Дорогой Курт,
Сегодня на уроке английского я оторвалась от письменной работы и увидела, что миссис Бастер печально смотрит на меня своими огромными выпуклыми глазами.
– Лорел, можно тебя на минуту? – позвала она меня после звонка.
«О нет, только не это», подумала я. Подошла к ее столу и встала, не поднимая глаз и надеясь, что она не будет притворяться, будто что-то знает о моей сестре, или спрашивать, что со мной не так. Учительница провела пальцами по своим светлым волосам и некоторое время помолчала.
– Ты так и не сдала мне первую письменную работу, хотя я разрешила принести тебе письмо позже, – наконец произнесла она.
Мне показалось странным, что она заговорила об этом, когда прошло уже полтора месяца. Какая ей теперь разница?
– Я знаю. – Мне стало неуютно от мысли, что миссис Бастер видит меня насквозь. – Я все еще пишу его.
– Обычно я не принимаю работы, сданные не вовремя, но мне бы хотелось видеть, что ты закончила письмо. Мне кажется, это важно для тебя…
Она не закончила фразы. Наверное, не решилась произнести вслух: «так как твоя сестра умерла». Мне хотелось сказать ей, что она ничего не понимает. И не поймет. Это наш мир. И в нем нет места для нее. Но я лишь кивнула и ушла.
Я смотрела на вашу фотографию, висевшую в моем шкафчике с учебниками, когда заметила кое-что еще. Приглашение на танцы в честь встречи выпускников. Оно было вырезано из красного картона в форме сердца, неровно и криво. Так вырезают валентинки в детском саду. Во мне на мгновение вспыхнула надежда, что оно от Ская. Но оказалось, что нет. «Ты пойдешь со мной на танцы?» – прочитала я. – «Эван Ф.» Меня замутило.
Я только раз говорила с Эваном Фридманом. Он популярный парень, один из самых популярных в девятом классе. У него очень бледное лицо, и, если честно, он похож на обезьяну-альбиноса. Звучит ужасно, но на самом деле он симпатичный. Он хорош во всех школьных видах спорта, отлично катается на скейтборде. Такое ощущение, что все в этом мире дается ему с легкостью. Мы с ним вместе ходим на алгебру. Пару недель назад я повернулась к нему, чтобы одолжить карандаш, потому что мой сломался. Эван сидел, засунув руку в штаны. Не в карман. Я посмотрела туда и тут же отвела взгляд. В горле пересохло, но, чтобы он не подумал, что я пялюсь на него, нужно было что-то сказать, и я, запинаясь, спросила:
– У тебя есть запасной карандаш?
Он дал мне тот, что лежал у него на парте. После этого я несколько раз ловила на себе его взгляд.
Приглашение Эвана удивило меня. Я и рядом не стою с его бывшей подружкой Бритт – блондинкой с накрашенными вишневой помадой губами, игривой как шампанское. Может, это из-за того, что я посмотрела тогда на его пах?
Я втайне надеялась, что меня пригласит Скай. С нашей поездки прошло восемь дней, и я все время высматриваю его в школе. На обед он не приходит, и я видела его только раз – он шел по коридору с парнями-одиннадцатиклассниками и девушкой в высоких сапогах, ее волосы были выкрашены в красный и черный. Она смеялась и касалась его руки. Проходя мимо меня, Скай поднял глаза и увидел, что я смотрю на него. Он кивнул в знак приветствия, на секунду задержав на мне взгляд. Я, должно быть, выглядела как дура – стояла там и пялилась на него.
Сегодня во время обеда Кристен с Тристаном сели за наш столик, и я рассказала им о приглашении Эвана.
– Мистер Популярность стопроцентно хочет залезть тебе в трусы! – воскликнула Ханна.
– Ну уж в свои-то он точно лазит, – ответила я.
Все расхохотались, потому что раньше я никогда подобного не говорила. Ханна даже чуть не обрызгала на нас соком изо рта.
– Ты пойдешь с ним? – спросила Натали.
– Не знаю. А вы идете на встречу выпускников? – спросила я Тристана и Кристен.
– Мы уже выросли из школьных танцев, да, детка? – спросил Тристан у Кристен, и она кивнула.
– Думаете, Скай тоже из них вырос?
– К сожалению, ответ утвердительный, – вздохнул Тристан.
– Судя по тому, что он не ходит на обед, – подхватила Ханна, – он предпочитает как можно меньше времени проводить в школе. И хотя его готовы принять в свой круг самые крутые ребята, он держится особняком, продолжая гордо носить титул «Мистер Таинственность». Поэтому девчонки и липнут к нему. Но конечно же, Лорел, я ставлю на тебя.
– Я тоже, – кивнула Кристен. – Но я знаю таких, как он. Он непостоянен. Такие, как он, заводят себе подружек только на время.
– А Тристан тоже из таких? – спросила я, желая правильно ее понять.
Кристен рассмеялась.
– До встречи со мной – да, – призналась она.
– Но она меня изменила! – воскликнул Тристан. – Я – живое доказательство того, что это возможно.
– Может, ты изменишь Ская, – предположила Кристен.
– Мы с прошлой недели даже не говорили с ним. Не знаю, нравлюсь ли я ему.
– Мне кажется, нравишься, – сказал Тристан. – Все-таки он позвал тебя прокатиться на своем секс-мобиле. А не говорит он с тобой с тех пор потому, что нервничает в твоем присутствии. Парни, знаешь ли, тоже могут стесняться.
Мне сложно поверить, что я заставляю Ская нервничать, но, надеюсь, Тристан прав.
Обед закончился, а я все еще не знала, как быть с Эваном. На алгебре я села подальше от него и пыталась не смотреть в его сторону. После урока я долго возилась с папкой, убирая в нее тетрадь и несколько раз открывая и закрывая зажим, рассчитывая, что Эван уйдет. Однако, подняв взгляд, обнаружила, что он стоит рядом.
– Ты получила мою записку?
Я несколько секунд тупо смотрела на него.
– Да.
– Это «да» означает, что ты получила ее или что ты пойдешь со мной на танцы?
После слов Ханны и Кристен я поняла, что мои шансы получить приглашение от Ская почти равны нулю, тем более что осталась всего неделя. Да и трудновато было сказать «нет» Эвану и его вырезанному из картона сердцу.
– О. М-м. Да, пойду, – ответила я и добавила: – Но не могли бы мы встретиться в школе? Я буду занята перед самыми танцами.
Я видела по телевизору разные версии свиданий, проходящих перед танцами – как девушки в атласных платьях сидят в каком-нибудь «Стейк-хаусе», нарезают на крошечные кусочки антрекот, который все равно не доедят, и попивают коктейль «Ширли Темпл» или «Девственная пинаколада»[32], а парни торопятся доесть, чтобы побыстрее перейти к делу. Друзья Эвана, наверняка, себя так и ведут. О чем мне с ними говорить?
Мне, если честно, не хотелось, чтобы он заезжал за мной. Сама мысль о том, что он войдет в наш тихий дом и увидит его изнутри, была невыносима. И не хотелось, чтобы отец вынужден был изображать радушие и доставать фотоаппарат, чтобы нас заснять. Мы больше не фотографируемся.
Эван все еще смотрел на меня, и я решила дать ему возможность отказаться от свидания со мной:
– Знаешь, ты можешь пригласить кого-то другого, кто сможет с тобой поужинать перед танцами. Я пойму. И не обижусь.
– Нет, все нормально, – ответил он. – Но после танцев ты будешь свободна?
Похоже, для него важно было только одно: сможет он потом пообжиматься или нет.
– Да, конечно, – пробормотала я.
Так что я пойду на первые в своей жизни танцы. С Эваном Фридманом и его корявым красным сердцем. А должна была пойти туда со Скаем.
Я смотрела, как собиралась Мэй на свои первые танцы в девятом классе. Как она наряжалась в красное платье – шелковое, а не атласное. Она была такой прекрасной. Полной жизни. Ее кавалер, Джастин Альварес – выпускник, приколол к ее корсажу букетик. Я наблюдала за ними, спрятавшись за дверью. К тому времени папа с мамой уже разошлись, но оба хотели проводить сестру на ее первые танцы, поэтому мама пришла к папе домой. Она сфотографировала Мэй, а папа пожал руку Джастину и сказал:
– Вернитесь к двенадцати.
У меня было такое чувство, будто одетый в красивый костюм парень уводит мою сестру прочь, в ее новую жизнь, которая была так далека от меня. Мне очень хотелось пойти с ними.
Мэй вернулась в два часа ночи и на цыпочках прошла в свою комнату. Она позвонила папе, сказала, что потрясающе проводит время, и умоляла его разрешить ей задержаться подольше. Он согласился и отправился спать, я же лежала в постели без сна, глядя в окно на луну и ожидая сестру. Услышав, что она вернулась, я открыла дверь в ее комнату.
– Ты должна это услышать, – сказала она и поставила диск. Заиграла песня The Lady in Red.
Мы слушали ее снова и снова. Я лежала на постели и смотрела, как Мэй распускает волосы, падающие кудрями ей на плечи, кладет вынутые заколки-невидимки на комод и стирает с губ помаду. Потом она опустилась на кровать рядом со мной и закрыла глаза. А песня все играла и играла.
Мэй заснула прямо в своем красном платье. Пайетки на подоле помялись, зажатые между ее бедром и простыней. Я никогда не видела никого прекраснее нее. Подумает ли обо мне когда-нибудь кто-нибудь так же?
Искренне ваша,
Лорел