Поворот ключа. Сборник рассказов. Елеазар (Евгений Пышкин)

Аннотация: Однажды великий мудрец увидел заходящее светило и так сказал ему: «Чтобы обогнать тебя, не нужно бежать за тобой, а нужно идти в противоположную сторону от тебя, так мысли мои, они вопреки солнцу, но первыми встречают рассвет новой жизни».

1

И жил я в доме, и вокруг него произрастал сад. Он окольцовывал жилище, и был прекрасен. Сад благоухал цветами, их имелось великолепное множество, росли там и деревья высокие. Они приносили плоды, которых висело бесчисленно, и сладкими они на вкус были. Так жил я в доме и наслаждался красотой сада и умиротворением.

Однажды ушел за границы сада и дома. Отсутствовал недолго. И на улице, что за садом, встретил человека. Был он наг и голоден. Тогда сказал ему: принесу тебе хлеб и одежду из дома моего, и не будешь ты наг и голоден. Ответил он: зачем мне твой хлеб и одежда, разве утолю голод хлебом, разве спасет от холода одеяние твое. Отступил я от него, ибо не понял тогда речей человека.

Когда ж вернулся в дом, то обратил взор на библиотеку, где множество рукописей. Начал читать их, ибо желал найти ответ на вопрос: почему так сказал тот человек. И вот, когда прочел последнюю рукопись из библиотеки, то собрал все написанное и сжег в саду. И слышал я треск листов, пламенем пожираемых, и шорох тщеты человеческой. Спрашивали меня отец и мать: зачем уничтожил рукописи? Ответил им: прочел последнюю рукопись из библиотеки и сжег все, ибо в них лишь вопросы одни, а ответов нет.

Говорил я в сердце своем: нет утешений в мудрости книжной, ибо там лишь слова одни, да и то не те. Суждено было жить в неведенье и не найти ответа на вопрос. Понял, что нет более покоя в жилище и в саду моем. Они являлись преградой между мной и миром. И вот ушел из дома и еще закрыл за собой дверь рукою правою, ибо был прав, ибо нет ничего для меня в доме моем.

И пошел по дороге в сторону леса и гор. Пошел туда, чтобы наслаждаться одиночеством, ибо истинно говорю вам: одиночество – плеть для души, и кто выдержит сию пытку, тот выдержит пытку иную. И вошел в лес, и он благоухал. Деревья приветствовали шепотом листьев. Птиц и ветров пенье – вот все, что я слышал. Идя по лесу, увидел человека. Собирал он шишки и желуди, что пали с деревьев и клал их к себе в суму. Увидел я также, что он наг и, похоже, голод снедал его. Сказал ему: хочу поделиться с тобой. И это была правда, ибо взял из дома еды и кое-что из одежды, сложив сие в казан. Молвил ему об этом. Он же ответствовал: не надо этого, и зачем мне еда и одежда из дома твоего, и зачем это тебе; если ты ушел из дома, то зачем держишься до сих пор за него?

И тогда открылись глаза, и узнал бродягу. Это его встретил я на улице, что за садом моим. Тогда бросил одежду и еду, ибо ничто не связывало меня с домом, и стал собирать шишки и желуди как он, складывая их в его туес. И я себе желудей набрал в казан. Спросил затем бродягу: отчего не принял тогда хлеба и одежды от меня? Ответил он: хлеб и одежда твои разожгли бы желания, поэтому и не принял их, а в лесу нет у меня желаний.

Когда же собрали мы достаточно желудей и шишек, сказал бродяга: теперь покинь меня, оставь одного. Я спросил: зачем? Он ответил: хочу быть в одиночестве и тебе советую быть в нем, но не ведаю, что ты найдешь в одиночестве своем. Так сказал он и удалился с глаз моих, и вот я один. Тогда направил стопы к горе, нашел у подножия два камня, что высекают огонь, собрал ветвей сухих для костра. А желуди высыпал и спрятал. С пустым казаном пошел к реке, чтоб зачерпнуть воды.

Когда был на берегу со стороны леса, я увидел мальчика на другом берегу, он тоже брал воду. Спросил его: откуда ты? Он ответил: из города. Тогда спросил я: что ты слышал нового в городе? Он ответил: слышал последнюю новость, сын богатых родителей сошел с ума и сжег библиотеку. Так вымолвил мальчик и рассмеялся. Хотел сказать ему, что этот сын – я, но промолчал, ибо догадался, что память меня соблазняет. И вот ушел мальчик, и мне настало время уходить к горе.

Разжег костер и в казане сварил себе желудевую кашу, и ел ее, и была она горькой. Но говорю вам сейчас, что истина – каша желудевая, ибо истина горька, а не сладка. Кто же хочет говорить красивые истины людям, тот желает льстить им. Я же пожиратель горьких истин. Но кто съест целый казан горькой истины, то у того будет горечь на языке, но станет сытым он, а более вкушать не захочет. Кто же поглощает сладкие истины, того память вкуса будет тревожить желанием вновь испытать чрево свое, и не сможет насытиться, и лопнет он.

2

Когда настала ночь, то заснул я, и мне пригрезилось. Видел, что сижу под дубом, а спиной облокотился о ствол, будто отдыхаю. Когда же пригляделся, то увидел себя спящим, а рядом лежал казан, а в нем были остатки желудевой каши. И подошел волк, и стал он смотреть на меня, и видел я все со стороны. Потом зверь уткнулся мордой в казан и вылизал остатки варева, и ушел в лес, и не появлялся боле.

Проснулся я, ибо руки и ноги не подчинялись, и увидел, что несут меня какие-то люди. Рассмотрел над собой кроны деревьев. Лес становился глуше. Долго тащили незнакомые люди, пока не услышал голоса человеческие, и было их много. Наконец оставили меня в покое, и посадили в шатер на волчьи шкуры. Передо мной появился человек вида разбойничьего, а оказался он атаманом лесной братии. И вот он перед очами моими. Смотрел и безмолвствовал головорез, одевшись в шкуру волчью, и тут вспомнил я сон.

Говорил мне атаман: ты ли тот, кто мне нужен? Я спрашивал его: кого ищешь ты? Он отвечал: нужен мне мудрец один, легких слов хочу от него внимать. Нет, я – не он, но тот мудрец был в тех местах, где меня нашли, сам же я недавно в лесу – так ему отвечал. И еще спросил атамана: зачем он тебе, если ты найдешь его? Он ответил: хочу мудрых слов от него. И вспомнил я сон про волка и смекнул, что он, лизавший казан, теперь предо мною. Хотел волк истин наесться, думал волк, что сладки остатки желудевой каши, но это не так. Истинно говорю я вам, есть люди, что хотят приобщиться к знанию, но горечь испытать малую и говорить при этом, указывая на себя: вот я, и я познал истину. Но кто не съел казан истины, тот не ведал ни ее, ни знания, ни познания, ибо они есть скорбь.

И жил я какое-то время у разбойников, но вот однажды напала на нас княжеские солдаты. Ловили атамана, но тот ушел со своей братией в лес глухой, а меня бросили, затем поймали, и был приведен я перед лицом князя. Когда увидел меня он, сказал воинам: отпустите, развяжите руки, ибо это не разбойник. И сделали они так. Спросил князь: кто ты? Отвечал ему: отшельник, а в стан разбойников попал случайно. Он говорил: не желаешь ли ты жить у меня и говорить мудрости? Я отвечал: нет мне причин тебе отказывать, но лучше отпусти. Отпущу, но позже, говорил князь. И вновь вспомнил сон, и понял – между атаманом и князем нет различий. Все они хотели мудрости быстрой.

3

И вот двинулась в путь свита княжеская и я с ней. Мы вошли в город, и оказались во дворце богатом. Ходил я по нему и все осматривал, а князь наблюдал за мной и думал, что удивлен я, но я сам ушел из подобного дома. Спрашивал князь: нравится тебе дом мой? Говорил ему: дом твой прекрасен, а смысла нет. Хочешь, оставайся и живи здесь, говорил князь. Отвечал ему: нет, зачем мне дом сахарный? Спросил тогда он: что значит дом сахарный? И я говорил многое. Дом твой – сахарный, ибо пойдет ливень и растает он. Желаешь ты скрыться в нем от напастей и от мира сего, но придет тот, кто скажет, что это мой дом, выметайся! Ни камень, ни глина, ни железо – ничто не вечно, расстанься с домом. Ушел я из дома своего и еще дверь захлопнул рукою, и стал свободен, ибо за спиной – никого, никто не смотрит в след.

Посмотри на раба своего, вот он выше тебя, ибо за спиной его только ноша, да и то чужая. Он ничего не имеет, но желает оков. Верю, придут люди и скажут рабу твоему: иди за мной и обретешь свободу, иди за мной и иметь будешь то, что хозяин твой. И раб в слепоте взалкает, и будет думать, что он свободен, ибо не знает другого пути к свободе, а то, что он имеет – оковы его.

Говорил я, а князь слушал меня и хмурил веки. Затем сказал он: что ж, Елеазар, тогда ты свободен, можешь уйти из дома моего, когда захочешь. И после слов князя ушел я из дворца и не держал ни зла, ни добра на князя, и сердце мое было легким как облако. Истинно вам говорю, что видел я в княжеском доме мириады желаний застывших, и видел, как по ночам желания терзают князя, когда он спит. Не хотел я быть растерзанным желаниями, и не спал в доме княжеском.

Вот покинул я дом княжеский, шел по площади и увидел храм. Увидел, что люди приносят жертвы к нему, а также подаяния жрецам. Тогда я приблизился к ступеням храма, и заметил на них множество нищих и юродивых и проследовал мимо них внутрь, но жрец остановил словами: где подаяние твое богу нашему? Ответил жрецу: я прячу его, ибо слишком блестит на солнце оно. И пропустили меня. Вот прошел в храм к месту, где клали подаяния, и увидел я кумир – два камня кремневых, что высекают огонь. Они убрались бы в руку. Тогда забрал камни сии, и вышел на ступени храма.

Один из них я положил в левую руку, другой – в правую. Поднял камни над головой. Все увидели их в руках и пали передо мной. Я же говорил им.

Вот бог ваш, вот кому люди поклонялись много лет, вот я вынес на свет то, что скрывалось в полутьме храма. Смотрите, это бог ваш, я держу его за чресла. Зачем бездушные камни? Зачем храмы, куда вы загнали бога? Что ему камень храма? Неужели нет бога в сердце вашем? Уберите храм, ибо он единственное препятствие на пути к богу. Люди выгнали его из сердца и перестали быть богами. Вы думали, что так облегчите сердце? Но оно отяжелело. Когда-то религия окрыляла сердца, но почему не так сейчас? Вы смотрите за обрядом и за традицией и думаете в этом бог? Но нет его в храме вашем. Вы с бычьим, тяжелым сердцем лезете в гору, а нужно идти. Так заберите подаяния и отправляйтесь домой, ибо выгода от них только жрецам, а бог ваш бестелесен. Истинно говорю вам, придите в мир и облегчайте сердца свои и чужие.

Так говорил я, а юродивые возопили ко мне: он! Жрецы схватили меня, и повели на суд.

И еще одно здание было, и судили люди именем бога своего, но истинно вам говорю я, что бог не судит нас и не наказывает, ибо, что это за бог, если он не справедлив. Тот, кто судит, тот не справедлив, тот хочет играть в бога, но не ведает он, в какого бога одевается.

И вот я на суде, и было множество народу знатного и не знатного. Говорили они щедро, но встал жрец и поднял руку и все замолкли. Сказал жрец: вот хулитель бога нашего, призывал он разрушить храм, так ли? Нет, говорил я, храм в сердце уничтожить нельзя. Не уходи от ответа, говорил жрец, я сам слышал, как ты говорил, что нужно убрать наш храм. Отвечал я ему: храм из камня, а камень всегда отбрасывает тень, он загораживает солнце – вот, что я желал сказать, я не претендую на храм, ибо он ваш, а не бога. Хулитель, – возопила толпа.

Жрец поднял руку, и толпа замолчала. И тут вышел к народу князь. Он стал говорить: знаю я этого безумца, зовут Елеазаром, он был в доме моем и говорил, но ничего связанного не сказал; тогда отпустил я Елеазара; но свидетельствую вам, что нет смысла в словах его, ибо он – юродивый, вспомните, как кричали они; это юродивые признали в нем своего. И люди соглашались с речью князя. Жрец говорил: не думаешь ли ты, князь, что Елеазар безвреден для нас, ведь тот, кто не приносит пользу, тот вреден и наказание ему назначу я. И люди соглашались с речью его.

Так металась умом своим толпа от князя к жрецу и обратно. Тогда произнес князь: изгоните Елеазара из города и это будет справедливым. Жрец отвечал: что ж, пусть будет так; Елеазар, виновен ты и приказываем тебе покинуть город до заката, если не исполнишь, то ждет тебя смерть. И народ согласился с этим.

И опустел зал, и развязали меня жрецы, и было молчание в чертоге суда. Покинул я строение сие и заметил, что солнце прошло зенит.

4

И был я на торговой площади, видел народу великое множество. Еще видел дитя, которое обижали, но тут подошла женщина, что матерью ему была и прогнала обидчиков, и прижала дитя к себе. Говорил я ей: не печалься, ибо мир не столь добр к вновь пришедшему. Ответила женщина в сердце своем: пусть погибнет мир, но дитя мое будет жить. Я же сказал: но если мир погибнет, то где жить будет дитя твое? Она произнесла: сама мир создам такой, чтобы ему можно было жить. И понял я глупость речей своих и отошел от женщины, и сказал в сердце своем: ты – женщина, и это суть твоя.

И еще там было множество юношей, они слушали разговор мой с той женщиной и смеялись, и подшучивали: не говори с ним, ибо он безумен, да и что он может знать о любви. Я же спросил тех юношей: а, вы, знаете любовь? Они ответствовали: что нам в любви? Так говорили они и смеялись, а потом ушли.

Я же говорил в сердце своем сам себе: что вам в любви? Зачем так богохульствовать? Никогда не спрашивайте, но любите. Я глаголю вам: любите; ты женщина, и ты мужчина, что вы хотите друг от друга? Но не думайте об этом. Я говорю вам: любите. Ибо встречал мужчин и женщин, и дивились глаза, и смущался ум, ибо не видел я мужчину и женщину, но видел существо единое. Думал, что глаза меня обмануть хотят, думал, что ум мне изменил. Видел я двоих, но не мог разделить их, ибо каждый был продолжением другого. И если спросили бы: где центр мира, то ответствовал: он ровно посередине находится между мужчиной и женщиной.

Когда солнце коснулось линии горизонта, но еще не ушло за него, то покинул я стены города. Шел я мимо хижин крестьянских, и вот решил отдохнуть. Тут был и крестьянин и признал он меня, и говорил: ты – Елеазар, и слух мой наслышан о тебе, и думаю, что не безумец ты, а великий мудрец. Говорил ему: что мне в меде фраз твоих, они не приближают к богу, но скажу тебе: не превращай меня в камень. Удивился крестьянин: разве я волшебник, чтоб превращать людей в камни? Спросил я тогда: был ли ты в храме? И он говорил: да. Видел ли ты камни в руках моих? Отвечал он: да. Тогда сказал: вот не желаю быть богом, пусть даже и из камня, но глаголю тебе: если ты камень и бог, то изгоню тебя с глаз, чтоб ты пылал в сердце моем, и разрушу кумир твой. Так я говорил крестьянину.

Он же вопрошал: устал от жизни, и вижу зло вокруг, что делать? Я говорил: если в мире только зло одно, то делай добро из зла, ибо его уже не из чего делать. После слов сих покинул меня крестьянин, и задремал я.

Мне приснился сон: перед очами предстал волк с седой шерстью и говорил красноречиво: Елеазар, вот ты, и ты мой, ибо братья мы. Ты кровь от крови моей, и плоть от плоти моей, иди же за мной. Но отвечал ему, что я не кровь от крови твоей и не плоть от плоти твоей, ибо мы разные. Ты – мое искушение, но не прогоню тебя, сам ты уйдешь. Так говорил я волку с седой шерстью, но он не уходил. Видел, как вращал он головой, не желая покидать меня, как волос шерсти его был длинен и закрывал уши. Подумал я, что не слышит он. Тогда обнял руками волчью голову и шепнул ему прямо туда, в его спутанные волосы: ты одинок, ибо не любишь людей, а я одинок, ибо люблю их. Услышав это, замотал волк головой, вырвал ее из рук моих и отошел.

Тогда очнулся я ото сна светлым и чистым как лучезарное солнце и пошел дальше, прочь от города.

5

Покинул я город, и вернулся к тому месту, где взяли меня разбойники. Отыскал свой казан и пошел на холм, и развел костер. Ночь же была тиха, а небо шатром своим склонялось, и видел я кружение звезд, и слышал шум трав. Тогда сел перед костром и закрыл глаза. Слушал я, как огонь пожирает ветки, но вот обратилось зренье мое.

Не открывая глаз, смотрел на те же звезды, но нет, это другие звезды. Видел темный шатер неба, но нет, был это другой шатер, ибо все это находилось в сердце моем, весь мир, что вокруг, жил внутри. И сердце плясало от радости, и нет ни звезд, ни неба, ушли они. Все прошло сквозь сердце, весь мир в нем, но легко стало на душе.

Тогда встал я и почувствовал легкость, и говорил сам себе: это воздушность моя, и кто хочет быть невесомым, пусть отрывает ноги от земли, выше ноги от земли.

И начал танцевать.

Чувствовал я степного волка в сердце, одинокого, но единого с миром этим. Алый бутон костра плясал вместе со мной. И вот, когда ритмы пламени, мира этого и сердца моего слились в монолит, то оглушен был я. Ни звуков ночных – ничего – все отошло. Слышал дух музыки и вверялся ему. Что за мелодия у ночного мира? Откуда мне знать, но прошла она сквозь сердце в разум и завладела ногами. Кружился и плясал я, а надо мной танцующий бог этого мира из колдовства являл вселенную свою.

Вот слышал:

Так дошел счет до двенадцати и видел, что полночь опустилась на мир сей, понял, что танцевал я много часов. Затихла музыка в сердце, и чувствовал усталость в ногах, но не было для души моей бессилия. Тогда присел я перед костром, и глядел на него и созерцал суть его. Костер все еще танцевал. Удивился, ибо не знал, кто бросал ветки в огонь, чтоб он не погас. Так заворожен был я.

И было явлено второе видение. Зола и уголь, уголь и зола холодны будто лед, ибо дух вышел из них. Тогда свершилось первое подношение богу. И слышал я голос, вещавший мне: смотри, камни, высекающие искры огня в руках твоих, эти камни – первое подношение богу. Наносил я травы сухой и хворосту, и веток, и зажег огонь, ибо ночь была холодна и беспредельна. И слышен голос:

6

Так было явлено второе видение. И стоял я на вершине холма, и начал возноситься в небесный эфир, и зрение ширилось, и третье видение в эту божественную ночь спустилось ко мне.

И в видении узрел степного волка, и говорил он, но слух уловил лишь тот дух музыки, вечно витавший в мире. И, наконец, я слышал песню степного волка:

Так говорил степной волк, и я принял дар из его мягких лап, и слова были будто музыка в ушах, будто дух ее витал везде. Узрел я, что мириады звезды обратили взоры на меня, и обратили взоры на меня и луна, и солнце, что были сейчас за горизонтом. С тех самых пор были три видения: Танцующий бог, Вечный огонь, Степной волк.

Много странствовал я по миру, и был в городах, и в храмах многих. Храмы оказывались разными, но что-то общее в них имелось и, путешествуя, понял, что общего в них. Заходил в храм любой и слышал, что шаги гулко отдаются в сводах, и страх нападал, и хотел бежать из храма, но поборол я страх. Источник его был в том, что нет бога. Да, заходил я в храм и называл имя бога, но не являлся ответ, и говорил тогда в сердце своем: бог умер, ибо веха его прошла, но оказалась ложь в речах и в голове моей.

Не бог умер, а мы все умерли для него, ибо нет бога, и нет его в храмах ваших. И если был бы я строителем, то пришел бы к вам с киркою увесистой и разрушил храм. И не имелось бы в руках моих святотатства, ибо, что есть в камне холодном? – Ничего. Так и в храмах нет бога, он не умер, но его нет здесь. Чего ради беречь камень? Храм ваш – могила для бога.

Так понял я одинаковость храмов, которые строились на земле, и хотел проповедовать сие, но удержался, ибо многие и многие любят, чтобы лили им в уши теплый елей, а не кипящее масло. Вы, изнеженные ушки, готовы ли ожечься кипящим маслом речей? Но молчите, я знаю, какие слова вы зажали в зубах. Ничего я вам говорить не буду. Кто дрожит – прячется в тень, расступитесь непосвященные.

Тем же, кто решится на проповедь любую, вот слово к ним: бегите с базарных площадей, ибо нет вам смысла в проповедях на базаре, если и родились вы там. Нет Отечества у проповедников, но есть для него вечная дорога – так говорю я к вам.

Вижу в вашем взгляде жажду сказать новь, но остережемся впредь говорить ее сразу. Вернее быть с плющом ядовитым, чем на базаре тщеславия, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам.

Вернее было бы уснуть сном вечным и видеть сны, и видеть мир этот как сон, но какие сны, если плоть примет могила и покровы чувств земных будут забыты, но дух вечен, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам.

Так говорю я вам проповедующие: бегите с площадей базарных и идите по путям разным. Там, на дорогах, будете вы встречать людей и будите их, говорите им, проповедуя. Так говорю я жажде сказать новь, так говорю вам, желающие проповедовать.

7

И вот, в предутренний час сон, как победоносный воин явился и сразил меня. Спал глубоким сном без грез, но позже проснулся легким и душой и телом.

Пока же спал, костер потух. Словно цветок, закрывающий бутон свой, потух костер. Но я не замерз. Предутренний туман будто одеялом укрыл. И вот настал день. Солнце – высоко, в зените стояло оно. Так начинался мой полдень: с пробуждения.

Тогда огляделся и увидел, что на вершине горы спал я. Сказал в сердце своем: пожалуй, чудо посетило, пока спал, и не одно чудо было, а было их великое множество. Тогда назвал гору горой чудес, и жил на ее вершине долгое время.

Когда печаль одиночества заволакивала душу, я нес тело на гору чудес, и отпускала печаль.

Когда радость приходила в сердце, то нес я тело на гору чудес, и радость приносила облегчение.

Когда тело и душа хотели большего, то нес я их на гору чудес. И не знал: кто несет меня? Но уходило желание большего на горе чудес. Ибо слово «больше» происходит от слова «боль».

Кто жаждет больше, чем сам осилит, тот падает в бездну под тяжестью сей.

Когда проповедовать хотел я, то нес тело на гору чудес и там вещал, голос мой звенел и гремел, словно бурный поток воды.

Когда ненавидел я людей и себя, то нес тело на гору чудес, тогда смеялся над ненавистью смехом тихим и божественным.

Так много лет я ходил на гору, и являлась она горой для тела и равниной для души.

Только там обретал успокоение, как море находит блаженство свое в штиль после бури. Как гладь морская тогда была душа и отражала она небо.

Так душа любая, нашедшая успокоение, не прельщается штормами жизни более. Она блаженна, и небо в такой душе видится нами без искажений.

Однажды гулял я в лесу, что рядом с горой чудес и увидел озерцо. Одним прыжком одолеть можно его. Так встал перед ним и прыгнул, и оказался на том берегу. Одним духом и стопой преодолел. Озерцо было за спиной, я обернулся и увидел отражение свое.

Что же, я – бог, если смог перепрыгнуть озеро? Чтоб одолеть его, не шел по воде, но был над зыбью. Глянул на отражение и рассмеялся в лицо самому себе. Я – бог? – Нет. Я – человек.

Вопрошал сам себя: если есть человек, то есть ли не человек? И я ответил: да. Есть богочеловек. Но кто он?

Вы спросите меня: не ты ли есть богочеловек? Нет, не богочеловек я. Но тогда кто он? Сказал бы о себе: я – богочеловек, то рассмеялся над утверждением сим. Человек, говорящий, что он бог – есть детская забава. Смех и шутка, шутка и смех, пустая погремушка в руках ребенка.

Но вы вопрошаете: что есть богочеловек?

Смотрите, я учу вас о богочеловеке.

Богочеловек – есть лед и пламень. Лед разума и пламень души в нем.

Богочеловек – есть соль земли. Земля живет им.

Богочеловек – есть капля росы и солнце. Ибо он существует в обоих явлениях сразу.

Смотрите, я учу вас о богочеловеке.

Вы спросите: кто ты, Елеазар? Не обманщик ли? Не глумишься ли над душой? Кто ты?

Смотрите, я учу вас о богочеловеке.

Есть богочеловек, а я – тетива лука, что натягивает стрелу души к богочеловеку. Братья мои, будьте как натянутая тетива лука, устремляйте стрелу души вашей к богочеловеку.

Вот учу вас о богочеловеке.

8

Было время, когда путешествовал я. Однажды посетил город, именующийся Песочной Розой. До этого долго жил я вне поселений и не встречал людей. Думал, что они изменились. И вот, пошел на рыночную площадь, где собирается много народу. В середине ее стояло возвышение, и сидел на нем один богач, а рядом с ним танцевала гетера.

Народ смотрел на пляс ее и кидал монеты, и я смотрел, но была пуста мошна моя. И вот, поднялся я над толпой, взошел на возвышение и говорил гетере: зачем пляс твой?

Гетера отвечала: я танцую, а господину моему платят за это.

Я же говорил: между господом и господином нет связи, хотел бы я знать, для чего тебе этот танец? Не бог же заставляет тебя кружиться, как волчок? Не дергает он тебя, как марионетку за ниточки? Неужели хочешь услаждать взоры толпы? Искусство же твое не для черни.

Тогда вступил в разговор богач: что ты говоришь с ней, плати или покупай ее.

Нет, говорила гетера, позволь, господин, беседовать с ним.

Богач же отвечал: хорошо, говори с ним, но лучше б он зазвенел золотом, как денежный мешок, чем толок в ступе воду.

Толпа же, что собралась на рыночной площади, возликовала остроте богача. Кто-то крикнул из толпы: нечего слушать его, все святоши и мудрецы есть заправские лентяи!

Тогда так говорил в сердце своем: труд души называется у вас ленью.

О, говорила девушка, узнала тебя. Имя твое Елеазар. Хочу я задать вопрос. Ты многое знаешь, многое видел, но скажи, Елеазар, познал ли ты женщину?

Тогда так говорил гетере: я люблю женщин. Я люблю мужчин, что любят женщин, но я призираю мужчин тех, которые преклоняются перед женщиной. Я призираю женщин тех, что преклоняются перед мужчинами. Что есть женщина? Вопрос простой. Нет секретов. Беременность – вот символ женщины. У нее есть три глаза.

Первый глаз видит в мужчине любовника.

Второй глаз видит в мужчине отца будущего дитя.

Третий глаз видит в мужчине ребенка.

Все три глаза женщины смотрят в будущее, ее будущее. Они предчувствуют приходящее и не родившееся. Беременность – вот имя женщине. Трехглазость – вот суть ее.

Много наслышан я от людей о проницательности женщин, но вся проницательность их заключена в трех глазах, в будущее смотрят они; что не родилось, они видят. Беременность – вот имя той прозорливости.

Тогда говорила гетера: о, прост и хитер взор Елеазара, ребенком хочет быть Елеазар, ушел он от прямого ответа на вопрос, но я разгадаю тайну твою, Елеазар. Вижу, не зря ты носишь имя такое, вижу, не зря тебя называют мудрым, но не буду преклоняться пред тобой.

Я же отвечал: что ж, если умна ты, то зачем прячешь красоту свою в танце?

Но тут подошел богач и произнес: хватит разговаривать с оборванцем, мы уходим.

Тогда они ушли, и я тоже покинул рыночную площадь.

Ушел из Песочной Розы, и так говорил в сердце своем: Елеазар, ты любишь женщин, но множество людей называют меня сладострастником. Тот, кто так говорил, презирали тело и попирали землю гнусными мыслями.

Грех тому, кто презирает землю и тело свое.

Грех крестьянину, презирающему соху и косу.

Грех кузнецу, презирающему молот и металл.

Грех скорняку, презирающему шерсть.

Грех сапожнику, презирающему шило и кожу.

Грех портному, презирающему иглу и ножницы.

Не есть ли они большие сладострастники, кто говорит мне о том, что я есть сладострастник.

О, я знал этих любителей свежих тел и сладких смокв. Быстрыми ножками они передвигаются по земле и думают, что любят женщин. Нет, нет солнца в их сердцах, и преклоняются они перед молодым телом. А со временем, что будет? – Так вопрошаю я.

Не хочет Елеазар пресмыкаться во прахе, ребенком хочет быть Елеазар. Развенчала мои мысли женщина, что танцевала на рыночной площади. В испуге было сердце, но теперь исчез страх.

Говорила гетера: не буду преклоняться пред тобой.

Истинно вещаю я вам: мир той женщине, что не пожелает сиять через вас, а пожелает сама сиять и равной быть. Нет преклонения в словах этих, но есть радость в сердце. Как два равных солнца, взошедшие над горизонтом, как две луны, отражающиеся в океане жизни – вот мой завет вам, мужчина и женщина. Будем, как солнце!

9

Снова я побывал на площади, где танцевала гетера, но не оказалось ее, а стоял на возвышении человек, что проповедовал о государстве. Говорил он весьма красноречиво. Я находился в толпе и тоже слушал его. Вот, что он проповедовал.

Вы клянете свое рабство, но что дать взамен? Вы думаете, что я могу вам преподнести свободу? Нет. Вы думаете, что государство даст вам ее? Нет. Свобода – драгоценный алмаз, но он не валяется на дороге. Вы хотите взять его? Но кто мешает вам? Свобода та вещь, которую нужно взять, по сему лишь своей рукой вы можете сделать это, только так. Никто не даст ее вам. Берите любой предмет. И камень – сгодится. Свобода любит охотников, возьмите оружие – и вперед. Только так, как я говорю, вы обретете ее. Меж вами только равенство и братство. Только так. Я проповедаю вам новое государство, свободное государство. Таков мой совет. Идите и берите свое, ибо у вас ничего нет кроме воли к власти.

Так говорил тот человек.

Я слушал и смеялся в сердце своем. Сколько наивных ушей вижу здесь. Сколько порочных уст хулящих на свободу. Лишь одни уста льют ложь, но и их вполне довольно, чтоб перекрашивать и крошить мозг. Что знаем мы о свободе? Ах, лучше было б проповеднику нового государства жить на одиноком острове или быть пораженным молнией, нежели говорить ложь. Свобода не то, что берется. Истинно говорю вам: свобода в сердце и нет орудий, чтоб взять ее, ибо снаружи нет свободы. Истинно говорю вам: если слышите на площадях разговоры о свободе и гражданском обществе, то бегите с тех площадей. Я чувствую, как огромный змей вьет свои кольца, чтоб задушить вас. Где кричат о свободе, там пахнет кровью и разрушениями.

Так я смеялся в сердце своем над человеком, чьи уста хулили, а потом удалился с площади.

Шел по улице и наткнулся взглядом на женщину. Это была гетера. Говорила она слова медовых приветствий и приглашала в дом, ибо получила женщина вольную. Один человек выкупил ее и отпустил. И вот я в дом ее, и предложила она мне хлеба. Говорил ей: зачем мне хлеб твой? И предложила она мне вина. Говорил ей: зачем мне вино твое?

Тогда встала гетера и молвила: Елеазар, знаю я многое. Знаю много танцев и могу сплясать тебе. Знаю много песен и могу спеть тебе. Знаю много удивительных историй и могу рассказать тебе.

Тогда я говорил гетере: не надо танцев и рассказов твоих. Самый красивый танец видел я: это огонь, пляшущий на ветках костра. Историй твоих не надо, ибо сам тебе поведаю историю. Знаешь, гетера, люди живут и думают, что они живут. Ох, они думают, что танцуют, но просто корчатся, корчи они называют танцем. Знаешь, гетера, у людей есть одно маленькое удовльствице, жизнью они называют его, но не чувствуют, что идут на костылях. Поэтому не танцуй, не рассказывай, но спой.

Тогда спросила гетера: что спеть? А какие песни знаешь ты? – спросил я. Отвечала гетера: знаю много песен любовных. Тогда я так говорил гетере: подойди ко мне и спой на ухо самую прекрасную песню о любви, которую знаешь ты. Спой тихо-тихо. Спой сладко-сладко. Пой еще и еще, ибо свет снизошел на меня, и небеса объяты радостью.

10

Многие лета странствовал я по свету, и много людей встречал на пути. Многие из них называли себя учениками Елеазара, но не было среди них таковых. Но если пожелают они слыть моими последователями, то пусть будет так.

Много было прожито лет, но вот время настало уходить из этого мира.

Люди, что называли себя учениками Елеазара, скорбели о моем уходе. Я ж говорил им: о чем скорбите вы? О прахе или о душе? Неужели считаете, что я буду вечно с вами? Нет, я не обещал. И вам советую не зарекаться никогда. Лишь одно обещаю: вернусь к вам снова, только вы не узнаете меня.

Так успокаивал их, но к моему одру хотела пройти женщина, что танцевала на площади, что было в Песочной Розе, но люди преградили ей путь. Тогда я сказал им, чтоб пропустили. И гетера подошла к одру и склонилась надо мной. Говорил я: ты так молода, но зачем слезы в очах твоих? Зачем грустна в этот самый светлый день моей жизни?

Обратился я с речью ко всем: знаю, знаю, от чего печальны вы, слишком много добра причинил вам, но нельзя поддаваться унынию.

Говорил им: а теперь отойдите, покиньте дом мой, ибо желаю отрешиться от мира сего. Быть в полном одиночестве. Достаточно боли вам. Хочу быть один, ибо человек рождается и умирает, но он всегда одинок, никого рядом. Рождался я – и был один, теперь пришло время второго одиночества.

Исполнили они просьбу и оставили одного. Когда ушли люди, то воспрял духом с одра и вышел на встречу к солнцу. И было оно равное мне. Я – ему. И был я велик, легок и светел как лучезарное солнце у горизонта. Светило улыбалось устами бога, золотя путь мой.

Как покинул я дом, вошли в него люди, и обнаружили тело мое, но не оказалось меня здесь. Тогда взяли они прах и закопали, и была тризна, и шел третий день поминания.

Перед домом возлежали за тризной люди, и гетера была здесь. Тогда я подошел к ним и говорил: что за печаль на лицах?

Отвечали они: схоронили Елеазара великого мудреца и справляем тризну.

Можно и я буду с вами? – спросил я их.

Согласились они, и гетера поднесла мне хлеб и вино, и тогда узнали меня. И дивились, и говорили поминальщики: нечистый дух это. Я же молчал. Тогда один из людей, что называл себя учеником Елеазара, спросил: ты ль это, Елеазар, и если воскрес, что видел там? Видел ли злых духов?

Тогда так отвечал: злых духов нет там, и после смерти нет ада, вас обманули. И вновь замолчал.

Тогда заговорила гетера: вот молчит Елеазар, спокоен и легок взгляд его, улыбка на устах, и радость ютится в уголках губ. Ответь, Елеазар, что видел ты там; раз нет ада, то есть ли жизнь, похожая на земную?

Тогда так отвечал всем: истинно вам говорю, смерти нет. Есть жизнь, такая как здесь, но лучшая. Видел солнце у горизонта, нет не солнце, а Жену, облаченную в солнце. И держала она на руках золотистую розу, нет, не розу, а ребенка. И вот были даны Жене два крыла легких, чем дыхание и прозрачней, чем хрусталь. И вот взметнулась Она на крыльях под самый зенит так, что взор был бессилен увидеть ее.

Тогда вопрошали люди: что значит сие?

Тогда так говорил: Жена, облаченная в солнце – есть Новый Завет мира, что родится меж нами, а роза или ребенок, то Новый Мир, что будет для всех.

Истинно говорю: вы все умрете, как и я, но, так же как и я воскресните на третий день по смерти своей. Стряхнете грезы с очей и пыль дорог со ступней. О да, другими глазами посмотрите на мир, цветущими ликами будете вы. Воскресните все и увидите друг друга, и возрадуетесь. Так оно и будет, как я завещаю сейчас, ибо время близко.

13 апреля – 10 июля 2008 года.