3
– Нет, нет, нет, даже не думай! Не гляди на меня так – не разжалобишь! Спускайся! – Артем смотрит вверх, где упрямая Марта, надменно отвернувшись, не собирается не только слушаться его, но категорически отказывается удостоить хотя бы взглядом. Марте тринадцать. Она уже не маленькая и не желает подчиняться. Артем, однако, сдаваться не собирается:
– Марта! Ну давай же, девочка! Семь этажей – это не так уж и много.
Марта и не думает шевелиться.
– Ну как тебе не стыдно! – Артем пытается ее разжалобить. – Я на работу опоздаю. Каждый день одно и то же: пятнадцать минут на уговоры трачу. Знаешь же, что все равно будет по-моему.
Марта и ухом не ведет. Притворяется, что не слышит, а на самом деле красноречиво демонстрирует, что ничего она не знает и знать не желает, а хочет лишь одного: прокатиться на лифте.
– Мартушка, – Артем даже делает несколько шагов вверх, – я бы и сам с удовольствием воспользовался этим замечательным средством перемещения в пространстве, но врач сказал: как можно больше двигаться, а врачей надо слушаться.
Уговоры не действуют. Марта по-прежнему настаивает на том, что в столь почтенном возрасте собакам не пристало прыгать по лестнице целых двенадцать пролетов.
– Мы не будем торопиться, – мужчина уже стоит рядом с упрямицей, – на четвертом постоим, отдохнем, если захочешь. – Это обычная уловка. Артем прекрасно знает, что, как только собака начнет спускаться, медленными и неспешными будут лишь первые шаги, а потом она помчится вперед так, что хозяин едва поспеет за ней.
Овчарка наконец оборачивается и смотрит вызывающе, словно спрашивает: значит, не поедем?
– Нет, – мотает головой Артем, пристегивая поводок к ошейнику и дергая за него. Неповоротливые и очень недовольные тридцать пять килограммов сдвигаются с места и как ни в чем не бывало трусят вниз, набирая скорость с каждой новой ступенькой.
– Стой, Марта! Не так быстро, – Артему снова и снова приходится дергать за поводок, – я же тоже не мальчик!
Собака на окрики не обращает никакого внимания, останавливается лишь у закрытой двери подъезда. Ждет хозяина, в нетерпении виляет хвостом, смотрит на запыхавшегося мужчину лукаво, будто хочет сказать ехидное «так тебе и надо».
– Вредина! – Артем показывает овчарке язык и, ласково потрепав ее за ухом, выпускает из подъезда.
Марта тут же трусит к машине, садится у задней двери и, склонив набок голову, вопросительно смотрит на хозяина.
– Нет, Марта, нет. Ты же знаешь, уже давно «нет», а продолжаешь просить. Пойдем! – Мужчина отстегивает поводок и кивком головы приглашает собаку следовать за ним. Она неохотно подчиняется, трусит рядом с Артемом, то и дело останавливаясь и с тоской оборачиваясь к машине.
Артем перестал брать Марту с собой на работу два года назад. Наступающая старость тогда, конечно, еще не подкосила овчарку так, как это случается с другими собаками в одиннадцатилетнем возрасте, но все же давала о себе знать. Мирный и дружелюбный характер начал портиться, и если людям по-прежнему опасаться было нечего, то задиристые и своенравные собаки могли пострадать. Артем, несомненно, никогда не позволил бы ситуации выйти из-под контроля. Он всегда умел безошибочно определить то роковое мгновение, после которого будет невозможно предотвратить схватку. Он бы никогда не пропустил ту секунду, в которую потребовалось бы остановить Марту и не допустить кровопролития, но Артем ходил на работу не для того, чтобы тратить время на наблюдение за своей собакой и ее усмирение. Он должен дрессировать других. Ревнивая агрессия Марты сбивала и его самого, и его подопечных, поэтому пришлось Артему перевести свою собаку на домашний режим, и хотя она по-прежнему пыталась протестовать, он, памятуя об обязательствах, вынужден был оставаться непреклонным к ее молчаливым мольбам. Конечно, не слишком сведущие в дрессуре друзья неоднократно удивлялись его решению, недоумевали, почему умной и прекрасно обученной собаке отказано в многолетнем удовольствии присутствовать на тренировках. Все они знали Марту исключительно с лучшей стороны и были уверены в том, что овчарка, получившая команду «сидеть», не двинется с места ни при каких обстоятельствах. Друзья Артема – люди образованные, эрудированные, интересующиеся, и в животных разбирались неплохо благодаря многолетнему общению с ним. Но дрессировщиками они не были, а Артем Порошин был, и поэтому считал аксиомой фразу: «Никогда не говори никогда».
Практика давно доказала ему, что поведение животных мало чем отличается от повадок двуногих особей. Если человек каждый день выполняет какое-то действие с удовольствием, это вовсе не означает, что через какое-то время он не захочет изменить своим привычкам. Так как же можно не опасаться того, что собака в один прекрасный день также решит поступить по-другому? Опытные психологи, легко проникающие в сознание пациентов, а на самом деле с блеском исследующие самый призрачный из человеческих органов, именуемый душой, все равно не могут со стопроцентной точностью предсказать поведение каждого индивидуума в конкретной ситуации. Можно предугадывать один, а получить другой, совершенно противоположный результат, и потом долго выстраивать и искать причинно-следственные связи, в конечном итоге спровоцировавшие данный поступок. Если от человека нельзя ожидать схематичного, подчиняющегося определенным законам и рамкам поведения, то и от животных невозможно требовать того же. Многолетнее отсутствие реакции на раздражители вовсе не означает того, что эта реакция будет отсутствовать вечно. И если зрителям на площадке лежащая в стороне овчарка, спокойно наблюдающая, как ее хозяин терпеливо обучает юного кане корсо команде «Рядом!», казалась совершенно безобидной, то от внимания Артема не могли ускользнуть ни обманчивое равнодушие, будто специально нарисованное на морде, ни настороженно шевелящиеся уши, ни замерший на земле хвост. Все эти детали вместе и каждая в отдельности кричали дрессировщику об одном: никогда не вступавшая в бой Марта готова в любую секунду изменить своим привычкам, чтобы показать всем этим четверолапым невеждам, кому на самом деле принадлежат этот прыгающий вокруг них человек и то лакомство, которое он постоянно достает из карманов.
Конечно, Артем мог бы посадить Марту на привязь, и тогда никакая агрессия не позволила бы ей достать «обидчика», но гарантировать, что не до конца обученный молодой и наглый щенок сможет отказать себе в удовольствии ответить на выпад овчарки, дрессировщик не мог. Приходилось опасаться и за безопасность Марты, и за собственное здоровье. Вошедшие в раж бойцовые собаки ничего не видят и не слышат, не чувствуют боли и кусают все, что попадется на зуб, будь это горло противника или рука хозяина, который пытается разнять дерущихся.
Кроме того, посаженная на привязь овчарка лишилась бы свободы передвижения, и если лежание на зеленой травке весной и летом могло оказаться даже полезным, то холодные лужи и промерзшая земля вряд ли оказали бы хорошее воздействие на организм стареющей собаки. Таким образом, непростое решение было единственно правильным. Марту посадили под домашний арест, а практически постоянное пребывание на свежем воздухе заменили двумя часовыми прогулками утром и вечером. И, несмотря на то, что произошло все это два года назад, собака до сих пор не привыкла. Продолжала не понимать, обижаться и не желала принимать изменений. Да и вести себя стала по-другому, словно решила доказать, что, раз ее сочли старой, она будет соответствовать этому образу: Марта перестала играть, не желала подниматься с места, когда Артем приходил с работы, неохотно реагировала на любимую раньше команду «апорт» и за палочкой все больше ходила, а не бегала. Малоподвижный образ жизни не мог не дать о себе знать: собака начала набирать лишний вес, конечности быстро затекали, мышцы слабели, сердечко пошаливало.
– Старайтесь больше ходить, – посоветовал ветеринар.
И Артем старался: теребил собаку, подгонял ее, заставлял бегать за мячиком, играл с ней в салочки, принуждал спускаться и подниматься по лестнице. Марта сопротивлялась каждый раз, но Артем ни разу не позволил себе уступить, ни разу не дал слабины. И знал, что не даст никогда. Здесь сакраментальное «никогда не говори никогда» не работало. Он должен спасти Марту, и он спасал. Спасал, потому что обязан расплачиваться до последнего, обязан спасти ее так же, как десять лет назад эта овчарка спасла его.