СТРАСТЬ МАРИНЫ
(ХРОНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ)
Мир устроен странно и непредсказуемо. Дочь польского шляхтича Мнишека Марина любила с детства. И эта любовь переросла в страсть и одержимость. Она любила больше всего в этом мире власть, самую высшую, верховную, а так как в любви, и на войне все средства хороши, то она точно знала, что ни перед чем не остановиться.
Если бы девочка родилась в другое время и в другом месте, то мечты бы ее мечтами и остались, но судьба, словно добрая (или злая) фея подбросила ей странную возможность осуществить свою мечту.
И не в маленькой Польше, а в большой, почти великой России как раз в то время пошатнулся трон под царем русичей Борисом Годуновым. Хорош был царь, о таком только мечтать можно было, но оставалась за спиной его тень немощного и вроде бы убитого царевича. Было это или нет, никто не знал, да и выяснять особенно не хотел, как всегда решили предки наши, что дыма без огня не бывает, а Борису была выгодна смерть мальчика, вот и не смог он оправдаться, да никто не спрашивал с него оправдания. Все и решили и постановили, что убил царь Борис царевича Дмитрия, и свидетели нашлись, они у нас всегда находятся вовремя. А еще на Руси во все времена верили в чудо, и готовы были принять желаемое за действительное. И хотелось им дождаться справедливости, а это значило, что должен был воскреснуть зверски убитый царевич.
Когда монах Григорий Отрепьев вдруг понял, что во многом он похож на убитого царевича, а если немного летопись и историю подправить, то вообще правды от лжи не отличить, тогда он и расправил плечи, решив, что отмолить грехи тяжкие можно будет и позднее, а пока повластвовать всласть очень хотелось. Монастырь подождет, туда вернуться никогда не поздно.
И надо же было такому случится, что тот самый Григорий (а кто на Руси не числил и не числит себя от Рюрика самого), что оказался он в том самом мире, где и жил польский магнат. Именно у него он и решил заручиться поддержкой, да еще у короля польского, который не откажется к себе Русь присоединить, если он ему позволит.
А как только появился в богатом дворце пана Мнишека Григорий, называвший себя воскресшим Дмитрием, так Амур, ради смеха, или чтобы умерить пыл, а возможно наоборот помочь ему, кто же может Амура понять, и всадил он в одинокое сердце Григория стрелу любви. И полюбил он странной и лютой любовью польскую пану, дочь Мнишека Марину. Любовь эта окончательно лишила рассудка того, у кого замашки были слишком дерзкими, но он не мог знать, как Марина хочет быть с ним, как жаждет она дойти до Москвы самой, и на царский сон усесться.
И благодарила она неустанно всех покровителей своих за то, что привели они к ней его, такого подарка ожидать не могла она. Хотя разве можем мы, принимая дар, ведать, чем он для нас обернется. И у Пандоры был ящик, из которого вылетели на белый свет все беды и несчастия. Но, стремясь к верховной власти, кто задумывается об обратной стороне медали. Не думала об этом и Марина.
Она с усмешкой вспоминала в дни своего триумфа, как недавно еще сватались к ней самые знатные польские кавалеры, как устраивали они из-за нее дуэли, но ни один из них ничего не добился, если вообще жив остался. Неумолимая полячка ждала невесть чего, не боясь остаться в одиночестве, и дождалась самозванца, который в тот момент был уверен, что станет новым русским царем. Эти двое были созданы друг для друга, и они нашли один другого в необъятном мире.
Глядя в ясные глаза любимой панночки своей, он еще не ведал, какую помощницу себе обретал, не знал, что Марина в лепешку расшибется, но все сделает для того, чтобы мечтания его осуществились.
Богатства и знатность – этого добился пан Мнишек для всех своих детей, а их было 9 кроме Марины, но она замахнулась на большее.
– Не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть вольной царицей, – могла бы повторить она вслед за старухой из сказки Пушкина, только до написания той сказки еще было многого- многого времени, Марина значительно опередила ее в своих диких стремлениях.
Она была сильна и тверда. Жених ее, а он тут же предложил ей руку и сердце, оказался слабее и трусливее, он решил все отдать на ее суд, и когда они остались вдвоем, больше всего хотелось ему заключить в объятия любимую, и оставаться с ней, даже о короне забыв, но сначала он решил признаться в главном.
Он медлил, удивленно смотрела на него Марина.
– Ты должна это знать, – наконец услышала она, голос не мужа, а испуганного мальчишки.
И снова замолчал он, потому что точно знал, что потеряет ее, а это для него было страшнее смерти самой, и пока недостижимой Москвы. Там все было призрачно, а Марина была реальной, живой, и так привлекала его к себе, что он многим готов был рискнуть ради странной страсти своей, с которой никак не справлялся.
– Ты хочешь сказать, что Дмитрий не воскресал? Вот удивил, будто этого никто не знал.
Он еще больше удился, ему не могло понравиться то, что она так умна. Какой мужчина, какой царь потерпит, чтобы женщина, даже его любимая женщина, была умнее и проницательнее его самого.
– Если скажешь, что мы не должны туда идти, я исполню твою волю, и останусь здесь с тобой, – говорил он, прислушиваясь к щебету птиц.
Это должно было обрадовать любую девицу, любую, но не Марину, не собиралась она, уже видевшая себя во снах на Московском престоле царицей, оставаться здесь с ним. Заметила бы она этого русича вообще, если бы он не объявил себя воскресшим царевичем?
– Никому нет дела до того, кто ты на самом деле, ты станешь им, хочешь того или нет, и я об этом позабочусь, – заявила она.
Он удивился еще больше, потому что никогда прежде такой свою невесту не знал. Но он и вообще не знал ее, а только самодовольно думал о том, что ему может быть что-то известно о женщинах, а уж о Марине и подавно.
Не знал в тот вечер Григорий и другого, из своего укрытия слышал каждое слово, ими сказанное, и пан Мнишек. Никак не мог пропустить он такого важного разговора, слишком многое решалось в те минуты. Он не мог быть доволен будущим зятем – как он неуверен в себе, как доверяет женщине, хотя женщина особенная, его дочь, но он не стал бы этого делать, зато Мариной своей он мог гордиться, и гордился, она далеко пойдет. И если кто-то кому-то московский трон подарит, то это она ему, а не наоборот. Но не для этого ли и растил, и воспитывал дочь свою вельможный пан.
Вот и ночью после того разговора, видел он, как поднимается по высокой лестнице, а та лестница, покрытая красным ковром, уводит его прямо в небеса. Хотелось ему досмотреть сон до конца, но потом испугался он чего-то и пробудился, и решил пан Мнишек, что неразумно искушать судьбу, пусть все будет так, как будет.
№№№№№
Король Сигизмунд стоял за их спиной, он понимал, что должен заполучить этих двоих, тогда и бескрайняя Русь станет его удельным княжеством, и почему бы ни воссоединить бескрайние славянские земли под его началом, он вовсе не против такого поворота был.
Король слышал, как роптали вельможи его, и пугало их то, что ставленник их так влюблен в женщину, и так привязан к ней, а о Марине шла дурная молва, сколько лучших она сгубила, а то и просто в могилу свела.
– Она ведьма, и поможет она ему захватить престол, но никому не ведомо, что потом будет.
– Надо сначала его захватить, – рассудил в тот момент король, а потом уж думать, стоит ли нам сейчас делить шкуру неубитого медведя. Царь Борис еще жив и невредим, и хотя он недалеко ушел от нашего Григория, но он не допустит никого, кто так же действовать станет, как и он сам.
Король говорил с ним спокойно, но остальные вельможи смотрели с подозрением, и тогда такое зло взяло Самозванца, что он решил запомнить лица всех, кто ему не доверял и казнить их, как только взойдет на престол русский. И по переменившемуся взгляду его они сразу это поняли, и больше никто особенно не выступал против, всякое может быть, при поддержке короля и этой ведьмой, и такой, как Отрепьев в два счета царем может стать, – думали в тот момент самые прозорливые из них.
№№№№
Они объявили о своей помолвке и свадьбе, жених не скрывал своей великой радости, невеста была на удивление спокойна. Но от Марины можно было ждать чего угодно, потому и спокойствие ее не особенно их удивило.
Дерзость поразила многих, эти двое уже делили земли, по которым еще не шагнула их нога, словно они уже принадлежали им. Он подарил ей Новгород и Псков, и она приняла этот дар с благосклонной улыбкой.
По разумению многих они были просто сумасшедшими, но странная уверенность смущала тех, кто в тот момент за ними мог следить. Более убедительных речей и представить себе было трудно.
– А вдруг получится, – спрашивали друг у друга вельможи.
И довольно внушительная армия двинулась к границам, когда Григорий заикнулся о медовом месяце, только улыбнулась Марина.
– С этим успеется, вот в Москве и отпразднуем.
Он стал догадываться о том, что трон ей был значительно нужнее, чем он сам, но в тот момент, когда все завертелось, ему некогда было особенно думать о том, что могло быть и чего быть никак не могло.
Марина рвалась вперед. Она верила в свою удачу, во снах своих она царила уже в Кремле Московском, и все самые родовитые бояре почтительно склоняли перед ней головы свои. И она казнила и миловала. Странно, что мужу ее, тому самому воскресшему царевичу, совсем не было места в этих снах, словно бы он уже где-то затерялся по дороге, или остался в том самом Новгороде или Пскове, которые и подарил ей в свое время.
15 тысяч воинов были за их спиной, они не могли не подарить им победу и трон, царь Борис и половину не наберет, – самодовольно думала новоиспеченная царица.
И на самом деле, удача была все еще на их стороне, как иначе можно было объяснить то, что при их подходе к русским границам они узнали (и не поверили своим ушам), что царь умер. Узнал ли он о приближении воинства и воскресшего царевича, или там что-то происходило помимо того, как это можно было знать. Но трон оказался свободен, словно, какая-то неведомая рука вырвала Бориса, чтобы расчистить ей дорогу.
Этому дивился и король Сигизмунд, и магнат Мнишек – теперь они могли с большей уверенностью сказать, что древняя столица и все русские земли принадлежат им.
Всякие неожиданности в истории случаются, но такое было настоящим потрясением для многих.
Русские вельможи до того растерялись, а народ так радостно молился, благодаря за воскрешение невинно убиенного, что никто в те смутные дни не осмелился бы объявить себя царем русским.
Они отошли, отстранились, и решили, что поляки посланы им за то, что они терпели детоубийцу, и покорно перед ним склонялись.
№№№№№
Григорий по мере того, как приближался к вратам Московским, все более паниковал, слишком легкой теперь казалась ему победа. Он знал, что должно произойти что-то такое, что все расставит по своим местам, разве Бог не видит и не знает, что случилось на самом деле. А, убирая Бориса, разве по-другому он с ним поступит, может, смерть его – это знак для них, чтобы они не вмешивались в то, что в этом таинственном мире творится.
Но о сомнениях своих ни слова не сказал он Марине, она бы и слушать ничего не стала, и на смех его подняла. Она вообще ничего не видела и не слышала, и была одержима только Москвою, и молодой муж, хотя и был рядом, но казался только одним из ее подданных. Она злилась, в который раз заметив, что он не отзывается на имя Дмитрий, словно она с кем-то другим разговаривает.
Если он сам путается и не верит, как им убедить в том, что он царевич других. Конечно, они видели младенца, и при желании не узнали бы его, но не слишком ли странным он воскрес?
Все происходило очень быстро, у них не было времени для того, чтобы подготовиться и обговорить все детали, и если что-то случится непредвиденное. Но она даже не думала о худшем, зная, что все решить можно будет по ходу дела.
№№№№№№
Москва встретила царевича ликованием, вельможи московские гробовым молчанием. Они понимали, что он сам по себе ничего не значит, но эта странная и воинственная дева. Любому было понятно, что невидимым за ее спиной стоит польский король.
И хотя она была славянкой, но никогда их девы и жены не вели себя так: что за манеры, что за наряды, как она понукает им, стараясь вмешиваться во всем, как торопит с коронацией, словно на пожар собралась.
Многие уже успели пожалеть о том, что так внезапно скончался царь Борис, а что, если он царевича не убивал, и они возводили на него напраслину? Но если это царевич Дмитрий, то далеко они с ним зайдут, очень далеко.
Но внушительно войско и отсутствие соперника, заставило их подчиниться. Они не могли и не хотели особенно противиться тому, что происходило тут.
Он накануне вспоминал их венчание в Кракове, и коронацию в Москве, и с усмешкой думал о том, что если бы не Марина, то остановился бы, повернул назад, и ничего не было вовсе.
Но в те странные дни он ничего не сознавал и не мог оценить здраво, ему искреннее казалось, что они его любят, готовы служить ему верой и правдой, и руки поднять не посмеют против него.
И было еще 9 дней, которые они провели в царских покоях, живо обсуждая и споря, что делать, как быть дальше. Не только поляки, но и русские вельможи сразу заметили то, что скрыть было невозможно: он полностью подчиняется той, которая заставила короновать себя вместе с ним.
А она сияла от счастья, она ликовала, и никто не смог бы с ней справиться больше. Она получила чудесным образом то, о чем мечтать можно – московская царица Марина, какой восторг, какое это счастье.
И впервые Марина потеряла бдительность и немного успокоилась, ей казалось, что все уже совершилось, больше бояться и опасаться нечего.
№№№№№
Кто и как убил нового царя, никому не было известно, только в том, что умер он во второй раз и снова не своей смертью, в том сомнений не было.
Кто-то говорил о том, что возможно и оживлен он был на короткий срок, но потом его снова решили забрать на тот свет. Разное говорили, только поляки поспешно похоронили Лжедмитрия, не надеясь даже, что его не выкопают тут и не осквернят его прах. Впрочем, для них не был он такой уж важной птицей, им нужно было убираться с чужой земли, пока целы и невредимы.
Но Марина не собиралась мириться с тем, что происходило. Кто-то говорил, что она сама и прикончила его, чтобы одной остаться у власти. Если она могла думать так в самом начале, то теперь точно знала, что ничего подобного в этом странном мире, куда она так рвалась, не допустят. Их царицы были тихи и покорны, и они бы не потерпели другого, как и ее откровенных нарядов.
Ей пришлось срочно объявлять, что тот, убитый был подставным царевичем, потому что они боялись расправы, но есть новый и настоящий. Только так она могла удержать власть и сохранить свою корону.
И еще надо было отыскать этого нового. Русская царица поспешно и тайно венчалась со вторым, тоже воскресшим чудным образом Дмитрием. Она строго-настрого запретила называть имя своего избранника, который по-русски двух слов связать не мог. Но это даже хорошо, он полностью будет зависеть от нее, и не особенно разговорчив окажется. И с ним она добьется того, что не мог ей дать Григорий.
Она очень быстро забыла об убиенном. Да и что такое о нем можно было вспомнить. Он сделал свое дело – привел ее сюда, а дальше она сама будет заботиться о себе и о своей возлюбленной безграничной власти. Стать вольной царицей, о чем еще могла мечтать спесивая полячка.
Он был убит так же поспешно, как и первый, теперь никто ее в коварстве не винил больше. И взвыла русская царица, понимая, что зашаталась земля у нее под ногами, но надо было что-то делать в самое ближайшее время, хотя, что именно?
Не было короля, не было отца, не у кого спросить совета, и помощи просить не у кого, она была только слабой, почти беззащитной, и к тому же беременной женщиной в чужом мире.
Конечно, дочери князя Ярослава Мудрого когда-то становились королевами, но не здесь, а в совсем иных мирах, она начала догадываться, что хотела невозможного, но никак от желаний своих оступиться не могла, тем более увидев все богатства, роскошь кремлевскую, и все, что происходило тут в разные времена, ощутив, она не могла отказаться от того, чтобы было почти завоевано, и оставалась только самая малость.
По дороге из Москвы (пока Марина не могла там оставаться) она узнала, что король оставил ее, не желает видеть и слышать.
И если бы она не столкнулась с атаманом Иваном Заруцким, который клялся и божился, что не только вернет ей корону, но и поможет ее удержать на долгие годы, она возможно бы и впала в настоящее отчаяние.
Но он снова вернул ей успевшую почти угаснуть надежду, Марина снова в снах своих видела себя царицей.
Они не добрались до Москвы, по дороге его убил кто-то из русских князей, решивших покончить с ними. А ее заперли в монастырь, но, убедившись в том, что она не собиралась мириться с участью смиреной монахини, в кубок с дорогим вином странной монахине добавили яду, который отнял ее бурную и мятежную жизнь через несколько часов.
Князь Михаил, град которого и все земли Марина уже подарила новому своему возлюбленному, долго стоял перед ложем и всматривался в ее черты. Сначала ему хотелось убедиться в том, что она мертва и не воскреснет, с ведьмами могло быть всякое, потом он хотел понять, что было в этой странной полячке такого привлекательного, что вся шляхта была около ее ног.
Он так и не смог ответить на этот вопрос.
Ее тайно похоронили, и потому далеко не все верили в то, что она мертва.
Многим вельможам русским казалось, что появится таинственная всадница и обрушится на них, решив захватить их уделы, странно, но о Лжедмитриях никто не думал и не вспоминал, словно их и не было на свете. В мир, где правили мужчины, ворвалась женщина, впервые со времен легендарной княгини Ольги, и почти покорила этот мир – было о чем задуматься.
Было о чем молиться. Она ведьма, но они не могут быть спокойными, даже зная, что она мертва.