Глава 6
Я посмотрела на часы. Было уже восемь вечера. «Надо бы тётке позвонить, узнать, как у неё дела», – подумала я. Она – одна из немногих оставшихся в живых моих старших родственников и самая близкая из них по крови. Но позвонить ей – дело непростое. Может казнить, а может и помиловать. Может отвергнуть, скороговоркой пробурчав: «У меня давление. Не могу говорить, храни вас всех Господь», а может и поболтать.
Елена Александровна Царёва – сестра моего отца. Одинокая дама, побывавшая два раза замужем, неудачно сделавшая операцию по прерыванию беременности в своё время и, как печальное последствие, оставшаяся без потомства. В молодости была очень хороша собой, этакая клубника со сливками, высокая, то блондинка, то рыжая, в зависимости от доступности на прилавках краски для окрашивания волос. С большими зелёными глазами. Имела она аппетитные формы и очень недурно одевалась. Осенью приходила она в наимоднейших лакированных сапогах цвета морской волны, всегда с причёской и маникюром. Работу меняла часто, как и своих мужей, из которых законными были двое. Работала она корректором в разных издательствах, в том числе в типографии ТАСС и в Министерстве нефтяной промышленности. В моих детских глазах она выгодно отличалась от моей несколько замученной хлопотами мамы, надевавшей нарядное платье и делавшей причёску разве что для фотографирования или по праздникам. Не обременённая семейными заботами, тётка регулярно ездила на отдых в Крым в поисках счастья, которое всё не случалось, и, поскольку не имела своих детей, а гормональный фон требовал своего, всю свою потенциальную нереализованную материнскую нежность она подарила мне.
Первый поход в театр был с ней. МХАТ. «Синяя птица». Мы длинной вереницей идём за синей птицей, мы длинной вереницей… Мы сидели в бельэтаже и смотрели в бинокль. Сцена была далеко-далеко, и актёры казались кукольными. Зрительный зал был огромен, кресла – необыкновенно мягкие и удобные. Музыка звучала таинственно… Мы длинной вереницей… В антракте мне купили невиданное пирожное с розочкой и стакан дюшеса. Когда мы вышли из театра, я не могла говорить… Я пережила потрясение. Мне было лет шесть, и я твёрдо решила стать артисткой и ходить на цыпочках по этой сцене в воздушном лиловом платье и полушёпотом петь: «Мы длинной вереницей…» И это желание укрепилось во мне со следующими походами и воплотилось в попытки поступить в театральное училище после школы.
Она покрасила мне ногти. Розовым лаком. Весь вечер я их держала на вытянутом расстоянии и не сводила с них глаз. Я боялась мыть руки, мне казалось, что эфемерная красота испарится при прикосновении воды. Мама сказала, что учительница в школе заругается, и лак пришлось стереть. Потом я с нетерпением ожидала следующего визита тётушки, чтобы вновь преобразиться.
Конец ознакомительного фрагмента.