Глава III
Тайна номер раз
После обеда Митёк еще раз дал нам всякие указания по хозяйству и повел показать омшаник, где зимовали его любимые кусачие пчелы.
За углом дома, сзади, была небольшая лесенка с перилами, которая вела в подвал. Там было очень уютно. Сухо, тепло, пол засыпан чистыми опилками и пахло медом и воском. Стояли в рядок улья, в которых отдыхали пчелы; спали там, как медведь в берлоге.
– Вы сюда не бегайте без дела, – предупредил Митёк, – не беспокойте мой трудовой народец. Пусть он сил набирается к весне. За ними обещал дед Василий присматривать, будет иногда заходить. Вы его, ребята, без чая не отпускайте. Он очень хороший человек.
Мы это и так знали. Дед Василий нам здорово прошлым летом помог – вытащил из реки своим трактором целый сундук с сокровищами. И ни копейки за это не взял.
Он вообще такой – добрый и бескорыстный, только не очень везучий. Мечтательный такой, задумчивый. И, наверное, из-за своей мечтательности во всякие неурядицы попадает. Даже в мелочах. Станет утром обуваться, сунет ногу в валенок – а там мышь! Да еще кусачая. Пойдет за водой – обязательно упустит ведро в колодец. Колет дрова – непременно какая-нибудь щепка или сучок ему в лоб отлетит.
Но самая его большая неудача, по-моему, это его бабка, жена Клавдия. Вредная тетка, языкастая такая, все время его ругает ни за что и Непрухой дразнит. Но дед Василий на нее не обижается. Мирно проворчит только в ответ: «Всего делов-то, Клаша» – и занимается дальше чем-нибудь, другим людям помогает.
Ну как такого человека чаем не напоить…
Мы вышли из омшаника и полюбовались, как в чистом небе стали просвечивать первые звезды. Красиво так, робко. Помигивают себе, будто только что проснулись.
Вдали зубчато чернел спящий лес.
– Волки у вас зимой водятся? – деловито спросил Алешка. Будто на охоту собирался.
– Волки не водятся, – серьезно ответил Митёк. – А вот всякая нечисть… Вроде леших да ведьм… Этих полно. Но лешие обычно зимой спят.
– А ведьмы?
– Ведьмы? – чуть призадумался Митёк. – Ведьмы, они всякие бывают.
– Посмотреть бы, – помечтал Алешка. – Пообщаться.
– Не советую, – также серьезно ответил Митёк. – Пошли домой.
Вечером, когда взрослые уже стали собираться к отъезду, зазвонил папин мобильник. На связь вышел его сотрудник дядя Саша, который наверняка «пробил» серую «девятку», преследовавшую нас почти всю дорогу. Но как мы ни вслушивались в папины ответы, ничего полезного ухватить не смогли.
– Да, Саш, я. Ну что? Ага. Подожди, запишу. Черпаков, кличка Щелкунчик. Мошенник. Квартирный вор. Да вот и я не пойму, какие у этого жулика могут быть интересы к Интерполу. Ну, ладно, завтра разберемся. Спасибо, пока.
Странно. Какой-то мелкий мошенник вдруг устроил слежку за полковником милиции, сотрудником Интерпола. Но нас это не испугало. Потому что папа был совершенно спокоен. Ему эти всякие мошенники не опаснее комаров.
Между тем за окнами стемнело, в морозных узорах на стеклах засеребрился зимний месяц. Мы вышли на крыльцо. И тут же, словно он нас ждал, пошел легкий снежок. Снежинки были такие невесомые, что не ложились на землю, а висели в воздухе.
– Боже! – сказала мама. – Как хорошо! Светит месяц, падает снег. Комары не зудят, лягушки под ноги не бросаются.
– Дома теперь тоже хорошо, – намекнул папа. – Тоже никто не зудит и под ноги не бросается. И в моем кабинете по ящикам письменного стола не лазает. Поехали, мать, скорее домой. Пока там хорошо. Митёк, ты готов?
– Я всегда готов, – ответил Митёк. Он тоже в своем счастливом детстве бывал пионером.
Папа пошел прогревать машину, мама – проверять продукты, которые они нам оставили, а Митёк нам напомнил:
– Вы, ребята, деду Васе помогайте, ладно? Не наезжайте на него. Ему и так трудно живется.
– Прогнал бы он ее – и все! – решительно заявил Алешка. – Ведьма какая-то.
– А ты угадал, – то ли всерьез, то ли в шутку кивнул Митёк. – Клавдия до денег очень жадная, а здесь много не заработаешь. Вот она и решила знахарем стать. Насмотрелась по телевизору всяких экстрасенсов, стала к Нюше бегать, на консультации.
– А это еще кто? – спросил Алешка.
– А это наша местная волшебница – знахарка. Кстати, она в этих Шнурках живет. В одном доме – Астя с дедом, в другом – Нюша. Она хорошая, не вредная. Она всех травами лечит – и людей, и животных.
– А Клавдия кого лечить собирается?
– Вот этого, ребята, я не знаю. Даже беспокоюсь. Она хочет ведьмой стать, по полной программе. И, похоже, ребята, у нее на этом деле крыша поехала.
– Здорово съехала? – спросил Алешка.
– Здорово. Василий мне как-то по секрету сообщил, что она мечтает невидимкой стать и даже на помеле летать пробовала. В лунную ночь.
– Получилось? – выдохнул Алешка.
– Получилось, – вздохнул Митёк. – С крыши сарая грохнулась. Три дня потом на печке лежала. Нюша ей всякие примочки делала, а Василий помогал. Он ее жалеет, ребята. А то бы давно удрал. Да ведь знает, что она без него пропадет. Вот он и терпит. По доброте своей.
Тут папа посигналил, мама вышла из дома – все они сели в машину и уехали. Мы постояли на крыльце, изо всех сил помахали им вслед, посмотрели, как мигают в вечерних сумерках рубиновые габаритки и бежит по дороге, удаляясь, пятно света от мощных джиповских фар.
– Наконец-то, – сказал Алешка с облегчением, – пошли скорей.
– Замерз?
– Проголодался!
Когда ж он успел? Их что, в Англии не кормили?
Алешка распахнул дверцу шкафчика. За ней стояли в ряд банки с медом. Самым разным. Тут и гречишный, и липовый, и майский…
Алешка надолго задумался. Выбирая, с чего начать. И выбирал, по-моему, не по цвету и названию меда, а по размеру банки.
Выбрал. Трехлитровую. Обхватил ее обеими руками, вытащил из шкафчика, поставил на стол. Присел, демонстративно вытер пот со лба – уморился. Скомандовал:
– Дим, подбрось дровишек. Поставь чайник на печку. Сделай себе бутерброд с медом.
– А тебе? Два?
– Мне не надо, обойдусь. Ты лучше мне мед прямо в миску наложи – я так больше люблю, мне эти бутерброды в Англии надоели. – Он встал. – А я пошел.
– Куда? – удивился я.
– В кабинет Митька, – Алешка пожал плечами, – какой ты непонятливый. Обыск произведу. Надо же ключи от сейфа найти.
– Зачем?
Алешка ответил мне сначала ледяным взглядом, а потом снисходительно объяснил:
– Дим, мы здесь одни. Кругом зима. Дремучий лес. Зимние снега…
– Волки, – усмехнулся я. – Воют.
Но он не обратил на мою усмешку никакого внимания.
– А в Шнурках – привидения на чердаке. Ведьмы всякие. – И прошептал: – Нам нужно оружие.
При этих его словах дом ощутимо вздрогнул от неожиданного порыва ветра. Стало как-то неуютно. И я согласился.
Но поиски ключей пришлось на время отложить. На улице послышался треск мотоциклетного мотора и по окнам полоснул свет яркой фары.
– Какой-то сэр приехал, – усмехнулся Алешка, набрасывая куртку. – Визиты начались.
Мы выскочили на крыльцо. За калиткой стояло странное сооружение, похожее на мотоцикл на лыжах, с какой-то вертикальной палкой сзади. Верхом на сооружении сидело немолодое существо с громадной круглой головой. Оно соскочило со своего странного коня и оказалось нашим добрым знакомым – дедом Василием в мотоциклетном шлеме. Прибыл, значит, с визитом.
Мы подошли поближе.
– Попроведать пришел, – сообщил дед. – Как обитаете? В тепле, в сытости? Митрич наказал приглядеть за вами. – Он стал отвязывать от багажника сумку.
– Интересная машина, – сказал Алешка. – Зимний мотоцикл.
– Всего делов-то, – объяснил дед. – На лыжи поставил да назади пропеллер присобачил. Бегает.
Палка сзади в самом деле оказалась выстроганным из дерева воздушным винтом.
– Кататься будете? – спросил дед.
– А как же! – обрадовался Алешка. – Два раза.
– А чего ждешь? Садись! Энта ручка для сцепления, а энта для винта включения. Шибко круто не сворачивай – перекинешься. Пошел!
Алешка газанул, винт превратился в сплошной круг, ударил тугим напором. Помчался, бразды взрывая. В чистое поле. Дед Василий посмотрел вслед:
– Хорошо малой сидит. Как царевич на волке. Да и машинка годная получилась. Мне один дачник все говорит: «Давай меняться. Я тебе свой «Буран» отдам, новенький». «Не, – говорю, – я свово Буяна не сменяю на «Бурана».
В заснеженном поле мелькала звездочкой фара, чуть слышался ровный треск мотора.
– Ишь, гоняет, – одобрительно приговаривал дед, – ишь, гоняет.
Звездочка фары уставилась на нас и стала стремительно расти. У самой калитки Лешка лихо осадил «волка», спрыгнул с него. Глаза его сияли.
– Давай, Дим! Клево! Почти как на лошади.
Я, конечно, не отказался.
Машинка оказалась очень простой в управлении, послушной и ходкой. Она плавно неслась, казалось, не по снегу, а прямо над ним, будто летела, его не касаясь, гнала перед собой сверкающий снежный круг. В котором искорками метались редкие снежинки.
Я мчался чистым полем, и мне не хотелось останавливаться. До чего же хороша машина!
Вот тебе и Непруха! Золотые руки у деда Васи. И светлая голова. Когда он с техникой работает, никаких неудач у него не бывает. Техника его любит. И слушается. Как умная и преданная собака. Любой мотор у него заводится, каждое колесо крутится – «всего делов-то»…
Прямо передо мной, в полосе света, мелькнул ошалевший заяц и умчался куда-то в темь.
Я с сожалением повернул назад. И все время думал об этом дедушке. И додумался, что самая главная его непруха – это его вредная Клавдия.
Я остановил Буяна возле калитки. Дед Вася прихватил свою сумку, и мы пошли в дом.
На крыльце он вежливо обмел веником валенки, потоптался, стряхивая с них остатки снега.
– Чай будете? – вежливо, с уважением спросил Алешка. И зачем-то добавил: – Сэр.
– Сыр? – переспросил дед. – Не, я сала вам принес. И картошки.
Картошка была уже сварена, а сало нарезано розовыми ломтиками. Прямо пир получился. Правда, дед Василий засиживаться не стал, выпил чашку чая и заспешил домой:
– Клавдия заругается. Она у меня строгая.
Вредная, а не строгая, прочел я в Алешкиных глазах.
– Я к вам скоро зайду, – натягивая телогрейку, пообещал дед. – Пчелок погляжу, да и вам, чем надо, подсоблю. По хозяйству.
Мы вышли проводить его на крыльцо. Дед оседлал Буяна, нахлобучил шлем:
– Прощевайте, мальцы! – и только снежная пыль столбом.
Проводив деда, мы снова поставили на печь чайник и поднялись в кабинет Митька. Здесь был идеальный порядок. Прямо как в музее писателя-классика. Даже домашние туфли Митька высовывались из-под тахты ровно и аккуратно. А на его рабочем столе не было ничего лишнего. Только лежала стопка бумаги и какая-то начатая рукопись. А из глиняной пивной кружки ровно торчали карандаши и ручки.
Да, классический кабинет. И классиков здесь полно. Они смотрели на нас в виде портретов, висевших на стене. Смотрели с осуждением. Но нас это не смутило. Особенно Алешку. Он подошел к сейфу, потрогал его:
– Холодный, Дим. – Я кивнул: не печка же. – Начнем. Как папа про обыски рассказывал? От двери по часовой стрелке?
И мы начали поиск ключей. Сначала от двери по часовой стрелке. Потом от окна – против часовой. Потом вдоль, потом поперек, потом по диагоналям. А писатели со стен смотрели на нас вредными глазами. И тапочки из-под тахты ехидно подглядывали.
– Во запрятал! – рассердился Алешка.
– А может, он их с собой взял? – предположил я.
– Ну да! Митёк – он, хоть и писатель, но умный. Потеряются еще в дороге. Или украдет кто-нибудь. Он их здесь спрятал.
Откуда такая уверенность? И Лешка признался:
– А я их разговор с папой подслушал. Папа говорит: «Ты ключи понадежней спрячь. Ага, правильно. В самом неожиданном месте». Давай, Дим, ищи неожиданное место. – В туалете, что ли? – А я пойду подкреплюсь.
Прямо Винни Пух какой-то!
Пока мы бороздили во всех направлениях кабинет Митька, чайник вскипел и вовсю звенел подпрыгивавшей крышкой. Мы сели за стол. Леха вооружился деревянной ложкой, заглянул в свою миску. Укорил меня:
– Ну, Дим, я же не пчелка. Добавил бы.
Я добавил…
Через полчаса Алешка, отдуваясь, откинулся на спинку стула, облизнулся и признался:
– Устал. Давно я так не уставал, Дим.
– Ты бы зубы помыл, – посоветовал я. – И уши, по-моему, тоже все медом заляпал.
Алешка погремел рукомойником, споласкивая вымазанную медом мордашку, и вдруг прислушался:
– Дим, а это что? Воет. Как стадо волков.
И правда, снаружи донесся какой-то странный, непривычный для нас шум. Ровный такой, напористый. Будто приближался откуда-то тяжелый железнодорожный состав. Или «КамАЗ», груженный бетонными блоками.
Мы подбежали к окну.
На улице было уже совсем темно. Только высоко в черном небе сиял ясный до прозрачности месяц да в деревушке под горой мелькали слабые огоньки.
А шум приближался, нарастал. И вдруг все вокруг оказалось в снежном вихре – вздрогнул под его напором старый дом, задребезжали стекла, словно сердитый леший охапками бросал в окна крупный ледяной снег. Прямо как у Пушкина: сделалась метель.
Мгновенно исчез месяц. Исчезли огоньки в домах – как будто их разом погасили по приказу Чубайса.
– Не слабо, – сказал Алешка. – Наши не заблудятся?
– Не заблудятся. Они давно уже в Москве. Чай на кухне пьют. А Митёк им свой роман читает.
– А давай еще дров подбросим, – сказал Алешка. – И тоже чаю попьем. – Он подумал секунду: – Только без меда, ладно? Мы ведь не пчелы, да?
Мы пили чай, а за окном металась пурга. Она даже в печной трубе завывала и свистела.
Алешка часто подходил к окну, прижимался лбом к стеклу, заслонялся ладошками и вглядывался в белесую темь. Но ничего он не видел. Там был только сплошной бушующий снег, который вскоре залепил все окна. Будто весь дом оказался заваленным огромным сугробом. Даже как-то не по себе стало. Это – мне. А Лешка был в восторге.
– Мы, Дим, как в снежной пещере! Нас, Дим, занесло по шейку! Мы потерялись во мгле. Папа объявит нас в розыск. Нас будут искать бульдозеры и вертолеты. И МЧС на верблюдах. – При чем здесь верблюды? – А мы будем себе сидеть здесь и уничтожать Митьковы запасы продовольствия.
– В виде меда?
Алешка открыл рот, но не успел ответить – в шум пурги и метелицы вмешался вдруг тонкий комариный звон. В виде мелодии. Мы не сразу сообразили – что это, но, оглядевшись, просекли: на книжной полке ожил мобильник. Его, наверное, забыл или специально оставил Митёк.
Звонила мама.
– Как вы? – спросила она. – Не голодаете?
– Здорово, – ответил я. – У нас тут пурга и метель. Нас занесло снегом до самой крыши. А у вас?
Конец ознакомительного фрагмента.