Восстановление монастыря
Когда приступали к восстановлению монастыря, всюду царили мерзость и запустение. Монашеские кельи раньше использовались как продовольственные склады, состояние оказалось более-менее сносным, поэтому их решили заселить строителями на время ремонта. Летом в них жить еще хорошо. Но вот зимой, как оказалось, туговато. Помещения продувались насквозь, от стен тянуло сырым холодом. Днем спасала работа, вечером грелись крепким горячим чаем. На ночь закутывались, кто во что нашел. Сначала было тепло, но потом тело остывало, сон уже не шел, и люди с нетерпением ждали утра. Однако никто не роптал и не капризничал. Все понимали временные трудности и старались терпеть.
Центральный храм был разрушен почти до основания. Видимо, в свое время богоборцы именно на него направили всю свою ярость и злобу. Хорошо сохранились монастырские стены. В некоторых местах они покосились, но, чтобы выправить их, можно было обойтись небольшими усилиями, как материальными, так и человеческими.
Вобщем, работы хватало. О помощи со стороны особенно не заботились: благотворителей не искали, а сами они не объявлялись. Лишь бы Господь не оставил. Главное, не предаться унынию.
Так как без службы обойтись все равно нельзя, стали служить в небольшой часовенке. В ней обустроили все необходимое, положенное по чину.
Было трудно. Даже очень. Наваливалась психологическая усталость. Особенно в первое время. Не верилось, что можно что-то сделать своими жалкими силами. А тут еще строители разбежались. Не оправдались их надежды на легкий заработок и приемлемые условия жизни. Пришлось самим осваивать профессии каменщика, штукатура, маляра и прочих специальностей. Но потом потихоньку дело пошло. Слухи о том, что монахи восстанавливают монастырь, распространились по округе. К нам потянулись люди. Помогали, чем могли, а когда среди прихожан нашлись строители, результаты труда стали еще более заметными. Все заметно приободрились, начали строить планы по восстановлению главного храма. Его одели в леса, работу не прекращали ни на один день.
А службы между тем шли своим чередом. Священников было двое: отец Никодим и отец Никифор. Службу вели ревностно, благопристойно. И если сначала в нетопленном помещении скромно стояли по углам два-три человека, то уже скоро всем места стало не хватать. Стосковался народ по Богу! Не вытравили эти тягу за годы лихолетья!
Вопрос о восстановлении центрального храма становился все более насущным. Вот только с материалами возникла проблема. Попросту говоря, они подошли к концу. Денег не хватало даже на мешок цемента. Люди, конечно, жертвовали тем немногим, что могли выделить, но этого было мало.
А тут еще вдобавок на нашу голову свалились два искушения.
Первым искушением был Ванюшка. Он прибился к нам по весне. Трудно сказать, какое у него было настоящее имя, потому что отзывался на любое. Но имя «Ванюшка» подходило к нему больше. Откуда появился, не знал никто. В старенькой одежонке с чужого плеча, вечно грязный и, судя по всему, всегда голодный. За отсутствием жилья настоятель поселил в одном из подсобных помещений. Не гнать же, как собаку! В качестве ответной благодарности Ванюшка, не жалея сил и своих весьма ограниченных умственных способностей, работал на строительстве подсобником. С головой, конечно, у него не все было нормально. О чем говорил, понять было трудно. Дикция оставляла желать лучшего, да и мысли разлетались в разные стороны, как птицы. Все время улыбался, иногда ни с того ни с сего затягивал детские песни. Учитывая, что голоса у него было столько же, сколько и слуха, впечатление производил просто потрясающее! Вобщем, был местным юродивым. Но ко всем относился доброжелательно, часто раздавал конфеты и другое угощение, которое ему самому изредка перепадало.
Его терпели. Тем более, обнаружилась за ним одна особенность, присущая Божьим детям: видел грешки других. Иногда подойдет к кому-нибудь и шепнет что-то на ушко. Человек и зальется краской! Иной начинает испуганно озираться, другой ругается и чуть ли не бросается с кулаками. Но что с юродивого возьмешь! С глупой улыбкой отойдет и при этом кланяется в пояс обидчику. Дурачок, одно слово!.. Из всех работ по строительству ему доверяли только замешивать раствор: работа несложная, но тяжелая. Поэтому охотников на нее не наблюдалось. А Ванюшка ее с радостью выполнял. Здесь и нашел свое место.
И все было бы ничего, если бы он только нормально себя вел на литургиях. А так задолго бросал свою работу и усаживался прямо посредине перед алтарем на холодном каменистом полу в ожидании службы.
После возгласа «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков!» становился на колени и больше уже не поднимался. Но это еще было полбеды. Когда вступал хор, он тоже начинал подтягивать. Сначала тихонько, потом все более вдохновенно, при этом начинал размахивать руками и подпрыгивать от возбуждения. Улыбка становилась еще шире, а на лице начинало светиться искреннее счастье. Когда полагалось кланяться, поклоны клал с усердием, едва не разбивая лоб об каменные плиты.
Хор сбивался, служба начинала идти наперекосяк. Несколько раз его пытались вывести, как нарушающего благочиние, но каждый раз Ванюшка закатывал такой рев, что его оставляли в покое. Пытались перед литургией украдкой закрывать или отсылать по надуманному делу, но каждый раз он чудесным образом снова оказывался посреди храма на полу. Поэтому настоятель махнул рукой и приказал не трогать.
Другим искушением был Матвей Филиппович. Тоже неожиданно свалился на нас, как конец света. Богатый спонсор, крупный предприниматель. Его не любил никто. Как-то пожертвовал на восстановление монастыря крупную сумму, поэтому считал, что теперь ему все обязаны. Манеры у него были менторские, голос хорошо поставлен, с начальственными нотками. Пытался учить всех и каждого. Даже настоятеля. Тот морщился, но терпел, потому что таких денег не давал никто. Ходили слухи, что Матвей Филиппович связан с криминалом, но тут уж Бог ему судья! Но только по этой причине, или какой другой, деньги его оказывались какими-то нехорошими. Бестолковыми, и уходили, словно в пропасть. То закупленная краска окажется негодной, то гвозди гнуться так, что их можно забивать разве что только в песок. Машина с фанерой обязательно попадала под дождь, а шпаклевка оказывалась просроченной и негодной для дела.
И вот два этих искушения как-то столкнулись на стройке. Ванюшка по обыкновению мешал огромной лопатой в бадье бетон, Матвей Филиппович с недовольным видом прохаживался среди строителей, периодически давая указания, как нужно работать. Рабочие скрепили зубами, но послать его не могли. Во-первых, в Божьем храме находятся, во-вторых, спонсор как-никак!..
И тут на свою беду Матвей Филиппович подошел к Ванюшке с каким-то замечанием.
Ванюшка терпеливо выслушал, потом отложил лопату и что-то сказал нашему меценату.
Матвей Филиппович побледнел, оглянулся вокруг и, подобрав полы длинного пальто, быстренько уехал на своей машине.
Подошли к Ванюшке с расспросами. Но тот только глупо улыбался.
Матвей Филиппович долго не появлялся. Нарисовался только где-то через месяц. Его шикарная машина остановилась поодаль, и из нее вылез Матвей Филиппович. Он был в рабочей одежде. Потом вытащил из багажника новенькую лопату и в таком виде предстал перед изумленными глазами. Многие отвернулись, чтобы не рассмеяться. Одежда, которую наш спонсор, видимо, считал рабочей, не очень отличалась от той, в которой ходят, скажем, в театр или другие культурные учреждения. Лопата напоминала сувенир, и на ней не хватало разве что бантика. Но больше всех повергла в изумление физиономия новоявленного рабочего. Всегда надменная, в этот раз на ней застыла глупая извиняющаяся улыбка.
Не обращая ни на кого внимания, Матвей Филиппович встал рядом с Ванюшкой и усердно принялся за его работу. Тот в свою очередь на это совершенно никак не отреагировал, словно происходящее было в порядке вещей.
Народ чуть ли не перекрестился: дивны дела твои, Господи! Игумен попытался подойти и что-то сказать, но только вздохнул и почесал в затылке.
А строительство между тем наладилось и пошло полным ходом. Народу в помощь прибывало все больше, да и деньги появились, словно сами собой.
Когда на храм водрузили золоченый крест, небо просветлело! Оставались только внутренние отделочные работы, благоустройство территории и еще кое-какие дела. На отремонтированную общими усилиями колокольню благочинный обещал колокола, да и в кельи завести мебель. Старую, но довольно крепкую.
Ванюшка с Матвеем Филипповичем между тем продолжали работать в паре, и некоторые даже видели, как они общаются.
Причем, стали замечать: там, где появляется Ванюшка, дела начинают спориться, и работа движется сама собой! Иногда строители даже просили рядом его постоять в особо ответственные моменты.
И вот наступил тот день, о котором мы все думали, но почти в него не верили. Храм был восстановлен!
На открытие было приглашено все церковное и местное начальство. Прихожан было столько, что всех не смог вместить церковный двор. Даже приезжали люди из телевидения. Детей откуда-то доставили! Вобщем, получился настоящий праздник. Да это и был праздник!
Правда, в глубине души была жалость, что вся кипучая деятельность закончилась. Не будет больше переживаний, где достать кирпич, на чем привезти шпаклевку, куда складывать цемент. Словно ушла какая-то часть жизни.
Торжественные мероприятия затянулись надолго. Когда игумен проводил всех гостей и монастырский двор опустел, уже опускались сумерки. И тут игумен заметил в углу двора на куче аккуратно сложенного кирпича две молчаливые фигуры.
Присмотревшись, он разглядел, что это сидели Ванюшка и Матвей Филиппович. Они молчали. Матвей Филиппович задумчиво мял в руках сою рабочую кепку, а вот Ванюшка…
При взгляде на него игумен непроизвольно вздрогнул. Взгляд у Ванюшки был осмысленным, а лицо сосредоточенным. Это уже был совсем не деревенский дурачок.
Стараясь не шуметь, игумен направился к себе в келью.
А Ванюшку после этого никто и не видел. Храм восстановили, и он пропал. Наверное, помогает где-то в другом месте.
Матвей Филиппович по-прежнему – предприниматель, и его работники, по слухам, им довольны.