Аллергия
Собственно, увидели мы их только на пятый день пути, уже в Мессинском проливе между носком Апеннинского сапога и Сицилией.
Задняя палуба корабля была полна народу, потому что две стройные девочки из корабельной обслуги устроили на палубе нечто среднее между уроком гимнастики и стриптизом.
На звуки греческой мелодии сбежались даже старушки из кают-компании, где они без отрыва от круиза замолачивали бридж днём и ночью. Ох, уж эти старушки!
Света вдруг толкнула меня локтём в бок и сказала:
– Смотри, вон там! Это, вроде, Миша с Лялей из Гезель-Дере, помнишь?
Сказала – это не то слово.
Она кричала во весь голос, потому что надобно было перекричать не только злосчастные сиртаки на греческом языке, бьющие по ушам из диких по мощности динамиков, но и нестройный вой подпевающей толпы, не говоря уже о звуковой мощи могучих двигателей нашего лайнера «Ирис», бороздящего просторы Средиземного моря.
Я глянул в указанном направлении.
– Похоже на то. Вроде бы. Но они какие-то старые! Сколько лет прошло?
– А ты на себя посмотри, – вдруг обиделась за знакомых жена. – Лет десять, кажется… Пошли к ним. Хорошие ребята.
Расталкивая круизирующих локтями и другими органами тела, я резал толпу по диагонали.
– Здорово, орлы! – зычным капитанско-морским рыком поприветствовал я коллег по отдыху. – Позвольте от имени израильского Морфлота…
– Ха, – вглядевшись в меня, громко проорал Миша. – Ты откуда здесь? А вон и Света! Мать моя, перемать твою… Вот это номер!
Мы покинули палубу, и ушли в музыкальный салон корабля, где было пусто и тихо.
Здесь можно было спокойно вспоминать…
– Кстати, о птицах. Позавчера после отбытия с острова Закинтос по правому борту были три островка. Ты, Миша, обратил внимание на то, что один из них и был тем самым вулканом Стронголи, по поводу которого ты лет десять назад чуть мне пасть не порвал? Ага. Не обратил. А зря. Вот он как раз и находится на нашем с тобой Средиземном море! А ты, между прочим, впаивал мне в мозг ложное утверждение о нахождении данного вулканчика в Атлантике!
Кстати ещё раз, где вы скрывались все эти дни, что мы вас не видели даже в шикарном камбузе данной моторной лодки? Вы, что, спали, что ли, по-младенчески? Как тогда, в Гезель-Дере спали некоторые гражданочки?
– Ой, Дока, как это ты помнишь такие мелочи? – покраснела Ляля.
– Ты, мать, напрасно краснеешь! Как же я могу забыть двух сусликов, которые, кроме сна и жратвы, вообще ничем на Кавказе не интересовались? Ну, положим, мужика твоего можно простить, он всё же работал там мало-помалу. Правда, ты была уже тогда в слегка интересном положении, верно? Но я думаю, пара недель тогда была, не больше, а?
– Фу, прекрати сейчас же! – Света строго посмотрела на меня.
– Да, ладно тебе, Светочка, плюнь. – вклинился Миша. – Он всё такой же трепач, каким и был! Помню, помню, как он трепался, когда нанюхался этого… как его… ореха…
– Какого такого ореха? Я не в курсе. – Ляля подозрительно взглянула в мои глаза. – Что за орех? Почему я не в курсе? Ты, что, Докушко, нюхал дурь, что ли?
– Нет, Лялечка, не дурь. Это был натуральный орех-фундук. Рассказать?
– Конечно! Мишка мне ничего не рассказывал, чёрт такой!
– Эй, эй! Я не чёрт, я теперь моряк, вся жопа в ракушках! Граждане пустожиры, ой, то есть, граждане поссса… нет, опять не так, пейсожиры, о! следующая станция – Хацепетовка! Нет, опять перепутал. Следующая станция – Аяччо, Корсика!
– Да ну! Где Корсика? Когда Корсика? Хочу Наполеона! Лучше в пузатенькой бутылочке!
– Кончай придуриваться, Дока! – Ляля расхохоталась. – Отвлекаешь внимание от себя? На императора хочешь свалить ответственность! Но Светик нам всё подробно сейчас расскажет! Как нюхал? Когда нюхал? Зачем нюхал?
– Погоди, погоди! Давайте по порядку, без балагана! – я надел на лицо маску строгого человека. – Когда вы свалили в Израиль? Где обосновались? Почему нас не нашли? И так далее.
– А тебе как рассказывать? Последовательно и хронологически или непоследовательно и путано, но со смаком?
– Меня устроит коктейль воспоминаний. Потому что.
– Понял. Поехали.
И клубок воспоминаний, путанных-перепутанных, стал разматываться чинно и монотонно под лёгкий шум кондиционеров музыкального салона.
А дело было так.
Мы с женой развелись с первыми нашими супругами поочерёдно: она раньше, а я позже.
После женитьбы уехали осенью в отпуск под Москву, в Дорохово, где проспали, подобно сусликам, все три недели. Сказывалось потрясение от резкой перемены семейного положения.
Но, оказывается, не отоспались.
Тогда мы взяли, теперь уже весной, ещё один отпуск и улетели на Кавказ. В Гезель-Дере, а попросту в Дыру.
Дыра расположена между Сочи и Туапсе в одном из красивых ущелий, образованных некоей малой речкой.
У нас были путёвки в местный пансионат.
Цель всё та же – отдохнуть и расслабиться от многолетней и многотрудной жизни в наших первых браках, доведших нас обоих до ручки, не говоря о тяжёлых нервных срывах.
Что такое нервные срывы – каждый знает.
А что касаемо определения «до ручки» – не каждый, поскольку не каждый разводится, оставляя при этом всё материальное оставляемой половине.
Гол, как сокол – это точное определение нашего материального положения в начале совместной жизни.
Мы и квартиры свои им оставили, и жили на съёме полтора года.
Но это детали.
Главное – то, что мы, наконец, были вместе.
Но отоспаться надо было, потому как.
И вот мы приехали в этот пансионат, положили чемоданчик в номер и вышли подышать свежим воздухом и осмотреться.
Воздух был свежий, окрестности красивые и небо над головой было огромным и чистым.
Можно было, наконец, отдохнуть.
Для чего мы и присели недалеко от входа в здание под красивым деревом.
Вдоль ущелья, по его лесистым отрогам, лепились здания разной этажности и разных расцветок.
Сначала ущелье шло по прямой, а затем оно уходило вправо дугой, исчезая из поля зрения и скрываясь за горой.
Слева это ущелье выходило к сочинско-туапсинскому шоссе, идущему вдоль морского побережья, но самого моря не было видно, к сожалению.
В общем, красиво, тихо, мирно, спокойно и благолепно.
Я сказал:
– Чего-то я рассоплился, пойду в номер, возьму платок.
В номере я понял, что это не просто сопли.
Загудело в голове, стало трудно дышать, я почувствовал, что теряю силы, и прилёг на постель.
На всё про всё ушло минуты три, не более, и только тогда я понял, что что-то не в порядке по-серьёзному.
Раньше такого со мной не бывало.
Света влетела в номер, когда я, похоже, стал терять сознание.
Она почувствовала что-то неладное, потому что я долго не возвращался. Увидев меня в таком непрезентабельном виде, то есть, в виде полудохлого карася, выброшенного на берег, она, как врач, всё сразу поняла, немедленно вызвала дежурную сестру, и та вкатила мне укол.
Аллергия!
Так я познакомился впервые с этой заразой.
Вторично это дело я почувствовал уже в Израиле, и каждую весну имею удовольствие глотать пилюлю против этой болячки. Виной всему – цветение ореха-фундука, не к ночи сказано, будь он неладен.
После такого кошмара меня потащили к врачу, которым и оказался Миша, с каковым мы и встретились на корабле «Ирис» в круизе по Средиземному морю с заходом в Грецию, Италию, Францию, Монте-Карло, Испанию и даже в государство Мальта.
Десять лет назад Миша был худощавым и шустрым, как ртуть, а если точнее, скользким, как кусок мыла – его невозможно было удержать в руках – он выскальзывал! Упёрся, к примеру, что Стромболи находится в Атлантике – и всё тут!
Ляля же десяток лет назад была немножко беременна и подолгу отлёживалась в комнате их квартиры, которую Миша получил в Гезель Дере по службе.
Она часами валялась в постели, перетасовывая какие-то странные карты, которых я дотоле в глаза не видел. Оказалось, что она знакомилась с картами Таро.
Мы тогда поболтали с ними несколько раз, выпили винца разок-другой, да и разбежались на десять лет, чтобы встретиться в плавании.
Плавание продлилось две недели, и за это время мы говорили обо всём с утра до вечера, поскольку других знакомых ни у нас, ни у них на корабле не было.
Странноватое впечатление осталось от этой парочки. Интересные они люди с непростым прошлым.
В Аяччо Миша долго и молча ходил вокруг гигантского монумента Наполеона, несколько раз поднимался и опускался по многоступенчатой гранитной лестнице, ведущей наверх к статуе, чесал затылок, и, наконец, изрёк:
– Сучья баба, эта Жозефина, всё-таки. Ну, надо же быть такой дурой!
И всё. Больше ни слова.
Когда, через пару дней, побывав в Ницце, и, обалдев от видов Лазурного берега, мы прибыли в Монако, в Монте-Карло, Миша тоже долго и молча ходил от здания казино до отеля для миллионеров, где чашечка кофе стоит тысячу долларов, и тоже чесал затылок и мычал несуразное.
Его что-то глодало изнутри.
А Ляля, между тем, была энергична, спокойна и весела. Она напевала какие-то мелодии, травила анекдоты и подкалывала мужа, вроде бы любя.
Интеллигентные люди. Открытые и простодушные. С несложной судьбой и ровной, без ухабин, жизненной дорожкой.
Так мне показалось поначалу.
Но…
От Монте-Карло мы развернули к Барселоне.
На самой шикарной улице города – Рамбла, от её начала в районе Колумбова памятника до площади Каталонии и обратно, Миша вращал головой, поджимал губы, что-то шептал и кривил щекой. Его явно глодала болячка неизвестного мне происхождения.
Он задумывался, и то хохотал невпопад, то расстроенно смотрел без эмоций на блестящую, шумливую толпу, обтекающую нас, на живые скульптуры, то замирающие, то вдруг оживающие, когда прохожий люд бросает в тарелочку или беретик на асфальте копеечку, доллар, евро или песо.
В общем, мужик вёл себя неадекватно.
В обратный путь от Барселоны мы двигались через Мальту и остров Санторини.
Валетта, столица Мальты, городок Мдина в глубине острова, средневековые улочки, кабриолеты с понурыми лошадками, Кафедральный собор, американский крейсер на рейде – всё это интересно, необычно, вызывающее восторги у всех нас, кроме Михаила. Он становился всё замкнутее, шутковал невпопад и смотрел грустными глазами.
В отличие от его жены, бьющей в пространство оптимизмом и жизнерадостностью.
На Санторини, в городке Фира, Миша вдруг отстал от нас и исчез.
Мы забегали, подняли шум, но часа через два нашли его.
Он сидел в одиночестве у фуникулёра и смотрел вниз, с обрывистого берега в сторону моря, где в эпицентре предполагаемого взрыва предполагаемой Атлантиды был еще небольшой островок, уцелевший в катастрофе многотысячелетней давности, а вокруг островка суетились туда-сюда небольшие кораблики и моторные катера, доставлявшие туристов со всего мира от стоявших на рейде кораблей до прибрежной полоски, с которой на отвесную скалу граждане поднимались на фуникулёре или на осликах по серпантинной тропе.
Две недели круиза проскочили быстро, но насыщенно. Впечатлений масса, фотографий уйма, а видеозарисовок большое количество.
Все довольны, все смеются.
Кроме одного.
Через несколько дней нам домой звонит Ляля: у Миши инсульт…
Что такое, почему?
Она приезжает к нам и рассказывает, что да как.
Излагаю кратко, доступно, может быть, даже достоверно.
Потому что любой человек – загадка, он рассказывает, блюдя свои интересы, катя бочку на всех, кроме себя, возлюбленного! Это истина, и обжалованию не подлежит!
А потому постараюсь рассказать объективно, насколько это возможно.
Отец выгнал Лялю из дому, когда ей было шестнадцать. Ему не нравилось, что она курила, выпивала и приводила мальчиков домой. Он назвал её блядью, и прогнал.
Была бы у неё мать, – можно было бы и пожаловаться, но мать умерла, когда Ляле было пять лет. Отец не женился, но крепко пил. Потом он привёл домой женщину, которую девочка на дух не переносила.
А дальше было так.
Ляля уехала в другой город, поступила в техникум, её выгнали через полгода за неправильное и недостойное поведение, предварительно выперев из комсомола.
Ляля пошла петь в ресторан, куда её пристроил один из кавалеров, которых она меняла каждый месяц.
Заработки стали увеличиваться в геометрической прогрессии, учитывая, что девушка не бросала денег на ветер. Она стала хорошо одеваться, следить за собой и выбирать ухажёров со статусом и валютой.
Однажды в ресторан зашёл Миша.
Роман длился неделю, после чего новый кавалер, не совсем разобравшись в обстановке, но влюбившись по уши, делает ей сразу два предложения. Одно – руки и сердца, второе – уехать на родину предков, тем более, что и его и её предки были одного корня.
Ляля категорически отказалась от второго предложения, ухватившись за первое.
Для начала, молодой муж, работавший доктором в поликлинике, везёт молодуху в город Туапсе, откуда они вскоре перебираются в Гезель-Дере, где мы с ними и познакомились при отягчающих для меня обстоятельствах. Там у пары родилась девочка.
Надо уточнить, что при первом знакомстве с этими ребятами, у меня с женой даже мысли не было, что у симпатичной женщины такая богатая биография!
Вскоре после нашего знакомства пара всё же уезжает с Чёрного моря к Средиземному.
По приезде в Израиль Ляля, которая так и не приобрела профессию, подалась работать в один тель-авивский ресторанчик, где совмещала работу официантки с пением для публики. Потом у неё появился первый ухажер, потом второй, третий…
Дочка, между тем, росла и росла. Папа от ребёнка без ума, а потому сквозь пальцы смотрит на мамины проделки.
Мама, между тем, осваивает, в качестве дополнительного заработка, карты Таро и предлагает свои услуги в качестве гадалки серьёзным, и даже ответственным, лицам – посетителям кабачка. Вскоре доход от Таро значительно превысил заработки певицы и официантки, и она с головой уходит в этот бизнес.
Каждый год, причём дважды в год минимум, она с дочкой колесит по Европе в сопровождении серьёзных джентльменов, поверивших в её талант гадалки. У них, оказывается, всё сбывалось! Все её предсказания реализовались на практике!
Муж, между тем, скрепя зубы, или же скрипя зубами, терпел такую работу жены, потому что любил дочку и считал себя ответственным за судьбу дочери и жены. Миша – честный человек. К тому же, трудоголик. И не пьяница, не дебошир, а просто хороший парень.
Так они и живут, по сей день.
От инсульта он оправился, правда правая часть тела слегка отнялась, нога немного волочится, рука чуть-чуть не слушается. В остальном – порядок.
Жена открыла в банке отдельный счёт.
Девочка учится. И уже поёт, почти как мама.
Света попросила погадать на наше семейство на картах Таро.
Гадалка Ляля погадала бесплатно, потому что друзья! Вместе же на корабле ходили в круиз!
К сожалению, ни одно из предсказаний не сбылось. Ни одно! Муть всё это, суета и томление духа, так я думаю.
Но телефонную связь мы поддерживаем. Плавали ж вместе!
Однажды Ляля позвонила и, кипя от возмущения, закричала:
– Ты представляешь, какая он сволочь!
– Кто сволочь?
– Да Мишка же! Он опять в больнице, ещё один инсульт, а я тут рылась в ящике стола и нашла отчёт о его счёте в банке! Он, сволочь, открыл на себя счёт! Мне ничего не сказал! Говорит, вложил деньги его папы, который умер месяц назад!
– О чём ты? Какой счёт? Какой папа умер? Опять инсульт?
– Да как ты не поймёшь? Он меня обманул! Он открыл счёт, сволочь, а мне не сказал! Вот гад!
– Погоди, погоди. Он где, в больнице? Сильный инсульт?
– Он мне ничего не сказал! Положил кучу денег… Отец умер… А мне ни слова… Вот скотина!
– Как он себя чувствует?
– Да что ему сделается! Вот паразит… Ни слова не сказал…
– Так он жив?
– Да что ему…
– Потом разберёшься со счётом! Как он?
– Я же тебе говорю, он открыл себе счёт…
Я положил трубку.
Может, у Мишки тоже аллергия?
На эту женщину?
Я позвонил им через неделю. Мужик стал приходить в себя. Правда, говорит с трудом, шепелявит и бубнит. И, как будто задыхается при разговоре.
Аллергия. Точно.
На неё.
Я ведь по аллергии теперь спец!
Правда, видеться со странным семейством больше не доводилось.
Нет потребности.
И желания тоже.
Аллергия у меня на них, что ли?