Но разведка доложила точно…
Первый секретарь Тестоединского обкома ППС, Дорон Дормидонтыч Задушевный, находился в сквернейшем расположении духа. Да и было от чего. Подумать только! Эти безродные «корректировщики курса» посягали на святое святых – на право Партии непосредственно руководить жизнью страны. И о чем эти идиоты в ЦК думают? Им дышлом в рот заехали, а они молчат! Иуда Самаркандов предложил, чтобы Партия занималась только вопросами идеологии и политики, а власть на местах отдать исполкомам! Конечно, в постановлении есть красивые слова, что Партия через своих представителей должна направлять действия исполкомов, черт бы их всех драл! А ну как партийцы в результате выборов окажутся там в меньшинстве? Тогда как?! Об этом они не подумали! А ведь еще Ильин этих олухов учил, что руководить – значит предвидеть! Спасибо, есть еще в партии светлые головы. В Загряжской области, на Каменном поясе партийцы не дремлют! Даже часть старых кадров из Комитета общественной безопасности удалось на свою стороны привлечь. Да ведь это пока капля в море! Нужно пропагандистскую компанию в армии и в органах развернуть. Работы край непочатый. А ведь они-то там тоже не спят! А мы этого не понимаем! Заелись на государственных хлебах! Навыки конспирации потеряли. А у Казанского ведьмы какие-то завелись, то бишь Ведомство по охране конституции. Что за Ведомство?! От кого конституцию надо охранять?! Да кому она на хрен нужна эта конституция! А ты мучайся, дрожи! Да где это видано, чтобы виднейшие… а-а! Это не жизнь!
Так или примерно так рассуждал про себя Дорон Дормидонтыч. И был до того расстроен, что даже не поздоровался со своей секретаршей, Людмилой Леонидовной Птичкиной. Только отметил про себя: Ишь, мымра, ни кожи, ни рожи! Волосы пучком, очки черт-те в какой оправе. Хоть бы губы подкрасила, что ли? И вообще пора кадры омолаживать.
Открыв дверь в кабинет, Задушевный замер на пороге: За его столом, на ЕГО месте сидел какой-то незнакомый человек и что-то писал.
– Кто вы такой?! Что вы здесь делаете?!
– Здравствуйте Дорон Дормидонтович. Что-то вы сегодня припозднились. Я уж беспокиться начал, не стряслось ли с вами чего.
– Вы не ответили на мой вопрос! Людмила Леонидовна, вызовите охрану!
– Не горячитесь, мы сейчас с вами во всем спокойно разберемся. Людмила Леонидовна, возьмите, пожалуйста, все телефоны на себя. Кто будет спрашивать, Дорон Дормидонтович занят.
А за пару месяцев до этого…
– Не нравится мне Дорон Тестоединский, – вздохнул Семен. – Очень он много разъезжает по городам и весям. На той неделе на Каменном Поясе пропадал, вчера в Загряжске был. До этого почти весь Средневосточный регион объездил. А вот в Центре почти не бывает. Не затевает ли чего?
Руководители Ведомства по охране конституции, или, как их стали называть, ведьмы, молчали. Потом на правах старшинства Виктория Загряжская спросила: «Кому поручите операцию?».
Людмила Леонидовна часто задерживалась в обкоме по вечерам. Конечно работы было много: Нужно проверить стенограммы последнего заседания; просмотреть и кратко записать в журнал переговоры Задушевного с различными ведомствами и подшефными организациями. Еще нужно в отдельный, прошитый шнурами с печатями блокнот, который затем она прятала в сейф, занести переговоры с другими обкомами и спецслужбами… Но главное было не в этом. Главное состояло в том, что немолодой одинокой женщине просто некуда было спешить. Так все обрыдло в ее однокомнатной квартирке, особенно после гибели под колесами автобуса единственного друга, терьера по прозвищу Дружок. Да и на улицу выходить в такую осеннюю слякотную погоду не очень хотелось. Однако, делать нечего, не сидеть же в приемной до утра.
Сильный ветер с моросящим дождем заставили застегнуть плащ на верхнюю пуговицу и раскрыть зонтик.
До автобусной остановки оставалось несколько шагов, когда кто-то грубо схватил за руку: «Деньги есть?» и, не дожидаясь ответа, рванул сумочку. Птичкина инстинктивно потянула сумочку на себя. Чьи-то руки стали сдирать плащ.
– Да чего ты с ней возишься! Дай раза по кумполу и всё!
И в это момент она услышала цоканье туфель по тротуару, и небесной музыкой прозвучал звонкий девичий голос: «Вы что это себе позволяете, сукины вы дети! А ну брысь отсюда, шелупонь!».
– А ты хто такая нам указывать?! – Огрызнулся один из нападавших, парень лет семнадцати. – Васька, спроворь ей по сопатке! – И почему-то хихикнул.
– Ну зачем же сразу по сопатке? Она ничего себе, позабавимся!
Кто-то дал ей подножку и она покатилась по мостовой. Но мгновенно вскочила: «Позабавиться захотели? Я вам позабавлюсь, оглоеды драные!».
Оцепеневшая, не в силах сделать ни шагу, Людмила Леонидовна, молча наблюдала за происходившим. Молодая женщина с размаху двинула по шее одному из нападавших, пинком и ударом в скулу наградила второго, и нападавшие с руганью скрылись в темноте.
– Вот черт, чулок порвала, куртку запачкала! Часто у вас тут такое? – Людмила Леонидовна даже не сразу сообразила, что обращаются к ней: «А? Что? Ой, голубушка, спасибо вам огромное! Нет, знаете ли, со мной это в первый раз. А вас извозили здорово! Знаете что, поедемте ко мне, это недалеко. В порядок себя приведете! Я вас чаем с ватрушками напою!».
– Неудобно, как-то! Первый раз увиделись и в гости! Да и поздно уже. У нас в общежитии порядки строгие. В одиннадцать запирают.
– Ничего, я им волшебное слово скажу, откроют!
Так у Людмилы Леонидовны Птичкиной, одинокой пожилой женщины, появилась молоденькая и немножко наивная подружка – преподавательница физкультуры в местном ремесленном училище.
Нина, веселая хохотушка, стала частой гостьей у Птичкиной. Она, кстати, оказалась мастером на все руки: ручку прикрепить, кран починить, усмирить электрический чайник, который орал и плевался кипятком – все это она делала быстро и как-то незаметно, не переставая рассказывать смешные истории про ребят из ремесленного училища. С точки зрения Людмилы Леонидовны, у Нины было еще одно замечательное качество – она всегда была голодной, и кормить ее было сущим удовольствием.
– А знаешь что, давай-ка я тебе сосватаю пропуск в нашу обкомовскую столовую. Там кормят сытно и недорого.
– Ой, что вы, как-то неудобно. Еще выгонят!
– Со мной не выгонят.
Иногда, когда Птичкина задерживалась с приходом в столовую, Нина забегала за ней в приемную Задушевного: «Скорее, тетя Люда! Там такая поджарка!».
– Подожди, торопыга! – добродушно ворчала Людмила Леонидовна закрывая сейф.
Закрывая сейф, она поворачивалсь спиной к Нине и не видела, что в телефонную трубку вставляется «жучок».
Как-то раз Нину заинтересовала старинная темного золота цепочка с брелками, на которой висел и ключ от сейфа: «Какая у вас красивая цепочка! А что это за фигурки на ней? Как интересно!»
– Хочешь посмотреть? Только осторожно!
Все манипуляции по открыванию и закрыванию сейфа «Нина» давно уже выучила наизусть, а теперь в ее кармане лежал и слепок головки ключа. Капитан Кострова приступила к выполнению задания.
– Кто я такой? Отвечаю, директор Ведомства по охране конституции. Вот мои документы. – Казанский положил на стол удостоверение в желтом кожаном переплете, на котором была вытеснена красная метла. – А теперь поговорим о вас.
– Не о чем нам разговаривать! И вообще не хочу иметь с вами никаких дел!
Об этом ведомстве ходили самые мрачные слухи. Задушевный испугался, и агрессивный тон его ответа был предназначен как раз для того, чтобы замаскировать испуг.
– Насчет того, что вы не хотите иметь с нами никаких дел – это вы правильно. Общение с нашим ведомством не самое лучшее времяпровождение. – Семен улыбнулся привычной тенью улыбки, которая затрагивала только кончики губ. – А вот в отношении того, что у нас нет общих тем для беседы… Скажите, пожалуйста, как случилось, что крестьяне в Тестоединской области остались без кредитов перед началом весеннего сева? Кто отказал вернувшимся из ссылки крестьянам в выделенном для них государством пособии на восстановление хозяйства и запретил возвращать им земельные наделы? Молчите? Напрасно. Вот что, Задушевный, я, конечно, мог бы пригласить вас к себе. Процедура такого приглашения вам, надеюсь, известна… Конвой и так далее. Однако, я надеялся на ваше благоразумие.
– У вас нет никаких оснований для ареста! А об этих недоразумениях с крестьянами мне вообще ничего не известно.
– Хорошо. Пойдем дальше. Должен предупредить, чем дальше мы уйдем, тем труднее будет вернуться обратно.
– Не понимаю ваших намеков! Я честный человек, член партии со стажем! А вы мне намеки, как врагу какому-то.
– Намеки? Ладно. Давайте без намеков. Капустин, заместитель начальника ОВБ области. Что о нем скажете?
– А что о нем говорить? Честный служака, немного ограниченный.
– Всё?
– Всё.
– Ну и зря! Вот его показания, – протянул листки из папки. – Так, теперь управляющий финотделом области Краузе? – Посмотрел внимательно на Задушевного. – Напрасно, между прочим молчите. Ваши действия тянут на высшую меру социальной защиты. Ничего, побеседуем у нас. – Рука потянулась к телефону. – Кузьмин? Я вас жду в кабинете Задушевного.
– Казанский, что вы от меня хотите?! – В голосе неподдельный испуг.
– Впредь прошу называть меня гражданин начальник. – И вошедшему Кузьмину, – Вот опросный лист. Пусть дает письменные показания. Я в облуправлении ВБ. Не даст, заказывайте арестантский вагон. Капустин, Краузе, остальные?
– Арестованы.
– Хорошо, я пошел.
Отчаянный крик: «Гражданин начальник, я все скажу!».
– Очень хорошо. Вам как сподручней, диктовать или сами напишите?
Две недели по всей стране по ночам хлопали двери, без сигналов с притушенными фарами подъезжали и отъезжали «воронки». Иногда раздавались одиночные выстрелы: Это, не выдержав напряжения ожидания, кончали с собой замешанные в заговоре работники службы внутренней безопасности. Следователи работали сверхурочно и без выходных. Следы вели в Центральный комитет. Несколько членов ЦК подали в отставку.
На заседании правительства по докладу Казанского Костомаров сказал: «Силовой вариант сорван. Теперь они переключатся на пропаганду. Здесь возможно только соревнование. Вопрос – что нам делать? Николай Иванович, вы у нас главный специалист по идеологии. Думайте».