Глава 2
В поселке о ее бабушке всегда ходили слухи, что она «может сделать». Что и кому, этого маленькая Василиса не понимала, но не могла не видеть, что их дом люди стараются обойти стороной. Если и заглядывают, исключительно по делу и никогда не засиживаются.
– Бабушка, а почему к нам гости никогда не ходят?
– А зачем?
– Интересно же. И нас к себе в гости кроме тети Светы никто не зовет.
Тетей Светой звали ближайшую соседку, единственную, с кем бабушка в Карповке близко зналась. Тетя Света была подругой мамы Василисы, а с матерью самой тети Светы дружила еще бабушка Василисы. Дружба эта сложилась, когда сразу после войны бабушка Нина со своим мужем, дедом Василисы, перебрались в Карповку. Потом по наследству дружба досталась матери Василисы, а от нее внучке.
На эти вопросы бабушка ворчливо отвечала:
– Станешь взрослой, находишься еще по гостям.
Лишь когда Василиса пошла в школу, кое-что прояснилось. Одноклассники ее были ребята простые и не преминули просветить Васю насчет ее бабушки. На первой же перемене ее окружили и начали кричать:
– Ведьма твоя бабка! На метле летает!
Ясное дело, Василиса возмутилась.
– Неправда! У нас и метлы дома нет, только пылесос!
Рядом с ней встала девочка со светлыми косичками. Она сочувственно смотрела на Василису, а потом в знак поддержки сказала:
– И то правда: на пылесосе много не полетаешь, он же тяжелый!
Но другие не сдавались. Обступив Василису и ее светловолосую защитницу, они азартно вопили, тыча в Василису пальцами:
– Ведьмино отродье! Рыжая! Все рыжие – колдуньи!
Волосы у Василисы и впрямь были того огненного оттенка, который нипочем не спрячешь. И глаза зеленые, словно лягушачья шкурка. Но разве от этого она становилась той, кем обзывали ее мальчишки?
Василиса уже примеривалась, как бы ей засадить кулачком самому яростному хулигану, но тут на крик вышла учительница и забрала всех в класс. Она прочла им лекцию о глупых суевериях, которым не место в российской школе, где все равны, невзирая на то, кто и у кого родители или даже бабушки-дедушки.
– Вы теперь все ученики. И единственное, что имеет значение, – ваше усердие, упорство в овладении знаниями и ваш ум. Если услышу еще что-то подобное, поставлю двойку за поведение.
Под страхом двойки, которую никому не хотелось получать прямо в первый учебный день, дети прикусили языки. Но это вовсе не значит, что они стали лучше относиться к Василисе. Только светловолосая девочка, которую звали Аней, как дружила раньше, так и продолжала с ней дружить.
Мальчишки частенько дразнили Василису и раньше. Опытная в таких делах Анька показала Василисе, как нужно отбиваться, чтобы от тебя отстали.
– Кулаком ты их толком не стукнешь. Вон их сколько, а ты одна. Но если возьмешь в кулак чего-нибудь потяжелее, и одна сможешь с ними справиться.
– А что взять-то?
– Хотя бы камень возьми. Или, хочешь, я для тебя гирьку у мамы в магазине попрошу?
С гирькой, зажатой в кулачке, Василиса сумела дать отпор стае мальчишек, которые оказались вовсе не такими уж героями, а на поверку так просто маменькиными сынками. Они разбежались с воплями и соплями, еще и побежали на нее жаловаться. Потом прибежали их родители, требуя исключить хулиганку, которая одна разогнала пяток мальчишек, а троим еще и подарила украшения в виде синяков, шишек и разбитых носов.
Хорошо еще, что директор оказался нормальный мужик. Оглядел сначала щуплую для своих лет Василису, потом рослых опять же не по годам бугаев и с непередаваемым выражением спросил у столпившихся мамочек и их отпрысков:
– И эта девочка смогла побить ваших сыновей?
– Да-да, она самая! – горя жаждой мести, подтвердили родительницы хором.
– Ни за что не исключу ее. Это же будущая олимпийская чемпионка. Да она прославит нашу школу!
И хотя олимпийской чемпионки из Василисы не получилось, но в секцию бокса она пошла и даже кое-какие награды приносила. Драться честно, без гирек, оказалось куда сложней, так что вскоре Василиса оставила этот спорт. Да и не нравилось ей никогда махать кулаками. Куда приятнее было дружить с Аней.
Вот только сама Аня стояла на иерархической лестнице их улицы на самой низкой ступени, потому что ее мама работала на самых непрестижных должностях. То в школе уборщицей, то в магазине, то вовсе где-то на овощебазе. А отца своего Аня и не знала. Не исключался вариант, что и сама Анькина мамаша не имела точного представления об отце своей дочери. Тетя Света была еще той гуленой. А уж влюбившись, она вообще удержу не знала, шла за очередным проходимцем, иногда даже имени его не спрашивала. Такой у нее был порок. Тетя Света боролась с ним, но всегда безуспешно.
Но в периоды затишья любовной страсти она была хорошей хозяйкой и заботливой матерью. Возилась по хозяйству, играла с детьми, работала – и все время ждала свою истинную любовь. Сколько Анька себя помнила, мать всегда зачитывалась любовными романами, твердо веря, что ее принц вот-вот придет к ней, и узнавая его в каждом, кто обращал на нее хоть какое-то внимание.
Но к чести ее надо сказать, все свои беременности, от кого бы они там ни наступали, тетя Света сохранила и воспитание детей на государство не перекладывала. Она записывала детей на фамилию деда и отчества им давала по деду, своему отцу. И хотя двое братьев и сестренка Аньки так явно отличались внешне, что об одном отце и говорить не приходилось, отчество у всех было одно – Мефодьевичи.
Анька уродилась блондинкой и была в семье старшей. Поговаривали, что отцом ее был солист оперы, куда тетя Света сходила один раз в жизни, а вернулась с прибытком. Как бы там ни было, Анька все годы учебы и впрямь была запевалой в школьном хоре. Следом за ней шел Витька, рыжий крепышок, отчаянный бузотер и драчун. Энергия так и била из него ключом. Он был похож на тети-Светиного соседа Ваньку, погибшего, как говорили, при исполнении воинского долга.
Еще один брат, Вовка, был сухощавым и узкоглазым, сразу ясно, что здесь не обошлось без примеси азиатской крови. Об отце тетя Света и вовсе рассказывала какие-то небылицы – вроде как тот был то ли потомком индийских раджей, то ли правнуком китайского мандарина. Вовка и впрямь обладал непонятно откуда взявшимся высокомерием.
Наконец, последней у тети Светы родилась Валечка. Золотистой, легко впитывающей загар кожей, темными волосиками и ореховыми глазками она намекала, что могла быть дочерью Ашота, владельца маленького кафе, где тетя Света одно время работала официанткой.
Рождение Валечки тетя Гаяне восприняла болезненно. Она потребовала от мужа уволить официантку, что толстому Ашоту и пришлось сделать. Верно или неверно, что Валечка от него, но мир с законной супругой дороже внебрачного ребенка. Так он и сказал тете Свете, когда, пряча глаза, выплачивал ей зарплату за последние отработанные в кафе дни.
Но тетя Света не унывала. Остаться без мужа не казалось ей чем-то страшным. Государство платило ей как одинокой матери пособие, плюс приработки, плюс собственный огород и курочки, плюс помощь соседей, люди-то у нас добрые. Тетя Света была уверена, что в хозяйстве можно прекрасно обойтись без мужика. Вот без любви ей было никак не обойтись.
Тетя Света и была той соседкой, кому Василиса поручила присмотр за бабушкой. Только она из всех старых знакомых и оставалась еще в Карповке в ожидании своей подзадержавшейся где-то любви. Сколько Аня и другие дети ни звали мать к себе, тетя Света неизменно отвечала отказом.
– Нет уж! Столько ждала своего суженого, а теперь возьму и уеду? Даже и не просите. Вот-вот уже приедет, я чувствую.
– Ты это последние сорок лет чувствуешь.
– А теперь особенно ясно чувствую. И когда он наконец объявится, тогда уж мы к вам вместе с вашим новым отцом обязательно приедем.
Кто слышал, те крутили пальцем у виска. Виданное ли дело, на шестом десятке баба, а все о том же. Но Василисе упорство тети Светы даже нравилось. И бабушка, Василиса это знала, не считала тетю Свету глупой.
– Заблудились они в этой жизни, – говорила она о Свете и ее суженом. – Грешили оба много, потому и трудно им встретиться. Вот помру, попрошу там кого-нибудь за нашу Свету. Хорошая она, что бы там люди ни говорили. Хватит ей одной мыкаться. Как помру, так пусть и ждет суженого. Через сорок дней после моей смерти он к ней придет. Ждите.
Тетя Света и Анька, пожалуй, были единственными в поселке, кто общался с Василисой и ее бабушкой по собственной воле. Василиса никогда не видела, чтобы бабушка колдовала или читала какие-то заклинания, но по просьбам соседей она иной раз молилась перед своей иконой то за заболевшего ребенка, то за негодящего мужика, то за захиревший урожай. Когда дело налаживалось, бабушку благодарили, если проваливалось, ругали. Но никто из соседей не заходил к бабушке просто так. Никто, кроме тети Светы. Та ничего не боялась и громко смеялась над суевериями других.
– Я Нину Кузьминичну всю жизнь знаю, лучше ее человека еще не встречала. А вы все глупцы, если такое говорите.
Да, тетя Света была их лучшим другом, потому сейчас, постояв немного у домика бабушки, Василиса толкнула калитку не этого, а соседского дома. Прежде чем идти к бабушке, она заглянет к тете Свете, пусть та морально подготовит Василису к тому, что ей предстоит вынести. Да и посоветоваться с хорошим человеком никогда не помешает.
Уйдя с головой в свои мысли, Василиса и не заметила, что из окон бабушкиного дома на нее уставились две пары глаз. Не бабушкины глаза, а какие-то совсем чужие. Они проследили за Василисой, пока она не скрылась за дверью соседского дома, и принялись обсуждать, что им делать дальше.
Вот только без своего третьего они ни на что не могли решиться. Стоило этим двоим подумать о товарище, как в сенях раздался шум шагов. Кто-то приближался. Свой или чужие? Двое парней испуганно заметались по дому.
Не прошло и минуты, как в сенях раздался хриплый голос:
– Чего вы так топчетесь? Я еще из-за двери слышал, как вы носитесь.
– Хрущ, ты, что ли?
– А вам кого надо?
Из темноты выступила мужская фигура. Лица было не разглядеть, но голос Хруща был компаньонам хорошо знаком.
– Девчонка где? – спросил он хрипло.
– Какая девчонка?
– Я в машине сидел, видел, как она сначала по улице шла, потом у дома постояла, потом исчезла. Схватили вы ее?
– Нет.
– Почему?
– Не было ее здесь. Она к соседям пошла.
– Странно, – пробормотал Хрущ, – мне показалось, что девчонка возле бабкиных ворот стояла.
– Стоять стояла, – подтвердил один из тех, что прятались в доме, – на окна пялилась. Мы ее тоже видели. Были уверены, что сюда придет. А она вдруг передумала, повернулась и в соседний дом пошла.
Говорил этот человек словно в нос, распухший и скособоченный. Еще он держался за бок и при каждом вздохе болезненно охал, как будто внутри у него что-то все время болело.
Но другим было не до его страданий.
Хрущ протянул руку и снял фотографию со стены – Василиса, обнимающая бабушку и смеющаяся в объектив.
– Это та самая девчонка, я уверен.
Двое его подручных оживились.
– Бабкина внучка!
– Надо ее схватить!
Хрущу это предложение совсем не понравилось.
– Молчать! Я вам схвачу! Нахватались уже, наделали дел! Сидите теперь тихо и слушайте, что вам дядя Хрущ говорить будет. Только меня вы отныне слушаетесь и только мне даете отчет. Ясно?
Двое покивали головами. Вид у них был виноватый, словно у мелких нашкодивших зверьков. Эти двое напоминали каких-то мелких грызунов, а вот третий был из разряда более крупных хищников – гиен или волков.
Тетя Света была дома. Она вышла к Василисе, зевая и потягиваясь. Тетя Света всегда была красивой женщиной и с годами только вошла в самый смак. И кудри у нее вились, и тело было гладкое и стройное. И глаза блестели каким-то особым призывным блеском.
– Васька! – обрадовалась она. – Молодец, что приехала! И правильно, что без звонка!
– Как без звонка? Я вчера еще с бабушкой разговаривала и сказала, что приеду.
– Что ты говоришь?
– Ну да. Бабушка мне звонила. Просила приехать.
– Когда звонила-то?
– Вечером мы с ней разговаривали. Я сразу же на поезд и сюда. Всю ночь в пути провела.
– Странно, – удивилась тетя Света еще больше, закалывая попутно на макушке свои тяжелые косы. – Чего это бабушка так срочно надумала тебя срывать?
– Разве ей не стало хуже?
– Бабушке? Хуже? Нет, не было ей хуже. Вчера вечером я у нее была, все как обычно. Нормально она себя чувствовала, я бы даже сказала, хорошо.
– Может, после твоего ухода ей поплохело? – допытывалась растерянная Василиса.
– Она тебе в котором часу звонила?
– Около десяти.
– А-а-а… Да. Это и впрямь уже после моего ухода было. Я-то у нее часиков в шесть-семь была. Но если бы ей хуже стало, она могла бы мне позвонить.
– Может, трубка села?
– Какая трубка?
– Ну, которой звонить.
Тетя Света засмеялась.
– Ох, Васька, не знаешь ты ничего. Давно у нас не была. Звонок-то я к себе от твоей бабушки протянула особенный.
И, отодвинув слегка занавеску с окна, тетя Света показала колокольчик, привязанный за веревочку, которая уходила через окно куда-то наружу.
– Один конец веревки у меня, другой у твоей бабушки. Она дергает, колокольчик звенит. Мне сразу ясно, что я твоей бабушке нужна. По телефону-то пока еще дозвонишься, то связи нет, то еще чего, а тут все легко и просто.
Расстояние между домом тети Светы и бабушкиным и впрямь позволяло провести такой вид связи.
– И вчера бабушка не звонила?
– Нет. Может, оборвался где шнурок-то?
Василиса нахмурилась. Тетя Света это заметила и предложила:
– Ну что, пойдем к твоей бабушке вместе?
– Пожалуй, я одна пойду, – сказала Василиса.
– Тогда я чайку заварю.
И когда Василиса уже направилась к дверям, тетя Света внезапно произнесла:
– Слышь, Васька, может, это с тем священником как-то связано?
– С каким священником? – притормозила Василиса.
– Батюшка к твоей бабушке какой-то вчера приходил. Странный такой. Не наш отец Иоанн, а другой. Седой уже совсем, с бородой, в черное одет, крест на груди.
– А странный почему?
– Да кто его знает… Не похож он на священника, потому и странный.
– А почему не похож?
Но тетя Света, не отвечая на вопрос, словно в задумчивости пробормотала:
– И еще письма эти…
– Какие письма-то?
Тетя Света кинула на Василису внимательный взгляд.
– Бабушка и тебе ничего про письма не сказала?
– Нет. Я даже не знаю, что за письма такие!
– И я не знаю, – развела руками тетя Света. – Только письма твоей бабушке прошлый месяц приходили. И не одно. Два письма я своими глазами у твоей бабушки на столе видела. И странно так. Конверты с марками и не распечатаны, а она их прямо так снова в конверты запихивает. И самое интересное, что мне она их не дала в руки.
– А зачем она должна была тебе их давать?
– Обычно я для нее всюду хожу. И письма эти собиралась на почту закинуть. А бабушка твоя не захотела, сама почтальонше нашей в руки отдала. Я почтальоншу спросила, кому бабушка письма-то отправляет, только она у нас новенькая и вредная такая. Ничего мне сказать не пожелала. Сказала только, что далеко. А адрес, мол, не запомнила.
– Погоди, но если бабушка отсылала нераспечатанные письма, значит, она их и не читала?
– То-то и оно! Но мне сказать, от кого письма, все равно не захотела. Сказала лишь, что это личное.
– И давно они пришли, эти письма?
– Да уж с месяц, наверное, будет. Два письма я видела. Может, и больше было, то мне неведомо. И звонили еще ей без конца.
– Кто? – окончательно разволновалась Василиса. – Кто звонил?
– Тоже не знаю. Но кто-то звонил. При мне несколько раз звонили, и бабушка твоя трубку возьмет, послушает, а потом трубочку так аккуратно обратно на место возвращает. А лицо у самой довольное такое! Я ее вовек такой довольной не видела. Трубочку кладет, а сама бормочет.
– Что бормочет?
– Ну, я толком не расслышала. Что-то вроде того, что они у нее еще попляшут. Думают, что, мол, несколько раз о себе напомнили, я и растаю, как бы не так. Так она говорила.
– Погоди, а мне ты почему ничего не сказала?
– А что сказать-то? Что бабушке письма пришли? И что звонят ей? И потом, если бы она захотела, сама бы тебе сказала. Я думала, что она именно так и сделала. Мне-то ничего объяснять не стала, оно и понятно, я ей чужая. Но ты-то ей внучка, тебе она должна была сказать, что у нее за тайны такие.
– Нет, мне бабушка вообще ничего не рассказывала.
Тетю Свету это, видно, порадовало. Она даже приободрилась как-то. Оно и понятно, не так обидно быть лузером, когда ты в хорошей компании.
– Ну вот, – сказала она, – а потом этот священник пожаловал. Только не похож, если честно, он был на священника.
– Как же не похож, если ты говоришь, что крест на груди, борода и в черном весь был.
– Так-то оно так, а все равно не похож. Глаз у него подбит был. Разве священники дерутся?
– Я не знаю, – растерялась Василиса. – Наверное, нет.
– Вот, а этот, как вошел, сразу сказал, долго я, Нина Кузьминична, к тебе добирался и с подвохом. На автовокзале еще в Питере с каким-то мужиком сцепился, нос тому сломал и пару ребер. Ну, а ему только глаз подбили, да и то не сильно. Хвастался, что вроде как в плюсе оказался. У того нос и ребра, а у него один глаз.
– Священник точно не стал бы так говорить.
– А я о чем тебе толкую! А крест нагрудный – что? Крест любой нацепить может. И бороду отрастить тоже дело нетрудное. Я у отца Иоанна спрашивала, товарищ к нему вроде как приехал, а он и знать ничего не знает. Какой еще священник, спрашивает? Никого не жду, наоборот, сам по делам в город уезжаю. И уехал. Машину новую себе недавно купил, «Вольво». Чего не ездить?
– Сам купил?
– Говорит, что от епархии выдали, вроде как какой-то благотворитель подарил. Только сдается мне, что на строительстве храма можно не на одну машину наскрести.
Но Василиса предпочитала заниматься своими делами, а не судачить о чужих. Поэтому она снова вернулась к теме, которая интересовала ее по-настоящему.
– Ну, а бабушка-то как отреагировала на приезд гостя?
– Обрадовалась она. Обнялись они с твоей бабушкой, словно старые знакомые. Рады были увидеться, он особенно. Ну, и бабушка твоя тоже улыбалась.
– Да кто же он такой?!
– Родич, может? – предположила тетя Света.
– Никогда про таких родичей не слышала.
Откровенно говоря, Василиса вообще от бабушки про каких-либо родственников ничего не слышала. Про деда Василия, в честь которого Василису и назвали, бабушка рассказывала. Супружеская жизнь бабушки была короткой, но яркой и счастливой. Про маму и папу Василисы бабушка тоже рассказывала. По ее словам, оба они были замечательными людьми, потому Бог и прибрал их к себе пораньше.
Про своего собственного отца и мать бабушка рассказывала скупо. Но все же Василиса хотя бы знала, что эти люди когда-то жили на свете. А вот дяди-тети или там братья-сестры – этого словно бы у них и не было вовсе. Про них бабушка никогда и ничего не говорила. И ни Василиса с бабушкой ни к кому из родичей в гости не ездили, ни к ним никто не приезжал. И писем они с бабушкой тоже ни от кого никогда не получали.
А тут вдруг и письма, и звонки, и гость, а бабушка ничего Василисе по телефону объяснить не пожелала.
– Что же это за гость такой на голову свалился?
– Откуда же я знаю? Хотела выведать, да бабушка твоя меня прочь отправила.
– И ты скорей к отцу Иоанну побежала?
– А куда же еще мне деваться было, если твоя бабушка ничего мне объяснить не хочет.
В голосе тети Светы прозвучала обида. Она была любопытна, водился за ней и этот грешок. А еще она любила поболтать и сейчас с удовольствием принялась выкладывать Василисе информацию.
– Вчера около шести вечера, после работы, я к твоей бабушке заглянула. Слово за слово, поужинали вместе. После сидели, чай пили, я ей новый роман читать начала, интересный такой. Там у главной героини с личной жизнью совершенно не ладится. Вроде как у меня или вот у тебя.
– Почему? – поспешила возразить Василиса. – У меня ладится.
– Да? Хорошо, рада тогда за тебя. Мне-то бабушка о тебе совсем другое рассказывала. Да не о том речь. Слушай лучше, чего там в книжке делалось…
Василисе пришлось ее перебить:
– Ты о священнике, который к бабушке приехал, хотела рассказать.
– Ах да! Так мне и рассказывать-то особо нечего. Вошел, стоит, улыбается. Я сначала не поняла, что он к твоей бабушке. Да и она, сдается мне, его сперва не признала, настороженно так на него смотрела. Уж когда он заговорил, она встрепенулась вся и к нему потянулась.
– А что говорил-то?
Тетя Света наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
– Сказал: «Привет вам от Прохора Кузьмича. Осведомлялся он о вашем здравии, Нина Кузьминична. Мол, скоро ли к нам пожалуете. Заждались мы вас, сестра».
– Все?
– Вроде как и все. Странно так говорил, вроде и по-русски, а как-то чудно. Будто бы ХIХ век на дворе.
– А кто этот Прохор Кузьмич?
– Не знаю. Первый раз это имя слышу. Ты тоже не знаешь?
– Нет, – покачала головой Василиса. – Вроде как мелькнуло что-то в памяти, а что, понять не могу. А сестричка – это кто?
– Это он так к твоей бабушке обратился.
– Бабушка ему сестрой приходится?
– Вот и я тоже удивилась. Всю жизнь одна с дочкой, твоей матерью, а потом с тобой прожила. А этому человеку на его «сестру» почему-то отозвалась с радостью. Вроде как даже слезки на глазах выступили.
– И надолго этот человек у бабушки задержался?
– Может, он и сейчас там.
– Как это?
– Не видала я, чтобы он уходил.
Это понравилось Василисе еще меньше. Выходит, подозрительный старик, явившийся к бабушке, мог остаться там на всю ночь? И Василиса тут же вскочила на ноги.
– Я побегу… Я спрошу…
Нерешительность, которая внезапно со страшной силой охватила Василису, когда девушка стояла у дома бабушки, теперь так же внезапно отпустила. И Василиса легко и совсем не думая о последствиях побежала в свой дом.
Дверь у бабушки оказалась не заперта. И в самом доме было тихо и пустынно.
– Бабушка! – подала голос девушка, едва перешагнув порог. – Это я – Василиса! Ты меня звала – я приехала!
Но никто ей не отозвался. Василиса постояла, заново обвыкаясь к теплу дома, в котором прошло ее детство. Она чувствовала, что к привычным запахам бабушкиного дома сейчас примешиваются еще какие-то чужие ароматы. Пугающие и настораживающие. Василиса вошла в дом, который знала как свои пять пальцев и который всегда принимал ее как родную, и на душе у нее стало вновь тревожно.
Где бабушка? Где ее гость?
Рассказ тети Светы не шел у Василисы из головы. Что за мужик? Откуда он взялся? И самое главное, куда делся теперь?