Глава 5
Уинтер тяжело вздохнула, когда Пирс легонько сжала ее локоть и повела в узкий проход между зданиями. Когда Пирс открыла дверь без каких-либо опознавательных знаков, которая вела на очередную лестницу, Уинтер не выдержала.
– Ты издеваешься, да?
Пирс посмотрела на Уинтер невинным взглядом и открыла перед ней дверь.
– О чем это ты?
– Ты прекрасно знаешь! – прорычала Уинтер и прошла мимо Пирс. Случайно задев рукой грудь Пирс, она слегка покраснела. – И как высоко нам топать на этот раз?
– Всего лишь на третий этаж.
– Прекрасно, – отрезала Уинтер и стала подниматься по ступенькам. Она ни разу не оглянулась, пока не добралась до третьего этажа. – Ты просто хочешь сделать так, чтобы я никогда не отыскала это место самостоятельно.
– Разве этот уголок останется укромным, если о нем будет известно всем? – резонно заметила Пирс.
Они очутились в одном из самых старых зданий больничного комплекса. Виниловая плитка на полу протерлась и посерела от времени. Флюоресцентные лампы на потолке еле светили, словно могли перегореть в любой момент. Вдоль стен стояло старое медицинское оборудование, часть из которого была выпущена задолго до того, когда Уинтер только начала задумываться о поступлении в медицинскую школу.
– Где это мы? Похоже на кладбище старых аппаратов ЭКГ.
Пирс рассмеялась.
– В каком-то смысле так и есть, здесь образовалась свалка. Одно время в этом здании размещалась женская консультация. Верхние этажи занимало акушерское отделение, а гинекология и амбулаторная клиника находились ниже. Когда построили новые корпусы, все клинические отделения перенесли туда. Здесь остались лишь кое-какие административные офисы и пара лабораторий, которые уже не используются.
– Зачем мы пришли сюда? – спросила Уинтер. Ее охватило такое чувство, словно она оказалась в музее, а не в больнице. Ощущение было жутковатым: как будто они перенеслись во времени, и вот-вот увидят медсестер в накрахмаленных белых платьях и чепчиках, семенивших позади врачей, совершавших обход.
– Я же тебе сказала, – с этими словами Пирс достала связку ключей из заднего кармана штанов. Она открыла деревянную дверь с облупившейся краской и уверенным привычным движением нашарила рукой выключатель. Пирс отошла в сторону и жестом пригласила Уинтер войти внутрь. – Только после Вас.
Уинтер вопросительно посмотрела на Пирс, но прошла в дверь.
– Ох, – ахнула она от удивления.
Комната оказалась крошечной, метра три на два с половиной, и выглядела еще меньше из-за книжных полок на трех стенах. Посредине комнаты стоял большой кожаный диван темно-зеленого цвета, такое же кресло и деревянный стол. Книги и журналы были повсюду: ими были заставлены все полки, они громоздились на столе и даже стояли стопками рядом с диваном и креслом. Уинтер наклонила голову, чтобы прочесть названия некоторых книг и журналов. Часть из них была ей знакома. На полках стояли учебники по хирургии, некоторым из них было по несколько десятков лет. Она повернулась к Пирс.
– Что это за место? Похоже на старую библиотеку.
– Раньше здесь была комната отдыха для ординаторов.
– Но теперь нет?
Пирс покачала головой.
– Когда всех пациентов перевели в соседние павильоны, сюда стало слишком далеко ходить. Сейчас никто, кроме меня, даже не помнит о существовании этой комнаты.
Уинтер присела на диван и провела рукой по мягкой кожаной поверхности, кое-где вытершейся от времени. На столе стояла старая настольная лампа с зеленым плафоном. Таких уже давно не выпускали. Уинтер снова ощутила себя так, словно перенеслась в прошлое. Несмотря на то, что эта комната была из эпохи, в которую ей не дали бы стать врачом из-за того, что она была женщиной, Уинтер почувствовала связь со своими предшественниками.
– Какое классное место.
– Это точно, – согласилась Пирс. Она шлепнулась в огромное кожаное кресло и, повернувшись поперек него, свесила ноги с одного подлокотника, а на другой положила голову. После этого Пирс взяла пакет и достала завернутый в вощеную бумагу хотдог, утопавший в соусе чили. Откусив кусочек, она быстро его прожевала и протянула хотдог в сторону Уинтер.
– Ты точно не хочешь?
– Только если сначала съем таблетку от изжоги!
Уинтер не спеша отпивала кофе, наблюдая, как Пирс проглотила хотдог в один присест. Было видно, что ест она с огромным, почти ощутимым удовольствием. Уинтер обнаружила, что загляделась на рот Пирс, пока та слизывала капельку горчицы под губами.
– Что такое? У меня слюни текут? – удивилась Пирс.
– Да нет же, – поспешила ответить Уинтер, начиная заливаться краской. Чтобы скрыть смущение, она спросила: – Если это такое секретное место, как же ты о нем узнала?
– Я приходила сюда, когда была маленькой.
– Сколько тебе было лет?
Пирс умудрилась пожать плечами, несмотря на то, что полулежала в кресле.
– Лет восемь-девять, наверное.
– Ты была с отцом?
Пирс спустила ноги и села прямо, потом потянулась за вторым хотдогом, достала его из пакета и стала разворачивать.
– Ага. Иногда он брал меня с собой в больницу по выходным, когда делал обходы. Если у него было слишком много дел, он приводил меня сюда, и я ждала, когда он освободится.
– Ты тут не скучала?
– Нет. Я всегда находила что-нибудь почитать.
Уинтер представила, как маленькая Пирс бродит среди книжных полок или засыпает на этом диване, и задумалась, не было ли ей одиноко.
– Значит, ты уже тогда хотела стать врачом?
– Это наша семейная традиция.
– А не твой ли это дед разрабатывал первый аппарат искусственного кровообращения?
– Мой. Его лаборатория находилась в здании за этим. Я не очень хорошо его помню, потому что он практически не бывал на семейных праздниках, постоянно пропадал в больнице.
Пирс встала с кресла и подошла к полкам. Пробежавшись пальцами по пыльным корешкам старых книг, она взяла одну из них с полки, открыла и протянула Уинтер на ладони.
Уинтер без задней мысли положила свою руку под руку Пирс, чтобы книга не упала. На форзаце книги выцветшими чернилами было написано «Уильям Эмброуз Рифкин». У Уинтер вырвался вздох удивления.
– Не могу поверить, что такая книга запросто стоит здесь, – сказала она и посмотрела в глаза Пирс. – Разве ей место не в каком-нибудь медицинском музее?
– Как я уже говорила, не думаю, что кто-нибудь еще помнит о существовании этой комнаты. К тому же многие бумаги и записи моего деда уже хранятся в архиве хирургического колледжа Филадельфии. Может, это не такая уж ценная вещь, – Пирс закрыла книгу, внезапно почувствовав себя глупо. Она уже не понимала, почему вообще привела сюда Уинтер да еще показывала ей какие-то старые книги, принадлежавшие человеку, которого она почти не помнила. Она резко поставила книгу на место и вернулась в кресло.
– Я могу дать тебе ключ, если захочешь.
– О, я не…
– Забудь. В нормальной библиотеке, конечно, намного удобнее, – Пирс встала, взбудораженная и беспокойная. – Нам, кажется, пора в операционную. Надо проверить, все ли там идет как надо.
Уинтер вскочила с дивана и преградила Пирс путь.
– Я лишь хотела сказать, что не хочу врываться в твое пространство. Очевидно, что это особое для тебя место.
Непроницаемые глаза Пирс ничего не выражали.
– Иногда все это, – Пирс описала рукой широкую дугу, имея в виду весь больничный комплекс, напоминавший мини город, и сотни людей, которые в нем работали, – может изрядно утомить. Порой нужно лишь несколько минут, чтобы прийти в себя. И это место хорошо для этого подходит.
– Я ценю это, спасибо большое, – Уинтер быстро провела пальцами по руке Пирс. – Смотри, поймаю тебя на слове.
– Не за что, – глаза Пирс посветлели, и она улыбнулась. – Пойдем, покажу тебе короткую дорогу в операционную.
Уинтер сделала глубокий вдох и поспешила за Пирс, которая уже рванула вперед. Уинтер вдруг поняла, что больница была для Пирс личной игровой площадкой, и она, словно гордый ребенок, провела ее по своим владениям. Уинтер также осознала, как сильно ей хочется, чтобы Пирс взяла ее в свою команду.
– Пирс, погоди секунду, – попросила Уинтер.
– Что еще стряслось? – со смехом спросила Пирс. Она повернулась к Уинтер, но при этом продолжала идти по коридору спиной вперед, не наталкиваясь на людей, которые шли ей навстречу. Впрочем, быть может, они просто расступались перед ней, как Красное море перед Моисеем. – Ты уже выдохлась?
– Не дождешься, Рифкин! – рявкнула Уинтер. Она достала из кармана пейджер и посмотрела на него. – Что это за номер 5136?
Пирс моментально посерьезнела.
– Интенсивная терапия.
Ей хотелось принять этот вызов самой, но ведь Уинтер тоже была старшим ординатором и пришла пора понять, чего она стоит. Пирс указала на телефон, висевший на стене рядом с лифтом, и прислонилась к стене, пока Уинтер набирала номер.
– Доктор Томпсон, – сказала Уинтер в трубку. Она вытащила листок из кармана и, зажав телефон между плечом и ухом, расправила его. – Мне пришел вызов. Ясно… Погодите минуту, кто?.. Гилберт… Насколько много жидкости?
Пирс напряглась. Ей очень хотелось вырвать у Уинтер трубку и самой выяснить у медсестры, что случилось, но она заставила себя стоять смирно и просто слушать. Ей нужно было понять, можно ли доверять Уинтер работать самостоятельно.
– Нет, – уверенно сказала в трубку Уинтер, – оставьте повязку на месте, намочите ее соляным раствором и проверьте, делали ли ей сегодня общий анализ крови и анализ на электролиты. Мы сейчас придем. И пусть она ничего не ест и не пьет.
– Что случилось? – спросила Пирс, как только Уинтер повесила трубку.
– Миссис Гилберт жалуется, что она протекает.
– Протекает? В смысле…
– В том смысле, что ее халат и кровать словно залиты клюквенным соком, – объяснила Уинтер, пока они неслись по коридору.
– Вот черт!
– Я тоже так подумала. Что там у нее, три дня после шунтирования желудка? – Уинтер еще раз сверилась со своим списком. – Да, все верно. Гемоглобин у нее в норме, так что вряд ли у нее какая-то большая постоперационная гематома, которую никто не заметил. Да и в любом случае так рано она прорваться не могла.
– Согласна, – мрачно произнесла Пирс. – Если бы у нее началось кровотечение после операции, гемоглобин должен был упасть, но даже если все дело в этом и мы это упустили, гематома не могла лопнуть так рано. Ее поднимали сегодня с постели?
– Не знаю, – Уинтер с размаха нажала на кнопку вызова лифта. – Но пациентка кашляла перед тем, как заметить кровь.
– Прекрасно! Что думаешь?
Они вошли в лифт и встали у дальней стены. Уинтер заговорила тихим голосом, чтобы их никто не услышал.
– Думаю, что у миссис Гилберт разошлись швы.
– И я того же мнения.
– Это твоя пациентка? – спросила Уинтер, пока они лавировали среди толпы спеша по коридору. Вопрос был щекотливый, и она не исключала, что Пирс может взорваться. Никому не нравились осложнения, особенно хирургам. А уж с техническим осложнением, которого в принципе можно было избежать, выполни хирург ту или иную процедуру иначе, было не просто трудно смириться – его было тяжело признать. Уинтер догадывалась, что Пирс не выносила осложнений.
– Нет, не моя, ею занимался Дзубров… это ординатор четвертого года. Он ассистировал во время этой операции, которую проводил завотделением.
Никакого злорадства в голосе Пирс не чувствовалось. Двойные двери в палату интенсивной терапии были закрыты. Пирс провела своей карточкой через считывающее устройство и вбила код.
– Три-четыре-четыре-два, – сказала она вслух для Уинтер.
– Я запомнила.
Двери разъехались, и они вошли в отделение хирургической реанимации и интенсивной терапии, где царил контролируемый хаос. Вдоль дальней стены размещались двенадцать коек, разделенные лишь шторами и мизерным пространством, позволяющим медсестрам проходить между ними. Прикроватные столики у каждой койки были завалены графиками и результатами анализов. Гибкие пластиковые трубки шли от аппаратов к пациентам, многие из которых лежали на койках совершенно неподвижно. Свет в реанимации горел слишком ярко, оборудование издавало слишком громкие звуки, и атмосфера здесь была слишком унылая из-за серьезной угрозы для жизни людей. Во всех реанимациях, где Уинтер доводилось бывать прежде, все было точно так же.
– Где она лежит?
– На пятой койке.
Когда они подошли к пациентке, Пирс наклонилась к ней через прикрепленный к койке поручень, и с улыбкой обратилась к взволнованной женщине.
– Здравствуйте, миссис Гилберт. Что у Вас случилось?
– Кажется, у меня началась какая-то протечка, дорогуша.
– Это доктор Томпсон, она сейчас вас осмотрит, – Пирс отошла от койки и махнула Уинтер рукой, чтобы та подошла ближе. – Проверим, к каким выводам ты придешь.
Уинтер натянула перчатки и подняла простыню.
– Миссис Гилберт, сейчас я подниму Вашу рубашку и взгляну на шов. У Вас есть боли?
– Болит, конечно, но так же, как утром.
– Кровотечение началось после того, как вы прокашлялись? – Уинтер приподняла угол стерильной повязки, наложенной поверх шва. Разговор часто помогал отвлечь пациента во время осмотра.
– Мне кажется, прямо сразу после этого. Мне сказали, что кашлять полезно для моих легких. Вы думаете, мне не следовало этого делать?
– Нет, после операции важно прочищать легкие. Вы все правильно сделали.
Уинтер примерно представляла, что обнаружит под повязкой, и поэтому не удивилась при виде блестящей розовой кишки, которая проглядывала сквозь разошедшийся шов. Она аккуратно вернула повязку на место.
– Мы с доктором Рифкин переговорим минуту, а потом сразу вернемся к Вам, – сказала она, повернулась и встретилась с Пирс взглядом. – Ты видела?
– Да. Похоже, нам потребуется маленький ремонт. Я позвоню завотделением, а ты пока подпиши у нее согласие.
– Договорились.
Уинтер вернулась к миссис Гилберт, чтобы объяснить ей, что у нее частично разошелся шов и что придется снова отвезти ее в операционную, чтобы исправить ситуацию. Уинтер не вдавалась в детали, чтобы не напугать пациентку.
Хотя разошедшийся шов и выглядел жутковато, он не представлял собой серьезную проблему, конечно при условии, что удастся предотвратить возникновение инфекции или повреждение кишки. К тому моменту, как Уинтер подписала согласие, Пирс закончила говорить по телефону.
– Ты все уладила? – спросила Уинтер.
– Как тебе сказать. Завотделением сейчас на операции с аневризмой, после которой у него сразу резекция толстой кишки.
– Нельзя заставлять ее ждать несколько часов, – тихо заметила Уинтер.
– Я сказала то же самое.
Уинтер ждала продолжения, наблюдая за блеском в глазах Пирс.
– И?
– Похоже, остались только мы с тобой, Док.
Док. Еще никто не называл Уинтер так, чтобы в этом слове чувствовалось и уважение, и поддразнивание одновременно. Она улыбнулась в ответ.
– Что ж, тогда приступим.