11
В чем именно главное отличие обрезков от метелок, Кирилл узнал достаточно рано. То есть, в то время, конечно, он назывался вовсе не обрезком, а мальчиком. Милка же Рубиловская была, разумеется, не метелкой, а девочкой. Обычно об отличиях узнают либо дома, либо на улице. Приют был одновременно и домом и улицей…
Как-то они с Милкой забрались в пустой класс и, обмирая от страха и какого-то непонятного удовольствия, показали друг другу содержимое трусиков. Через две минуты за этим занятием их застукала Мама Ната, и Кирилл был немедленно препровожден в Темный Угол. Каким образом воспитательница наказала Милку, он так и не узнал: та почему-то не захотела потом рассказывать. После Мама Ната поговорила и с Кирюшей. Оказалось, показывать друг другу – это очень плохо. Некрасиво и опасно. От этого можно заболеть, заруби себе на носу! От этого синеет и отваливается, и нечем будет писать. И придется совсем не пить лимонада или пепси-колы. Совсем-совсем-совсем!.. «А у Милки, значит уже посинело и отвалилось?» – спросил Кирилл, помня, что не нашел там того, чего ожидал, а нашел, наоборот, совсем неожиданное. И Мама Ната, в свою очередь, не нашла ответа на Киркин вопрос. Лишь заметила, что подобные вопросы задают совсем нехорошие мальчишки и в очередной раз отправила воспитанника в Темный Угол.
После этого Кирилл с Милкой, прячась вдвоем, стали держать ушки на макушке, и воспитательницам ни разу не удалось поймать их. Довольно быстро Кирилл узнал, что у Милки вовсе ничего не синело и не отваливалось, а просто всегда было устроено по-другому. Получалось, что Мама Ната солгала, и Кирилл в первый раз понял, что взрослые тоже могут врать…
А потом прятки вдвоем сами собой прекратились, потому что у Милки обнаружилась настоящая мать – не Мама Ната и не Стерва Зина! – и девочка покинула приют, одарив Кирилла одновременно радостным и грустным взглядом. Другие же девчонки вовсе не стремились играть с Кириллом в подобные игры, а наоборот, сразу бежали ябедничать…
Через несколько лет, когда Кирилл уже вырос, Стерва Зина как-то позвала его в свой кабинет, посмотрела странным взглядом и задрала выше бедер подол белого халата, под которым ничего не было – лишь пухлое тело, курчавые черные волосы и странная розовая плоть, прячущаяся под ними.
– Ну? – сказала она опешившему Кириллу. – Что стоишь, как столб, крысеныш? Показывай, что умеешь!
И поскольку сразу выяснилось, что тот ничего не умеет, Стерва Зина взяла воспитанника за запястья и принялась учить. Это был самый интересный урок за все то время, которое Кирилл провел в приюте, урок, закончившийся тем, что оказалось много приятнее самых приятных снов…
А еще через некоторое время была Ритка Поспелова и полный облом, ибо с Риткой все было по-другому. И приступ растерянности, когда Ритка заявила: «Правильно говорит Мартышка. Ты еще салабон с висючкой! Вот у него как деревяха!»
С тех пор, едва Кириллу светило остаться наедине с метелкой, у него будто синело и отваливалось. Он тут же начинал бояться – жутко, панически – и стремился сменить курс на обратный.
А Петьку-Мартышку он бил смертным боем – теперь уже за «салабона с висючкой». И поскольку в Темный Угол дылду Кента было уже не поставить, воспитательницы отправляли его в карцер, на хлеб и воду.
Ритка, похоже, растрепалась всем и каждому, потому что вскоре Кирилл начал ловить на себе взгляды других девчонок: у одних – насмешливые, у других – жалостливые. Впрочем, последних было всего двое-трое, и все – откровенные крокодилы. Разве без хвоста и зеленой кожи…
Эти взгляды были еще одной причиной, хоть и не главной, почему он пошел в Галактический Корпус. Прочь с Земли, подальше от тех, кто его знал, от тех, кто был свидетелем его позора. Иначе, рано или поздно, он убил бы Ритку Поспелову и закончил свои дни на каторге. За умышленное убийство, как известно, дают пожизненный срок и отправляют на язонитовые рудники, чтобы срок этот не длился слишком долго.
Став же бойцом ГК, посчитал Кирилл, он всем докажет, кто тут салабон! А в первую очередь – самому себе…