Майор Радченко немного неловко выбрался из служебного «жигуленка», на ходу застегивая нижнюю пуговицу пиджака, по сумрачному арочному проходу направился к месту убийства. Вокруг доедаемого ржавчиной MB 190 за сараями с прогнувшимися от древности крышами уже вовсю кипела обычная полицейская работа – сверкали молнии фотовспышек; эксперты тщательно осматривали каждый сантиметр в кабине; ребята в форме оттесняли жидкую, но упорную кучку любопытствующих.
«На трупы глазеют! – закуривая, следователь с досадой качнул головой; остановился на минуту, с хрустом потянулся и шумно вдохнул смешанную с ароматным дымом вечернюю прохладу. – Хорошо-то как!»
«Хотя могло быть и лучше», – признал он тут же, окидывая невеселым взглядом бледно-желтые, словно кожа смертельно больного человека, стены типичного двора-колодца в Петроградском районе. Больно часто приходилось Радченко выезжать на убийства именно в такие места. В последнее время он мечтал увидеть хоть один современный, чистенький, светлый дворовой колодец.
Одно только нравилось майору в этих архитектурных воронках – тишина. Здесь не бывало ветров, которые так донимали на центральных проспектах, особенно у Невы.
Из внутреннего кармана донесся фирменный позывной Nokia. Радченко увидел на монохромном мониторе старенького 3310 имя дочери и приложил аппарат к уху:
– Да, Катюша.
– Пап, ты назад до десяти поедешь?
Радченко посмотрел на часы:
– Вероятно.
– Слушай, загляни по дороге в маркет, возьми булку. Магазин возле дома уже закрылся, а в хлебнице пусто.
– Ладно, куплю.
– И по обстановке возьми чего-нибудь еще. Мало ли, может, там кампания какая-нибудь, скидки…
– Ладно, посмотрю.
– Пап, не дуйся!
– Ладно, не буду.
Радченко действительно не дулся. Он слишком устал для этого. К тому же, иногда он не мог не признать, что при его зарплате необходимо быть экономным.
– Приедешь с булкой, мама тебя поцелует! – пообещала Катя и отключилась.
Ребята из оцепления на миг расступились, к следователю подошел розовощекий лейтенант и представился Кириллом Вишневичем.
– Это с вами я говорил по телефону? – поинтересовался майор.
– Так точно! Вызвать вас мне порекомендовал старший лейтенант Симаков…
– Сима? – ухмыльнулся Радченко. – А сам чего?
– Какие-то семейные проблемы… – пробурчал лейтенант.
Радченко верил. Он знал Лешу Симакова еще по практике, очень хорошо к нему относился. Толковый был парень, да и компанейский. Но слишком уж падок на женскую красу. Все предупреждали Лешу, что карьеру со слабостью к слабому полу не построить, а он отшучивался: «Возьму – и охмурю дочь генерала, тогда все у меня будет!» Но красавицы в генеральских семьях водятся нечасто, да и карьера Симу интересовала куда меньше, чем страстные объятия любвеобильных распутниц. Скольким женщинам он раздарил себя! Одних только жен у него было три, теперь вот четвертую мучил.
– Что у вас тут? – спросил Радченко, отбросив забавные воспоминания.
После слабого рукопожатия Вишневич встряхнул, расправляя, листок и, сверяясь с пометками на нем, доложил:
– Около девятнадцати ноль-ноль на машину обратил внимание проходивший мимо господин Блатов. Местный житель. Он и сообщил обо всем в полицию. По словам эксперта Круглякова, убийство было совершено в промежутке между семнадцатью и восемнадцатью. У сидящего за рулем нашли документы на имя Сергея Лавочкина.
Лейтенант исподлобья глянул на безучастного Радченко, которому названная фамилия явно ничего не говорила, и продолжил:
– Этот Лавочкин застрелен из пистолета в затылок. Личность второго пока не установлена…
Сержант запнулся, кадык на его толстой шее чуть дрогнул:
– Есть в нем нечто примечательное.
– Что же? – поинтересовался майор после короткой паузы.
– Вы лучше сами взгляните, – сдался Вишневич, беспомощно опуская руку с бумажкой.
Полицейские из оцепления расступились перед ними без вопросов. Попав в заветный круг, Радченко кивнул в знак приветствия эксперту Круглякову, упаковывающему вместе с ассистентом собранные вещдоки в два специальных кейса, после чего воззрился на трупы в кабине.
Пробежав немного брезгливым взглядом по изуродованному вылетом пули лицу Лавочкина, майор уставился на полулежащего в дальнем углу салона второго мертвеца. На вид парню было лет двадцать пять. Ничем особенным от своих сверстников он не отличался; разве что одет был отнюдь не по среднестатистической зарплате. Даже после смерти лицо сохранило столь светлое выражение, что можно было усомниться в причастности его обладателя к каким-либо темным делам.
Если бы не «нечто примечательное»…
Однако весьма примечательная деталь в общей композиции свидетельствовала о том, что убитый – один из людей Хлыста. Это был кинжал, торчащий из груди парня.
– Повторяется девяносто девятый?
Радченко перевел мрачный взгляд на подошедшего Круглякова, подумал немного и, глядя на искаженные предсмертным ужасом остатки лица Лавочкина, пробормотал:
– Боюсь, будет хуже.