Полония. Вторжение
Отступление
– Пан Федосеев! Пан Федосеев! Беда! – Генерал Лизецкий, командир единственной в Полонийской армии бронетаранной дивизии, ворвался в палатку, где за походным столиком сидел пан советник Федор Федосеев.
– Спокойно, пан генерал. Я слушаю последние известия.
… мотря на героическое сопротивление нашей доблестной армии, которая в данный момент ведет ожесточенные бои в районе…
Федосеев вздохнул и выключил радиоприемник:
– Ситуация такова, пан генерал: аллеманцы захватили всю западную часть Полонии и теперь, по данным Полонийского радио, они находятся в пятидесяти километрах от Столицы. Участь города Русалки решена. Аллеманские бронетаранные колонны почти не встречают сопротивления. Аллеманская авиация бомбит отступающие войска. Воздушные бои идут только над столицей. Там великоликославские перехватчики работают.
– Что поступило от командования?
– Распоряжения самые противоречивые. Похоже, что главный штаб не владеет ситуацией.
– Пан советник, – генерал подтянулся, в голосе зазвенел металл, – пан советник, я считаю, что мы немедленно должны выступить навстречу бронетатанникам Аллемани и показать, что Полония еще жива и сопротивляется!
– Замечательно, пан генерал! Вы безусловно покроете свое имя бессмертной славой. – Федосеев с трудом сдерживал раздражение. – Орден Белого Орла вам обеспечен… посмертно.
– Пусть, пусть так, но наши враги увидят и поймут! Я сам поведу головной танк!
– Я преклоняюсь перед вашим мужеством, пан генерал, и я был бы совершенно с вами согласен, если бы не одно обстоятельство. Войска Полонии уходят на восток к границам Великославии. Но они могут до границы не дойти, если некому будет их прикрыть.
– Что вы предлагаете, пан советник?
– Только одно – выйти в арьергард отступающей армии, прикрыть ее от аллеманских броневых сил, не дать армию раздавить. В этом случае тоже придется вести тяжелые бои. Но пока жива армия, живо государство.
– Допустим, допустим, пан советник. Только пока мы будем защищать тылы армии на земле, аллеманцы уничтожат армию с воздуха. Кроме того, продвижение армии на восток наверняка будет сильно задерживаться потоками беженцев, которые пойдут по тем же дорогам. Боюсь, что наша помощь будет не очень эффективна. Так что уж лучше нам сразу пойти в бой и погибнуть со славой.
– Извините, пожалуйста, пан генерал. Галина, в чем дело? Мы заняты!
– Федор Степанович, разрешите обратиться. Прошу разрешения пойти в качестве офицера связи с головным батальоном. – Когда-то дикая кошка – девчонка, Галка-Рыжая превратилась в статную молодую женщину. Рыжая копна волос была тщательно заправлена под боевой шлем, громадные синие глаза сияли ослепительным блеском отчаянной решимости.
– Капитан, во-первых, вы будете все время при мне в транспортере! Это приказ. Во-вторых, узнайте, что у Леонида.
– Он на связи с Западным округом.
– Хорошо. Мы с паном генералом сейчас пройдем к нему в аппаратную. Пан генерал, с вашего позволения буду просить Западный округ помочь с защитой и эвакуацией беженцев.
– Вы предлагаете вовлечь в военные действия вашу страну?! С моей точки зрения это прекрасно! Однако, для такого серьезного шага у меня нет полномочий. Этот вопрос относится к компетенции правительства.
– Бог с вами, мой генерал! Никто не собирается раздувать военный конфликт, а уж тем более вмешивать в это дело правительства Полонии и Великославии. Я просто попрошу командование Западного округа помочь беженцам выйти из зоны военных действий. Только и всего! Это-то мы можем сделать? Кстати, пан генерал, до вашего прихода я на всякий случай отдал от вашего имени приказ по дивизии о приведении машин в состояние боевой готовности, полностью заправиться горючим и взять по два комплекта боеприпасов.
– Приказ утверждаю.
Через две минуты они вошли в палатку аппаратной.
– Господи, на каком языке говорит ваш новый радист? Я не понимаю ни одного слова.
– Представьте себе, я тоже, – улыбнулся Федосеев. – Леонид родом из одного маленького дальневосточного племени. На связи с ним в Западном округе находится его соплеменник. Перехват, практически, невозможен, а кроме того, нам не нужно терять время на шифровку и расшифровку посланий. Леонид, доложите обстановку.
Леонид что-то быстро проговорил в трубку связи, а затем встал и повернулся к вошедшим:
– По данным авиаразведки Западного округа, полонийскими войсками контролируется… – капитан подошел к карте и стал показывать расположение отступающих полонийских войск.
– Понятно. А как обстоит дело с беженцами?
– Большая часть опережает армию, но много беженцев находится в потоках движения войск.
– Леонид передай: Мы выходим на перехват мотомеханизированных частей аллеманских войск, преследующих Полонийскую армию в Западнобелославском Полесье. В потоках войск находится много беженцев. Нужно помочь их эвакуировать. Предварительные координаты…
Леонид говорил в течение нескольких минут, один раз даже рассмеялся, очевидно, какой-то шутке радиста из Западного округа. Потом произнес фразу отбоя, и повернулся к напряженно ожидавшим ответа Федосееву и Лизецкому:
– Городецкий выражает солидарность с героической Полонийской армией, передает вам обоим привет, говорит, что немедленно примет меры к ускорению эвакуации беженцев, а также безусловно не допустит уничтожения мирных граждан воздушными стервятниками.
– Я не понимаю, каким образом Городецкий узнал, что говорим с ним именно мы с вами, ведь ваш Леонид не произносил наших фамилий.
– Разрешите объяснить, друг советник? Ваши фамилии, звания и должности закодированы с помощью обозначений различных предметов. Более подробная расшифровка запрещена.
– Благодарю вас, Леонид. Мое отечество не забудет вас и ваших коллег.
Летя-я-ят!!! – раздался истошный вопль, и сразу все походные построения превратились в первозданный хаос. Солдаты разбегались куда глаза глядят; ездовые гнали лошадей не разбирая дороги, прямо через канавы, межевые валы и кустарники – всё живое пыталось уйти, спрятаться от воздушной напасти. Аллеманские авиаторы спокойно выбирали цели и беспрепятственно их уничтожали. У отступающей Полонийской армии не было средств для борьбы с авиацией противника.
Вся надежда командования была на то, что арьергардам удастся еще пару-тройку дней сдерживать наступление противника, не давая ему осуществить главную задачу – отрезать пути отхода Армии к восточной границе. Нужно было спешить: силы арьергарда таяли с каждым боем. А тут возникла еще одна тяжелейшая проблема – вместе с армией шли, а точнее говоря, брели из последних сил толпы беженцев. Командованию и в страшном сне не могло прийти в голову пробиваться через эти толпы. Практически, в данной ситуации армия была обречена – даже без прорыва главных сил противника она будет уничтожена его авиацией…
В штабе Западного округа шло совещание. У карты стоял седоватый подтянутый офицер в темно-зеленом мундире, делегат связи Полонийской армии. Водя указкой по карте, он четко докладывал ситуацию. Только по его напряженной позе, да еще по подергиванию мускула у левого глаза, можно было догадаться как нелегко давался ему рассказ о тяжелом, пожалуй, безвыходном положении Полонийской армии. Свой доклад он закончил словами: «В данной ситуации будет большой удачей, если хотя бы четверть нашей армии пробьется на интернирование, тем более, что по нашим сведениям Аллеманская авиация намерена в районе границы уничтожить переправы, чтобы затруднить уход наших войск. Движение армии еще более замедляется из-за того, что вместе с армией идут беженцы. – Вдруг он как-то неловко сглотнул и начал жадно пить воду. – Простите, пожалуйста. Вместе с другими беженцами уходит моя семья…»
В зале было тихо. Только дребезжало блюдце от неловко поставленного на него стакана.
– Благодарю вас, Франк Захарович. Вы отдохните, адъютант вас проводит, а мы еще посовещаемся. Может до чего и додумаемся.
Городецкий обвел взглядом зал. Вот начальник штаба Западного округа. Ему уже почти шестьдесят. Начало сердце пошаливать. Сколько он еще протянет? А ведь кажется совсем недавно мы с ним защищали Срединную Империю от акул Страны Голубых Рассветов. Вот о чем-то шепчутся попугаи-неразлучники, командующий воздушной армии и начальник транспорта. Оба они отчаянно дрались в солнечной Иберии. Когда раненного Городецкого вывозил Антонов на своей полуторке, кто-то дунул Фаланге, и Дерябин, проявляя чудеса храбрости и изворотливости, отгонял от машины двух осатаневших Кондоров. Семнадцать пробоин у самолета, и три пули достались ему лично. Сам не помнит как посадил машину. Из кабины Дерябина вытаскивали, у самого сил не было.
Да и остальные командиры как на подбор. Правда, больше половины из них хлебнули до сыта лагерей. Однако, люди с понятием – на страну зла не держат.
– Ну-с, что скажете, отцы-командиры? Антонов, ты у нас сегодня первая скрипка. Всё от тебя зависит.
– Я так полагаю, дороги там плохие, да и мало их. Придется пустить в ход гусеничный транспорт. Прицепы к нему, конечно, можно и колесные. А схема такая: подъезжаем к головным колоннам, забираем беженцев, кто плохо ходит или совсем обезножил, остальным горячий кофе, и… «Шире шаг!». Тут вот только такая проблема… бомбить будут, и из пулеметов опять же.
– Конечно, прикрыть Антонова надо, начал Дерябин. – И я его прикрою. Только пока он будет передовые колонны вывозить, остальных беженцев и войска дер Коц истребит. А почему бы нам, так сказать, на общественных началах, не прикрыть остальных, а? И летунам моим такая практика не помешает. Все равно через год-другой придется драться, так пусть посмотрят что к чему.
– Мысль, конечно, интересная. Антонов, а сколько тебе времени потребуется, чтобы и беженцев забрать и Полонийскую армию до границы довести?
– Ежели круглосуточно, и чтобы неба не бояться, в полторы недели уложимся.
– А если ужаться?
– Постараемся конечно, не у тещи на блинах. Но не всё знаем. Лучше все-таки с запасом.
– Разрешите, – встал начальник штаба, – вот я вас всех слушаю. Всё хорошо, всё гладко… Мы, значит, дерем авиаторов дер Коца, а он, значит, безропотно подставляет свой зад. Нет, так не получится! Он обязательно будет наносить ответные визиты. А главное – у нас с Аллеманью мир, договор о ненападении, а тут такое!
– Визиты, как вы изволил выразиться, Борис Анатольевич, я беру на себя, ну а остальное… – Командующий ПВО округа вздохнул, и, обращаясь к Городецкому, добавил – Мы, извините за вольность, друг маршал, очень к вам привыкли, и получать другого командующего не хотелось бы. – Он замолчал и стал тщательно протирать очки.
– Всё ясно. Диктую приказ. Адъютант, не спи, записывай…
– Вы что же это, все грехи на себя берете?
– А я так и так за все ваши художества в ответе.
В час ночи Трокачев собрал совещание. Вообще-то он был большим противником ночных бдений, но тут ЧП. Требовалось немедленно принять решение.
Докладывал начальник генерального штаба: «Городецкий отдал приказ о помощи транспортом беженцам и о прикрытии беженцев и отступающей армии Полонии от воздушных налетов. В результате завязались воздушные бои, противник… извините, авиация дер Коца стала нести потери. Дер Коц послал свои бомбардировщики на уничтожение наших приграничных аэродромов. Нескольким его самолетам удалось прорваться, но прицельное бомбометание произвести не смогли. Кстати, ни один из этих самолетов не ушел. В настоящее время авиаторы Западного округа успешно барражируют в воздушном пространстве Полонии над беженцами и войсками. Идут почти непрерывные воздушные бои. Есть потери с обеих сторон».
Трокачев уперся обеими руками в крышку стола: «Так как прикажете всё это понимать?! Идут воздушные бои над нашей территорией, подчеркиваю, над территорией нашего государства! Командующий Западным округом решил, что ему всё можно, отдал приказ, который фактически вовлекает нас в войну… Таких прав ему никто не давал! Удивляюсь, почему до сих пор нет протеста со стороны Аллемани. Что будем делать? Алексей Алексеевич, что скажете?»
– Я полагаю, для начала мы сами должны послать протест, – Алексей Алексеевич, даже начал слегка заикаться от волнения. – Наши самолеты на территорию Аллемани не залетали, а они нашу границу нарушили. Да, скажите пожалуйста, – обратился Прозоров к начальнику генерального штаба, – как там дела обстоят с эвакуацией?
– По данным на 10 часов вечера, последние части Полонийской армии должны пересечь границу к вечеру завтрашнего дня или, в крайнем случае, к утру послезавтра.
– Ну и хорошо. Пока там с протестами дело будет разбираться, всё и закончится.
– Хорошо-то как, господи! – Президент едва сдерживал себя, – Вы хоть представляете себе о чем вы говорите?! Эдакое академическое спокойствие! Я вас всех просто не узнаю. Сергей Сергеевич, вы председатель правительства, почему вы молчите? Или тоже, как эти друзья, рассматриваете всё это как шахматную задачу?
– Конечно, Александр Григорьевич принял очень рискованное решение. Полчаса назад я говорил с ним по спецлинии. Он заявил буквально следующее, я постараюсь процитировать: «Принимаю всю ответственность на себя. Готов понести наказание, но продолжаю считать, что лучше пожертвовать одной моей головой, чем дать погибнуть стольким людям. Прошу учесть, что обстрелянная и знакомая с Аллеманскими войсками армия Полонии станет для нас очень ценным помощником и союзником в будущей войне». От себя могу добавить, что во время известной встречи с президентом Полонии я обещал ему воздушное прикрытие беженцев, а по сути, значит, и армии от авиации Аллемани. Так что должен разделить эту ответственность с Александром Григорьевичем.
– М-да, с вами не соскучишься. – Трокачев вышел из-за стола и подошел к к висевшей на стене карте западной части страны. – Лагеря в районе Северозападного округа для интернированных готовы?
– Готовы в основном.
– Принимаю решение: Первое, немедленно направить протест Аллемани; второе, в Западный округ в спешном порядке перебросить дополнительные части ПВО; третье, сразу по окончании конфликта отозвать Городецкого в центр, и его дело рассмотреть на заседании специальной комиссии; четвертое, беженцев направить в Приитильскую зону поселения. С этим всё. Вы что думаете, мне Сашу не жалко? – Совсем другим тоном заговорил Трокачев, – но он ведь сам знал на что идет, и такие поступки нельзя оставлять безнаказанными.
Посол Аллемани третий раз перечитывал ноту Великославского правительства: «Ну и нахалы! – проговорил он, обращаясь к первому секретарю посольства. – Сами дерут, и сами же орут».
– Господин посол, но ведь дер Коц нарушил границы державы, с которой у нас нет войны.
– Вы их оправдываете?
– Боже сохрани! Но зацепку они нашли. Вообще, должен сказать, что это дипломаты совсем другого сорта, не зашоренные разными там идеями, как прежние. Это люди практические. Помните, как они ответили на наш протест по поводу принятия ими полонийских и прибалтийский джервов?
– Помню, как не помнить! Мне тогда господин Шикль много чего «ласкового» наговорил. А сейчас-то что нам делать?! Да если мы эту ноту примем, то господин Шикль нам вообще головы поотрывает!
– А мы не будем ее принимать. Ответим, что информацию, именно не ноту, а информацию, правительства Великославии, мы принимаем к сведению, и вопрос будет изучаться. А господину Шиклю доложим, что по данным Великославских источников имели место пересечения границы нашими самолетами, и мы просим эту информацию проверить.
– Всё очень хорошо, но, честно говоря, мы, по сути, помогаем Трокачеву выполнить его главную задачу – вытащить из пекла Полонийскую армию.
– Извините, Карл (в разговорах наедине старые товарищи редко пользовались официальной терминологией), но я что-то не понял.
– А чего тут понимать? Пока мы здесь рыпаемся, думаем как отвечать и так далее, наша страна никаких решительных мер принять не может, а через пару дней последние полонийские части перейдут границу, и предмета для разговоров или чего-то там еще не будет.