Вы здесь

Пляж исполненных желаний. День второй (И. В. Щеглова, 2006)

День второй

Утром на вокзале в Новороссийске нас ждал автобус. Поэтому мы гордо миновали многочисленных таксистов и бабушек, предлагающих квартиры.

– Спасибо, у нас все есть, – то и дело гордо бросала я.

Полтора часа наш автобус осторожно полз по горному серпантину, и наконец прибыл в пункт назначения. Здесь нас вместе с другими туристами пересадили в баркас. Через пару минут мы уже подставляли лица густому соленому ветру и жмурились на ярком солнце. Море охватило нас со всех сторон, где-то в стороне остался высокий берег, каменные осыпи, сосны. Пронзительная синева в блеске солнца. Я забыла, где кончается море и начинается небо. Баркас стремительно шел в неизвестное и долгожданное будущее время. Что-то ждет нас там?

Баркас немного наклонился, я поняла, что мы скоро причалим, и во все глаза уставилась на берег. Мы подходили к широкому ущелью, утонувшему в зелени. Широкий галечный пляж был абсолютно пуст.

– Вот тебе на! – удивилась я. – Никого нет…

– Боюсь, это ненадолго, – ответила мама.

Вскоре баркас подошел к берегу и мы, подхватив свои вещи, спустились по шаткому трапу на неведомую землю.

На берегу стоял одинокий мужчина в широкополой соломенной шляпе и в белых брюках. Больше на нем ничего не было.

Когда все пассажиры покинули баркас, он поздоровался и представился:

– Здравствуйте, я – директор турбазы, зовут меня Валерий Олегович Свицкий. Заметив Ольгу, он махнул ей рукой: – А вот и наша постоянная туристка, – сказал он.

– Я не одна, – весело воскликнула Ольга.

На нас стали обращать внимание. Всех туристов было человек десять, не считая нас, конечно. В основном, пожилые женщины и мужчины, несколько бабушек с внуками. Вот и все. Я была разочарована.

– Сейчас вас разместят, – продолжил директор, – а потом мы соберемся на дискотечной площадке, захватите ваши путевки и документы.

Подошли два парня, примерно лет по семнадцать. Директор представил их Женей и Андреем и сказал нам следовать за ними. Парни как парни, тот, что Женя – повыше, в общем, никакого особенного впечатления они на меня не произвели. Поглядывают исподлобья, равнодушно. Вот так попали!

Домики находились чуть выше на склоне в зарослях кизиловых деревьев. Это уже Ольга нам объяснила. Домики на высоких фундаментах, выкрашенные белой краской, на четыре и шесть комнат с общей террасой. Наши две комнаты, конечно, находились рядом. И мы с Аней сразу же сказали, что мы будем с ней вместе в одной комнате, а наши взрослые – в другой. Проблем не возникло. Мы пошли разбирать сумки.

– Как тебе местечко? – спросила я у Ани.

– Красиво тут, – ответила она, – и тихо…

Словно в опровержение ее слов до нас стали доноситься обрывки какой-то музыки.

Анна прислушалась:

– С другой турбазы? – предположила она.

– Наверное, может, у них там усилитель опробуют или еще какую-нибудь аппаратуру, – я уселась на одну из двух кроватей и подпрыгнула, проверяя, удобно ли будет спать. На кроватях лежали комплекты постельного белья и одеяла.

– Давай устраиваться, – предложила я, – а потом отправимся на разведку.

– Сначала надо сходить на дискотечную площадку, – напомнила Аня.

Я беспечно махнула рукой:

– Ольга сама с директором разберется. Кстати, как его фамилия? Советский, что ли?

Аня засмеялась:

– Советский! Надо же! Надо уточнить.

Но на разведку нам удалось попасть гораздо позднее. За нами зашла Ольга и сказала, что нам тоже надо быть на этой самой площадке. Мол, Валера, так она назвала директора, будет рассказывать о турбазе, а потом нам всем надо будет поставить подписи, подтверждающие то, что мы ознакомлены с техникой безопасности и правилами поведения на турбазе.

Директор Советский

Гордость директора – дискотека: дощатый настил с навесом, выкрашенный финской краской (почему-то происхождение краски особенно подчеркивалось Валерой). Отдыхающие тихонько сидят на скамейках, слушают, смотрят. Есть от чего разевать рты: вместо привычного дядьки в соломенной шляпе по дискотечному синему полу расхаживает кубанский казак в черной черкеске с алым башлыком за плечами; бесшумно ступают мягкие сапожки, руки то взмахивают, гордо обводя казачьи владения, то плавно опускаются, одна придерживает черкесский кинжал, другая упирается в бок.

…шелест моря, скрипичный концерт цикад, вдохновенные лягушачьи хоралы: и, за всем этим, почти неслышимое, неуловимое постукивание снастей, укрытой в бухте фелюги. Дикая луна, резкие тени, очерченные горные склоны, тонкий запах дыма, смешанный с другими – влажными и пряными. Быстрые людские тени, негромкий говорок, незнакомый и в то же время словно бы понятный, известный и вечный язык…

Высокий старик в драной черкеске: босой, сутулый, редкобородый, равнодушно торгуется с суетливым турком; а тот торопится, поглядывая на сонное море с опаской, словно дерзкая луна вот-вот наколдует казацкий шлюп.

Заворожил меня Советский, заворожил красным башлыком, сложенными крыльями, колышущимися поверх черкески. Это все он: ходил мягко, развернув плечи перед разинувшими рты туристами и рассказывал об адыгах, населявших когда-то эти берега, о черкесах, кубанском казачьем войске, о шустрых турках, промышлявших пиратством и работорговлей.

– Геленджик переводится как невесточка; здесь процветал невольничий рынок, отсюда увозили красавиц-черкешенок за море в турецкие гаремы. Казаки поставили крепость, разогнали турок, но название осталось…

И… замер казак на мгновение, словно дожидался опаздывающей музыки, чуть коснулась улыбка рыжеватых усов, и взлетели полы черной черкески, застучали стремительной чечеткой мягкие сапоги, порхнул алыми крыльями башлык – пошла, пошла гулять лихая казацкая плясовая.

Было? Не было?

– Спрос рождает предложение, – говорит Советский, – народ в здешних поселениях часто голодал. Что лучше – продать девчонку богатому турку или смотреть, как она же от голода пухнет? Вот сюда, например, в нашу щель, приходили турецкие фелюги, их загоняли по прорытому каналу в такую яму-бассейн, маскировали, чтоб с моря не было видно, и грузили-разгружали. Место, где была яма, до сих пор сохранилось, можно посмотреть.

– А куда делись поселения? – спросил кто-то.

– Смерч упал и полностью смыл оба аула. Их тут два было: на том и на этом склоне, – объяснил Советский. – Это давно было, более двухсот лет назад. Только с тех пор здесь никто не селился, а щель прозвали Красной…

Давно…

Лекция кончилась. Я сорвалась с места, подлетела к директору:

– Валерий Олегович, можно вас сфотографировать?

Он неожиданно смущается, я вижу, как краснеют щеки.

– Ну что ж, молодежь, давайте, фотографируйте.

Он позирует но, не смотря на смущение, сохраняет то изначальное волшебное, то, что так поразило меня в нем. Мерцают вспышки. Туристы опомнились, подходят, просят сняться с ним.

– Что ж я один, давайте вместе, – говорит Советский. Мы буквально приникаем к нему, Ольга смеется и снимает своим фотоаппаратом.

Наконец все успокоились, отпустили директора. Путевки сданы, подписи поставлены.

– Ну, жду вас на ужине, – напоминает директор. Туристы разбредаются по своим домикам, а мы наконец-то бежим к морю.

Берег по-прежнему пуст. Мы разочарованно смотрим друг на друга.

– А как же фестиваль? Он ничего не сказал о фестивале, – говорит Аня.

– Сами все узнаем, – отвечаю я.

Мы чинно расстилаем коврики, избавляемся от шортов, сбрасываем шлепки и, хохоча, бросаемся в прозрачную жидкую лазурь, лениво перебирающую галечник под нашими ногами.

Ах, как хорошо! Море принимает нас в свои большие нежные ладони и покачивает слегка.

Я вижу маму и Ольгу, они вышли на берег, высмотрели нас, помахали руками. Устроились рядом с нашими вещами. У Ольги купальник бледно-розовый, совсем простой; мама тоже терпеть не может всяких ухищрений и всегда покупает только черные купальники безо всяких украшений. Они уселись, и мама сразу же принялась мазать Ольгу кремом от солнца. Сама-то она никогда не мажется, а у Ольги кожа очень чувствительная. Я помню, как она сильно обгорела один раз, когда мы ездили на Оку. Валера, уже привычный, в плавках, неизменной шляпе, темных очках, но почему-то с папкой под мышкой, подошел к ним, заговорил о чем-то. Я показала Ане глазами, мы быстренько выбрались на сушу, навострили ушки.

Директор присел на выкинутое штормом бревно.

– Что случилось, Валер? – спросила Ольга.

Он достал платок из кармана, вытер пот со лба. Помолчал.

– Да ну их!

– Кого?

– Туристов! Ждал, ждал, по всему вокзалу бегал, троих так и не нашел.

– Бог с ними, сами доберутся.

– Нет, ну до чего народ у нас дурной! Ведь сказано же: будет автобус. Нет, двое на частнике уехали, а еще одна даже не знаю где. Ведь обдерут как липок!

Думать об этом не хочется, не стоит оно того. Солнце уже низко. Нежное море лениво готовится к закату. Прохладные горные тени прогнали дневное пекло. Благословенные часы, когда каждая клеточка живет в полной гармонии с окружающим миром. Мы молчим, закрыв глаза, теплый воздух гладит кожу, осторожно, не спеша раскрашивает тело бронзой. Хорошо…

Я поворачиваюсь на бок и вижу, как по берегу в нашу сторону бредет женщина.

– Смотри, какая странная.

Советский приложил ладонь ко лбу и разглядывает некоторое время приближающуюся тетеньку. Она абсолютно голая, если не считать двух тонких платков: на плечах и бедрах. Женщина тащит тяжеленную сумку.

– Не твоя потерявшаяся, случайно?

Советский хмыкнул, но остался сидеть на месте, ожидая, пока женщина подойдет поближе. Вскоре сомнений не осталось, она направлялась прямо к нам.

– Здравствуйте, – голос у нее низкий с хрипотцой. Она сбросила с плеча сумку, выдохнула с облегчением и уселась рядом с Валерой.

– Вы директор? – спрашивает она.

– А вы отставшая? – в свою очередь интересуется Валера.

– Да.

– Как же вы добрались? – он разглядывает ее не смущаясь, скорее чуть раздраженно. Женщина успела обгореть, пока протопала семь километров. Плечи и живот стали малиновыми, солнце обожгло ей лицо и покрыло красными пятнами небольшую отвисшую грудь.

– Ничего, нормально, – отдуваясь, отвечает она, – только сумка тяжелая.

Советский сокрушенно покачал головой.

– Пойдемте, я вас оформлю. – Она поднялась поспешно, попыталась подхватить свою поклажу. Советский опередил ее.

– Там еще пакеты, – сказала женщина, – я бросила их на пляже. Сейчас сбегаю…

– Оставьте, – поморщился Советский, – я скажу, вам их принесут.

Они ушли, и только тогда я спохватилась, что так ничего и не узнала о фестивале.

– Ну, вот вам и начало фестиваля, – негромко сказала мама, чуть качнув подбородком в сторону. Мы все втроем повернули головы как по команде.

На берегу появилась странная и даже слишком живописная группа молодых людей, их головы были украшены длинными дредами, вокруг бедер – яркие шелковые куски ткани: желтая, красная, оранжевая… они направились в самый дальний конец бухты. Там они сбросили шелк со своих бедер и, совершенно не стесняясь наготы, бросились в море, оглашая побережье громкими криками.

– Растаманы в комплекте, – усмехнулась мама.

Как хорошо, когда человек слышит слова растамана.

Как хорошо, когда человек что-то слышит…

Пропела она.

Аня отвернулась, у нее покраснели щеки.

– Тр-р-р-р-р – а! – долгий, визгливый вопль одного из растаманов заставил нас вздрогнуть.

– Резвятся, – прокомментировала Ольга, – ну, вот, девочки, – сказала она нам с Аней, – а вы боялись, что будет скучно…

В этот момент Аня слабо пискнула, вскочила и быстрым шагом пошла прочь с берега.

– Ань, ты куда? – крикнула я. Но она не обернулась, даже прибавила шагу. Я уставилась на Ольгу.

– Что, вот так вот все плохо? – спросила мама.

Ольга покачала головой:

– Пуританское воспитание, ее до сих пор бабушка в школу водит и забирает.

– У, как все запущено…

– Да уж, – согласилась Ольга и поднялась на ноги, – пойду. А то как бы наша недотрога не начала звонить и не испугала родителей. Кто ее знает, что у нее в голове.

– И мы пойдем, – ответила мама.

К берегу подвалил перегруженный катер, высадил пассажиров с вещами и, радостно взревев, умчался.

– Прибывает народ, – сказала мама.

Под навесом у причала уже восседали какие-то девушки и молодой человек с ноутбуком. Прибывшие потянулись туда.

Я немного отстала от своих, чтоб посмотреть. Оказалось, каждому из прибывших выдавали оранжевый браслет, после чего окольцованный, подхватив свои вещички, шел уже прямиком на турбазу.

Я поспешно догнала маму и Ольгу.

– Им зачем-то браслеты выдают, – сообщила я, – оранжевые…

– Ну, это известная фишка, – объяснила Ольга, – кто заплатил денежки, тот окольцован, и организаторы сразу видят, кто свой, кто чужой.

Навстречу нам вышел Женя-комендант. Я приблизилась к нему и, кивнув на ребят под навесом, спросила:

– Ты знаешь, когда начнется фестиваль?

Он пожал плечами:

– Их не разберешь. Хотели еще вчера открытие устроить, потом что-то у них не получилось…

– А много людей будет?

– Хо! Обещают три тысячи!

– Три?!

Я резко развернулась и побежала к своим.

Выслушав мое сообщение, мама удивилась:

– Где же они их размещать будут?

Ольга пообещала узнать подробности у нашего директора.

Аню мы нашли в комнате. Она лежала на кровати, зарывшись головой в подушку. Уши у нее были красные и горели.

– Аня, как ты себя чувствуешь? У тебя температура? – забеспокоилась Ольга.

Аня мотнула головой.

– Посмотри на меня, – строго сказала Ольга.

Аня резко села на кровати и угрюмо глянула на тетку.

– Я хочу домой, – заявила она.

– Аня, мы же договаривались: никаких капризов, пока ты со мной, – напомнила Ольга.

– Я не знала… я не думала, что здесь такое будет…

– Что ты здесь такого увидела? – насмешливо спросила Ольга.

– Ничего!

– Хорошо, завтра мы уедем, – голос у Ольги зазвенел, сорвался, она развернулась и вышла на веранду.

Я села рядом с Аней:

– Ты чего? – спросила робко.

Она вздохнула:

– Ты видела? Они же были голые! – громким шепотом произнесла Аня.

– Ты что, голых не видела?

Она поежилась.

– А в кино?

– Я не смотрю такие фильмы.

– Ну, ты даешь! – мне стало смешно, и я фыркнула.

– Почему ты смеешься? – она обиделась, смотрела, нахмурившись, слезинки блестели в уголках глаз.

– Извини, я не смеюсь. Просто… знаешь, ты дикая какая-то…

– Я не дикая! – голос у нее сорвался, слезы побежали по щекам. – Я не виновата, что меня так воспитали! – всхлипывая, крикнула она.

– А ты перевоспитайся, – посоветовала я.

– Как? – она уставилась на меня, все еще продолжая шмыгать носом.

– Ну, смотри на меня, я же ничего и никого не боюсь. А ты и себе настроение испортила, и Ольгу хочешь без отпуска оставить. Все из-за каких-то незнакомых голых парней. Подумаешь! – я гордо тряхнула головой. – Между прочим, я в школе такое порасскажу, все ахнут! Знаешь, как будут завидовать!

Она смотрела настороженно, но плакать перестала:

– Думаешь, я не понимаю, что Ольга обиделась. Я же так просила ее взять меня с собой! – призналась Аня. – Так стыдно! Я иногда сама не знаю, что со мной, начиню реветь из-за пустяков и реву, реву… родители злятся, я злюсь, а остановиться не могу.

– Это нервы, – авторитетно заявила я, – переходный возраст, половое созревание и все такое…

– Откуда ты знаешь?

– Читала где-то, – соврала я.

– Что же делать? – спросила Аня.

– Ну, во-первых, пойди к Ольге, попроси прощения, а потом видно будет.

Знакомство

Вечером мир был полностью восстановлен. Я собой гордилась.

На ужин повара приготовили шашлык. К шашлыку подавались разные местные вина. Директор нарядился в белые брюки и красную рубаху. Он ходил между столами, радушно улыбался и заставлял всех представляться.

Странная женщина, которую мы видели на пляже, назвалась Валей, сказала, что работает экономистом. Я почему-то так и подумала, когда впервые увидела ее.

Очередь доходит и до нас. Мы тоже вынуждены представиться.

Через некоторое время уже никто никого не слушает, вино развязывает языки. Валя громко и увлеченно рассказывает о том, как ее ограбили в Новороссийске на автовокзале: «…я отправилась в туалет. Мимо пробежал мужчина. Что-то уронил и, не оглядываясь, повернул за угол».

– Молодой человек! – крикнула я ему во след. Рядом остановился пожилой кавказец и поднял с земли сверток.

– А, это ваше? – я пошла дальше. Но кавказец нагнал меня и спросил:

– Вы знаете того парня?

– Какого?

– Того, что уронил сверток.

– Нет…

– Он не с вами?

– Нет…

– Это он уронил, – доверительно сообщил кавказец.

– Так это не ваше? – удивилась я в свою очередь. – Надо его догнать…

– Тише, тише, – попросил он. – Надо посмотреть, что в этом свертке. Будете свидетелем.

– Извините, я в туалет…

– О, да тут деньги, – не обращая внимания на мои слова, мужчина развернул полиэтиленовый пакет, – и доллары есть. Раз, два, три… Пятьсот долларов, не считая рублей!

– Слушайте, давайте я догоню его. Это же, наверное, все его деньги. Как же он…

Мужчина оттеснил меня к забору, как бы преграждая дорогу, и начал расспрашивать:

– Вы куда едете?

– В Криницу.

– А я с женой в Ростов. У Вас автобус когда?

– В 10.30…

– У меня тоже скоро. Слушайте, раз он такой лох, давайте поделим, и дело с концом. – Он пытливо заглядывал в мои глаза.

– Как же, – я испугалась, – может, у него вообще больше денег нет. Что вы!

– Да я могу вообще себе все взять. Просто подумал, раз вы видели, то и вам половину, а? – Видя мой страх, он заторопился, прикоснулся к крестику на груди. – Вы не подумайте, я тоже христианин. Но, раз такое дело, людей иногда надо наказывать.

В голове моей происходил полный сумбур: «Что делать? Взять у него деньги и бежать за этим несчастным? Ведь должна же быть милиция? А вдруг он не один? Господи! Куда я вляпалась?..»

В этот момент молодой человек, тот, который уронил сверток, неожиданно подошел сзади и спросил:

– Вы не находили мой пакет?

– Пакет? – я сообразила не сразу.

– Пакет, полиэтиленовый. – Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и заметно нервничал. И тут до меня дошло. Я стояла между двумя мужчинами, понимая, что сейчас у меня отберут все. Вокруг никого не было, как себя вести, я не знала.

– Там были деньги, – сказал молодой.

– Так, ребята, никаких денег я не брала. Я иду в туалет.

– Я не видел, – сказал кавказец. Он держал пакет под газетой. Я смотрела на него.

– Покажите, что у вас в сумке? – это мне.

Я открыла сумочку.

– А у вас? – это кавказцу. Он развел руками.

– Вот же мой пакет! – торжествующе крикнул молодой. – И не стыдно? – кавказец опустил голову.

– Девушка не виновата, – это он обо мне.

Молодой ушел со своим пакетом. Я на ватных ногах все-таки добрела до туалета. «Что это было?» – думала все время.

Наконец полезла в сумочку, проверила. Естественно, денег там не было.

Экономистка закончила рассказывать. Валера брезгливо морщился. Он таких историй знает множество. Но тема оказалась благодатная. Еще один мужчина поведал о пожилом кавказце, кинувшем ему под ноги бумажную «куклу». Этот же кавказец пытался развести наивного профессора из Москвы, но его жена оказалась стреляной воробьихой и пригрозила вызвать милицию. Говорили, что это гастролеры, потому, мол, такие нахальные. Что делать – сезон! Все жить хотят: и жулики, и милиция…

Мама с Ольгой быстренько закончили ужинать и сбежали, мы с Аней переглянулись и смылись следом за ними.

С соседней турбазы доносился монотонный мужской голос, многократно усиленный аппаратурой, голос рассказывал о правильном впадении в транс.

Нас догнал Женя-комендант и напомнил о дискотеке.

– Придете?

Мы пообещали и побежали переодеваться.

Голос блуждал по ущелью, призывая к медитации.

– Как муэдзин с минарета, – сказала мама, когда мы поднялись на нашу веранду.

– Он все время будет бубнить? – спросила я. – Как-то уж очень громко. Все-таки они здесь не одни.

– Боюсь, что будет хуже, – ответила Ольга, – Валера рассказал, что у них аппаратура очень мощная, и они грозились не выключать ее в течение всего фестиваля.

– Как? Круглые сутки? – удивилась Аня.

– Ну да…

– Кайф! – невольно вырвалось у меня.

– Я посмотрю, что ты запоешь через пару дней, – пообещала Ольга.

Но со стороны дискотечной площадки послышались звуки музыки, и мы бросились в свою комнату. Перевернули содержимое сумок и решили, смеха ради, надеть белые брюки. Я добавила к ним короткую белую рубашку, завязав ее под грудью. Аня натянула крохотный розовый топик. Оглядев друг друга и оставшись довольными результатом, мы поспешили на хваленую дискотеку.

Директор оказался и ди-джеем по совместительству. Он то и дело брал в руки микрофон и очень смешно рассказывал присутствующим о «музыкальных композициях» и новых «песенках».

На раскрашенном танцполе топтались пьяненькие взрослые, смешно подергивая пивными животами.

Мы остановились в стороне, так, чтобы на нас не падал свет. Из динамиков рвалась самая тупая попса из всех, какие я когда-либо слышала. Директор честно чередовал медленные и быстрые танцы. Народу прибавилось, молодые постепенно вытесняли стариков.

Директор оживился:

– Девочки – рыбки, мальчики – караси! – вещал он в микрофон. – Песня о море, самая популярная в этом сезоне на этом побережье.

«Море зовет, волна поет, а мы такие загораем, а-а…

Море зовет, волна поет, а мы такие зажигаем!»

Я хихикала, Аня хмурилась.

На директора посыпались просьбы:

– Поставьте мой диск!

– Медленную…

– Быструю…

– Замолчите! – строго велел Валерий Олегович. – Я сам знаю, что вам надо! Сейчас будет замечательная музыкальная композиция, иностранная. Медленная, красивая мелодия. Танец с хлопками. Подходим к танцующей паре и дважды хлопаем в ладоши, отбиваем себе партнера или партнершу. Понятны условия?

– Да! – раздается несколько голосов.

– Танцуем! – разрешает Валера.

Нас все-таки заметили. Женя выбрался из-за пульта и пригласил меня. Какой-то длинный парень в панамке и полосатых шортах – Аню. Она было заартачилась, но все-таки решилась, пошла танцевать.

– Смешная у вас дискотека, – призналась я Жене.

– Дядь Валера уедет, будем нормальную музыку ставить, – сказал он.

В этот момент нас разбили, и я танцевала со здоровенным каратистом, потом с этим полосатым парнем, потом Женя снова перехватил меня.

– После дискотеки пойдем на берег? – предложил он.

– Не знаю, уже поздно будет.

– Да ладно, нас много собирается. Я вас с Аней отпрошу.

– Ну, если отпросишь, – я засмеялась, – тогда пойдем.

Музыкальная композиция наконец кончилась, опять запрыгали под быструю музыку, теперь уже площадка была плотно забита танцующими. Взрослые, отдуваясь, сидели за столиками, пили пиво и разглядывали нас.

– Белый, белый танец, – провозгласил Валера, – девочки приглашают мальчиков. Ко мне пробилась Аня, схватила за руку:

– Видела этого, полосатого? – спросила она возбужденно.

– Ну…

– Знаешь, сколько ему лет?

Я прикинула:

– На вид года двадцать три… староват, конечно…

– Тридцать! – выпалила Аня и замерла, ожидая моей реакции.

– Ничего себе! Да он дед! – возмутилась я. – А еще туда же, приглашает танцевать!

– И не только, – загадочно поблескивая глазами, сообщила Аня.

– Что это значит? – я опешила.

– А то! Говорит: пойдем после дискотеки на берег…

– А, это, – я беспечно махнула рукой, – туда много народу собирается, Женька меня тоже позвал.

– Он тебе рассказал, что там будет? – спросила Аня.

– Не успел, а что?

– Ну, мне этот Леша сказал о каком-то огненном шоу, огненных людях…

– Что за шоу? – я удивилась.

– Ой, ты же не знаешь! – торопливо начала Аня. – Этот Леша, он с трансами вроде как общается, бывает у них на базе и знает все, что там происходит. Так вот, сегодня ночью у трансов будет огненное шоу на берегу. Они будут жечь костры и еще какие-то танцы с огнем, я не совсем поняла…

Я тоже не все поняла, но мне стало интересно до жути.

– Конечно, пойдем, посмотрим. Женька нас отпросит, не волнуйся.

– Я не волнуюсь, просто… – она замялась, – не хочу, чтоб этот Леша ко мне приставал.

– Положись на меня, – солидно пообещала я, – мы его быстренько отвадим!

Около половины двенадцатого дискотека закончилась. Женька подошел к нам с Аней и предупредил, чтоб мы не уходили.

– Мы только с аппаратурой разберемся и сразу все вместе пойдем, – сказал он.

Конец ознакомительного фрагмента.