Побег из Рая. Глава 2. Вперед, во взрослую жизнь (Владимир Горбань)

Глава 2. Вперед, во взрослую жизнь

Был поздний вечер, и школьный спортивный зал давно уже опустел. Но Володя Штормин не спешил домой, предстояло сделать еще несколько мучительных и сложных упражнений на растяжку сухожилий и укрепление икроножных мышц. Сунув ногу в петлю веревки, он другой конец перебросил через верхний поручень шведской стенки. Резко потянул за конец веревки, правая нога взмыла вверх и зафиксировалась почти в вертикальном положении. Теперь предстояло сделать несколько неглубоких приседаний на левой ноге. Боль при этом пронизывала все тело, но была привычной и даже приятной.

– Ну и долго ты еще собираешься мучить себя? – услышал Володя за спиной голос Наташи Шороховой, его одноклассницы. – По – моему, чемпион, ты уже из себя все жилы вытянул.

Володя отпустил веревку, нога съехала вниз. Он обернулся.

Наташа Шорохова в легком голубом облегающем платье стояла рядом. Высокая брюнетка с безукоризненной девичьей фигурой, великолепной копной вьющихся до плеч волос, с темно-синими, как зрелый паслен, огромными и всегда веселыми глазами. Глазами омутами. И губами сочными, нежными, сладкими и зовущими. Наташа была несбыточной мечтой многих парней…

– Там уже темно и страшно, ты, Штормин, проводишь меня домой? Или мне Генку Григорьева попросить?

Володя, безусловно, смутился. Еще бы. Да каждый юноша их школы мечтал о том, чтобы Наташа обратила на него внимание.

– Прямо сейчас?

– А долго тебе еще?

– Нет, осталось левую ногу растянуть, – Штормин говорил тихо, опустив глаза долу, будто оправдывался.

– Сколько эта пытка займет у тебя времени?

– Минут десять. Я к соревнованиям готовлюсь. Но в принципе и за пять минут успею.

Володя посмотрел на Наташу и готов был прервать тренировку прямо сейчас.

– Хорошо, – улыбнулась Шорохова как – то загадочно, – не буду мешать, чемпион, я тебя в раздевалке подожду.

Она развернулась на невысоких каблуках и легкой соблазнительной походкой, покачивая бедрами, удалилась из спортивного зала.

С левой ногой Штормин расправился гораздо быстрее, чем того требовалось, и поспешил в раздевалку. Это была маленькая комната по коридору налево, устланная спортивными матами, с единственной тусклой лампочкой под потолком. Вернее, это была не только раздевалка, но и тренерская комната. И здесь не хранились лыжи и палки к ним, не валялись на полу наполовину спущенные баскетбольные мячи, грязные волейбольные сетки, гнутые баскетбольные кольца, забытые кем-то спортивные трусы, кеды и кроссовки, хоккейная амуниция, коньки и клюшки, ведра, швабры и половые тряпки, как это обычно бывает в школьных спортивных раздевалках.

Наташа полулежала на матах в дальнем уголке комнаты, поджав под себя ноги. Штормин замер у порога, растерялся. Ведь нужно было избавиться от пропахшей потом спортивной одежды и облачиться в джинсы и любимую бело-голубую футболку с надписью «Динамо» на груди и заветными буквами СССР на спине. Эти буквы дозволялось носить не всем, а лишь избранным спортсменам. Только попав в сборную команду страны, можно было сверкать этими буквами и гордиться собой без всяких зазрений совести. Володя Штормин в 16 лет был уже кандидатом в мастера спорта по рукопашному бою и готовился к своим первым соревнованиям на первенство страны в составе молодежной сборной Саратовской области.

– Слушай, Штормин, – голос Наташи прозвучал особенно томно, – а почему ты мне до сих пор не признался в любви? Все твои одноклассники уже у моих ног. Даже Генка Григорьев. Я что, не нравлюсь тебе, Штормин?

Володя настолько обомлел от такой нескромности, что и слова не мог вымолвить.

– Хорошо, спортсмен, – Наташа грациозно поднялась с матов, оправила платье, загадочно при этом улыбнулась, – переодевайся. Я тебя на улице подожду.

Она все той же легкой соблазнительной походкой удалилась из раздевалки.

Месяц май благоухал сиренью. Дул легкий зябкий ветерок. Володя с Наташей шли к ее дому по парковой аллее, смущаясь друг друга.

– Володя, мне холодно, обними меня.

Штормин крепко прижал Наташу к себе, ощутил мелкую дрожь ее тела.

– Как ты собираешься сдавать выпускной экзамен по алгебре? – неожиданно спросила она грустным голосом. – Ты же совершенно не знаешь этого предмета.

– Не знаю, как – нибудь да сдам. В любом случае трояк мне поставят. И на том скажу спасибо.

Наташа остановилась, не расцепляя объятий, взглянула чувственно на Володю, а затем, отведя глаза в сторону, тихо произнесла:

– А хочешь я дам…дам тебе списать экзаменационную контрольную по алгебре. Никто и не заметит. Ты только сядешь на экзамене за мной, чтобы варианты заданий совпали.

– Да зачем мне математика?! – усмехнулся Штормин. – Там, куда я буду поступать, никто от меня знаний математики не потребует. Мне бы плавание не завалить.

– А где ты хочешь учиться?

– В Институте физкультуры. Хочу стать тренером. Но сначала выиграть чемпионат страны. Затем стать чемпионом Европы. Ну и победить в кубке мира, стать сильнейшим на планете!

– Это так скучно, – Наташа грустно улыбнулась, – бесконечные тренировки, сборы, соревнования. Эти спортзалы, стадионы… раздевалки.

– Да ты что! – воскликнул Володя. – Это очень интересно! Это постоянное самосовершенствование, постоянная борьба с самим собой и над собой, бесконечные поездки по стране. Это возможность побывать за границей! Увидеть весь мир не по телевизору в передаче «Клуб кино – путешественников», а своими глазами. Ну, объясни мне тогда, как советскому человеку иначе попасть за границу? По комсомольской турпутевке в Болгарию? А я хочу побывать во Франции, в Италии, в Канаде. Мало ли интересных мест на земле!

– Тебя все равно туда не выпустят.

– Это почему?

– Потому, – Наташа звонко рассмеялась, – потому, что ты не комсомолец. И в Институт физкультуры тебя не примут.

– Почему?

– Потому, что ты не член ВЛКСМ.

– И что же мне делать? – Штормин не на шутку испугался. – До выпускных экзаменов остался всего месяц. До вступительных – три. Время, похоже, уже упущено. Я уже не успею вступить в вашу организацию.

– А хочешь, я с папой поговорю, – лицо Наташи сделалось серьезным, как у строгой учительницы по математике.

– О чем?

– Он поможет тебе вступить в комсомол. Быстро и без проблем. Он у меня в райисполкоме работает. И знает всех партийных функционеров. Они там вместе каждую пятницу что-то на работе справляют. И мой папаша под выходные на бровях домой заявляется. И сегодня его тоже привезут чуть живого. Поговорить с отцом?

– Ну, я не знаю, – замялся Штормин, – ну поговори.

Они подошли к палисаднику большого крепкого дома. Наташа сняла Володины руки со своей талии, показывая всем видом, что им пора прощаться.

– А ты за мои хлопоты посвятишь мне стихотворение. Договорились? – Наташа вновь лукаво улыбнулась, вновь неожиданно смутила Штормина.

– Какое стихотворение?

– Ну, ты же сочиняешь стихи?

– Да так, – Володя пожал плечами, – но только стихи не сочиняют, их пишут.

– Ну, так напиши!

Наташа вдруг быстро и звонко поцеловала Володю в щеку. Рассмеялась игриво и пошла по дорожке домой, наигранно виляя бедрами. И не обернулась и не помахала на прощанье рукой…

Ершовский райком ВЛКСМ располагался на центральной городской площади. В здании райкома партии, только входы были разные. Та, что справа для больших и важных дядь и теть, а та, что слева – для их скорых сменщиков.

В просторном кабинете первого секретаря райкома комсомола за длинным полированным столом собралась комиссия по приему в члены ВЛКСМ, человек десять – двенадцать. Все были одеты в строгие костюмы, хотя за окном стоял знойный июнь 1981 года. В эту пору жара в Саратовском Заволжье нередко превышает 35 градусов по Цельсию. Порой трудно даже дышать полной грудью, трава блекнет, листья на деревьях вянут, ни ветерка даже самого малого. Даже караси в прудах, похоже, впадают в коматозное состояние.

Но в партийном здании было относительно терпимо. То ли спроектировано оно было как – то по – особому хитро, то ли думалось в нем о чем-то совсем неземном.

Рядом с Володей в коридоре на стульях сидели еще несколько юношей и девушек, переживших пионерский возраст. В кабинет к первому секретарю вызывали поодиночке, выкрикивая в отворявшуюся периодически дверь фамилию соискателя. Каждый ожидал такого выкрика с большим нервным напряжением.

– Штормин! – раздался противный визгливый голос из дверного проема.

Володя вошел в кабинет, огляделся. Никого из присутствующих он не знал.

– Представьтесь, – строгий голос первого секретаря райкома, сидевшего во главе стола, пронял до мурашек на спине.

– Штормин Владимир Владимирович, 1964 года рождения.

– Какого года рождения? – удивился седой ветеран войны, поблескивая медалями на полинявшем пиджаке.

– 1964 года рождения, – повторил Володя.

– А почему до сих пор не член ВЛКСМ? Тебе же уже семнадцатый год! – ветеран, заглянув в какую-то бумагу, сурово насупил брови, будто перед ним стоял в чем – то провинившийся подросток. Преступник, укравший что – то в магазине или поджегший школу.

– Не был готов, – тихо сказал Володя, чтобы фронтовик не услышал его ответа. Но ветеран, очевидно, когда того требовала партийная бдительность, обладал хорошим слухом.

– Что значит, не готов? К чему не был готов? Ты Родину любишь?

– Люблю.

– А почему в комсомол вовремя не вступил? Где ты шлялся почти три года?

– На сборах.

– На каких, мать твою, сборах?

– Спортсмен он, – тихо произнесла молодая женщина, сидящая рядом с ветераном.

– Спортсмен, – это хорошо, – слегка смягчился фронтовик, – А учишься как? Двоек много?

– Ни единой тройки в аттестате, – произнесла все та же женщина, очевидно, секретарь комиссии. Она держала в руках анкету Штормина. – Всего шесть четверок, остальные пятерки. Почти отличник. И характеристика из школы хорошая. Был старостой класса, – секретарь начала зачитывать выдержки из послужного списка Володи, – трудолюбив, принимал активное участие во всех субботниках и воскресниках, занимался в художественной самодеятельности, показывал высокие достижения в спорте…

– Да знаю я его, – раздался голос первого секретаря, – нормальный он парень, чемпион Саратовской области по рукопашному бою среди юниоров. И родину он любит. Я за него ручаюсь.

Все с удивлением посмотрели на первого секретаря райкома ВЛКСМ. Это был молодой еще парень, который недавно окончил сельскохозяйственный ВУЗ, попал в номенклатуру скорее случайно и, многим казалось, что он еще недостаточно хорошо разбирался в партийно-комсомольских правилах и взаимоотношениях. Лицо его было строгое, но светлое. Взгляд суровый, но с едва уловимым лукавством.

– А почему он тогда до сих пор не член комсомола!? – фронтовик со злостью ударил кулаком по столу. – Не понимаю! Ты куда-то поступаешь в этом году?

– В Институт физкультуры, – спокойно ответил Володя. Он уже немного сориентировался в этом кабинете и понял, что некоторые члены комиссии не будут его явно заваливать. Более того, некоторые готовы оказать ему поддержку. Это читалось в их глазах.

– Вот! – ветеран вскинул указательный палец вверх. – Теперь я все понял! Не по убеждениям он к нам пришел! А как махровый карьерист! Гнать надо таких отщепенцев отсюда в шею! Нам такие отщепенцы в ленинском комсомоле не нужны!

Повисла напряженная тишина. Члены комиссии молчаливо переглядывались друг с другом, все хорошо знали этого фронтовика, который и фронта – то настоящего не видел, всю войну провел в обозе при кухне.

– Да какой же он карьерист? – прервал тишину первый секретарь. – Он же не на работу пришел к нам в райком комсомола устраиваться! Это мы тут все карьеристы!

Многие члены комиссии со страхом посмотрели на своего комсомольского вожака. Это уже попахивало откровенным диссидентством. Такое о карьеризме! Да еще из уст первого секретаря, члена бюро райкома КПСС! Человека, занимающего серьезную номенклатурную должность!

– Просто парень собрался поступать в институт, – спокойно произнес первый секретарь. – Так, Владимир?

– Так, – ответил Штормин.

– И ему нужен комсомольский билет, без которого у него даже документы в приемной комиссии не примут. Так?

– Так.

– Ну, вот и разобрались, – голос первого секретаря зазвучал каленым металлом. – Перед нами честный парень. Спортсмен, почти отличник. И вовсе не карьерист. Он же не виноват, что в вузы у нас принимают только комсомольцев. Так давайте ему поможем! Разве это плохо, если он станет профессиональным спортсменом, тренером?

Воцарилась тишина. Даже фронтовик от такого напора первого секретаря рта не посмел открыть.

– Кто за то, чтобы Штормина Владимира Владимировича принять в члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи? – произнес первый секретарь. – Кто «за» прошу поднять руки.

И «за» на удивление проголосовали все. Даже седой ветеран с юбилейными медалями, еще несколько минут назад явно отказывавший Володе в доверии.

– Решение принято единогласно, – объявил первый секретарь. – Я вас, Штормин, поздравляю, можете быть свободны.

– Как… как свободны, – защебетала, опомнившись, секретарь приемной комиссии. – Мы же ему даже ни одного вопроса по Уставу ВЛКСМ не задали.

– Светлана, – лицо первого секретаря вновь сделалось каким – то живым и чужим для номенклатурных товарищей. – Ты, думаешь, он Устав не выучил назубок? По Уставу будешь гонять своих пэтэушников! Иди парень. Иди с Богом! И стань чемпионом мира! Всем завистникам назло стань!

Штормин быстрее пули выскочил на крыльцо райкома комсомола и вдохнул полной грудью знойный степной воздух. Недалеко в тени высокого тополя его дожидалась взволнованная Наташа.

– Ну что? Ну, как? – она взялась нервно теребить его за руку. – Рассказывай скорее.

– Спасибо твоему папе, – Володя грустно улыбнулся. – Благодаря его блату меня только что приняли в комсомол.

– Какому блату? – удивилась Наташа.

– Ну, ты же сама говорила, что твой папа все устроит, что меня примут в комсомол без всяких проблем. По блату.

Наташа улыбнулась в ответ:

– А я ничего не говорила папе. Я с ним уже полгода как не разговариваю.

– Серьезно?

– Да.

– А почему?

– А не скажу.

– А все же, почему?

– Да не нравишься ты ему!

– А тебе?

– А не скажу!

И ни оба счастливо рассмеялись.

– Тогда вдарим по лимонаду!

– Тогда вдарим!

Они возвращались из летнего кафе уже под вечер, веселые и беззаботные. Молодости свойственна беспечность, отсутствие постоянного контроля за неуловимым, по сути, течением времени. Когда вся жизнь еще впереди нет никакой нужды заглядывать в будущее. Хочется жить одним днем, одной минутой, одним мгновением.

– Ты проводишь меня домой, Штормин?

– А что уже пора?

– Проводишь?

– Само собой, – вздохнул Володя. Ему явно не хотелось расставаться с Наташей. Ему хотелось, чтобы этот день продолжался вечно.

Они шли все той же парковой аллеей, все так же смущались и не могли открыто выразить своих чувств. Они были молоды и еще многому в жизни не научились.

Вдруг сзади раздался грозный крик:

– Стоять!

Володя обернулся. Три изрядно пьяных парня, прибавив шаг, направлялись в их сторону. Наташа очень испугалась, задрожала, лицо ее побледнело.

– Побежали, – предложила она, – тут до моего дома совсем близко.

Парни были уже совсем рядом, слышалось их сбивчивое дыхание.

– Да нет, подожди, – сказал Володя еле слышно, насупился и крепко сжал кулаки, – надо разобраться, кто тут такие приказы отдает.

Парни обошли Володю и Наташу с трех сторон. Они были крупнее Штормина и старше лет на пять. Противным самогонным перегаром разило от всех троих. Пролетарская злоба светилась в узких звериных глазах.

– А, это ты, спортсмен? – промычал тот, что кричал только что в спину и осекся. – Извини, старик, ошибочка вышла. Извини.

– А это кто? – спросил второй парень.

– Конь в пальто! Пошли отсюда. Мне он уже один раз челюсть ломал.

До Наташиного палисадника он дошли молча. Остановились, как обычно, у калитки. Настроение было испорчено у обоих. Неприятный осадок в душе оставила встреча с пьяными гопниками. Разгильдяями, лоботрясами и неудачниками, по сути. Они полагали, что любую дорогу себе в жизни можно проложить наглостью и пудовыми кулаками.

– Слушай, Володя, – тихо произнесла Шорохова. – А, может, ты поедешь поступать вместе со мной?

– Куда? – удивился Володя.

– В Саратов. В Университет на биологический факультет.

– А как же спорт?! – воскликнул Штормин.

– Кулаками махать? Любым видом спорта можно прекрасно заниматься и в университете. В свободное от занятий время. И заодно получить престижную профессию. Да и будем вместе. Подумай об этом.

– Нет, – возразил Володя решительно. – Я хочу стать профессиональным тренером. И даже чемпионом мира. Такую подготовку можно получить только в институте физкультуры. А в университете пусть учатся яйцеголовые отличники.

– Дурак ты, и уши у тебя холодные.

Штормин опешил:

– А почему уши холодные?

– Не знаю, мама моя так постоянно говорит.

– Кому говорит?

– Неважно, – Наташа на мгновение задумалась. – Ты написал мне стихи?

– Написал, – буркнул Штормин.

– Читай.

– Не могу.

– Это почему?

– Уши у меня холодные.

Володя достал из кармана брюк скомканный листочек бумаги, протянул его Наташе и, молча, быстро ушел. Шорохова развернула листок. Неровным быстрым почерком на нем были написаны четыре строчки:

– Хм, написал, – тихо произнесла Наташа, прижала листочек к груди, еще немного задумчиво постояла у калитки и отправилась в дом. В ту ночь она долго не могла уснуть, распаляя себя девичьими мечтами и надеждами, строя планы на будущее, которое рисовалось ей счастливым и безмятежным. Ох, эти девичьи грезы – причина последующих женских разочарований!

Подойдя к своему дому, Штормин обратил внимание на «Камаз», огромный, мрачный фургон, стоявший у дороги. Номерные знаки были не местные. Володя обошел автомобиль, водителя в салоне не оказалось. И тут из подъезда дома вышел Володин отец с каким-то неизвестным мужчиной в армейской форме. Они негромко переговаривались друг с другом. Мужчина закурил и едва слышно произнес:

– За речкой творится полный кошмар. Там идет настоящая война. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

И они направились к «Камазу». Володя вышел им навстречу.

– О, сынок! – удивился Штормин – старший. – Знакомься, это дядя Вася, мой армейский друг. Вот ехал мимо и зарулил к нам.

Володя пожал крепкую руку прапорщика. Он выглядел лет на сорок, но голова его была уже густо убелена сединой. Дядя Вася с прищуром посмотрел юноше в глаза и с волнением в голосе спросил:

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Большой уже. Спортом занимаешься?

– Он у меня уже кандидат в мастера спорта по рукопашному бою, – с гордостью ответил за сына отец.

– Это очень хорошо. А учишься как?

– Да я школу уже закончил.

– Удачно?

– Нормально. Без троек.

Дядя Вася еще раз внимательно, как бы оценивающе, взглянул на Володю, потом на его отца, подошел к задней дверце «Камаза» и открыл ее ключом. Все трое взобрались внутрь фургона. Дядя Вася включил карманный фонарик.

Володя поразился увиденным зрелищем. Шесть цинковых гробов стояли рядом друг с другом. У каждого было небольшое круглое прозрачное окошечко на уровне лица покойника.

– Вот везу матерям «подарочек», – зло произнес дядя Вася, – груз-200. За речкой война, сынок. Плохая, несправедливая война.

– За какой речкой? – не понял Володя.

– За Пянджем. В Афганистане…

Поступить в университет было делом непростым. Школьных знаний для этого явно не хватало. Пришлось денно и нощно дополнительно штудировать несколько объемных книжек. Штормин был уверен, что засыплется на первом же экзамене, и корил себя за то, что послушал Шорохову. Вернее, поддался на ее уговоры. Она-то ведь целый год готовилась для поступления, ей нанимали репетиторов, ее возили на олимпиады по биологии, она посещала кружки и факультативы. А Штормин в это время торчал в спортзале, развивал мышцы, тянул сухожилия. Он и половины в биологии и химии не усвоил от того объема знаний, что было известно Наташе. Но Володя упорно готовился, не давая себе ни малейшего послабления.

Сдавали они экзамен в разных группах. Володя вытянул билет. Вопросы ему были хорошо знакомы. Он подошел к свободной парте и обнаружил на стуле маленькую подковку, размером с копеечную монетку. Кто – то из предыдущих абитуриентов принес ее на экзамен и забыл забрать. Сердце у Володи страстно затрепетало. Он знал, найти подкову – к удаче. Штормин быстро написал ответы и поднял руку. Молодой очкастый преподаватель, доцент и председатель приемной комиссии очень удивился:

– Вы уверены, молодой человек, что достаточно подготовились и уже готовы ответить на вопросы вступительного экзамена?

– Да, уверен, – холодно ответил Штормин.

– Ну – с, молодой человек, тогда извольте идти ко мне.

Володя уселся напротив преподавателя и спокойным голосом принялся отвечать. Но очкастый доцент, кажется, вовсе не слушал его, а лишь внимательно изучал экзаменационный лист. А потом произнес как-то устало:

– Достаточно, молодой человек. Я ставлю вам за ответ пятерку. Отчасти за мастерство.

– Какое мастерство?

– Идите с богом. Потом поймете. Я, похоже, сегодня плохо выспался.

Ликующий Штормин выскочил на улицу. Он ликовал. Не таким уж сложным оказался самый важный экзамен. Теперь они с Наташей будут учиться в университете. Он станет мастером спорта, чемпионом мира…

Шорохова вышла из университетского корпуса примерно через час. Лицо ее было заплакано, тушь размазана, губы дрожали.

– Что случилось? – Володя подсочил к ней, обнял за плечи. – Тебя кто-то обидел?

– Не – ет, – разревелась Наташа. – Я экзамен завалила.

– Как! – вскрикнул не поверивший ей Штормин. Это было невероятно, как если бы посреди жаркого лета с неба повалил снег. – Ты получила двойку?

– Да – а – а.

– Да как же так!

– Да вот так!

– А я получил пятерку.

– Серьезно? – Наташа вдруг перестала реветь, быстро размазала слезы по лицу и с каким – то недоумением взглянула на Володю. – Покажи экзаменационный лист.

Штормин протянул ей бумагу. Шорохова посмотрела на оценку и промолчала.

Володя все три устных вступительных экзамена сдал на «отлично», а вот сочинение написал на тройку. Но этого оказалось достаточным для зачисления. И он очень гордился своим достижением. До первой сессии, пока не понял насколько непросто учиться в столь престижном университете, где в то лето, за место боролось восемь человек. И правила борьбы были не совсем честными.

Ректор университета, маститый академик и основатель целой школы одаренных ученых, человек принципиальный и бескомпромиссный вызвал накануне вступительных экзаменов к себе в кабинет молодого очкастого доцента, председателя приемной комиссии биологического факультета.

– Павел Петрович, на ваш факультет подал документы некто Владимир Штормин.

– Возможно, – согласился молодой доцент, поправляя на носу тяжелые старомодные роговые очки, – всех ведь абитуриентов не упомнишь.

– Безусловно, всех нет. Но этот парень – чемпион Саратовской области по рукопашному бою среди юниоров. В неполные семнадцать лет!

– И что, Анатолий Михайлович?

– Как что? Надо брать.

– Куда?

– В наш университет. Иначе его медики или юристы перехватят. В сельскохозяйственном институте небольшой конкурс. Сейчас Штормин – чемпион области. Через год станет чемпионом СССР. А там, глядишь, и на мировом первенстве отличится. И прославит наш университет.

При этом ректор сделал ударение на слове «наш».

– Ну, да, – согласился Павел Петрович. – А если у него плохая подготовка по биологии и химии?

– Ну и что? – академик лукаво рассмеялся. – Мы приняли на ваш факультет документы у пятидесяти медалистов. Они в большинстве своем поступят без особого труда и будут двигать в дальнейшем науку вперед. Так? Они свои медали уже завоевали. А этот парень еще нет. Ну, не медикам же его отдавать, Павел Петрович?! Осенняя студенческая Спартакиада на носу, ей богу, вы как будто не выспались сегодня!