие у тебя предпочтения в этом сезоне? – грубовато пошутил Семен, а мама с бабушкой обиделись.
– Ты мне не ответил, зачем учился все эти годы? – настаивала на ответе мама.
– Чтобы получить высшее образование, – лениво ответил Семен. – Вы же сами этого хотели. И вообще – дайте мне возможность самому решать свою судьбу. Если я вам скажу, что у меня не возникает ни малейшего желания просиживать штаны в редакциях, вы наконец оставите меня в покое?
– Что-то новенькое в профессии журналиста… – вмешался Александр. – До сих пор я думал, что журналиста, как и волка, ноги кормят. Кстати, тебе же понравилось в армии. Могу тебя устроить в военный журнал. У моей пациентки муж – влиятельное лицо в Воениздате, поговорю с ним. Вполне престижная работа. На кусок хлеба всегда заработаешь. И пиши до конца жизни на военную тему.
– Большая радость – мотаться по гарнизонам, собирать материалы, а потом сидеть под присмотром начальства и кропать заказные статейки, да еще не забывать при этом лакировать действительность. Иначе ничего не пропустят. Нетушки, я уж лучше под машинами поваляюсь. Нравится мне это дело. Кстати, клиенты с мастерами иной раз тоже любят за жизнь поговорить. Тут-то я и блесну своим высшим образованием, – утешил он вконец огорченную маму. – Между прочим, в армии я выпускал стенгазету. Может, в автомастерской пригодится мой опыт. Стишки про машины стану писать, сочинять хвалебные отклики клиентов в свой адрес, мадригалы называются. Так что и журналистское образование сгодится.
Семейный совет потерпел полное фиаско, и Семену дали вольную. Теперь, чтобы уверить членов семьи в правильности своего выбора, он с воодушевлением рассказывал о своей работе, клиентах, новых друзьях. Мама испуганно замечала, что ее сын со своими грубоватыми шуточками все больше становится похож на неотесанного мужлана. А когда он со стуком ставил на стол бутылку пива и рассказывал брату о веселой и дружной компании мужиков, с которыми он работал, или, как он выражался, «травил» всякие байки о клиентах, Александр отказывался его понимать и не мог оценить всей прелести новой жизни младшего брата.
– Представляешь, к нам тут пополнение прибыло, – однажды стал выкладывать Семен свои новости. – Молодая деваха по имени Галина. Очень даже симпатичная. В моторах разбирается, как бог. Но какая-то молчаливая, даже странно. Необычное качество для женщин. Только зыркает своими огромными серыми глазищами. А ресницы – отпад. Черные, длиннющие, пушистые. Не красится! Мы ее все пытались разговорить, откуда у нее такой опыт. Все-таки призналась однажды, когда мы после работы пивка хлебнули, что работала помощником механика на корабле, мореходку закончила. Поплавала несколько лет, замуж вышла. Муж с ней плавал. Потом их корабль списали, на берегу работу не нашли. Муж пошел продавцом в частный магазин, загулял с хозяйкой, Галя как узнала, сразу его и выгнала. Помыкалась с дочкой, пыталась торговать на рынке, не получилось. Пришла к нам. Ее приятель пристроил, он друг нашего хозяина. Так что она теперь счастлива, любимым делом занимается. Такая девка классная! Фигурка точеная, рост – метр семьдесят пять.
– Ты поосторожнее с этими девушками из автосервиса, – предупредил его опытный брат. – Знаешь, сколько заразы в Москве теперь ходит?
– Советуешь к тебе на анализ привести? – Семен в своей обычной манере грубовато шутил, не выбирая выражений.
– Если собираешься с ней закрутить, не мешало бы, – Александр отнесся к словам брата вполне серьезно.
– Да я бы женился, – вдруг неожиданно заявил Семен.
– Сема, да ты что? – воскликнула в испуге мама, прислушивающаяся к разговору сыновей. – Ты же ее совсем не знаешь. К тому же у нее дочка. Еще неизвестно, что это за ребенок.
– Известно. Неважный ребенок, деньги у матери ворует, шляется целыми днями по дворам, покуривает, с плохой компанией связалась. Она же без пригляда. У отца новая любовь, мать на работе целыми днями. Некому дитем заниматься.
– Ужас-то какой! Сколько же ей лет? И сколько лет твоей Галине?!
– Девочке семь, а Галине двадцать девять. Но по виду двадцать пять.
– И думать даже не смей! Девочке всего семь лет и уже такая оторва! Такой груз на себя взваливать!
– Ма, пошутил я, не пугайся так. Не хочу я жениться. Кстати, Галина свою дочку в интернат определяет, чтобы та под присмотром была. А то совсем девчонка от рук отобьется.
– Да куда уж дальше, если она в семь и курит, и ворует. Что в мире творится… – вздохнула мама не то с сочувствием, не то с облегчением, радуясь тому, что заявление о женитьбе было всего лишь очередной шуткой. А то с него станет, с его, как он говорит, закидонами!
– А говоришь, девушка неразговорчивая. Ты уже успел все выведать о ее личной жизни и даже знаешь, что ждет ее дочурку в ближайшем будущем, я имею в виду интернат, – продолжил разговор Саша.
– Да, наверное, ей не с кем было поделиться, вот она мне и рассказала. У Галки как-то и подруг нормальных нет, не успела завести, когда с корабля списалась. А вообще, мне ее действительно жалко. Не представляешь, какая грусть у нее в глазах. Я спрашивал, может, ей лучше мужа попробовать в семью вернуть. А она говорит – ни за что. Ей попались любовные письма от той женщины, к которой он ушел. И Галина поняла, что у них там все серьезно. Она таких писем своему мужу никогда не писала. Самое интересное, что у той женщины тоже муж есть. И как только он узнал, что у жены роман с другим, вообще куда-то пропал. Уехал и все. Ни слуху ни духу. Вот как бывает в жизни. Сколько поломанных судеб из-за одной страсти…
– Сюжет для книги, – подал идею Александр. – А что? И профессия у героини необычная: то моряк, то автослесарь. И семейная драма. И любовная страсть. И как результат всего – педагогически запущенный ребенок. Еще неизвестно, чем грозит девочке пребывание в интернате. То есть вполне понятно, что ничего хорошего это не сулит ни ребенку, ни матери. Полный мрак. Такая чернуха вполне в духе писательницы Петрушевской. Я когда ее читаю, мне жить не хочется. Но почему-то читаю.
– Да у тебя так все благополучно в жизни, что даже скучно. Тебе недостает настоящих страстей. Вот и читаешь книжки, чтобы сравнить со своей жизнью и порадоваться, что у тебя-то самого, слава богу, все лады. А насчет сюжета для книги я подумаю.
Семен никому из своих близких не признавался, что давно ведет дневник. Записывает туда и события из своей жизни, и мысли, и наблюдения, и все интересное, что слышал от других, и всяческие наброски и этюды. Так, на всякий случай. В глубине души он допускал, что когда-нибудь снова начнет писать. И кто знает, может быть, эти записи еще сослужат ему свою службу.
Жизнь шла своим чередом. Он по-прежнему копался в моторах, находя поломки и устраняя их. Иногда клиенты приезжали конкретно к Семену, у него была репутация хорошего мастера. Только теперь Семен стал понимать, что ему стало недостаточно общения с друзьями по автоделу. Оказывается, не такая уж у них независимая и разудалая жизнь. После работы – неизменное пивко, дома к пивку добавлялся телевизор. Работа сводилась к тому, чтобы побольше зашибить денег и постараться надуть клиента, навешав ему лапшу на уши.
Однажды в выходной день Семен решил прошвырнуться по набережной у ЦДХ. Было любопытно поглазеть и на картины, и на праздношатающуюся публику. Когда-то в далеком школьном детстве он ходил в художественную школу. У него даже находили способности рисовальщика. Особенно удавались ему шаржи и карикатуры – умение, которое потом высоко оценили в армии.
Был апрельский серенький денек, над городом нависло свинцовое небо. На мокром асфальте подтаивал грязно-белый ноздреватый снег, но уже явственно пахло весной. Впрочем, северный ветерок нахально забирался под легкую курточку, на которую он сменил надоевший за зиму пуховик. Продавцы стояли у пестрых картин, зябко кутаясь в теплую одежду, подстелив под ноги картонки. Так им было теплее. Они переговаривались осипшими простуженными голосами и выжидающе смотрели на прохожих. На фоне неприглядного пейзажа уходящей зимы куски картона и холста поражали буйством красок и вызывали ощущение настоящего праздника. Когда прошел шок от этого пестрого разнообразия, Семен стал различать, сколько откровенно дешевого китча выставлено здесь на продажу. Какие-то слащавые пейзажики, аляповатые букеты… По-настоящему хороших работ было совсем немного.
Что-то дрогнуло в его душе, когда взгляд упал на картины с горными пейзажами. Желто-охристые горы, ярко-синее небо и на фоне неба – древние каменные храмы. Цветовая гамма напоминала работы Сарьяна, но это было что-то свое, оригинальное. Молодой черноволосый продавец обрадовался, когда Семен заговорил с ним. Оказалось, он и есть автор этих пейзажей. Каждое лето он ездит на родину, в Армению, забирается с друзьями в безлюдные места, пишет этюды, а зимой возвращается в Москву и дорабатывает картины. Его мастерская здесь, недалеко от Крымского моста, на набережной. Ее арендуют шесть художников. У некоторых, как и у него, нет своего жилья, и они живут там же, в мастерской, такой небольшой коммуной. Заработать много не удается, потому что он пишет не то, что пользуется коммерческим успехом, а то, что велит душа. Вот рядом стоят ребята, бойко торгуют картинами на потребу новым русским, так они зарабатывают большие деньги. Их букеты незабудок в круглых белых вазах, розы на длинных стеблях в хрустальных бокалах, обнаженные девушки с тонкой талией и большой грудью – это те сюжеты, на которые всегда есть спрос. И главное, сколько продавец заломит, столько ему и платят, не торгуясь. Считается, что торговаться за картины стыдно. Цена определяет качество. И если за картину просят две тысячи долларов, значит, она того стоит. Так думают жены новых русских, украшая свои коттеджи аляповатыми «шедеврами», купленными у ЦДХ.
Семен приценился к нескольким картинам с цветами и обнаженной натурой и обалдел. Это сколько же моторов ему надо перебрать, чтобы заработать такие деньги? Он стал лихорадочно соображать. Карандашом владел когда-то неплохо. Портреты ему удавались. А вот тело рисовать не умел. Зато в художественной школе рисовал недурные пейзажи, мама гордилась, подругам показывала. Кое-что из его школьных опытов до сих пор лежит на антресолях, хранится в пыли… Семена осенило. Он будет оригинальным художником!
На следующий же день он рванул на Никольскую в художественный салон, где еще школьником покупал краски. Закупил и кисти, и акварель, и бумагу, и масло, и холсты. Прихватил этюдник и повез все свои покупки к машине. В магазине он оставил почти всю свою зарплату. «Все вернется мне сторицей…», – думал он в нервном возбуждении, выруливая в сторону Лубянки.
Началась новая жизнь. После работы он мчался сломя голову домой, наспех ужинал и садился за работу. Из его комнаты на всю квартиру разносился запах олифы и краски. Мама тихо радовалась, что мальчика наконец потянуло к интеллигентной работе. Более того, творческой, которая сулила жизненный успех и хороший заработок. Бабушка относилась к новому увлечению внука куда более скептически. Она считала его энтузиазм временным, как и все, за что он принимался. Наиграется и остынет… Но вслух свои соображения она не высказывала. Пускай себя ищет, лишь бы делом был занят. Работу в автосервисе она тоже не принимала всерьез. Ей казалось, что, ремонтируя автомобили, Семен продолжает свою любимую детскую игру в машинки. И сейчас играет в машинки, только во взрослые. Наверное, ковыряясь в моторах, он так же надувает щеки и тихонько гудит, как в детстве.
А Семен с горящими глазами сидел за этюдником в своей комнате. Он творил каждую свободную минуту. Вот только спать перешел в гостиную, чтобы утром не просыпаться с тяжелой от запаха краски головой.
Через месяц упорных трудов начинающий художник понял, что лучше всего ему удается черный квадрат, черный круг и прочие геометрические фигуры, которые он изучал в средней школе чисто теоретически. Ничего больше у него не получалось. Но «Черный квадрат» уже прославил Малевич. Наверное, и у черного круга уже есть известный автор. Семен попробовал писать под примитивистов, но получалось уж очень примитивно, как будто на занятиях по рисованию в детском саду. Огрубевшие руки забыли технику и навыки, как будто он никогда не посещал занятий в художественной школе.
Александр с интересом наблюдал за его героическими стараниями и наконец вынес свой вердикт:
– Я думаю, тебе надо попробовать поработать с камнем или металлом. Попробуй заняться скульптурой. У моей пациентки муж – скульптор, у него мастерская в Колпачном переулке. Хочешь, я поговорю с ним, чтобы пустил к себе поработать? У него посреди мастерской стоит огромный стол. Он на нем чего-то там ваяет. Хватит места и для двоих. Там вокруг этого стола человек сто можно рассадить. Я у него однажды был на поминках нашего друга. Народ собрался в этой мастерской, потому что у умершего было столько друзей, ни в одной квартире не поместились бы. Представляешь, пока все эти гипсовые изваяния поснимали, пока расставили по углам… В общем, час мужики таскали. Во сколько наваял! Потом стол накрыли белыми простынями, водку с закуской выставили, здорово было. Песни под гитару пели… – с удовольствием вспоминал веселые поминки брат.
– Тьфу на тебя, – обиделся Семен. – Я тут создаю произведения искусства, а ты мне про поминки. Издеваешься?
– Ничуть, – спокойно ответил Александр. – Что тебя смущает? Все мы когда-нибудь умрем. Но таких поминок никто по нам не устроит, уверен. Потому как у нас нет столько друзей. А этот наш общий друг – Алешка – такой классный мужик был! Кто с ним только ни дружил. И бард один известный, пришел на поминки с гитарой, пел любимые песни Алешки. И космонавт приехал, и даже ведущий телевизионной программы, тоже известный мужик. Врач. Путешественник по совместительству. Слова хорошие говорил про Алешку.
– Сашка, прекрати… Мне и так хреново, а ты свою тему про поминки все развиваешь и развиваешь. Нет чтобы мне утешительное сказать что-нибудь! Или предложить. Например, кузницу. Тогда я буду с железом работать. Ковать, например, цветы дивной красоты.
– Или оградки для могил, там тоже искусство нужно, – никак не мог съехать с облюбованной темы Александр. – Знаешь, сколько на оградках умельцы зарабатывают? Почти как министры!
– Мальчики, ну что за тему для своего юмора вы выбрали! – возмутилась наконец мама, видя огорченное лицо Семена. – Бедный мальчик, опять у него ничего не получается… А Саша, вместо того чтобы поддержать младшего брата, подначивает его. Все-таки профессия доктора тоже имеет свою негативную сторону. Тема смерти для них так же обычна, как и любая другая. Никакого страха или хотя бы трепета…
Семен работал в автосервисе вот уже два года. Надо было или двигаться по этой лестнице – становиться менеджером, потом начальником участка, затем отделения, а в перспективе самому открывать свое авторемонтное дело. Или решительно уходить. От тяжелой однообразной работы он уже начал уставать, суетливые клиенты вызывали раздражение. Принимая очередную машину, он хмуро рассматривал ее истерзанное железное тело, злясь на хозяина, доведшего ее до такого состояния. Ну ладно бабы – они, кроме руля и педалей, ничего в машине не понимают. Но мужики, которым сам Бог велел холить и лелеять свою технику, иногда привозили своего «боевого коня» в таком виде, как будто на самом деле выезжали на дорогу, как на ежедневное поле боя. Вмятины, царапины, колпаки на колесах истерзаны в лохмотья, номера едва держатся, того гляди отвалятся. У кого-то фонари скотчем приклеены, а кто-то и вовсе на свой бампер не один рулон скотча накрутил, чтобы не отвалился, поскольку и так держится на честном слове. Один клиент, хозяин «жигуленка», принципиально никогда не мыл машину и салон не убирал. И после ремонта не велел приводить ее в божеский вид.
– Пускай у нее будет неприглядный вид, так мне спокойнее. На такую никто не позарится, – объяснял он свое отношение к машине. В салоне стоял устойчивый запах плесени и гнили. Мятые банки из-под пива перекатывались по затоптанному коврику, давно потерявшему первоначальный цвет. Да его все равно не было бы видно под слоем песка и сухой травы, налипшей на многострадальный коврик неизвестно с каких пор. В бардачке в целлофановых пакетиках хранились объедки давних пиршеств хозяина. И было непонятно, зачем в таком бедламе лежит немецко-русский словарик в глянцевой обложке. Притом часто используемый. У словарика тоже был затрепанный вид. Как будто в него заглядывали каждую минуту. В багажнике и вовсе лавка старьевщика на колесах. Помимо задубевших кирзовых сапог владелец машины хранил там плащ-палатку времен Второй мировой войны, облезлую шапку-ушанку, колпак от машины «Ауди», по всей вероятности, подобранный на дороге, целую коллекцию боковых зеркал от различных марок «Жигулей» и две лопаты разных размеров. Разгребая эту помойку, Семен брезгливо извлек со дна сетку с гнилой картошкой и выбросил ее в мусорный контейнер. Уж очень мерзкий запах шел от нее. В таких условиях он работать не мог. Хозяин, по всей вероятности, купил картошку еще зимой, она успела промерзнуть, затем оттаять и сгнить. Вряд ли он спохватится о ней, в машине и так оставалось еще много всяческого хлама, которым так дорожил этот «Плюшкин».
Однажды прикатила на своей «Оке» дама с жалобой, что вот уже несколько дней ее любимая машина дребезжит, даже когда едет по гладкой автостраде. Семен перебрал все, что возможно, но стоило завести мотор, как тут же раздавалось занудное дребезжание. Семен измучился, отыскивая причину этого назойливого звука, злясь на себя, что впервые столкнулся с неразрешимой задачей. Призвал на помощь бывалого Петровича, который славился в узких кругах авторемонтников своей народной смекалкой. Тот с сосредоточенным видом поковырялся под капотом, в салоне, затем открыл багажник и радостно воскликнул:
– Нашел!
– Чего там? – мрачно спросил Семен, досадуя, что не он обнаружил проблему.
– Да у нее тут ящик с пустыми бутылками, наверное, сдавать собралась. Вот они и дребезжат.
Действительно, при работающем моторе бутылки в ящике ходили ходуном и мелко звенели.
Дама обрадовалась, что причина ее беспокойства обнаружена, собралась было уезжать, но Петрович ее притормозил:
– Сначала проплатите через кассу.
– За что?! – изумилась хозяйка машины. – Ведь вы ничего не ремонтировали!
– А время? – резонно пояснил ей Петрович. – Мы на вашу машину полтора часа потратили. У нас время денег стоит. С вас восемьсот рублей.
Лицо женщины исказила гримаса гнева, она разразилась руганью и в кассу протопала широким размашистым шагом, всем своим видом выражая презрение к хапугам-автослесарям. Но делать было нечего – без пропускного талона охрана не выпустила бы ее с территории автомастерской.
Семен рассказывал потом эту историю всем знакомым и клиентам как очередную байку. Брат Александр от души хохотал и, как всегда, сделал свой вывод:
– Сюжет для юмористического рассказа, советую воспользоваться. – Он не оставлял надежды засадить брата за письменный стол и заставить наконец заняться своей настоящей специальностью.
– Может, когда-нибудь и воспользуюсь, – уклончиво ответил Семен. Он и сам понимал, что мир, пропахший маслом и бензином, ему уже надоел. Пора двигаться дальше.
На помощь судьбе, как это часто бывает в жизни, пришел его величество случай.