Глава 3
Из-за двери столовой доносились запахи дезинфицирующего средства и каши. Есть хотелось не особенно, в горле стоял ком, после спутанных тревожных снов кружилась голова. Однако правило «пропустишь завтрак – завянешь на работе» знал каждый даскериец. В каком бы состоянии Иона ни пребывала, она никогда не пропускала ни завтрак, ни обед, ни ужин.
В белой просторной столовой с вечно распахнутыми окнами находилась от силы половина лагеря. Толпа револтистов чавкала синтетической едой в своём углу, полугэллоны шептались, плотно сидя вокруг маленького столика в противоположном конце комнаты. Иона силилась разглядеть Енса или Амбер, но не находила ни одного, ни другую. Дарси следовал за Ионой по пятам и не уходил брать порцию, пока Иона топталась на месте.
Вчера общение с друзьями не заладилось, но ведь всё происходило впопыхах, ребята только приехали и не успели прийти в себя. Зато сегодня они смогут насладиться обществом друг друга и поболтать как следует. Амбер нашлась, её закрывал спиной Згонд. Его каким-то ветром занесло на стулья для честных людей.
– Ты иди, садись отдельно, мне надо поговорить с Амбер, – велела Иона Дарси. Тот кивнул и пошёл к стойке с едой.
Иона направилась к большому столу, за ним сидели только Амбер и Згонд. Естественно, мало кому захочется завтракать рядом с револтистом – кто знает, что может вывалиться в твою тарелку из его волос? Иона нависла над тощим лопоухим мальчишкой, и от него по обыкновению повеяло страхом и отчаянием.
– Ты что, заблудился? Даже тут забыл, что и как нужно делать?
Револтист вскочил, с шумом отодвинул стул, наехал ножкой на ботинок Ионы и отпрыгнул от стола. Амбер схватила мальца за рукав засаленной кофты, его бессменной одёжки – верхней половины униформы револтистов.
– Всё получится. Серьёзно.
Растяпа вяло улыбнулся Амбер и пошёл обратно к куче сдвинутых столов с ножками разной высоты, где ели его приятели. Целительница взяла яблоко той же рукой, что и одежду револтиста, и откусила, отчего у Ионы пропали последние остатки аппетита. Пришлось сесть по диагонали от подруги, чтобы не садиться на стул Згонда. Одежду револтистов, униформу или остатки приличной одежды – у кого что – отстирали от грязи клоаки-Револта, но Иона не смогла избавиться от брезгливости. Зачем он сюда уселся? Револтистам для приёмов пищи выделили специальную часть столовой, где они никого не могли смутить.
– Доброе утречко! – воскликнула Амбер с набитым ртом. Её глаза заискрились от счастья. Что ж, начало неплохое. – Бери еду!
– Как спалось на новом месте?
Амбер дожевала яблоко и сладко потянулась. Ну да. Что за вопрос. Двойные кровати гораздо удобнее, чем одиночные койки.
– Лучше, чем тебе. Ты как будто всю ночь гонялась за мышью на ракте, – Амбер посмотрела Ионе прямо в глаза, будто услышала её предыдущую мысль, и к щекам Ионы прилила кровь. – Выглядишь плохо – синяки под глазами и даже морщинки какие-то. В двадцать-то лет! Ты отдыхаешь? Делаешь перерывы в работе? Высыпаешься? Глаза у тебя больные.
Амбер пощупала Ионе лоб и щёки. Пришлось вывернуться из-под сухих тёплых пальцев.
– Я всё делаю, конечно, – проговорила Иона не без лёгкого раздражения. – Тут все не очень хорошо выглядят, здесь не Талерия.
– Определённо, нет, – Амбер усмехнулась и стала изучать содержимое чашки.
Амбер нужно больше времени, чтобы разобраться в ситуации. Хорошо соблюдать всякие режимы работы и отдыха, когда ты мирно трудишься по посевному графику или живёшь в городе. Здесь существует цель: собрать урожай и предотвратить всеобщий голод. Даскерия – кормилица всего человечества, и городской Талерии, раздутой от гордости, – тоже. Сколько часов в день нужно работать, чтобы хоть немного приблизиться к старым поставкам продуктов и восстановить всё, что было уничтожено? О каких перерывах, о каком отдыхе может идти речь? В отчаянии правительство берёт даже револтистов, чтобы увеличить скорость работы, а Амбер говорит – высыпаешься ли ты, подруга?
За столом револтистов раздался приглушённый смех. Амбер вытянула шею, чтобы разглядеть причину их веселья, улыбнулась и покачала головой. Что она надеялась там увидеть? Иона не удивилась бы, даже если бы один из них помочился другому в чашку, а остальные стали бы над этим гоготать. Отсмеявшись, они, глядишь, ещё и выпить чудодейственную настойку смогли бы да зарядиться энергией. Пусть они и люди, но мозги у них устроены, наверное, даже чуднее, чем у гэллонов.
Перед Ионой материализовался поднос с кашей, яблоком и кофе. Дарси, не говоря ни слова, погладил Иону по руке и ушёл за стол, стоящий как можно дальше от девушек. Амбер с интересом проводила его взглядом и уже открыла было рот, чтобы вставить комментарий, но Иона перебила вопросом:
– А где опять пропадает Енс? Уже поел?
– Он ещё не приходил, – Амбер поморщилась. – У него свободный график из-за работы. Поест позже.
– Но сейчас утро. Все завтракают. Он уже работает? Нужно поесть, иначе где брать силы-то? Он, наверное, голодный. Чего не отнесёшь ему в комнату?
– Он занят, не нужно его отвлекать, – Амбер нахмурилась и повертела ложку в пальцах. – Енс, если в работу погрузится, так всё. Потом его отпустит, и поест как миленький.
Как можно относиться к его самочувствию так равнодушно? Разве Амбер не должна заботиться о любимом? Скоро, когда они узнают друг друга и скрепят союз навечно, Енс станет её судьбой и центром её жизни. Судьба – главный дар небес, самый важный человек в мире, и он всегда должен быть превыше всего.
Движения Амбер стали резкими и напряжёнными. Она будто начала задумываться над каждым глотком или зачёрпыванием каши. Снова Амбер повела себя странно, едва они упомянули Енса. Иона принялась жевать полусинтетическую овсяную кашу, чуть тёплую и слишком пресную. Револтисты опять тихо засмеялись.
– Ты надела ту самую майку, издеваешься? Совсем не беспокоишься о моих бедных нервах, – Амбер попыталась разрядить обстановку, но у неё не получилось.
– Так ты пока ничего мне не сшила.
Иона успела забыть, какой одержимой Амбер становилась, когда речь заходила о шмотках. Сегодня девушка оделась с присущим городу шиком: в белые брюки и расшитую блёстками водолазку, подобрала к костюму браслетики, ободочек и заколочки.
Иона никогда не задумывалась о такой ерунде: завязала волосы в пучок – и лезь под машину. Амбер всегда отличалась от Ионы и остальных даскерийцев. Родители её сразу решили, что будущее дочери с Даскерией не будет связано, поэтому Амбер никогда не пачкалась в земле и могла не опасаться, что масло оставит невыводимое пятно на рубахе. Пока Иона училась сеять, удобрять, полоть, собирать и чинить, Амбер обучалась рукодельничать, играть на музыкальных инструментах, писать стихи, а потом и вовсе уехала учиться на целителя в город.
В детстве различия не беспокоили Иону. А сейчас Амбер, далёкая от понимания происходящего в поле, журит Иону за то, что она не одевается в добро из талерийских каталогов.
Подруга должна осознать, что тут происходит, и как можно быстрее. Проверка нагрянет совсем скоро, и им полагается действовать как целое. Проверяющие не простят командиру ни единого промаха, всё будет учтено и взвешено. Иона и так вчера заработала большой негативный отзыв от Главы.
– С шитьем может возникнуть проблема, – Амбер принялась теребить серёжку в форме сердечка на тонкой золотой ниточке. – Но если ты и вы все будете делать перерывы в работе и отдыхать, то я смогу меньше лечить и больше шить, и ты получишь своё красивое платье! Для Дарси.
Амбер подмигнула подруге и улыбнулась, и Иона попыталась ответить тем же. Ведь это Амбер. Самая лучшая, любимая, несмотря на странности и несовершенства. С её помощью получится накапливать больше сил перед работой, и она будет шить хорошую одежду. Конечно, сложно сориентироваться в новых требованиях Даскерии, когда живёшь в городе по совсем другим правилам. Но она освоится. Они с Енсом наконец-то приехали сюда надолго.
Револтисты ещё больше оживились. Теперь засмеялись женщины. Амбер так резко вскочила со стула, что Иона вздрогнула.
– Пойду поболтаю с ними, кажется, там очень весело, – Амбер произносила слова уже на ходу.
Один раз она с улыбкой оглянулась на Иону, но потом всё её внимание захватили жители клоаки. Ллойд и Эра раздвинулись, и худощавая Амбер легко поместилась с ними втроём на двух стульях, в самой гуще событий. Её звонкий голос отчётливо зазвучал среди приглушённого бормотания револтистов. Кажется, Амбер совсем не побеспокоило то, что её чудесная бежевая кофточка с блёстками обтёрлась о замызганные лохмотья. Подруга будет вонять хуже свежесобранных коровьих лепёшек, когда выберется оттуда.
Каша совсем остыла, и Иону стало воротить, хотя в столовой каша обычно получалась вкусная, почти такая же, как у мамы. Амбер и револтисты о чём-то беззаботно говорили за спиной, их стало слышно ещё громче. Как они раззадорились! Поставить бы каждого из этих людей на место их брошенных судеб. Или, что ещё лучше, заставить бы их трудиться над собой – ведь они больше всего на свете боятся переработать и решить, не дайте небеса, свои личные проблемы.
Амбер по должности положено общаться с ними. Многим из них на Револте уже не полагается медицинское обслуживание, потому что они прожили в клоаке больше пяти лет, а здесь их силы будет поддерживать добрая Амбер. Конечно, теперь-то револтисты рады работать, потому что на тех, кто не работает, еды вообще нет, даже синтетической.
Но недалёк час, когда слабые духом люди укатятся обратно на Револт, чтобы дальше глотать наркоту, трахаться, лениться и содержаться силами и средствами тех людей, кто честно трудится и, в отличие от револтистов, заботится о своих судьбах.
Им весело. Ну, разумеется, им очень весело – как может грустить человек без чувства сострадания или совести? Повылезали отовсюду, чтобы отхватить выгоду из горя честных людей, и радуются. Что за интерес у Амбер ко всем ним?
Иона закончила завтрак, а Амбер так и не вернулась. Оставила неубранный поднос. Иона сгребла всю посуду на свой и понесла сдавать на стойку.
Амбер сидит с револтистами уже дольше, чем с Ионой. Что такого интересного они ей рассказывают, что оно увлекает сильнее общения со старым другом? Как Амбер умудряется заставить её чувствовать одиночество, даже находясь рядом?
Оставался Енс. С ним Иона всегда чувствовала себя нужной и любимой. Что ж, если Амбер не хочет заботиться о нём, Иона сама отнесёт ему еду.
Когда Иона проходила с подносом мимо Амбер, та подарила ей серьёзный и холодный взгляд. Он даже заставил волосы на затылке встать дыбом – Иона не привыкла, чтобы смеющиеся глаза Амбер так смотрели на кого-либо. Но Иона не подала виду, что смутилась. Револтисты притихли, завидев её.
– Не рассиживайтесь здесь! Собирайтесь на работу! – крикнула Иона и направилась к выходу, стараясь удержать на подносе катающееся яблоко.
Иона вошла в комнату брата и Амбер – и оказалась дома. Вошла тихо, Енс даже не услышал. Он склонился над столом в полном сосредоточении. Иона не стала окликать брата сразу и задержалась немного, чтобы внимательнее изучить небольшое помещение, где он теперь жил.
Амбер расставила кругом свои деревянные поделки. Самая симпатичная – сова, по левую руку от Енса. Амбер всегда делала потрясающие игрушки – все дети, да и взрослые, с ума по ним сходили. На пол постелили разноцветный ковёр, сшитый из кусочков. Стопку музыкальных дисков, бессменных спутников Енса, Иона нашла на стуле, рядом с ворохом его одежды. Любви к простым джинсам и мятым бордовым и фиолетовым рубахам у брата за годы жизни на модной Талерии явно не убавилось. Две из трёх огромных сумок Амбер поставили у стены и ещё не разобрали. Амбер оставила на кровати тоненькую короткую ночную рубашку с кружевами, Иона прежде даже на картинке не видела настолько нежной вещицы.
Амбер явно доминировала в обустройстве жилища. В нём наблюдалось мало общего с комнатой Енса в доме родителей Ионы. Уж в ней-то каждый предмет и уголок кричали, что здесь живёт Енс Тор. Стены завешаны плакатами, звёздными картами и схемами местностей, вырезками из журналов, корявыми рисунками артефактов. Кругом книги и справочники по истории, которые Енс читал с чудовищной скоростью и знал почти наизусть. На нижней полке в шкафу – сооружённый вместе с Ионой уголок для всяких интересностей, которые они находили на прогулках в лесу или у реки. На почётном месте – личные перчатки для работы в поле, ими Енс страшно гордился. Много фотографий, снятых Ионой, даже самые неудачные.
Иона улыбнулась. Если уж они сидели дома днём, то только в удивительной комнате Енса. Даже когда его родители возвращались с Талерии и забирали брата домой, Иона проводила в ней часы – в фантазиях о древних временах, в окружении артефактов и книг.
Иона аккуратно захлопнула дверь, чтобы подать Енсу сигнал о вторжении. Брат даже не оторвался от бумаг, хаотично разложенных на столе.
– Привет, любимая. Ты так быстро? Вкусно было?
– Ой, нет, – кровь бросилась Ионе в лицо. Будто подслушала что-то очень личное. – Это я.
Енс обернулся, просиял и поспешил взять поднос из рук Ионы.
– Иона! Привет! Заходи, заходи!
Брат засуетился, соображая, куда бы поставить поднос и определить гостью. Иона захихикала. Наконец, Енс отодвинул бумаги в сторону и расчистил место для подноса (тот, правда, опасно свесился со стола), а потом спрятал ночную рубашку Амбер под покрывало и указал на кровать. Иона уселась на чудесную мягкую кроватку. Енс развернул стул и сел напротив сестры, очень близко.
– Я тут решила… в общем, принесла тебе завтрак, – Ионе отчего-то стало неловко под пристальным взглядом Енса. Он решил, видимо, её глазами съесть.
Ей самой хотелось рассмотреть каждый сантиметр его лица, чтобы увидеть изменения за последние два года. Но смотреть на Енса оказалось трудно, почти больно.
– Амбер сказала, ты работаешь, – продолжила Иона, взглянула на брата лишь мельком. – А с работой ведь только так, помнишь, как папа говорил: «Хороший даскериец – сытый даскериец»…
– …«потому что вся жизнь его – тяжёлая работа», – подхватил Енс с воодушевлением.
Они от души посмеялись. Неловкость стала понемногу уходить.
Конечно, Енс немного изменился за два года. Каждый раз, когда он навещал Иону в перерывах между учёбой, а потом и работой в городе, он приезжал немного другим. Но в нём всегда оставалось неизменным то, что Иона любила: страсть к истории, увлечённость, необыкновенный ум.
– Он был мудрец, твой папа, – Енс покачал головой и опустил глаза. Потом встряхнулся и решительно подался вперёд. – Как ты? Держишься?
Держаться приходилось, ведь слезами делу не поможешь, а вот работой можно. Но сейчас, впервые с того момента, как Иона приехала на Даскерию после катастрофы, быть сильной не хотелось совсем. Енс смотрел с заботой и сочувствием, Иона не сомневалась в его искренности. Он один из всех в мире людей мог понять, через что ей недавно пришлось пройти.
Когда она думала о случившемся, всегда появлялось ощущение, словно кто-то пахал её кишки. Больно и тщательно.
Иона схватила холодную, чуть липкую руку брата.
– Плохо держусь, – у Ионы задрожали и голос, и губы. – Плохо. Отец очень мне нужен. Все эти револтисты, полугэллоны, гэллоны. Собрались. Небеса, за что нам такое несчастье? Я хочу, чтобы всё было как раньше. Жить, как мы жили раньше. Спокойно. Каждый на своём месте. Земля знает, что тут творится! Даскерии теперь нужна помощь предателей небес и силы, которая заставляет посевы расти на глазах! На глазах, Енс, я каждый день смотрю на гэллонов – это ужасно, противоестественно! Где тут честность, где упорная работа честных людей? Что с нами стало? Что бы он сказал на всё это?
Енс подвинулся ещё ближе и взял руку Ионы в обе ладони.
– Обругал бы всех последними словами, а потом пошёл бы работать, – Енс улыбнулся, но синие глаза остались очень грустными. – И все под его началом, уж точно, работали бы на много часов больше.
– Да… так бы он и сделал, – Иона против воли улыбнулась, а потом зажмурилась. Побоялась заплакать, но глаза остались сухими, несмотря на то, что внутри Иона взвыла от боли. – Правда, не знаю, стал бы он ругаться.
– Он стал ещё мрачнее последнее время?
– Последние месяцы он вообще ни с кем вне семьи не общался, – Ионе приходилось набирать много воздуха, чтобы выговаривать слова. Ладони Енса крепко держали её, и холодок его рук оставался единственным ощущением, которое воспринимало онемевшее тело. – Даже пары слов не говорил. Мне кажется, ему было всё равно, есть ли кто-то ещё в мире или нет. Когда маме стало хуже, совсем захлопнулся. Даже я не всегда могла достучаться.
– Амне стало сильно хуже?
Шесть лет назад они так же сидели в комнате Ионы, и Енс пытался успокоить её, пока она билась в истерике из-за первого выпадения Амны. Иона помнила только, как за окном светило треклятое солнце, а швы на майке кололи бока.
И ужас, что она тогда испытала, опустошил, лишил здравого смысла. Страх смерти. Он снова подобрался к Ионе, и она крепче сжала руку Енса, чтобы отогнать наваждение. В висках заболело тянущей, противной болью.
– Да. Ужасно. Она не просыпалась месяцами, а когда оживала, меня даже не помнила, всё говорила про какой-то язык, извинялась и плакала. Человеческий язык, так, кажется, она говорила. Как будто есть какой-то другой. У отца от этого вообще начиналась трясучка. Я думаю даже, такой конец был лучше того, что её ждал. Получилось… быстро.
Спустя два с хвостом месяца Иона так и не смогла прочувствовать случившееся. Катастрофа виделась чем-то бесформенным и отдавалась только пустотой внутри. Должна была вызывать чувства, однако не вызывала. Смерть родителей – реальность. Синяя луна – нечто белое, лишённое содержания и смысла.
– А ты? – спросил Енс и осёкся, открыл рот и закрыл.
– Что я? – насторожилась Иона.
Комната на секунду расплылась перед глазами. Не сложно догадаться, что он собрался спросить дальше. Лучше бы остановился прямо сейчас.
– Как ты сама с этим…
– Я никак. Совершенно никак. Работаю с землёй, как полагается, и всё со мной хорошо, – отрезала Иона. Стоило сказать ещё резче.
– Иона, – у Енса лоб собрался складочками, брат крепко задумался над следующей фразой.
Кажется, вертикальные морщины рядом с уголками рта у него стали заметнее, чем два года назад, и глаза будто бы засели глубже, по-прежнему остались чуть прикрытыми под тяжёлыми веками. А волосы он подстриг, даже в хвост пока не соберёшь, убрал их с лица ободком, чтобы не мешали корпеть над бумагами. Енс много лет подряд носил хвост, а сейчас, наверное, подумал о практичности и нехватке воды.
– Ты всегда приходи ко мне, если будет плохо. В любое время. Ты не одна. Мы всё преодолеем вместе.
Енс поднял её руку к своему лицу и приложил к гладкой щеке. Иона вдохнула его запах, запах горчинки и винограда. Глаза брата заблестели от решимости. Он никогда её не бросит, всегда поможет. Единственный родной человек, что остался у Ионы во всём мире.
– Спасибо, Енс, – Иона смогла даже улыбнуться старшему брату. В этот раз она справилась лучше, чем шесть лет назад.
Он смотрел на неё, не отрываясь, не отвлекаясь ни на что. Действительно волновался за неё. Действительно хотел поддержать. Конечно, такой разговор не мог состояться вчера, в спешке, да ещё и вместе с Амбер. Ивор и Амна – дело только их двоих, оно не касается ни Амбер, ни кого бы то ни было.
– Последние несколько лет тебе было очень туго, да? – Енс даже отстранился, как будто его озарило.
Он не задумывался над тем, как ей жилось тут без него и Амбер. Конечно, надо думать, у него хватало на Талерии других забот. Ну, зато теперь понимает.
– Да. Но у меня же есть Дарси, – Иона закатила глаза и хмыкнула.
– А что с таким сарказмом? Я, кстати, его ещё не видел, надо бы поздороваться.
– Не спрашивай, – Иона отмахнулась незанятой рукой. – Здоровайся-здоровайся.
С упоминанием о Дарси в комнату словно вошла толпа людей и воспоминаний, в которых Енс отсутствовал. Момент их единения прошёл. Иона села прямо. Енс медленно выпрямился следом, выпустил руку Ионы. Сел глубже на сидение стула. До того он балансировал на самом краешке, чтобы быть ближе к ней.
– Лучше расскажи, как вы с Амбер. Отдельную комнату, знаешь ли, не так-то просто заполучить. Даже узнанные пары у нас ждут очереди на ночь. А вы взяли и получили! Амбер говорит, вы ещё не узнали друг друга. Наверняка, узнаете совсем скоро!
Енс вздрогнул, как будто кто-то ткнул его в живот, вдруг осунулся, сдвинул густые тёмные брови. Иона думала, что перемена темы на что-то действительно светлое и радостное поможет оставить меньше тягостных впечатлений от первого разговора, но получилось иначе. Взгляд у Енса стал каким-то усталым.
– Я не уверен, – сказал он скрипучим голосом и погладил на шее ожерелье из деревянных лакированных цилиндриков, старый подарок Амбер. – На самом деле, мы совсем недавно жутко поругались. Думал, всё, конец нам. Но помирились, хвала небесам.
Иона задохнулась от возмущения.
То-то Амбер ведёт себя так странно, когда дело касается Енса!
– Вы… вы же… дураки набитые! – Иона схватилась за голову. – У вас что там, на вашей Талерии, совсем мозги без свежего воздуха высохли? Что случилось, какая ещё ссора? Вы же главная пара Даскерии! Мы все… да мы все равнялись на вас, восхищались вами всегда! Вы же судьбы, это всем известно! Прекратите страдать ерундой! Сейчас как наподдам вам обоим, будете тогда знать, как ругаться!
Енс не удержался. Широченная улыбка появилась на лице. Иона успела забыть, как он умел улыбаться – губы почти прятались под длинным кончиком горбатого носа, нижняя губа прикрывала зубы, глаза превращались в тонкие щёлочки. Сохранить серьёзность в ответ она не могла никогда. Брат вдруг и вовсе расхохотался, искренне, даже весело. Иона похихикала вместе с ним. Хорошо, что она смогла развеселить его.
Впрочем, весёлость быстро прошла, и страх царапнул Иону по сердцу.
Всё вокруг меняется с такой скоростью. Теперь вот ещё и Енс с Амбер ссорятся. Ссорятся! Они всегда были лучшей парой Даскерии. Оба отличались особым взглядом на мир, представляли собой два незаурядных ума. Они существовали друг для друга, для взаимной поддержки и понимания. В том, что они стремительно приближались к узнаванию, никто никогда не сомневался. Ведь в том и заключалось узнавание: дать тебе идеально подходящего, вечно любящего, понимающего партнёра. Твою судьбу, с которой ты жил единым целым ещё в чреве великих небес, до того, как вас разделили по двум телам. Иона равнялась на Енса и Амбер и ждала, что её жизнь после узнавания будет похожа на их отношения.
Никакие ссоры не могут разрушить настоящую любовь. Они помирились, и больше никогда не будут ссориться, потому что их отношения выше и лучше этого.
– Мы больше не будем, – пообещал Енс, еле сдерживая смех под грозным взглядом Ионы. – Не бей нас, сестрёнка.
– Ладно, – смилостивилась Иона, но на всякий случай ещё раз прищурилась. – Это мы уладили, расскажи теперь о своей работе.
– О! С радостью!
Енс подскочил. Зачем-то закатал рукава рубахи и открыл худые, но крепкие волосатые руки, стал копаться в ворохе бумаг на столе, бормоча что-то себе под нос. Он задрожал от возбуждения, глаза загорелись, с жадностью забегали по бумагам.
История всегда воодушевляла его так. Его трясло от восторга каждый раз, когда Иона просила рассказать ещё что-нибудь из того, что он знал. Все возможные силы правительство бросало на добычу урожая, но работа Енса, видимо, превосходила по важности всё, раз ему дали свободный график труда в поле и отдельную комнату впридачу. Ионе не терпелось узнать, что именно делает Енс, какую важную историческую задачу решает. Она стояла у него за спиной и заглядывала в листочки, исписанные размашистым почерком. В порыве вдохновения рука Енса всегда летала над бумагой.
– Сейчас, сейчас… где-то здесь было… всё перепутал… сейчас найду… Вот! – Енс потряс бумагой перед носом Ионы. – Смотри! Мы и историки до нас собрали достаточно информации. Теперь можно сопоставить анализы почвы и географического положения, показания телепатов, все легенды и сказания и найти город древних людей, колыбель нашей цивилизации!
Листок из рук Енса Иона брала дрожащими пальцами. Слова разбирать трудно, но, великие небеса, и так ведь ясно, что это самая важная бумага на свете! Енс ждал реакции, затаив дыхание, а Иона могла только благоговейно держать бумагу и смотреть, не мигая. Слова застревали в горле.
Енс говорил, что поиски начались спустя три века после первой ночи синей луны, с тех пор, как человечество основательно встало на ноги на новом месте и перестало бороться за выживание. По преданиям выживших, город, в котором они жили, был также уничтожен до последнего винтика во время катастрофы, как и нынешняя Даскерия. Однако в словах уцелевших также звучала тоска по самой земле с тайнами и историей прародителей, откуда страшный синий монстр с небес изгнал человечество. Историки и археологи единогласно сходились во мнении, что ночь синей луны не могла повредить глубокие культурные слои со следами жизнедеятельности многих предыдущих поколений. Значит, где-то в толщах земли ждало изучения то, что было решено называть «древним городом» – бездонное хранилище знаний, секретов и открытий великой древней цивилизации.
Голова кружилась от мысли, что узнавание – сейчас высшее благо всего человеческого рода – являлось лишь небольшой частью огромного наследия всезнающих древних людей, которое было утрачено. Что ещё могло скрываться в тех землях? Как оно изменило бы их жизнь? Нынешние люди могли стать ближе к древним, ближе к совершенству. Бумага, что Иона держала в руках, означала светлое, прекрасное будущее.
На глаза навернулись слёзы.
– Вы правда можете… найти его?
– Мы близки, как никогда! – Енс с торжеством потряс кулаком. – Несколько десятков историков сейчас работают над этим день и ночь. Кто-нибудь из нас найдёт его, может, завтра, может, через пару лет. Но что такое даже два года по сравнению более чем с двумя тысячами лет надежд и поисков! А я попаду туда на раскопки. Представляешь, Ио? Я могу открыть какой-нибудь секрет древних людей! У нас будет для изучения целый город. Древних. Людей.
Иона бережно положила бумагу на стол и прыгнула Енсу на шею. Брат даже пошатнулся, но поймал Иону в объятия и закружил по комнате.
Скорее бы! Подумать только, человечество, наконец, восстановит все секреты древних и сможет достичь того же великолепия, как предки! Поколение Ионы постигнет устройство небес во всей полноте и сольётся с ними уже при жизни, оно узнает, как строить идеальные дома, как ближе общаться с природой, каким правилам следовать, чтобы существование каждого человека превратилось в ежедневное блаженство, а страдания и людские пороки исчезли навсегда. Новое, прекрасное время уже совсем близко, оно вот-вот наступит. Енс будет стоять в первых рядах среди тех, кто приведёт человечество в новый совершенный мир.
– Ерунду ты говоришь! Ясное дело, ты найдёшь его! Ты самый лучший историк в мире! Я всегда знала, что ты откроешь что-нибудь великое! У меня слов не хватает! Енс! Это же невероятно!
– Спасибо, сестрёнка, – проговорил Енс ей в волосы и ещё крепче обнял. – Надеюсь, Ивор смог бы мной гордиться. Это честное дело. Мы в городе, может, узнаем даже, что такое синяя луна, почему она преследует и убивает людей. Конечно, древние это знали. Я уверен, там есть ответы вообще на все вопросы, даже на те, до которых мы ещё не додумались. Стараюсь не представлять конечный результат, а то совсем дурею и бегаю вокруг с криками, невозможно так работать. Но иногда меня догоняет.
Иона выпустила Енса и отстранилась, чтобы посмотреть на него.
Он засиял изнутри, как только что отполированный бок машины на солнышке, и в его глазах Иона прочитала столько глубины, мудрости и тайного знания, что у неё захватило дух.
Он и есть древний человек – по крайней мере, он ближе к ним, чем кто-либо из людей. Он совершенный.
– Я тебя отвлекаю. Нельзя тебя отвлекать! Ты будешь первым! Поешь как следует, чтобы сил набраться. Ой, остыло, наверное, совсем! Я тебя отвлекаю.
– Нет, Иона! Хорошо, что ты пришла. Я очень по тебе скучал. Приходи в любое время. Мы с Амбер теперь живём здесь и уезжать не собираемся. Будем видеться очень часто, – Енс улыбнулся, чтобы её ободрить.
Да уж. Когда тут видеться, ведь Иона целыми днями работает, а вечера Енса наверняка будут все до единого отданы Амбер. После ссор у пар, за которыми она могла наблюдать, обычно наступал период повышенного внимания друг к другу.
Видимо, в следующий раз они с Енсом смогут увидеться только в день установки памятника погибшей Даскерии. Не самый радостный повод.
Однако всего несколько месяцев назад она не могла рассчитывать даже на редкие встречи.