Вы здесь

Повороты. Часть первая (Алиса Юридан)

Часть первая

– Доброе утро, – поздоровалась Сара с Уолтером. Тот курил в своём кабинете.

– Доброе.

– Сегодня уже что-нибудь есть?

Уолтер кивнул. Вид у него был мрачный. Ещё бы, если уж в такую рань обнаруживается очередное дело (вернее, тело), радоваться тут нечему. Сара приготовилась слушать.

– Труп обнаружили сегодня около шести утра. Я уже съездил, посмотрел. Мужчина за сорок, в кармане права на имя Ричарда Хоффмана, причина смерти устанавливается. Тело забрали, скоро сообщат, что выяснили.

– Опрашивал кого-нибудь?

Корнетто здорово ругнулся.

– Район практически нежилой. Ни свидетелей, ни зацепок. Пока.

Сара посмотрела на карту, где было отмечено местонахождение тела.

– Ещё бы метров пятьдесят, и этим занимались бы уже не мы.

– Да уж, повезло так повезло. Почти на границе нашей территории. Но всё-таки на нашей.

– Рэндалл знает?

– Да, сообщил ему. Он приедет через полчаса. Сказал, сегодня будет кое-что интересное.

– Вот как?

Сара прошла к кофейному автомату и потыкала в кнопки. Горячий напиток медленно, но верно наполнял пластмассовый стаканчик, а сама она думала, что мог иметь в виду их уходящий на пенсию начальник. Наверняка объявит сегодня о её назначении. Сара скосила глаза на Корнетто и слегка поёжилась. Всё-таки это как-то… Не то чтобы неудобно, но неуютно.

– Тебе налить кофе? – слишком уж дружелюбно спросила Эванс, удивляясь своему тону.

Корнетто оторвался от бумаг, посмотрел куда-то сквозь неё и кивнул:

– Давай.

Сара поставила дымящийся чёрный напиток ему на стол. Сама она отхлёбывала кофе крепкий, но всё-таки с сахаром.

– Спасибо.

«Заменив Рэндалла, сразу поменять этот убогий автомат на что-нибудь приличное», – мысленно поставил галочку Корнетто.

Сара ушла в свой кабинет, где минут двадцать просидела над папками и бумагами. Потом поняла, что думает только об одном человеке и не может работать, пока его не увидит.

Совершенно ей не свойственно, но факт.

– Я пока быстро смотаюсь к Райану, когда позвонят насчёт тела – сразу перезвони, ладно? – Сара вновь просунула голову в кабинет Корнетто.

– Разумеется.

– И когда Рэндалл приедет – тоже.

– Да понял я, понял, – махнул рукой Уолтер. – Иди уже.

Сара кивнула и исчезла. Корнетто вздохнул и стал прикидывать, кого Прайс назначит на это дело. Последний месяц был удивительно спокойным, ну просто идеально спокойным. Всего пара убийств, ну ладно, пять, три раскрыл он сам, одно – Сара, и одно – Райан. Собственно, из-за того дела его сейчас и нет с ними. Но в остальном – больше ничего. И что самое прекрасное – у них не было ни одного нераскрытого дела за последние четыре месяца. Это почти блестяще. Более давние висяки, конечно, были – но у какого отдела их нет? На сегодняшний день и он, Уолтер, и Сара, и Райан, и Майкл в этом плане чисты. Текущих нераскрытых ни за одним из них нет. Рэндалл Прайс не уставал ими восхищаться и хоть вскользь, но упоминал об этом в разговорах со своими коллегами. Которые, понятное дело, прекрасно понимали, о чём речь. Так что теперь, перед самым его уходом на пенсию, ему никак нельзя допустить промаха. Это дело должно быть раскрыто быстро, точно и безболезненно. Замечательный завершающий штрих.

Корнетто не сомневался, что Рэндалл поручит дело ему.

Собственно, он на это рассчитывал.

* * *

Ну вот чего он на рожон полез? Всё хочет что-то доказать. А доказывать-то и нечего. И так всё про него понятно. Через десять лет будет таким же, как она с Уолтером. Может, даже успешнее. И лучше. Мягче… Они-то слишком зачерствели. Может, ему удастся этого избежать, с таким характером это возможно, несмотря на то, что эта работа всех очерствляет.

Райан был моложе Сары больше чем на десять лет, но с первого дня его появления в отделе она поняла, как легко ей с ним общаться. Да и не только ей – и Рэндалл, и Уолтер, и пришедший уже после Райана Майкл необыкновенно легко сошлись с ним.

Но для Сары это было всё-таки удивительно. Удивительно и приятно. За многие годы вынужденного или случайного общения с молодыми сотрудниками Сара поняла, что в этой области ей не очень-то уютно. Она всегда была спокойна, не напоминала им о своём опыте или положении, была терпелива и вежлива, и даже пыталась быть дружелюбной, что давалось ей труднее всего. Но результат всегда был один – молодняк в итоге старался её избегать. Как бы она ни старалась, всегда происходило одно и то же: как потом кто-то признался ей, Сара «давила» на них. Это происходило совершенно против её воли, и она ничего не могла с этим поделать. Одно её присутствие если не пугало, то напрягало и нервировало несчастных юношей и девушек. Сара злилась на себя и свою беспомощность в этом вопросе, не понимая, почему так происходит, как это исправить и как вообще ей, чёрт побери, себя с ними вести?! При этом она понимала, что они имеют в виду под словом «давит». Никогда бы не подумала, что это слово можно применить к ней, но понимала его. Именно так первые годы действовало на неё присутствие Уолтера Корнетто. С ним было тяжело находиться в одной комнате, дышать одним воздухом. Точнее, сметь делить с ним воздух.


Сара понимала, что это глупо, но это было именно так. Больше ни один человек за всю её жизнь не оказывал на неё такого воздействия. Рэндалл, понятно, ничего такого не чувствовал, ибо сам – начальник Корнетто. Но Сара всё прекрасно чувствовала, более того, она знала, что и сам Корнетто в курсе, какой фантастической аурой обладает. Хотя, опять же, полный абсурд. И на работу его это никак не влияло. Лучший из лучших. Всегда.

В конце концов Сара решила, что так больше продолжаться не может. Медленно, но верно она стряхивала с себя оцепенение в его присутствии, она делала успехи в работе, она повышала свой авторитет. Она стала практически с ним на равных, и сам Корнетто тоже был этому весьма рад – не очень-то приятно, когда твоё присутствие угнетает коллегу.

Но что из этого вышло не так? То ли что-то передалось Саре, то ли она сама слишком глубоко окунулась в этот тёмный омут психологического напряжения, но только вот теперь её и саму не очень-то любили и жаловали молодые и менее опытные коллеги. Уважали – бесспорно, и было за что. Но теперь они с Корнетто на пару трепали нервы беднягам, сами того не желая.

Что интересно, при работе со свидетелем или подозреваемым этого не происходило. Занимаясь раскрытием преступления, Сара выбрасывала всё лишнее из головы и из души, и её беседы оттого протекали более мирно и непринуждённо, если так ей было нужно.

Остальным же можно было только посочувствовать. Очень надолго они в отделе не задерживались, и Сара с Уолтером догадывались, почему. Однако изменить ничего не могли. Поэтому узнав о том, что у них в отделе очередное пополнение (молодой и подающий надежды Райан; да кто из них не был молодым и подающим надежды?), Сара только тяжело вздохнула.

Но Райан… Райан опроверг все их пессимистичные прогнозы. Он не поддался. Вернее сказать, он просто не чувствовал ничего такого – может быть, из-за того, что сам он излучал столько энергии, добра и теплоты, что, волей-неволей, Корнетто и Эванс сами попали под его обаяние. Да, обаяния ему было не занимать. Кроме того, он оказался весёлым, остроумным и лёгким на подъём. Хотя… чего уж тут, можно, пожалуй, перечислить и остальные его достоинства, которые Уолтер, Сара и Рэндалл отметили в первую же неделю пребывания Райна в отделе. Умён, умён, чёрт возьми, и вот что значит – действительно подавать надежды. Дружелюбен и оптимистичен, верен слову, раскован, умеет нестандартно мыслить. Кроме того – по-настоящему красив. Саре ещё не встречались такие красивые молодые люди с такими замечательными, буквально растапливающими сердца улыбками. Ей было очень приятно с ним работать.

За два года они так подружились, что Саре иногда не верилось, что это происходит именно с ней. Она не привыкла думать о чём-то, кроме работы, о ком-то, кроме убийц и убитых, и уж тем более она не привыкла, что кто-то думает о ней. Райан одинаково ровно, тепло и дружелюбно относился ко всем своим коллегам, но постепенно к Саре он начал испытывать что-то вроде привязанности. Ему было приятно думать, что он приедет с утра в отдел, а там уже вовсю работает Сара Эванс – великолепный, опытный детектив и чуткий, добрый человек. Строгая и красивая. Она многому его научила.

По сути, Уолтер и Сара были ему как крёстные отец и мать – с разницей в возрасте более десяти лет и с разницей в опыте ещё большей они наставляли, направляли и вдохновляли его. Но Райан считал Сару ещё достаточно молодой и более чем достаточно привлекательной, поэтому никогда не относился к ней, как к матери. Он уважал, ценил и любил её. Любил по-своему. Она была ему дорога. Она была его другом.

Да, Сара и Райан стали друзьями. Они частенько обедали вместе, попутно обсуждая дела, а иногда – подшучивая над Корнетто, Прайсом, друг над другом, разгружая свои закипавшие на работе головы. При этом они старались, чтобы их дурачества не выходили за рамки, Сара всегда оставалась детективом Сарой Эванс, а Райан – её коллегой. Но эти совместные обеды, бесспорно, сближали их ещё больше.

На данный момент Райана можно было считать единственным другом Сары, более того – единственным за последние… много лет. Коллег у неё всегда было много. И знакомых. Но не таких людей, как Райан. Хотела она того или нет, но она была вот уже два года как привязана к этому потрясающему парню, из которого собиралась воспитать детектива получше Корнетто. Она верила, что с таким характером, как у Райана, можно достичь гораздо большего, нежели с таким властным и несгибаемым, как у Корнетто.

А полгода назад к ним пришёл Майкл. Он был ещё моложе, чем Райан. Саре хотелось верить, что и с ним они все найдут общий язык. Очень хотелось.

Признаться честно, в первые недели ни она, ни Корнетто не преуспели в создании благоприятной атмосферы для новичка Майкла. Сара очень надеялась на помощь Райана, который вот-вот должен был вернуться из отпуска. И надеялась она не зря. Как обычно, Райан очень легко поладил с новым для него человеком. Майкл был в восторге от того, что в отделе обнаружился такой замечательный коллега. Его восторженность вкупе со всегда замечательным настроением Райана наладили атмосферу в отделе, и вскоре все четверо уже отлично общались. Рэндалл был доволен.

Райан и Майкл стали «молодой» половиной отдела, а Сара и Уолтер стали «старичками», хотели они того или нет. Но им было даже забавно наблюдать за новым поколением детективов.

Райан – русоволосый, сероглазый и улыбчивый. Майкл – темноволосый, кареглазый и серьёзный.

Райану быстро надоедает монотонная, скучная работа, он неусидчив, ему гораздо больше по душе выехать на место преступления или съездить опросить свидетелей. Майкл – усидчив, сверхточен и аккуратен, до него никто так не наводил порядок в бесконечной бумажной писанине отдела, и никто не мог делать это так долго и так увлечённо.

Райан уважает Уолтера, но его друг – Сара. Майкл уважает Сару, но в восторге от Уолтера и мечтает всему у него учиться.

На Майкла совершенно не за что сердиться. На Райана – совершенно невозможно.

В общем, отличная и гармоничная парочка.

* * *

Когда Рэйчел училась на последнем курсе, Джейкоб Маккартни погиб на очередном задании. И мир её разлетелся вдребезги. Отец был её единственным стержнем, дающим силу и желание жить. Ничто – ни друзья, ни учёба, ни жизненные цели – не имело значения. Без него.

Джейкоб был похоронен со всеми почестями. Друзья и коллеги скорбели и выражали глубочайшие соболезнования Рэйчел. Девушка же после похорон совершенно замкнулась в себе. Рэйчел бросила учёбу, перестала выходить из квартиры, не отвечала на телефонные звонки. Она потеряла свой смысл жизни.

Около полугода никто ничего о ней не слышал. Шесть месяцев слились для Рэйчел в один бесконечный, бессмысленный и горький день. Самый близкий друг Джейкоба понимал, что ей нужно время отгоревать отца и побыть наедине с собой, не дёргал её и не давал делать это другим. Но в конце концов и он решил, что пора уже что-то делать. Каким-то образом ему удалось достучаться до Маккартни, и через пару недель они встретились. Потом ещё и ещё. Разговоры их были невеселы. Рэйчел делилась неутихающей болью, слушала и бережно собирала какие-то неизвестные ей подробности из жизни отца. Через два месяца разговоров и встреч друг Джейкоба добился желаемого – он смог уговорить Рэйчел восстановиться на учёбе и получить уже почти полученный диплом психолога. И хотя Рэйчел разуверилась в психологии – что за психолог, не смогший помочь даже себе, не сумевший вытащить себя из полугодового ада? – её убедили в том, что этого хотел бы её отец. И ведь это было правдой.

Потеряв интерес ко всему, Рэйчел всё же защитила свой диплом. Учёба была окончена, и ей, как хорошо зарекомендовавшему себя специалисту, открывались неплохие перспективы. Но ей было всё равно. Она хранила память об отце, и это полностью занимало её теперешнюю жизнь.

Однако вскоре ей пришла в голову идея, настолько её воодушевившая, что она уцепилась за неё, как за последний шанс выжить. Она долго обсуждала её со старым другом Джейкоба, потом с другими его друзьями и коллегами. В итоге Рэйчел удалось убедить всех, что это действительно то, что нужно. Окончательным аргументом в пользу немного необычной затеи стал блеск в глазах Рэйчел, чего не было со времени смерти Джейкоба.

Пойти по его стопам. Хоть как, но попытаться сделать это. В память и в честь Джейкоба Маккартни продолжить добиваться справедливости и находить ответы на вопросы. К чёрту психологию, преподавание и консультации – Рэйчел хотела быть там, где провела половину своей жизни, лучшие её годы, и где провёл всю свою жизнь её отец. Она хотела работать в полиции. В любом качестве.

Друзья Джейкоба помогли ей поступить в полицейский колледж. Рэйчел было нелегко, но она была рада наступившим в её жизни изменениям. Когда же подошло время практики, эти же друзья Джейкоба без труда устроили Рэйчел к себе в участок – и место, куда она приходила ещё ребёнком, ставшее ей вторым домом, радушно приняло её. Место, где все были ей как родные. Место, где всё напоминало ей о лучших днях с отцом. Место, где работал Джейкоб Маккартни. Рэйчел была счастлива. Она бралась за любую работу, за любые поручения, была рада помочь в любом вопросе.

Чем бы она ни занималась, ей нравилось всё. Она отнюдь не была бесполезной: во-первых, её знания, в том числе и психологии, очень даже пригодились им в работе, во-вторых, она была молода, и её взгляд на многие вещи также помогал им. Рэйчел была умна, собранна и уже многое знала о работе в полиции. Словом, довольны были все – и сама Рэйчел, и полицейские, получившие неплохую помощницу. Рэйчел принесла участку немалую пользу. Но она по-прежнему не участвовала в расследованиях, а лишь помогала по разным вопросам да выполняла мелкие поручения. Конечно, желать большего было бы глупо – ведь у неё пока не было опыта настоящей работы. Но разве можно было запретить ей желать большего? Особенно, когда она снова начала жить. Она словно бы продолжала дело Джейкоба, словно бы укрепляла память о нём, и ей становилось всё лучше. Вокруг неё словно бы рассеивался туман, когда она приходила в участок. Все эти люди, всё то, что они делали, вся эта атмосфера завораживала её. Только теперь она была частью всего этого, и не так важно, в каком качестве. Важно лишь то, что она была там.

Затем, видя, что Рэйчел приносит реальную пользу, лучший друг Джейкоба решил рискнуть и отправить её в другой участок, в другой отдел. Она уже давно просила об этом – всё же тут у них дружественная, почти семейная атмосфера, а ей уже хотелось чего-то более серьёзного, ей очень хотелось реально работать. С трудом, но он всё-таки нашёл, куда её пристроить. В том отделе слышали про Джейкоба и сочувствовали его дочери. Они даже поняли, как это важно для неё – делать то, что она делает. И они её приняли. Для Рэйчел это было очень важно – это был настоящий шаг вперёд. Она выбивалась из сил, из кожи вон лезла, чтобы проявить себя как можно лучше там, где никто её не знал. И у неё получилось. Всё в том же качестве стажёра-практиканта-психолога она пробыла в отделе почти три месяца. На этот раз, к её счастью, ей постепенно стали давать задания посложнее, а информации побольше. Стали всерьёз прислушиваться к её мнению. Она пришлась им очень кстати – в то время одна их сотрудница работала под прикрытием в другом городе, и Рэйчел если не заменила её, то помогла сделать её отсутствие менее ощутимым.

Рэйчел знала, что после смерти отца уже никогда не станет прежней. Но то, чем она занималась, приносило ей облегчение. Ей становилось лучше. Её деятельность стала смыслом её жизни.

Практика затянулась, но Рэйчел была этому только рада. К тому же она ещё не считала себя готовой вернуться в учебные кабинеты и продолжить заниматься теорией. Она даже подумывала взять какой-нибудь академический отпуск или что-то вроде того, лишь бы подольше попрактиковаться, побыть в отделах. В итоге этот вопрос был улажен (не без помощи друзей Джейкоба, которые, к слову, обнаружились и среди сотрудников колледжа). С каждым днём набираясь опыта и знаний, Рэйчел стала довольно подкованной и теперь приносила ещё больше пользы. Когда отсутствовавшая сотрудница вернулась, Рэйчел пришлось искать другое место. Но она не унывала, так как поняла: безумно интересно работать в разных местах. Ведь везде свои люди, свои методы, своя атмосфера. Везде всё совершенно по-разному.

За время практики Рэйчел узнала об отделе Рэндалла Прайса. Чем больше она узнавала, тем больше ей казалось, что это именно то место, куда ей захотелось бы потом вернуться. Место, где ей захотелось бы остаться навсегда. Она поняла, что хочет познакомиться с ними со всеми, побыть частью этого отдела. Прайсовского отдела убийств, о раскрываемости которого не слышал только глухой. Рэйчел надеялась, что он станет её следующим местом практики. Друг Джейкоба сомневался, что они согласятся на это – и всё же Рэйчел решила попробовать. Рэндалл Прайс знал Джейкоба Маккартни, но не знал его друга и не знал Рэйчел. Но то, что он услышал от них, его задело. Они не знали, что было решающим – заслуги ли Джейкоба и успехи Рэйчел в предыдущих отделах, её качества, которые, несомненно, заслуживали уважения или её печальная история, из-за которой всё это и началось. Страстное ли желание Рэйчел не терять связь с отцом и чувство, что она продолжает его дело, или её вдохновенный и убедительный рассказ, а, может, вообще она сама, с первого же взгляда понравившаяся Рэндаллу, – может быть, всё это вместе повлияло на его решение. Он согласился. Рэйчел была счастлива – она не сильно надеялась на успех. И её всё-таки берут! Рэндалл, видя, как искренне и непосредственно она обрадовалась, только улыбнулся.

Он надеялся, что она не сбежит от Сары с Уолтером в первый же день.

* * *

Больница, в которой находился Райан Митчелл, была в пятнадцати минутах ходьбы от участка. Сара решила пройтись пешком, чтобы немного проветриться.

Очевидно, если Рэндалл хочет видеть её своей преемницей, он отдаст это дело ей на растерзание. Так сказать, последний штрих карьеры хорошего детектива перед карьерой хорошего начальника детективов. Так что придётся ей приложить максимум усилий, чтобы не разочаровать его. Начало дела не слишком впечатляющее, но так даже интереснее. Она не боится трудностей. И никогда не боялась.

Сара уже подходила к больнице, как вдруг резко замерла. На неё навалилось осознание всей ответственности, лежащей на её плечах. Её буквально придавило этим ощущением. Как же некстати появилось это чёртово тело!

Появилось… Сара стряхнула с себя оцепенение.

Тела не появляются просто так. Их оставляют убийцы.

И она найдёт того, кто это сделал.

Во что бы то ни стало.

Сара провела с Райаном двадцать минут, получила очередной прилив хорошего настроения (не только от его ненадоедавших шуточек, но и от того, что процесс выздоровления шёл полным ходом и очень обнадёживал) и решила, что пора возвращаться на работу. Пытаясь разгрести заварившуюся с утра в голове кашу из Ричарда Хоффмана, Рэндалла Прайса и его пенсии, себя самой и своего повышения, Уолтера Корнетто, Райана и ещё кучи попутных мыслей, Сара не заметила, как дошла до отдела.

Рэндалл уже приехал и что-то довольно живо обсуждал с Уолтером. На лице последнего было написано недоумение, что вообще-то крайняя редкость. Обсуждали они свои личные дела, повышение или несчастного Хоффмана, Эванс не знала. Но что-то подсказывало ей, что дело касается и её тоже, а интуиция редко её подводила. Тем более что Рэндалл обещал им «кое-что» интересное. Не имея понятия, о чём речь, Сара почувствовала лёгкое раздражение.

Всё-таки можно было подождать, пока она вернётся. Ибо Прайс никогда не любил повторять что-то дважды. Но в этот раз он всё-таки сделал исключение.

Вскоре на лице Эванс отобразилось недоумение ещё большее, чем у Корнетто.

Какого чёрта…

Рэйчел Маккартни. Вот уж чего им не хватало. То одно, то другое. Тишь да гладь последних месяцев отдела буквально в одночасье нарушили Ричард Хоффман, сам Прайс, до сих пор не выбравший преемника, а теперь ещё и Маккартни. Сара бесстрастно выслушала душещипательную историю жизни двадцатишестилетней девушки и благие причины, по которым она вот-вот появится у них на пороге.

Сказать, что Сара была удивлена – не сказать ничего. Но почему-то ей показалось, что Уолтера эта новость поразила ещё больше. Хотя тот, разумеется, уже взял себя в руки и отпустил пару шуточек на тему Маккартни. Сара была недовольна ситуацией. Никакие стажёры и практиканты им не нужны. Но она видела Прайса. Она видела, с каким энтузиазмом он рассказывает об этой девушке, видела, что он верит в неё и в её потенциал, что он хочет ей как-то помочь. Он знал Джейкоба Маккартни и уважал решение Рэйчел. Тем более, что она весьма неплохо зарекомендовала себя в предыдущих отделах. Сара не знала ни Джейкоба Маккартни, ни того, что Рэйчел могла бы сделать для их отдела. Её появление, по сути, не несло ни смысла, ни практической пользы. Хотя… Пока нет ни Райана, ни Майкла, может быть, она и пригодится. В любом случае, это всё ненадолго. Сара уважала решение Рэндалла, она доверяла ему и знала – если он решил притащить эту девушку к ним, значит, ничего плохого в этом нет. Она проявит себя с первой же минуты, и, если честно, Саре было совершенно всё равно – с хорошей стороны или с плохой. Жаль, вчера Рэндалл им не сказал, а то бы она утром поделилась бы с Райаном. Впрочем, может, оно и к лучшему.

Уолтер Корнетто разделял мысли Сары. С одной стороны, ему было интересно взглянуть на молодую и заинтересованную в такой нелёгкой работе девушку. Но с другой – её появление было очень некстати. Ну просто очень. Лишний человек в отделе, тем более, новый, ему сейчас совершенно не нужен был.

Рэндалл Прайс прекрасно видел, какой эффект возымели его слова.

Как же он любил их всех. Уолтера, Сару, Райана, Майкла. Родной, сплочённый, профессиональный костяк. И он знал, что именно эти люди – то, что нужно Рэйчел. Если у кого и учиться, так это у них. Причём учиться чему-либо вообще. Знал Прайс и то, что время сейчас не самое подходящее – но так уж получается. Он верил, что в конечном итоге и Сара, и Уолтер привыкнут к Рэйчел. Что она сделает всё, чтобы им понравиться – и при этом не будет выглядеть подобострастно. А ещё он знал, что Сара и Уолтер ждут повышения, и оба они скорее были готовы услышать об этом, чем об увлечённой и самоотверженной натуре дочери Маккартни. Сейчас он видел это по их глазам. Но Рэндалл всячески оттягивал момент разговора, вернее, всего пары слов, поэтому, взглянув на часы и удовлетворённо кивнув, обратил свой взор ко входу – как по часам, на пороге замаячила уже знакомая ему фигурка.

Прайс добродушно улыбнулся, жестом направил внимание Сары и Уолтера на девушку и непринуждённо произнёс:

– Знакомьтесь, Рэйчел Маккартни.

* * *

Как и в прошлый раз, Рэйчел была уже более-менее осведомлена о своих будущих коллегах. Проштудировав всё, что ей прислали по электронной почте (характеристики официальные и неофициальные, отзывы о работе, достижения в работе, особые заслуги, какие-то биографические факты, статистические цифры отдела – в общем, всё, что удалось найти по своим каналам тем, кто поддерживал её и её направление в этот отдел), а также, разумеется, встретившись с Рэндаллом Прайсом лично, она уже мысленно составила себе общую картину, столь необходимую для успешного взаимодействия с этими замечательными людьми.


Рэндалл Прайс.

Собственно, без его согласия её бы здесь сейчас не было. Человек огромного интеллекта, шикарного послужного списка, но уставший. Обожает свой отдел, за своих детективов руки-ноги переломает кому угодно. Отличный начальник, настолько эффективно организующий работу отдела и подбирающий кадры, что раскрываемость преступлений не устаёт расти. Но при этом трезво оценивающий ситуацию и понимающий, что пришло время перемен. Женат, детей нет. В отделе – с самого начала. Впечатление – положительное.


Уолтер Корнетто.

Детектив номер один. Звезда отдела. Безупречная репутация. Твёрдый характер, ясный ум, объективность. Всегда доводит дело до конца и докапывается до правды. Послужной список отличнейший. Очевидный преемник Прайса. Не женат, детей нет. В отделе – с самого начала. Впечатление – положительное.


Сара Эванс.

Единственная женщина в отделе. До чего ж красива! Серьёзна, надёжна, целеустремлённа. Умна. Отличается выдержкой и выносливостью. Послужной список хороший. Не замужем, детей нет. В отделе – на пять лет меньше Корнетто. Впечатление – положительное.


Райан Митчелл.

Молодой, способный, активный, жизнерадостный и ужасно симпатичный. Подаёт большие надежды. В отделе два года, послужной список ещё слишком мал по сравнению с остальными. Не женат, детей нет. Впечатление – положительное.


Майкл Баррингтон.

Молодой, великолепно справляется с бумажной работой, делает успехи в расследованиях. Опыт совсем небольшой, в отделе полгода. Не женат, детей нет. Впечатление – пока неопределенное.


Разумеется, за всё время существования отдела в нём проработало большое количество детективов. Но Рэйчел интересовали именно те, кого она собиралась увидеть.

Добродушный седой Прайс. «Старички» Корнетто и Эванс. И «молодняк» – Митчелл и Баррингтон. Великолепная пятёрка.

На данный момент их было только трое. Райан сейчас в больнице – он был тяжело ранен при задержании самостоятельно вычисленного им преступника. Состояние стабильное, врачи говорят, через месяц, максимум два вернётся к работе. А Майклу три дня назад пришлось улететь к родным – умирает отец.

Признаться, от этих сведений Рэйчел немного загрустила. Всё же лучше, когда в отделе находится хотя бы один человек её возраста. Но что уж тут сделаешь.

Сам отдел казался таким идеальным, что даже не верилось. Раскрываемость, детективы, их взаимоотношения, атмосфера – на вид всё просто замечательно. Рэйчел верила, что и не на вид тоже.

Предыдущие три отдела, в которых ей посчастливилось поработать, также были замечательными. Особенно тот, где когда-то работал её отец. Но сейчас Рэйчел чувствовала что-то иное. Ей настолько хотелось понравиться им, остаться у них, что она сама себе удивлялась – всё-таки они даже ещё ни разу не встречались. Но при этом сердце подсказывало ей, что это именно тот отдел. Она прекрасно понимала, что её могут воспринять в штыки. Пусть даже не открыто, но недружелюбие всё равно будет чувствоваться. Кому нужен новый человек, не совсем понятно, откуда и зачем взявшийся? Да ещё и молодая девушка. Никакому устоявшемуся коллективу не улыбается принимать в свои ряды нежданных гостей. Особенно, если речь идёт об убойном отделе. Рэйчел была готова ко всему, беззаботно надеяться на лучшее было не в её стиле. Главное – вести себя естественно, скромно, ненавязчиво и дружелюбно. И, по возможности, пытаться делать что-то полезное.

Первое впечатление – самое важное. Рэйчел больше часа ломала голову, в чём прийти в отдел. В конце концов, отсутствие на встрече молодых сотрудников и присутствие Сары оставило только какой-нибудь консервативный вариант. Рэйчел интуитивно чувствовала, что ей просто необходимо понравиться Саре. До этого она практиковалась в чисто «мужских» отделах. Здесь же есть все шансы нажить в лице Сары врага с первой минуты появления Рэйчел у неё перед глазами.

И вот теперь она стоит перед ними, вежливо улыбаясь, а сердце так и колотится. На лицах Эванс и Корнетто лёгкое недоумение, а Прайс добродушно посмеивается, и Рэйчел остаётся только гадать, над кем из них троих.

Как бы то ни было – она здесь. И что уж тут скрывать: она абсолютно счастлива.

* * *

– Знакомьтесь, Рэйчел Маккартни, – услышала Рэйчел откуда-то издалека. Чёрт, опять она застряла в своих мыслях.

Уолтер Корнетто неопределённо хмыкнул, Сара Эванс недовольно поморщилась, Рэндалл Прайс похлопал Рэйчел по плечу.

«Слишком смазливая», – подумал Корнетто.

«Слишком молодая», – подумала Эванс.

На полминуты воцарилось такое ужасающее молчание, что Рэйчел стала мечтать только об одном – провалиться сквозь землю.

– Что ж, добро пожаловать, – первой протянула ей руку помощи Сара. – Язык проглотила, что ли?

– Я…

– Да расслабься, – подмигнул ей Корнетто, – мы таких щупленьких не едим. Вот подкормим тебя, тогда уже…

Рэндалл добродушно рассмеялся, подмигнул Рэйчел и ушел в свой кабинет.

– Рада познакомиться, – выдавила из себя Маккартни, проклиная всё на свете. Стоящие перед ней Корнетто и Сара буквально задавили её одним своим присутствием.

– Мда, мы тоже, – протянула Сара.

– Ага, – кивнул Корнетто, с интересом разглядывая девушку.

Разговор как-то сразу не заладился, но Рэйчел чувствовала, что всё не так плохо. Наверное.

– Ладно уж, – вздохнула Сара, – идём в мой кабинет, пара минут у меня есть.

Пара минут у неё действительно есть. Большего Саре и не нужно, чтобы понять, что из себя представляет эта девица, свалившаяся к ним ниоткуда.

Рэйчел благодарно кивнула и поспешила вслед за Эванс. По пути она оглянулась на Корнетто, стоявшего у кофейного автомата и неотрывно смотревшего на неё. Встретившись с ним глазами, Рэйчел буквально ощутила его власть. Да, детектив номер один. Во всем.

Сара жестом пригласила Рэйчел в кабинет, и внимание последней целиком сосредоточилось на том, как бы завоевать хоть чуточку доверия.

Корнетто хлебнул кофе и поморщился – отвлекшись на Рэйчел, он ткнул пальцем не в ту кнопку, и теперь на дне стаканчика с ароматной тьмой тяжким грузом лежала белая сахарная отрава. Пробурчав что-то, Уолтер сделал себе новый кофе и отчалил в кабинет к Рэндаллу.

– Ну что, тишь да гладь наши нарушены? – улыбнулся Рэндалл, не уточняя, что именно он имеет в виду – тело несчастного Ричарда Хоффмана или свалившуюся на них Рэйчел Маккартни.

– Да уж, Рэн. Что там с женой Хоффмана?

– Уже везут. Обычное дело, рутина и никакого вдохновения.

– Баррингтона на неё нет. Вот уж повелитель бумаги.

– Я могу рассчитывать на то, что с этим быстренько и бесстрастно разберёшься ты? – Прайс склонился над папками, но по голосу было ясно, что он имеет в виду.

– Я считаю, чуточку практического веселья с утра не повредит.

– Брось, Уолтер. Не так сразу.

– Почему нет? Чем раньше, тем лучше.

Прайс вздохнул. Если Корнетто что-то придумал, его не переубедить. Уж он-то знал это за столько лет.

– Только не переусердствуй, ладно?

– Ладно.

Уолтер вышел из кабинета. За стеной приглушённо звучал мелодичный голос Маккартни. Сара хранила молчание.

Что бы там Прайс не сказал, Уолтер не собирался отказываться от своей маленькой идеи. Чуть-чуть встряски не повредит. Самое забавное, что ему ничего не надо будет делать. Даже наблюдать. Он точно знал, какой будет эффект, и это его забавляло. А почему бы и нет?

* * *

Четыре минуты тридцать секунд. Сара засекла. Ровно столько Рэйчел Маккартни пыталась донести до неё свои мысли по поводу того, почему она здесь и почему её всё же не следует вышвырнуть вон прямо сейчас. Мысли донеслись частично. Отчасти оттого, что Сара целиком доверяла Прайсу, и если уж он решил, что Маккартни сейчас должна быть здесь, значит, всё в порядке. А отчасти – оттого, что история Рэйчел, конечно, очень трогательная, и её побуждения очень похвальны, но эту информацию Сара уже получила, и сейчас ей было интереснее смотреть на Рэйчел и слушать, как она говорит, чем что она говорит. Хотя, разумеется, она слышала каждое слово.

Речь Маккартни была чёткой и спокойной. При этом было видно, что она не пересказывала свои слова, подготовленные и вызубренные заранее, а говорила так, как в данный момент ей подсказывало сердце и разум. В нескольких особо эмоциональных местах сердце брало верх, и у Рэйчел даже слегка повышался голос, но затем верх снова брал разум, подсказывающий, что надо сохранять спокойствие, быть убедительной и не казаться наглой. Сара видела, что Рэйчел всеми силами пытается расположить её к себе. Лицо её было бесстрастно, но руки, лежавшие на коленях под столом, отчаянно теребили скрепку, машинально подобранную Рэйчел с этого же стола. Вообще, весь молодняк, что в разное время оказывался перед Сарой за этим столом в её кабинете, рано или поздно начинал нервничать и обязательно что-нибудь теребить – бумажку, скрепку, колпачок от ручки, кольца, часы. Исключений практически не было. Может быть, парочка самых стойких. Да Райан, который пришёл, сел и сразу положил руки на стол, а не на колени. Сара чуть улыбнулась уголком рта, вспоминая тот день. Совсем чуть-чуть, но Рэйчел уловила это и теперь растерянно смотрела на неё, гадая, на какие из её слов могла бы быть такая реакция.

– Продолжай, – кивнула ей Сара, не давая никаких объяснений или подбадриваний.

В кабинете снова зазвучал приятный голос Маккартни. Да и вся она была какая-то приятная. Да, именно то слово. И это было, наверное, хорошо. Слащавость Саре претила, чрезмерная строгость в таком возрасте – не убеждала, а тут вроде как всё вполне приятно.

Сара представила, сколько времени Рэйчел думала, в чём бы ей прийти сегодня на эту столь важную для неё встречу. К слову, её внешним видом Сара осталась довольна. Тёмно-синий пиждак, такие же брюки, белая блузка, обувь на низком каблуке. Сама Сара одета была почти так же, только костюм был чёрный, а блузка – под цвет глаз.

Девять минут сорок секунд. Основное Рэйчел рассказала и теперь ждала ответной реакции или хоть каких-то слов, но Сара молчала, и Маккартни приходилось самой заполнять тишину дополнительными словами. В конце концов, Саре это надоело, и она на полуслове прервала Рэйчел, рассказывающую об опыте, полученном ею в предыдущем отделе.

– Кофе?

Рэйчел поперхнулась от неожиданности.

Сара же её совсем не слушает!

Кажется, что она сидит на этом стуле уже вечность, говоря, говоря, говоря, а Сара то улыбается (или ухмыляется?), то смотрит на неё так, как будто у неё всё лицо в краске, то ни с того ни с сего перебивает и предлагает кофе… Рэйчел почувствовала, что все её худшие опасения начинают оправдываться. Сара – слишком сложно, Рэйчел – слишком неуместно. Сейчас Сара снова улыбнётся, встанет и молча укажет ей на дверь, несмотря на Рэндалла Прайса. Будет ли она права?

– Маккартни.

Фамилия, произнесённая Сарой без какой-либо интонации, только лишь с целью получить, наконец, ответ, буквально обожгла Рэйчел.

– Нет, спасибо.

– Как хочешь.

Было ли это ошибкой? Рэйчел вдруг заметила, что практически разломала скрепку, непонятно откуда взявшуюся в её непослушных сейчас руках. Смущённо улыбнувшись, она положила кусочек проволоки на стол и посмотрела на Сару.

Сара почти открыла рот, чтобы что-то сказать, но почему-то передумала и отвернулась к стене. Полминуты она внимательно изучала пресловутую стену, а Рэйчел, наблюдая профиль отвернувшейся от неё Сары, окончательно поняла, что больше не может выдавить из себя ни слова. Этот раунд она проиграла.

Сара, наконец, соизволила повернуть к ней голову.

– Рэйчел.

Сара переводила взгляд с лица чуть побледневшей девушки на остатки скрепки и обратно.

– Теперь скажу я.

Эванс решила больше не затягивать и сразу вывалить на Рэйчел всё то, что ей следует знать. Что она из себя представляет, Сара уже поняла.

– Во-первых, скажу честно – твоё нахождение здесь и я, и Уолтер считаем неуместным. Бессмысленным. Ненужным.

Рэйчел опустила глаза. Ничего другого она теперь и не ожидала.

– Во-вторых, не уверена, что ты сможешь принести нашему отделу хоть какую-то пользу.

Рэйчел продолжала изучать глазами краешек стола.

– В-третьих, как ты уже заметила, со мной, да и с Уолтером, пожалуй, тоже, тебе будет нелегко работать.

Сара помедлила пару секунд и добавила:

– В-четвёртых, вероятнее всего, ты будешь нам только мешать. Девочки для приготовления кофе нам не нужны, а твои успехи в предыдущих отделах меня мало впечатлили.

Вот тут Сара намеренно покривила душой. Рэйчел же не шелохнулась. И Сара нанесла последний удар:

– В-пятых, ни я, ни Уолтер не знали твоего отца. Это всё очень трогательно, да и он, конечно, заслуживает уважения, но, поверь, нас это мало волнует. Точнее – совсем не волнует.

Руки Рэйчел под столом вцепились в колени, но ни один мускул не дрогнул на её лице.

Сара откинулась на спинку стула и усмехнулась. Рэйчел не отреагировала.

– И, в-шестых, всё это было сказано не для того, чтобы тебя обидеть или запугать, но лишь для того, чтобы посмотреть на твою реакцию. Хотя это вовсе не отменяет справедливости всех моих замечаний.

Рэйчел Маккартни подняла голову и положила руки на стол.

– Ясно, – просто сказала она.

Нельзя сказать, что глаза Сары потеплели, а голос стал мягче – просто потому, что глаза её теплели только в самых крайних случаях, а голос вообще был всегда одинаковым, даже с Райаном, он отличался в основном только степенью усталости в нём, такой уж голос и такой уж характер. Но Сара знала, что она не ошиблась в Рэйчел, знала это с самого начала разговора. Рэндалл не подкачал, знал, кого можно тащить к ним в отдел, а кого – лучше не надо.

– Ничего личного, – добавила Сара, улыбнувшись.

Рэйчел устало кивнула. Такое впечатление, что этот кабинет вместе с этой Сарой выкачали из неё весь воздух и налили всё тело свинцом, а сейчас кто-то открыл форточку, и вроде как снова можно жить.

Сара с интересом рассматривала руки Рэйчел, лежащие на столе, её опущенную голову, её, с нетерпением и внимательно ждущую дальнейших слов. Затем спросила, уже точно зная ответ:

– Ты всё ещё хочешь остаться?

Рэйчел подняла голову, посмотрела Саре прямо в глаза и твёрдо ответила:

– Очень.

* * *

Сара ввела Рэйчел в курс дела. Пока Маккартни читала бумаги, Эванс отошла перекинуться парой слов с Корнетто. Из их разговора Рэйчел услышала много, но поняла мало. По крайней мере стало ясно, что жену убитого, обнаруженного совсем недавно (повезло же Маккартни прийти в отдел именно сегодня!), зовут Вирджиния Хоффман, самого убитого – Ричард, что свидетелей убийства нет, как и каких-либо улик – пока. Рэйчел слышала слова «подозреваемая», «алиби», «завещание» и «серьёзно», «убивала» и «не убивала», но целиком картину представить пока не могла. Хотя… Сара с Уолтером знали, что она что-то, да слышит. Вероятно, они рассчитывали, что она сможет составить полную картину ситуации на данный момент. А может, им глубоко плевать, что там у неё с этой картиной, а разговор этот вообще не для её ушей, просто заморачиваться и разговаривать в отдельном кабинете, чтобы Рэйчел ничего не слышала, ниже их достоинства. Рэйчел сердито тряхнула головой. Что за бредовые мысли лезут ей в голову? Ну просто бредовые. Это разговор с Сарой так на неё подействовал.

Маккартни дочитала бумаги и вышла из кабинета – нужно было узнать, что делать дальше. Как раз в этот момент у Сары зазвонил телефон, и она поспешно направилась к выходу. Вскоре она вернулась вместе с довольно красивой, но очень усталой женщиной, и они зашли в один из кабинетов. Затем Сара вышла и, нахмурившись, быстрым шагом направилась в кабинет Рэндалла Прайса.

Корнетто жестом поманил Рэйчел к себе.

– Хочешь в пекло?

– Да, – ляпнула Рэйчел, не успев осознать, что она делает. Вот сколько раз говорили – сначала подумай.

Корнетто хмыкнул.

– Весьма похвальное стремление, но не очень осмотрительное. Ладно, вот тебе первое более-менее нормальное задание: побеседуй-ка с Вирджинией Хоффман.

– С Вирджинией? А вы… Думаете, это всё-таки она убила мужа? – разум Рэйчел не поспевал за языком.

– Не исключено, – кивнул Корнетто, пряча пробивающуюся довольную ухмылку. – Так что ты будь повнимательнее.

– Но ведь я… – Рэйчел запнулась. – Это точно следует делать мне? Я имею в виду…

– …не запорешь ли ты это дело?

Маккартни замялась. Краска бросилась ей в лицо, делая её ещё моложе.

– Ты ведь знаешь, как это делается. И ты пришла сюда, чтобы что-то делать. Ещё не освоилась? Да такова жизнь, милая! Давай-ка, не разочаруй меня.

Рэйчел оставалось только кивнуть. Уолтер всучил ей в руки папку и похлопал по плечу.

– Я буду за дверью, – милостиво сказал он ей напоследок и подтолкнул к тому самому кабинету, в котором находилась Вирджиния Хоффман.

Конечно. Он будет за дверью. И будет слышать каждое её слово, каждую ошибку. А потом фирменно похлопает её по плечу и проводит вон отсюда. Рэйчел передёрнуло. Она знала, как разговаривать с подозреваемыми, с пострадавшими, со свидетелями, не раз и не два видела и слышала, как это должно происходить, но сама ещё никогда этого не делала. Маккартни понимала всю важность предстоящего разговора, понимала она ещё и то, что это дело – какое-то особенное. Она ещё не успела полностью вникнуть в ситуацию, но чувствовала, что промахов именно в этом деле быть не должно. Так какого чёрта Корнетто посылает её к этой потенциальной убийце?! Несомненно, это проверка. Проверка того, как Рэйчел справится с этим заданием и, прежде всего, с самой собой. Ставки довольно высоки, так что ей не хотелось думать, что будет в случае провала. В крайнем случае, он войдёт в кабинет и продолжит допрос-беседу вместо неё. Ну, она на это надеется…

Ещё раз пробежав глазами бумаги, Рэйчел, скрепя сердце, занесла руку, чтобы осторожно постучаться, но вовремя спохватилась, сунула руку в карман и решительно открыла дверь в кабинет.

* * *

– Акула.

– Что, прости? – Уолтер слушал, как протекает беседа Рэйчел и Вирджинии, и не заметил, что сзади бесшумно подошла Сара.

– Хотя… Нет, пожалуй, кошка. Точнее, большой, хитрый кот, играющий со своей мышкой.

– Да брось, Сара, – улыбнулся лучший детектив отдела.

– Ты находишь это забавным? – Эванс прищурилась, но голос её был спокоен и даже чуть весел.

– А разве это не так? Хотя основные цели – практика и проверка. И, знаешь ли, обе цели достигнуты!

– По-твоему, она справилась?

– И весьма неплохо.

– Всё равно, это как-то жестоко, что ли. Знаешь, сколько у неё всего в голове пронеслось от первого шага к кабинету до последнего слова разговора?

– Знаю.

Сара покачала головой. Всё же Уолтер не церемонится с методами. Но в чём-то он прав.

Из кабинета вышла Вирджиния, спокойно кивнула им и направилась к выходу. Актриса держалась достойно – особенно для новоиспечённой вдовы. Впрочем, на то она и актриса.

Рэйчел же осталась сидеть на стуле, ровно в таком же положении, в каком вела этот нелёгкий разговор. Сил у неё не было совершенно.

Когда она вошла в кабинет, сразу же почувствовала, как по спине струится холодный пот. Стало жарко, но пиджак она снять не могла. Вирджиния с безразличием отнеслась к ней и к её возрасту, к её волнению и неопытности, написанным на лице. Это немного приободрило Маккартни. Если бы подозреваемая сразу же начала выказывать презрение или что-то ещё в этом роде, Рэйчел бы спасовала.

Она начала разговор, как и было положено. Вроде всё шло неплохо. Рэйчел листала папку и что-то помечала в блокноте, совершенно не представляя, что будет дальше. В какой-то момент она явственно почувствовала, что Уолтер Корнетто слышит каждое их слово, каждое её слово. Перед глазами у неё возникло лицо детектива, болезненно реагирующего на её бесполезные попытки вести этот разговор. Рэйчел замолчала, не зная, что говорить. Она боялась, что из её рта вылетит очередной нелепый вопрос или ещё более нелепое замечание, и Корнетто не выдержит, выбьет дверь и вышвырнет её вон вместе со стулом. Сердце Маккартни колотилось так неистово, что, похоже, даже Вирджиния Хоффман это слышала. Она поинтересовалась, всё ли с ней в порядке, и Рэйчел пришлось как-то взять себя в руки.

Что же в итоге выяснилось? Весь вчерашний день Вирджиния провела в театре. Утром и днём были репетиции и организационные дела, вечером – спектакль. Её видели десятки театральных работников и сотня зрителей. Всю ночь они с актёрами отмечали успех пьесы там же, в театре. Свидетелей этого полным-полно.

Теперь Хоффман ушла, а Эванс и Корнетто стояли в кабинете рядом с Маккартни. Сара, похоже, знала, что к чему. И чёрт с ней. Не она сюда её послала. Рэйчел подняла глаза на Корнетто, и сердце её снова заколотилось, но теперь уже не от страха, стыда и осознания своей нелепости, а от негодования.

– Вы… – она задохнулась на полуслове.

– Маккартни, спокойно, – скомандовал Корнетто. – Это было для твоего же блага.

– Да знаете, что?! Я ведь была уверена, что она – убийца! Что если я что-то не то скажу или сделаю, то буду виновата в том, что мы её упустим! Чёрт, почему было сразу не сказать?! – выплеснув первые эмоции, Рэйчел начала постепенно успокаиваться. – Это ведь даже не допрос был! У неё стопроцентное алиби. Безукоризненное. И вы знали это, разумеется, только мне забыли сказать, наоборот – намекнули, что это сверхважный подозреваемый и сверхважный допрос!

– Ни на что я не намекал, – невозмутимо изрёк Корнетто. Саре даже стало жаль Маккартни – она знала, как превосходно Уолтер управляется с полунамёками, недосказанностями и двусмысленными жестами.

– Теперь понятно, почему вы послали меня туда! С этой парочкой официальных вопросов и стандартной информацией справился бы любой! Если б знал, что это просто-напросто…

– Ш-ш-ш, – Уолтер прервал Рэйчел на полуслове. – Слушай, ты разволновалась, и это немного затуманило твой мозг. Разумеется, никто бы не послал тебя разговаривать с подозреваемой. Пусть даже вероятность того, что она виновна, была бы меньше процента – с ней бы разговаривал я.

– Или я, – кивнула Сара.

– Понимаешь, ты просто не могла ничего испортить. Портить-то и нечего.

– Да, но я же…

– Скажем так – это было боевое крещение. Ты неплохо справилась с разговором. Но прежде всего – с самой собой. Я удовлетворён.

Рэйчел растерянно замолчала, не ожидая таких слов. Ей-то казалось, что всё было ужасно. Вот уж верно, мозг затуманен. И немудрено, чёрт побери!

– Иди-ка перекуси, – Корнетто в который раз за утро похлопал её по плечу. – Напротив неплохая забегаловка, мы обычно там и ошиваемся.

Рэйчел выдавила из себя жалкую улыбку и кивнула. Потом ещё раз осознала, что всё позади, что она справилась и вроде как оправдала ожидания, и улыбнулась уже по-настоящему.

– Вот, другое дело, – ободряющим голосом окончательно вернула Рэйчел к жизни Сара. – Ты молодец, – подумав, решила добавить она.

Окрылённая Рэйчел направилась к выходу, Уолтер отправился к своей бумажной писанине, а Сара осталась стоять у открытого кабинета, ещё хранившего шлейф духов Вирджинии. Взгляд её остановился на пустом стуле Рэйчел. Совершенно невозможно было сказать по её лицу, о чём она думает, но это что-то явно не было чересчур весёлым.

Постояв так с минуту, Сара вздохнула, закрыла дверь и вышла на улицу перекурить.

* * *

Может, появление Рэйчел не так уж и плохо? Сара могла допустить такую мысль. Но она не любила появления новых людей в устоявшемся коллективе, тем более, такого внезапного появления. И если бы они действительно нуждались в сотруднике, то ещё можно было бы закрыть глаза. Но данная ситуация… Сара почувствовала, что начинает злиться, а это случалось с ней нечасто. В любом случае, надо просто приглядывать за этой Маккартни, чтобы она не наломала дров, и заниматься своими делами. Злиться сейчас было бессмысленно. «Бессмысленно»… Сара чуть улыбнулась. Перед ней живо встал тот день, когда в отделе была затронута эта тема. Майкла тогда с ними ещё не было, но уже была их сплочённая троица – Сара, Уолтер и Райан.


В тот день, когда Эванс вошла в кабинет, Уолтер с Райаном обсуждали одно злосчастное дело – одинокая мать, по родительской небрежности потерявшая сына, покончила с собой.

– Не понимаю, зачем было убивать себя, – упрямо гнул своё Корнетто. – Ну кому от этого стало лучше? Ну что это изменило?

– Она просто не смогла жить с таким тяжёлым чувством вины, и я отчасти её понимаю, – Райан сел на краешек стола и отхлебнул кофе.

– Неужели? Насколько же тяжёлым должно быть это чувство, чтобы лишить себя жизни? И что именно ты понимаешь?

– Я… Не исключено, что на её месте я поступил бы так же, – неохотно ответил Райан.

– Вот. Вот! – возликовал Корнетто. – Исключено! Ты бы так не поступил. Потому что ты совершенно иной тип человека.

– Чёрствый и не знающий чувства вины? – усмехнулся Райан.

– Нет. Ты сильный. Ты знаешь, чего ты стоишь. Ты знаешь, чего можешь достичь, что можешь потерять. И таким ты будешь всегда, хоть через пять лет, хоть через десять. Привет, – кивнул Корнетто, обращаясь уже к вошедшей Саре.

– Привет, Уолтер, – кивнула ему в ответ Сара и улыбнулась Райану. Тот состроил жалобную рожицу и покосился на Корнетто – дескать, житья нет никакого.

– У тебя есть всё. И всё ещё будет. А у неё не было ничего, кроме сына, – покачал головой Корнетто.

– Ты считаешь, этого мало? – прищурилась Сара, глядя на него слегка насмешливо.

– Разумеется.

– Ты просто не знаешь, как много это значит – иметь сына.

– Ты тоже, кстати.

Метко. Сарино любимое больное место. Вся насмешливость мигом слетела с её лица. Ей уже надоело отшучиваться на эту тему, поэтому она просто промолчала. Что ж, сама виновата.

– Ладно, – вздохнул Райан, видя, что наступил какой-то неловкий момент. – Может, лучше прошвырнёмся куда-нибудь, чем философствовать?

– Почему же? По-моему, очень полезное занятие – пофилософствовать, – низким зловещим голосом сказал Корнетто и тут же расхохотался, разряжая обстановку. Он уже немного жалел, что задел Сару. В сущности, для этого не было никаких причин.

Сара недовольно повела плечами, села за стол и начала шуршать бумагами. Райан бросил пластиковый стаканчик из-под кофе в мусорную корзину (как всегда, попал) и слез со стола. Очень вовремя – в этот момент в кабинет зашел Прайс, погрозил им пальцем и приказал заниматься делами.

– Ладно, – нехотя сказал Корнетто, – в другой раз тогда.

Райан изобразил на своём лице глубокую печаль по этому поводу, и, удовлетворённый, Корнетто направился в свой кабинет.

Часа через два, покончив с документами, он решил вернуться и проверить, как там Эванс и Митчелл. Оба они увязли в своих бумагах, из кабинета доносился только шелест страниц и поскрёбывание ручек.

– Нет, ну это же бессмысленно, – пробормотала Сара. Цифры отчёта решительно не сходились.

– Всё бессмысленно, моя милая! – радостно провозгласил Корнетто, вваливаясь в кабинет и подмигивая прыснувшему Райану. Сара вздрогнула и подняла голову.

– М-м-м. Что ты сказал, Уолтер?

Корнетто вздохнул.

– Я сказал тебе самую важную истину во всей Вселенной, а ты прослушала.

– Извини, но я работаю, – фыркнула Сара.

– О`кей. Работай. Но сначала скажи – в чём, по-твоему, смысл жизни?

– Бога ради, избавь меня от этих штучек.

– Ты так говоришь, потому что его нет! – обрадовался Корнетто.

– Как это – нет? – удивился Райан. – Конечно, есть!

– Да? Ну-ка, просвети, – обернулся к нему Уолтер.

– Ну…

– Давай-давай. И ты, Сара. Очень интересно послушать. Сегодня я разобью вам сердца, дети мои, и вгоню в депрессию минимум до завтрашнего утра! – улыбнулся Корнетто, садясь на стул и закидывая ногу на ногу.

– Я пас, – буркнула Эванс.

– Сдаёшься? Сдаёшься, значит… Отлично, одним оппонентом меньше!

Сара откинулась на спинку стула и закинула руки за голову.

– Валяй, философ. Депрессия – то, что нужно.

Райан подозрительно покосился на неё, но ничего не сказал.

– Так что? Думаешь, смысл жизни есть?

– Я…

– Думаешь, он вообще хоть в чём-нибудь есть? – усмехнулся Корнетто.

– Вообще-то, да.

– И?

– Смысл жизни в том, чтобы… делать мир лучше. Чтобы творить. Чтобы чего-то достичь. Чтобы оставить что-то после себя. И ещё в любви.

– Отлично, отлично! Красивые фразы, чересчур банальные, но общепринятые. А в чём тогда, по-твоему, смысл именно твоей жизни?

– Хм… Полагаю, на данный момент в работе. Потом, наверное, будет в семье, – Райан обезоруживающе улыбнулся.

– Замечательно! Сара, ты по-прежнему ничего не хочешь добавить?

– Смысл моей жизни в том, чтобы всякие ублюдки получали то, что заслужили, – зло сказала Сара.

– Верно. Работа тоже может быть смыслом жизни. Но… Но всё равно, друзья мои, ничего, абсолютно ничего не имеет смысла!

– Как скажешь, – Сара пожала плечами и снова уткнулась в бумаги.

– Взять хотя бы тебя, Райан. Ты молод, успешен, талантлив. Ты сажаешь за решётку преступников. Ты делаешь мир лучше. Потом ты женишься и настрогаешь детишек. Допустим, напишешь мемуары. Все пункты выполнил! Ну а потом? Ты умрёшь. Твои дети умрут. Люди, читавшие твою книгу, умрут…

– Начинается, – закатил глаза Райан.

– Да! Это правда. Все умрут. ВСЕ. В конце концов, и сама наша планета разлетится на куски. Может, потом и Солнечная система. Но даже если ограничиться Землёй! Всё, пойми, ВСЁ в итоге бессмысленно. Ну просто начисто лишено смысла. И самое понятие «смысл» лишено само же себя!

– Мне уже грустно, – пожаловался Райан.

– И в этом тоже нет смысла. Ну скажи, какой смысл в том, что тебе грустно? Или в том, что тебе весело? Жарко? Холодно? Голодно? Всё отступает перед тем, что будет в итоге. А не будет ничего. Ни-че-го. Нет смысла в великих шедеврах музыки, живописи, кинематографа. Нет смысла в профессиях. В деньгах, разумеется. В любви. В ненависти. В зависти.

– Ну, уж в зависти-то он есть!

– Я слушаю.

– Смысл в зависти такой: у кого-то что-то есть, и мне хочется того же. Очень хочется.

– Да. Но зачем?

– Допустим, мне просто хочется. Или я хочу быть не хуже того, другого.

– Зачем?

Райан метко бросил в корзину очередной пустой стаканчик из-под кофе.

– Это моя внутренняя потребность.

– Что это? И какой в ней смысл?

– Да она просто есть!

– Вот именно. – Корнетто довольно потянулся. – Вот именно.

Сара закрыла лицо руками и беззвучно то ли засмеялась, то ли заплакала.

– Ты сегодня в ударе, Уолтер, – сказала она, не отнимая ладоней от лица.

– Но, к сожалению, и в этом тоже нет смысла. Итак, дети мои, усвойте раз и навсегда: смысла нет абсолютно ни в чём. В жизни его тоже нет. Как и сказал Райан, вместо смысла существует понятие просто быть. Когда-то произошёл Большой Взрыв. Просто произошёл. Появилась чудная планета Земля, разумеется, без всякого на то умысла. А как вообще может иметь смысл хоть что-то на планете, которая сама по себе не имеет смысла и возникла тоже бессмысленно? Далее. Просто по удаче на Земле зародились живые организмы. Ну там, эволюция, то-сё. Смысла жизни у современных людей ровно столько же, сколько у первейших на планете. Сколько бы не говорили, что, мол, тогда главное было – выжить, огонь там, мамонты, шкуры, лишь бы не подохнуть. Дети. А сейчас, мол, искусство, любовь, справедливость, да бог ты мой, чего только не наплетут. Но суть одна – и тогда, и сейчас люди хотят только одного – выжить. И вот тут наступает вопрос. ЗАЧЕМ? Вообще, это самый главный вопрос. Не «почему», а «зачем». Задай его один раз, и потянется цепочка, и поймёшь, что всё бессмысленно. ЗАЧЕМ бесконечно. Например:

– Мама, ты куда?

– В магазин.

– А, ясно, хорошо.

Или:

– Мама, ты куда?

– В магазин.

– Зачем?

– Продуктов купить.

– Зачем?

– Чтобы было, что поесть завтра.

– Зачем?

– Чтобы хорошо себя чувствовать.

– Зачем?

– Перестань задавать свои дурацкие вопросы!

В общем, признаться себе в том, что смысла не существует, хватает мужества не каждому. Да и зачем это вообще делать?

– Ты мне мозг выносишь, Уолтер, – застонал Райан. – Ты чего вообще так завёлся?

– Я же обещал депрессию, – улыбнулся Корнетто.

– Чему тут улыбаться? – резко спросила Сара. – Сколько вообще можно трепаться ни о чём?

– Ты права, дорогая. В этом тоже нет смысла.

Райан не выдержал и рассмеялся.

– Это даже забавно, – сквозь смех выдавил он.

– Вовсе нет, – разозлилась Сара.

Корнетто глянул на часы и присвистнул.

– Ни хрена ж, как время пролетело! Ну, надеюсь, я сумел снять розовые занавески с ваших очков?

– Не совсем. – Райан тоже глянул на часы и начал одеваться, подавая пальто и Саре. – По-твоему, в смерти тоже нет смысла?

– Если ты хочешь намекнуть на естественный отбор, контроль популяций и всё такое, то тут тоже нет шансов. Положим, на какой-то стадии в смерти, действительно, есть немного смысла. Ну, типа, планета не резиновая, новые поколения сменяют старые и так далее. Но всё равно – в итоге-то! Не останется ничего. Рано или поздно ты умрёшь – какая разница? Всё равно ведь умрёшь, и все умрут, и это, признаться, и есть самое печальное и ключевое знание, из которого сразу ясно, что смысла не существует.

– А что, если Земля не разлетится на кусочки? Что, если она будет существовать вечно?

– Вечности не существует, мой мальчик.

– Откуда ты знаешь?

– Это все знают.

– А что, если нет?

– Даже если представить себе фантастическую версию о том, что Земля существует вечно, люди-то всё равно смертны.

– Пока. Может, изобретут бессмертие! – азартно воскликнул Райан, поглощённый лишь одной мыслью – переспорить Корнетто любым способом. Но тот свёл на нет все его старания одним-единственным словом.

– Зачем?

Тут уже рассмеялась Сара. Сочувствующе похлопав Райана по плечу, она застегнула пальто и шагнула к двери.

– Зачем изобретать бессмертие? Чтобы быть бессмертными? Но зачем? Чтобы вечно жить, потребляя фантастически бесконечные ресурсы природы и любуясь произведениями искусства? И зачем же, интересно узнать? – они уже шли по коридору, и голос Корнетто эхом отражался от стен.

– Зачем рождаться? – подхватил Райан. – Зачем ходить в школу? Зачем постигать окружающий мир? Зачем любить? Зачем…

– Кажется, ты усвоил урок, – усмехнулся Корнетто.

– …жить? Зачем умирать? – остановился, наконец, Митчелл.

– Умирать вовсе незачем, – Сару передёрнуло.

– Действительно, зачем умирать? А зачем жить? Два противоположных понятия, «жизнь» и «смерть», «жить» и «умереть» на самом деле абсолютно равны.

– Потому что они оба совершенно не имеют смысла, – заключил Райан, возводя руки к небу.

– Вот-вот.

– Знаешь, до этого я считал, что смысла нет в экономике, деньгах, моде, зависти, злости и много в чём ещё.

– А теперь?

– Теперь, Уолтер, я и правда не засну до завтрашнего утра.

Они втроём дружно рассмеялись. Потом наступила тишина, и каждый шёл, думая о своём, шёл по печально бессмысленному коридору, ведущему на бессмысленную улицу, чтобы поехать домой. Зачем?

– Всегда знала, что есть минимум два вопроса, достаточно долго размышляя над которыми, можно надолго вынести себе мозг – бесконечна ли Вселенная и в чём смысл твоей жизни, – Сара сунула замёрзшие руки в карманы. – Теперь есть ещё один – и чего ты не поступал на философский?

– А зачем?

– Хм, действительно.

На том и расстались.

* * *

Сара стряхнула пепел с сигареты. Пора бы уже завязать с курением, наверное. Да всё никак не взяться за это всерьёз. Сара вспомнила, как они с Уолтером пару лет назад были на важном задании, и в самый неподходящий момент она поняла, что если не выкурит сигарету, то просто скончается на месте. Мерзкое ощущение. Ломало невыносимо, но дело было превыше всего. Она тогда с трудом выдержала, проклиная всё на свете и клянясь себе, что точно бросит. Так вот и до сих пор.

Через дорогу стоял и неуверенно мялся, поглядывая на участок, какой-то парень. Молодой человек без возраста, так Сара их называет. Возраст и правда на первый взгляд было совершенно невозможно определить. Руки в карманах, взгляд пустой. Или это она уже придумывает? С такого расстояния взгляда-то толком и не видно. Парень плюнул на асфальт, повернулся спиной и зашёл в забегаловку. Там же вроде Рэйчел сейчас должна сидеть? Ох, Рэйчел. Какие-то смутные предчувствия потихоньку начинали терзать Сару, и ей это не нравилось. Хотя, вроде бы, особых причин на это пока нет. Но разве для предчувствий нужны причины?

Эванс вернулась обратно в отдел, по дороге отметив, что духи Вирджинии оказались на удивление стойкими. Уолтер и Рэндалл что-то обсуждали в кабинете последнего. Махнув Саре рукой, Прайс пригласил её в кабинет.

– Не в курсе, Баррингтон тогда успел закончить свою писанину по делу того учителя?

Сара внутренне поморщилась, вспоминая, о чём речь. Тот чёртов учитель в итоге оказался вовсе не убийцей, как они думали. Он был больше по части отдела нравов. А из-за их первоначального вмешательства им пришлось кропать свой отдельный отчёт, постоянно оказывавшийся чуть-чуть неправильно оформленным. Неверная фраза, неправильная формулировка, неточное описание… Трата времени. В итоге они закопались в бумагах на несколько недель. Ну да зато хоть спасли пару-тройку девчушек.

– Вроде да, – кивнула Сара. – Сейчас гляну и принесу, если найду.

– Спасибо, душа моя, – улыбнулся Прайс и вернулся к разговору с Корнетто.

Сара зашла в кабинет Майкла, и в который раз её поразил идеальный порядок в бумагах. Не то чтобы у неё или Уолтера всё было разбросано по кабинету, как после войны. Но такого порядка они всё-таки никак не могли добиться и в итоге плюнули на это дело. У человека предрасположенность к этому, талант, можно сказать, так пусть он этим и занимается. Сара вздохнула – Майкл сейчас бы не помешал, неизвестно, во что выльется этот Ричард Хоффман. Что ж, посмотрим, чем порадует Маккартни.

Эванс нашла нужную папку и стала осторожно вытаскивать её из аккуратной стопки похожих. Услышав какой-то шум в коридоре, она быстро дёрнула папку, и стопка разлеглась по столу, как падающие домино в замедленной съёмке. Ничего, чуть позже поправит. Быстрыми шагами Сара вышла из кабинета и увидела пару сотрудников участка, стоящих рядом с парнем без возраста. Не зря, значит, он тут околачивался да собирался с мыслями.

– К вам, – кивнули они на парня.

– Отлично, благодарю, – Сара нацепила дружелюбие, чтобы не казаться слишком уж строгой, о чём ей часто говорят. Всё же со свидетелем (а это, надо полагать, именно свидетель) надо быть помягче.

– Сара Эванс, – она представилась, ожидая от парня того же.

Тот недоверчиво смотрел на неё. Казалось, он ошибся адресом или передумал что-либо говорить. Пробежал глазами по дверям кабинетов, на которых, как положено, были прицеплены таблички с фамилиями (а если и не положено было бы, так они всё равно прицепили бы – Прайсу по-любому надо, а Корнетто вообще любитель табличек со своим именем). Затем он снова посмотрел на Сару.

– Мартин Оуэллс, – снисходительно сказал он.

Боже ж ты мой. Снисходительность Сара ненавидела почти так же, как и враньё. Не только по отношению к ней, но и вообще. Раньше снисходительность была присуща Корнетто, но ей удалось выбить её из него – хотя, вероятнее, он просто старался больше не проявлять её так уж открыто.

– Пройдёмте, – Сара пригласила снисходительного Мартина Оуэллса в кабинет, где до сих пор витал аромат проклятых хоффмановских духов. Чёрт знает что, а не полиция. Оуэллс сел на стул, где ранее сидела Вирджиния, а Эванс – на место Рэйчел. Где она, кстати? Сколько можно «перекусывать»? Ей-то она не нужна, конечно, но тут что-то интересное наметилось. Могла бы и поприсутствовать.

– Вы что-то хотели рассказать?

Сара была приятно удивлена ответом.

– Сейчас с вами побеседуют, подождите пару минут. – Сара встала и подошла к двери. – Только никуда не убегайте, – добавила она напоследок.

Шутка вышла не особо удачная, как и большинство её шуток. Ну не её это. Корнеттовское, но не её. Мартин ничего не ответил, вперив свой взгляд в поверхность стола.

Эванс полубегом направилась в кабинет Прайса. Уолтер был ещё там. Так даже лучше.

– Душа моя, что у тебя за шум там?

– У меня для вас подарок.

– Ты пригласила девочек? Наконец-то! – потёр руки Уолтер.

– Лучше, – усмехнулась Сара. – К нам пожаловал Мартин Оуэллс.

Улыбка сползла с лица Корнетто чуть медленнее, чем с лица Прайса.

– И что он нам принёс? – поинтересовался Рэндалл. – Свидетель, что-то-видел-слышал-но-не-помню-что-и-где, как обычно?

– На этот раз всё гораздо лучше.

– Эванс, не томи уже, – закатил глаза Прайс.

– О`кей. Мартин Оуэллс хочет признаться в убийстве Ричарда Хоффмана.

– Великолепно! – от избытка чувств Рэндалл хлопнул ладонью по столу. – То, что нужно!

Уолтер довольно заулыбался. Да и кто бы не заулыбался, когда невнятное и несвоевременное дело, появившееся накануне повышения, вдруг разрешилось само собой? К тому же, теперь это была и улыбка человека, готового услышать то, что он давно хотел услышать.

– В общем, такой вот подарок. – Сара вдруг почувствовала себя лишней и уже собралась посторониться и дать дорогу Уолтеру, чтобы тот пошёл и потряс хорошенько этого Оуэллса, а затем законно занял этот кабинет теперь уже, вероятно, навсегда. Да и сам Уолтер этого ждал, она же видела. Осталась всего пара прайсовских слов.

– Э-э-э, Эванс… – Рэндалл вздохнул, почувствовав себя неудобно. Атмосфера в кабинете была та ещё. И сейчас пара слов разрушит её вдребезги. Кто ж знал, что пожалует этот Оуэллс? В любом случае, для себя Рэндалл уже всё решил. И хотя он собирался сказать чуть позже – ситуация сама назначила время.

– Сара, ты уж сними с него все сливки, – улыбнулся он. – Закроем это дело красиво.

На этот раз улыбчивое лицо Корнетто перестало быть таковым меньше, чем за мгновение. Стальная выдержка дала сбой – так всегда бывает с обманувшимися ожиданиями или разорванной в клочья уверенностью. Но выдержка всё же была – поэтому почти сразу лицо его приняло бесстрастное выражение.

Ни Сара, ни Рэндалл не могли не заметить произошедшего с Уолтером. Но Рэндалл знал, что так будет.

А вот Сара потеряла дар речи.

Кажется, что-то неправильно.

Сердце её билось настолько сильно, что впору было пугаться – но ей было не до того. Она смотрела в глаза Уолтеру, а Уолтер смотрел в её глаза – и Саре казалось, что кабинет полыхает огнём, и она сейчас провалится прямо в ад. Она взглянула на Рэндалла, не зная, что и думать – тот ободрительно ей кивнул. Она через силу снова посмотрела на Уолтера, но всё уже как рукой сняло. Уолтер как Уолтер, может, в глубине души и раздосадованный, но вполне нормальный. И Сара купилась. Пусть он катится к чёрту, Рэндаллу виднее. И всегда было виднее, если уж на то пошло. Она могла бы запротестовать и начать указывать на Корнетто, но она не будет этого делать. И не только потому что так сказал Рэндалл. Она вдруг почувствовала, что как раз-таки наоборот – всё правильно.

– Всё сделаю, – спокойно кивнула она и вышла из кабинета, не желая думать, о том, что там сейчас будет происходить.

А ничего особенного, кстати, там и не происходило.

– Пойду кофейку дёрну, что ли, – сказал Корнетто, вышел из кабинета и отправился к своему любимому автомату.

Прайс кивнул, в очередной раз радуясь выдержке Уолтера. Он должен понять. И он поймёт ещё, вот увидит. Сара идеальна.

Эванс лёгкими шагами направилась к Мартину Оуэллсу. Ещё пару минут назад она думала, что с ним будет разговаривать Корнетто.

Им обоим было ясно с самого начала: кому Прайс скажет заниматься этим делом – последним делом, при котором ещё будет присутствовать Прайс – тот и займёт затем его место.

И Рэндалл выбрал Сару.

* * *

Рэндалл Прайс, отдавший служению закона уже достаточно своих лет, последнее время испытывал два одинаково сильных чувства. С одной стороны, ему очень хотелось наконец снять с себя весь этот груз ответственности, перестать ежедневно думать об убитых и убийцах, опознаниях и моргах, уликах и подозреваемых. Даже если ситуация относительно спокойная, думать обо всём этом не перестаёшь, отработав столько-то лет. Рэндалл знал слишком хорошо, что всё это просто так не исчезнет с выходом на пенсию, оно уже въелось в него по самое не хочу, проникло под кожу и в клетки. Но ему хотелось хотя бы побольше времени проводить с женой, а лучше – всё время. Хотелось бросить всё, продать квартиру и купить им маленький и уютный домик где-нибудь, где веет морским воздухом. Хотелось прочитать всё то, что он не успел прочитать и написать всё то, что хотел написать.

Хотелось рыбачить и смотреть матчи по телевизору. Сидеть в шезлонгах и разгадывать вместе кроссворды. Может, даже завести огород. Ну собаку-то уж точно. Смотреть, как жена готовит ужин, помогать ей, чем придётся, а не приходить домой заполночь и разогревать тарелки, а потом есть, не чувствуя вкуса и думая только об очередном деле. Он устал. Устал от этой работы. От этой ответственности. От этого города. Практически от всего. В его возрасте уже давно пора бы добродушно раскладывать пасьянсы, жарить шашлыки и пить травяные отвары где-нибудь на даче, а не заниматься тем, чем он до сих пор занимается. Добродушное безделье – вот то, что ему теперь нужно. На самом деле припекло его ещё два с половиной года назад. Но тут вопрос встал другой стороной: он слишком привязался к своему отделу, к Саре, Уолтеру – собственно, тогда только они и составляли стабильную часть сотрудников, остальные приходили и уходили, не оставляя особенных воспоминаний. Ко всему, чем они занимались. К тому, как они работали. Да чёрт побери, к этому помещению, этим кабинетам и вообще ко всему этому. Они были отличной командой. Привязался настолько, что не представлял, как он будет без них и без этой работы. Как вообще он проведёт день, неделю, месяц, год, не заходя в свой кабинет и не видя этих лиц? И он решил подождать ещё немного. Потянуть время. Так и тянул полгода, а потом к ним пришёл Райан, и всё немножко изменилось. Прайс уже не мог вот так взять и уйти. Не мог и не смог бы. Из отличной команды они стали превращаться почти в семью. Этот парень расшевелил даже Сару. И самого Рэндалла с Уолтером. Прайс гордился ими всеми, как никогда. В отделе стало ещё теплее, чем раньше. Он просто не мог заставить себя уйти, хотя знал – если уж он начал об этом задумываться, то дело его плохо, и пора бы уйти. А потом пришёл Майкл, и последние полгода у Рэндалла перед глазами находился просто идеальный, полноценный отдел убийств. Каждый из четверых был отличным человеком и отличным детективом. И ко всему этому, все они отлично ладили между собой. Они действительно были его гордостью. С ними он отдыхал душой.

Но всё же он понял, что нужно уходить. И они почувствовали, что он решился. Место его уже было облюбовано Уолтером, и, наверное, не без оснований. В конце концов Прайс дотянул до такой степени, что думал только об одном – как бы поскорее всё это закончилось. Это не влияло на его работу, но чувствовалось во всём остальном. Уолтер, Сара, Райан и Майкл не подавали вида, но он знал, что они теперь тоже морально готовятся к переменам. А в последнее время он увидел кое-что ещё, но это было ему понятно. Они удивлялись, почему он тянет с передачей полномочий хотя бы в устной форме. То есть они знали, что он точно уходит, знали, что ему осталось только назвать «преемника» (господи, дурацкое слово), то бишь Корнетто, и радостно отчалить в свой маленький домик. Но не понимали, почему он тянет, хотя ничего и не говорили ему. Знали – когда надо будет, скажет.

А причина была проста. Хотя, на самом деле, наоборот – чертовски сложна. Вопреки отношению к Уолтеру и его безоговорочной кандидатуре нового начальника отдела, сам Рэндалл постепенно начал понимать, что выбирать-то надо из них двоих.

Уолтер и Сара.

Они оба – отличные детективы, в этом нет сомнений. Нет смысла думать, кто лучше, кто хуже. Но чем больше Прайс размышлял о будущем отдела, тем яснее ему становилось – надо исходить из человеческих качеств, а не из сложившегося авторитета. И постепенно он склонялся к тому, чтобы предпочесть кандидатуру Сары Эванс.

Чем больше он взвешивал «за» и «против», чем больше представлял себе различные ситуации, в которых может оказаться отдел – стрессовые и не только – тем больше Сара склоняла чашу весов в свою сторону. Внешне Прайс не подавал никаких признаков сомнений или мучительного выбора, но лишь ещё внимательнее, чем когда-либо, присматривался к Уолтеру и Саре, так или иначе подтверждая для себя правильность своего решения.

Отдел убийств под началом женщины – такое редко встретишь не только в их городе, но и вообще в этом деле. Поначалу Прайса это не то чтобы смущало, но вносило в его размышления какую-то долю неуюта. Но после всех этих лет отдел без детектива Эванс просто невозможно представить. Она ни разу не уступила в чём-то ни ему самому, ни Корнетто, Митчеллу или Баррингтону. Создавалось впечатление, что у них в отделе пятеро мужиков. Профессиональных и преданных свой работе. Их отдел действительно так идеален, как о нём говорят. По крайней мере, Рэндаллу хотелось в это верить.

Сара умна, опытна, добросовестна, строга, вынослива. Это если очень кратко. На самом-то деле теперь Прайс нутром чувствовал, что Сара – идеальная кандидатура. Он мог долго возносить почести ей и её твердому характеру, выдержке и всему остальному, но ещё дольше он мог искать изъян в Уолтере, который буквально пару недель назад был его единственным кандидатом.

В конце концов, Прайс понял, что ему не давало покоя. Человечность. Всё-таки в Саре её больше. Не то чтобы Уолтер был бесчеловечным, бесчувственным монстром, нет, конечно, нет. Но в Саре эта её человечность чувствовалась больше, хотя она и пыталась скрывать её также тщательно, как Уолтер свою.

Было и ещё кое-что. Пожалуй, даже более важное.

Рэндаллу Прайсу за его долгую жизнь встречалось только три типа людей. Каждого так или иначе можно отнести к какому-то из них.

Люди первого типа любят власть. Кто-то больше, кто-то поменьше. Но любят. Порой обожают. Власть для них – высшая ценность и награда.

Второй тип относится к власти спокойно. Есть – нормально. Нет – и не особенно нужно было. Пусть первый тип забавляется.

И третий тип старается всячески избегать властных полномочий. Но это отнюдь не значит, что они избегают ответственности. Просто характер у них ну совсем не для держания власти в своих руках. Да и не любят они это дело.

Майкл Баррингтон относился к третьему типу.

Сам Прайс, Сара и Райан – ко второму.

А вот в Уолтере Рэндалл видел проблему.

Не раз и не два Корнетто подтверждал сложившееся мнение: он – прирождённый лидер. И это, конечно, отлично – зачем в начальстве мямли? Но всё-таки Прайс чувствовал, что Уолтер может многого наворотить ради этой самой чёртовой власти. С его-то способностями. Его прямо-таки пламенная страсть к руководству никак не выражалась внешне, но Прайс был достаточно опытен, чтобы понять, что скрывается за некоторыми его поступками.

Он только не мог чётко представить, что будет, когда тот возглавит отдел. Нет, конечно, всё может быть хорошо, и отдел станет ещё круче, с таким-то крутым мужиком во главе.

А может, и нет.

Прайс при всём желании не мог предугадать, как поведет себя Корнетто в стрессовых или нестандартных ситуациях, сидя в прайсовском кресле. Власть чертовски меняет людей. Даже самых стойких. Особенно – тех, кто её любит.

Сара же представляла собой спокойное и стабильное будущее.

Когда Прайс так нескладно, но всё-таки выразил своё мнение по поводу назначения, Сара приняла это спокойно, как будто так и должно быть. Хотя он видел начальный шок в её глазах. Видел он его и в глазах Уолтера. Сара не стала обсуждать его решение, отнекиваться или предлагать первоначальную кандидатуру Уолтера. Она доверяла Рэндаллу и знала – если он так решил, значит, так действительно будет лучше для отдела. Так будет правильнее. Всё это он прочел на её лице, хотя знал это и так.

Уолтер же проявил свою хвалёную выдержку ещё лучше, чем надеялся Прайс. Рэндалл знал, что Уолтер выдержит удар. Он знал – Уолтер был уверен в своём повышении на сто процентов. И его сверхадекватная реакция на ошеломляющую новость делает ему огромную честь.

Корнетто не злопамятен и не зацикливается долго на одном и том же. Через пару дней он остынет и поймёт, что Сара находится именно на том месте, где она должна быть. Уолтер поймёт, что так лучше для отдела. Пожалуй, он уже это понял. И, скорее всего, понял, почему. Всё образуется, Рэндалл знал это.

Осталось лишь оформить признание Мартина Оуэллса и отправить убийцу, куда полагается. После этого начнётся совершенно новая жизнь. Вернётся Майкл. Затем и Райан – уж он-то будет счастлив, работая под началом Эванс, а не Корнетто. Ну и Рэйчел тут пока поприживается. А у него уже куплены билеты на самолёт.

Всё будет отлично.

* * *

Почему бы и нет? Уолтер был слишком уж очевидным вариантом. А выбирать только очевидные варианты – не всегда полезно для дела, Сара знала это на собственном опыте. Эйфория от назначения ещё не оставила Сару, слишком мало времени прошло с этих знаковых прайсовских слов. Но она постаралась взять себя в руки – всё же слушать и оформлять признание надо с ясной головой. Дойдя до двери кабинета, она остановилась: в голову полезли мысли о том, как она расскажет всё Райану и как он отреагирует. Из кабинета послышался хриплый кашель, и Сара вынырнула из своих мыслей.

Обернувшись, она увидела Уолтера. Тот терпеливо ждал, когда наполнится кофе его стаканчик. Уолтер повернулся к ней, показал большой палец вверх, улыбнулся и кивнул. Сара видела, что это довольно искренне – может, Уолтер не так уж и хотел занять место Рэндалла? Всё же власть и управление бесспорны, но ведь и ответственность не малая. Эванс улыбнулась в ответ. Подумала, что это выглядит как-то слишком довольно, и кивнула. Корнетто, казалось, был удовлетворён этой маленькой сценкой. Сара решительно повернулась и вошла в кабинет.

Мартин Оуэллс облокотился на стол, обхватив голову руками. Казалось, его мучала жуткая головная боль.

– Что ж, Мартин, давайте продолжим, – Сара села за стол и приготовилась писать.

– Продолжим? – взгляд Оуэллса был тяжёлым и угрюмым.

Сара кивнула, достала диктофон и положила его на стол. Включать пока не стала.

– Вы хотели кое в чём признаться, – мягко напомнила она.

– Ты же сказала: «Сейчас с вами побеседуют».

Эванс решила не обращать внимания на «тыканье» Оуэллса.

– Да. Именно это я и хочу сделать. Давайте побеседуем.

– Ты и я?

Фамильярно. Но терпимо.

– Мартин, мы просто…

– Так ты ведёшь это дело? – перебил он её на полуслове.

– Допустим. Для вас это имеет значение?

Мартин ничего не ответил. В кабинете повисла тишина.

– Мартин?

Тишина. Саре не нравилось поведение Оуэллса, и она попыталась исправить положение. Ей почти всегда это удавалось.

– Послушайте, Мартин…

– Мне пора, – резко оборвал он её на полуслове, поднимаясь со стула.

Сара тоже встала.

– Я понимаю, делать признание всегда тяжело, но это…

– Какое ещё признание?

Сара опешила. Что?

– Мартин, не валяйте дурака.

– Вы меня с кем-то перепутали.

– Вы сами пришли сюда. И пришли, чтобы признаться в убийстве Ричарда Хоффмана.

– Чего-о-о?

Голос Сары был ровным и спокойным вплоть до этого момента. Она поняла, что где-то ошиблась и уже почти потеряла Оуэллса и его признание. В любом случае, главное – не сорваться.

– Я первый раз слышу это имя! Вы хотите повесить на меня убийство?! – Оуэллс заорал так, что слышно было на улице.

– Ты сам сказал это! Ты признался! Признался уже – мне!

Проклятье. Кажется, понесло.

– Что за чушь! Я ухожу. Иди к чёрту! – и Мартин выбежал из кабинета.

– Отлично, – сказала Сара сама себе и опустилась на стул.


Уолтер и Рэндалл услышали крики и подбежали к кабинету. Рэндалл оценил ситуацию и рванул за Оуэллсом, которого уже любезно окружила парочка крепких сотрудников. Голос Прайса и возмущённые возгласы Оуэллса смешались в один невнятный шум.

Уолтер с минуту понаблюдал за ними, затем вошел к Саре в кабинет.

– Что произошло?

– Он отказался. Отказался делать признание.

Пара минут. Какая-то пара минут от её эйфории по поводу назначения до полного провала с Мартином. Всё это произошло так быстро и было так противоположно, что осознавалось с трудом.

– Не знаешь, почему? – Уолтер был в недоумении. С Сарой сложно поладить, но она всегда держала себя в руках и никогда не упускала свидетелей или признававшихся. В этот раз всё было по-другому.

– Я… Я что-то сделала не так, – призналась Эванс, но тут же передумала. – Нет. Нет, всё было нормально, пока я не вернулась. Когда я вошла, он, пожалуй, был недоволен. Или разочарован? Чёрт, не могу теперь точно вспомнить.

Конец ознакомительного фрагмента.