Клеймёново
Тютчев и Фет. Почему они названы здесь вместе? Были Пушкин и Лермонтов. Они ушли из жизни, едва почав золотой век. Тютчев и Фет заполнили относительную пустоту в русской поэзии с 1840-х по 1890-е годы. А потом взрыв: Анненский, Блок, Сологуб и все, все, все…
Как скачкообразно развивалась поэзия! Пришёл Пушкин и над мощами классицизма совершил маленькую революцию. Начал писать стихи по-новому. Создал свой язык. Открыл новые темы. Новое звучание.
Лермонтов пережил его всего на четыре года. Потом допевать век остались двое – Фет и Тютчев. Их стих красив, спокоен, романтичен. Наполнен любовью. В нём нет лишней изысканности, нет надрыва. Именно поэтому о них часто забывают, строят мост прямо от Пушкина и Лермонтова к Анненскому и Блоку. Но у Фета и Тютчева есть мысль, глубина и редкое воссоединение всего себя с природой и миром. В этом –
правда их поэзии.
Потом пришла Цветаева, и снова – маленькая революция. Совсем другое чувство языка, пластика другая. От медлительных, плавных движений пушкинской речи переход к рваным, коротким, пёстрым цветаевским стихам. От огня к искре.
Но если быть хронологически честным, то следует держать в виду не связку Пушкин – Лермонтов и Тютчев – Фет, но Пушкин – Тютчев, Лермонтов – Фет. Пушкин и Тютчев были ровесниками. Когда Пушкин покорял и насыщал стихами Россию, Тютчев служил чиновником в Мюнхене. Всю пушкинскую эпоху он просидел за границей. Стихи начал печатать уже после смерти Пушкина, как второстепенное занятие…
И всё же снова – Фет и Тютчев. Два голоса, которые заполнили пустоту середины XIX века. Два рубина между золотым и серебряным веком. Они прожили долгую, относительно спокойную жизнь длиной в семьдесят лет, поскольку не были ни «героями», ни «гениями». В «эпоху гениев» никто из поэтов так долго не жил.
Фет неповторим и уникален тем, что был едва ли не единственным русским поэтом, сочетавшим поэзию с хозяйствованием в своём крепостном поместье. Причём помещик он был практичный, успешный, хваткий. Разбирался в сельском хозяйстве. Похоронен Фет под Орлом, в одном из родовых имений – селе Клеймёново. Сейчас там глухая деревня. Среди молитвенного безмолвия русских полей возвышается скромная церковь красного кирпича, окружённая ивами да берёзами. И такая заброшенность, упокоенность, такая простая до неприметности, затаённая красота вокруг, что стихи Фета, оказавшись в своём эпицентре, звучат как нигде и как никогда. Как вечность.
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идёт, и плачет, уходя.
Унылы пасмурные дни —
застыла голая природа.
Так смерть приходит – вон, смотри,
она стоит уже у входа.
А ты, поникший весь, сидишь, —
безмолвны гаснущие очи,
и кажется, что крепко спишь,
и маска пасть с лица уж хочет.
С руки обмякшей тёплый плед
сместился вниз, и обнажилась
синеющая плоть, и лед,
и комната заворожилась, —
и голова наклонена,
как будто силам тяготенья
в минуты гибельного сна
она несёт свои моленья.
Здесь всё сковал покой и мгла
накрыла. Пелена тумана
на два опущенных крыла
надела белые саваны
и ждёт недвижно за спиной
последних слов той жизни тленной,
чтобы забрать её с собой
и раствориться во Вселенной.