Взгляд с картины
Какие красивые, какие тонкие черты лица! На картинах такие лица трогают до слёз.
Ему было 38 лет. Для всех он был неудачником, который не сумел добиться успеха в жизни, который в свои зрелые годы умудрился остаться без работы, без денег и без семьи. Слишком мечтательный, не в меру добрый, не к месту наивный, он не вписывался в реальность, будто был создан для сказочной повести, а не настоящего мира.
С детства он отличался характером странным и непокладистым. Родители, потратив массу усилий на его воспитание, в конце концов отчаялись сделать из него «приличного человека». Старший сын, Сергей, стал их утешением, оправдав семейные надежды: он превратился в крупного коммерческого деятеля, нажил солидный достаток, женился довольно выгодно и подарил родителям очаровательного внука Андрюшку. Словом, вёл существование размеренное и постоянное, как физическая величина, что устраивало и его, и окружающих.
Но его младший брат… Своими необъяснимыми выходками, безумными рассуждениями и непримиримым отношением к действительности он разбил на старости лет сердце матери и довёл отца до ярости. После неоднократных тщетных попыток «наставить неразумного сына на путь истинный» у родителей опустились руки. Впрочем, их отдаление не слишком опечалило их оригинального отпрыска: для него одиночество стало нормой жизни с тех пор, как он помнил себя.
Старший брат тоже от него отвернулся. В благополучном мире Сергея не находилось места для оборванца со специфическими взглядами. Но, чтобы обеспечить себе репутацию человека милосердного, время от времени он поддерживал со своим родственником общение и даже иногда помогал ему материально.
Разумеется, если бы Сергей знал, чем обернутся редкие визиты его брата, он навсегда закрыл бы для того двери своего дома. Но успешно заниматься предпринимательством ещё не значит обладать проницательностью.
Маленького Андрюшу очаровали рассказы его дяди. Затаив дыхание, широко распахнув доверчивые глаза, мальчик слушал о справедливости, о добре, о любви, о дружбе… о чудесах, которым нет места в реальном мире, в мире, известном ему от отца, никогда не говорившего с ним об этих вещах…
Ребёнок привязался к дяде горячо и искренне. Почему папа называл такого мудрого человека сумасшедшим и велел Андрюшке проводить с ним меньше времени? Да и куда уж меньше! Дядя и так редко приходил к ним в гости, и мальчик старался не упустить эти счастливые часы, когда он мог пообщаться с тем, кто ласково называл его тушканчиком и пытался объяснить ему свои мысли, столь увлекательные. И почему, когда Андрюшка объявил, что хочет быть похожим на своего дядю, папа рассердился и кричал, чтобы он не смел думать об этом «оборванце, который не может служить примером для подражания»? А потом позвонил по телефону и долго втолковывал кому-то на другом конце провода, чтобы этот «кто-то» не портил его сына чудаковатыми бреднями, дурно влияющими на детскую психику. Андрюшка плакал целый вечер, узнав, что дядя никогда больше не придёт к нему, и не понимал, за что же папа не любит своего брата. Мальчик боялся, что навсегда потерял близкого друга. Но вот на днях в детском саду воспитательница – очевидно, не предупреждённая, что не все родственники мальчика вправе оставлять для него гостинцы, – передала ему письмо от дяди. Радости ребёнка не было предела. Хотя Андрюшка только недавно научился читать, он кропотливо разбирал затейливый почерк дорогого человека. Теперь общение с дядей усложнилось, но, как он и учил малыша, желания не должны исполняться легко и трудности повышают ценность того, что удаётся получить путём их преодоления. И Андрюшка с бóльшим усердием стал заниматься грамматикой, чтобы лучше читать и скорее научиться писать. Тогда он сможет ответить дяде на его послание. Главное, чтобы папа об этом не узнал. Андрюшка интуитивно чувствовал, что тот не одобрил бы переписку своего брата с племянником.
Итак, ему было 38 лет, и для всех он был человеком ленивым, потерянным для общества и изо дня в день влачащим бесполезное существование. Только его племянник Андрюшка сумел распознать в нём того, кем он был на самом деле. А был он Художником.
Родители, сообразив, что большего от младшего сына ожидать не приходится, пробовали уговорить его выставлять картины на продажу. Уступая их настойчивым просьбам, Художник попытался следовать этому совету. Но зарабатывать на жизнь таким способом не вышло: творчество его не оценили.
Согласно классическому механизму замкнутых кругов, в которых причины и следствия взаимно порождают друг друга, один раз столкнувшись с непониманием, Художник перестал верить в себя, заведомо ожидая отказов и критических отзывов, а потому неизбежно притягивая именно их. Ведь посторонним не понять повесть сердца автора, если тот, рассказывая её через своё творчество, сам считает её неинтересной и бессмысленной.
Вслед за публикой согласившись, что производил на свет лишь бездарную мазню, Художник научился презирать и ненавидеть себя за свою никчемность, но не забросил живопись, поскольку только в ней и находил утешение. Решив, что выполнять работы на заказ означает предавать искусство, а выставлять на оценку написанное по вдохновению чревато только усугублением разочарований, он был единственным созерцателем собственных произведений. Садясь за мольберт, он забывал об окружающем мире, отношения с которым у него упорно не ладились, погружаясь в мир собственный, где бывал счастлив.
Однокомнатная холостяцкая квартира – такова была мастерская Художника. Старая, потёртая мебель, хаотично разбросанные вещи, полуободранные выцветшие обои – вся эта обстановка, требующая уборки и ремонта, ничуть не волновала обитателя скромного и малоуютного жилища.
Не так уж много картин украшало стены квартиры Художника, но зато это были настоящие произведения искусства.
Особенно сильное впечатление производила одна из них. На ней был изображён берег океана. Синяя водная гладь казалась спокойной, лишь издали, с края горизонта, чуть поднималась волна. А на берегу возвышался утёс. Могучий и гордый, он устремлялся к самому небу. Каменная громада выглядела абсолютно гладкой, лишь небольшое ущелье рассекало её поверхность. Взгляд не проникал вглубь, и оставалось тайной, ведёт ли трещина в удобную пещеру или же не имеет продолжения.
Помимо этого пейзажа присутствовали в комнате Художника и другие. На одном изображалось солнце, восходящее над небольшим посёлком и обагряющее небо сиянием своих лучей. На другом раскинулись вечно зелёные джунгли: свисающие лианы, пальмы со спелыми кокосами на верхушках и проворные мартышки, застывшие в стремительном прыжке или висящие головами вниз.
Только натюрмортов не писал Художник. Он считал, что мёртвая природа не имеет ни неповторимой прелести, ни силы воздействовать на чувства человека.
Что же касается портретов, Художник давно хотел попробовать себя в этом жанре. Но лица, которые окружали его, казались ему слишком неискренними и поверхностными, чтобы служить источниками вдохновения. Не желая писать портрет с натуры, он мечтал сам придумать идеальный образ, который сочетал бы в себе физическую целесообразность с чистотой души, читающейся даже сквозь внешние черты. Однако смутно угадываемый облик никак не приобретал в его сознании целостности, пока однажды Художник не встретил девушку, соответствовавшую его представлениям о совершенной красоте, во сне. Её лицо, хотя и не напоминало ему никого из знакомых, врезалось в память, и, желая сохранить его наяву, он понял, что нашёл долгожданную музу.
Художник работал над портретом целый день. Восемь эскизов показались ему негодными и были с досадой разорваны им. Солнце уже село, когда он взялся за кисть в девятый раз. Точно издеваясь над его неугомонностью, в доме вдруг отключилось электричество, погрузив комнату в мягкий полумрак. Однако это не остановило творческую энергию Художника. Отблески свечи плясали по полотну, и так же неровно, как менялись очертания теней, ложились на холст мазки масляной краски.
Свеча догорела, в комнате стало совсем темно. Художник окончил работу и отложил кисть. В предрассветных сумерках он сидел перед своей картиной, которую не мог разглядеть, и ожидал восход. Наконец первый луч проник в окно.
С мольберта на Художника взглянули чёрные глаза. Взглянули сперва строго и холодно, так, что он внутренне содрогнулся. Но, повторно посмотрев на картину, он заметил во взгляде девушки оттенок ласки, долю участия. Её лицо, сначала показавшееся бледным, теперь будто оттаяло, щёки покрылись румянцем. Губы были плотно сжаты, но уголки их словно подрагивали, в любой момент готовые улыбнуться. Волнистая прядь тёмных волос, спадавших ниже плеч, кокетливо выбилась на лицо, которое выглядело надменным. Должно быть, обладательница его сознавала всю силу своей красоты. Однако за загадочными чертами угадывались и доброта, и нежность, и намёк на страстные чувства, тщательно скрытые под маской величественного равнодушия.
– Дитя зари, – прошептал, от избытка эмоций вкладывая в слова излишний пафос, впечатлённый Художник, – Аврора! Моей кистью, вероятно, руководила высшая сила, когда я рисовал тебя. Ты не принадлежишь мне. Ты явилась мне во сне и вернулась теперь, при утреннем свете. Сейчас ты ещё прекрасней. Ты родилась вместе с новым днём, едва лишь встало солнце. Богиня утренней зари, Аврора!
Этот восторженный мадригал, произнесённый Художником в честь плода его усилий, сопутствовал появлению Авроры. Первые слова, услышанные гордой красавицей, явились восхищением и преклонением перед её очарованием, а заодно и признанием её самобытности. Усомнившись, принадлежит ли ему его же творение, автор озвучил неосознанное пророчество.
Утомлённый, но счастливый Художник испытывал острую потребность разделить с кем-нибудь захлестнувшие его эмоции. Но он был одинок. Единственным, кто мог бы его выслушать и понять, был семилетний мальчик, его племянник, да и с тем строгий отец запретил ему общаться, чтобы не забивать головку ребёнка «всякой чепухой». Но стремление рассказать кому-нибудь об удивительном портрете оказалось нестерпимым, и, недолго думая, Художник решился написать Андрюшке письмо, ещё не придумав, каким образом умудрится доставить его адресату.
Около полудня он завершил своё послание маленькому «тушканчику». Устало зевнув, он тяжело опустился на край дивана. Бессонная ночь и долгие часы труда истощили его силы. Художник ещё раз поднял глаза на Аврору, и ему на мгновение померещилось, будто её взгляд обращён в другую сторону. Но, не в силах больше бороться с одолевавшим его сном, он отвернулся к стене и моментально расстался со всеми мыслями.