Вы здесь

Писатель. Глава 10 (А. В. Молчанов, 2018)

Глава 10

Андрей прошел мимо дома художников с тремя застекленными мансардами – по слухам, в одной из этих мансард днем и ночью бывший классик соцреализма Кузовков рисовал обнаженных красавиц. Напротив дома художников стояла обойная фабрика – Андрей когда-то писал про нее серию статей, когда в 90-е из-за фабрики началась настоящая война между двумя группировками рейдеров и она несколько раз переходила из рук в руки, пока рабочие продолжали рулон за рулоном выпускать страшные обои с зелеными узорами. Этими обоями были оклеены все съемные квартиры, в которых приходилось жить Андрею.

Андрей вышел к реке. Слева осталось кафе «Чайка», в котором его приятель диджей Чикатило, он же бывший рокер по кличке Рыба, проводил в середине девяностых убойные рейв-вечеринки. Сейчас Чикатило перестал отзываться на прежние клички, надел костюм, ездил на «Хонде Цивик» и издавал рекламную газету.

За «Чайкой» стоял остов заброшенного двенадцатиэтажного здания. Когда-то здесь хотели построить пятизвездочный отель для интуристов. Но когда построили здание, то ли оказалось, что земля заболочена и здание может в любую минуту рухнуть, то ли у организации, которая занималась строительством, кончились деньги – тут версии расходились. Так или иначе, стройка была заморожена, и двенадцатиэтажная махина так и осталась стоять над рекой.

Вход в здание был заварен железными листами, а окна на первом этаже забраны решетками, но если подойти поближе, было видно, что в одном месте прутья решетки перепилены и отогнуты в сторону – как раз чтобы можно было пролезть человеку. Под окном стоял деревянный ящик. Тут явно бывали люди.

Андрей встал на ящик, схватился за решетку, потянулся и заглянул внутрь. Темно. Пахнет сыростью. Андрей осторожно, чтобы не разорвать одежду, протиснулся между прутьями и встал на бетонный пол. Тут же поскользнулся и схватился за решетку, чтобы удержаться на ногах.

– Черт, – сказал он, и звук его голоса гулко отозвался в пустых стенах.

Весь пол комнаты, в которой он стоял, был покрыт кучками испражнений, пустыми бутылками, окурками и разорванными пачками из-под сигарет. Осторожно, чтобы не вляпаться, Андрей прошел между кучками и вышел в коридор. В коридоре лежал наполовину выпотрошенный бумажный мешок с цементом и стояло ведро, из которого торчали обгоревшие щепки – видимо, здесь кто-то разводил костер.

Андрей прошел по коридору к лестнице. Посмотрел наверх. Лестница была без перил, но все пролеты были на месте. Андрей пошел наверх. Повсюду он видел следы пребывания человека разумного – пустые бутылки, окурки, консервные банки, целлофановые пакеты, газеты.

Однако во всем здании не было ни одной живой души. Андрей не представлял, что он скажет, если встретит кого-нибудь из местных обитателей. Вряд ли чужака встретят здесь с распростертыми объятиями. Могут и ножичком пырнуть.

Плевать.

Андрей дошел до последнего, двенадцатого этажа и остановился, чтобы перевести дыхание. Коридоры уходили налево и направо. Андрей повернул направо. Он шел мимо ряда дверных проемов. Это были пустые комнаты с черными дырами вместо окон. Они все были одинаковые. Все равно, какую выбрать. Например, эту. Или нет, пусть будет следующая. Андрей вдруг разозлился. Он понял, что просто тянет время. И, не дойдя до конца коридора, он свернул в предпоследнюю комнату. Балконной двери в комнате не было, он вышел через дверной проем и встал на балконе. Перил или какого-то ограждения на балконе тоже не было, прямо под ногами была пропасть. Андрей посмотрел вниз, туда, где через секунду будет лежать его тело. Внизу была бетонная плита. Годится. Андрею хотелось, чтобы наверняка. Не хватало еще остаться инвалидом.

Андрей поднял глаза и увидел церковь на другом берегу. Это была церковь, в которой Андрей крестился. Про эту церковь Николай Рубцов написал «живу вблизи пустого храма». Он жил вон в том желтом доме. У него там была комната. И Андрей вдруг подумал, что Рубцов мог убивать себя – пьянством, неустроенной жизнью, нездоровыми отношениями, потому что у него была в запасе вечность. А у него никакой вечности нет. Через секунду после того, как он сделает шаг вниз, его мир прекратит свое существование. Его романы, изданные под псевдонимом, не обеспечат ему даже двух строчек в энциклопедии. Разве что в газете напишут – покончил с собой журналист Андрей Розанов.

Андрей почувствовал, как к горлу подкатывает спазм. Он непроизвольно отшатнулся назад, схватился за подоконник, и тут его вырвало.

Нет, он будет жить. Он хочет жить. Он любит жить. Он будет пробовать снова. Будет писать. Он должен жить, чтобы писать.

Андрей вдруг испуганно оглянулся.

Что он делает здесь, в этом опасном месте?

Нужно срочно уходить отсюда.

А вдруг местные обитатели вернутся?

Что, если его убьют?

Андрей выбежал из комнаты и остановился. Куда? Направо, налево? Он забыл, откуда вышел. Где была лестница. В обе стороны расходились совершенно одинаковые коридоры.

К тому же вдруг как-то очень резко стемнело.

И тут слева, в соседней комнате, послышался какой-то звук – то ли треск, то ли скрип.

Андрей прижался к стене.

Звук повторился.

Как будто что-то горело.

Андрей присмотрелся и увидел полоску света. Он подошел ближе к двери и увидел, что она закрыта полиэтиленом.

Андрей прекрасно понимал, что нужно развернуться и уходить, но вместо этого он протянул руку и отодвинул полиэтилен.

Он увидел жилую комнату.

На стене висел толстый красный ковер. У стены стоял диван. Перед диваном – стол. На столе стояли тарелки, бутылки и пластиковые стаканчики. Окно и выход на балкон были завешаны темно-зеленой маскировочной сетью. И свечи – везде: на столе, на подоконнике стояли зажженные свечи.

В комнате никого не было.

– Чего встал, как неродной? Заходи, – сказал смутно знакомый голос за спиной. И кто-то легонько толкнул его в спину. Андрей сделал шаг вперед и оглянулся.