Повесть твоего сердца. Встреча в сумерках (Галина Шляхова)

Встреча в сумерках

Первым, что увидел Художник, едва открыв глаза, был портрет девушки. Точнее, то, что от него осталось. Нежно-розовый цвет, который был выбран для фона картины, чётко ограничивал по контуру фигуру Авроры. Однако на месте самой девушки вырисовывалось аккуратное белое пятно. Как будто на холсте никогда не было портрета, только розовые краски почему-то легли строго вокруг женского силуэта.

Художник зажмурился и тряхнул головой, как ребёнок, старающийся отогнать неприятную навязчивую мысль. Когда он вновь раскрыл глаза, Аврора уже занимала своё привычное место на картине. Художнику показалось, что сегодня она смотрела на него более насмешливо и улыбалась ярче.

– Я начинаю сходить с ума, – пробормотал он.

В его памяти смутно всплывали обрывки ночного происшествия. Убедив себя, что это был странный сон, Художник подивился только, как долго он проспал – почти сутки!

Ещё раз бросив на портрет случайный взгляд, Художник имел удовольствие заметить, что красавица приветливо ему подмигнула. Он ответил ей дружелюбной улыбкой… и поймал себя на мысли, что в самом деле начинает относиться к Авроре как к живому человеку.

– Чего доброго я ещё поверю в нелепую сказку, – ворчливо обратился он то ли к самому себе, то ли к нарисованной собеседнице. – Ты почти внушила мне этот бред!.. Вернее, я сам себе его внушил, – быстро поправился Художник.

Он провёл рукой по лбу и почувствовал головокружение.

– Мне необходимо развеяться, – прошептал он, поспешно надевая пальто и избегая смотреть на Аврору, которая неотступно за ним следила.

Очутившись на улице, Художник почувствовал некоторое облегчение. Теперь он остался наедине со своими мыслями, тогда как дома он ощущал с некоторых пор присутствие другого лица. Нельзя сказать, чтобы это было ему неприятно, но уж очень ново, а Художник был несомненным консерватором, поэтому с трудом принимал любые перемены.

Что творилось у него на сердце? Он никогда до конца не понимал этого. В последнее время выяснилось, что он совершенно не знает себя. Он не был корыстолюбив, но в глубине души был тщеславен, хотя не признавался в этом даже себе. Роскошь и богатства ничего не значили для этого чудаковатого человека, но слава прельщала его. Художник желал бы достичь совершенства в чём-либо – не важно в чём – и заслужить всеобщее восхищение. Но эта мечта, как и прочие его надежды, не претворилась в жизнь.

Ему повсеместно твердили с раннего детства, что он ни на что не годный неудачник, лоботряс и безнадёжный фантазёр. Даже самые, казалось бы, близкие люди – родители и брат – не уставали повторять ему «справедливые замечания» о его бесполезности. Художник не отличался сильным характером, потому не имел желания спорить с ними, оправдываться перед обществом… Он сдался. Он сам стал считать себя таким, каким видели его окружающие.

Но с недавних пор в его душе созрел протест. Он задумался о смысле своей жизни, о своём предназначении… Не напрасно же вот уже тридцать восемь лет он занимает место на Земле, расходует драгоценный воздух и поглощает пищу.

Его называли ленивым… но ведь это было вовсе не так. С удовольствием выполнял он ту работу, которая ему нравилась. Терпеливо и неустанно занимался он делом, увлекавшим его, – живописью. Художник не соглашался превозмочь порывы души и предаться занятию выгодному, но не интересующему его, приносящему прибыль, но не удовлетворение. Поэтому не стал он ни богатым, ни успешливым. Его прозвали неудачником, но был ли это его недостаток? Скорее неблагосклонное стечение обстоятельств. Ему вменяли в вину его невероятные мечты. Но разве мечтатель – позорное клеймо? Можно ли сравнивать человека уравновешенного с человеком темпераментным, почитая одного из них дурным, а другого порядочным, тогда как они просто абсолютно разные? Так же и фантазёр с реалистом не должны быть оцениваемы по одной шкале. Каждый вправе иметь свои взгляды на жизнь, и оба эти типа мышления достойны сосуществовать и дополнять друг друга.

Художнику недоставало не таланта, а стержня для его продуктивного применения. Он был наделён богатым воображением, но на этом его богатства исчерпывались. Часы напролёт мог он просиживать без цели, без дела, погружённый в свои мысли. Он уходил в себя и становился бесчувственным ко всему вокруг. Порой его мечты выливались в картины. Тогда очертания их прояснялись, но реалистичности им это не прибавляло.

Художник сам не заметил, как подошёл к своему дому. Уже сгущались сумерки. Пока он в задумчивости бродил по улицам, ещё один день жизни прошёл незамеченным.

Подняв глаза на свои окна на пятом этаже, он увидел, что в комнате горит свет. «Моя растерянность доведёт меня до неприятностей», – мелькнуло у него в голове. Он был почти уверен, что, ещё когда отключили электричество во время работы над портретом, за ненадобностью вынул лампу из розетки и с тех пор не зажигал. Однако свет в окне говорил об обратном. Досадуя на свою нерадивость, Художник вздохнул.

Мысли его снова вернулись к Авроре. «Я помогу тебе, только если ты сам позволишь», – сказала она вчера. Художнику действительно требовалась помощь. Он заплутал и потерялся в лабиринтах собственной души. Но чем могла помочь ему она, которой нет на самом деле, которая даже не человек, а фантазия?

– Если ты себя ненавидишь и презираешь, чего ждёшь от других? Как люди могут понять и поддержать тебя, когда сам ты пренебрегаешь своими потребностями и желаниями?

Этот голос прозвучал сзади Художника. От неожиданности он вздрогнул и обернулся, но, увидев Аврору, не сильно удивился.

– Похоже, ты уже начал привыкать к странностям? – улыбнулась девушка. – Это хорошо. Надеюсь, скоро ты наконец исполнишь мою просьбу.

Художник устало поморщился.

– Почему на тебе надето черное пальто? – спросил он. – На портрете ты в бордовой блузке.

– На улице прохладно, а ты не позаботился о моей одежде на пасмурную погоду. Но если тебя смущает эта деталь, я могу сделать тебе приятное.

Лёгким движением руки девушка расстегнула пальто и кинула его Художнику, оставшись в кружевной блузке бордового цвета.

– Ты неисправимый дурак, – снова заговорила она. – Не думала, что такая мелочь, как новая одежда, может отвлечь тебя от важных вещей, которые мы обсуждали.

– О которых я думал, – поправил её Художник.

– Но я ответила на твои мысли, – небрежно заметила девушка, – ведь я же предупреждала, что могу читать в твоём сердце, как в раскрытой книге, поскольку сама я одна из её страниц.

– Что тебе нужно от меня? – вяло поинтересовался Художник.

– Ты не очень-то любезен, – Аврора смотрела на него строго и пристально. – Впрочем, учитывая твоё отношение ко всем остальным твоим фантазиям, я не жалуюсь. Меня ты предпочитаешь прочим. Спасибо и на этом. От такого грубияна приятно любое внимание.

Минуты две царило молчание. Затем Художник спросил:

– Это ты зажгла свет в моей квартире?

Аврора возмущённо покачала головой.

– Ты снова отвлекаешься на пустяки. Да, я. Но вряд ли это имеет значение для твоего будущего.

– Что тебе нужно? – повторил Художник свой вопрос, едва скрывая закипавшее раздражение.

фото: Наталья Гончар

– Похоже, что ночью ты меня совсем не слушал. Ну что ж, мне не сложно объяснить ещё раз.

Девушка на шаг приблизилась к своему собеседнику и заговорила медленно и выразительно:

– Я хочу помочь тебе. Я тебе нужна, не пытайся отрицать это. Ты ждал меня всю жизнь, а теперь упрямо не хочешь подпускать к себе. Твои мечты могут осуществиться, Художник, я тому подтверждение. Твой конфликт с окружающей действительностью зародился не вне, а внутри тебя. Ты сам портишь свою жизнь и своё будущее зацикленностью на обречённости. У тебя доброе сердце, глубокий внутренний мир, твои фантазии прекрасны и достойны сбываться, тем более что они нужны тебе для счастья, и раз ты не можешь сам полностью перебраться в воображаемый мир, значит надо дать шанс твоему воображению выбраться наружу и преобразить мир реальный. Ты возразишь, что это не удастся, и будешь прав: не удастся, пока ты не устранишь единственное препятствие в виде своей замкнутости и своего неверия.

Он слушал Аврору с бесстрастным лицом, лишь нервно теребя руками воротник её пальто. Когда она замолчала, он отвернулся и пошёл к подъезду. Девушка последовала за ним и возле двери спросила:

– Ты не пригласишь меня в дом?

Художник увидел, что она дрожит. От холода или от волнения? Он набросил ей на плечи пальто и молча скрылся в подъезде, плотно закрыв за собой дверь.

Когда Художник вошёл в квартиру, свет был погашен. Он включил лампу и посмотрел на портрет. Поверх бордовой блузки на Авроре было надето чёрное пальто нараспашку. Художник сел на диван, опустил голову и до боли сжал виски пальцами. Через минуту он поднялся, подошёл к мольберту и протянул девушке руку. Аврора улыбнулась, опёрлась о его ладонь и сделала шаг вперёд.