Ханс-1
Халло, Виктор!
Конечно, я извиняю тебя за то, что так долго был вынужден ждать от тебя признаков жизни. Но все нормально. Это как с детьми. Мать всегда говорила обо мне: «Пока не вопит, с ним все в порядке». Поскольку ты тоже какое-то время должен был пребывать в ожидании письма от меня, теперь можешь догадаться: со мной все хорошо. И с моей Марией тоже. Другое дело, что, несмотря на годы семейной жизни с ней, мой русский все еще недостаточен, чтобы в одиночку и полностью справиться с переводом твоих писем. Позор и пепел да падут на мою голову. Я должен больше учиться. К сожалению, время уносится от меня как безумное. И с каждым годом все быстрее, так что я задаюсь вопросом, с каким ускорением мне еще по силам справиться.
Увы, читать твое письмо мне радости не доставило. Непереносимо видеть, что с тобой не все в порядке. Это хорошо, что твоя книга успешно расходится в Испании и во Франции. И жаль, что при этом ты существуешь с чувством, будто ничего не можешь изменить. Но положа руку на сердце: чего ты ожидал? Ты что, всерьез рассчитывал спасти мир или, по меньшей мере, изменить его парой сотен страниц? Парой искренних слов изменить осанку закостеневших в своих креслах политиков, не говоря уже о том, чтобы побудить их признать свои заблуждения и поменять политику? Извини меня – тогда я считал тебя умнее, чем ты есть.
Я в твоих строках читаю лишь о проблемах и разочарованиях. Даже фонд, наградивший тебя, на самом деле тебя наказал, выставив под обстрел, причем, возможно, сделано это было именно с этим расчетом.
А я мало что знаю о терках между консерваторами и кифферами. Честно говоря, я бы поржал над этим, если бы речь не шла о печальной реальности. Все, будь то политики или миссионеры, улучшатели мира, прокламируют все делать на благо народа. Но кто еще верит в это? Политики стоят на службе, чтобы увеличивать богатство. Свое собственное, а также богатство промышленников, банкиров и вообще тех, у кого более чем достаточно денег. Если ты вздумал спасти мир или его улучшить, для этого есть только один надежный путь: умножай богатых, умножай их, как в сказке. Невозможно? Тогда ищи признание у богатых, красивых и сильных. Завоюй их на свою сторону, для своего дела. Тоже невозможно? Тогда ищи путь, который еще никому не известен и которого, вероятно, не существует.
Если угрозы в твой адрес усугубятся, надо обмозговать, не следует ли нам выпивание Bockbier осуществить во Франкфурте-на-Одере. В любое время ты – желанный гость. Размышление следует расширить – а не лучше ли тебе собрать твой походный вещмешок и махнуть сюда, на Восток? Ни тебе кифферов, ни левых анархистов, ни тебе Шариата, ни одиночества. Только совместное сосуществование, которое для анархистов хуже чем ладан для чертей, потому что им такая жизнь скучна. Я думаю, и Акселю следует прислушаться к его умной жене. То, что сейчас стараются изобразить венцы, бранденбуржцы умеют уже давно. И, возможно, даже лучше. Тут нет никаких официальных законоположений или законопроектов. Их политически было бы непросто или даже невозможно провести. Бранденбург – это все еще Германия, а Германия – это Евросоюз. Но существуют неофициальные порядки, и они функционируют очень неплохо. Мы с Марией катаемся много, вдоль и поперек объезжаем эту землю, поскольку наш комивояжерский гешефт требует доверия между нами и покупателями. А ездя, мы многое видим. Но чего мы не видим – так это мечетей. Правда, это свежее и неожиданное впечатление для глаза? Хорошо, католических и евангелических церквей тоже не столь много, но все же они имеются, причем как церкви, так и их прихожане. И хотя, как ты знаешь, я не верующий, но это часть немецкой культуры. А нет мечетей – нет и мусульман. Конечно, проблемы есть и здесь. Юношеского пубертета никто не отменял. И тут встречаются несостоявшиеся судьбы и жизни, упершиеся в разорение. Но в общем и целом – мирное добрососедское сосуществование, которое во многом зиждется на широком выборе занятий для того, чем заполнить свободное время, не наступая соседу на нерв и сохраняя с ним дистанцию, обусловленную нашей культурной традицией. А футбол остается первым номером среди видов спорта. Ты же всегда был поклонником футбола? Как, удается еще найти зазоры в твоем плотном календаре и поиграть? Или старые кости больше не пускают на поляну? Что у Артура? Напомни, сколько ему лет? Эх, на такой вопрос я должен был бы ответить самостоятельно, но честно признаюсь, что забыл. Спортом он занимается? Как с тем, чтобы перенять твое мастерство бойца из рук отца и передать это по наследию дальше, потомкам? Или для такой перспективы никаких шансов? Что у него на уме?
Крапая тебе это письмо, я попутно размышляю: зачем ты вообще живешь в Вестфалии? Как может такой умный человек как ты, держаться за этот угол Германии? Твоя Мария очевидно не чувствует себя там как надо, а у Артура там слишком много возможностей наломать дров и заниматься ерундой. Так отчего ты до сих пор не на пути на Восток? То, что здесь тебе придется придерживаться правил дорожного движения, серьезной причиной считаться не может. Это тебе же на пользу, ты тоже моложе не становишься… Кстати, клубы боевых искусств имеются и здесь. Не знаю, удовлетворят ли они твоим высоким запросам, но почему не приехать и не попробовать? Тем более тут есть Ханс! Я! Я был бы так рад, если бы ты образовался поблизости от меня. Ясно, что ты много в дальних разъездах, но даже недели, даже дни, которые ты проводил бы здесь, дали бы возможность общаться, вместе совершать прогулки, и, может статься, тут или там пригубить рюмочку водки… Сколько еще оснований мне перечислить? Давай, напиши мне, если ты не считаешь их достаточными для переезда. Я тогда подберу еще парочку.
То, что моей ноги больше никогда не будет на западногерманской земле, можешь считать риторическим заявлением. Если я тебе понадоблюсь, я, естественно, приеду. Но то, что я уже никогда вновь не обоснуюсь там – мое слово.
С Акселем я поддерживаю лишь очень умеренный контакт. Дело тут не в недостатке симпатии, а в нехватке времени. Впрочем, возможно, не хватает общих тем, они стали слишком быстро исчерпываться. С тех пор, как я перестал заниматься боевыми искусствами, фундамент для общения треснул. Но я не драматизирую. Есть другие вещи, которыми можно заниматься вместе, например, грилить. Когда ты в последний раз гулял на природе, с шашлычком, с хрустящей зажаренной свининкой? Как у тебя сейчас со слюноотделением? Началось? А если я дополню это сочными сосисками, салатиком и свежим бранденбургским пивом? Уж это и Аксель и Гудрун любят не меньше, чем местные обитатели. Уж извини, дополнительных причин для твоего переезда сюда мне не следовало приводить, я обещал отложить это на случай твоих возражений. Но я найду еще…
А то, что там, в Брюсселе, живут как на другой планете, я не сомневаюсь. Но я не думаю, что пара полыхающих баррикад или единичные протесты свернут их со своего курса. Я полагаю, что готовится раскол Европы и что «Холодная война» выходит на новый круг. Правда, не уверен, что этот термин правомочно употреблять. В конце концов, это пережиток из времен борьбы коммунистов с капиталистами. И все-таки я вижу основания его использовать, поскольку это была война без армий, как и сейчас. Пока. Извиняюсь, я написал «пока». Надеюсь, так это и останется. Возможно, уход в самостоятельное плаванье Вены – шаг просчитанный, и имеет в качестве политической цели сохранить войну в ее холодной фазе. Теперь Вена в глазах одних «город-герой», в глазах других – это нехорошие ребята. Но мне представляется, что это лишь начало цепочки. А то, как будет протекать цепная реакция, ты сам более-менее описал. Я с интересом жду, как дело будет обстоять с Берлином. Будет ли вновь возведена стена? Только на сей раз несколько выше? Будет ли он освобожден? Как думаешь? Разве для журналиста разбираться в этом – не тема? Не попадание в яблочко? Писать об этом, присутствовать там, наблюдать своими глазами. Ох, извини, еще одно искушение для тебя. Я для себя решил привести хоть немного в движение свое тело, чтобы быть готовым к «Часу Х». Не имею представления о том, простят ли это намерение мои суставы, но тягу вновь их задействовать я порой испытываю. И ведь тоже задача, которую следует довести до конца: остаться сносным бойцом в летах. Кредит, взятый на наш дом, почти выплачен, моя Мария замечательно справляется с собственным бизнесом самостоятельно, а с тем, что на мою долю остается – интернет – страницы нашего маленького предприятия, рекламы, работы «телефонистки» и сопровождающего ее секретаря, я вроде бы справляюсь, так что, почему бы не сделать что-то для тела? Не желаешь ли мне в этом помочь? И не слаще ли мое предложение, чем описанная тобой «сладкая смерть»? Дадим нашим печеням еще один шанс и поучаствуем еще пару лет в этой жизни. Вопрос остается: Кельн или Франкфурт-на-Одере? Прежде чем отвечать, перечитай мое письмо еще разок, пожалуйста.
Да, и еще: твой главный тезис про Афганистан как причину нынешних бед я не до конца понял. Если можешь, сформулируй его еще раз в более простых словах, поскольку, как ты знаешь, мой русский не сто-о-оль блестящий и я не столь силен в политике, как ты. Хорошо бы, если у тебя выйдет достать для меня твою книгу, хотя я подозреваю, что ее немецкого перевода не дождаться? Или как? Вообще, что ты намерен сейчас делать? Ты ведь не собираешься, в самом деле, уйти в частную жизнь? И что с твоей Марией? Она приезжала к вам или ты не приветствуешь этого? Надеюсь, последнее не соответствует сути вещей. Что касается нас, то мы приступаем к подготовке к празднику. Не могу сказать, что я люблю Рождество, но нам есть чем заняться. А когда дни обжорства останутся позади, я рассчитываю осуществить свое намерение, о котором написал выше. Ты знаешь, по сути, я ленивое животное, но я надеюсь так пнуть сам себя, чтобы встряхнуться.
Вот такие дела, мой дорогой Виктор. Надеюсь, ты проведешь праздники не в депрессии и одиночестве, это тебе не идет. Если будет настроение, прыгай в поезд и на Восток, к нам. Я тебя встречу на вокзале. Только дай знать, когда. Если же нет, то попразднуй с людьми, которые для тебя что-то значат, и хорошо встреть Новый год. А мы, как обычно, будем рады приветствовать тебя, или вас, у нас, и желаем вам всего самого доброго. Пиши, я жду писем от тебя. Поскольку если ты не приедешь, то только они остаются. Все лучше, чем забвение.