Глава 4
В мастерской Ильи пахло бензином. Он объяснил, что так пахнет краска для работы по шелку. Он выполнял специальный заказ. Комната без мебели тем не менее не казалась неуютной. Ее заполняли рамы, холсты, мольберты. Пока Саша осматривалась, художник расчищал пространство для нее. Что-то унес за занавеску, притащил табуретку.
– Подожди минуточку, я сейчас.
Саша впервые в жизни была в мастерской художника. Здесь царил беспорядок, но это был необычный беспорядок. От нагромождения художественных предметов комната не становилась бесприютной. Напротив, все в ней было наполнено необъяснимой живой притягательностью.
– Вот.
Саша повернулась на голос. Прямо на нее с портрета смотрели огромные глаза ее матери. Лика Ольшанская была нарисована по пояс. Она стояла у окна, за стеклами которого лил дождь.
Женщина, находящаяся в глубине, за пеленой дождя и за стеклом, выглядела пронзительно грустной – ее глаза блестели как от слез, хотя понятно было, что виной всему дождь.
Художник ждал, вероятно, Сашиной реакции – реакции не было.
Саша не знала, что сказать. Что говорят в таких случаях? Похоже? Не похоже?
– Картина называется «Пленница дождя», – пояснил художник.
Саша молчала. В душе она согласилась, что название красивое. И очень точное. Женщина не может никуда выйти, она в плену у этой воды. Особенно если она не любит дождь. А то, что дождь ей не по душе, говорили ее глаза. Большие грустные глаза.
На другой картине мать была изображена в лесу. Снова дождь. Но уже грибной, солнечный. Здесь Лика смеется.
– Но почему снова дождь?
– Я люблю дождь. А Лика почему-то нет. А вы любите дождь?
– Мне все равно, – сухо отрезала Саша.
Ей хотелось сменить тему. Вероятно, художник ждет от нее восхищения, всяческих комплиментов. А у нее другое на уме. Конечно же, мать увлеклась этим парнем. Наверное, нетрудно для женщины увлечься молодым талантливым человеком и уйти в это увлечение с головой. Выходит, этот лохматый отнял у нее мать? Та забыла все, забыла мать, дочь. Даже открытки к праздникам не считала нужным посылать. Она позировала художнику, ездила с ним на прогулки и совсем не думала о ней, Саше. А Саша в эти минуты, может быть, бегала к почтовому ящику или изучала материны детские фотографии с тайным замиранием сердца.
От нахлынувшей обиды у Саши сжалось сердце и на глазах появились слезы. Илья заметил эти слезы. И понял их по-своему. Он растроганно взял Сашу за руку.
– Ты такая впечатлительная…
– Да что ты понимаешь! – Саша выдернула руку. – Вдохновение! Любовь! Да пошли вы все со своей любовью! Зачем я только сюда приехала!
Она метнулась к выходу, но по дороге, конечно же, натыкалась на холсты и коробки с красками. Было непонятно, что она имеет в виду – свой приезд в этот город, где ее никто не ждал, или же в мастерскую Ильи. Художник в изумлении провожал ее глазами. Наконец она задела локтем мольберт, он рухнул, вслед за ним рассыпались краски, и тогда Саша разревелась.
– Не уходите, Саша. Вы должны мне помочь, – заговорил Илья, глядя, как она, всхлипывая, собирает тюбики с краской в коробку. – Понимаешь… Я люблю твою мать. А она не хочет меня видеть…
«Опять он со своей любовью! – зло думала Саша, запихивая тюбики в коробку. – Как будто Лике сейчас есть дело до чьей-то любви! Неужели он не видит, что она тяжело больна, что ей не до него!» Так думала Саша, но с детства привыкшая скрывать свои мысли, и сейчас держала их при себе. Все клокотало в ней, но она молчала, будто немая.
Илья, решив, что она готова его выслушать, продолжал:
– Я даже не могу передать ей фрукты, купить лекарство. Ее соседка захлопывает дверь перед моим носом.
– Чем же ты провинился? – не скрывая сарказма, поинтересовалась Саша.
– Не знаю. Она ушла без объяснений. Просто приказала мне больше не появляться у нее. Разлюбила…
И он виновато улыбнулся.
– Ну а я-то чем тебе могу помочь? – без особого участия в голосе поинтересовалась Саша.
– Ты ведь дочь. От тебя она примет.
Он поднялся и ушел за занавеску.
– Вот. Много у меня нет, это на первое время. Купи ей что нужно.
Саша молчала. Она не хотела брать деньги у Ильи. Что-то в ее душе противилось этому. Кто знает, что там произошло у матери с этим парнем. Может, он ее предал. Изменил. Или просто до смерти надоел.
С другой стороны, у Саши действительно не было денег. Ну не рассчитывала она застать мать в таком состоянии. К тому же эта неприятность на вокзале. Не получалось, как в мечтах, «увидеть и спросить». После «увидеть и спросить» она, вероятно, смогла бы красиво уйти. И начать новую жизнь. А могла бы остаться. И опять же – начать новую жизнь. Но то, что она увидела, не позволило ей задавать вопросы. Не могла она и уйти. И остаться тоже не могла. Она могла только БЫТЬ ОКОЛО. А для этого нужны деньги. Она молча взяла протянутые ей купюры.
– Только не говори, что это от меня. Ладно? Конечно, здесь мало. Но я надеюсь на выставку. У меня скоро выставка, тогда, возможно, я продам часть картин. И у меня будут деньги, чтобы организовать ей хорошее лечение. Может быть, нужно будет отправить Лику в санаторий. Теперь вдвоем мы ее вытянем. Правда?
Илья говорил тихо. У него вообще манера говорить была такая – приглушенная. И у Саши создалось впечатление, что он втягивает ее во что-то свое. Захотелось прервать этот полушепот. И она громко сказала:
– Мне пора идти!
И он покорно поплелся за ней в прихожую. Похоже, он давно не видел Лику. Он просто не представляет, в каком она состоянии. Не подозревает, НАСКОЛЬКО она далека от той Лики, которая на его картинах. Чудовищно далека.
Когда ее тоненькая иссохшая ручка дотронулась до Сашиной, то девочка почувствовала озноб. Ее сотрясала внутренняя дрожь, словно к ней прикоснулась сама смерть. Мать выглядела жалкой, беспомощной, маленькой. Они поменялись ролями.
В общежитии Сашу давно поджидала Настя. По тому, как долго не было подруги, та догадалась, что поиски к чему-то привели. И теперь изнемогала от любопытства.
Хотя слово «изнемогать» плохо подходило к Настиной позе. Она валялась на полу на груде раскрытых брошюр, болтала голыми ногами и ела черешню. В левой руке она держала толстенную книжку с пьесами Горького.
– Ну как? Нашла? Ты так долго, что я подумала…
Настя вскочила. К ноге прилипла брошюра «Лев Толстой как зеркало русской революции». Настя отодрала брошюру и прыгнула на кровать.
– А ты тут с Толстым паришься?
– Да! Достали они меня, эти классики… Ну! Сашка! Не молчи же! Народ жаждет правды! Нашла?!
Саша кивнула. Настя вытаращила глаза.
– Ну? Она обрадовалась тебе? Удивилась? Ну, Сашка, что же ты молчишь, как пленный партизан? Вечно из тебя клещами вытягивать приходится! Колись сейчас же!
– Она не узнала меня. Ей соседка объяснила, кто я. Мы почти не говорили. Она уснула.
– Как – уснула? – опешила Настя.
– Она больна. Соседка перед моим приходом как раз сделала ей укол. Снотворное.
Саша поморщилась. Словами выходило все не так, как было на самом деле. Она не умела передать свое отчаянное состояние, свои чувства в тот момент, когда наконец увидела свою мать. Как что-то в душе воспротивилось это жалкое существо признать матерью, как бесприютная квартира поведала о том, что ее здесь не ждали. Не было никакого даже мизерного намека на то, что здесь ждали ее, Сашу. В своей квартире с бабушкой они то и дело устраивали ремонт, чистили окна. В такие мгновения Саша втайне надеялась, что это как-то связано с предстоящим приездом матери. Просто бабушка не хочет говорить, что тоже ждет ее. И Саша старалась вовсю. Мать явится, а у нее порядок. Мать может заглянуть в любой ящик, проверить, чем дочь занимается без нее. Заглянет, а там кругом все как надо. И в Сашином альбоме – мамины фотографии. Все аккуратно вставлены под пленку.
Здесь же, в запущенной, словно ничьей квартире Саша, ошарашенная встречей, держала в руках альбом (сунула соседка) и перебирала фотографии. Они были небрежно свалены между страницами – неподписанные, не разобранные по годам. Саша сначала даже с какой-то брезгливостью перебирала чужие снимки. А потом стала искать себя. Ведь должны же иметься у матери хотя бы младенческие Сашины фотографии. Вскоре поиски увенчались успехом. Она нашла знакомую фотографию, где Саша снята в детском саду на фоне аквариума с рыбками. На этом снимке у Саши упрямое и угрюмое выражение лица. Она не любила фотографироваться. Снимок Саша извлекла из-под кучи других, где снята мать с какими-то людьми. Эта деталь снова неприятно царапнула Сашу. Надо же! Мать небрежно свалила ее, Сашу, в кучу с другими, случайными людьми, ничем не выделила ее среди всех. И вероятно, так же редко смотрела этот снимок, как и все остальные.
Саша подняла глаза от альбома на женщину, лежащую сейчас на диване, и поняла, что больше всего хочет уйти отсюда.
Она захлопнула альбом и поднялась.
– Я приду завтра, – пообещала она соседке и поспешно сбежала вниз, во двор, где на лавочке ожидал ее бледный и унылый Илья.
В пересказе же этот эпизод выходил сухим, лишенным красок. Чужим. Но несмотря на это, Настя слушала подругу, открыв рот, готовая в любой момент заплакать или засмеяться. Саше стало неловко за то, что она такой сухарь в сравнении с Настей. Она перевела разговор на Настины занятия.
– О-о… Скукота! – Настя двинула пальцем ноги толстый том. Он заехал на брошюры. – Если только я не отвлекусь от этого, я сдохну, Сашка! Мы должны сегодня пойти куда-нибудь и оторваться!
– Погулять?
– Ну да, что-нибудь вроде этого. А то с ума можно сойти. Мы свободны, предки к порядку не призывают, никто нас не строит, домой можно вернуться во сколько хочешь, а я сижу и зубрю. Гружу свой нежный мозг литературой.
– Но твоя репетиторша…
– О! Не напоминай мне о ней! Это гюрза! Мымра в юбке! Она решила справить мое погребение под этими фолиантами! Но это ей не удастся! Иначе я скоро начну говорить стихами и думать на языке древних славян. Ну нет! Мы сегодня же идем в ночной клуб. Долой литературу! Доставай свои тряпки! – скомандовала Настя и вывалила на кровать все, что имелось в ее сумке.
Саша последовала ее примеру.
– Да… Негусто.
Настя вытянула из полученной массы несколько более-менее ярких тряпочек.
– Будем комбинировать.
Путем немыслимых комбинаций было сооружено два наряда для выхода «в свет». У дверей сверкающей огнями дискотеки Саша почувствовала себя не слишком уютно. Вышибала у входа оглядел их придирчиво и свысока. Но Настя не растерялась – подвинула верзилу своим изящным локотком и вошла внутрь с видом завсегдатая. Девчонки протиснулись сквозь узкий коридор, забитый курильщиками, в гремящий музыкой зал-клетку с зеркальными стенами. Здесь все двигалось, шевелилось. Казалось, что даже стены шевелятся, поскольку отражали собой движения, огни и все происходящее. У Насти глаза загорелись. Она потащила Сашу к барной стойке. С разбега прыгнула на высокий вертящийся стульчик.
– Два коктейля! – обронила она так, будто сроду только тем и занималась, что ходила по ночным клубам и пила коктейли. Саша пристроилась рядом.
Из-за грохота музыки сложно было разговаривать, и Настя начала что-то изображать знаками. Саше было весело разгадывать язык Настиных знаков и отвечать ей тоже знаками. Минут через десять они уже весело хохотали, заражая друг друга смехом.
– Сашка, смотри! Как тебе вон тот мальчик? Клевый, правда?
Саша покрутила головой и увидела, куда показывает Настя. За столиком сидел парень в очках. Типичный ботаник. Саша прыснула.
Настя толкнула ее в бок:
– Сейчас закадрим.
Не успела Саша отреагировать, подруга уже тянула ее к столику, стоящему в углу.
– У вас свободно?
Парень рассеянно окинул их взглядом, затем кивнул. Девчонки присели. На Сашу напала смешинка, она никак не могла взять себя в руки и начать «кадрить» ботаника. Зато Настя мгновенно вошла в роль – она строила глазки и плела небылицы. Минут через пять она заявила:
– Нам с подругой нужно поправить макияж.
Схватила Сашу за руку и потащила куда-то.
Они очутились в дамском туалете. Настя втолкнула Сашу в кабинку и зашла следом.
– Ну как? Прикольный мальчик?
– По-моему, это ты прикольная, – отмахнулась Саша. Порой она не совсем понимала подружку. По крайней мере ей необходимы были объяснения.
– Слушай! Что я придумала! Отпад! У тебя есть что-нибудь… Вот, косынка подойдет! – тараторила Настя, вытаскивая из подружкиной сумочки шейный платок.
– Зачем тебе косынка? Такая жара!
Настя отмахнулась. Она задрала майку и ловко заправила косынку в бюстгальтер.
– Ну как?
– Это зачем? – не поняла Саша.
– Проведем социологическое исследование. Я где-то читала, что мужчины, знакомясь с женщинами, в первую очередь обращают внимание на грудь.
– Вроде бы на ноги…
– Ноги-то под столом, – резонно заметила Настя. – Остается только грудь. Вот мы сейчас и проверим.
Парень за столом потягивал коктейль и уныло посматривал по сторонам.
– Вы нас заждались? – пропела Настя, усаживаясь и выпячивая грудь, на которой красовалась Сашина косынка.
Парень прошамкал под нос что-то невнятное. Саше стало жаль его. Скорее всего он ждет девушку. Она опаздывает, и он нервничает, а тут две ненормальные пристали. Но Настя не разделяла чувств подруги. Она стала нести что-то насчет прослушивания, на которое они недавно случайно попали, прошлась по музыкальным вкусам местного диджея и неожиданно перепрыгнула на тему аквариумных рыбок. На последней теме ботаник вдруг резко ожил, и Настя вновь толкнула Сашу в бок.
– Мы сейчас, – мило улыбнулась она парню.
Они оказались в той же кабинке.
– Теперь ты! – Настя вытащила косынку и протянула Саше.
– Это еще зачем?
– Заметит он или не заметит?
– Мне кажется, ему глубоко до лампочки, у кого какая грудь.
– Вот и увидим.
Вернулись. Настя щебетала, а Саша, как советовала подруга, щурила глаза и сверлила взглядом ботаника. Он застрял на теме аквариумных рыбок. Настя вращала глазами, пялясь то на Сашу, то на ее кофточку. Она будто бы собиралась приклеить взгляд ботаника к Сашиной груди. Эксперименту суждено было потерпеть крах – явилась девушка ботаника и утащила его танцевать.
– Какое разочарование! – пропела Настя, хотя вид ее говорил об обратном – ее завела атмосфера дискотеки, она чувствовала себя как рыба в воде. Саше тоже нравилась атмосфера всеобщей раскрепощенности. Они танцевали, знакомились с мальчиками. Настя представлялась то Снежаной, то Кристиной, потом рассказывала о своих проделках подружке, давясь от смеха. Вскоре из-за этой интриганки едва не завязалась драка. Девчонки, вовремя смекнув, что к чему, улизнули на улицу. А там… Пока они веселились в клубе, на улицы вышла ночь. Что это была за ночь! Ночь большого города, нужно отдать ей должное, совсем не похожа на ночь провинциального захолустья. Она принципиально другая. Ночь оглушила и ослепила двух взъерошенных воробьев, вывалившихся из какофонии дискотеки. Огни. Гирлянды огней, цветные витрины, фары машин, разноцветные глаза светофоров, мигание сигарет – все это свалилось на девчонок и заставило ошеломленно замолчать. Машины, как нарочно, со свистом проносились мимо, в неведомую даль – красивые, искристые, дорогие.
Саша и Настя молча стояли, пропуская через себя нарядную мишуру июльской ночи.
– Прокатиться бы… – вырвалось у Саши.
Настя плеснула на нее огнем глаз, молча перевела взгляд на поток машин, и ее осенило.
– Идем!
Не растекаясь в объяснениях, схватила Сашу за руку и потащила к самой кромке тротуара. Прежде чем Саша успела задать вопрос, Настя махнула рукой, делая знак летящим мимо машинам.
– С ума сошла! – ахнула Саша, но не успела развить свою мысль. Взвизгнув тормозами, возле них остановилась двенадцатая модель цвета «металлик». В салоне был один водитель – мужчина лет сорока: поперечные морщины на лбу, серебристые виски.
– Извините нас, пожалуйста, но вы должны нам помочь! – затараторила Настя, нервно сжимая Сашины пальцы.
– Что стряслось? – с оттенком насмешливого участия поинтересовался водитель.
– Наша подруга попала в беду! Мы ничего не поняли из ее звонка. Ясно только, что сейчас она находится в районе…
Настя оглянулась на Сашу, призывая ее на помощь.
– В районе причала! – соврала Саша, невольно включаясь в игру, затеянную Настей.
– В районе причала, – эхом повторила Настя и добавила: – И у нее что-то стряслось.
– Садитесь, – лаконично изрек водитель.
Девчонки, не заставляя повторять, нырнули в салон: Саша назад, Настя – рядом с водителем.
– Только у нас денег нет, – совершенно натурально призналась Настя.
– Дверь не закрыла. Хлопни.
Водитель сам закрыл Настину дверь и поехал. Замелькали мимо огни ночного клуба, баров, светофоры, окна домов, витрины магазинов, свечки фонарей. Стекло на Настиной дверце было приспущено, в салон врывался теплый ветер, трепал волосы над ухом.
– Как же ваша подруга могла поступить так неосмотрительно? Ночью отправиться бог знает куда?
– Ой, не говорите! – охотно подхватила Настя. – Никогда с ней раньше такого не бывало. Вообще-то она девушка серьезная. Все время только читает, читает… А тут… познакомилась с парнем…
– Ясно, – усмехнулся водитель.
– Да нет! Вы плохого не подумайте! Он на первый взгляд такой порядочный. Студент архитектурного института. – Настя стрельнула глазами в сторону Саши. – Пригласил ее на вечеринку. Она, бедняжка, так радовалась! Весь вечер собиралась, красилась, думала, что надеть. Вон у нее цепочку золотую взяла напрокат…
Настя кивнула в сторону Саши. У той брови на лоб полезли. Врала Настя настолько натурально, что Саша заслушалась и на какое-то мгновение почти поверила в существование неведомой подруги и ее таинственного парня.
– Ну, считай, накрылась твоя цепочка, – изрек водитель.
– Это почему же? – подскочила Настя. – Вы подозреваете, что он полный отморозок и завел нашу подругу в темное место, чтобы обчистить?
В голосе Насти прозвучало неподдельное возмущение.
– Ну, девчонки! Вы как с луны свалились… – хмыкнул водитель.
Саша на какое-то время даже отвлеклась от созерцания красот ночного города – заслушалась. До чего натурально Анастасия врет! Ни разу не сбилась. Ну, артистка!
Водитель привез их к речному вокзалу, высадил и тотчас уехал.
Речной вокзал был расцвечен огнями. Кругом лилась музыка. Набережная кипела неведомой им ночной жизнью. Девчонки посмотрели друг на друга. Сколько ночей они проспали, не подозревая об этой стороне жизни! Внутри приятно щекотало в предчувствии приключений. Они побродили по набережной, побегали босиком по пустому пляжу, а потом совершенно легко поймали машину и слово в слово повторили сказку о подруге. Сработало и на этот раз. Девчонки не подозревали, что уже вступили на шаткий мостик, именуемый авантюрой. Уже сунули свои носики туда, куда совать не следует. Уже подозвали к себе пальчиком Госпожу Опасность… Им даже в голову не приходило такое. Они весело добрались до общежития и, помахав ручкой водителю, вбежали в подъезд. Так началась их новая, ночная эпопея.