Корректор Алёна Безнутрова
Дизайнер обложки Маргарита Лапина
© Маргарита Лапина, 2017
© Маргарита Лапина, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-3067-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
С сегодняшнего дня не придётся управлять целым лагерем в одиночку – Иона долго ждала возможности проснуться с этой мыслью.
Не через пару недель, не через три дня, даже не завтра. Амбер приедет сегодня.
Иона поёрзала в удобном кресле ракта, погладила руль, дверцу и приборную панель. Коснулась кнопки запуска – пусть та не подумает, что про неё забыли, – и отдёрнула палец, чтобы зелёный матовый кругляшок не засалился от прикосновений раньше времени. Замусолить кнопку Иона ещё успеет – работы в поле непочатый край. Первые недели восстановления Даскерии, может, и показались Ионе годами, однако технику не обманешь. Местами в кабине ещё сохранились запахи краски, пластика и металла – запахи завода и первозданной чистоты. И всё же машина и водитель уже успели порядком пообтереться и обменяться друг с другом ароматами. Осталось только набросать на пол обёрток от батончиков, расставить фотографии по углам приборной панели и украсить зеркало снаружи весёлой подвеской, чтобы окончательно стать с рактом закадычными друзьями.
Иона положила голову на руль, потёрлась щекой о выемки под пальцы.
– Держись, дружок, – сказала Иона механическому товарищу. – Потерпи. Вот ещё денёк отработаем, оглянуться не успеем, а вечером уже Амбер приедет. Заживём с тобой тогда. Амбер – она хорошая. Мудрая. Настоящий друг – совсем как ты. Амбер будет нам помогать.
Иона распрямилась, пошарила по карманам отцовской униформы механика. Тёмно-салатовый комбинезон сохранился со времён юности Ивора и в последние пару лет стал Ионе узковат в плечах, но она не вылезала бы из него ни днём, ни ночью, если бы могла. Иона вытащила из заднего кармана тряпочку и протёрла лобовое стекло ракта изнутри.
Скорее бы. Иона не думала, что будет так ждать. Ей, как и каждому командиру, сразу велели взять помощника, а она только посмеялась – что она, работы боится, что ли?
«Будет трудно одной контролировать всю эту толпу. И неумехи-горожане, и вшивый сброд, и нелюди, к которым не знаешь, с какой стороны подъехать, – как одна будешь со всеми справляться? Командирствовать – это тебе не только с умным видом по полю рассекать. Всё время придётся разбираться с проблемами. И при этом успевать следить, чтобы все работники исправно сажали и собирали урожай. Чтобы вообще было, чем сажать, что именно сажать, что есть и чем подтирать зад. Даже нелюди с тебя спросят!»
Глава восстановления Даскерии нудел в таком духе при каждой встрече, а Иона обычно отмахивалась. Месяц и три недели назад она думала, что не существует на свете дел, с которыми обязательно нужно справляться вместе с кем-то. В конце концов, Иона жила на Даскерии с рождения – ни много ни мало двадцать лет – и прекрасно знала, как её нужно восстанавливать.
Однако командирствовать действительно оказалось самую малость труднее, чем она предполагала, и в один прекрасный день обратиться за помощью всё-таки пришлось.
Теперь бремя разборок с разношёрстной толпой работников возьмёт на себя Амбер, а с остальными вопросами Иона сама справится безупречно.
Ещё никто ни разу с неё ничего не «спросил».
А уж если небеса действительно улыбнутся Ионе, то вместе с Амбер приедет Енс. Брата вполне могут удержать в городе по работе, хотя мешать возвращению даскерийцев домой после катастрофы – какая-то разновидность преступления, честное слово. Втроём они отдадут родине все силы и восстановят её после разрушения, шаг за шагом, метр за метром, поступок за поступком. Подумать только, уже вечером у Ионы будет не один-единственный друг, а целых трое!
На часах без пятнадцати семь. Перед спасительным рабочим днём в поле осталось сделать одно тяжёлое командирское дело. Пришлось с неохотой вылезти из ракта и выпрыгнуть на пол. Шум от приземления массивных рабочих ботинок на пол гулко прозвучал под высоким потолком ангара.
Через задние ворота, шаркая полуоторванными подошвами, вошли револтисты. Почему-то вдвоём, когда бестолковому мальцу Згонду полагалось прийти пораньше одному.
Любопытно то, что они так носятся со своим младшим товарищем – всегда стараются подскочить на защиту, едва Иона приближается. Боятся, она юными револистами утренний чай закусывает, что ли? Какой же пастой потом сдирают грязь с зубов и перебивают вонь изо рта?
Иона глубоко вдохнула и резко выдохнула. Жители клоаки приблизились и принесли на своих лохмотьях ароматы нечистот, которые, кажется, намертво въелись в их одёжку и не поддались даже самому ядрёному химическому порошку. Запах защекотал Ионе ноздри.
Мало что может вонять так отвратительно, как люди.
– Я тебя не звала, Ллойд. Зачем явился? Дуй собираться.
– А я ещё соберусь, ты не переживай.
Высказался! Ещё и уставился ехидненько. Несносные выскочки! Никаких сил не осталось ругаться с револтистами. Вот Амбер мигом приструнит их всех, ей хватит умения и терпения. Проверка приедет всего через пять недель и определит дальнейшую жизнь Ионы. К тому времени восстановление Даскерии продлится три месяца, и первые стабильные цифры и отзывы покажут, с каким успехом действует каждый лагерь. И каждый командир. То, какого он выберет помощника, тоже показательно. Объединив усилия, Иона и Амбер, две честных даскерийки, смогут восстановить главное, что имела родина, пока – в масштабе одного лагеря. Проверяющие ни на секунду не усомнятся и утвердят Иону командиром на долгие месяцы, а потом и годы, и никакие револтисты не смогут выбить её из колеи.
– Помолчи лучше. А ты уже понял, зачем я тебя позвала? – Иона переключилась на Згонда. Рассеянный малец вздрогнул и обхватил себя руками. – Планируешь сегодня снова сеялку забыть? Я не разрешу больше бегать туда-сюда за зерном и сеять из ладошки. Забывчивые люди пойдут пешком обратно в лагерь за сеялкой, а ночью будут отрабатывать то время, что прогуляют. Мне всё равно, как. Хоть с фонарём в зубах. И только попробуй уронить в неположенном месте хоть зёрнышко. Сеялка – твой инструмент, как у меня – ракт. Не уеду же я работать без ракта, так почему ты позволяешь себе такое?
Згонд подпрыгивал на месте от каждого слова – жалкий, нескладный и лопоухий. Не руки-ноги, а одни кости торчат из свободной кофты и мешковатых брюк серо-синей револтистской униформы. Иона и так постоянно смотрела на других свысока из-за своего роста, а над Згондом вообще нависала, как стоэтажная высотка из города. Неужели она просила от него слишком многого? Неужели не забывать один-единственный инструмент, использовать который ты, собственно, и едешь, – такая непосильная задача? Иона не нанималась им в мамочки, они приехали работать. Они должны благодарить каждый кустик на Даскерии, что их вообще взяли. Земля их забери, да они должны стараться и из кожи вон лезть, чтобы им позволили остаться, а этот дурачок уже второй раз забывает проклятую сеялку!
Згонд в ответ, как обычно, только побледнел, потом покраснел и промолчал. Зато Ллойд издал крякающий звук – только так револтисты имели право озвучивать недовольство. Будто Ионе самой счастья привалило ругаться с ними. Но нынче настали времена, когда каждое зерно, которое бросили по дороге и не опустили на достаточную глубину в землю, могло означать потерянную жизнь честного человека. Иона сама вызвалась руководить, а не подчиняться.
– Сочувствующие следом пешочком пойдут, – предупредила она. Морщинистый краснолицый Ллойд посмотрел хмуро, но рта не раскрыл. – Это ещё мягкое наказание за непростительную оплошность. Потерял зерно – накликал голод. Приехали сюда работать – вот и работайте хорошо! Ни у кого из нас нет права ошибаться. Честные люди работают больше вас и лучше! Сосредоточьтесь!
В виске застучало, но Иона не подала виду.
Вот сама Иона работала больше и упорнее револтистов, но никогда не жаловалась и не позволяла себе расклеиваться.
С утра она не только успела сделать зарядку, обтереться мокрым полотенцем и позавтракать, но ещё и осмотрела каждый винтик своего ракта, помыла машину и отладила. А ещё отладила машины тем водителям рактов в лагере, кому не успела вчера вечером.
Стыдно слать запрос на специалиста и отвлекать городских работяг от сбора новых рактов, когда в лагере есть свой механик с лицензией, да ещё из семьи Миллоус. Особенно когда для обработки множества гектаров земли у них на лагерь пока всего семь машин и куча рабочих рук, которые периодически забывают ручные сеялки. Иона работала с раннего утра, а чем занимались револтисты? Одни небеса знали. Ещё лучше, чтобы даже они не знали. Небесам незачем видеть такое. Револтисты от небес отвернулись, и небеса должны были ответить им взаимностью.
– Ты понял меня? Скажи вслух.
– Д-да, – пропищал парень.
Верится с трудом.
Что ж, видят небеса, она сделала всё, что могла. Свою голову другому не привинтишь. Разумеется, придётся проверить, всё ли её отряд собрал на этот раз. Но если не пообещать револтистам наказание, они так и будут создавать честным людям дополнительные трудности. Иона махнула жителям клоаки, чтобы те шли собираться, развернулась и погладила тёплую дверцу ракта.
Револтисты отошли на приличное расстояние и принялись шушукаться.
Совещание в разгаре! Один светит дырками на шивороте, от второго только красные уши в кудрях и видны.
– Когда Амбер приезжает, сегодня? – донёсся до Ионы тонкий голосок Згонда.
– Да, она писала, что сегодня вечером.
Иона чуть не бросилась к револтистам и не толкнула обоих по очереди.
Что они говорят? Какое имеют к ней отношение? Сброду иногда удавалось прорваться к единственному компьютеру с аккумулятором на лагерь – крошечной точке связи с миром за пределами Даскерии, и Иона ещё удивлялась, что они там делают, ведь на Револте и сети-то нет, а никто из бывших родных и друзей не стал бы общаться с ними. С чего вдруг из всех людей именно Амбер взялась им писать, да ещё и сообщать день приезда?
– Эй, что вы там бормочете? Откуда знаете об Амбер?
Ллойд и Згонд обернулись. Малец схватил товарища за рукав коричневой деревенской рубахи, давно лишившейся пуговиц, и отчаянно смял ткань, и так кое-где вытертую до полупрозрачного состояния. Зато Ллойд так и вскинулся.
– Амбер – луч света в этой дыре! – громко прохрипел он, шмыгнул носом и вытер рот рукой в грязной рабочей перчатке. Измазал щетину вместе с ужасным шрамом на подбородке, а шрам и без земли походил на комок слипшихся червяков. Кто-то мудрый давно сказал, что грязнее револтист уже не станет, но Иону всё равно передёрнуло от этого зрелища. – Скорее бы приехала.
– Что ещё за новости? – крикнула Иона и подошла ближе к револтистам, чтобы не надрывать связки. Однако убавить громкость от возмущения всё равно не смогла. – Не настолько вы больные и замученные, чтобы так её ждать! Больных здесь не держат!
– Ладно, помолчу, – Ллойд скорчил презрительную гримасу. – Она в любом случае приедет. А так мы только ещё ласковых слов наслушаемся.
Как он неприятно лыбится, криво и злобно, передние зубы в тёмных пятнах. Ничего, скоро Ллойд и компания будут улыбаться только сеялке и земле. Будут потеть и трудиться в поле вместе с честными людьми, хотя сами добровольно их ряды покинули.
Кругом чужаки. Незнакомые лица, косые взгляды, шепотки, злые усмешки. Закрыться бы от всех посторонних в маленькой комнатке с Енсом вдвоём, сдвинуть кровати, как раньше, и послушать какую-нибудь удивительную историю из тех, что знал только брат. Или спрятаться бы где-нибудь с Амбер, усесться нос к носу, чтобы она глядела серыми глазищами прямо в душу. Выговорить бы ей всё, выплакать, чтобы она выслушала внимательно, как она одна умеет.
Да что револтисты могут понимать в том, что значит приезд Амбер? Как смеют вообще упоминать о ней?
– Проваливайте с глаз долой! – рявкнула Иона. Два отрядных старшины только перешагнули порог ангара, а от её ора встрепенулись и замерли. – Да не вы, а револтисты! Проходите.
Вместе с ребятами в ангар пришла суматоха начала каждого рабочего дня.
Подчинённые Ионы заканчивали завтракать и один за другим подтягивались в ангар – готовиться к работе. Старшины отрядов раздавали распоряжения: собрать и отнести в транспорт сеялки, подготовить семена, принести бутылки с питьевой водой и упаковать обед. Люди кричали, суетились, сновали между рактов, с неохотой покидали спасительную тень ангара и шли на улицу к складу и транспорту.
Жёлто-рыжее солнце встало не так давно, а пекло уже установилось невыносимое, хуже, чем вчера. По возвращению на Даскерию показалось, что после катастрофы в природе всё осталось по-прежнему: деревья и реки, небо, солнце и луна даже не заметили пропажи следов человечества. Однако теперь, в разгар восстановления, мир будто разгневался на людей и взялся мешать возвращению посадок на плодородные земли. Ничего, упорством можно победить даже солнце. Выбора нет, иначе голод сомнёт и деревенских людей, и горожан, и предателей-револтистов, и даже нелюдей – полугэллонов и гэллонов, – и не посмотрит, кто из них какой расы и каким законам следует. Угроза голода сделала всех унизительно равными и необходимыми друг другу.
Мигрень усиливалась. Иона с остервенением массировала голову, хотелось расплющить её между ладоней. В душном ангаре пахло горячим маслом и горьким потом. Иона глубоко дышала, чтобы отогнать головную боль запахами родного отцовского гаража. Амбер всегда хмурилась и морщила носик, когда заходила в мастерскую Миллоусов, и просила подругу скорее выйти с ней на улицу. Ничего. Амбер ждёт отдельный уютный кабинет со всем необходимым целителю, а сюда подруге заходить будет незачем.
Лучше они втроём, с ней и Енсом, пойдут купаться на речку, валяться на траве под закатным солнцем и болтать. Амбер за всё детство на Даскерии так и не привыкла к букашкам в траве, а теперь их и вовсе не стало. Никто вдруг не поползёт по ноге, не упадёт с дерева на голову и не напугает целительницу. Может быть, уже никогда не поползёт, если даскерийская земля так полностью и не оправится. По легендам, в место, куда синяя луна ударила в предыдущий раз, так и не вернулось ни одного животного, ни единого червячка или даже блохи. Почувствовав опасность, они все разбежались и больше близко к дому не подошли.
Зато в этот раз вернулись люди. Люди, а ещё полугэллоны и гэллоны, благодаря которым все теперь обходятся без электростанций, червяков в почве и положенного времени на созревание посевов.
Полугэллоны по утрам не бегали и не суетились со сборами, а подпирали ракты и, нахмурив изящные брови, ожидали отмашки. От физиономий чужаков Иону передёргивало до сих пор – это были словно неудачные копии с лиц человеческих, удлинённые, угловатые и серые, и на них всегда красовалось одно выражение – какой-то глубокой мрачной решимости. Сейчас кое-кто из полугэллонов уже заряжал камни, а кто-то только начинал готовиться. Лючия из отряда Ионы мешкала, поочерёдно вытирала о явно не подходившие ей по размеру широкие льняные штаны то одну ладонь, то другую, и пыталась взять оранжевый прямоугольный камень поудобнее. Тянула время, одним словом.
Кому добровольно захочется заталкивать свою энергию в камень, чтобы на ней ездили вместо аккумулятора? Иона махнула Лючии рукой, чтобы та начинала. Полугэллонка отвела длинные рыжие волосы за спину, встала ровнее, вытянула обе руки и крепко сжала камень. Вокруг пошла тошнотворная колючая пульсация. Иона поспешила отойти.
Со стороны перевозчиков к ангару бежал Дарси. Мокрая светлая чёлка моталась из стороны в сторону, на зелёной кофте под мышками и на груди темнели пятна. У парня, в отличие от Ионы, во время рабочего дня не имелось над головой спасительной крыши ракта, поэтому Дарси приходилось закрывать плечи и руки, чтобы не изжариться в поле. От гнева даскерийского солнца теперь не спасал даже рабочий загар. Дарси по-прежнему иногда покрывался красными пятнами, а Иона стремительно темнела и мало узнавала себя в зеркале.
Теперь точно жди возвращения старой присказки, что Енс и Иона на самом деле – эксперимент небес: «А как бы выглядел один и тот же человек в мужском теле и в женском?»
Иона с усердием помассировала переносицу.
Шутников никогда не смущали незначительные детали, например, что лица у двух «половин эксперимента», может, и вытянутые, зато у Ионы подбородок квадратный, а у Енса – более очерченный и вообще круглый. Да, носы у обоих с горбинкой, что означает потрясающее сходство, ведь все носы с горбинкой, конечно, одинаковые по форме и длине. А тёмную кожу Енс вообще имел от рождения, а не от загара. Просто обхохочешься.
Дарси помахал Ионе и подбежал, тряхнул головой, отчего чёлка взметнулась.
– Отряд готов, все ждут на улице, – сказал Дарси, вытер шею сзади платком, а потом утёр вздёрнутый нос и фыркнул. – Проследил, чтобы ничего не забыли, как ты велела.
– Если Згонд ещё хоть раз попытается забыть сеялку, я его прибью, – пообещала Иона, закручивая волосы в узел на затылке. – Согласись, он едет на работу, и думать должен о работе. Где он вечно витает? Это как с утра пораньше поехать за двадцать километров в центр ремонтировать машину, а инструменты дома забыть. Чем работать тогда? Пальцем? Это его личный инструмент. Ничего! Никто не будет отлынивать, пока я главная!
Дарси внимательно посмотрел на Иону, так долго, что ей пришлось улыбнуться, потому что он ждал. Дарси воспользовался всеобщей занятостью и ободряюще погладил Иону по плечам, но Иона остановила его руки. Лучше бы он поскорее ушёл заводить машину-перевозчик. Дарси, кажется, намёк понял, чмокнул Иону в щёку и двинулся обратно на солнцепёк.
Что там с рактом? Лючия всё ещё заряжала камень. От напряжения серая кожа полугэллонов покрывалась отвратительными белыми пятнами. Пальцы Ионы уже немели от покалывания. При созерцании процесса зарядки у неё возникало ощущение, будто разом затекают руки и ноги, и никак их не разомнёшь. По одному полугэллону корпело у ракта каждого отряда, но из всех людей подальше отошла, как обычно, одна Иона. Остальные шестеро старшин всегда оставались у машин и спокойно следили за тем, как полугэллоны присоединялись к камням. Как будто всю жизнь ездили на аккумуляторах, питаемых живой энергией, и не чувствовали никакой отвратительной вибрации в воздухе.
С уничтожением всех электростанций Даскерии люди стали испытывать крайнюю нужду в таких чудовищных мерах, но Иона не могла брать заряженный камень в руки, не чувствуя дурноты и отвращения. В рыжем камне Лючии, горячем и скользком, словно билось живое существо, испуганное, орущее, замурованное заживо.
Иона поёжилась, зажала непослушные пальцы в подмышках.
Боль долбила в висок всё сильнее. Через пару минут Ионе предстояло устанавливать «аккумулятор» в свой ракт. Она могла скидывать работу на полугэллона, как все остальные старшины – нужно было очень постараться, чтобы напутать что-то в установке камня. Но полугэллоны сразу после соединения с камнем сильно слабели, и Иона не хотела давать Лючии ни единого шанса хоть как-то навредить ей, случайно, а, может, и умышленно.
Кто знает, что на уме у полугэллонов на самом деле? Пока они сами никак не проявляют себя, а вышестоящее командование не спешит делиться знаниями о других расах. Но это не значит, что полугэллоны в самом деле ничего не замышляют. Ионе, как командиру, нужно предугадывать опасности наперёд, чтобы оберегать лагерь от любых бед.
Полугэллонка скривилась от боли, серая кожа потемнела, руки задрожали. Несмотря на жару в ангаре, по спине пробежал холодок, и Иона вздрогнула. Скорее бы закончилась энергетическая дребедень. Пора выехать в поле и заняться настоящим честным делом.
Наконец, Лючия выдохнула, тихо вскрикнула и в бессилии привалилась к ракту. Иона бросилась к полугэллонке, перехватила камень из её рук, чтобы тот вдруг не поцарапался или, не приведите небеса, не разбился. Ладони с новой силой закололо иголочками, Иона скривилась.
Камень определённо кричит о помощи, только как ему поможешь? От одного прикосновения кишки склеиваются в лепёшку.
Лючия подалась вперёд, едва не толкнула Иону, схватилась за голову. На глянцевой коже рук полугэллонки вспыхнули красно-рыжие пятна – отражение волос Ионы. Словно кто-то запотевшим зеркалом в нос ткнул. Иона отпрянула, обошла полугэллонку и открыла заднюю створку ракта. Торопливо приладила камень к соединителям за сидением двумя пластинками сверху и снизу, проверила крепление и захлопнула дверцу. Лючия более-менее овладела собой, но щека у неё задёргалась, крошечные крылья тонкого горбатого носа стали раздуваться и с усилием втягивать воздух. Полугэллонка тяжело поводила по ангару чёрными мутными глазами в попытках сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Сегодня она пережила соединение с камнем ещё хуже, чем вчера.
А ведь для полугэллонов работа только начиналась. Им предстояло ещё весь день трудиться и издалека подпитывать энергией ракты.
Амбер поможет. Она превосходный целитель, и с её приездом у всех обитателей лагеря начнётся другая жизнь. Амбер поддержит в работниках силы, отчего продуктивность повысится, а усталость уменьшится. За прошедшие семь недель все порядком выбились из сил – и полугэллоны, и люди.
Удивительно, как они до сих пор жили без Амбер. Как Иона жила без Амбер.
– Можешь идти, – сказала Иона Лючии. Та ответила лишь кратким усталым взглядом и привычным молчанием.
Иона стянула отцовский комбинезон и аккуратно повесила его на крючок. Осталась в джинсовых шортах и майке без рукавов, промокнула ею пот на спине. Взялась за внутреннюю ручку на двери ракта, подтянулась и залезла в кабину.
Иона просигналила остальным старшинам, что скоро выезжает. Лючия добрела до соседнего ракта, прильнула к машине и стала ждать собратьев. Один полугэллон, с волосами цвета ржавчины и длинным прямым носом, что-то сказал старшине отряда на прощание, но Лючия, как обычно, прикрикнула на него. Разговор завершился, так и не начавшись. Само собой, ведь старшина – человек, а полугэллоны с людьми только молчат.
Остальные полугэллоны в молчании подошли к Лючии. Только последний, черноволосый, с самой дальней от Ионы машины, ещё не добрался до сотоварищей – бледный и испуганный, он споткнулся раз десять, не пройдя и пары метров. Лючия бросилась к нему, дала на себя опереться. Иногда глянешь – вылитые люди, если не считать серой кожи, а как возьмётся один другого на плече тащить, так сразу видно, что чужаки тонкие и хлипкие, как гэллоны, даже мышц толком не разглядишь, ноги разве что не разъезжаются, как у котят. Лючия едва не рухнула под весом товарища, пока довела его до остальных. Успокаивая друг друга, маленькая группка чужаков убрела из ангара.
Интересно, помогают им эти утешения? Самое трудное в их работе ещё впереди.
Иона нажала на кнопку и включила ракт. Тот бодро загудел, когда энергия полугэллонки побежала по его соединениям.
– Наконец-то работа, – приговаривала Иона, выезжая из дверей ангара. – Наконец-то работа.
Она щурилась от яркого солнечного света, пока въезжала в кузов перевозчика по щербатому пандусу, потом почти вслепую в полутьме выбиралась из кабины ракта. Подчинённые уже сидели на скамейках в глубине кузова. Денёк всех ждал, по обыкновению, трудный, зато оканчивался он приездом Амбер. Так Иона успокаивала себя, пока глаза привыкали к полумраку, и перед командиром во всей красе проявлялись осунувшиеся и обгоревшие на солнце лица членов отряда.
Работники из города сегодня отсели от жителей клоаки ещё дальше. Резкие приторные духи горожанки по обыкновению повисли в воздухе кирпичом, но всё равно не смогли перебить кислый резкий запах револтистов – тех было больше. Последними на борт, низко урча, зашли трое гэллонов – тонкие шеи втянуты в плечи, чёрные блестящие глазищи на пол-лица не знают, на что глядеть и чего пугаться первым. Гэллоны не пропустили ни одного рабочего дня, но до сих пор входили в перевозчик с ужасом, будто рисковали не выйти. Серокожие ребята в пляжных шортах под цвет городских неоновых вывесок сгрудились на полу перед выходом и продолжили с тревогой урчать, во все глаза глядя на людей из-за ракта. Гэллоны добавили к местным ароматам свой – запах сахарной ваты, – и окончательно сделали воздух в кузове пригодным для дыхания только с зажатым носом.
Иона постучала в кабину, чтобы Дарси поднял пандус и стартовал. Перевозчик с грохотом пошатнулся и покатился к положенному участку поля. За небольшим окошком начали сменять друг друга свежевспаханные чёрные поля, ровные ряды толстенной ржи и первые ростки кукурузы, подрастающие картофель и морковь. Вдалеке показались отряды, которые уже прибыли на места, и махины-перевозчики, синие, с огромными кузовами.
Работа кипела повсюду.
Револтисты на лавке около Ионы зашушукались, пришлось навострить уши. Не про Амбер ли они снова вспомнили?
Перевозчик прибыл на место без инцидентов, и работники нехотя вышли на улицу, обойдя ракт с обеих сторон по стеночкам. Принялись за выгрузку инвентаря. Иона удержала за длинные ручки три круглых сеялки и вынесла их наружу. Горожане с благодарностью расхватали инструменты. Иона подняла голову к солнцу, оно коснулось лица горячей ладонью. Дарси подтащил поближе к дверям мешок с семенами для пополнения сеялок и убедился, что семена защищает тень внутри перевозчика.
– Сегодня солнце ещё больше жарит, да? – заговорил револтист за спиной Ионы.
– Кошмар! Такими темпами у меня мозги скоро расплавятся.
– А у вас есть мозги? – высказался Дарси. Иона хмыкнула. – Хватит болтать. Больше дела. Здесь, вообще-то, всегда тепло, поэтому всё и растёт. Может, у вас тоже что-то вырастет, там, в голове.
– Чего ты всё время такой хмурый, Дарси? – вмешался горожанин. – Дивные ароматы удобрений голову кружат?
– Закрой хлебало, Оман. Удобрения не воняют. Воняют револтисты.
Дружная команда, загляденье. И работают слаженно!
Иона тяжело вздохнула. Вернулась в перевозчик, напоследок насладилась его относительной прохладой. Ионе не приходилось находиться всё время под прямым палящим солнцем, зато кабина ракта к полудню превращалась в нагретую банку, а водитель в ней медленно спекался, становясь похожим на консерву, что выдают револтистам по праздникам.
Иона вывезла ракт из перевозчика на место, где вчера остановила вспашку земли. Решила ещё разок оглядеть отряд через заднее стекло, прежде чем забыть обо всём, кроме дела. Гэллоны всегда игнорировали перепалки, потому раньше всех взялись за дело – принялись водить руками с тонкими пальцами над почти окрепшими всходами пшеницы. Револтисты разобрались с сеялками и стали расходиться по своим отрезкам борозды. Растяпа Згонд, увидев, что Иона на него смотрит, вздрогнул и выронил сеялку. Та неудачно ударилась о землю, из неё высыпалась горсть семян. Иона хлопнула себя по бёдрам, откинула голову на сиденье и посчитала до десяти. Потом натянула холщовые перчатки, вылезла из кабины и подошла к парню. Згонд так съёжился, что десятка сантиметров в росте лишился. Иона с силой сжала его руки на сеялке, маленькие, без перчаток и с позорной татуировкой-кирпичом.
– Объясняю тебе последний раз. Ты держишь в руках самую важную вещь на свете. Она важнее твоей жизни. Важнее даже моей жизни. Имей уважение и работай как следует!
– Объясни ему по-другому, – перебил Кассиус высоким, скрипучим голосом.
Иона даже не заметила, как гэллон подошёл. Згонд, и без того тощий и замученный на вид, стал совсем белый со страху. Даже в руку Ионе вцепился, а ведь обычно именно присутствие командира заставляло его перепуганно дрожать.
– Что такое?
Гэллоны редко отвлекались от работы или разговаривали. Ещё реже они вмешивались в дела людей. Весь отряд уставился на них. У Ионы волосы встали дыбом.
– Ты кричишь на него, и это не помогает. Покажи ему лучше так, как ты умеешь. Покажи картинку в голове. И он поймёт то, что понимаешь ты. Ноэль так умела. Ты ведь такая же, как Ноэль. И как другие, кто пришёл после неё, – гэллон улыбнулся, и его острые тонкие зубы заблестели на солнце ярче, чем глянцевая кожа и лысая голова.
Кассиус развернулся и пошлёпал обратно на место, и в абсолютной тишине земля зашуршала у него под ногами, полусогнутыми в коленях в обратную, нежели у человека, сторону. У Ионы заныло горло, так противно, что она еле смогла выговорить:
– Всё, посмотрели! Концерт окончен. Теперь все быстро за работу!
Она предоставила Згонда его посевным страданиям и быстро, не оборачиваясь, пошла к ракту. Взгляды всего отряда и гэллонов поползли по ней, как невидимые жуки. Только в кабине Иона смогла как следует вдохнуть.
Она легла грудью на руль. Что такое вздумал выдать Кассиус?
Что бы там ни умела эта незнакомая Ноэль и упомянутые «другие», Иона могла только выращивать еду и чинить машины, а не показывать какие-то картинки.
Иону передёрнуло, она выпрямилась и размяла шею. Заднее стекло показывало, что все уже забыли про случившееся и взялись за работу, она одна всё никак не могла собраться.
Позорище! Только Кассиус и филонил вместе с ней. Он не водил руками над пшеницей, как собратья рядом с ним, и не ускорял её рост странной чужой энергией. Он смотрел на растение перед собой, словно видел его впервые, и ничего с ним не делал.
Словно забыл, что вообще мог что-то с ним делать.