Глава 23
Удар мой был столь скор и резок, что его, сдается, никто попросту не заметил. А вот реакция Ани меня озадачила: в ее взгляде было… искреннее удивление.
– Что с ним? Обморок? – спросила она.
– Похоже на то, – пожал я плечами. – Наверное, я его чуть-чуть… огорчил.
– Что значит… Ты его… ударил?
– Слегка. Извини.
Удивление Ани стало безмерным и безграничным.
– Ты… ударил Мориса… и он… упал?!
– Как видишь.
– Но этого не может быть!
Аня присела, приподняла голову парня. Полузакрытые веки приоткрывали зрачки, в которых не читалось ничего, кроме глубокого беспамятства. Оно и понятно. После такого удара он «вернется» минут через тридцать. И то – не вполне. На «вполне», может статься, потребуется часа два. Или чуть больше.
– Этого просто не может быть! Мориса никто никогда не сбивал с ног! Это даже представить себе…
– Все в этой жизни когда-то происходит впервые. Кто он?
– Мой одноклассник.
– По Австралии?
– Издеваешься? Из детдома! Почему он лежит? – вдруг спросила девушка обеспокоенным тоном.
«А что, он должен еще сидеть? И – долго?» – чуть было не спросил я, но, уловив нешуточную тревогу в Анином голосе, ответил, слегка покривив душой, но честно:
– Нокаут. Минут через десять придет в себя.
– И только?
– И только.
– Что вообще произошло?!
– Да как водится: его неуместная шутка, моя – неадекватная реакция. И всех делов.
Аня покачала головой, и выражение лица у нее было вполне красноречивым и читалось хоть на русском, хоть на австралийском диалекте английского одинаково: «Мужики есть мужики!»
А что может связывать юную австралийскую красавицу с таким типом? Кроме неоплатонических утех, разумеется? И общего школьно-сиротского прошлого? И – почему она бросилась ему на шею, а он встречал со сквериком белых роз в разлапистых дланях? Романтика босоногого детства? «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы…» Но ведь она прибыла в Бактрию уже дней десять как. А встретились они только теперь. Впервые. В отлучке был? В командировке? В отсидке? Кто он, вообще, такой?
Словно в ответ на мои вопросы из подъехавшего запоздавшего «бумера» вывалился детка: коротенький, кругленький, широколицый, рыжий… Тельце – огурчиком, бровки – домиком, зубки – через раз… Вот только в руке – могучий «стечкин», и держал он его так, что…
– Отойди в сторону, Анета, – произнес рыжий спокойно и вяло.
– Гоша, ты что, спятил? – отреагировала Аня властно и абсолютно бесстрашно.
«Безумству храбрых поем мы песни… Безумство храбрых – вот мудрость жизни…» Это не про меня. Ха! Какое там «спятил»! Рука у парня не рыскает, тверда, лучше бы отойти, пока учтиво просит!
– Гоша, я т е б е говорю! – Тон Ани стал ледяным.
Похоже, это тоже ее однокашник. Из того же дурдома. Соседняя палата. Для буйно-огнестрельных. «Страшные лесные разбойники» во главе со своей Атаманшей! Мультик какой-то… компьютерный! А вообще – состояние было препаршивым. Мультик-то он мультик, но ствол у парня – серьезный. Почему-то вспомнилось поганое словечко донны Агнессы, вернее, фрейлейн Альбины: «выбраковка»… Что я здесь делаю?!
Но мысли эти проскочили в голове расшуганными апрельскими котами; ко мне вернулась способность размышлять здраво, и подумалось: если сразу не выстрелил, значит… А ни черта это не значит! Аня перекрывала «сектор обстрела», вернее, просто стояла между мною и рыжим дейвом! И стоит ей сделать шаг в сторону… Да и всякое может стемяшиться в оранжевой Гошиной башке, и решит детинушка, что и стрелок он ворошиловский, и ковбой алабамский, и джидай галактический…
Аня стремительно сделала несколько шагов вперед, взяла пистолет за ствол и уперла себе в подреберье:
– Ну что ты, Гоша, застыл?
Лицо маленького Гоши вдруг странно сморщилось, плечи затряслись, по щекам побежали слезы… Он уткнулся Ане в рукав и захлюпал, вздрагивая всем существом… А девушка наклонилась к нему и нашептывала что-то увещевательное…
Вот елки с палками! Палата номер шесть! Полет шмеля над гнездом кукушки!
Аня вернулась, так и оставив пистолет у Гоши. Сказала:
– Он просто все неправильно понял и перенервничал. Думал, Морис убит, вот и… Теперь все в порядке. Я ему велела, чтоб извинился.
И точно: коротышка подсеменил ко мне, запрятав массивную «дуру» под пиджак, и, опустив глаза долу, только что ножкой не пришаркивая, выговорил неожиданно густым баском:
– Вы меня простите… Не понял сгоряча… Не сочтите за оскорбление… – и отошел в сторонку. Чтобы не маячить, так сказать. Потом взглянул на Аню, получил одобрительный кивок и, подхватив бесчувственного Мориса под мышки, отволок к автомобилю, затащил в салон, хлопнул дверцей и – был таков.
Конец ознакомительного фрагмента.