Пираты Балтийского моря. Сын Бога. Часть 1. Сокровища Тевтонского ордена (Эдгар Крейс)

Глава 1. Пожар

Дом Стояна, где он жил вместе со своим престарелым отцом, стоял самым первым от берега залива, прямо в дюнах, среди высоких и стройных сосен. В тёмные осенние ночи мощный ветер нагонял воду на песчаный берег и полностью его затапливал, подгоняя её прямо к бревенчатым стенам ветхого дома, покосившегося от времени и сильных бурь. Ветер налегал всей своей мощью на еле живые стены хибары и каждый раз норовил унести её в открытое море. Но проходили годы, а жилище старого рыбака каким-то чудом умудрялась удерживаться на своём месте. Отец говорил жителям рыбацкой деревни, что его дом оберегает коловрат и только именно благодаря ему его старый дом не забрало к себе море и не сожги меченосцы.

На все просьбы соседей: убрать из своего дома символ старой веры, старик с негодованием отвечал: «Наши предки на Руяне обходились без их веры, и дальше бы жили счастливо, если бы к нам в Аркон не пришли поборники человеческого распятия и не разрушили наше святилище Святовита. Кто теперь властвует на землях нашего острова Руяна? Немцы – слуги мёртвого человека! Теперь они и сюда пришли! Они не только наш, но и все другие народы заставляют ему поклоняться! Тьфу, смотреть на них противно! Совесть человеку неправедной верой не заменишь! Сколько костров и пожарищ эти ироды устроили, сколько людей за верность своим предков уже загубили, а сколько ещё уничтожат!». Соседи обычно с ним не спорили, ибо знали не только его крутой норов, но и его удивительные способности. – лечил людей он в деревне, но платы за своё лечение с них не брал, поэтому его и уважали, и побаивались.

Расположив свой инвентарь на скамейке, под глухой стеной дома, Стоян придирчиво разглядывал рыбацкие сети. Он тщательно проверял целостность ячеек и крепость узлов, удерживающих грузила и поплавки. Молодой рыбак изредка поглядывал на далёкий горизонт моря, которое отсюда казалось ему таким бескрайним. Там, вдали иногда появлялись большие суда, которые спешили в рижский порт с дорогим грузом из Ганзы или уходили из него обратно, груженые в основном товарами из русских земель. Когда появлялось очередное судно, Стоян откладывал в сторону железную, штопальную иглу, и долго глядел в след кораблю, пока тот не скрывался из виду. Тогда Стоян снова брался за иглу и продолжал латать сеть.

Престарелому отцу уже было не по силам рыбацкое дело, потому что оно требует от рыбака большой выносливости, твёрдой руки и зоркого глаза. Всё это уже в прошлом и теперь отец Стояна частенько присаживался на скамейку рядом со своим единственным сыном, складывал старые высохшие руки на набалдашник посоха, с которого во все стороны света сурово глядит четырёхглавый Бог Святовит и долго, не отрываясь смотрел на море, щурясь, – толи от старости и плохого зрения, толи от чрезмерно яркого солнца, толи от удовольствия. Он любит наблюдать за сноровистыми действиями своего сына и радуется, что Бог Солнца – Хорос и покровительница любви и супружества – Лада после стольких долгих лет, в конце концов, смилостивились и к старости подарили ему и его жене такого замечательного, крепкого и умного парня. Его горящие огнём волосы цвета восходящего солнца, и синие, как глубины моря, глаза ясно указывали ему на дарителей такого великого счастья. Стоян изредка перехватывал переполненный гордостью взгляд отца, но старался делать вид, что ничего не замечает. Внезапно его размышления прервали всполошённые крики деревенских мальчишек и нервное ржание лошадей.

– Отец, в нашей деревне чужие! – легко вскочив на ноги, крикнул Стоян.

– И кто это может быть? – вытянув морщинистую шею, недоумённо спросил старик.

– Сейчас узнаю, отец, – ответил Стоян, скрылся за стеной дома, и тут же быстро прибежал обратно. – Меченосцы за своей десятиной к нам пожаловали, отец!

– А чем же мы им отдавать-то будем, всполошено взмахнул руками старик. Рыбы-то в море в этом году совсем мало, самим еле-еле хватает!

– Иди в дом, отец, я попробую с ними поговорить!

Едва старый рыбак скрылся в доме, как подъехал всадник, а за ним шёл ландскнехт. Рыцарь в начищенных до блеска доспехах и с поднятым забралом, а второй, видимо, кнехт, в кирасе и шлеме – сопровождал его. За спиной у кнехта висел лёгкий, ручной арбалет. Рыцарь же держал правую руку на мече и стоял перед Стояном, в то время как у кнехта в руках был уголь и дощечка для записи изъятого оброка.

– Ты хозяин этой лачуги? – надменно спросил рыцарь, презрительно выпятив нижнюю губу.

– Хозяин приболел и не может выйти, а я его сын, – спокойно ответил Стоян.

– Веди сюда своего отца, я должен разговаривать именно с хозяином лачуги! – гаркнул педантичный немец.

– У него ноги болят и ему трудно выйти!

– Ты что, мне перечить надумал, батрак! – визгливо закричал рыцарь.

Кнехт, стоявший позади рыбака, тут же бросил в наплечную сумку писарские принадлежности и, сняв со спины арбалет и стал его торопливо взводить.

– Я не батрак, а свободный рыбак! – гордо ответил Стоян, с ненавистью глядя прямо в глаза рыцарю, вытаскивающему из ножен свой меч. – Наш Род испокон веков никогда не был батраками, а именно такие как ты согнали моих предков с наших исконных земель!

Рыцарь не дослушал и замахнулся на него мечом, но Стояна вдруг вытянул в направления всадника обе руки и резко повернул кисти, как бы стряхивая с них капельки воды и тут же лицо рыцаря стало пунцово-лиловым, он захрипел, уронил наземь меч и стал медленно заваливаться набок. Наконец железный истукан со страшным грохотом рухнул наземь.

– Колдун! – истошно закричал кнехт и тут же выпустил в стоящего недалеко от него Стояна болт.

Тот со свистом вылетел из арбалета и вонзился в спину рыбака. Удар был такой сильный, что болт прошёл навылет и на треть вошёл в землю перед стоящим Стояном, но он не упал, а медленно обернулся к врагу. Кнехт дрожащей рукой схватился за короткий меч, но тот вдруг заклинил и никак не хотел выходить из ножен. Отчаянно дёргая его, кнехт не отрывал своего взгляда от колдуна – он смотрел на него, не обращая никакого внимание на расплывшееся кровавое пятно на разорванной арбалетным болтом рубахе. Стоян из последних сил поднял руку и направил её в сторону врага. Глаза кнехта от страха остекленели. Так с остекленевшими глазами он замертво и свалился на землю.

Стоян начал оседать и терять своё сознание, когда к нему подбежали его друзья: здоровяк Всеволод и живчик Герка. Они молча схватили Стояна и быстро понесли его в дюны, благо они были совсем рядом с его домом. Пока рыцарские псы были чрезвычайно увлечены делом изымания подати у рыбаков и вокруг стоял такой шум от кричащих детей и плачущих женщин, то они ничего не слышали и не видели. Этим и воспользовались друзья Стояна. Всеволод и Герка осторожно положили друга на землю. Герка тут же принялся перевязывать Стояна, а Всеволод залег за пригорком и, оттуда стал наблюдать за происходящим в деревне.

Возле дома Стояна всё ещё лежали тела двух меченосцев, а возле них уже крутилось несколько рыцарей, сидящих верхом на лошадях, тут же были и пешие ландскнехты. Все они явно настороженно оглядывались вокруг себя. Они явно не понимали, что случилось с их братьями. Те лежали на земле без каких-либо признаков борьбы, и это их сильно смущало. Ландскнехт стоящий рядом с домом Стояна что-то закричал, указывая на дверь. Тогда один из рыцарей поскакал к дому и мечом срубил висящий над ней на верёвочке коловрат. Тут же ландскнехт поднял его с земли и подал рыцарю, а сам вбежал в избу и через некоторое время он уже тащил за собой беспомощного отца Стояна. Он кинул его прямо под копыта рыцарского коня.

– Колдун?! – рявкнул рыцарь и мечом указал на старика.

– Очевидно, что именно так! – в ответ прокричал кнехт.

– К магистру его! – приказал всадник.

Кнехт схватил старика и поволок куда-то, а один рыцарей поехал вслед за ним. У дома Стояна осталась ещё одна пара рыцаря и кнехта. Они продолжали осматривать труп рыцаря и кнехта. Затем кнехт остался их охранять, а рыцарь ускакал вслед за уведённым отцом Стояна. Всеволод лежал за пригорком и, сжав кулаки, смотрел на него. Герка напряжённо поглядывал то на здоровяка, то на Стояна. Наконец Всеволод не выдержал и захотел вскочить, чтобы ринуться на оставшегося в одиночестве кнехта, но Герка, который в это время, снял свою рубашку и разрывал её на части, крикнул ему:

– Если ты погибнешь, погибнет и твой друг!

Здоровяк ещё раз с ненавистью оглянулся ненавистного врага, и опустился на землю. Он обхватил руками голову, произнёс.

– Ненавижу! За что нам посылаются такие испытания? Чем отец Стояна виноват перед этими иродами?

– Я думаю, что отец Стояна поблагодарил бы нас, если бы нам удалось спасти его сына, – ответил Герка и, приложив огромный подорожник, заткнул рану на груди Стояна и крепко перевязал его. – Лучше помоги затянуть повязку покрепче, чтобы кровь остановить!

В это время полтора десятка закованных в броню Ливонских рыцарей сидели на своих конях прямо напротив разгорающегося пожарища и молча смотрели как ненасытное пламя поглощает хибару рыбака-язычника. Лёгкий морской ветер трепал их белые накидки, на которых красовались нарисованные ярко-красные крест и меч, а на их отполированных до блеска латах красноватыми отблесками отражались языки обжигающего пламени огромного погребального огня, устроенного ими из избы бедного старика. В центре шеренги, на чёрной лошади сидел щуплый, невысокий мужчина в одной кирасе, и в чёрном одеянии, поверх которого была накинута белая мантия с большим, во всю грудь красным крестом. Он недовольно морщился от летящих в его сторону с крыши горящего дома пучков соломы, но тем не менее продолжал неотрывно смотреть на языки пламени, пожирающего ветхое деревянное строение. Рядом с ним, на пегом коне возвышался крепкого сложения рыцарь, который с полным безразличием, совершенно не моргая, смотрел на огонь.

– Над дверью хибары рыбака висел вот этот еретический знак, господин магистр, – безразличным тоном произнёс рыцарь и протянул всаднику в чёрном, сорванный со входа в избу рыбака оберег – знак коловорота. – Ещё у этого еретика был в руках вот этот посох с их четырёхглавым идолом. Этих доказательств вполне хватает для вашего истинно справедливого решения, господин магистр, поэтому позволю себе сказать, что он понёс вполне заслуженное наказание. Вы совершенно справедливо приказали сжечь этого непокорного вероотступника вместе с его рассадником ереси и скверны, чтобы таким путём окончательно искоренять остатки ядовитых корней язычества на этой земле, освобождённой нами во славу Господа нашего для воцарения более достойной веры на этой грешной земле.

Магистр косо посмотрел на ненавистные языческие символы и каркающим голосом приказал бросить их в огонь. Его секретарь натянул повод у своего коня и неспешно подъехал поближе к горящей избе, совершенно не сторонясь обжигающего жара огня. Он размахнулся и бросил древний посох в огонь. За посохом в огонь полетел и оберег. Проследив за его полётом и убедившись, что и тот и другой скрылись в ярком пламени огня, секретарь развернулся и неспешно вернулся обратно в строй.

– Исполнено, господин магистр.

– Хорошо, нашли ли еще где-нибудь в этих хибарах, которые недостойны для жизни истинно верующего человека, что-нибудь непотребное? – поморщившись, прокаркал магистр и покосился ещё на две избы, которые уже совершенно догорали.

– Нет, господин магистр. Только в этом одном непотребном месте, что сейчас перед вами, мы нашли еретические знаки, а те две хибары мы подожгли дабы, данные нашим Господом в наше услужение язычники понимали, что уклоняться от уплаты десятины – это наказуемое деяние, которое никоим образом не может поощряться нашей властью и мы всегда будем жестоко наказывать их за уклонение от их святой обязанности перед нами.

– Ты прав, брат мой, нам нужно учить этих местных дикарей искреннему почитанию учения нашей единственно истинной веры, и учить их так, чтобы у них не было даже помысла нарушать порядки, установленные нами здесь раз и навсегда. Господь Бог дал нам в управление эти земли, и мы обязаны нести тёмным, необразованным племенам и народам истинный луч света – нашу веру. Это единственный путь избавления от Лукавого. Поэтому совершенно недопустимо и сурово наказуемо наличие в домах аборигенов подобных еретических знаков. Думаю, что местные дикари сегодня получили хороший урок и надлежаще запомнили его! Смерть наших воинов отомщена! Колдун мёртв, а каждый второй житель деревни будет наказан за недоносительство! Его имущество будет полностью изъято в пользу ордена, а он сам и его семья станут навечно батраками наших ландсгерров! – громко произнёс магистр и посмотрел на стоящих неровной толпой жителей рыбацкой деревни, чтобы убедиться, что и они слышали его слова.

Он специально сегодня согнал всех: от младенцев до еле стоящего на ногах стариков, чтобы те имели возможность посмотреть, как будет гореть их односельчанин. Жители деревни стояли прямо перед пылающим огнём так, что его жар охватывал их лица. Пламя пожарища разгоралось всё больше и уже казалось, что ещё немного и дальше терпеть этот жар будет уже невозможно. Матери, держащие на руках пронзительно ревущих младенцев, старались отвернуть от огня их раскрасневшиеся от жары лица. Они пытались прятать их на своей груди, но это мало помогало. Закалённые суровым морем рыбаки встали плотным строем в первой шеренге, чтобы хоть как-то защитить своих женщин от обжигающего жара огня. Они молчали. Их суровые лица не выражали ни каких эмоций. Они все, как один, смотрели на огонь. Позади них, в нескольких саженях железной стеной стояли немцы. Лишь редкое ржание лошадей, прерывало громкий треск огня пожарища и надрывный плач младенцев.

– Ваша правда, господин магистр, я абсолютно уверен в справедливости наших действий и искренне убеждён, что только наша вера может принести истинный свет Надежды этим дикарям и отвернуть их от Тьмы, в которую их затягивает язычество! – подобострастно ответил секретарь магистра и тоже покосился на собравшуюся толпу аборигенов.

– Пламя истинной веры нельзя погасить ничем, и они, в конце концов, поймут, что только наша вера – это истина в последней инстанции, дарованная нам Всевышним и только мы являемся её полноправными проводниками! – надменным голосом произнёс магистр и покосился на склонившего перед ним свою голову помощника.

Потом он перевёл свой взгляд на догорающую избу еретика. Над остатками её крыши торчал обуглившейся остов креста с кое-как висевшим на нём, обгоревшими останками человека. Стая воронья уже кружила над избой, предвкушая пиршество, но пока ещё не решалась снижаться. Птицы чуяли поживу, нервничали и раздражённо каркали, но едкий дым и остатки языков пламени и назойливое присутствие людей не давали им приступить к трапезе. Магистр посмотрел на стаю ворон, поморщился и почти в унисон им прокаркал:

– Поехали отсюда, брат мой, нам здесь больше делать нечего!

– Но ещё остался жив сын этого язычника, господин магистр, – махнув в сторону обгоревшего трупа, произнёс помощник.

– Смерть отца-язычника будет хорошей наукой его последышу, и я уверен, что он сделает из этого случая извлечёт надлежащий урок, а если не сумеет, то его тоже будет ждать незавидная участь его отца!

– На всё воля нашего Господа, – склонив голову, кротко ответил секретарь.

– Воистину нашими помыслами руководит наш Господь! – нравоучительно ответил магистр. – В путь, нас в Вендене уже ждут неотложные дела! По пути заедем в Ригу, навестим нашего уважаемого архиепископа, обменяемся с ним новостями.

Отряд собрался в походную колонну, и во главе с магистром тронулся в обратный путь. В арьергарде волочилось две телеги с трупами братьев-воинов, а к телегам были привязаны их лошади. Когда последняя повозка скрылась в прибрежных дюнах, из дюн выскочили Всеволод и Герка. Они подбежали к дому, откуда только что ушли меченосцы. Толпа жителей деревни расступилась перед ними. Над их головами раскачивался обгорелый крест, а на нём, прибитый гвоздями обуглившийся труп отца Стояна. Изредка, с громким треском в доме рушились прогоревшие брёвна, но труп старика, закреплённый умелой рукой служителя истинной веры, продолжал висеть.

Зайдя во внутрь того, что осталось от их избы, Всеволод и Герка стали пробираться к месту, где стоял крест с останками отца Стояна. Вороны, увидев, что большинство людей разошлись, осмелели и, не смотря на едкий дым, начали попытки пристроиться на обгоревшем трупе. Герка попытался найти под ногами что-нибудь, чтобы отогнать наглых птиц, но тут его взгляд натолкнулся на блестевший первозданной чистотой коловрат. Он выглядел так, будто мастер только что закончил над ним свою работу, и будто бы до этого вокруг не было ни жара огня, ни гари пожарища. Герка наклонился, осторожно поднял древний символ веры славян и заметил, что из-под валявшегося на полу обгоревшего бревна выглядывал посох отца Стояна. Он отпихнул ногой полуразвалившееся бревно и взял в руку посох. Символ старой веры тоже не хранил на себе никаких следов пожарища. Герка засунул посох за пояс, а коловрат положил за пазуху.

Затем вместе с Всеволодом осторожно сняли останки отца Стояна с креста и отнесли их к морю, чтобы обмыть солёной, морской водой. Сердобольная соседка принесла старую, потрёпанную простынку, но и за эту скромную помощь ребята были ей очень благодарены, потому что у них самих больше ничего не осталось и может это и хорошо, что их родителям не довелось увидеть, как горят их избы. Герка сбегал к старосте и принёс с собой видавшую виды лопату. Раздался громкий треск. Что-то упало за их спиной. Они обернулись на звук – это рухнул крест, символ веры незваных пришельцев. Странные пришельцы – они молились кресту, и на нём же распинали и сжигали живых людей.

Всеволод и Герка выбрали место для захоронения отца Стояна на вершине пригорка, в дюнах, совсем недалеко от того места, где стояла их изба. Как раз с этого места было хорошо видно море, которое так любил старый рыбак и это же место первым посещает восходящее над горизонтом солнце. Солнце, которое всю свою жизнь так боготворил его отец Стояна.

Никто из односельчан на его похороны отца не пришёл, хотя многие из них были обязаны ему своим здоровьем, а некоторые и самой жизнью. После учинённой меченосцами показательной расправы все жители деревни стали бояться друг друга. Каждый мог донести на каждого и только троица друзей осталась верна друг другу и не боялась предательства. Они все в этот ужасный день лишились своих жилищ. Их ещё больше сплотила общая беда – они лишились своего крова, а Стоян и отца. У Всеволода и Герки отцы ещё раньше навсегда остались в пучине моря, а матери ненадолго их пережили. Рыбацкая доля такая: идёшь в море и не знаешь – вернёшься домой с уловом или сам останешься в море на корм его обитателям.

Ещё не уверенно, при поддержке Всеволода и Герки, но Стоян сам стоял на своих на ногах. Друзья были поражены, но как только Герка повесил ему на шею коловрат, их простреленный вражьим болтом товарищ сразу открыл глаза и ещё слабым голосом сказал: «Спасибо!» и поцеловал символ старой веры. Потом живчик вложил ему в руку посох отца и через некоторое время Стоян уже сидел, привалившись к сосне, и не отрываясь смотрел на солнце. Он уже знал, что сотворили иноземцы с его отцом. Теперь они втроём стояли над его могилой.

– Что теперь делать будем? – тихо спросил Герка и посмотрел на своего друга, безмолвно стоявшего над свежей могилой отца с опущенной вниз головой.

– Мне самому здесь делать больше нечего. Староста нашей деревни так мне прямо и сказал, что он бы не хотел бы, чтобы в его деревне остался жить сын язычника, – продолжая глядеть на могилу отца, ответил Стоян.

– И куда же ты тогда пойдёшь? – продолжал допытываться Герка.

– Куда-куда, в разбойники пойду, а куда же мне теперь ещё идти! – подняв голову, с горечью ответил Стоян. – Буду мстить магистру ордена и его меченосцам за убийство моего отца, а заодно и всем богатеям, которые за его покровительство несут ему свои денежки, чтобы эта сволочь и дальше богатела, и продолжала убивать людей повинных только в том, что они думают не так как он сам! Сколько же этот ирод вместе со своими подельниками крови нашего приморского народа уже попили и не лопнет же гад! Всё такой же тощий ходит, сколько не жрёт – всё без толку!

– Не в коня корм! – усмехнулся здоровяк и похлопал себя по объёмному животу.

– Это точно! – поддакнул Герка и покосился на выпирающий авторитет своего друга.

– А знаешь, Стоян, меня теперь тоже здесь больше ничего не удерживает и, кроме того, не хочется терять такого друга, как ты! – задумчиво поглядывая в небо, произнёс Всеволод.

– Ну, раз вы, друзья, так порешили – значит и мне одна дорога – идти месте с вами! – откликнулся Герка. – Будем вмести их бить, пока хватит наших сил!

– Тогда как прежде – трое, как один! – с благодарностью глядя на своих друзей, произнёс Стоян и протянул им свою руку, ладонью вниз.

– Трое, как один! – ответил, рокочущим басом Всеволод и положил сверху на ладонь друга свою огромную лапищу.

– Трое, как один! – в тон друзьям подтвердил Герка и положил сверху на ладони друзей свою узкую, но жилистую ладонь.

– Я отомщу нашим врагам за тебя, отец и пусть наши Боги слышат мою клятву! Враги ещё горько пожалеют о содеянном! – громко крикнул Стоян, глядя в небо, и низко поклонился могиле своего родителя.

– Мы вместе будем мстить! – твёрдо, в один голос уверенно добавили его друзья.

Им очень захотелось побыстрее покинуть свою рыбацкую деревню, несмотря на то, что они провели здесь всё своё детство и юность. Друзья по дешёвке продали старосте деревни свои лодки и нехитрые рыбацкие снасти, кроме двух вещей – запасливый Герка приберёг свой рыбацкий невод, а Стоян оставил себе свой острог, которым он владел виртуозно. Теперь троица друзей имела при себе немного деньжат и была готова отправиться навстречу своей новой судьбе.

Глава 2. Начало пути

Яркое солнце стояло высоко, и жара летнего дня полностью вступила в свои права, но мохнатые кроны стройных, рослых сосен защищали путников от зноя. Торная лесная дорога была довольно широкой, и друзья шли по ней бок о бок, беззаботно переговариваясь и мечтая о будущем. Стоян очень быстро шёл на поправку, даже нельзя было сказать, что его лишь три дня назад прошил насквозь арбалетный болт. Даже следов от былой раны на его теле уже почти не осталось.

– Послушай, Стоян, а что ты думаешь делать, когда мы насобираем много-много денег? – заинтересованно спросил Герка.

– Если бы мне удалось собрать достаточно денег, то я бы хотел купить большой корабль и уйти на нём в море, – мечтательно ответил Стоян.

– А для чего тебе корабль, тем более большой? – удивлённо пожав своими здоровенными плечами, спросил Всеволод.

– Да, Стоян, зачем тебе нужен именно большой корабль? – поддержал друга Герка.

– Как для чего? – в свою очередь удивился Стоян. – Вы ведь родились и всю свою жизнь прожили рядом с морем, а теперь что, разве вы согласны так легко отказаться от его солёного, терпкого запаха? От его безграничного простора, крика чаек и шума прибоя? Нас против своей воли прогнали из деревни, лишили моря, а мы ведь уже породнились с ним. Все наши предки жили и умирали под пение моря. Разве мы имеем право отказаться от того, что нам завещано самой матушкой природой?

– Ну, ты и загнул, Стоян, прямо глашатай какой-то! Где ты только набрался этой болтливости? Сколько тебя знаю, ты у нас больше молчуном был. – улыбаясь пробасил Всеволод и с видом заговорщика подмигнул Герке. – Но я, всё-таки, не против поплавать по разным морям на большом корабле!

– Отец мне говорил, что наш предок был толмачом у великого славянского князя, который жил со своим народом на острове Руян. Наверное, от него мне и передалась его болтливость! – с лёгкой грустью улыбнулся Стоян.

– Толмачи – это те, которые с иноземными купцами разговоры ведут? – удивлённо покосившись на своего друга, переспросил Герка.

– Ну да, мой прадед умел говорить на разных языках. Знаешь сколько купцов со всех сторон света съезжались на остров Руян? – пожал плечами Стоян, – А кто их разговоры толковать князю будет? Как великий князь поймёт, чего они все от него хотят? На то такие люди и нужны. Не все могут на всяческих заморских наречиях разговоры вести, вот такие люди и помогают купцам и князьям общаться.

– Вот это, да-а! Везёт же людям, про разные страны разговоры меж собой ведут. Это ж сколько всего нового можно узнать! – мечтательно протянул Герка. – А вообще твоя мысль с кораблём мне тоже понравилась. Я бы вместе с вами поплавал по разным морям, повидал бы разные заморские страны. Посмотрел бы какие там живут девушки? Насколько они красивые по сравнению с девчонками в нашей деревне? Может и посватался бы к какой-нибудь заморской красотке, а потом бы и женился на ней. Детей бы завели…

– Вот купим себе корабль, тогда и сможешь приглядеть себе заморскую жену и будет она тебя ждать, – эта дивная красавица, долгими, тёмными ночами на далёком заморском берегу, и будет она томится от одиночества и отсутствия твоего внимания! – прервал размышления друга Стоян.

– Длинными ночами? – задумчиво переспросил Герка.

– Ага, и на таком далёком берегу, который тебе жизнь морского бродяги не скоро позволит увидеть. Так что, точно, – тосковать твоей красавице без тебя так долго, что даже и не знаю – хватит ли у неё сил выдержать такое тяжёлое испытание.

– А, знаешь, Стоян, я что-то раздумал жениться! Мне ведь пока и без жены хорошо и спокойно живется. Так зачем мне лишние хлопоты, заботы там всякие? Я ведь ещё совсем молодой, и потом, – этих красавиц в каждом у меня порту будет навалом, – настороженно глядя по сторонам, почему-то шёпотом произнёс Герка.

– Ты чего это, в лесу, и шёпотом стал говорить? – недоумённо оглянувшись, тоже шёпотом спросил Стоян.

– Там кто-то к нам скачет, – почти беззвучно ответил Герка и указал пальцем на дорогу, уходящую в глубь леса.

Стоян прислушался, и действительно услышал пока ещё слабый, дробный, глухой перестук конских копыт о сухую землю.

– Давай, ребята, быстро по местам, и действуем как раньше договаривались! – негромко скомандовал Стоян.

Он быстро спрятался в ближайших кустах. Герка же сноровистой белкой взлетел на дерево, а Всеволод развалился всей своей здоровенной тушей поперёк лесной дороги и полностью её перегородил. Друзья замерли и стали ждать одинокого путника.

Перестук копыт всё усиливался и наконец из-за поворота показался вооружённый всадник на чёрном коне с пристёгнутым к седлу шлемом и частично одетый в доспехи. На его груди развивалась белая накидка, которая была накинута поверх железного нагрудника. На ней был изображён знак ливонского ордена – красный крест, а под ним такого же цвета меч, повёрнутый остриём вниз. Отсюда и было у народа для них прозвище – меченосцы. Всадник стал постепенно сбавлять ход и, немного не доезжая до лежавшего на дороге человека, остановился. Настороженно огляделся по сторонам, и, на всякий случай, потянулся рукой за шлемом, который был прикреплён к седлу лошади.

В лесу по-прежнему стояла полная тишина, только изредка прерываемая трелями птиц. Всадник надел шлем, ещё раз огляделся и осторожно ткнул шпорами сапог бока лошади. Она стала медленно приближаться к неожиданному препятствию. Всадник потянул за повод. Лошадь остановилась, едва не касаясь копытами тела лежащего на дороге человека. Он продолжал совершенно неподвижно лежать на дороге с отвёрнутым в противоположную сторону от всадника лицом и не подавал никаких признаков жизни. Лошадь стояла, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Всадник сквозь решётку опущенного забрала пытался рассмотреть лежащего на земле бедно одетого человека и для начала определить – жив ли он, но неизвестный не шевелился, а его лицо было не разглядеть. Наконец, всадник вытащил прикреплённое к седлу копьё и попытался ткнуть им в лежащего на его пути мужика.

Копьё всадника больно ткнуло в бок Всеволода. Неподвижный человек вдруг своей мощной ручищей схватил за копьё оторопевшего от неожиданности всадника и со всей силы дёрнул его на себя и это действие стало для затаившихся друзей сигналом к действию. Латник от неожиданности выпустил копьё из рук, пошатнулся в седле, и тут на него сверху с дерева опустилась рыбацкая сеть. Он явно был не готов к такому повороту событий и, словно крупная рыба, затрепыхался в сетях, блестя начищенной до блеска чешуёй на летнем солнце. Тут же на него сверху с дерева спрыгнул Герка, а вскочивший на ноги Всеволод со всей своей недюжинной силой одновременно дёрнул всадника за ногу. Путник слетел с лошади и с грохотом упал на землю, прямо на спину, но, к его чести, он уже держал в руках короткий меч и ожесточённо им размахивал, стараясь не подпускать к себе лесных разбойников. Сеть, в которой он поначалу запутался, не выдержала такого бурного натиска острого металла и стала одновременно рваться в сразу нескольких местах, но тут из кустов выскочил Стоян и ловким движением остроги выбил меч из рук рыцаря. Тут же на него всем своим весом навалился Всеволод и доспехи поверженного рыцаря жалобно затрещали под его тяжестью. Пленник наконец-то затих. Силач для верности ещё пару раз огрел его своим кулачищем по железному шлему. Раздался громкий треск железа и тот глубоко вогнулся вовнутрь.

– Ты что, убил его? – суетливо забегал Герка вокруг восседавшего на пленнике Всеволода.

– Да, не-е, только трохи приложил, чтобы он так сильно не трепыхался, – смущённо пробасил Всеволод.

– Давай шлем снимай, посмотрим кого мы поймали, – стал командовать живчик Герка.

Всеволод ухватился обеими ручищами за шлем и со всей силы дёрнул его на себя. Раздался скрежет металла, перемешанный с диким воплем осёдланного всадника, и его голова с глухим звуком стукнулась о землю. Здоровяк снова приложился своей дланью пленнику по лбу и у того безжизненно закатились глаза.

– Ты же ему голову оторвёшь, увалень! Как он без головы с нами разговаривать будет?! – возмущённо взвизгнул Герка, будто это с него самого содрали шлем.

– Да что ты за него так переживаешь, впрямь, как за своего ближайшего родича? – заворчал Всеволод. – Он же немчура и балаболит не по-нашему! Как ты с ним вообще разговаривать-то собираешься и о чём?

– Ну, не знаю – как и о чём! – озадаченно пожал плечами Герка. – Но надо же его спросить, например, где это железное чудо свои деньги прячет.

– А чего его спрашивать! – удивился Всеволод. – Вон у него кошелёк на поясе висит.

Силач тут же, не раздумывая дёрнул за мешочек с деньгами и с корнем оторвал его от пояса пленника. В это время рыцарь стал подавать признаки жизни. Всеволод слез с него и встал рядом с лежащим на земле неприятелем, и стал поигрывать в своей могучей ручище отобранным мешочком с деньгами.

– Ты смотри, чтобы этот ворог на утёк не пустился! – озабоченно произнёс Герка.

– Да куда ж ему бежать после моей-то ласки? У него поди ещё головка кружится! – усмехнулся здоровяк и обращаясь уже к Стояну спросил: «А ты где это так ловко острогой научился орудовать?»

– Отец научил, а его самого – его отец учил. Вот оно, когда наука отца мне пригодилась. А я всё думал: «Зачем мне, рыбаку, всё это нужно? А оказывается, что действительно полезно знать и уметь побольше!».

– Не тебе, а нам, – осторожно поправил товарища Герка. – Если бы не твоя острога этот супостат нас бы ещё покалечил нас своим мечом.

– Согласен – нас! – принял поправку друга Стоян. – Смотрите, а он уже свои глазёнки стал открывать. Кажется, сейчас пытается вспомнить: что с ним произошло и где он сейчас находится?

Раздался надрывный кашель, а потом какое-то непонятное бормотание. Пленник попытался привстать, но Всеволод, не церемонясь, грубо прижал его ногой к земле, и тогда бывший всадник снова что-то попытался им сказать на своём языке, но уже более внятно.

– И чего это он нам хочет сказать? – недоумённо спросил Герка и посмотрел на Стояна.

– Он просит вернуть его мешок с деньгами, и немедленно отпустить его на свободу, иначе нас покарает Всевышний и острый меч Ливонского ордена. Но если мы его отпустим, то нам всего лишь милостиво отрубят головы за наши варварские действия против рыцаря ордена.

– Это что такое? Это мятое железное чучело нам грозит ихним поганым мёртвым идолом на кресте? – удивился Всеволод и со всей силы прижал ногой пленника к земле.

Снова раздался неприятный металлический хруст его панциря, и бывший бравый всадник вновь оглашено заорал на весь лес.

– Тише ты, поганый инородец! – рявкнул Всеволод и замахнулся на лежащего рыцаря своим здоровенным кулачищем.

Немец быстро осознал, что угроза здоровяка может быть приведена в действие гораздо быстрее, чем он дождётся помощи своего небесного покровителя и тут же замолк.

– А откуда ты, Стоян, по-ихнему понимать могешь? – оглянувшись на своего друга, удивлённо спросил Всеволод.

– Я уже вам говорил, что мои предки толмачами были, вот отец и сохранил знания своего предка и сумел передать эти знания мне. Вот и снова наука моего отца пригодилась, а я всё думал: «Зачем это он меня учит языкам, которыми у нас в деревне никто не пользуется?». А теперь я понимаю зачем, ведь эти знания и за морем нам потом смогут пригодиться, когда мы свой корабль купим. Так что, ничего в жизни просто так не происходит, потому что наши Боги точно знают – кому что надо наперёд дать!

– А что мы с ним теперь делать будем? – задумчиво поглядывая на тихо лежащего на земле пленника, произнёс Герка.

– Надо посмотреть, что у него ещё полезного для нас есть. Может иноземец чего ценного везёт с собой, ведь куда-то он на своей лошади скакал. А, кстати, куда его лошадь подевалась? – завертев головой в разные стороны, спросил Стоян.

Герка мгновенно сорвался с места и бегом скрылся за поворотом. Стоян и Всеволод остались с рыцарем, который почему-то начал нехорошо усмехаться, но его улыбка быстро сползла с его лица, когда из-за поворота показался живчик, ведущий за повод попытавшуюся убежать лошадь.

– От меня ещё в жизни никто не убегал! – издалека громко крикнул Герка и радостно помахал своим друзьям рукой.

Лошадь пленённого понуро шла за своим новым хозяином, а он её время от времени нетерпеливо подёргивал за уздцы, подгоняя её шаг. Несмотря на то, что она была боевая у Герки лошадь себя вела тише воды и ниже травы. Умеет же живчик общаться и не только с людьми.

– Вот, принимайте беглянку! – радостно прокричал он, подводя лошадь к ожидавших его друзьям.

Немец, увидев свою лошадь, недовольно отвернул лицо в сторону от поглядывающего на него верзилы и зло сплюнул.

– Чего это ему вдруг собственная лошадь не понравилась? – удивлённо пробасил Всеволод.

– Укачало его, наверное, от долгого пути на ней. Вот и шугается теперь от бедной животинки. Думает видно сердешный, что мы его в своё логово на ней повезём! – усмехнулся живчик.

– Нее-е, ребята, тут явно что-то другое, – с сомнением в голосе произнёс Стоян и подозрительно посмотрел на лежащего на земле пленника. – А ну-ка, Герка, осмотри получше его лошадь! Он своему начальству что-то ценное везёт!

– Сейчас посмотрим, что он на неё там навьючил на бедную животинку! – довольным голосом произнёс Герка, почувствовав близость добычи, и стал снимать с крупа лошади перемётную сумку.

Он раскрыл её и разом вытряхнул всё содержимое на землю. Вместе со всякой мелочью с глухим стуком упал и кожаный тубус. Увидев его, пленный попробовал привстать, но тут же здоровенная ножища Всеволода припечатала его обратно к земле и ему оставалось только недовольно застонать

– Что это он так забеспокоился? – заинтересовался здоровяк.

– Наверное, здесь и есть что-то важное, что он везёт, вот и суетится бедолага. Сейчас проверим: что это он так сильно разволновался, – одновременно косясь на пленника, произнёс Стоян и протянул руку за тубусом.

Герка отдал его другу. Он осторожно взял в руки вещь, которая так разволновала пленника, и открыл её большую медную застёжку. Внутри тубуса оказалась свёрнутая в рулон бумага. Восковая печать висела на шёлковой нити, которой было перевязано само послание.

– А что это там внутри бумаги? – нетерпеливо спросил Герка, заглядывая через плечо друга.

– Сейчас увидим, – заинтересованно произнёс Стоян и вытащил из тубуса свиток.

Развернул его, он углубился в чтение. Какое-то время вокруг стояла тишина, изредка прерываемая недовольным сопением пленника.

– Ты чего-нибудь понимаешь в этой писанине? – нетерпеливо спросил живчик.

– Кажется, да! – радостно произнёс Стоян и, взглянув на небо, произнёс: «Спасибо тебе ещё раз, отец!».

– Ну, что там, давай, говори скорее, а то мне уже прямо невтерпёж! – произнёс Герка и призывно затеребил локоть своего друга.

– Подожди, я давно не читал на латыни. Сейчас переведу.

– Так ты что, на разных языках понимаешь, не только на немецком? Во, наш Стоян даёт! Слышь, здоровяк, а не зря мы с тобой его всё время умником называли! – восхитился Герка.

– Похоже, друзья мои, что скоро московский князь на меченосцев войной пойдёт! – оторвав свой взгляд от донесения, тихо произнёс Стоян, – Значит война будет, ребята. Об этом и хотят известить магистра ордена.

– Может, хоть наши соседи этих немчур поганых прогонят от нас, надоели уже так, что мочи просто никакой нет! – воскликнул Всеволод.

– Да уж, а что мы теперь делать будем? – недоумённо воскликнул Герка.

– Помогать славянам будем! – резко ответил Стоян и так посмотрел на лежащего на земле немчуру, что тот всё понял и без перевода.

Притихший было пленник, пользуясь тем, что здоровяк снял с него свою ногу, стал потихоньку отползать поближе к кустам. Но в этот момент Всеволод обернулся:

– Куда! – рявкнул он громовым голосом, и немчура от страха мгновенно застыл на месте.

Глава 3. Замок Венден

Недалеко от Риги, всего в пятидесяти милях к северо-востоку от неё, среди густых лесов, на живописных холмах возвышается замок Венден. В нём расположилась резиденция магистра Ливонского ордена. Вокруг него распологался небольшой городок с тем же названием, который жил за счёт торговли с замком. Глава ордена выбрал это место не случайно, и не только потому, что здесь находился важный торговый путь на север в Ревель и Дерпт. Не только потому, что место было достаточно удобное с военной точки зрения для обороны крепости, но и потому что именно здесь магистр мог чувствовать свою исключительность и не находиться постоянно в тени архиепископа. Только здесь он ощущал всю полноту своей власти над своими подчинёнными и в тоже время абсолютную собственную безопасность, чего нельзя было сказать о его старой резиденции в Риге, откуда его не так давно силой оружия попросили своевольные жители этого города. Хотя в Риге и был свой городской магистрат, а значит и городская власть, но зачастую по серьёзным вопросам все смотрели в рот прямому назначенцу Папы Римского, ибо он знал на чью сторону в определённое время нужно склонится. Самому же Папе Римскому с политической точки зрения было выгодно держать баланс в восточных землях между всеми тремя силами, но это не исключало случаев, когда хорошее подношение позволяло всё-таки получить его благословение в каком-то споре. Но, к сожалению, здесь был маленький, но достаточно неприятный нюанс: следующее хорошее подношение от твоих противников могло в корне поменять его точку зрения главы католической церкви. Поэтому Венден оставался той точкой, которая находясь совсем недалеко от Риги позволяла главе ордена постоянно держать свой занесённый меч на капризной Ригой и тем самым хоть как-то воздействовать на её правительство. Для этого он расположил в замке самые боевые подразделения Ливонского ордена.

Папа Римский замышлял орден, как карающую десницу католической церкви во вновь обретённых землях. Орден должен был силой своего оружия помогать католической церкви нести местным жителям истинное слово Божье. Но, как говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай!». Магистр ордена строго следовал этому, уже веками проверенному, принципу жизни и имел свои виды на развитие ситуации в Ливонии. Постоянная борьба, которую он вёл не только с иноверцами, но и внутри ордена создавало крайне много проблем. Поэтому глава ордена очень сильно опасался за свою жизнь и поэтому же возле себя в крепости он оставил только самых лучших из лучших воинов, а всех остальных распределил по различным гарнизонам и крепостям. Из наиболее преданных лично ему людей он назначил в эти крепости комтуров, которые в меру своего разумения руководили на местах военной подготовкой вверенных им подразделений. Магистр регулярно требовал от них отчётности за проделанную работу, но все они, не сговариваясь, слали ему только свои отписки, что, дескать, всё хорошо и беспокоиться особо его высочеству не о чем. Самому же магистру было не с руки часто ездить по комтурствам с инспекцией и поэтому он удовлетворялся присланными отчётами от местных военно-начальников. Кроме того, магистр пользовался часто пользовался слухами и сведениями от иногородних купцов, которые приезжали в город Венден со своими товарами и поэтому ему удавалось время от времени узнавать некоторые подробности жизни своих комтуров. Это, в свою очередь, могло приводить к их замене и возникновению отдельных внутренних междоусобицам. Конкуренцию между комтурами никто не отменял, а напротив магистр её всячески поощрял, чтобы у его рыцарей не было возможности объединиться против своего главы ордена. Поэтому между комтурами часто были взаимные неурядицы, которые приводили и к небольшим войнам внутри самой Ливонии. Это несколько ослабляло страну, но в тоже время позволяло магистру постоянно выступать в качестве миротворца. Ему приходилось вмешиваться на чьей-либо стороне, но он не любил выбирать сам, а зачастую оставлял своим комтурам самим выяснять свои взаимоотношения, а потом становился на сторону сильнейшего. Путём такой нехитрой дипломатии он проводил естественный отбор среди своих рыцарей и одновременно укреплял свой авторитет и поэтому, на очередных выборах всегда оставался единственным кандидатом на звание магистра Ливонского ордена.

Вальтер фон Плеттенберг в этот день сидел за письменным столом в своём Звёздном зале, который он унаследовал от предыдущих владельцев замка и работал над посланием магистру Тевтонского ордена. Несмотря на то, что тот значительно ослаб после битв с поляками и литовцами, он всё же ещё сохранял за собой право старшего брата в отношениях с Ливонским орденом. В тексте своего письма владелец Венденского замка в очередной раз жаловался на русского царя Ивана, который имел наглость построить на реке Нарва новую крепость и сосредоточить в ней свои войска. Слава Богу шведы некоторое время назад разгромили укрепления русского правителя, но он вновь подтянул дополнительные силы и отстроил крепость лучше прежней, что сильно опечалило магистра. По его разумению все эти приготовления московитянина будут способствовать тому, что у него может появится возможность сорвать усилия Ливонского ордена по недопущению поставок ганзейского металла и вооружения на Русь, а это было бы чревато, ибо срывало планы успешного наступления Ливонского ордена на Псков, а дальше на Москву. Что в свою очередь сильно задерживало установление на русских землях абсолютного католического влияния римской церкви. Он уже хотел поставить последнюю точку в своём послании, когда к нему тихо подошёл его секретарь.

– Что у тебя? – медленно оборачиваясь к нему, недовольно прокаркал магистр.

– К вам прибыл гонец с восточных земель нашего ордена, мой господин.

– Так давай его сюда, что-то он сильно в этот раз припозднился. Я его ждал с известиями ещё вчера.

Секретарь ничего не ответил на риторический вопрос магистра, но лишь поклонился и выглянув за дверь зала, что-то крикнул. Спустя мгновение, в личный зал магистра неуверенной походкой, будто нашкодивший школяр, вошёл невысокого роста человек. На нём клоками висели обрывки грязной, изодранной рубахи, а на холщовых бриджах красовались большие чёрные и тёмно-зелёные пятна. Его руки были усеяны синяками и кровоподтёками, а под левым глазом красовался огромный лиловый синяк. Человек прошлёпал босыми ногами по серому полу из грубо отёсанных сосновых досок и на полпути до магистра остановился, в ожидании его дальнейшей команды.

– Кто этот человек? – недоуменно проворчал Вальтер, обращаясь к своему ординарцу. – Ты сказал, что ко мне прибыл гонец, но я вижу перед собой только грязного оборванца?

– Этот человек утверждает, что он и есть гонец с наших восточных рубежей, мой господин. Он только что прибыл к нам в замок и сразу же объявил о намерении встретиться с вами, правда при нём не было подорожной грамоты. А свой оборванный вид, неприличествующий образу рыцаря ливонского ордена, он объясняет тем, что по дороге на него в лесу напали разбойники и отобрали его оружие, а вместе с ним и послание от его комтура, – невозмутимо ответил секретарь.

– Рыцаря Ливонского орлена, посланника нашего брата комтура и обобрали какие-то там нищие голодранцы, которые никогда в своей жизни не видали настоящего рыцарского оружия, а тем более не умеющие должным образом вести бой против такого оружия? – удивлённо прокаркал магистр.

– Наш брат объясняет сей неприятный инцидент тем, что, как вы упомянули, этих голодранцев было очень много. Брат говорит, что их было где-то десятка два, а может даже и больше трёх.

– Столько много в лесах нашего досточтимого ордена развелось разбойников? – возмущённо рявкнул Вальтер и недовольно покосился на оборванного гонца, который в полном смятении стоял у входа в зал и смущенно переминался с ноги на ногу, не зная, как скрыть от гневного взора магистра их неопрятный вид. – А ну ка, подойди ко мне, воин!

Посланник исподлобья покосился на здоровенного помощника магистра, который в это время внимательно наблюдал за ним. Поймав его одобрительный кивок, оборванец подошёл поближе к магистру и смиренно опустил перед ним глаза.

– Ну, расскажи мне, как всё это было на самом деле и что ты мне должен был передать от своего комтура? Я чувствую, что это было что-то очень важное!

– Ваше преосвященство, мне было поручено доставить вам послание от нашего комтура, – негромко произнёс гонец, не поднимая свою голову и таким образом пряча заплывшее лиловым синяком лицо от внимательных, острых, как заточенное шило, глаз магистра,

– И где же это важное послание, которое ты мне должен был передать? – ехидно спросил Вальтер.

– Его у меня в лесу отобрали разбойники, господин магистр, – чуть слышно ответил посланец.

– И почему же ты не препятствовал этому варварскому поступку шайки грязных преступников? Почему ты их не схватил и не препроводил в крепость, чтобы представить их перед нашим законным судом?

– Видит наш всемогущий Господь, что я как мог оборонялся от напавших на меня лесных разбойников, но наши силы были слишком неравными, и мне, к моему горькому сожалению, пришлось им уступить поле боя.

– И что, разбойников действительно было столь много, что тебе было совершенно невозможно их одолеть? – с сомнением в голосе произнёс магистр.

– Клянусь Пресвятой Девой, господин магистр, всё было именно так, как вы говорите. Разбойников было действительно очень много и не меньше, чем человек тридцать! – не моргнув глазом, соврал гонец.

– И где же ты их встретил, этих голодранцев-разбойников?

– На полпути между Митавой и Ригой, ваше высочество.

– Слышал брат, где эти разбойники прячутся? – обращаясь к своему оруженосцу спросил магистр.

– Слышал, мой господин! – утверждающе склонил голову секретарь.

– Тогда подготовь нужное количество людей и пройдись с ними широкой сетью вдоль дороги от Риги до самой Митавы. Проследи, чтобы все пойманные тобой разбойники должным образом, по справедливости были наказаны за противление истинной власти в этих местах, ибо власть эта дарована нам самим Господом Богом, и никто не смеет оспаривать её справедливость. Организуй прилюдное исполнение божьей воли, путём усечения голов провинившихся еретиков-разбойников. Половину из них подвергни казни в Митаве, а вторую половину казни в Риге на центральной рижской площади. И проследи, чтобы все горожане видели, как орден реагирует на противозаконные деяния и поняли, что любое выступление против нашей власти, которая дарована нам Господом Богом, а именно: нашему Ливонскому ордену – является выступлением против самой истинной веры и лично против Господа Бога.

– Слушаюсь, ваше высочество. Будет непременно исполнено и именно так, как вы мне повелели! – ответил секретарь.

– Хорошо, так на чём я остановился? Ах, да! Тебе ведомо, что хотел мне передать твой комтур? – уставившись на гонца пронизывающим взглядом чёрных бездонных глаз, требовательно спросил магистр.

– Мой комтур на словах меня ничего не просил вам передать, мой господин Он послал со мной свой манускрипт, но разбойники подло выкрали его у меня.

– И ты посмел ко мне явиться без этого важного послания, адресованного лично мне? – оглушительно каркнул магистр, да так, что у гонца даже чуть ноги непроизвольно подкосились от неожиданности. – Что было написано в этом послании?!

– Я не з-знаю, ваше величество, – от испуга заикнулся гонец. – Мне удалось бежать от лиходеев под покровом ночи, когда разбойники утратили должную бдительность. Мне только известно, что тремя днями ранее из Руси к нашему комтуру прибыл наш брат, который до этого долгое время был в Москве и выполнял там по приказу нашего Папы Римского специальную миссию.

– И ты скорее всего даже не знаешь, какие именно вести привёз с собой наш брат из этой варварской Московии?

– Нет, господин магистр, мне не ведомы слова нашего брата, ибо их беседы проходила за закрытой дверью и без сторонних глаз, – понурив голову, тихо произнёс гонец.

– Так почему тогда ты не выкрал у этих разбойников такое важное послание, если на словах не знаешь его содержания! И ты ещё имеешь наглость прибыть ко мне, отнимать у меня драгоценное время, которое я намеревался посветить молебну нашему Господу, вместо того чтобы выслушивать твоё бестолковое: «не знаю-не ведаю»!

– Я боялся себя обнаружить, господин магистр, – опустив голову, тихо произнёс гонец.

– Ты побоялся погибнуть во имя нашего святого дела, которые мы выполняем во имя Господа! Трус! Законченный трус! В заточение его, в темницу! – обращаясь к своему помощнику, истошно закричал, вскочивший с кресла магистр, и от крайнего возмущения громко затопал ногами. – Завтра поутру, в присутствии всех наших братьев-рыцарей, я решу твою судьбу. Рыцарь обязан в любых, даже самых тяжёлых условиях выполнять свои обязанности во славу Господа и делать это неотступно, а если на, то есть повеление нашего Господа и твоих командиров, то и идти на смерть, ради выполнения данного тебе приказа! Даже, если тебе будет противостоять бесчисленное множество врагов, ты всё равно обязан выполнять высочайшее повеление, ибо выполнение приказа командира – есть священный долг каждого рыцаря! Увести этого человека с глаз моих и послать гонца в наши восточные земли для прояснения ситуации! Я подготовлю для моего брата комтура своё послание!

– Слушаюсь, мой господин! – покорно склонил голову перед своим хозяином секретарь.

Утро следующего дня выдалось хмурым и пасмурных. С самого утра моросил нудный, мелкий дождь. От этого холщовая одежда братьев-рыцарей, занимающихся во дворе замка Венден хозяйственными делами, быстро намокала и противно прилипала к телу, охлаждая его. Приходилось пошустрее шевелиться, чтобы хоть как-то согреться от непрерывного движения. Хорошо было тем, кто в это время занимался рубкой дров. Они по крайней мере не мёрзли, даже несмотря на дождь, холод и пронизывающий ветер. И, напротив, тем, кого сегодня отправили полоть огород не повезло. Не очень-то приятно было ползать между грядок на четвереньках, по мокрой земле, но что поделаешь: «Бог терпел и нам велел!». Это была любимая присказка магистра, а ослушаться его и тем самым нарушить раз и навсегда установленный порядок жизни в крепости не решался никто из обитателей замка, ибо даже за небольшое ослушание господин магистр далеко не всегда выбирал соразмерное наказание.

Но лучше всех в это утро себя чувствовали любимцы магистра – его личная охрана. Они с самого утра на небольшой огороженной площадке во внутреннем дворе замка лениво отрабатывали приёмы фехтования и силовой борьбы. Сам двор был выложен брусчаткой, а участок для тренировок рыцарей ещё сверху был дополнительно посыпан жёлтым, морским песком, который специально для этой цели привезли с побережья залива. Личная охрана магистра была отдельной группой, состоящая из пяти рыцарей, которых на службу в Ливонию из далёких ганзейских городов отправили их богатые родители со скромной надеждой, что воинская служба превратит их шалопаев в достойных людей, знающих себе и другим людям цену. Дорогие подношения, которые за счёт своих родителей своевременно преподнесли господину магистру эти рыцари, сделали своё дело и несмотря на то, что устав ордена гласил о равенстве и братстве по отношению друг к другу всех, без исключения братьев-рыцарей среди них появились те, кто были немного «равнее» всех прочих рыцарей-братьев. К этим людям из личной охраны магистра другие рыцари ордена особой любви не питали и относились скорее настороженно, чем с почтением, стараясь их, по возможности, обходить стороной.

Одному только посланнику комтура восточных земель Ливонского ордена в это утро не нужно было себя ничем утруждать: ни нести службу, ни выполнять какое-либо очередное послушание. По указанию магистра за свой проступок он был заточён в сырую темницу. Сквозь ржавую железную решётку небольшого незастеклённого оконца, расположенного высоко под потолком его темницы вместе с утренней промозглой сыростью, пробивался слабый утренний свет. Его совершенно не хватало, чтобы до конца рассеять сумрак темницы, а по мере приближения к каменному полу он всё больше сгущался.

Босой, в разорванной рубахе посланник лежал на голом каменном полу темницы, плотно свернувшись калачиком. Он дрожал всем телом не только от холода и сырости, но и от голода. Вчера его «забыли» покормить, потому что магистр сказал, что рыцарь не выполнивший приказ своего господина не может считаться полноправным рыцарем, а поэтому его имя не достойно даже упоминания вслух, а не то чтобы его ещё и кормили.

Гонец перевернулся на другой бок и попытался снова уснуть. Это было то немногое, что он мог себе позволить делать в этой темнице. Нужно было беречь силы. Он остро чувствовал, что очень скоро они ему пригодятся.

Глава 4. Поединок

Неожиданно на входной двери лязгнул замок и на пороге темницы показался толстый, коротконогий монах. Он сытно икнул и расслабленно прислонился плечом к косяку двери. Затем равнодушно посмотрел на лежащего на полу человека, скрестил свои ноги и с наслаждением стал ковыряться грязным указательным пальцем в своих зубах. Минуты три он доставал изо рта остатки еды, при этом довольно урчал и со всех сторон облизывал толстый, короткий палец. Наконец, он вытащил изо рта большой кусок свеклы, застрявшей между дырявых зубов. Хорошенько разглядел её и с громким чавканьем слизал с пальца. Ещё раз довольно икнул и вновь посмотрел на заключённого. Немного подумал и беззлобно произнёс:

– Ну, что там развалился на полу, прям как у себя дома. Давай вставай, пошли. Тебя магистр во дворе уже битых полчаса дожидается.

Узник темницы разомкнул глаза и слегка приподнял с пола свою лохматую голову. Несмотря на пронизывающий всё его сухощавое тело холод, ему очень не хотелось сейчас вставать и куда-то идти, тем более, что он интуитивно чувствовал, что этот поход, лично ему, ничего хорошего не сулит.

– Ну, что зенки свои бестолковые вытаращил? Думаешь, что господин магистр тебя весь день должен во дворе под дождём ждать?! Вставай давай, пошли! – рявкнул начавший терять своё былое благодушие монах.

Волей-неволей, ему пришлось встать, ибо монах уже начал явно выказывать своё нетерпение: скривил лицо, недовольно сдвинул брови и стал недвусмысленно почёсывать свои здоровенные кулаки.

– Ладно, не сердись, брат. Я сегодня немного ослаб. Плохо спал на холодном каменном полу, да и не покормили меня с вечера, – примирительно произнёс гонец.

– А что, магистр обязан тебя был сытно накормить, а потом ещё свою мягкую перину тебе отдать, да ещё и тёплую кухарочку прислать, чтобы она всю ночью твою постельку согревала? – ехидно ответил монах. – Шевели своими костылями, может магистр сегодня будет добрым к тебе и смилостивится. Тогда ты может и останешься цел, хотя я сильно в этом сомневаюсь! Уж больно погода сегодня промозглая, а наш магистр терпеть не может сырой погоды. Ревматизма у него, понимаешь ли, грызёт его старые кости, да так, что у него просто мочи больше нету, и тогда он становиться страшно всем вокруг недоволен. В такие дни у нас магистр злой, как сам чёрт! Спаси Господи мою душу грешную, за слова такие! – быстро перекрестился монах и подтолкнул стоявшего в двери гонца в коридор.

Когда он в сопровождении монаха вышел во внутренний двор замка, там уже собрались все рыцари ордена, которые в это время были свободны от несения службы. Заключённый поднял голову и тоскливо посмотрел на серое небо, с которого продолжал моросить противный, холодный. мелкий дождь. Резкие порывы промозглого ветра быстро остужали его полуголое тело. Создавалось впечатление, что на дворе сейчас не лето, а глубокая осень. Что-то с погодой в этом году не задалось, как будто вместо лета после весны сразу пришла осень. Погода была такой же хмурой и неприветливой, как и сам магистр, который боком, как ворон на плетне сидел в своём деревянном кресле с высокой, резной спинкой. Чтобы хоть как-то укрыть своего магистра от непогоды, для него поставили палатку из белого шёлка. На её полотнище был выткан ярко-красный меч и крест – символ Ливонского ордена. Лёгкая материя трепетала от порывов ветра, периодически оглашая округу резкими выстрелами хлопков, готовая вот-вот разорваться. Магистр исподлобья смотрел перед собой и совсем не хотел замечать окружающих его людей. Прямо за его спиной, в этой же палатке плотной шеренгой, при полном вооружении стояла пятёрка его приближённых рыцарей, а по правую руку возле него стоял его секретарь, со скрещенными на груди руками. Остальные рыцари стояли недалеко от входа в палатку. Ратники же стояли вдоль внутренних стен замка, поодаль от рыцарей.

– Подведи его ко мне поближе! – громко каркнул магистр, обращаясь к толстому монаху, конвоировавшему гонца.

С крыши одной из круглых башен замка сорвалась перепуганная стая ворон и с громким, недовольным карканьем рванула прочь. Монах слегка подтолкнул в спину своего конвоируемого по направлению к палатке магистра, и гонец, обхватив свой полуголый торс руками, и, ежась от холода, медленно пошлёпал босыми ногами по булыжной мостовой.

– Давай, шевелись быстрее – не заставляй наших братьев тебя ждать на этой проклятой стуже! – резким, обрывистым голосом приказал магистр.

Гонец остановился в паре шагов от входа в палатку и замер, ожидая вердикта магистра. Холодные капли дождя тонкой струйкой стекали с его мокрых волос и дальше стекали по лицу и капали на голую грудь, но он не смел даже хоть немного пошевелиться, чтобы их вытереть. Он боялся навлечь на себя новый гнев магистра. Да и бессмысленно было это делать – дождь в это утро и не думал прекращаться.

– Ну, объясни своим братьям по ордену: как так вышло, что ты вернулся к нам без оружия, без своего коня и самое главное – без важных документов, которые тебе было велено доставить мне?!

– Вчера я всё уже рассказал вам, – понурив голову, тихо ответил гонец.

– Вчера ты рассказывал мне, а сегодня расскажи это своим братьям. Они тоже имеют право слышать твои объяснения, а не то, что я им перескажу, и, я полагаю, что это будет справедливо по отношению к твоим братьям. Кроме того, как рыцарь – ты имеешь право защитить свою честь перед нашим орденом. Так расскажи своим братьям, как на самом деле всё с тобой происходило, и мы решим, как нам с тобой поступить, чтобы всё свершилось по закону высшей справедливости.

– Третьего дня на меня в лесу напала шайка разбойников. Их было человек тридцать и поэтому я не смог защититься сам и уберечь тайное послание от моего комтура.

– Неужто и впрямь их было аж целых тридцать человек? – раздался из шеренги ратников чей-то насмешливый голос.

– Может их было немного меньше, – слегка смутившись. ответил гонец. – Во время боя мне было не до точного подсчёта численности противника, но нападали они непрерывно – один за другим, и я просто не успевал отбиваться от лесных разбойников.

– Так может ты вовсе и не отбивался от лесных разбойников, а по дороге в замок в кабаке беспробудно пил, да с девками развлекался, пока у тебя не украли послание твоего комтура. Там же в пьяной драке и получил по соплям, а нам насочинял про грозных лесных разбойников, чтобы оправдаться перед господином магистром! – рассмеялся обладатель насмешливого голоса.

– Ты не имеешь права меня обвинять в том, в чём сам не уверен! – вскипел от негодования гонец и мгновенно перестав даже дрожать от холода. – Волею всевышнего мне поручено достойно выполнять свой долг воина, и я ни на шаг не отступлю от своей рыцарской клятвы! Да я виноват, так судите меня по закону, а не обвиняйте понапрасну в том, чего не было!

– Ой ли, я уже не раз слышал о твоих тайных пьяных походах по кабакам и как они соответствуют твоей рыцарской клятве?

– Трус, поганый недоумок! Ты только из-за спины своих товарищей и можешь на меня свой отвратный рот раскрывать! Да кто ты такой есть, чтобы тявкать на рыцаря – наёмник, бастард! У тебя и твоих нищих родителей даже денег не нашлось на достойного коня и справное оружие, чтобы ты мог стоять в одном строю с настоящими рыцарями! Вот ты пешим и волочишься по полям сражений и подбираешь за нами рыцарские объедки! Да ты даже не знаешь толком от кого твоя мать тебя родила! Может ты от больного ишака произошёл?!

– Да кто бы тут говорил! Ты на себя сейчас посмотри, на кого ты то теперь похож! Что-то я не вижу перед собой образ достойного рыцаря! Одни лохмотья на тебе висят, как на нищей побирушке! Вот ты то уж точно родственник козла! Даже рожа твоя больше на козлиную похожа! – громко рассмеялся ратник, оставшись довольным своей остротой.

– Всё! Хватит здесь базар устраивать! Вы находитесь в рыцарском замке и обязаны вести себя подобающе! – зло прорычал магистр и во дворе замка мгновенно установилась звенящая тишина. – Я не буду за этот проступок лишать тебя рыцарского звания. Поэтому, я принял решение, как придать тебя суду наивысшей справедливости. как оступившегося рыцаря. Твоя судьба будет отдана в руки нашего Господа, и только от Его решения теперь зависит судьба провинившегося и по моему разумению – это будет самое справедливое решение! Не так ли, братья мои?

Гул одобрительных голосов прокатился по внутреннему двору замка, и рыцари в знак солидарности стали стучать своими короткими мечами по щитам, а ратники обухами копий по брусчатке.

– Вижу, братья мои, что вы приняли и одобрили моё решение и да будет на то воля Господа, как истинное и справедливое решение. Итак, сегодня гонец сойдётся в честном поединке с ратником по кличке Пересмешник, и пусть воля Господа решит: кто из них двоих достоин остаться жить, а значит и проверит искренность и справедливость речей гонца. Ну а, чтобы наш Пересмешник проявил себя в бою с самой лучшей стороны и бился в бою до конца, я обещаю ему, в случае победы, подарить коня и принять в полноправные рыцари вместо погибшего. Полагаю, что это тоже справедливо, ибо не уменьшит количество рыцарей в нашем ордене.

Снова вокруг раздались одобрительные возгласы собравшихся. Только теперь больше со стороны ратников. Гонец поднял голову и первый раз за время своего пребывания на площади вгляделся в тёмные, как безлунная ночь глаза магистра. Они ничего не выражали, но он был явно доволен своим решением и пренебрежительно смотрел на него, как на обречённую на заклание жертву.

– Своё оружие сей человек отдал лесным разбойникам и поэтому, я думаю, что он недостоин владеть настоящим оружием рыцаря, но я сегодня добр, и поэтому кухонный нож в последнем для него бою, будет ему в самый раз, – продолжая с насмешкой глядеть на гонца, медленно произнёс магистр. – Эй, кто-нибудь, принесите ему с кухни какой-нибудь нож, но не очень большой.

Пересмешник вышел из шеренги пехотинцев и демонстративно начал разминать своё могучие тело. Он стал поигрывать своим коротким, но в опытных руках весьма опасным мечом. Ему давно хотелось приобрести коня и получить рыцарское звание, а сегодня ему представился именно такой случай. Нужно было всего лишь достойно сразиться с этим неудачником и показать магистру, что он может гораздо больше, чем только бегать с копьём на поле боя. Нужно было именно сейчас доказать магистру, что он легко может справиться с любым рыцарем, ведь гонец считался одним из самых коварных бойцов ордена. Пересмешник оценивающе посмотрел на своего противника. Ничего выдающегося по сравнению с его собственной горой мускул у гонца не было видно. Сухощавый, жилистый и роста не очень большого. Даже на целую голову ниже его самого. «Странно, что в нашем ордене рыцари старались с этим недоростком не затевать ссоры. Видимо ему ещё не попадались по-настоящему сильные бойцы! Вот он и такой самоуверенный!», – подумал Пересмешник и рассмеялся прямо в лицо своему низкорослому противнику.

– Тебе, сосунок, ещё у мамкиной титьки лежать, а не ввязываться в дела настоящих бойцов! Удивляюсь, как такого недомерка мамка от своего позволила подола оторвать! Я же тебя, вошь дохлая, пополам одной левой перешибу! – вызывающе прокричал он и с удовольствием оглянулся на сотоварищей, которые дружно подхвативших его гогот. – Сейчас я тебе покажу, как надо владеть своим оружием, но это будет последним уроком в твоей жизни. Бери свой кухонный ножичек. Тебе он гораздо больше к лицу, чем меч настоящего рыцаря! Потому, что твоё место среди баб на кухне, а не среди настоящих воинов. А по ночам ты должен греть постель таким настоящим мужикам, как я! Вот твоё истинное предназначение!

Разразился оглушительный гогот и ровный ряд шеренг нарушился. Собравшиеся, продолжая громко смеяться над шутками Пересмешника, начали образовывать вокруг поединщиков полукруг, оставляя магистру достаточное пространство для обзора. Тот продолжал с безразличным видом сидеть в своей палатке, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами со своим секретарём.

К поединщикам подбежал молодой ратник и сунул в руки гонца небольшой кухонный нож для разделки мяса и отбежал прочь. Обречённый рыцарь поднял голову, чтобы посмотреть в глаза своему противнику. Пересмешник, вальяжно сложив руки на своей могучей груди и, надменно усмехаясь, в упор глядел на него. На его поясе висел широкий, короткий меч, но даже этот короткий меч был раз в десять длиннее кухонного ножа гонца.

Магистр посмотрел на небо. Взял в руки висящий на его груди крест с изображением распятого человека и, поцеловав его, произнёс:

– Господи, единственный наш защитник и опора в наших делах и мыслях. Уповаем на твою справедливость и прояви милость к рабам Твоим. Мы лишь неразумные дети Твои, и поэтому будь к нам благосклонен, ибо мы искренне веруем в Тебя, как единственного нашего Защитника и Покровителя, аминь.

В это время сплошные тучи разорвались и на короткий миг выглянуло яркое солнце. Через мгновение тучи снова сошлись и резкий порыв ветра поднял край мантии магистра и прикрыл ею его лицо, словно обнял его.

– Бог услышал мои молитвы! – дрожащим от волнения голосом воскликнул магистр и плавно, с вожделением, будто прикасаясь к длани самого Господа, снял левой рукой со своего лица край белой мантии. – Господь одобряет нашу сегодняшнюю жертву! Да будет так! Сходитесь!

Пересмешник, услышав последнее слово магистра, не раздумывая мгновенно выхватил из ножен свой острый меч и словно кобра молниеносно бросился на своего противника. Он надеялся неожиданным броском сразу решить исход поединка, и ему это почти что удалось. Гонец действительно не ожидал такого резкого выпада противника и только в самый последний момент успел развернуть свой корпус в сторону, чтобы он оказался на параллельной линии относительно меча Пересмешника. И он всё-таки успел это сделать и меч противника прошёлся на волосок от его живота и легко вспорол остатки его мокрой рубашки, той, которая до сих пор хоть как-то ещё прикрывало его тело. Разорванная в клочья ткань бесформенной кучей упала на булыжник мостовой, прямо под ноги гонца, оставив его торс совершенно голым под мерно льющимися холодными струями дождя. В последний момент меч противника резко крутанулся вокруг своей оси и его остриё всё-таки вспороло гладкую кожу на животе гонца. Показались первые капли крови, и Пересмешник, издав победный боевой клич, быстро оглянулся на радостно гогочущую позади него толпу ратников, но лучше бы он этого не делал. Боковым зрением Пересмешник успел заметить тёмное пятно, которое буквально спущенной с тугой тетивы смертоносной стрелой летело прямо на него, но отвернуться он уже не успевал, и остро заточенный кухонный нож нашёл свою добычу. Он с громким хлюпом вошёл в нелепо подставленный для удара бок. Потом нож гонца быстро несколько раз повернулся вокруг своей оси, и нестерпимая острая боль охватила всё тело Пересмешника. Он медленно повернул голову, и с недоумением посмотрел на своего тщедушного, низкорослого противника. В глазах гонца плясали злые черти радости и удовольствия. Он криво усмехнулся и ещё раз резко повернул свой нож вокруг своей оси.

Двор замка огласил мощный рёв смертельно раненного зверя. Пересмешник попытался занести над головой гонца свой верный, боевой меч, который не раз легко вспарывал брюхо вражеских лошадей, летящих через его длинное копьё ратника, но на этот раз его рука не смогла с той же лёгкостью поднять грозное оружие. Он беспомощно глядел, как недоросток оставил свой нож в его боку и, легко подпрыгнув, выбил ногой меч из его слабеющих рук. Первый раз в жизни он ничего не смог сделать. Его тело будто парализовало, и он стал всего лишь пассивным зрителем этого чудовищно несправедливого спектакля жизни. Пересмешник недоумённо посмотрел на свой меч, который быстро вылетел из его руки, а затем, почему-то очень-очень медленно стал падал где-то вдалеке от него на мокрую от дождя брусчатку. Раздался звон железа, ударяющегося о камень, и в его глазах внезапно резко потемнело, а мощное тело с грохотом рухнуло на брусчатку замковой площади.

Бой окончился. Гонец упал на колени и вознёс к небу сложенные ладони рук и начал истово молиться. Он смотрел на свинцовые тучи и ему показалось, что сквозь эти тучи на него смотрит тяжёлым взглядом что-то огромное, неведомое и потому очень страшное. Победитель в этот момент растерялся и не знал, что ему дальше делать: продолжать молиться или просто радоваться победе, радоваться тому, что он остался жив. Наконец, решив не делать ни того, ни другого, он встал на ноги и ещё раз посмотрел на небо. Наконец решив, что делать, он с чувством достоинства просто благодарно низко поклонился небу. Затем пристально взглянул на безжизненное тело некогда весёлого до омерзения Пересмешника, и медленно пошёл к палатке магистра.

Владыка пристально следил за действиями гонца и в это короткое время, пока тот шёл к нему, решал, как ему теперь правильнее всего будет с ним поступить. Бог принял своё решение и теперь ждал, что предпримет он, а Господь ведь не простит ему ошибки, а поэтому, именно сейчас важно очень хорошо подумать – прежде, чем предпринимать какие-либо действия. Все собравшиеся на площади молча смотрели на своего магистра и ждали его вердикта, а этот гонец с самоуверенными глазами беззастенчиво сверлил его взглядом и ждал от него решения своей участи. «Видимо Богу было угодно свести меня поближе с этим человеком, а игнорировать волю Господа никак нельзя!», – принял окончательное решение магистр и великодушно улыбнувшись произнёс, обращаясь к гонцу:

– Ну что же, нашему Господу сегодня было угодно, чтобы ты одержал победу в этой смертельной, но честной схватке, а воля Господа для нас – высший закон, закон жизни и смерти! Во время схватки с простолюдином ты повёл себя достойно и несмотря на коварство твоего противника одержал честную победу, показав ловкость и смелость и тем самым подтвердил, что рыцарь в любом бою может одержать победу. Поэтому своим повелением я дарую тебе новое обмундирование и перевожу тебя в свою личную охрану. Думаю, что ты сможешь оценить моё великодушие и будешь достойно исполнять свои обязанности!

– Вы даровали мне возможность доказать свою честность и теперь я всецело в вашем распоряжении, мой господин! – произнёс гонец и приложив правую руку к сердцу, склонил перед магистром голову и встал на левое колено. – Владейте мной и моей жизнью.

– Отныне я дарую тебе новое имя – Везунчик! – весело прокряхтел Вальтер.

– Благодарю мой господин! – по возможности наиболее учтиво ответил бывший гонец.

Глава 5. Встреча в лесу

Лёгкая, крытая повозка ехала не спеша, время от времени поскрипывая давно требующими смазки колёсами. Она катила по торной лесной дороге, ведущей из Митавы в Ригу, а это всего-то два с половиной десятка миль. На облучке в ней сидели два человека: молодая, светловолосая девушка, которая ловко управлялась с неспешно идущей лошадью и ещё достаточно крепкий мужчина лет сорока или пятидесяти, который сидел рядом с ней и время от времени что-то усердно записывал. Впереди них ехала ещё одна телега, но она, в отличии от предыдущей, не была крытая и два человека, сидящие в ней, были одеты намного проще, чем в крытой повозке.

Купец Фридрих пристроился на облучке брички рядом со своей дочерью Марией и свинцовым карандашом аккуратным почерком записывал на серой, грубой бумаге результаты своих последних торгов на городском рынке Митавы. Он очень гордился своими писчими принадлежностями, которые он купил по дорогой цене у заезжего немецкого купца. Но Фридрих считал, что его затраты того стоили, ибо они позволяли вести подробный отчёт о его расходах и доходах, что было немаловажно в купеческих делах. «Надлежащий строгий учёт – самый короткий путь к богатству. В своём хозяйстве нужно учитывать всё, вплоть до самых мелочей!». Так говорил ещё его отец, зачинатель купеческого дела в их семье. Бричка мерно покачивалась на ухабах лесной дороги, но это никак не могло сбить Фридриха с его подсчётов. Он так увлёкся, что не сразу понял, что лошадь остановилась.

– Почему мы стоим? – крикнул он своим батракам, ехавшим впереди него на первой лошади. – Через пять часов начнёт темнеть, а нам с последними лучами надо ещё успеть проехать городские ворота Риги. И пошевеливайтесь, если не хотите заночевать в чистом поле, у стен города. Стража с нами и разговаривать даже не будет. Не успели – значит не успели. У нашего бургомистра города шибко не забалуешь!

– Хозяин, тут какое-то бревно на дороге лежит! – опасливо озираясь по сторонам, неуверенным голосом ответил батрак, который был постарше возрастом.

– Ну, и что! Что нам теперь – так и стоять, и смотреть на это поваленное дерево! Слезайте с повозки и сходите отбросьте это никчёмное бревно с дороги!

– Боязно как-то, хозяин, – неуверенно откликнулся младший батрак.

– Что вам там боязно! Накануне непогода была, вот ветер и повалил дерево на дорогу! – крикнул хозяин нарочито твёрдым голосом, чтобы подбодрить своих батраков.

Но на сердце у самого Фридриха стало почему-то не совсем спокойно, и он непроизвольно стал прислушиваться к окружающему их лесу, но вокруг стояла совершенная тишина. Только одинокий дятел выстукивал очередную подозрительную для него сосну. Купец ещё раз настороженным взглядом обвёл ближайшие кусты, но всё было тихо, даже ни одна веточка не шелохнётся. Только по макушкам деревьев ходил ветер, но он никак не проникал вглубь леса. Фридрих ещё немного послушал лесные звуки, но ничего подозрительного в них не нашёл, и уже было поднял руку, чтобы махнуть ею и сказать, что всё в порядке, как вдруг ближайший куст весь задрожал. Дочь купца Мария громко ойкнула и, прижав от страха правую руку к своей груди, кубарем скатилась с лавки в самую глубь повозки под брезент и прикрылась шторкой. Фридрих же продолжал сидеть на облучке, но одной рукой, на всякий случай, схватился за вилы, которые лежали у него под ногами. Он стал грозно посматривать на ходящие ходуном кусты.

– Кто там? – громко крикнул он. – А ну выходи! Я не шучу! Нас много и вам с нами не совладать!

Ветки кустов тут же притихли, будто сидящий в кустах лиходей испугался грозного окрика купца. Даже неугомонный дятел перестал стучать по дереву и сидя высоко на ветке с любопытством наклонил голову, чтобы получше разглядеть – кто это там так расшумелся. Вокруг снова воцарилась полная тишина.

– Ну-ка, возьмите вилы и сходите посмотрите, кто там такой смелый затаился в кустах! – крикнул Фридрих своим батракам.

Те нехотя вдвоём слезли с телеги и, взяв в руки вилы, отправились к подозрительному кусту. Остановившись в пару шагах от него, батраки начали нервно тыкать вилами в подозрительный куст. Некоторое время ничего не происходило, но потом куст снова задрожали, а один из батраков замертво свалились на землю. В груди у него торчал нож с костяной ручкой. Второй испуганно озираясь по сторонам стал пятиться от кустов, нервно подёргивая вилами, а вслед за ним из кустов вывалилась гикающая пятёрка людей, одетых кто во что горазд. Один из них наклонился над убитым батраком и уперев в него ногой вытащил из него нож. Не спеша вытер его об одежду убитого батрака и прищурившись посмотрел на второго. У того предательски начали намокать штаны на причинном месте. В это время, оставшегося в живых батрака, с двух сторон обошли подельники и презрительно глядя на обделавшегося от страха громко расхохотались. Главарь перевёл свой взгляд на Фридриха.

– Ну, здрасте, господа проезжие, – щерясь беззубым ртом, произнёс верзила с взлохмаченной черной бородой. – Чем поделитесь с чесной компанией?

Купец нервно оглянулся себе за спину, где за шторкой под навесом пряталась его дочь и покрепче сжал в руке вилы.

– Ты там не балуй! – рявкнул главарь и кивнул двум своим подельникам на Фридриха.

Те быстро подбежали к нему и не церемонясь выволокли его из телеги на землю и поставили его на колени перед главарём.

– Ты это чего, не уважаешь нас что ли? – усмехаясь спросил он, зайдя купцу за спину, и резко наклонился, чтобы приставить к горлу своей жертвы нож. – Ежели к нам безо всякого уважения, то и мы могём тоже безо уважения тебя запросто зарезать!

– Отец! – раздался взволнованный девичий крик из телеги.

– О, смотри – какая у нас цаца появилася, а мы тут безо всякой там ласки по лесу бродим, яко волки сирые! – расхохотался главарь и распрямился, убрав нож от горла Фридриха.

– Немедленно отпустите моего отца, или я пожалуюсь стражникам города, и бургомистр пришлёт в лес на вас облаву! – возмущённо закричала на разбойников Мария.

Раздался дружны хохот пятёрки лесных разбойников и главарь, утирая слёзы, от смеха произнёс:

– Никто ещё меня так не веселил! Тебя надо у нас оставить – будешь нас и днём и ночью развлекать, а мы тебя иногда будем за это кормить!

Разбойники снова захохотали, а батрак, увидев, что на него никто не обращает внимание, бросил свои вилы на землю и рванул в по дороге в Ригу, но не успел пробежать и пяти шагов, как ему под левую лопатку воткнулся нож главаря.

– Тощий, сходи принеси мой нож, да смотри, вытри его получшее! – рявкнул главарь стоявшему рядом с ним подельнику. – Не советую вам пятушитися, ня то я могу и осерчать, а ежели я серчаю, то для других это плохо бываеть! Правда, тощий?

Подельник кивнул головой и тоже, подражая главарю, ощерился, глядя масленными глазками на Марию, но тут же получил затрещину от главаря!

– Зенки-то свои не таращь! Не по твою честь товар-то! Она моя будя! – он медленно подошёл к телеге, в которой до сих пор сидела Мария и протянул к ней свою здоровенную лапищу.

Он схватил её за руку и стал выволакивать из телеги. Девушка от страха завизжала так, что у главаря уши заложило. Он отпустил её и тут же врезал ладонью по ей уху. Голова Марии мотнулась, как у тряпичной куклы и она потеряла сознание. Здоровяк взял её на руки и вытащив из телеги положил на землю. Блузка девушки слегка разорвалась и из-под неё выглядывала её молодая грудь. Она лежала без сознания, и её светлые, вьющиеся волосы были разбросаны по лицу, а рот с мягкими, пухлыми губами чуть приоткрыт. Оглядев её получше, главарь цокнул языком, злобно посмотрел на подельников и заявил:

– Хороша! Моя девка, я буду её первый пользовать буду! Давно у меня бабы не было! А вам, – он исподлобья осмотрел своих подельников, – и думать не моги! Что заподозьрю – убью! Поняли, остолопы бестолковые!

– Мария! – глядя на дочь закричал Фридрих и с ужасом посмотрел на верзилу подходящего к ней со слащавой ухмылкой и развязывающего на ходу на своих грязных портках тесёмку.

Тут главарь остановился и оглянувшись на подельников приказал:

– Этого крикуна обыскать и связать, и телегу не забудьте хорошенько проверить, а я пока попробую – тако ли укусна эта девка!

Так случилось, что в это время недалеко от этого места обедали Стоян, Всеволод и Герка. Живчик оказался замечательным охотником, от него не мог уйти ни один зверь: ни кабан, ни косуля, ни заяц. Он сам, как заяц носился зигзагами за добычей, ставил петли, рыл ловчие ямы. Так что без еды друзья не оставались. Они только что зажарили на вертеле молодого кабанчика, как послышался девичий крик.

– Кто это тут в лесу раскричался? – встав на ноги, спросил Герка. – Случилось чего?

Крики затихли, но тут через короткое время послышался мужской крик. Тогда уже на ноги вскочили все троя и не сговариваясь побежали в сторону раздававшегося крика. Когда они выбежали на дорогу, то увидели, что здоровый детина залезал на лежавшую на земле девушку, двое обыскивали старика, а еще двое лазили по телеге, громко матершились и выбрасывая из неё разные тряпки. Они явно что-то искали.

Стоян тут же бросился к верзиле, уже пристраивавшемуся на пришедшую в себя и кричавшую от страха Марию. Герка подбежал к двум разбойникам, обыскивающим старика, а Всеволод, не спеша, вразвалочку, потирая свои здоровенные кулачища подходил к оборванцам, увлечённо копошащимся в телеге.

Двое шустряков обыскивающих купца так и не поняли, что с ними произошло. Вот они мирно рылись по карманам старика и вот они оба уже лежат на земле, а какой-то чужак их мутузит по чём зря. Они попытались возмутится, но скоро у них закончились аргументы и оба мирно пристроились на земле отдохнуть. Всеволод тоже долго не возился с двумя крохоборами, а взял их за шиворот, когда они оба наклонились за какой-то вещью и с размаху врезал их со всей силы лбами. Наверное, ещё чуть сильнее и их головы бы треснули, как спелые арбузы. Здоровяк без видимых усилий приподнял их из телеги и швырнул на землю.

– Не поторопился ли ты, охальник! – встав за спиной главаря разбойников крикнул Стоян.

Тот оглянулся и увидел чужака, с ненавистью глядящего на него. Затем главарь нервно осмотрелся по сторонам и увидел, что его подельники лежат на земле, а к нему приближаются ещё двое чужаков. Он встал на четвереньки, а затем и на ноги, портки упали на землю, обнажив горящий от нетерпения уд. Он закрыл его руками и оглянулся на отползающую к сосне и одновременно прикрывающую обнажившуюся грудь Марию. Затем повернулся к Стояну и, выдерживая форс, спросил:

– Хто такие?

– Портки подбери! – брезгливо ответил Стоян. – Теперь твоё хозяйство до конца твоей жизни будет тебе бесполезно!

Главарь слегка приоткрыл руки и взглянул на свой обвисший уд. Затем на Стояна и по его взгляду он понял, что молодой парень не шутит. Он интуитивно понял, что тот говорит правду. Тогда он по-бабьи взвизгнул и с ужасом в глазах посмотрел на стоящего перед ним человека. У главаря изменился голос. От былого гудящего баса не осталось и следа, вместо него появился неприятный по-бабьи визгливый писк. Подхватив с земли портки и пытаясь на ходу их одеть, он помчался прочь от вселяющего в него ужас человека. Главарь ещё несколько раз оглянулся, но, когда Стоян вновь посмотрел на него, истошно взвизгнул и прибавил ход.

– Позвольте подняться вам, мадемуазель, произнёс Стоян и, накинув на плечи девушки свою куртку, протянул ей руку.

Мария впервые в своей жизни видела парня с волосами истинно золотого цвета и пронзительно синего цвета глазами. Она даже невольно загляделась на рослого, красивого юношу и тут же, смутившись. опустила вниз глаза и подала ему свою руку.

Герка развязал купца и помог ему встать на ноги. Тот бросился к своей дочери, обнял её и, заплакав, запричитал:

– Извини, милая, не смог твой старик защитить тебя от разбойников. Даже батраков наших убили ни за что – ни про что!

Мария обняла отца и стала гладить его по седой голове.

– Ну, что же ты мог сделать один против такой шайки, отец. Слава Богу, всё обошлось, и они благодаря этим достойным людям они не успели причинить вреда ни тебе, ни мне и мы с тобой остались живы.

– Да, да, конечно, ответил отец, но всё равно подозрительно посмотрел на троицу рослых, сильных парней.

– Не бойтесь нас – вам мы вреда никакого не причиним! – попытался успокоить его Стоян и, усмехнувшись добавил. – Мы с друзьями охотимся за другой добычей! Меня зовут Стоян, а это Герка, а рядом с ним Всеволод.

– Меня зовут Фридрих, я купец, а это моя дочь. Её зовут Мария. Мы благодарны вам за своё спасение и будем благодарны всю оставшуюся жизнь. Вы спасли мою дочь, а кто ваша добыча, если не секрет? – с любопытством спросил купец.

– Те, кто сжигает дома и убивает людей, как недавно эти изверги сожги отца нашего друга, – ответил Герка и посмотре на Стояна.

– Примите наше с дочерью искреннее соболезнование по поводу такой ужасной кончины вашего отца! – произнёс купец и склонил голову.

– Благодарю вас! – ответил Стоян.

– Как, твой отец погиб такой страшной смертью?! – ужаснувшись произнесла Мария. – Как и когда это случилось?

Парень застыл, погрузившись в тягостные воспоминания, и выглядел совершенно безжизненным изваянием. Он неотрывно смотрел на верхушки качающихся сосен.

– Неделю назад пришли меченосцы за десятиной, но нам было нечем им отплатить, вот они и сожги пол деревни в назидание, а у отца Стояна нашли коловорот. За это его сожгли вместе с домом, посчитали его колдуном, – тихо пробасил Всеволод.

– Как страшно! – с навернувшимися слезами на глазах, прошептала растерянная Мария.

Она беспомощно оглянулась на отца, словно он может хоть чем-то помочь Стояну, но её отец, не проронив ни слова, только тихо, потупил голову. Так молчал с минуту, а затем произнёс:

– Мы тут с дочерью сегодня на рынке кое чего немного наторговали и могли бы с тобой поделиться заработанным. Ты нас с дочерью спас от разбойников. Мы тебя и твоих товарищей хотим хоть как-то отблагодарить.

Мария благодарно улыбнулась отцу, радуясь, что хоть чем-то они смогут помочь друзьям, и мягким, полным сочувствия взглядом посмотрела на Стояна. Он тоже пристальным взглядом посмотрел на девушку, которая с нетерпением ждала его ответа. Тогда молодой человек повернулся к отцу Марии и медленно, но твёрдо произнёс:

– Нет, спасибо вам на добром слове, но лично от вас мы ничего не можем принять. Мы с друзьями хотим накопить денег на корабль, и мы это сделаем! Отныне все меченосцы на нашей земле наши заклятые враги, поэтому мы вправе требовать от них полного отмщение за наши страдания, причём в той форме, которую мы посчитаем для этого справедливой! А мой отец будет отомщён!

– Ты конечно вправе требовать отмщения за такую чудовищную смерть своего отца, – осторожно начал Фридрих, – но ты, наверное, знаешь, что мы с моей дочерью тоже немцы, как и многие люди ордена. Мы, рижские немцы, патриоты своего города Риги и мы не имеем никакого отношения к ганзейским немцам, а тем более к злодеяниям Ливонского ордена. Мы торговли люди и нам не нужна война и людское горе. Это сильно мешает нашей торговле. Мы хотим мирно торговать и торговать со всеми людьми без различия на их народность и вероисповедание.

Стоян бросил быстрый взгляд на притихшую Марию, потом посмотрел на ставших вдруг серьёзными друзей. Ещё раз взглянул в глаза отца девушки, который с надеждой ждал от него ответа.

– Нет, вы не враги нам, а поэтому спокойно поезжайте домой, – произнёс Стоян и приостановился, затем посмотрел в глаза Марии и продолжил, – но я клянусь, что однажды я постучусь в дверь вашего дома, и тогда я буду готов повести вашу дочь на свой корабль.

– Хотелось бы тебе верить, Стоян, но твоя мечта мне кажется такой призрачной, что мне даже боязно думать о ней, чтобы как-то ненароком её не спугнуть, но я буду молиться за тебя и твою мечту, я буду ждать тебя!

Стоян немного помедлив, посмотрел на Фридриха и осторожно взял Марию за руку и внимательно посмотрел в её доверчивые, зелёные глаза. Девушка не сделала попытку высвободить руку из крепких ладоней Стояна, а её отец молча смотрел, как молодые люди жадно всматриваются друг другу в глаза, будто пытаются проникнуть в самые сокровенные мысли. Повидавший на своём веку всякое, Фридрих, даже не смотря на различия в сословиях, в этот момент не сказал молодым людям ни слова.

Глава 6. Дела городские и личные

На следующий день Фридрих с самого утра приглядывал за тем, как его работники раскладывали товар в его новой лавке. Совсем недавно ему удалось обустроиться на Ратушной площади. Все более-менее богатые купцы города почитали за честь иметь свою лавку на этой площади, потому что в Риге это было самое престижное место для торговых людей и, чтобы поприбыльнее организовать своё дело, многие купцы шли на всяческие ухищрения в борьбе за это доходное место. В ход шли и родственные связи, и дорогие подарки, и денежные подношения господину бургомистру. Все средства были хороши, и никто не осуждал победителя за его маленькие хитрости.

Мария крутилась рядом со своим отцом и всячески, чем могла, пыталась ему помочь. Она старалась получше разложить на лавке принесенный батраками товар и одновременно красочно расхваливала его прохожим и приезжим купцам, зазывая их оценить его качество и приобрести хотя бы немного для пробы.

Мимо проходили бюргеры и горожане, а иногда и приезжие купцы, которые бросали свой оценивающий взгляд на товар и на жизнерадостную, деловую девицу, которая бойко помогала отцу. Среди прогуливающих по Ратушной площади были и немецкие, и шведские, и датские купцы, было довольно много торгового люда и из русских земель. Фридрих уже давно вёл торговые дела с людьми из Московского княжества, из городов: Новгорода и Пскова, даже успел освоить их разговорную речь. Поэтому ему было не так и трудно понять потребности восточных гостей города, и он всячески старался налаживать с ними добрые, деловые отношения. Сегодня был как раз тот день, когда ему удалось по выгодной цене купить у знакомого русского купца пару берковец воска и несколько десятков сороковин меха. В свою очередь, он выгодно продал ему десять пудов соли, немного янтаря и серебра. Для своей дочери Фридрих у русского купца приобрёл разноцветные стеклянные украшения: ожерелье и браслет. Подарок отца ей очень понравился, и она тут же его примерила. Время от времени она поправляла на шее ожерелье и поднимала свою руку, чтобы снова посмотреть на браслет. Мария осторожно вращала кисть руки и ловила отблески утреннего солнца на его цветных стекляшках. Её очень нравилась игра солнечного света. Она была счастлива вниманию отца и радовалась, как маленький ребёнок новой игрушке.

В это время по Ратушной площади степенно, никуда не торопясь прогуливался глава города. Он был в новом, расшитом золотом камзоле. Высоко задрав свой округлый подбородок с глубокой, разделяющей его пополам ямкой, он держал свой путь прямо к ратуше. Хейнер фон Зиберман, так звали бургомистра города Риги, держал в руке тяжёлую, золочёную трость и мерно цокал ею по недавно уложенной на площади брусчатке. Он был горд собой, а деловой люд уважительно раскланивался со своим главой города. Он же отвечал им выборочно, удостоив совсем короткого взгляда своих почти бесцветных глаз лишь некоторых из них.

Бургомистр с явным неудовольствием покосился на яркое солнце, которое впервые за многие дни наконец-то вылезло из-за туч и начало подсушивать огромные лужи на Ратушной площади. Горожане и купцы наоборот были рады этому обстоятельству, потому что скоро будет меньше грязи и не надо будет через них перепрыгивать или обходить стороной. Глава города с любопытством разглядывал новые купеческие ряды на Ратушной площади. Солнце светило Хейнеру прямо в глаза и это заставляло его периодически прищуриваться, и он морщился от неудобства. Хотя он и не любил этого делать, потому что ему казалось, что сморщенное лицо портит его внешний вид, и тогда у горожан складывается о нём искажённое впечатление.

Проходя мимо купеческой лавки Фридриха, бургомистр бросил короткий, косой взгляд на выложенные товары и надолго задержал свой взгляд на дочери купца – розовощёкой, стройной красавице. В это время девушка в очередной раз любовалась на подарок своего отца. Хейнер фон Зиберман подошёл вплотную к лавке, чтобы получше разглядеть – чем это там она заинтересовалась. Увидев на запястье девушки всего лишь стеклянный браслет, которые в Ригу часто привозят русские купцы, он недовольно поморщился, как будто зараз проглотил целую пригоршню незрелой клюквы.

Хейнер посмотрел на отца девушки, который в это время как раз о чём-то разговаривал с русским купцом. Ему не очень понравилось, что Фридрих разговаривал с гостем на его родном языке. Лицо бургомистра снова скривилось в недовольной гримасе. Он приблизился к говорящим и попытался понять, о чём они ведут свою беседу, но его знаний на это явно не хватало. Глава города вообще не считал нужным себя утруждать изучением иностранных языков и предпочитал со всеми своими гостями и просителями изъясняться исключительно на своём родном – немецком языке. Если кто не понимал – это уже были его проблемы. Хочешь говорить – нанимай толмача. Эту моду переняли почти все немецкие переселенцы, ставшие в Риге гражданами города, по-немецки – бюргерами. Поэтому простым горожанам, коренным жителям, которым приезжие очень неохотно давали гражданство приходилось изучать немецкий язык, иначе объяснится со своими господами они не могли. Так же было и с бургомистром города, хотя аборигены его никогда сильно и не интересовали. Для него было важно мнение представителей Малой и Большой гильдий, ну ещё граждан города – бюргеров, которые тоже в основном были немцами, а простые горожане политического веса в жизни города не имели. Их роль была – обслуживать интересы бюргеров города и, при необходимости, участвовать в его обороне. За это город предоставлял им возможность заработать себе на жизнь и почувствовать хоть малую толику защищённости.

Русский купец гордо посмотрел в холодные, бледно-серые глаза главы города и степенно, совсем слегка поклонился. Он признал в бургомистре ровню и поэтому свою шапку, отделанную дорогим мехом, даже и подумал снять, а только поздоровался. Потом купец быстро, но уважительно распрощался со своим сотоварищем по ремеслу и ушёл прочь.

– Здравствуйте, досточтимый господин бургомистр, – заметив за своей спиной главу города, произнёс Фридрих.

Он уважительно снял перед ним свой головной убор и низко поклонился городскому главе.

– Как ваше здоровье, сегодня как раз вот солнышко, наконец-то, выглянуло, а вас, как мне помнится, при сырости кости донимают?

Городской глава, услышав такой вопрос, недовольно сморщил свой большой, крючковатый нос, а затем, осторожно покосился на стоявшую недалеко от них дочь купца и, только убедившись, что она не услышала вопрос своего отца, наконец-то успокоился и даже засмотрелся на неё. Так, несколько минут он с явным удовольствием наблюдал за Марией, которая аккуратно расправляла искрящиеся на солнце мягкие соболиные шкурки. Они лежали в ряд на прилавке купца и ждали своих покупателей. Наконец, бургомистр обернулся к купцу и, криво усмехнувшись, как бы нехотя, медленно произнёс:

– Ну, здравствуй, Фридрих! Вот смотрю, твоя дочь год от года всё больше расцветает и хорошеет, а я помню её еще совсем маленькой, такой курносой и смешной, прямо косолапой пигалицей какой-то. А теперь же, посмотри, какая статная девица у тебя вымахала.

– Да, Мария у меня выросла настоящей красавицей, да ещё и умница какая! Уже купеческое ремесло осваивает! – похвалился купец и с гордостью посмотрел на свою дочь.

– Послушай, Фридрих, я думаю ничего не случится с твоей лавкой, если ты со мной пройдёшься до Ратуши. У меня к тебе есть один деловой разговор.

– Если совсем не на долго, то вполне можно, господин бургомистр. Сегодня мне удалось у русских купцов по очень выгодной цене приобрести кое-какой товар, и он пока лежит у меня в лавке, на Ратушной, так что я очень сильно за него беспокоюсь и мне не хотелось бы надолго отлучаться!

– В моём городе все бюргеры чувствуют себя, как за каменной стеной. Под моим руководством город стал ещё краше прежнего и, причём, совершенно безопасный для его обитателей. У меня стража города работает, как часы, и она не допустит какого-либо своеволия в моём городе!

– Это несомненно, господин бургомистр! Жители нашего города бесконечно благодарны вам за вашу заботу, и я совершенно уверен в том, что мой товар останется в целости и сохранности, но поймите меня правильно – душа купца спокойнее, когда он находится рядом со своим товаром.

– Неужели ты так не доверяешь своей дочери, и поэтому боишься за свой товар? – усмехнулся глава города.

– Своей дочери я могу доверить не только свой товар, но и собственную жизнь! – порывисто ответил купец, а затем с любовью во взгляде, вновь посмотрел на свою дочь и, обращаясь к ней, произнёс: «Мария, я пройдусь с господином бургомистром до ратуши. Нам надо будет обговорить кое-какие важные дела».

– Хорошо отец, вы не беспокойтесь. Идите, всё будет в порядке, я пригляжу за нашим товаром, – весело ответила Мария.

Хейнер фон Зиберман снова уставился на дочь купца и, не сводя с неё глаз, громко произнёс, так чтобы и она тоже слышала:

– Ну, тогда пойдём, Фридрих, раз твоя красавица так уверена в своих силах. Мне кажется, что она должным образом покомандует своими работниками. Она этим разгильдяям спуску не даст! – расхохотался глава города, довольный своей остроумной шутке. – Да, хороша, действительно хороша девка! Огонь, а не девка, а глазище-то какие, а как смотрит, ух!

Причмокнув своими толстыми губами, Хейнер фон Зиберман внимательно, снизу-вверх ещё раз оглядел тонкую фигуру девушки. Перехватив слащавый взгляд бургомистра, Мария нахмурилась и резко отвернулась от него. «Ничего, ничего ты ещё оценишь меня по достоинству, гордячка!», – шёпотом пробормотал глава города и, резко повернувшись лицом к ратуше, широкими шагами направился к своему любимому месту службы. Оно было единственным местом в городе, где он мог сполна почувствовать свою исключительную значимость.

Фридрих отдал ещё несколько приказаний своим работникам, сказал обнадёживающие слова дочери и быстрыми шагами стал догонять главу города. Он нагнал его уже у входа в ратушу и, открыв тяжёлые двери перед бургомистром, отступив на шаг в сторону. Хейнер фон Зиберман даже не взглянул на купца и не поблагодарил его.

– Ну, что вы встали?! – приказным голосом, подражая отцу, спросила у работников Мария. – Главу города никогда в своей жизни не видели? Давайте берите мешки и заносите меха на склад, им нельзя подолгу на солнце лежать. Они от этого свой товарный вид теряют. Хватит и тех соболей, что мы на прилавок выложили.

Войдя в свой любимый зал, бургомистр, тихо покряхтывая, поудобнее расположился в высоком кресле во главе длинного, дубового стола. Не предлагая Фридриху сесть, он взял с серебреного блюда большое красное яблоко. Хотел его укусить, но, вспомнив про свои больные зубы, кисло поморщился и взял другой рукой маленький ножик для разрезания фруктов.

– Я давно хотел с тобой переговорить без лишних свидетелей, Фридрих, – начал он. Да вот, дела городские совершенно не оставляют мне времени на что-нибудь другое.

– Я вас слушаю, господин бургомистр, – уважительно ответил купец.

– Как у тебя идёт торговля? Мне доложили, что ты взял в долг большую сумму денег и намереваешься приобрести у русских купцов крупную партию товаров. Почему именно у русских? Что так, у тебя с деньгами совсем так плохо, что ты решил столь опрометчиво рискнуть всем своим состоянием?

– Да, господин бургомистр, ваши люди не ошиблись. Я действительно договорился с ганзейскими купцами, что они у меня купят большую партию русского меха и воска, а сегодня я уже купил часть товара и обговорил с псковским купцом последние условия нашей сделки. Очень надеюсь, что моё дело пойдёт хорошо и с помощью этой сделки мне удастся поправить своё положение.

– Но ты ведь должен понимать, что если твоя дело сорвётся, то ты останешься совсем ни с чем, и мне тогда, вполне возможно, придётся выгнать тебя из города, а у тебя уже такая взрослая дочь? Ей бы надо сейчас о своей личной жизни подумывать, и не надеяться на призрачную удачу своего отца. Не может же она всю жизнь оставаться за твоей спиной. Ты ведь не молодеешь, Фридрих, тебе же уже почти пятьдесят лет и мне кажется, что ты сейчас начинаешь терять свою деловую хватку. Ты бы лучше подумал о том, что будет с твоей дочерью, если ты вдруг прогоришь на этом деле. Ведь Мария не заслужила такой суровой судьбы, чтобы остаться во время своего расцвета без крыши над головой, вместо того, чтобы иметь надёжного мужа, который сможет достойно позаботится о ней и оградить от всех житейских невзгод.

– До сего дня русские купцы меня никогда не обманывали, господин бургомистр, и я очень надеюсь на то, что у меня всё будет хорошо и на этот раз. Мы с дочкой в это верим и, мало того, я сам уверен, что мы с дочерью ещё получим хорошую прибыль от моей сделки с русскими купцами.

– Не обманывали! Он надеется! – передразнил глава города, отрезая серебряным фруктовым ножичком очередной тонкий ломтик спелого яблока. – А помнишь, как я за тебя поручился, когда ты захотел получить место на Ратушной площади?

Бургомистр замолчал. Он осторожно взял с кончика ножа ломтик яблока и начал его тщательно прожевывать. Некоторое время он молчал и так отрезал кусок за куском от красного яблока и каждый раз педантично их пережёвывал. Иногда, откусывая очередной кусок яблока, он болезненно морщился от неприятной зубной боли. Но через некоторое время он возобновлял свой ежедневный ритуал. Глава города ел яблоко и изредка бросал косой взгляд на купца, словно решая: сейчас его приговорить или пусть ещё чуть-чуть помучается. Фридрих же терпеливо стоял в конце длинного стола и ждал, когда бургомистр наконец объяснит ему для чего он его к себе позвал.

– А как ты, Фридрих, смотришь на то, что я лично погашу за тебя твой долг перед Большой гильдией? – дожёвывая последний кусок яблока и беря со стола расшитое серебреной ниткой небольшое полотенце для рук, небрежно произнёс глава города.

Бургомистр стал осторожно прикладывать его к влажным от яблочного сока губам, а затем медленно вытер им свои руки. Всё это время он продолжал сверлить своими водянистыми глазками стоявшего перед ним Фридриха.

– Почему именно мне вы решили оказать такую высокую честь, господин бургомистр? Ведь я всего лишь простой купец, когда-то приехавший в Ригу из Любека в поисках торгового счастья. Вы и так для меня уже многое сделали, и если бы не вы, то вряд ли мне удалось получить лавку на Ратушной площади.

– Во-первых, не тебе, а твоей дочери, потому что я, как ты видишь, к ней немного, так сказать, имею расположение. А во-вторых, я вижу, что тебя и твою дочь обидела судьба, лишив тебя верной жены, а её доброй матери и вам обоим до сих пор трудно смириться с этой потерей. И наконец, ты же, наверное, понимаешь, что я, со своей стороны, тебя тоже попрошу об одолжении.

– Я всегда с радостью готов для вас сделать всё, что угодно, господин бургомистр, но как я смогу вам помочь – я даже это себе не могу представить, – расстроенным голосом произнёс Фридрих.

– Пойми же, ведь ты католик и дочь твоя католичка, и ты должен всегда об этом помнить и не отделятся от своих соплеменников! Я тоже истинный католик и поэтому я имею полное право и большое желание помочь своему земляку в трудную для него минуту! – вкрадчиво, как ребёнку, начал втолковывать бургомистр. – Ведь нам, католикам, здесь в Риге, вдали от нашей исторической Родины, нужно жить одной, сплочённой семьёй, чтобы друг другу помогать по мере своей возможности. Ведь так, Фридрих?

– Конечно, я, совершенно не против того, чтобы наша немецкая община жила в Риге сплочённой семьёй единоверцев, и я, конечно в меру своих возможностей, поддержу любые ваши начинания в городе, господин бургомистр.

– Правильно мыслишь, Фридрих! А что лучше всего объединяет людей, как не прочные семейные узы единоверцев! Ты ведь, надеюсь, меня прекрасно понимаешь к чему я это клоню? Я тебе протягиваю руку помощи и даю возможность избежать огромного риска, которому ты себя совершенно неразумно подвергаешь, заключая договор с этими коварными руссами. А если они тебя обманут? К кому тогда ты первому побежишь? Кто тебя всегда поддержит и поможет, если не твоя семья? Так что, хорошенько подумай над этим, Фридрих!

– Я всё понимаю, господин бургомистр и помню наш предыдущий разговор, когда вы мне помогли с местом на Ратушной площади. Я тогда пытался поговорить со своей дочерью о вашем предложении, но она и слышать об этом не хочет, – понурив голову, ответил купец.

– Молода ещё! Не понимает всей выгоды, романтика ещё у неё в голове, но ничего образумится, если её жизнь прижмёт! – зло ответил бургомистр. – Ты отец и поговори с ней ещё раз понастойчивей и объясни ей потолковее, что она может потерять, если не примет моего предложения!

– Конечно, господин бургомистр, я обязательно ещё раз поговорю со своей дочерью.

– Хорошо! Это дело пока в сторону. Теперь ещё раз попробую тебе растолковать по поводу русских купцов. Ты, Фридрих, совершенно не понимаешь, какая сейчас складывается на границах Ливонии тяжёлая политическая обстановка и поэтому рассуждаешь, как всякий рядовой торговец – прибыль, прибыль и только прибыль! Но, ты пойми, – русские уже отстроили новую крепость в Ивангороде. Они стянули к ней свои войска. Вот-вот русский царь наберёт достаточное количество воинов и очень даже не исключено, что он предпримет поход на Ливонию. Вот тогда русские войска могут прийти и встать под стенами нашего города. У нас, конечно, хорошие крепостные стены и наши горожане, все как один выступят на защиту своего города. Но ты понимаешь, что будет если русским и вправду подойдут к стенам города, что будет тогда с торговлей? Ты понимаешь, что царь варваров угрожает нам войной и это значит, что твоему купеческому делу придёт конец? Разве не ясно, что все московские купцы в этих условиях становятся лазутчиками и шпионами своего царя. Они уже сейчас являются его глазами и ушами. Они уже сейчас выведывают все наши военные тайны и все оборонительные хитрости. Они узнают нашу степень готовности к обороне города, проведают все слабые места наших укреплений, наличие тяжёлого вооружения, его местоположение. Разве можно в такой ситуации доверять русским купцам, верить в их честность и искренность и тем более вести с ними дело?

– А как же русские купцы, которые поселились в нашем городе и уже стали его гражданами? Они ведь теперь считают Ригу своим городом. Они открыли в нём свои лавки. Привозят нам товар из Москвы, Пскова, Новгорода, покупают в большом количестве наш. Они помогли нам наладить очень выгодную торговлю с русскими городами! Я уже давно торгую с их купцами. Они честные торговые люди. С товаром и деньгами меня ещё ни разу не подводили, и до сих пор ещё ни разу я от них не слышал, что они собираются на нас напасть. Откуда у вас такое представление о коварстве русских? – недоумённо спросил купец.

– Это не твоё дело, откуда у меня такое представление об этих варварах! Говорю – значит знаю, о чём говорю! Ты по своей наивности считаешь, что наш враг придёт к нам и будет у нас испрашивать разрешения, чтобы завтра напасть на наш город? – раскатисто рассмеялся бургомистр. – Да-а, удивляюсь я с тебя, Фридрих! И как ты только дела свои ведёшь? Да тебя же любой малый ребёнок сможет обмануть! Но я сегодня добр и хочу помочь тебе разобраться: кто сегодня твой друг, а кто тебе уже стал или может завтра стать твоим врагом. Поэтому подумай о том, что я тебе сегодня сказал и настоятельно советую поговорить ещё раз со своей дочерью и обязательно скажи ей, что от её решения теперь в очень большой степени зависит благополучие и не только её самой! И подчеркни это особо, что и твоё купеческое счастье во многом теперь зависит от неё! Мало того – скажи, что от этого зависит её и твоя жизнь в нашем городе! Ведь не столь же бессердечна в конце концов твоя дочь, чтобы к старости оставлять своего отца без хлеба и крыши над головой! Да ещё и за стенами города.

– Я, конечно, благодарен вам за всё, господин бургомистр. Благодарен и за вашу заботу обо мне, но я всё-таки не могу поверить, что русские купцы хотят нашему городу вреда. У нас ведь с ними взаимовыгодная торговля и зачем им рушить то, что даёт им такую огромную выгоду?

– А я тебе объясню, Фридрих! Всё очень просто. Русские купцы и их правитель хотят лишить наш город той прибыли, за счёт которой мы живём. Вся наша прибыль основывается на посредничестве между ганзейскими союзом и русскими купцами, поэтому московский царь и хочет захватить Ригу, чтобы торговать с ганзейским союзом напрямую, без посредников. Ему же тоже хочется получить свою выгоду! А теперь подумай, что будет с твоим купеческим делом, если к нам в город придут русские войска? Разве им нужны будут немецкие купцы-посредники? Разве им будут нужны ты и твоя дочь? На потеху может они ещё оставят твою дочь, но ты им точно не нужен! Да они просто уничтожат вас всех, как саранча уничтожает посевы! Как ты этого до сих пор не можешь понять?!

– Я как-то об этом и не задумывался, господин бургомистр, – растерянно произнёс купец.

– Вот и подумай над тем, что я тебе здесь сказал, Фридрих, а заодно и со своей дочерью поосновательнее переговори! Я думаю, что она же не настолько глупа и должна в конце концов понять свою собственную выгоду! – голосом человека, привыкшего к полному повиновения, произнёс Хейнер и, уставившись своими холодными, водянисто-серыми глазами на понурившего голову купца, жёстким, ледяным голосом добавил. – А теперь ступай и к воскресенью жди меня к себе в гости. Я навещу вас с твоей дочерью сразу после богослужения. Я думаю, что за три дня ты сумеешь подготовить Марию к принятию правильного решения.

Глава 7. Важный гость

В воскресение, после полуденной мессы в Парадном зале Рижского замка собрались самые важные люди Ливонских земель: магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг, Архиепископ рижский Михаэль Хильдебранд и бургомистр города Риги Хейнер фон Зиберман. Между ними никогда не было особого взаимного пиетета и каждый раз при личной встрече они предпринимали попытки прощупать силы и возможности друг друга и понять намерения своего оппонента. Все они отчасти враждовали друг с другом и эту личную междоусобицу поддерживал и сам Римский Папа. Ему было выгодно, что Ливония была разделена на постоянно конфликтующие лагеря. Это позволяло ему чувствовать себя в большей безопасности. Старый, как мир принцип: «разделяй и властвуй» и здесь работал в полную меру. Но на этот раз вместе их свело отнюдь не желание вновь прощупать друг у друга мускулы, а их общая беда – московская угроза. Это было то единственное, что время от времени заставляло их объединяться. Постоянная угроза с востока раздражала их и в тоже самое время позволяла выбивать у Рима очередную финансовую поддержку. Сегодня эта опасность представлялась им всем троим настолько сильной, что даже совсем недавнее военное противостояние Риги и Ливонского ордена почти не сказывалось на внешнем миролюбии собравшихся. Бургомистр выглядел вполне радушным хозяином встречи и иногда даже позволял себе переброситься парой-тройкой ни к чему не обязывающих фраз с магистром Ливонского ордена. Сам же магистр, совершенно не стесняясь, почти что по-хозяйски разглядывал помещения Рижского замка, того самого, откуда его совсем недавно выгнали жители города Риги. В свою очередь бургомистр подмечал некую ностальгическую тоску во взгляде магистра и это согревало его сердце.

Поэтому главной темой собрания руководителей Ливонии была Московия. Русский царь Иван III опасно укрепил свои войска, понастроил новые крепости. Очевидно, что даже временный союз Ливонского ордена с Литовским княжеством уже не спасал Ливонию от неминуемого вторжения русских войск и эта угроза с каждым днём только возрастала. Эта страшная и невообразимая беда приводила всех трёх правителей приморской земли в ужас и растерянность. Так удачно захваченные в недавнем прошлом русские города пришлось вернуть русскому царю, причём ещё и заключить весьма невыгодный для себя договор и теперь границы Руси снова опасно приблизились к важным городам Ливонского ордена. Вместо расширения территории, углубления влияния католической церкви и полного подавления православия, наоборот, – происходит восстановление влияния православного духовенства. Причём это явление проявляется даже в Риге и в этой ситуации интересы магистра Ливонского ордена явно совпадали с интересами бургомистра Риги, католической церкви в целом, а значит и Архиепископа рижского, как верного представителя интересов Папы Римского в восточных землях. Для центра католического мира и прибалтийские земли, и Московия была востоком, и это немного раздражало руководство Ливонии, но с Папой не поспоришь.

Глава города для своих гостей расстарался на славу и стол перед собравшимися владыками просто ломился от всяческих яств. Ему хотелось продемонстрировать перед ними богатство города и это, по всей видимости, ему очень даже удалось. Ведь на столе лежали не только плоды труда местных тружеников, но и множество заморских яств. Архиепископ и магистр были явно довольны столь богатым угощением. Бургомистр показывал пример своим гостям и первый откусил очередной кусок жареной утки, запил бургундским вином и, промокнув губы белой салфеткой, степенно произнёс:

– Мне кажется, что перед лицом надвигающейся опасности нам, немцам, надо брать всю полноту власти в городе на себя, а всех русских и всех, кто будет им сочувствовать или выступать против того, чтобы наша немецкая община взяла всю полноту власти в городе, выгонять за пределы крепостных стен! Нам надо заранее выселить из города всех возможных изменников, которые могут перейти на сторону московского царя, а остальных нам надо максимально ограничить в правах. Я полагаю, что будет логично, что достойную оборону города будем организовывать именно мы – немцы, ибо мы являемся законными основателями Риги, которую мы построили во главе с нашим великим архиепископом Альбертом, а сейчас нам же и возглавить её оборону от нашествия московских варваров. Поэтому я считаю, что полноправными гражданами города могут быть исключительно немцы, как основатели города, а значит и максимально заинтересованная в сохранении его политического статуса. Остальные народности, если они действительно хотят жить в нашей Риге, должны принять этот факт, как должный. Наше полное верховенство должно быть во всех вопросах управления и все горожане должны во всём неукоснительно выполнять наши приказы.

– Я поддерживаю устремления главы города в его желание сделать Ригу более защищённой, но предлагаю, по отношению к восточным иноземцам, пойти ещё дальше, а именно: полностью запретить торговлю с московскими купцами, а также – псковскими и новгородскими! – своим каркающим голосом произнёс магистр. – Ибо, ведя с этими варварами торговлю, мы своими деньгами и товарами укрепляем русские земли и их правителей, позволяя им осваивать все наши новейшие изобретения, а значит – оплачиваем все их нынешние и будущие военные приготовления!

– Но позвольте, магистр, вы своим предложением рубите тот золотой сук, на котором мы все и сидим, то, ради чего собственно и создавался наш город! – возмущённо воскликнул бургомистр. – Напомню, что наш город специально создавался нашими великими предками, чтобы организовать в этих восточных землях свой надёжный торговый форпост. Рига живёт установленной нами маржи от торговли с Московией и другими русскими городами. С каких тогда доходов будет жить город, если совсем прекратить торговлю с востоком? С кем нам тогда прикажете заново налаживать отношения?

– Ничего подобного, дорогой бургомистр, это всего лишь ваши сиюминутные меркантильные интересы, как главы города. Я лично считаю, что ради нашей общей победы над врагом, горожане Риги могут некоторое время и потерпеть! Хотя бы до того момента, когда мы решим вопрос с восточными и территориями и Московии перейдёт под наше непосредственное управление, над чем мои люди сейчас активно работают. После установления власти католической церкви на варварских землях мы заново организуем торговые потоки. Тем более, что вы, господин бургомистр, судя по вашему заявлению, собираетесь в дальнейшем единовластно править в своём городе, поэтому, мне кажется, что это в ваших интересах поддержать мою инициативу. Взамен я могу вам обещать свою всемерную поддержку и забыть все наши былые распри! – по-военному безапелляционно заявил магистр.

– Ничего подобного, уважаемый магистр! – слегка смутился бургомистр. – Все изменения в городской жизни я намереваюсь осуществить исключительно ввиду опасности вторжения в наш город московских войск. Единственно о чём я забочусь – это о судьбе моего прекрасного города, который лично мне вверили наши уважаемые бюргеры! И я приложу все усилия, чтобы Рига и в дальнейшем стала процветающим городом, а его граждане жили в благополучии и безопасности, и я не позволю, чтобы хоть в какой-то мере пострадала казна моего города, а вместе с ней и интересы Большой и Малой гильдий!

– А разве не к желанию стать единовластным правителем города сводятся все ваши заявления о необходимости проведения реформ городского управления? – ехидно спросил архиепископ, вспомнив как бургомистр на собрании ратменов придержал выделение земельных угодий для выгона монастырского скота, а впоследствии оказалось, что эти земли оставил лично для себя.

– Здесь вы чего-то путаете или ваши люди предоставили городу недостаточно веские аргументы! – отмахнулся бургомистр.

– Хочу так же ещё раз напомнить нашему уважаемому бургомистру, – безапелляционным тоном произнёс магистр, – что в настоящее время московский царь ведёт активное перевооружение своей армии, а для этого он через русских купцов в большом количестве у нас закупает: чугун, медь, порох и другие товары, которые он впоследствии сможет успешно использовать в войне с нами. В этой связи Конвент Ливонии уже наложил запрет на торговлю с русскими купцами товарами, которые можно применить во время военных действий во вред нам и я, как магистр ордена, требую от Риги безусловной поддержки справедливых начинаний моего ордена!

– Я не позволю разговаривать со своим городом в таком тоне! – вскричал покрасневший от гнева бургомистр. – Или вам напомнить, как ваши доблестные рыцари ещё совсем недавно были с позором выгнаны нашими горожанами за пределы Риги!

– Великие сыны мои, – примирительно подняв вверх обе ладони, произнёс архиепископ, – я призываю вас к спокойствию и благоразумию. На пороге нашего дома враг и в этот сложный для нас период времени мы должны быть едины, как никогда! Нам нужно выработать общую стратегию поведения относительно Московии и их купцов. Во имя нашего Господа, приберегите ваш пыл и силы для борьбы с истинным врагом католической веры и не расходуйте понапрасну свою энергию на второстепенные вопросы! Ибо нам надо продумать путь, которым мы будем в дальнейшем нести угнетённым народам востока истинное слово нашего Господа. Наша задача, дарованная нам Свыше – это уберечь нашу душу от Лукавого! На нас возложена великая миссия закрыть для Антихриста любую лазейку, чтобы предотвратить его проникновение в наш мир, а восток – это и есть та оставшаяся лазейка, которую мы обязаны захлопнуть раз и навсегда! Помните об этом во всех ваших начинаниях! Искренне молитесь и Господь наш укажет вам истинный путь к успеху в ваших делах!

Магистр ордена и бургомистр Риги замолчали, но не на долго. Вскоре они не удержались и вновь обменялись испепеляющими взглядами и тут же, разом, с искренним негодованием отвернулись друг от друга. Архиепископ Михаэль Хильденбранд в это время, как ни в чём не бывало продолжил:

– Католическая церковь сделает всё, чтобы сплотить наши силы на пути поиска истины, но и вам, как верным сынам нашей веры, нужно во всём следовать учениям нашей церкви и быть для ваших подданных образцами духовной силы и единства, поэтому – ещё раз призываю вас успокоиться и принять надлежащее решение во благо нашего лучшего будущего, ибо одна наша ошибка сегодня может перечеркнуть все благие деяния наших предков в прошлом. Помните – их память достойна нашего уважения, и мы обязаны сегодня преумножать их достижения. Наши храбрые предшественники начали своё благородное дело с просвещения местных диких балтийских племён и нельзя допустить, чтобы именно на нас это великое начинание и закончилось. Мы просто обязаны расширить наши земли, на которых будет царить единственно правильная церковь – католическая. Всевышний не простит нам, если мы в это непростое время допустим неразумную ошибку!

Прошло ещё несколько часов, пока глава города под слаженным давлением магистра и архиепископа, наконец, согласился потребовать от гильдий купцов и ремесленников города Риги введения ограничений на торговлю с русскими купцами. Со своей стороны, он пообещал магистру и архиепископу ускорить процесс лишения гражданства прав укоренившихся в городе русских купцов и обеспечить их скорейшее изгнание за пределы города. Этот шаг был и в его интересах, потому что он позволял исключить местных русских купцов из исторически создавшейся торговой цепочки и тем самым, соответственно, намного увеличивал прибыль немецких купцов. Тем самым обеспечивал с их стороны ему безоговорочную поддержку его власти.

Магистр вместе с архиепископом покинули Парадный зал замка и наконец наступила тишина. «Завтра глашатаи со стен ратуши объявят о вступлении в силу новых законов, а пока – можно посетить дочь Фридриха», – от этой мысли у бургомистра появилась на лице блуждающая улыбка, а его маленькие глазки стали масляными.

Глава города заехал домой, чтобы переодеться и захватить для своей будущей невесты какой-нибудь небольшой подарок. Он надел на себя свою лучшую одежду, чтобы подчеркнуть свою значимость и произвести должное впечатление на дочь купца. «Что же этой пигалице такое подарить?», – задумался бургомистр. – «Да, чего тут мудрить! От моей жены наверняка осталась какая-нибудь дешёвая безделица, вот и подарок!». Бургомистр открыл дверь в бывшую спальню жены и подошёл к комоду, который стоял в углу, недалеко от окна. Он не жалел денег чтобы произвести наилучшее впечатление на окружающих. Поэтому в его доме всё было самое лучшее. Даже стены спальной комнаты жены были задрапированы красным китайским шёлком с невиданными в северных землях цветами, причём вышитыми они были золотыми нитями. Выдвинув верхний ящик, он взял в руки серебряный, инкрустированный разноцветными камнями ларец с драгоценностями и открыл крышку. Там находились самые любимые вещи жены, которая недавно умерла от горячки. Множество всяческих безделушек из серебра и золота предстало перед глазами Хейнера фон Зибермана: кольца, ожерелья, серьги, браслеты и все они были отделаны дорогими драгоценными камнями. Ещё совсем недавно они блистали на его жене во время торжественных приёмов. Перебрав содержимое ларца, бургомистр остался недоволен. Всё, что ему попадалось на глаза было слишком дорого по цене, чтобы такое дарить дочери какого-то купца. «Ладно, обойдётся пока и без украшений! Пусть почитает за честь, что к ней в гости приедет свататься сам глава города!», – недовольно проворчал бургомистр и сердито захлопнул крышку ларца.

Спустя три часа он подъехал к дому купца, неспешно вылез из повозки и оценивающе посмотрел на двухэтажный дом Фридриха. Первый этаж в нём был жилым, видно, что для экономии площади там заодно располагалась и контора купца, а дальше небольшая лавка. На втором этаже скорее всего располагался склад. Так было надёжнее и многие небогатые купцы города поступали так же. Доставшийся дорогой ценой товар нужно было беречь от воров – иначе разорение, а это для купца похуже смерти. Хозяин дома, видимо, увидел в окно своего гостя и выбежал ему навстречу.

– Добрый вечер, господин бургомистр, а мы вас с дочкой уже ждём. Мои люди как раз праздничного гуся с яблоками запекли в честь вашего приезда! – суетливо забегал вокруг важного гостя купец.

– Ладно тебе представление передо мной разыгрывать. Ты же знаешь, что я не за едой к тебе приехал, – недовольно проворчал бургомистр.

– Как же, как же, такой важный гость в моём доме и за таким дорогим товаром приехал! – с внешне довольным видом воскликнул купец и быстро посмотрел вокруг себя по сторонам.

Его дом располагался на одной из многочисленных узких улиц города, по которой и двум телегам свободно-то не разъехаться. Для нового строительства внутри крепостной стены городской земли уже не хватало и поэтому владельцы домов экономили на ширине улиц. Вот от чего они и становились очень узкими. В свою очередь это усложняло оборону города и вооружённые конные с копьями наперевес не могли свободно проехать между домами. Властям города пришлось даже издать специальный указ, чтобы жители строили дома так, чтобы между ними оставалось место для проезда всадника с копьём. Но и здесь домовладельцы умудрялись схитрить. Они оставляли улицу более широкой, причём только на уровне роста всадника, сидящего на лошади, а выше – снова сужали ширину улицы до такой степени, что жильцы соседних домов могли друг с другом при желании поздороваться за руку.

Любопытствующие соседи Фридриха гроздьями висели почти во всех окнах близлежащих домов. Ведь не каждый день на своей улице можно встретить главу города. Это событие надолго теперь сделает дом Фридриха главным предметом пересудов для всех его соседей. Даже, когда бургомистр в сопровождении купца скрылся за дверью дома, соседи ещё долго пересказывали друг другу свои предположения по поводу диковинного визита высокого гостя к небогатому купцу.

– Ну, и где же наша красавица? – садясь за ломящийся от яств стол и внимательно оглядываясь по сторонам, спросил бургомистр.

– Она сейчас в своей комнате. Как раз одевается, чтобы достойно выглядеть перед столь важным гостем, – помогая придвинуть ему кресло к столу, вкрадчиво произнёс купец.

– Это правильно. Жена бургомистра города должна знать, когда и как ей одеваться, чтобы не опозорить своего мужа перед важными людьми, а они у меня бывают очень часто, и в основном – это важные послы и богатые купцы из разных заморских стран, – оценивающе осматривая сервировку стола, нравоучительно говорил глава города.

– Вы тут посидите, господин бургомистр, а мои работники сейчас как раз должны закончить приготовление жареного гуся. Я же пока схожу к дочери, немножко потороплю её. Она, наверное, ещё не знает, что вы уже здесь.

– Давай сходи, а то что-то она не спешит своего именитого гостя встречать! – недовольно проворчал бургомистр.

– Я мигом, и глазом моргнуть не успеете, как мы будем вдвоём обратно! – скороговоркой произнёс Фридрих и быстрым шагом ушёл на вторую половину дома.

Его дочь в это время сидела на кровати в своей комнате. Она растерянно подняла голову, когда к ней подошёл отец. Фридрих сел рядом с дочкой и осторожно погладил её по плечу.

– Я вижу, что тебе, дочка, больше по нраву молодой человек, которого мы с тобой на днях встретили в лесу? – спросил он.

– Он мне действительно понравился, отец, но почему наш Господь так не справедлив к людям! Разве отец Стояна заслужил такую судьбу? – задала вопрос Мария и заглянула в его глаза.

– На всё воля нашего Господа, дочка и не мы управляем нашей судьбой. Я действительно не знаю почему так происходит, но это конечно ужасная кончина для человека. Мне бы не хотелось, чтобы так происходило с людьми. Но, говорят, что отец этого молодого человека был язычником и колдуном!

– Я не верю, что отец Стояна был колдуном! Но я знаю, что это мы – католики, принесли такое страшное горе людям, которые испокон веков жили на этой земле. Понимаешь, отец, мы – католики, люди верующие в Бога убиваем людей и только из-за того, что мы хотим навязать им свою религию. Они гибнут, отец, и это очень страшно.

– Не все католики, дочка, такие кровожадные, как те, которые казнили отца Стояна, но таких мало и, к тому же, наша церковь велит бороться со скверной и колдунами, а единственный путь уничтожить колдуна – это его сжечь. Так учит наш архиепископ.

– И ты веришь, что отец Стояна был колдун? – удивлённо спросила Мария.

– Я не знаю, дочка, но зачем-то они его сожгли?

– А может они всё-таки ошиблись! – воскликнула Мария.

– Может быть, но тогда это была очень жестокая ошибка. Ладно, дочка, мы ничего не знаем и не можем сейчас ничего решить. Мы не знаем, – что там произошло и не нам судить об этих событиях. Сейчас тебя ждёт наш бургомистр.

– Но, отец! – воскликнула Мария.

– Идём, дочка, от тебя сейчас зависит наше с тобой будущее. Не буду таиться, я уже начал готовить тебе достойное приданое, а это требует больших денег. Мне пришлось заложить весь свой будущий товар и, если мне не удастся удачно его продать, то мы с тобой будем разорены и тогда нам придётся навсегда, и с позором покинуть наш город. Господин бургомистр пообещал, что выкупит у купеческой гильдии мой долг.

– А чего он хочет взамен за такую великодушную услугу? – иронично спросила Мария.

– Дочь, ты знаешь, что я один, как мог воспитывал тебя, не отказывая тебе ни в чём, и это только потому что я тебя очень люблю. Ты сумела получить хорошее образование, хотя большинство женщин города не то, что читать и считать-то толком не умеют. Ты смогла достаточно хорошо освоить азы купеческого ремесла. Вижу, что тебе наше семейное дело нравиться, и я надеялся, что ты сможешь меня в старости полностью заменить, и я останусь только формальным владельцем нашего дела, но жизнь, дочка, складывается так, что не всегда всё идёт только так, как нам этого нам хочется. Часто как раз всё происходит совсем по-другому. Ты у меня уже стала совсем взрослой и теперь тебе судьба дала возможность помочь нам обоим. Наш бургомистр не такой и плохой человек, да и с лавкой на ратушной площади ведь это он нам с тобой помог. Да он может и староват для тебя, но пойми меня правильно. Многие девушки выходят замуж за людей не их возраста и это нормально, потому что у молодых обычно ничего ещё нет для создания крепкой семейной жизни. Мы с тобой сейчас очень зависим от него, а тот молодой рыбак – он нам и не ровня, и мы до конца не знаем – почему магистр так поступил с его отцом. Может это и была всего лишь ошибка, но посмотри: кто он сейчас – лесной разбойник, а разве может честный купец вести дело с вором, а тем более отдавать за него свою дочь? Пойми меня, дочка, если ты сейчас сделаешь правильный выбор, то у нас с тобой всё разом наладится. Ну, хотя бы для начала поговори с бургомистром, может вы и поймёте друг друга, хорошо?

– Поговорить я с ним конечно могу, но на большее, отец, не надейся. Не люблю я его! Понимаешь? А я хочу выйти замуж за человека, которого действительно полюблю, а не за того, кто мне противен и пусть мой избранник будет недостаточно богат, но мы вместе будем работать! Ты меня уже немного выучил купеческому делу, и это мне пригодится в моей будущей семье. Я понимаю, что церковь велит мне повиноваться твоему выбору, но пойми, отец, я не могу этого сделать. Ты посмотри, как он на меня смотрит. Прямо как мясник на свиную тушку. У меня такое ощущение, что он так и готов снять с меня платье, причём вместе с моей кожей и бросить на свой мясницкий стол, чтобы разделать меня, как кусок свиного мяса!

– Да что ты такое говоришь, дочка! Конечно, я тебя понимаю, что он не мил тебе, но и ты пойми меня – где любовь, а где наша жизнь! Когда ты ещё найдёшь достойного себе жениха? Я никогда на тебя сильно не давил, хотя наша вера этого и требует от меня, но я считал, что ты сама сможешь своим сердцем понять – как человек должен себя вести в любой жизненной ситуации, и мне казалось, что я не ошибся. Ты выросла по-настоящему хорошим человеком. Но сейчас сложилась совсем другая ситуация!

– Но понимаешь, отец, я просто уверена, что с отцом Стояна произошла ужасная ошибка и чудовищные жизненные обстоятельства заставили его сына принять такое непростое решение и я верю, что это ненадолго. Он вернётся к нормальной жизни и сможет выполнить данное мне обещание – он увезёт меня на своём корабле! – порывисто ответила Мария, но увидев, как моментально осунулся её отец, прижавшись к нему мягко продолжила. – Мы будем на своём корабле для тебя привозить из дальних, заморских стран самый редкий товар, которого нет ни у кого из рижских купцов, и ты тогда станешь самым богатым купцом Риги.

– А ты повзрослела, дочка, но до сих пор так же веришь в красивые сказки. – грустно ответил отец, погладив дочь по шелковистым, мягким волосам. – А волосы у тебя прямо, как у твоей матери – такие же пушистые и мягкие. Когда мои родители твою мать и меня сводили вместе, мы толком и не знали друг друга, не то что любить, но ничего – зато потом полюбили и худо-бедно прожили вместе всю свою жизнь. Вон, какая ты у нас красавица и умница выросла. Пойми, если мы с тобой не сможем поладить с бургомистром, то возможно мы скоро окажемся за стенами города и с пустой торбой за плечами. И не будем мы с тобой тогда знать: куда нам идти и что делать. Вот тогда ты, дочка, поймёшь в чём разница между любовью и жизнью.

Отец понурил голову и стал смотреть куда-то в угол комнаты, совсем забыв про своего гостя, который нетерпеливо ждал его дочь.

– Ничего, потерпи ещё немного, отец, вот увидишь, у Стояна всё получится и всё будет хорошо. Мы с тобой справимся, нам бы только ещё немного потерпеть, а я тебя никогда-никогда не оставлю и буду во всём тебе помогать и тогда мы все вместе заживём счастливой жизнью, и не будем бояться разорения, а тем более какого-то там бургомистра! – уверенно произнесла Мария и с надеждой заглянула в глаза отца.

– Ладно, дочка, трудно мне тебя неволить. Может нам удастся как-то ещё потянуть время. Может получим хорошие деньги, когда я продам весь свой товар. Пойдём, дочка, а то наш гость уже сильно заждался нас и будем надеяться, что твоя покровительница пресвятая Святая Мария Магдалина поможет тебе обустроить свою судьбу, – уже более уверенным голосом произнёс Фридрих и, нежно поцеловав свою дочь в открытый лоб, перекрестил её.

– А вот и моя красавица! – входя с Марией в гостевую комнату и стараясь изобразить на лице радость, воскликнул Фридрих.

Он взял дочку за плечи и осторожно усадил её за стол; как раз напротив главы города, вальяжно развалившегося в кресле. Он ещё не дотрагивался до еды и теперь внимательно рассматривал вошедшую девушку.

– Что-то вы долго собирались и заставили своего гостя томиться в одиночестве! – недовольно произнёс хозяин города.

– Здравствуйте, господин бургомистр, – смиренно опустив глаза, произнесла Мария. – Извините меня, но моя сережка куда-то закатилась, и я никак не могла её найти, а выйти к вам без украшения мне показалось, что этим я унижу своего отца.

– Ну, здравствуй, красавица! – усмехнувшись, надменно произнёс глава города. – Вот у моей бывшей жены никогда не было проблем с украшениями. Их у неё всегда хватало и было великое множество, а если вдруг что-то куда-то закатится, другая подходящая вещица всегда находилась под рукой и всё почему? А потому, что она была умной девушкой и выбрала себе правильного мужа!

– Вот так вам будет удобнее друг с другом разговаривать, – наконец усадив дочь за стол, громко произнёс её отец и тихо шепнул на ухо дочери, – ты уж всё-таки будь поучтивее с нашим уважаемым гостем.

– Я и так уступила твоей просьбе и согласилась сесть за один стол с этим неприятным для меня человеком, – так же тихо ответила дочь.

– А вот и наш гусь с яблоками, господин бургомистр. Отведайте, пожалуйста, специально для вас приготовили, – обращаясь уже к своему гостю, Фридрих указал на входящего в гостиную прислугу, у которой на подносе лежал поджаренный до коричневой корочки большущий, праздничный гусь.

– Попробуем, что вы тут для меня приготовили! – довольно улыбаясь, бургомистр запустил свои пухлые ручки в жирного гуся. – А ничего птичка, свеженькая!

Он с хрустом оторвал ногу от источающего аппетитные ароматы гуся и разом откусил от неё большой кусок. Тёплый жир потёк по его щекам, но глава города не обращал на это внимание и только щурился от удовольствия. Он раз за разом продолжал откусывать сочные, румяные куски мяса и за всё время трапезы ни разу не взглянул в сторону хозяев дома. Закончив с едой, он отпил из хрустального бокала глоток вина и вытер жирные пальцы о край белой скатерти. На ней мгновенно остались разводы грязных пятен. Мария с отвращением отвернулась от гостя, пытаясь скрыть от него своё выражение лица.

– Ну, как Фридрих, надеюсь, что ты уже успел поговорить со своей дочерью? А что это она и смотреть-то в мою сторону не хочет? – отрыгивая остатки еды, недовольно спросил бургомистр.

– Марии сегодня не удалось выспалась, так как у нас с самого утра было очень много работы. Я уже вам рассказывал, что приобрёл достаточно много товара у русского купца и надо было успеть до вашего приезда всё отсортировать и разложить.

– А я уже грешным делом подумал, что это она от меня нос воротит!

– Что вы, господин бургомистр, мы с дочерью к вам со всем своим уважением!

– Ну, а что скажет моя будущая невеста о моём предложении? Ты ведь предупредил её – зачем я к тебе сегодня приехал?

– Конечно, я всё своей дочери обстоятельно объяснил! – ответил купец и уважительно поклонился гостю.

– Ну, и что мне на это ответит наша красавица? – неторопливо произнёс бургомистр и, откинувшись на высокую спинку стула, с умилённой улыбкой на лице посмотрел на Марию.

– Ничего! – порывисто, почти прокричала в ответ девушка и, вскочив со стула, убежала в свою комнату.

Бургомистр недоумённо посмотрел ей вслед. Неожиданно раздался резкий стук быстро захлопывающейся двери. Гость даже слегка вздрогнул и медленно перевёл свой взгляд на хозяина дома. Его взгляд для Фридриха не предвещал ничего хорошего.

Глава 8. Неожиданное знакомство

Звёздный зал в замке Венден был любимым местом обитания магистра Ливонского ордена. Он сидел за столом и писал очередное письмо магистру Тевтонского ордена. В нём он выражал свою просьбу ускорить отправку в помощь своему ордену дополнительной сотни-другой рыцарей, мотивируя это ускоренной подготовкой московского царя к нападению на Ливонию. Магистр заклеил конверт, капнул сверху разогретым воском и приложил к нему свой перстень. Полюбовавшись немного на отпечаток своего герба и подождав пока воск застынет, он кликнул постоянно дежурившего за дверью секретаря.

– Отправь письмо с нашим курьером и как можно быстрее! Мне необходимо знать о планах своего брата, магистра Тевтонского ордена, чтобы решить – какие войска я смогу отправить против царя Московии. Я не могу снимать все свои подразделения с западные границы и тем самым ослаблять их защиту. Польский князь несмотря на наш мирный договор только и ждёт, когда мы наконец ослабнем, чтобы поживиться нашими Ливонскими землями, поэтому уводить все войска с этого направления мы не можем. Угораздило же его породниться с этим русским варваром и взять себе в жёны его дочь. Взял бы католичку, и не пришлось бы свою жену силой заставлять менять свою веру. Тогда бы и у московского Иван не было бы повода сердиться. А то пытается сделать из русской дикарки истинную католичку, смешно. Где благонравные католики, а где варварское православие! Вот разъярившийся папаша и влепил за свою дочь литовскому князю по первое число, но видно, что мало он получил под Дрогобужем от московского царя. Всё никак не успокоится. Хотя, что тут можно сказать? Родственнички зачастую становятся друг другу злейшими врагами. А вот их семейную вражду мы можем использовать в свою пользу и вновь организовать вместе с литовским князем поход против этих русских варваров. Пусть идёт вместе с нами мстить своему злобному тестю. А можно ещё привлечь к этому походу и датского короля. А что, это неплохая мысль, может и не откажется наш соседушка поучаствовать в общем походе. Пообещаем ему побольше, а там видно будет? Над этим мне надо ещё будет хорошенько подумать, но это всё потом. Ну, а ты чего тут ещё стоишь? – недовольно проворчал магистр, увидев, что его секретарь ещё здесь? – Я же тебе приказал отправить Тевтонскому магистру моё письмо и поторопись, у меня нет времени так долго ждать! Кстати, позови ко мне сюда Везунчика!

Через некоторое время в дверь зала осторожно постучали и на пороге появился бывший гонец, ныне рыцарь, по прозвищу Везунчик. Он учтиво склонил голову перед своим владыкой и спросил:

– Вызывали меня, господин магистр?

– Да вызывал, проходи! – прокаркал в ответ Вальтер, не вставая со своего кресла. – Помнится, что ты мне на днях жаловался на засилье разбойников в лесах под Ригой?

– Так оно и есть, господин магистр, я сам лично от них пострадал!

– Запомни: главное – это не то, что ты пострадал, а то, что я остался без послания, которое было адресовано лично мне и, оно скорее всего, имело весьма важного значение! – наставительно произнёс Вальтер.

– Я как раз, так и хотел вам сказать, господин магистр, – угодливо склонив голову, пролепетал Везунчик.

– Ты провинился передо мной и нашим орденом, но я проявил истинно христианское милосердие и пощадил тебя, но это совсем не значит, что я забыл про твой проступок! Поэтому, ты должен делом искупить свою вину перед нашим орденом.

– Всё, что угодно, господин магистр! Я готов выполнить любой ваш приказ!

– Тогда возьми с собой двоих ратников из вновь прибывших, и вместе с ними пройдитесь по тем местам, где ты был перехвачен лесными разбойниками. Мне кажется, что они вряд ли поменяют место, в котором они уже привыкли грабить людей. Поймай мне этих преступников и привези ко мне их и адресованное мне послание, которое эти разбойники у тебя отобрали и тогда я возможно поверю, что всё, что ты мне рассказывал было правдой.

– Господин магистр сомневается в справедливости исхода битвы между мной и Пересмешником? Да упокой Господи его грешную душу, – с недоумением в голосе спросил Везунчик.

– Я отдал твою судьбу на усмотрение нашего Господа, и я никогда не позволял себе усомниться в справедливости Его решения, но в тоже время я твёрдо уверен, что каждый человек должен уметь на деле доказывать свою правоту! – нравоучительно ответил глава ордена.

– Извините меня, господин магистр, но я никоим образом не имел желания усомниться в истинности воли нашего Господа! Но у меня есть ещё один вопрос, – покорно склонив голову, произнёс Везунчик.

– Можешь задать мне свой вопрос! – надменно ответил Вальтер.

– Почему я могу с собой взять только двоих людей?

– Ты должен хорошо знать устав нашего ордена, а он гласит, что рыцари имеют право отступить с поля боя только в том случае, если наш противник имеет более, чем троекратное превышение по своей численности над количеством наших воинов, – наставительно произнёс магистр.

– Но лесных разбойников же было целых тридцать человек! – не уступал бывший гонец.

– А разве тебя не учили счёту? Три наших воина могут свободно выстоять против девяти чужих, хорошо вооруженных воинов, а лесные разбойники, по нашим правилам, не являются хорошо вооруженным противником. Поэтому, можно смело умножить ещё раз на три или даже четыре, и мы получим уже больше тридцати человек, и потому, всё соответствует уставу нашего ордена. Но что-то мне подсказывает, что число лесных разбойников в твоём случае было гораздо меньше, чем тридцать человек. Не так ли, Везунчик? – буравя рыцаря пронзающим взглядом своих чёрных глаз, спросил магистр.

– Я не смог во время боя достоверно сосчитать количество нападавших на меня людей, – не посмев глядеть в глаза магистра, негромко ответил бывший гонец.

– Так поди и сосчитай их! – рассердился магистр.

Солнце уже поднялось чуть выше крон высоких сосен, когда троица воинов Ливонского ордена въехала в рижский лес. Чуть впереди ехал Везунчик, а за ним двое новеньких, совсем недавно прибывших в Венденский замок ратников. На них в лучах солнца ослепительно блестели начищенные песком латы. Кони равномерно мерили копытами расстояние, а Везунчик внимательно оглядывался по сторонам, ожидая хоть малейшего признака присутствия лесных разбойников, но вокруг было совершенно тихо. Только с соседнего дерева за его действиями внимательно наблюдал рыжий бельчонок. Он стоял столбиком и держал в зубах где-то добытый лесной орех. Бельчонок ещё немного последил за тройкой путников, а затем стрелой взлетел вверх по стволу сосны и укрылся от чужаков в кроне дерева.

Скоро должно было показаться место, где разбойники в прошлый раз напали на него. Везунчик остановил коня и обернулся к своим путникам.

– Теперь разделимся. Я поеду вперёд, а вы будете издали, на достаточном расстоянии держать меня в своём поле зрения, но так, чтобы враг вас не учуял. Поняли?

– А чего тут не понять? Будем ловить разбойников на живца, но ты же говорил, что их три десятка. Разве ты справишься, если в прошлый раз они тебе так бока намяли? – недоумённо спросил тощий спутник.

– Говорил, но для воина ордена важно быть храбрым и не боятся в нужный момент здраво рисковать, чтобы получить тактическое преимущество над врагом! – отведя свой взгляд в сторону, ответил Везунчик. – Поэтому, когда я обнаружу нашего противника и ввяжусь с ним в бой, я подам условный сигнал, а вы лавиной обрушитесь на врага! Всё понятно?

– Понятно, но как-то странно всё это: мы «лавиной» из двух всадников на тридцать воинов.

– Не на воинов, а на совершенно не подготовленный к бою нищий сброд! – наставительно поправил Везунчик.

– А что же ты сам не справился с этим неподготовленным сбродом? – рассмеялся второй ратник, с более плотной комплекцией.

– Значит в тот момент у меня не было такой возможности! – зло ответил Везунчик и так посмотрел на смеющегося ратника, что тот мгновенно умолк. – Вот так-то лучше! А теперь занять позицию и ждать моего сигнала!

– А какого сигнала? – полюбопытствовал толстый ратник.

– Я каркну подобно ворону! – гордо ответил Везунчик.

– Так в лесу вороны не живут, – недоумённо пожал плечами второй ратник.

– Не твоё дело, что не живут, главное для победы над врагом – это неожиданность! Поняли?

Везунчик, не дожидаясь ответа от своих подчинённых, слегка пришпорил своего коня и тихим шагом поехал вперёд по лесной дороге, ведущей вглубь леса. Так некоторое время он ехал, внимательно прислушиваясь к лесным звукам, но не было ничего слышно, кроме одного пения лесных птиц. Вдруг, вдали внезапно послышалось негромкое ржание коня. Везунчик даже остановился от неожиданности. «Наверное, показалось», – подумал он, и так не шелохнувшись простояв на дороге ещё несколько минут. Он уже был готов снова тронутся в путь, как ржание чужого коня повторилось. Везунчик завертел головой в поисках источника звука и, наконец, сквозь ветки кустов, прикрывающих поворот дороги, увидел какое-то тёмное пятно. Нужно было принимать решение: самому потихоньку разведать, что это там впереди за всадник или позвать своих помощников? В конце концов приняв решение, что втроём будет надёжнее, он подал условный знак: громко каркнул, подражая вороне. Как каркает ворон, он не знал, поэтому решил, что и так сойдёт. Дождавшись своих, они втроём поехали дальше.

Осторожно выехав из-за поворота, они увидели карету, возле которой суетился пожилой кучер. Везунчик остановился и съехал с дороги поближе к кустам, и дал сигнал сделать тоже самое своим спутникам. Присмотревшись, он увидел, что задняя ось у кареты скорее всего сломана, поэтому кучер и суетится вокруг кареты. Рядом, на обочине, на расстеленной меховой подстилке, сидел какой-то человек в белом парике и что-то на не понятном языке кричал своему кучеру.

– Похоже, что это московские шпионы едут обратно из Риги к своим, с важным донесением, – негромко, но так чтобы услышали его спутники, произнёс Везунчик, – а за такую важную добычу наш магистр нам точно поощрение выплатит и, причём, не такое уж и маленькое. Похоже, что нам попался очень важный шпион! Смотри-ка на карете и в парике, а?

– А откуда ты это всё знаешь? – косясь на возившегося с осью кучера, спросил тощий ратник.

– Что я, в своей жизни московских шпионов никогда не видел?! – резко ответил бывший гонец. – Опознать их очень просто, потому что они только с нами говорят на немецком языке, но когда они одни, то сразу переходят на свой родной язык, чтобы не ломать себе голову чужеземными словами. А наиболее важные из них – ещё и очень богато одеты. Вот смотри, сейчас они думают, что они одни в лесу и поэтому говорят на своём родном языке, а когда вокруг будут другие люди – они будут говорить на немецком и тогда их никто уже не заподозрит, что они засланные шпионы. Вот давай подъедем и увидишь, что они с нами сразу заговорят на немецком языке.

– Но мы отсюда не можем разобрать, на каком языке они говорят? – недоумённо спросил толстый ратник.

– Не важно, я и так знаю, что они говорят на своём языке, а главное – это то, что, когда мы подъедем они сразу перейдут на немецкий! – с полной уверенностью в своей правоте ответил Везунчик.

– Ну, давай попробуем, – неуверенно ответил тощий.

– Но, учти, как только этот в парике заговорит на немецком, сразу хватаем его и везём в замок к магистру.

– А карета? – спросил тощий.

– А что карета? – в ответ удивлённо спросил бывший гонец.

– Так в ней же может быть богатства какие-небуть есть, али донесения ихнему начальству? – вступил в разговор толстый.

– Ну, так я и говорю, что надо хватать этого в парике и заодно и его карету! Всё, хватит разговорчики тут вести – вперёд! – не растерявшись скомандовал Везунчик.

Троица вывернула из кустов на дорогу и, пришпорив коней, помчалась прямиком к карете. Человек в парике увидел тройку несущихся к нему воинов и радостно замахал им рукой.

– Во, зараза, ещё он нам улыбается! Совсем уже обнаглели у нас эти русские шпионы! Ведут себя в Ливонии, прямо как у себя дома! – прокричал Везунчик, не сбавляя хода лошади.

Тройка меченосцев буквально подлетели к карете и сразу окружила её экипаж. Кучер стал растерянно озираться по сторонам, а человек в парике встал со шкуры и представился им на чистейшем немецком языке:

– Посол его величества короля Швеции барон Шталентрауг. С кем имею честь разговаривать?

– Ну, что я вам говорил?! – весело спросил Везунчик у своих спутников, при этом так радостно улыбаясь, будто уже получил величайшую награду из рук самого магистра ордена. – Чистейший немецкий язык, что и следовало ожидать от вражеского шпиона!

Двое всадников понимающе улыбнулись ему в ответ и стали теснить «шпиона», напуганного грозным храпом боевых коней, к его карете.

– Что здесь происходит?! – возмутился посланник шведского короля. – Как представителя иностранного государства, вы не имеете право меня задерживать! Я буду жаловаться своему королю, а он свяжется с вашим магистром и тогда вам будет несдобровать, потому что я потребую для вас самого сурового наказания!

– Знаем мы какого государства ты являешься посланником! – радостно рассмеялся Везунчик. – Он ещё нам и угрожать будет! Сейчас мы тебя доставим прямиком к нашему магистру, и ты сам ему всё расскажешь про свои страдания и попросишь сурового наказания!

Толстый ратник, не говоря ни слова, вынул из ножен свой здоровенный меч и со всего размаха плашмя ударил посла по голове. Того не спас даже парик и он, как подкошенный, свалился на землю.

– Ты что наделал, увалень! – закричал на него Везунчик. – За кого нам теперь магистр платить будет?

– Да я же не сильно, – смутившись, стал оправдываться толстяк.

– Не сильно он! – передразнил его Везунчик. – Поди мёртвый уже!

– Через час очухается, – пожал плечами провинившийся.

– Ладно, давай посмотрим, что там у него в карете? А где кучер?

– Убёг, наверное, – безразлично ответил тощий.

– Как это – «убёг»?! Ладно, главное – шпиона взяли, – довольным голосом произнёс Везунчик и слез с коня.

Он постоял над распростёртым на земле телом «шпиона» и внимательно изучая цвет его лица. Создавалось такое ощущение, что тот не дышал. Везунчик слегка пнул ногой добычу, но та и не пошевелилась.

– Н-е-е, толстый, кажется ты его всё-таки убил, – вздохнул бывший гонец.

Толстый недоумённо пожал плечами, слез с коня и подошёл к распластавшемуся на земле телу «шпиона» и тоже заглянул ему в лицо.

– Да что ты не видишь? Он же розовый, а значит ещё живой! – усмехнулся толстый.

Удовлетворившись ответом ратника, Везунчик залез в карету, покрутился в ней немного. Вроде ничего подозрительного не нашёл, только на сиденье лежала карта дорог. Везунчик взял её в руки и стал разглядывать непонятные цветные узоры на бумаге. «Эти шпионы и писать-то по-человечески не умеют, чтобы все нормальные люди прочитать могли!», – возмущённо сплюнул Везунчик.

– Ну, что здесь? – просунув лицо в открытую дверь кареты, спросил тощий.

– Да ничего интересного! – раздражённо буркнул в ответ Везунчик. – Бумаги непонятные какие-то, короче – шпионские они всё.

– А под сиденьем, смотрел?

– Не, а где?

– Ты что, карет никогда не видал?

– Тебе надо – ты и смотри! Я на каретах не разъезжаю! – обиженно огрызнулся Везунчик.

– Ладно, подвинься!

Тощий тоже залез в карету, снял мягкие подушечки и открыл крышку спрятанного под сиденьем сундука. Везунчик и тощий ратник разом заглянули туда и одновременно громко присвистнули.

– Вы чего там свистите? – теперь в проёме двери показалась и толстая рожа второго ратника.

– А смотри сам! У меня просто слов нет на это безобразие! Москвитяне уже совсем обнаглели! – раздражённо произнёс Везунчик.

– Да, что тут у вас происходит? – недоумённо спросил толстый ратник.

Он кряхтя залез на ступеньку и ввалился в карету, подвинув в сторону своим объёмным телом остальных воинов, так, что они дружно попадали на соседнее сиденье.

– Да осторожнее ты, увалень! – возмутился Везунчик.

– Ну, что вы тут увидали? – спросил толстый, совершенно игнорирую замечание, и заглянул туда, куда недавно смотрели его братья по ордену.

У его ног стоял сундук до верху наполненный самыми различными драгоценностями. Даже в неярком свете, пробивающимся через открытую дверь кареты, разноцветными огнями переливались множество бриллиантов. Рядом лежали высокая гора рубленных кусков золота. Сокровища манили к себе и требовали, чтобы их сейчас же взяли в руки и погладили. Толстяк так растерялся, что его ноги самопроизвольно подкосились, и он сел на колени сидящих за его спиной товарищам. Раздался дружный визг и брань.

– Ты куда уселся, увалень! – заорал на него Везунчик. – У тебя что, глаз нету?!

– Сзади у меня глаз нет, – безразличным голосом ответил толстяк, но с места так не стронулся и продолжал разглядывать богатства. – Слушайте, а если мы магистру о своей находке ничего не скажем? Это же мы теперь на всю свою жизнь будем обеспечены и можем хоть сегодня спокойно возвращаться к себе домой. Правда?

Толстяк с детским, простоватым лицом повернулся к своим товарищам, но те, вместо радостного ответа, только застонали под тяжестью его массивного тела.

– Ты хотя бы слез с нас для начала, – примирительно сказал Везунчик, до которого только теперь начинал доходить смысл сказанных толстяком слов.

– Конечно, – ответил толстяк и разогнулся во весь свой огромный рост.

Послышался громкий удар. Это верзила грохнулся своей головой о потолок довольно низкой кареты и, вдруг, наступила кромешная темнота.

– Ты что это сделал, увалень! – снова закричал на него Везунчик. – Зачем дверь кареты закрыл? Ничего же не видно!

– Да не закрывал я её вовсе! – проворчал в ответ толстяк, и стал в потёмках пробираться к выходу.

Снова раздались крики и брань. Это уже толстяк, совершенно не церемонясь, в почти полной темноте наступал на ноги своих товарищей.

– Открой дверь, увалень! – скомандовал Везунчик.

– Я пробую, но она не открывается, – пожаловался он.

– Что значит – не открывается?! – снова закричал Везунчик и сам протиснулся к двери.

Он налёг на неё всем своим телом, но она действительно и не подумала открываться. Везунчик немного отодвинулся и попробовал её взять с налёта, но результат оказался тем же.

– Хватит вам там пыжится! Всё равно ничего не получится, – раздался чей-то до боли знакомый для Везунчика голос. – Мы подпёрли обе двери брёвнами и вам теперь без нашей помощи из вашей темницы не вылезти.

Этот голос раздавался явно из-за двери кареты и был слегка насмешливый, прямо как в прошлый раз, когда на него налетели лесные разбойники. «Разбойники!», – быстро проскочила в мозгу Везунчика верная мысль. – «Это же их главарь, Стоян!». Память услужливо подбросила ему даже имя его врага, но это теперь уже совершенно ничего не меняло. Он отошёл от двери, нашарил в темноте рукой сиденье и удручённо сел на него. Руки сами, безвольно опустились на лавку. «Всё, теперь нам конец!», – подумал Везунчик.

– Привет, немчура, ты меня ещё помнишь? – раздался за дверью кареты басовитый смех. – А помнишь, как я тебя в прошлый раз бока хорошо намял?

Это уже смеялся его главный мучитель, кажется Всеволод, для которого его железный шлем был не крепче листа тонкого папируса. Везунчик нервно передёрнул плечами и даже незаметно для себя самого тихо заскулил.

– Ты чего? – услышав жалобный писк своего товарища, спросил тощий.

– Это они! – панически зашипел Везунчик.

– Кто они? – не понял толстый.

– Лесные разбойники, которые меня в прошлый раз схватили! – нервно засвистел бравый рыцарь, потеряв от нервного напряжения свой естественный голос.

– Так вот они какие, эти лесные разбойники! – тоже почему-то полушёпотом ответил тощий, будто это что-нибудь изменит, если его голос услышат за дверью кареты.

Толстый попытался ещё раз всем телом навалится на дверь, но кроме оглушительного грохота ничего толкового из этого не вышло. Только небольшой кусочек красного бархата, который до этого был занавеской, сорвался с маленького, слюдяного оконца, и в карете стало чуть-чуть светлее. Оно было настоль мало, что протиснуться в него даже самому тощему из троицы рыцарей не представлялось возможным.

– Эй, вы там сильно не шебуршитесь! Сохраняйте спокойствие и благоразумие. Очень-то не напрягайтесь. Скоро наступит полдень и тогда солнце встанет в зенит, а в вашей карете станет очень жарко. Вы свои доспехи можете помаленьку уже снимать. Они вам сегодня больше не пригодятся, – продолжал веселиться Всеволод. – Так вам будет легче переносить жару в карете.

– Изверги! – истерично закричал Везунчик. – Немедленно выпустите нас, иначе наш магистр сотрёт всю вашу банду в порошок!

– Где ваш магистр, а где мы! – усмехнулся Стоян. Вот ты говоришь, что мы изверги! Нет, мы с вами ещё по-доброму поступаем, но можем поступить и так, как вы недавно поступили с моим отцом.

– Я никогда не знал твоего отца и знать не хочу – кто и как с ним поступил! – прокричал в маленькое окошко кареты Везунчик.

– Ты не знаешь, так твои напарники может слышали! – жёстко ответил Стоян. – Может они знают, что ваш магистр не так давно заживо сжёг моего отца в его собственном доме и теперь я имею полное право ответить ему той же монетой!

– Ты не можешь так с нами поступать! – завизжал Везунчик, мысленно представляя себя горящим в запертой карете. – Я не участвовал в сожжении твоего отца. Может это они, но не я!

Толстый и тощий дружно закрутили своими головами, тем самым искренне показывая, что они тоже тут совершенно ни причём.

– А мне всё равно, кто из вас сжигал моего отца, а кто нет! Вы служите магистру Ливонского ордена, который огнём и мечом прошёлся по всей моей земле. Это вы пришли к нам убивать, а не мы к вам! Значит, вы виноваты в нашем людском горе, а теперь и в моём! Герка, хватит с ними болтать – бессмысленно. Давай подложи травы и веток посуше и побольше под их карету и пусть они горят, как мой отец! – обратился Стоян к другу и тот стрелой помчался в лес.

Попавшиеся в ловушку воины ордена затихли, не веря в реальность происходящего с ними. Везунчик попытался собрать вся свою волю в кулак и схватился обеими руками за голову. «Нам надо что-то делать, но что?», – напряжённым голосом произнёс он, и протиснувшись к окошку, оттолкнув от него в сторону толстяка. Посмотрел в окошко, но Стояна не было видно. Ещё раз попытался подёргать дверь, но безуспешно.

– А может, им драгоценности отдать? – жалобно глядя в сторону огромного ларца, спросил толстяк. – Хоть так они какую-то пользу нам сослужат, а то ведь пропадут за просто так.

– А что, толстый дело говорит! Чем тут нам заживо сгорать, лучше уж поделиться найденным богатством с разбойниками. Ведь мы можем им и не всё отдавать, – поддержал товарища тощий и показал на свои карманы в которые он уже успел кое-чего положить.

Везунчик немного подумал, покосился на всё ещё лежащего без памяти «шпиона», вздохнул и громко крикнул:

– А если мы выкупим свои жизни – вы нас отпустите?

– А много ли дадите? – усмехнулся Стоян.

Везунчик отошёл от окошка и подошёл к открытому ларцу. Не разбирая, залез в него двумя ладонями и взял столько, сколько мог зараз унести. Вернулся к оконцу и, проломив слюду, выкинул в него всё, что сумел набрать из ларца.

Как раз в этот момент из леса вернулся Герка. Он подошёл к разбросанным на земле драгоценностям. Собрал их в подол рубахи и отнёс к сидевшему на обочине дороги Стояну. Тот взял их и стал просматривать переливающиеся на солнце разноцветными огнями бриллианты, потом попробовал на ощупь куски золота и удивлённо спросил:

– А много у вас там такого добра?

– Много! – неожиданно раздался голос пришедшего в себя «московского шпиона».

Посол шведского короля, помаленьку начинал приходить в себя. Он сидел, опёршись спиной на сосну, и правой усиленно растирал ушибленную голову. Парика на нём уже не было, а сквозь его белесые локоны волос виднелся здоровенный, красный шишак. Посол, прищурив глаза, посмотрел на торчащую в маленьком окошке кареты недовольную физиономию Везунчика, потом на Стояна и задумчиво произнёс:

– Если бы не вы, уважаемый сударь, то мне кажется, что эта шайка разбойников меня бы очень скоро порешила за мой ларчик с драгоценностями.

Глава 9. Узник подземелья

По решению главы города Риги особо опасных преступников содержали в подземельях Рижского замка. Считалось, что оттуда сбежать просто невозможно. Даже окон в подземелье нет, а наружу ведут единственные двери, за которыми несёт службу стража. Но и это ещё не всё. Заключённых подземелья содержали в отдельных клетках и в кромешной тьме. Лишь во время кормления узников или по случаю приезда высокого начальства зажигали немногочисленные факелы на стенах темницы. Сами стены от непомерной сырости местами уже покрывались серо-зелёной слизью. Пол камер, наверное, не убирали с самого строительства замка, на нём лежала гнилая солома вперемешку с какими-то тёмно-бурыми массами непонятного происхождения. Смрад и темнота. В таких условиях содержали особо опасных заключённых, и они долго не выдерживали. Большинство из них умирали от различных болезней за долго до истечения своего срока заточения, но руководство тюрьмы слало бургомистру города лишь отчёт о сэкономленных деньгах на провизии для заключенных, и тот был этому весьма рад. Даже иногда, на большие праздники, делал им небольшие подарки.

Стражник подземелья, мерно бряцая огромной связкой ключей, висящей у него на широком поясе, шёл по коридору темницы, где за толстыми, покрытыми ржавчиной решётками содержались самые из самых преступников города. Он держал в руках слабо горящий факел. Огонь на нём из-за вечных сквозняков, гулявших по длинным, сумрачным коридорам подземелья, беспорядочно дёргался, но старый охранник уже давно привык к его неверному свету. Дойдя до очередной клетки с преступником, он тыкал факелом сквозь решётку и некоторое время разглядывал заключённого. Резкий перепад освещённости вызывал раздражение у обитателя клетки, они начинал ворчать, а охранник от этого только радостно щерил свой почти что беззубый рот и шёл дальше, к следующему заключённому. Эту процедуру он проделывал дважды в день – с утра и вечером, когда он заключённым разносил баланду, а практически всего лишь воду, и, если кому повезёт, то в ней можно было выловить парочку крупинок пшенки. Но это всё-таки было получше, чем совсем ничего, и заключённые ворчали, проявляли недовольство, но ели. Никому не хотелось помирать раньше времени, каждый из них надеялся выжить, но всё равно – не проходило и нескольких дней, чтобы пара-тройка заключённых не отправились в мир иной.

Стражник закончил обход и вернулся на свой пост. В это время к нему подбежал начальник стражи и, поднеся свой внушительный кулак к носу охранника, резко спросил:

– Ну, как у тебя там, всё в порядке?

– Как есть, всё в соответствии с уставом, господин начальник! Через полчаса начну разносить еду заключённым. Околевших за время моего сегодняшнего дежурства не нашёл!

– Хорошо! К нам с инспекцией сейчас прибудет сам господин бургомистр! Понял, сукин сын!

– Как есть, понял господин начальник!

– Понял он! Как с вонью в темнице?!

– А что с ними сделается, с вонью этой, господин начальник! Воняют они, как есть воняют, ещё и смердят, господин начальник!

– Нехорошо это! У господина бургомистра нос знаешь какой деликатный, он всю нашу тюремную вонь враз почует! Что нам тогда будет, а?!

– Не могу знать, господин начальник. Я уже привыкший и не слышу никаких запахов. Вроде, как и нету их?

– Это ты привыкший ко всякой вони и грязи, а господин бургомистр – человек с расположениями. Он к деликатностям разным привыкший. Ладно, открой хотя бы входную дверь – пусть темница немного проветрится!

– Слушаюсь, господин начальник!

Подчинённый пошёл открывать дверь в подземелье, а начальник стражи побежал наверх по лестнице встречать главу города. Через полчаса дверь наверху снова открылась и в сопровождении начальника охраны, вниз по лестнице стал спускаться высокопоставленный гость.

– Вот сюда, пожалуйста, господин бургомистр! – низко кланяясь гостю, произнёс начальник стражи, показывая на открытую дверь в темницу и при этом умудрился из-за спины показать кулак охраннику, стоявшему навытяжку перед двумя господами.

Начальник стражи яростно водил зрачками своих сердитых глаз, указывая подчинённому на перекошенное от брезгливости лицо бургомистра. Тот держал у своего носа надушенный белоснежный платок, вышитый по краю золотыми нитями.

– Ведите меня к самому злостному вору нашего города, – приказал бургомистр начальнику стражи. – Как его звали? А, сам вспомнил – Трубочист.

– Совершенно верно, как есть Трубочист. Он же у людей всё имущество из домов состоятельных жителей нашего города по ночам через дымовую трубу уносил, а после этого трубы у этих жертв становились такими чистыми, аки новые. Вот народ в городе и прозвал его Трубочистом, господин бургомистр, – пояснил охранник.

Доведя гостя до нужной клетки, охранник остановился и просунул факел сквозь её решётку. В тёмной глубине послышалась возня, а затем недовольный голос:

– Что уставились на меня, не в цирке!

– Поговори у меня! – рявкнул на преступника дюжий стражник. – Вмиг без баланды оставлю, тогда быстро у меня околеешь!

За решёткой недовольно засопели, но больше реплик от обитателя подземелья не последовало.

– Открой клетку! – приказал глава города.

– Как можно, господин бургомистр. Он же нападёт на вас! – забеспокоился стражник.

– Не нападёт, – уверенно произнёс бургомистр. – Ну, оглох что ли, или казённые харчи тебе надоели?!

Перепуганный стражник тут же рванул к дверям клетки и одной рукой схватился за огромный, навесной замок, а другой стал нервно нащупывать на своём поясе связку с ключами. От волнения он забыл, как выглядит нужный ключ и нервно перебирал их один за другим. Бургомистр недовольно морщился и многозначительно поглядывал на начальника охраны. В это время из темноты клетки раздался довольный смех заключённого. Его громкость усиливалась под арками бесконечного подземелья и вот уже настоящие раскаты хохота неслись по темнице. В соседних клетках тоже зашевелились, и любопытствующие обитатели подземелья прильнули к решёткам своих клеток, чтобы получше разглядеть, что там происходит с их товарищем, по несчастью.

Раздосадованный начальник стражи подбежал к охраннику, который всё это время возился с ключами, оттолкнул его от двери и вырвал из его рук связку ключей. Быстро найдя нужный, он наконец открыл дверь в клетку, оглянулся по сторонам и во всю мощь своих лёгких заорал:

– А ну-ка все по местам, недоноски царя небесного, что плетей захотели?! Кости вам давно никто не ломал, соскучились по палачу?! Марш по местам, и чтобы я ваши зенки поганые больше не видел! Всем понятно?!

Послышалось недовольное ворчание, но все заключённые как один выполнили приказ начальника стражи и спрятались вглубь своих клеток. Наступила тишина, лишь изредка прерываемая всхлипыванием Трубочиста. Он всё еще не мог успокоиться от смеха.

– А тебе что, отдельно говорить надо?! – недовольно рявкнул начальник охраны и поднял вверх свой здоровенный кулак. – А ну, замолк, и чтобы сидел тихо, как мышь на мельнице! Я тут вам всем покажу, как не тут!

Наконец, кругом всё стихло и страж порядка ещё раз грозно оглядел камеры и тут же расплылся в подобострастной улыбке и стал низко кланяться, пропуская бургомистра в клетку к главному вору города.

– Оставьте нас, – приказал глава города и забрал у охранника из его рук факел, но увидев, что тюремные надзиратели нерешительно замялись, резко повысил голос. – Вы что, недоумки, оглохли?! Последние мозги у вас в этих пещерах поотшибло?! Вон я сказал!

– Но, как же вы, а он …, – замямлил начальник охраны.

– Во-он, я сказал! – потеряв терпение заорал бургомистр.

Надзиратели дружно ломанулись к выходу, будто за ними гналась стая голодных волков. Даже забыли про связку ключей, продолжавшую висеть в открытом замке клетки.

– Ну вот, наконец и поговорить спокойно можно, – довольно произнёс бургомистр.

Глава города стал факелом освещать один за другим все углы клетки, ища где бы примостится. Свободной рукой он продолжал держать у своего мясистого носа надушенный, белоснежный платок. Прямо перед ним, на каменном полу, на полусгнившей соломе, провонявшей соломе, прислонившись спиной к стене, сидел щупленький, совсем небольшого росточка человечек, с заострённым, как нож грабителя в тёмной подворотне, носом. Остатки его одежды висели на нём лохмотьями, и лишь кое как прикрывали его полуголое тело. Из угла своей небольшой клетки он внимательно наблюдал за действиями бургомистра.

– А вы на пол, рядом со мной садитесь, господин фон Зиберман, – усмехнулся заключённый.

Глава города недовольно покосился на него, но ничего не ответил. Так и не найдя где бы пристроиться, он остался стоять, возвышаясь откормленной горой мяса и сала над полувысохшим человечком.

– Ну что же вы, господин бургомистр, растерялись, – рассмеялся Трубачист. – А помните, как мы с вами так культурненько посидели за красивым столом, в хорошей корчме, прямо накануне моей посадки? Ели такое ароматное мясо свежезарезанного молодого телёночка. А какие приправы к нему были, а вино? А юную девочку, которую я вам потом подарил к самой ночи? Неужели вы всё это уже забыли, господин фон Зиберман?

– Замолчи, я сюда пришёл не твои кабаки вспоминать! – резко ответил бургомистр и быстро оглянулся на еле видневшиеся в полусумраке темницы соседние клетки с заключёнными.

– Тогда что же? Может наши бывшие дела вас привели ко мне?

– Не бывшие, а будущие! – прошипел бургомистр и осветил лицо своего собеседника, чтобы получше увидеть его глаза. – А ты изменился, Трубочист.

– Вашими же стараниями и, скажем так: стены сего уютного заведения не способствуют улучшению состояния моего здоровья.

– Это верно, не способствуют! Вот я и пришёл сюда, чтобы позаботиться о здоровье моего давнего приятеля, – усмехнулся бургомистр.

– Ой, ли? – засомневался человечек и снова рассмеялся. – Чего-чего, а что-то мне в последнее время не верится в ваши слова. Не вы ли постарались, чтобы я остаток своих дней провёл в этой славной гостинице?

– Сам виноват! Не надо было со своих дел утаивать сумму украденного! Я тебя наводил на людей, у которых после продажи товара появлялись большие деньги, а ты что сделал? Лишнюю треть себе присвоил! Это по-твоему честно? – недовольно проворчал бургомистр.

– Так уж и треть? Всего то четвертак, – скромно потупив глаза, ответил Трубочист.

– Всего-то! – передразнил бургомистр. – Со мной надо дело вести честно или не вести вовсе, понял!

– Да понял я, понял. Как тут, в такой «полезной» для моего здоровья обстановке, и не понять этого? – медленно растягивая слова, ответил обитатель клетки.

– Вот и хорошо, что ты это себе наконец-то уяснил, – тихо произнёс бургомистр и присел на корточки. А теперь слушай сюда внимательно. Завтра тебя отпустят…

– Меня …, – радостно воскликнул Трубочист.

– Тихо ты! – зашипел бургомистр и оглянулся по сторонам, но соседние клетки будто вымерли. – Завтра ты выйдешь на свободу, но с одним условием: ты должен тихо взять кое-какое добро у одного человека и навсегда исчезнуть из моего города. Вот тогда ты останешься и цел, и богат.

– А ты меня снова не обманешь? – настороженно спросил Трубочист, одновременно пытаясь разглядеть глаза бургомистра, но его чёрные глаза полностью сливались с полутьмой, которая царила в клетке.

Заключённый затих. Множество мыслей пронеслось в его голове, но призрачный и сладкий свет надежды на свободу манил его с такой огромной силой, что противиться было просто невозможно. Поэтому слова бургомистра, брошенные на такую благодатную почву, всколыхнули его сердце с новой силой.

– Ну? – поторопил его фон Зиберман. – Или ты всё-таки предпочитаешь сгнить в этой вонючей тюрьме?

– Я согласен! – молниеносно ответил Трубочист.

– Я знал, что ты не откажешь своему старому приятелю, – довольно рассмеялся бургомистр.

– А куда мне теперь деваться? – сокрушенно ответил человечек.

– Вот именно, и если ты меня и на этот раз обманешь, то пожалеешь, что родился на свет! – рявкнул бургомистр и бросил на грязный пол уже ничем не помогающий ему носовой платок.

Своей лапищей он схватил за грудки тщедушного человечка и со всей силы встряхнул его. Голова заключенного заболталась в его руке словно это была не голова живого человека, а голова лёгкой, тряпичной куклы. Лохмотья одежды Трубочиста порвались и в руке бургомистра остался большой кусок источающей смердящий запах тряпки.

– Да ты еле жив, – бросив на пол остатки одежды заключённого, брезгливо проворчал бургомистр,

Он встал на ноги. Вытер испачкавшиеся ладони о свой новенький камзол и стал разминать затёкшие колени, одновременно продолжая внимательно наблюдая за бывшим подельником.

– Какой есть, твоими же стараниями, – растирая грудь и откашливаясь, ответил Трубочист.

– Ладно, кто старое помянет – тому глаз вон. Думаю, что мы с тобой договорились! Завтра выйдешь и пойдёшь в известный тебе кабак. Там будет для тебя подготовлена комната и еда. Можешь там есть, что захочешь, но в меру. Помни о том, что ты длительное время голодал! Ночью выспись как следует, а на следующий день мы встретимся, и я расскажу тебе, чей дом тебе надо будет потрясти. Но запомни – это последнее твоё дело в моём городе.

– А потом мне куда?

– Да хоть в Дербт, в гости к моему кузену. Пусть мой родственничек повеселится, когда к нему купцы пожалуют с претензиями! – рассмеялся бургомистр. – Денег на дорогу я тебе дам, а пока проведи здесь свою последнюю ночку! Я думаю, что ты не будешь возражать, – ведь последняя, а я устрою всё так, что своим храпом тебе в этой темнице больше никто мешать не будет!

Бургомистр быстро захлопнул клетку и, навесив огромный замок, закрыл его. Да так ловко, словно всю жизнь только и делал, что размыкал, да замыкал тюремные замки. Ещё раз осветил клетку с Трубочистом, удовлетворённо хмыкнул и быстрыми шагами направился к выходу из подземелья, где у двери висел единственный горящий факел с еле тлевшим, постоянно дёргающимся огнём. Он поднялся к закрытой двери по небольшой лестнице и у выхода из подземелья оглянулся. Освещение факела едва хватало лишь до первой клетки, а дальше была непроглядная темнота. Сильная вонь, исходящая от клеток с людьми, только усиливала ощущение плотной границы между миром света наверху и миром тьмы в подземелье. Глава города с отвращением сплюнул вниз с лестницы, открыл дверь и вышел из темницы.

В помещении караулки висели по несколько факелов на каждой из стен, и от этого казалось, что было очень светло. Бургомистру вначале даже пришлось зажмурится, настолько ярким показался свет в этом помещении, а отвратительный запах здесь уже не так сильно давил на его сознание. Рядом с ним уже стояли навытяжку стражник и его начальник. Бургомистр внимательно, словно впервые их увидел оглядел тюремщиков и медленно, тщательно выговаривая каждое слово приказал:

– За ночь всех заключённых темницы казнить! Всех! Поняли? Всех, кроме Трубочиста. Нечего этим дармоедам зазря свою казённую баланду жрать и впустую расходовать казну нашего города. А Трубочисту завтра поутру выдать пол талера и отпустить на свободу! Всё поняли?

– Но как же это можно, господин бургомистр? У нас на всех заключённых решение городского суда имеется, они почти все у нас пожизненные! Правда, заключённые и сами у нас мрут, как мухи, так что вы не волнуйтесь – все они со временем как есть у нас помрут. Это точно, даже не извольте беспокоиться! А казнить их сейчас никак не можем – у нас палач на днях прохворал. Мизинец он свой на рыбалке сильно повредил, вот и говорит, что пока он топор в руки не может взять, – попытался возразить начальник стражи.

– Так найдите нового палача! В нашем городе целая свора жаждущих подзаработать, вот и поищите желающих заняться благим делом – искоренять преступность в городе! А насчёт постановления суда – вот вам самое новое его постановление! – недовольно пробурчал бургомистр и достал из-за пазухи камзола свиток бумаги, обвитый кручёной, шёлковой нитью с висящей на ней сургучной печатью.

Начальник стражи очень аккуратно взял в руки важную бумагу, да так, будто он касается величайшей тайны и внимательно посмотрел на раскачивающуюся перед его носом печать.

– Не сомневайся, служивый, печать самая настоящая и совсем ещё свежая! – громко рассмеялся бургомистр, и быстрым шагом направился к выходу из тюрьмы, оставив за своей спиной недоумённо глядящих ему в след тюремщиков.

– Ну, всех, так всех, нашему начальству оно виднее, конечно, – пожал плечами начальник стражи и положил на видавший виды стол так и нераспечатанный свиток с решением судьи.

Глава 10. Город

За всю свою, правда ещё не такую уж и длинную жизнь, Стояну так и не довелось побывать в Риге. Вроде и город находился не так далеко от их рыбацкой деревни, но не принято было простым рыбакам разъезжаться по разным городам – не до того было им, нужно было в море выходить за рыбой. Потом её мыть, засаливать, а это – на целый день работы, причём, не покладая рук. Тут еле отдохнуть успеешь, не то чтобы куда-то ездить. Иначе весь улов пропадёт. То же самое было и у его друзей, Всеволода и Герки. Но сегодня вся троица сидела верхом на конях, которых она добыли для себя в честной борьбе с ливонскими воинами, так как Везунчику и его двум товарищам пришлось оставить всё своё имущество Стояну и его друзьям и, имея на себе из одежды только рубаху да портки, босиком, не солоно хлебавши, возвращаться в Венден к своему магистру. Для Везунчика – это уже был второй поход в подобном виде к магистру Ливонского ордена и это уже, кажется, для него теперь стало «доброй» традицией.

Впереди нашей троицы ехала карета шведского посла, а на облучке весело распевал свои песни кучер. Язык его был диковинный и непонятный, но для Стояна и его друзей это не имело никакого значения. Он им нисколько не мешал, потому что они были настоль увлечены видом приближающегося города, что абсолютно не обращали никакого внимания на что-либо другое, кроме как разглядывания разворачивающейся перед их глазами панорамы Риги. Кучер же был бесконечно рад, что наконец-то эпопея с пленением его господина закончилась, и он снова мог заниматься своим привычным делом – править вверенным ему экипажем. Он был очень благодарен трём весёлым парням, которые помогли ему и его господину освободиться от вооружённых разбойников, которые себя называли воинами Ливонского ордена. Ведь сколько страху он натерпелся, просидев в густых зарослях до того момента, пока босоногая троица воинов-разбойников не скрылась за поворотом лесной дороги. Тогда кучер наконец-то смог без страха вылезти из своего укрытия, в котором он до этого прятался от меченосцев, и понурив голову, с повинной подошёл к своему господину, послу шведского короля. Хозяин его миловал и даже не наказал, а это ещё больше обрадовало старика-кучера.

Наконец, их экипаж подъехал к городским воротам, у которых собралась довольно большая очередь из желающих попасть в Ригу. В основном это были земледельцы, скотоводы и рыбаки со своими повозками, гружёные немудрёным товаром. Все они терпеливо ждали своей очереди, ибо любая неразбериха сурово наказывалась городской стражей, но главная задача стражи была исправно собирать установленную городским главой мзду за проезд через городские ворота. Шведский посол не стал становиться в конец очереди, а напрямую направился к стражникам. Подъехав к ним, он махнул перед их глазами какой-то бумагой с большой печатью, а в довесок – бросил ещё пару фраз и всю их компанию стража города не только пропустила без очереди, но ещё и долго раскланивалась им вслед.

Карета посла въехала в город, а вслед за ним – и троица верных друзей. Стоян вертел головой во все стороны. Ему хотелось разом увидеть всё: и многоэтажные дома, которых в его рыбацком поселке никогда не было, и высоченные шпили соборов, которые были так высоки, что для того чтобы посмотреть на их вершину, нужно было задирать так высоко голову, что шляпа норовила упасть с его головы. Но главное – это были жители города. Их было так много, и так они были все по-разному одеты, что от этой пестроты у Стояна зарябило в глазах. И шум. Бесконечные выкрики торгашей-зазывал, гомон речи снующей туда-сюда бесконечного потока людей, грохот проезжающих повозок и громкие покрикивание верховых, которые зачастую кнутами разгоняли со своего пути зазевавшихся пешеходов.

– С ума просто можно сойти от такого шума! – постарался, как можно громче крикнуть своим спутникам Стоян. – Как они здесь только живут?

– Да-а, у нас в рыбацком посёлке никогда такого шума нет. Только приятный и успокаивающий шелест моря, да крик чаек! – поддержал своего друга Всеволод.

– А знаете, друзья, я уже как-то по морю соскучился, – грустным голосом произнёс Герка.

– Это точно! Без вида моря – прямо тоска какая-то одолевает! – поддержал друга Всеволод.

– Скоро будет нам море! – мечтательно растягивая слова, произнёс Стоян. – Вот договоримся со шведским послом, и купим себе корабль.

– Хорошо бы с ним договориться, а то моим глазам уже надоело всё время на что-то натыкаться. Никакого простора для глаз! Толи дело на море – сплошное приволье для твоего взора, и качка! Качка, ребята, где она – эта наша родная морская качка? – сокрушённо произнёс Герка.

– А твой конь, разве он тебя не качает? – попытался подшутить Всеволод.

– Да ну, тебя! Сравнил мне тоже, где – конь, а где – море?! – обиженно произнёс Герка и отвернулся.

– Ладно, не обижайся, я ведь только пошутил! – ответил Всеволод и, подъехав к другу вплотную, хотел по-дружески слегка толкнуть его своим здоровенным кулаком, но промахнулся. – И как ты только умудряешься всё время от меня увертываться, хотя сам в это время смотришь совсем в другую сторону?

Здоровяк озадаченно почесал затылок, и снова попытался ткнуть живчика, разглядывающего позолоченного петушка на шпиле собора, но тот снова совсем непонятным образом изогнулся, и кулак Всеволода в который раз прошёл мимо него.

– Ладно тебе играться, всё равно не попадёшь, природа у меня такая – изворотливая. Я могу смотреть куда угодно, но всегда чувствую, если ко мне кто-то подкрадывается. Это, наверное, мне от отца передалось. У нас в роду прапрадед был лучшим бойцом у ливского князя, пока к нам не пришли немцы.

– А мой прапрадед был лучшим силачом у земгальского князя Виестурса. Он иногда всем на потеху на своём горбу лошадей через переправу переносил. Бывало, молодняк боится быстрых течений, а он поднимет лошадь на свои плечи и несёт, да ещё её по дороге успокаивает, чтобы не так сильно волновалась. Ему тоже с немцами биться пришлось.

– А мой прапрадед ведуном был у князя, который правил на острове Руяне, пока католики не пришли, – с грустью в голосе произнёс Стоян. – Отец у меня тоже многое чего знал, но я, конечно, знаю меньше его, – не успел у него доучиться до конца, но книжки наши древние я все наизусть выучил. Теперь только до конца мне понять надо, о чём в них говориться.

– Отпусти тоску, Стоян. Отец тебя сейчас слышит, и он находится внутри тебя, прямо в твоём сердце. Ты его не видишь, но это ничего не значит. Твой отец не хотел бы, чтобы ты изводил себя бесконечными думами о нём, – тихим, но твёрдым голосом успокаивал друга Герка.

– Живчик прав, тебе не стоит так убиваться. Скоро у нас будет корабль и твой отец будет рад этому событию не меньше тебя самого! – пробасил Всеволод.

– Мне кажется, что не только мой отец обрадуется нашему кораблю! Все наши отцы будут вместе с нами лететь по морским волнам и радоваться нашим удачам! – улыбнулся Стоян.

Друзья, не сговариваясь, подъехали друг к другу так плотно, что бока их коней соприкоснулись. Они подняли свои руки и сложили вместе все три ладони и разом, дружно произнесли:

– Трое, как один!

Городские прохожие недоумённо смотрели на едущую за каретой плотным строем троицу и не могли про себя решить – кто они такие эти странные молодые люди. Наверное, иностранцы, поэтому они так непонятно одеты, и так странно себя ведут в городе.

Карета остановилась у кабака «Три чёрных кота». Дворовой мальчик взял под уздцы коней и отвёл их в стойло. Потом распряг карету посла и отвёл туда же и его лошадь. Сам посол, по всей видимости, уже не раз бывал в этом кабаке, потому что друзьям показалось, что дворовый мальчик его узнал и приветливо с ним поздоровался, а сам посол с добродушной улыбкой на лице потрепал его по вихрастым волосам. Затем он отдал распоряжение своему кучеру, чтобы он отнёс их вещи и сундук с драгоценностями наверх в комнату, заперся в ней и оставался там до его прихода. Еду своему слуге он пообещал принести сам лично.

Когда они вчетвером вошли во внутрь кабака, хозяин их тут же поприветствовал и даже слегка поклонился, как уважаемым гостям и предложил самые лучшее места за столом у окна. Друзья расселись на скамейках и стали оглядывать помещение и собравшихся в нём людей. Тут подбежал половой и стал выведывать, чего желают именитые гости. Стоян с товарищами ещё ни разу не бывали в подобной обстановке, и поэтому сразу сконфузились. Не привыкли они, что им уделяется столько много внимания. Первым очухался Герка и сразу же, войдя во вкус, даже умудрился на простой лавке принять вальяжную позу. Он стал делать заказ с таким видом, будто бы был чрезвычайно богатым заморским купцом. Но всех названий блюд он не знал и поэтому отчаянно вертел головой, выискивая на соседних столах что-нибудь ему знакомое из еды, но, чтобы было ему по вкусу.

– Мне вот такого же кабанчика, как у того мужика с бородой! – распорядился Герка и почти что тыкнул своим пальцем в спину человека, сидящего за соседним с ними столом.

Но бородатый человек как раз в это время обернулся, чтобы посмотреть: что это там за такие новые посетители рядом с ним расположились и неожиданно для себя, прямо перед своим носом, увидел тощий, указательный палец Герки.

– Да ты что это, сопля ты эдакая, в меня своим грязным пальцем прямо в мою рожу тыркаешь?! – начал распалялся бородатый мужик с раскрасневшимся лицом от выпивки лицом.

Его лиловый нос даже затрясся от возмущения. Бородач недобро посмотрел в глаза Герке, но тот был совершенно невозмутим, как будто его это вовсе и не касается.

– Я тебя спрашиваю, паскуда ты этакая, ты пашто свой палец в меня выставил?! – повторил свой вопрос сосед и попробовал схватить Герку за его палец, но почему-то – промахнулся, и с грохотом упал прямо под лавку.

Всё произошло так быстро, что никто за соседним столом не успел и сообразить, что это такое произошло с их товарищем.

– Ой, а ваш друг почему-то на пол упал! Извините, господа хорошие, разрешите я сейчас вашему товарищу помогу подняться! – весело произнёс Герка и, слегка наклонившись, легко одной рукой приподнял бородача за грудки, да так, чтобы его лицо оказалось напротив лица живчика.

– Ты кого это паскудой назвал, чурбан ты неотёсанный! Хочешь, чтобы я с тебя сейчас же стружку снял? – тихо зашипел в лицо бородачу Герка и глазами указал на висящий у него на поясе меч.

Сосед, увидав такой аргумент, разом изменился в лице и из буро-красного – мгновенно стало белым. Его сотрапезники стали друг с другом переглядываться и заинтересованно посматривать, что там такое с их товарищем происходит. Но всё произошло столь стремительно, что за то время пока они что-то смогли сообразить Герка уже успел усадить своего соседа обратно на лавку. Он стряхнул с него прилипший к одежде кусок лепёшки и даже весело подмигнул, отчего лицо бородача стало ещё бледнее. Товарищи бородача решили, что с их другом всё в порядке и с новой энергией, как ни в чём ни бывало, продолжили свои разговоры под чарочку медовухи.

Шведский посол всё это время внимательно наблюдал за Геркой, но молчал и не вмешивался в происходящие на его глазах события. Живчик стряхнул со своего рукава откуда-то взявшиеся хлебные крошки и беззаботно повернулся к столу. Друзья тоже с смотрели на него: Стоян как всегда был серьёзен, а Всеволод по своей привычке добродушно улыбался во всю ширину своей немалой физиономии.

– Оказывается не только я один не могу в тебя попасть, – радостно объявил он.

– Да ладно тебе, пьяный он, вот и поскользнулся ненароком, – отмахнулся Герка.

– Ага, поскользнулся, сидя на лавке! – продолжал улыбаться Всеволод.

– А чего он обзывается! – обиженно ответил Герка и отвернулся.

– Ну, теперь уж точно больше не будет! – басовито рассмеялся Всеволод, но по привычке тыкать своим кулаком в плечо друга не стал.

– Учтите, друзья, что вы сейчас находитесь в городе и вам теперь ко многому придётся привыкать заново, – вступил в разговор шведский посол. – Вы – люди, привыкшие к другой жизни, когда все друг другу помогают, а в городе тут она своя жизнь и совсем не такая, как у вас в рыбацкой деревне, где вы с детства друг друга знаете и сроднились. Привыкли без лишних вопросов помогать друг другу, потому что на море без помощи товарища можешь просто не выжить. В городе не рассчитывайте, что к вам, если что случится – тут же кто-то бросится на помощь. Например, если вдруг вас угораздит попасть в скверную историю ещё неизвестно – на чьей стороне окажутся свидетели. Здесь царят совсем другие законы! В городе каждый больше сам за себя, а потом только, если это ему выгодно, и за другого.

– Сложно, наверное, людям здесь жить? – спросил Герка.

– Людям – да, остальным – нет! – немного подумав, ответил шведский посол.

– А людей в этом городе много? – задал послу свой вопрос Стоян.

– Людей – мало, жителей много, поэтому будьте осторожны в общении с обитателями города и постарайтесь соизмерять своё поведение с поведением горожан. Привыкайте, приглядывайтесь к ним самим и их поведению, иначе так и будете здесь белыми воронами!

– Да ладно, мы ведь всё равно большую часть времени будем находиться в море, а там царят свои, привычные нам законы, – ответил Всеволод.

– Как я понял, вы хотите иметь свой большом корабле, а это значит, что на борту у него будут много и разных людей и почти все они будут из города, который очень портит людской нрав, поэтому вам придётся заново научиться разбираться в людях, – ответил посол.

– Это у нас Стоян может легко читать людей! Он у нас ведун! Так что мы не пропадём! – гордо произнёс Герка.

– Ведун? Русский, значит? – удивлённо спросил посол.

– Точно ведун! У него все предки были ведунами, а его прапрадед аж с самого острова Руяна сюда прибыл. У них это по мужской линии идёт. У них это родовое, они всегда помогали людям в нашей деревне. Когда просто советом, а когда и делом. Например, болезнь какую вылечить – это наш Стоян у нас и сам запросто может. Он даже зверя на ходу может взглядом остановить. Это его отец всему научил, но мы про Стояна и его отца меченосцам никогда не говорили. Старались всей деревней молчать, а вот глядишь, как получилось оно. Не уберегли всё-таки мы, значит, отца нашего друга. Как-то меченосцы прознали и сожгли его, проклятые! Вот пусть теперь Стоян у нас капитаном будет и тогда мы им ещё покажем – где у нас раки зимуют! – азартно воскликнул Всеволод и с горяча стукнул кулаком по столешнице.

Шведский посол словно впервые увидел Стояна и стал внимательно разглядывать сидевшего с невозмутимым лицом наследника великих предков. Потом вдруг зажмурил глаза и даже покачнулся.

– Что с вами? – спросил Герка и быстро, но вежливо поддержал сидевшего рядом с ним посла.

– Да так, голова что-то закружилась, – очнувшись, с некоторой медлительностью ответил посол и ещё раз, но только мельком, взглянул на Стояна.

– Извините меня, я не хотел вам причинять неприятные ощущения, – растерянным голосом произнёс молодой ведун. – Я ещё не до конца научился соизмерять свою силу иногда получается слишком сильно.

– Ничего-ничего, а ты, оказывается, действительно очень сильный ведун. Ты точно сможешь справиться с любой командой на корабле. Теперь я в этом уже совершенно не сомневаюсь! – удовлетворённо произнёс посол.

– А вы ведь не шведский посол, – без малейших сомнений произнёс Стоян. – Что это я сразу повнимательнее к вам не присмотрелся? Уж больно вы в тот день ладно не по-нашему лопотали. Совсем сбили меня с толку.

– Ничего – это тоже для тебя положительный опыт. Никогда не поддавайся внешнему обаянию человека. Всегда пытайся заглянуть в его суть. Часто внешнее и внутреннее не суть едины! Ну, а раз ты так легко сумел меня раскусить, то теперь мне скрываться от вас уже совершенно неразумно. Я действительно не шведский посол.

– А чей тогда посол? – удивлённо спросил Герка.

– Ничей! Он знает кто я такой! – рассмеялся «посол», кивнув головой на Стояна. – Никак не ожидал я в этих краях встретить настоящего, крепкого русского ведуна! Знал бы – другую легенду себе придумал!

Герка и Всеволод некоторое время переводили свои изумлённые взгляды: то на Стояна, то на «посла». И тот и другой молчали, только как-то странно друг на друга смотрели, но их товарищам казалось, что они безмолвно меж собой разговаривают. Только, когда на стол подали зажаренного на углях молодого кабанчика, а к нему ещё и пышущую жаром, душистую перловую кашу, да с маслом и ароматными травами, Стоян и посол наконец отвели друг от друга свои взгляды.

– Ну, чего, братцы, застыли? Давайте знакомиться по новой! Меня свои люди Ратибором кличут, со Пскова я сюда прибыл, а по каким делам – это ваш Стоян уже знает и вам потом, наедине расскажет. Ну что, налегаем на еду, а то как бы наша снедь не простыла без должного внимания! – вновь рассмеялся «шведский посол», глядя на уставившихся на него друзьям.

Кажется, никогда ещё в своей жизни Стоян и его друзья так много, сытно и вкусно не ели. Разве, что только в далёком детстве, когда были живы ещё их матери. Помнится, в те времена они пекли вкуснейшие пирожки, да ещё и с разной начинкой. Как их матери при их бедности умудрялись иногда приготовить что-то вкусное, когда в их рыбацком посёлке, кроме рыбы других-то продуктов толком и не было вовсе – оставалось для них до сих пор загадкой.

Основательно подкрепившись Ратибор отнёс своему кучеру приготовленный для него кусок поросёнка с кашей, а потом вместе тремя друзьями вышел из корчмы. Во дворе их уже ждала четвёрка запряжённых коней. Карету решили оставить здесь, так как верхом было сподручнее ехать на пристань; туда где стояли самые разные корабли: и большие, и маленькие, и только пришедшие в Ригу из дальних странствий, и только что построенные для продажи. Кучера оставили в корчме сторожить драгоценности. Заодно Ратибор решил, что старику после волнительной поездки по лесу не помешает хорошенько отдохнуть. Троица друзей вместе со своим новым товарищем расселись по своим коням и выехали со двора корчмы. Их путь лежал на пристань, а это пусть и не очень большое, но всё-таки некоторый путь, так что под мерный цокот копыт о брусчатку можно будет вести добрую и неспешную беседу.

– Ну что, друзья, а теперь поехали выбирать себе корабль? – улыбаясь, спросил Ратибор.

– А деньги? – недоумённо произнёс Герка. – Мы ж ещё так и не обговорили на какие деньги будем покупать себе корабль, да и нет у нас их с собой?

– Ну, во-первых, мы пока ещё едем только присмотреться к товару и для этого с собой много денег брать не только не нужно, но и рискованно. Того, что я взял для задатка, а это пару мешочков с камушками, думаю, будет вполне достаточно. А во-вторых, разве половины того, что вы видели в моей карете, вам не хватит на корабль?

– Ну, наверное, хватит, но мы же с тобой об этом ещё до конца не договаривались? – смущённо ответил Всеволод.

– Будем считать, что теперь уже договорились, потому что с вашим будущим капитаном мы уже успели всё обговорить и, мне кажется, что вы тоже не будете возражать, если я за своё чудесное спасение я отдам вам – половину содержимого своего сундука.

– А когда это вы успели со Стояном всё обговорить? – недоумённо спросил здоровяк.

– В корчме, перед обедом, пока вы со своим другом на нас неотрывно глазели! – рассмеялся Ратибор и весело продолжил, – Нет, а всё-таки наши предки были сто раз правы – есть у нашего славянского племени свои Боги, и они нам в трудное время нам обязательно помогают.

– Не понял, какие такие Боги нам помогают? – спросил Герка.

– Да, что тут не понять? Это исконно наши древние Боги, которым ещё верили наши предки. Они нам и помогают, а не те, которых к нам специально завезли из чужих земель, чтобы нашу Веру подавить. Я это своим нутром чую. Вот, когда в лесу эти латиняки мне не поверили, я думал всё – самому мне конец и сокровища, выданные мне моим князем, прахом пропадут. Думал, что моё дело так и останется незаконченным, но нет – тут являетесь вы и меченосцы с позором убегают с поля боя, – объяснил Ратибор.

– Да эти немчуры так кричали в нашем лесу, что только глухой их мог не услышать. Вот мы и пришли посмотреть, что за шум такой несусветный стоит. Ну и видим – трое против одного и где же тут нам не вступиться за справедливость? – удивлённо спросил Всеволод.

– Вот именно – справедливость. Для славянина – это самое главное? Справедливость и правда! А для немцев всё это ничто! Для них главное – это закон, который они написали сами для себя и для покорённых ими народов. Они как неживые куклы, без сочувствия смотрят в свой талмуд и решают: кто прав, а кто виноват! А поэтому для них не важно: справедливо или не справедливо. Главное, – чтобы была соблюдена буква немецкого закона, а есть справедливость или нет её, сделано всё по правде или нет – немцев совершенно не беспокоит. Их закон соблюдён и точка. Вот в этом и состоит наше главное отличие от них. Поэтому мы с ними никогда не сможем вместе ужиться на одной земле и вынуждены будем всё время воевать! Мы видим, кого в мире обижают и готовы за того вступиться. Мы видим где появилась несправедливость и никогда не пройдём равнодушно мимо неё. Вот поэтому война с немцами неизбежна! Они хотят прийти к нам и установить свои законы, а нам их законы не нужны! – стал объяснять Ратибор.

– А как ты сам здесь оказался, вдали от родных мест? – спросил Герка.

– Немцы сами, без нашей помощи, никак не угомонятся и обязательно снова к нам полезут! Вот меня и отправили сюда умные люди. Отправили под чужой личиной, чтобы своим врагам морок навести и ихним же казаться, чтобы потихоньку выведывать их секреты. А но-настоящему я родом из Пскова. А как зовут меня вы уже знаете. Сам я во Пскове уродился и родители мои тоже оттуда же родом. Когда орден неправдой захватили наш город, то они сожгли его дотла и в этом огне погибли мои родители. Мне чудом удалось уйти в Новгород, к тамошнему князю. Его ведун обнаружил у меня особый дар и направил меня в пластуны. Морок я на людей наводить могу, вот и взяли опытные люди меня к себе в обучение. Там же и языкам подучился. Монахи и купцы у нас сильно грамотные по языкам. Ну, а когда я хорошенько выучился, отправил меня наш князь в здешние края прознать обстановку, разузнавать где и какое у врага стоит вооружение, по мере возможности среди местных жителей смуту и недоверие к Ливонскому ордену наводить, чтобы, когда мы начнём обратно свои земли у них отвоёвывать, нашим воинам легче было с врагом биться. Камушков разных мне князь надавал, чтобы проще латинцам глаза было отводить. Ой, как они на эти камешки-то падки! Жуть просто! Что хошь продадут за них! Даже веру свою готовы поменять, только дай им этих камешек побольше! Мне то, например, эти камни совсем ни к чему. Вот только обидно мне, что морок у меня ещё не очень сильный получается навести. Поэтому эти трое ливонцев в лесу и справились со мной. Не хватило силы и умения удержать морок. Особенно этот толстый, ну прямо непробиваемый какой-то оказался, – с долей обиды в голосе произнёс Ратибор и даже слегка погладил свой старый ушиб.

– Понятно, а нам почему помогать надумал? – спросил Герка.

– Так у меня же забота такая – латинцам вредить! А через вас я очень хорошо смогу им навредить. У вас же есть две мечты – заиметь свой корабль и меченосцам отомстить за смерь отца Стояна, а сильней родной кровушки нет на свете силушки. Вот поэтому мне кажется, что одно другому очень даже хорошо содействовать сможет. Вы за себя мстить немцам будете, а я через вас им большой урон наносить буду.

– Хотелось бы я поквитаться с магистром, но как это сделать пока не знаю? – задумчиво произнёс Стоян.

– У меня есть одна мысль, как это можно очень хорошо сделать! До самого магистра далеко и охрана у него всегда хорошая, но есть у него слабое место – это доставка оружия, особенно пороха и пушек. И здесь самое лучшее – это не давать кораблям Ганзейского союза его привозить в Ригу, потому что потом его основная часть уходит в Ливонский орден, в распоряжение магистра. Вот этим вы как раз и сможете очень сильно ему насолить, а заодно поможете нам побыстрее расправиться с орденом. Когда мы его разгромим и вам, и нам станет легче дышать. Если повезёт, то может вам с нашей помощью ещё и удастся лично поквитаться с магистром. Как вам моё предложение? Чем не месть магистру и меченосцам за захваченные ими земли и погубленные жизни близких нам людей?

– Пиратами, что ли, предлагаешь нам стать? – усмехнулся Стоян.

– А почему бы и нет? Ради справедливого дела ведь не суть как будет называться ваш промысел! Главное, что нашему врагу будет нанесён наибольший ущерб и это и есть, то ради чего я здесь нахожусь! Поэтому мне и казны не жалко ради доброго дела! Ведь, поймите, не за себя я камушками расплачиваюсь, а на ратное дело их даю, – старался убедить друзей Ратибор.

– А что, я согласен даже быть пиратом, чтобы этим захватчикам жилось не очень сладко на наших землях! И не будем это откладывать в долгий ящик, прямо сегодня и начнём! – ухватился за предложение Герка.

– А я тоже готов на нашем море попиратствовать. Тем более – против этих кровожадных извергов, – зажегся идеей Всеволод.

– Вот и хорошо, а с вашим будущим капитаном мы уже всё обговорили, – улыбнулся Ратибор. – Так что получается, что теперь все согласны с моим предложением.

– Я рад, что вы, друзья мои, так слаженно поддерживаете меня в этот час! – произнёс Стоян, обращаясь к Всеволоду и Герке – Теперь нам остаётся только подобрать корабль и команду.

– Ну, корабль для нас я ещё смогу подобрать, но вот с экипажем ты уж как-то сам разбирайся, больно уж это сложное для меня дело. Мы ведь будущих пиратов должны набрать, а это особые люди! – рассмеялся здоровяк и ткнул своим огромным кулачищем в плечо Стояна.

– Подберу конечно, а вот командовать этими морскими разбойниками во время захвата ганзейских кораблей придётся тебя! Ты ведь будешь у нас командиром абордажной команды, а заодно и моим помощником! – рассмеялся будущий капитан и в ответ слегка ткнул кулаком здоровяка.

– А я кем буду на корабле? – обиженно спросил Герка.

– А ты у нас на корабле будешь помощником командира абордажной команды, то есть получается, что пом-пом-кап! – добродушно рассмеялся Всеволод и снова по привычке попытался ткнуть кулаком живчика, но в который уже раз – снова промахнулся.

Глава 11. Дело

Бургомистр сдержал своё слово и наутро следующего дня Трубочист был на свободе. Он стоял за воротами Рижского замка и с довольной рожей щурился от лучей восходящего солнца. Первый раз после долгих двух лет томления в подземелье ему вновь удалось увидели не жалкий, дрожащий свет от факела охранника, а настоящий яркий, слепящий солнечный диск. Пусть от его нещадных лучей у Трубочиста болели глаза и от этого они вовсю слезились, но это со временем пройдёт. Его глаза привыкнут к настоящему свету. Главное – он на свободе.

Сейчас в темноте Трубочист мог видеть, как кошка. Темница в какой-то мере для его ночной, весьма специфической работы, даже пошла ему на пользу. Так что, пожалуй, единственный физический недостаток, который у него появился после отсидки – это очень сильное похудание, но этот же недостаток ему, как профессиональному домушнику, было одновременно и на пользу. «Были бы кости, а мясо нарастёт! Хорошее питание и через месяц всё будет в ажуре, а бургомистр обещал весьма выгодное дело, от которого не только можно будет на еду себе отложить, но и хорошенько обогатиться на всю оставшуюся жизнь. Будем надеяться, что на этот раз он меня не обманет. А воздух, воздух то какой! Не надышаться после этой зловонной темницы!», – подумал Трубочист и с довольным видом потянулся, до самого хруста в костях.

Ноздри его острого носа буквально заходил ходуном, вдыхая ароматы города. Они были самые разные эти ароматы, но он в первую очередь, бесспорно, выделял среди этой гущи ароматы готовящейся где-то неподалёку завтрака. «Нужно быстрее добраться до таверны, иначе я сойду с ума от этих запахов еды!», – это была следующая мысль бывшего заключённого и ноги сами понесли его по направлению к трактиру под весёлым названием «У чёрта на куличках». Туда заходили только люди, которые были уверены в себе настолько, что твёрдо знали, что выйдут из трактира живыми и невредимыми. Чужих в этом заведении очень не любили.

До трактира путь был неблизкий, но хорошему кобелю и семь вёрст не крюк, а Трубочист себя причислял именно к таковым. Войдя в таверну, он встал на пороге и подозрительно оглядел помещение и собравшихся в нём людей, но тут же расслабился. В зале было не так много людей, но все свои, и ничего подозрительного, а у двери как всегда, с явно скучающим видом расположился красавчик Бруно. Откуда он взялся в городе – никто не знал, а красавчиком его назвали за особое украшение лица – длинный шрам от правого глаза до подбородка. Он сидел на колченогой табуретке в надвинутой на глаза черной шляпе, которой он очень гордился, и откровенно спал на своём посту. Его длинные ноги перегораживали вход в зал и это по всей видимости он считал непреодолимым барьером на пути на его территорию.

– Привет Красавчик, – буркнул Трубочист! – Ноги свои уберешь или мне тебе помочь их убрать?

Бруно лениво поднял двумя пальцами край шляпы и недовольно посмотрел на человека, посмевшего потревожить его сон, но тут же узнал своего кореша и осклабился.

– Ба-а, да кого я это вижу, да все знакомые люди! – зачастил Красавчик и проворно вскочил с табуретки. – Как же к таким людям и без уважения! Наше здрасте, вам с кисточкой! А я только совсем недавно, как думал: «А где это наш многоуважаемый Трубочист пропадает?», а вот, нате вам, тут как тут и в хорошем здравии и настроении!

– А ты так за два года и не исправился, всё такой же болтун, – усмехнулся Трубочист.

– Куда мне до ваших умных речей, я же кто – так, шишь на шухере.

– Да ладно тебе прибедняться! Как дела у нас в городе?

– Да, ничего, все заняты, все при своих делах. Анка, ну-ка приготовь нашему гостю самый лучший стол, да постель не забудь взбить! Да, помягше! – ухмыльнулся красавчик. – Пройдемте, уважаемый Трубочист, вот, пожалуйте, к вашему любимому столику, здесь вас никто не потревожит, да и стол без вас никто не занимал. Так что лавочки у вашего стола как были при вас, так никто к ним без вас и не прикасался. Сам следил!

– Молодец, – немногосложно похвалил Трубочист и прошёл к своему столу. – Ну, чем у нас сегодня кормят?

– Для вас как всегда – только самое лучшее и самое свежее! Может музыкантов позвать или девиц весёлых?

– Не надо, я пока поем в тишине, – сказал Трубочист и покосился на сидящих в углу двух посетителей.

Красавчик сопроводил взгляд вора и шёпотом, уважительно склонившись к уху посетителя, спросил:

– Может их того, попросить отседа?

– Да ладно, пусть едят, голодные небось.

Меньше, чем через полчаса стол Трубочиста был завален едой. Здесь были и цыплята, и молочный поросеночек, и свежая вырезка телёнка, и только что отловленный судак. Всё это пылало жаром, было в должной мере подрумянено и приправлено специями. Главный вор города неторопливо отщипывал по малому кусочку от каждого блюда и внешне казалось, что он вернулся не из долгого подземного заточения, а с сытой гулянки и был безмерно сыт и теперь изволил только брезгливо пробовать выставленные на его стол блюда. К столу снова подскочил Красавчик.

– Как еда, всё ли хорошо мы для вас приготовили?

– Неплохо. Ждали меня?

– А как же, со всем нетерпением! За вас уже всё уплачено и по высшему разряду, да на три дня вперёд. Так что кушайте вволю! – довольно усмехнулся Красавчик.

– А если бы заранее не заплатили, неужто меня голодным бы оставил? – усмехнулся Трубочист.

– Да как вы такое на меня могли подумать? Чтобы я своего лучшего кореша, да без еды оставил? – с почти что искренней обидой произнёс Бруно.

– Ладно-ладно, я пошутил! – рассмеялся Трубочист.

– А вот и посетитель к вам, – тихо произнёс Красавчик и глазами указал на входную дверь. – Я исчезаю!

Бруно недовольным взглядом посмотрел на ещё не закончивших свою трапезу двоих посетителей и, подскочив к их столику, громко зацыкал на них и стал выталкивать из-за стола.

– Пошли-пошли отсюда, завтра доедите! – стал командовать Красавчик.

– Но у нас пиво в кружках осталось и вина ещё полкувшина, – недовольно огрызнулись посетители.

– Я сказал завтра – значит завтра. Ноги в руки и бегом отсюда, пока я ещё добрый!

Посетители недовольно посмотрели на Красавчика, но в сторону Трубочиста взглянуть не посмели и быстро ретировались из зала. В дверях они лоб в лоб столкнулись с новым посетителем, человеком неприметной наружности, в поношенном плаще и в шляпе, надвинутой на глаза. Единственное, что можно было сказать об этом человеке – это то, что он был излишне полноват

– Смотреть надо, куда прёте! – недовольно рявкнул полный посетитель и прошёл в зал к Трубочисту.

– Ну, здравствуйте, господин бургомистр, а вы все в том же наряде, прям как в прошлый раз, два года назад. Что, денег нет на новый? – ехидно спросил Трубочист и скосил глаза на его потёртый плащ.

– Ладно скалиться, вон сколько моего добра уже сожрал! – буркнул в ответ глава города.

– Я только попробовал, но поесть ещё хорошо не успел.

– А тебе и нельзя после тюремной баланды много жрать!

– Ладно, господин фон Зиберман, хватит нам языки точить, пора и делом заняться. Так вы садитесь, угощайтесь что ли, а то прямо неудобно как-то. Вы за всё это богатство заплатили, и стоите, прям как бедный родственник. Даже кусок себе в рот ещё не положили.

– Я не голоден! – буркнул глава города и сел по другую сторону стола, как раз напротив вора, хотя и место на лавке рядом с ним было.

– Была бы честь оказана, – ухмыльнулся Трубочист. – Судя по накрытому тобой столу, разговор у нас сбудет весьма серьёзным.

– Надо в нашем городе к одному купцу домой наведаться. Товару он у себя припас для продажи ганзейским купцам немеряно. Меха соболиные у него накопились изрядно, серебряные украшения, янтарь, то да сё. В общем много чего разного у него в доме есть, – начал без предисловий бургомистр.

– Если меха соболиные и для ганзейских купцов, то видно из московских земель, а раз так, то купца щипать будем своего, немецкого, а это уже – против твоих правил, господин фон Зиберман. Ты же раньше только заезжих купцов чистить меня заставлял, а своих ни-ни. Что же такое без меня успело измениться в нашем городе, если ты своих немцев стал подчищать? Али обнищал тут за два года без моей помощи? – рассмеялся Трубочист.

– Умолкни! Умный нашёлся! – рявкнул бургомистр и зло огляделся по сторонам. – Не твоё это дело! Чистишь купца, на которого я тебе указываю и катись из моего города с миром, а не хочешь – быстро палача свистну. У него давно топорик по твоей шее слёзы льёт!

– Ладно-ладно, и пошутить уже нельзя, – грустно произнёс вор и сделал вид, что обиделся.

– С девками шути, а со мной шутки плохи! – со злостью проворчал фон Зиберман.

– Ну я же сказал, что мир, – ответил Трубочист и примирительно понял вверх ладони своих рук.

– Значит так. Сейчас ешь и высыпаешься, а ночью через свой любимый ход забираешь у купца все меха. Серебро можешь хоть всё себе забрать, если, конечно, сможешь его унести! – рассмеялся бургомистр и отломил здоровый кусок осетрины. – А ничего рыбку для тебя приготовили, даже можно сказать, что вкусно, только вот с перцем стряпчий переборщил, но что с этой забегаловки возьмёшь? Одно ворьё здесь и ошивается!

– Вот, как вы сразу и в самую точку попали! – усмехнулся Трубочист.

– Ты это о чём? – подозрительно спросил глава города.

– Да так, о своём вспомнил, – пряча глаза за кружкой пива, произнёс Трубочист. – Ваше здоровье, господин фон Зиберман!

Трубочист сдул с поверхности пива белоснежную пену и большими глотками стал осушать кружку. Допив до конца, он грохнул её глиняным дном о сосновый стол и громко крякнул от удовольствия.

– Давно я пивком не баловался, а кто этот купец, если не секрет? – как бы между прочим спросил вор.

– Фридрихом его кличут, да ты его знаешь. Это тот, у которого восемь лет назад жена померла, а он тогда остался с малой дочкой на руках.

– Это который потом на Суконную улицу переехал, потому что ему стало трудно платить за дом?

– Он самый!

– И этого бедолагу ты захотел ограбить? – скривился вор.

– Не твоё дело! – рявкнул бургомистр.

– Да, мельчает в нашем городе народ, хотя не долго мне здесь жить теперь здесь осталось. Может в Дерпте бургомистр будет с большим размахом, чем в Риге?

– Ха, с большим! В Дерпте сидит мой сводный брат, а это ещё тот скряга. Зимой снега у него не выпросишь! – заулыбался бургомистр и с довольным видом посмотрел на Трубочиста.

– У этого купца помнится пять человек в доме живут. Двое работников, прислуга и он с дочкой?

– Так и есть – пятеро.

– Многовато. Кто-то может ночью проснуться.

– Не проснутся. Мой сын им вино отнёс, ну вроде как подарок от меня в честь дня города и просил всех в доме выпить за моё здравие и за то чтобы наш город долго стоял.

– А вы что – с этим купцом поссорились? – полюбопытствовал Трубочист.

– Не твое дело! За свой город они выпьют, никуда не денутся! – хитро улыбнувшись, ответил фон Зиберман.

– Ну ладно, выпьют они и что с того?

– А то, что вино сонное! Проспят они крепким сном до самого утра! – самодовольно усмехнулся бургомистр.

– Как у вас ловко всё схвачено!

– Был бы я дураком – давно бы с постом бургомистра расстался.

Ночь пришла быстро и как специально – над городом на небе плотным слоем в эту ночь висели тёмные тучи. Полная луна лишь изредка проглядывала сквозь их разрывы. В доме купца Фридриха уже давно все спали. Окна были тёмные и выглядели какие-то безжизненные.

Трубочист на дело взял с собой Красавчика. Это был не первый случай, когда он ему помогал. В этот раз улов обещал быть увесистым и без помощника тут никак нельзя было обойтись. Хотя бы нести наворованное и то уже одному не справиться. Не говоря уже о том, что кому-то нужно было стоять на стрёме, но не вору самому же делать. Трубочист, у которого небольшой рост сочетался с сухостью тела и необычайной гибкостью, мог с лёгкостью пролезал в любые дымоходы и таким образом добираться до самого сокровенного имущества своих жертв. Поэтому он в эту ночь был на крыше дома Фридриха, а Красавчик страховал его внизу. Если бы соседи Фридриха из дома напротив не спали, то смогли бы увидеть в разрывах туч на фоне луны тёмный силуэт человека, крадущегося по крыше дома их соседа. Прошло совсем мало времени и человек уже скрылся в трубе. Было лето и камин в доме Фридриха не топился, а поэтому вор пробрался в его дом без приключений.

Трубочист по верёвке спустился на первый этаж и бесшумно вылез из камина. Немного постоял, вслушиваясь ночные звуки. Но в доме было тихо, только изредка то из-за одной двери комнаты, то из-за другой время от времени раздавалось равномерное сопение или похрапывание. Только в одной из комнат было совершенно тихо, наверное, там никого не было.

Глаза Трубочиста за два года заточения в темнице привыкли к темноте и сейчас это ему хорошо помогало ориентироваться в чужом доме. Для надёжности он всё-таки взял с собой хитроумное освещение – толстую свечу в жестяной коробке с ручкой и с небольшой прорезью, сквозь которую от пламени свечи шёл узкий луч света.

Вор знал, что самые ценные вещи у купца хранились на втором этаже. Он стал подыматься наверх по деревянной лестнице. Она была не новой и некоторые ступеньки уже поскрипывали, но лёгкий вес вора и здесь помогал ему сильно не шуметь. Он старался подыматься в такт сопению жильцов дома. Это ему хорошо удавалось. Наконец он добрался до входа на второй этаж, но дверь в кладовку была на замке, но и это не оказалось большим препятствием для вора – все отмычки были при нём, на его поясе.

Наконец, дверь удалось открыть, и Трубочист проник в одну из запертых комнат. В ней стоял такой сильный запах трав, что вор еле сдержался, чтобы не чихнуть. «Моли боятся!», – подумал Трубочист и тут же усмехнулся, – «А воров – нет!». Вся комната от пола до потолка была уставлена мешками, а в каждом из них сороковина меха. «Неплохо, а где же серебро и янтарь?», – продолжал размышлять вор.

Он прошёлся по другим комнатам, но они были пусты. «Опять бургомистр наврал!», – мысленно рассердился Трубочист, – «Но ничего, возьмём с него соболями! С паршивой овцы хоть шерсти клок! Хорошо хоть шкурки уже разложены по мешкам, мне меньше работы. Наверное, купец по утру собирались их отвезти на продажу. Вовремя же я пришёл!».

Вор перетаскал мешки к камину и привязал первую партию к верёвке, по которой сам и спустился в дом. Дёрнул за её конец и мешки стали один за другим исчезать в дымоходе камина. Остался последний мешок, когда дверь той единственной комнаты, в которой не раздавалось ни храпа, ни сопения, вдруг, открылась и на её пороге показалась сонная девушка в ночной рубашке. Она протёрла свои глаза и с недоумением посмотрела на маленького человечка, который был намного ниже её ростом, и целиком помещался в их камине, правда его голова была скрыта в дымоходе. Человечек был чрезвычайно занят и не замечал её присутствия, – он расторопно подвязывал на висящую верёвку пухлые мешки. Видимо мягкие, меховые тапочки делали шаги Марии совершенно бесшумными, и она попыталась подойти поближе к вору. В это время незваный гость нагнулся за последним мешком. На полу стоял подсвечник с догорающей свечкой. Её пламя уже ослабло и неверно трепетало, готовое вот-вот погаснуть, но этого света было достаточно, чтобы он увидел стоящую не далеко от него девушку, которая внимательно за ним наблюдала.

Несмотря на полумрак, Мария узнала мешки. Это были мешки с соболиным мехом, которые завтра поутру нужно было доставить в порт, где их будет ждать купец из Ганновера. Там же её отец должен был наконец от него получить свои деньги за весь товар.

– Да, что же это такое тут делается? – вскричала Мария.

Реакция вора была мгновенной. Он тут же схватил в одну руку последний мешок, а другой ухватился за канат и изо всей силы за него дёрнул. Канат вместе с мешком пошёл наверх по трубе, а грабитель высоко подпрыгнул, упёрся ногами о стенки дымохода и стал ловко и быстро подниматься наверх. Мария растерялась от такой неожиданной прыти грабителя, а когда пришла в себя, то подбежала к камину и заглянула в дымоход. Она увидела над своей головой, на расстоянии вытянутой руки еле видневшуюся в темноте босую ногу воришки. Мария во весь голос стала звать на помощь отца и одновременно схватилась за неё, но её противник стал резво дёргаться, стараясь побыстрее отделаться от неожиданной помехи. Мария не удержалась на ногах и упала, а грабитель вместе с последним мешком ушёл от неё по дымоходу.

На её крик о помощи никто в доме так и не откликнулся. Растирая ушибленный локоть, девушка побежала на второй этаж. Дверь кладовки была открыта настежь, и мешков с мехами не было. Мария сбежала по лестнице вниз и с криком влетела в комнату отца. Но тот продолжал мирно спать на своей кровати и на внезапно возникший шум только проворчал что-то нечленораздельное и тут же повернулся на другой бок, чтобы мирно продолжать свой сон.

– Отец, вставайте! Слышите, вставайте! Нас ограбили, отец! – кричала над его ухом, заливаясь слезами Мария, но её отец только бурчал что-то невразумительное сквозь сон и отмахивался от неё, как от назойливой мухи.

Она бросилась к окну и увидела на фоне тёмных домов еле различимые силуэты двух мужчин, быстро уходящих прочь и уносящих с собой мешки с соболиными шкурками. Её отец так и не проснулся.

Глава 12. Замок Венден

В это утро стены замка Венден сотрясали возмущённые крики магистра Ливонского ордена. Вальтер фон Плеттенберг был до глубины души поражён безответственностью своих вассалов – его воины явились из похода против лесных разбойников живы-здоровы и это было конечно хорошо, но они не только вернулись ни с чем, но они ещё пришли раздетыми, босыми, без оружия и боевых коней. Но и этого мало – этот наглый Везунчик проделывает такой трюк уже во второй раз и к тому же смеет является к нему на глаза в таком непотребном виде без того, ради чего его собственно и посылали.

– Да какой ты Везунчик?! – орал раскрасневшийся от негодования магистр на своего рыцаря, недавно назначенного к нему в охрану. – Ты, олух царя небесного, а не Везунчик. Вот твоё настоящее имя – о-лух!

– На нас в лесу напали без предупреждения, господин магистр, – промямлил в своё оправдание теперь уже, по всей видимости, бывший Везунчик. – Этих разбойников в лесу на этот раз было ещё больше, и они применили против нас самые коварные методы ведения боевых действий.

Двое его сотоварищей по несчастью дружно закивали своими головами, в знак полного согласия со своим командиром. Магистр с презрением оглядел всю троицу и, выпятив нижнюю губу, с надменным видом произнёс:

– Это не в коей мере не оправдывает вашего позорного бегства с поля боя! Вы не достойны больше носить имя славных воинов Ливонского ордена. Своим указом я лишу тебя звания рыцаря Везунчика. Да, именно так, мне кажется, что ты вполне заслужил такого наказания. Завтра я проведу церемонию лишения тебя звания рыцаря, а затем ты будешь отправлен пехотинцем в Нарву. Туда же, после получения наказания от своего капитана, будут отправлены и оба провинившихся ратника. Причём я прикажу поставить вас всех в первую линию наступления! Там, в будущем бою с войсками дикой Московии, вам своей кровью надлежит смыть тот позор, которому вы себя подвергли, уступив поле боя нищему, преступному сброду, который по вашей вине теперь продолжает промышлять разбоем в рижских лесах. Трое полностью вооруженных воина, на боевых конях и не смогли выполнить мой приказ, позор! И кто вы после этого? Молчите? Сейчас же вон с моих глаз, и чтобы я больше вас никогда возле себя не видел! Завтра в полдень будет проведена процедура лишения рыцарского звания Везунчика, а ратникам я приказываю немедленно отправляться к своему командиру для получения от него наказания!

Вся троица, понурив головы, молча вышла из Звёздного зала. Магистр, скрестив руки на груди, с недовольным видом стоял у окна и наблюдал, как во дворе тренируется его личная охрана. Это неприятное событие, произошедшее с воинами его ордена, окончательно вышибло его из колеи. Он был зол на весь белый свет.

– Ольгерт! – крикнул он своего секретаря. – Где тебя носит?!

– Я здесь! Слушаю вас, господин магистр.

– Садись, бери перо и чернила. Пиши!

– Я готов, господин магистр, – ответил секретарь, сев за специально отведённый для него в Звёздном зале небольшой столик с письменными принадлежностями.

– Итак. Всем комтуриям Ливонского ордена. Указ. Ввиду исполнения взаимного договора, провозглашённого между нашим орденом и княжеством Литовским от 21 июня сего года, приказываю всем братьям-рыцарям выйти на помощь нашему литовскому союзнику и вместе с ним выступить против Московского княжества. Для осуществления этого всему Ливонскому ордену встать под штандарты ордена и собрать все возможные для боя силы и вооружение и в составе конных рыцарей и пеших ратников, а также свободных пехотинцев и добровольцев, выказавших своё пожелание встать под штандарты Ливонского ордена выдвинуться по направлению к Вендену, где произведём окончательное формирование войско. Всем нашим войском мы примем бой за право всех народов, находящихся под тиранией Московского царя, иметь над собой достойных правителей и истинную католическую веру. В связи с этим приказываю к августу месяца сего года 1501 от рождения Христа подготовить наши войска для похода на русский город Псков. Написал?

– Да, господин магистр.

– Тогда пиши второй указ. Комтуру Дерптскому. Довожу до твоего сведения, брат мой, свои опасения по поводу надёжности отдельных жителей Дерпта, а именно: русских купцов. Как тебе известно наш южный союзник Великий князь литовский вступил в войну с Московским княжеством. Мы, со своей стороны не имеем право спокойно наблюдать за несправедливыми злодеяниями московского царя Ивана и выступаем в поддержку нашего южного соседа. Поэтому, во имя усиления наших оборонительных возможностей в доверенном тебе городе, приказываю искоренить саму вероятность предательства и далее повелеваю подвергнуть заточению всех русских купцов, которых у тебя, по моим сведениям, численностью в сто пятьдесят человек, и которые проживают у тебя в Дерпте или находятся в настоящее время на территории вверенной тебе комтурии. Всех пойманных русских купцов незамедлительно отправить в темницу и подвергнуть допросам с пристрастием на предмет доносительства секретных сведений до московского царского приказа. О точности исполнении моего указа обязую тебя доложить до начала выступления наших войск на город Псков. Всё, письма запечатать и отправить нашим братьям-комтурам во все земли Ливонии.

– Будет исполнено, господин магистр, – поклонился секретарь.

– Да, чуть не забыл. Подготовь эскизы пропагандистских листков для местных аборигенов. На них должны быть изображены московские варвары, расстреливающие из луков местное население. Лучше всего, если в качестве жертв будут изображены обнажённые женщины и плачущие дети. Это больше всего произведёт впечатление на неокрепшие умы аборигенов. Представь мне на утверждение эскизы работ, а после отправь их на печать в печатные мастерские рижского архиепископа. Думаю, что он нам не откажет размножить эти листки и распространить их по Ливонии. Это и в его интересах. Теперь, кажется, всё, если ты мне понадобишься – я тебя вызову.

– Слушаюсь, господин магистр, – ещё раз поклонился секретарь.

– Ступай, мне ещё надо продумать стратегию нашего будущего похода на Московию!

Троица босоногих неудачников неторопливо вышли во двор замка. Спешить к командиру за получением наказания ратникам не хотелось, а Везунчику тем более торопиться было уже некуда. Летнее солнце уже успело хорошенько прогреть во дворе брусчатку, и она приятно грела их босые ноги. Если бы не их глупый провал в лесу, то всё выглядело бы не так и плохо. Конечно жаль, что не удалось захватить лесных разбойников, но ведь главное, что они сами остались живы. Однако магистр с его суровым решением отправить всю троицу пехотинцами в Нарву, причём, под нос к этим страшным русским, основательно подпортил их компании летнее настроение. В полдень Везунчику предстояла церемония лишения рыцарства, а это позор на всю оставшуюся жизнь. Теперь несмываемое пятно позора ляжет на него и весь его род, включая его родителей. Здесь же в замке его ждало презрение и бесконечное подзуживание от всех его обитателей. Любой будет готов посмеяться над его неудачами, а над прозвищем «Везунчик» тем более, потому что теперь он уже дважды «герой» среди рыцарей. А ещё это дурацкое прозвище, которое к нему приклеилось с лёгкой руки магистр. Теперь все братья-рыцари будут использовать его кличку только в уничижительном смысле. Уязвлённое самолюбие Везунчика требовало от него действия, и он наконец решился.

– Слушайте, братья по несчастью, а как вы смотрите на то, чтобы нам всем вместе убежать из замка?

– Как это убежать? – озадаченно спросил толстый и недоверчиво посмотрел на своего командира.

– А вот просто, взять и убежать, – задумчиво произнёс Везунчик. – Всё равно нам здесь после всех наших злоключений прежней жизни больше не видать. В крепости нам больше никто проходу без насмешек не даст!

– Это точно! – поддакнул тощий. – Теперь на всё время, пока мы будем находиться на службе у магистра, весь орден будет обеспечен ежедневным весельем, а мы будем для них самыми смешными клоунами.

– Пусть только попробуют! Я им всем так понакастыляю, что долго меня будут помнить, но только не клоуном! – зло огрызнулся толстый.

– И что, ты будешь теперь драться с каждым встречным-поперечным, который на тебя косо посмотрит? – скептически спросил тощий.

– А что вы тогда можете вместо этого предложить? – огрызнулся толстый.

– На мой взгляд, самым разумным для нас – это будет поскорее удрать отсюда! – безапелляционно ответил Везунчик.

– Ну, да, конечно! А поймают нас и тогда за дезертирство так получим, что небо нам покажется с овчинку! Нас же могут казнить за дезертирство! – засомневался толстый.

– И что, теперь скажешь, что лучше нам нужно будет терпеть эти постоянные унижения? Так, по-твоему, будет гораздо лучше? – спросил тощий как раз именно в тот момент, когда они вместе проходили мимо площадки, где разминалась свита магистра.

Четвёрка бравых воинов, в до самого блеска начищенной амуниции с любопытством разглядывала идущих по двору оборванцев. Не сговариваясь, они переглянулись меж собой и усмехнулись. Затем один из них, видимо командир, еле сдерживая смех спросил:

– Эй, уважаемые воины! Мы слышали, что вы с доблестью отбивались от многочисленного войска лесных разбойников. Так не подскажите ли нам самый эффективный способ ведения боевых действий против этих оборванцев, а то мы никак не можем найти себе достойных учителей по-военному искусству?

– Вот видишь! – прошипел своим собратьям по несчастью Везунчик и недобро посмотрел на спрашивающего. – Я же вам говорю, что нам в ордене больше делать нечего!

– Ну, и что дальше? – возмущённо спросил толстый.

– Бежать отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше! – разозлился Везунчик.

Он резко отвернулся от компании тренирующихся рыцарей и под их оглушительный хохот, в сопровождении своей свиты из двух ратников, направился к казармам. Решение было принято – забрать все свои вещи, деньги и прочь отсюда, и как можно дальше. Теперь в этом вопросе с ним были солидарны и тощий, и толстый.

– А куда мы пойдём? – в один голос спросили они.

– В порт, наймемся на какое-нибудь судно устроимся и прочь из этой поганой Ливонии. Куда угодно, хоть к чёрту на кулички, только бы подальше от этих несносных земель! – возмущённо произнёс Везунчик.

Под покровом ночи троице неудачников удалось покинуть замок и спустя пару дней они уже гуляли по рижскому порту и с любопытством и интересом приглядывали себе подходящий корабль. У причала скопились морские и речные суда самых разных размеров и конструкций, из разных стран. Русские купцы в Ригу приходили по Западной Двине на небольших стругах, на которых было легко преодолевать речные пороги, потому что их лодки, при необходимости, можно было переносить на руках. Ганзейские купцы приходили на кораблях побольше, которые были способны одолеть морской переход из ганзейских земель до Риги.

Некоторые, самые прижимистые купцы, предпочитали не подходить к пристани, дабы не платить портовую пошлину. Маленькие лодчонки сновали взад-вперёд от больших кораблей к берегу, перевозя небольшими порциями огромное количества товара. Некоторые местные рыбаки, продав оптовикам наловленную с утра рыбу, тоже подрабатывали извозом грузов. Всё какая-то денежка для небогатого семейного бюджета рыбацкой семьи.

Шум, гомон, крики разноязычной речи раздавались со всех сторон. Везунчик первый раз в своей жизни видел большие корабли и заинтересованно приглядывался то к одному, то к другому судну. Наконец ему на глаза попался, по его понятиям, неплохой корабль, возле которого, на пирсе стоял коренастый человек с обветренным, загорелым лицом и большой шляпе. Везунчику показалось, что именно так должен выглядеть капитан корабля. Человек посмотрел наверх и что-то прокричал матросу, находящемуся на верхней палубе судна. Это была какую-то заковыристая, морская фразу и, причём, на его родном, немецком языке. Получив ответ, капитан стал глядеть по сторонам. Везунчик попросил товарищей его подождать, а сам неторопливой, но уверенной походкой подошёл к нему и спросил:

– Добрый день, господин капитан, вам случайно люди на ваш корабль не нужны?

Тот внимательно посмотрел на него, как бы пробуя его на вкус, затем долгим, испытующим взглядом посмотрел в глаза Везунчику. Тот спокойно выдержал это испытание. Капитану это явно понравилось, и он заинтересованно спросил:

– Немец?

– Точно так, из Ганновера.

– Неплохо-неплохо. Подзаработать, наверное, хочешь?

– Хотелось бы, но ещё больше – мне хочется попасть домой.

– Тебе повезло, парень. Ты как раз обратился по адресу, я капитан корабля, а мне нужен бойкий и крепкий матрос.

– Я сделаю всё, чтобы вы во мне не разочаровались, господин капитан!

– Хорошо начал, но мне ещё надо подумать – возьму я тебя к себе или нет! Посмотрим, как ты себя проявишь. Та-ак, как тебя зовут?

– Везунчик, – выпятив грудь, как на плацу перед командиром, ответил он.

– Не зря тебя видно Везунчиком прозвали, раз сразу ко мне попал! Служил, что ли? – заинтересованно спросил капитан.

– Было дело.

– Тоже неплохо, и кем?

– Ландскнехтом, – быстро ответил Везунчик

– Случаем не из беглых? – подозрительно спросил капитан.

– Нет, как можно. У нас командир строгий. Никак не позволит с поля боя удрать. Всё честь по чести с командиром расстались. Договоренный срок службы закончился, вот я и решил, что с меня хватит военных приключений. Надо в своей жизни и чего-нибудь другое посмотреть и попробовать.

– Если так, тогда вот тебе, для начала, такая работа. У меня на борту осталась ещё порядочное количество груза, а каждый час, проведённый в порту, обходится мне в приличную денежку. Поэтому нам нужно как можно быстрее разгрузить мой корабль и загрузить его другим товаром. Справишься?

– Справлюсь, господин капитан! А разрешите мне взять к себе в помощники своих друзей?

– Этих двоих? – с сомнение произнёс капитан и, прищурив один глаз, критично посмотрел на стоящих в отдалении товарищей.

– Они тоже немцы, и тоже служили вместе со мной в одном подразделении.

– Ладно, под твоё поручительство, и если себя хорошо покажете, то возьму вас всех на свой корабль, вместо латышей. Они как раз незадолго до вас просились на мой борт. Так что судьба твоих друзей теперь будет зависеть только от тебя самого. Провинишься ты – и они вместе с тобой вылетают с моего корабля. Понял меня?

– Вы во мне не разочаруетесь, господин капитан!

– Посмотрим, – с сомнением в голосе произнёс капитан и, по привычке гаркнул во всё горло. – А теперь, все трое: бегом на корабль за мешками! Боцман, укажи этим сухопутным крысам куда им сложить свои вещи и покажи, что нужно грузить. Что стоим?! Бегом, я сказал!

Глава 13. Шхуна

В это же время, на другом конце порта, где стояли новенькие, только что спущенные на воду корабли, ходили по пристани четверо молодых людей и каждый из них вёл под уздцы своего коня.

– Посмотри, Стоян, а, по-моему, вон тот корабль не так и плох. Я бы его взял, – с видом знатока произнёс Герка.

– Не-е, – возразил Всеволод, – у него пушек нет.

– Зато красивый!

– Это тебе не женщина, чтобы одной своей красотой на абордаж брать, – хмыкнул Всеволод.

– Всеволод прав, ганзейских купцов на испуг так просто не взять, а хорошие пушки в этом случае – лучший довод! – поддержал здоровяка Стоян.

– Эх, ничего вы в красоте не понимаете! – состроил обиженный вид живчик.

– Тогда вам лучше всего, посмотреть на вот тот кораблик, – усмехнулся Ратибор и указал на стоящее особняком судно. – У этой него и манёвренность хорошая и с пушечным вооружением полный порядок.

Шхуна, на которую указал Ратибор, стояла на самом дальнем причале, а на её борту в это время происходило что-то невообразимое. На верхней палубе собралась приличная толпа матросов, скорее всего – это была вся команда корабля. Стоял шум и гам, сквозь который прорывались отдельные выкрики наиболее разъярённых моряков.

– По-моему, у них весьма серьёзные разборки. Что это они меж собой не поделили? Надо бы узнать – что именно, – предложил Ратибор.

– Капитан не хочет платить своим морякам условленную договором плату, а они пытаются его заставить это сделать, – пожав плечами, ответил Стоян, будто это и так должно быть всем понятно без каких-либо объяснений.

– А почему бы нам не воспользоваться ситуацией? – прищурив левый глаз, задумчиво произнёс Ратибор. – Идёмте на корабль!

– Как это воспользоваться? – удивлённо спросил Всеволод.

– К людям присмотреться. Себя показать. Кем ты на корабле командовать-то намерен? Или сам за всех будешь работать? – догадался Герка.

– К людям присматриваться – это уже по части Стояна, – небрежно отмахнулся здоровяк. – Моё дело – людьми командовать!

Четвёрка один за другим поднялась по трапу на борт шхуны. Их даже никто и не подумал остановить. Весь экипаж корабля, а это около тридцати человек, собрались на баке и яростно спорили друг с другом. Точнее спорили и кричали все, а отбивался от них всех только один человек. По всей видимости, это и был капитан шхуны. Матросы его прижали к самому якорному канату и казалось ещё немного и их терпение лопнет, а тогда капитан уже получал все шансы принять холодные, водные процедуры. Друзья подошли к возмущённо кричащим морякам и встав у них за спиной, стали прислушиваться к их речам.

– Да что вы его россказни слушаете?! – ревел здоровенный детина. – Когда мы из Риги с товаром шли в Ганновер, он нам те же самые песни пел: «Вот в порт придём, купец свой товар продаст, тогда я с вами и расплачусь!». А теперь что? Опять та же самая песня: «Надо подождать пока купец распродаст свой товар в Риге, вот тогда и расплачусь!». Мы уже неделю стоим. А он ни за ту ходку, ни за эту так с нами и не расплатился! Купец, скорее всего, уже давно удрал вместе со своим товаром и даже думать про нас уже давно забыл! А может наш капитан в доле с этим купцом-прохиндеем? Может они давно уже поделили меж собой наши, а нас просто хотят в дураках оставить?!

К капитану подскочил невысокого роста вертлявый мужичонка, выхватил из-за пояса тонкий острый, больше похожий на шило нож, и стал размахивать им перед его лицом, одновременно выкрикивая в его адрес ругательства. Капитан прижался к якорному канату у самого борта и затравленно оглядываясь по сторонам, пытался огрызаться:

– Не ваше собачье дело, какой у меня был уговор с купцом и не вам, грязным ливам, решать, что и кому я должен! Вы должны радоваться, что мы, немцы, даём вам хоть какую-то возможность заработать!

– Это что вы нам даёте, пришлые?! Отобрали у нас нашу землю и ещё заставляют нас этому радоваться! – возмутился детина. – Даже честно заработанное и то не хотите нам выплачивать, а ещё пытается нас ещё в чём-то упрекать!

– Да что с ним говорить! – завизжал щуплый мужичонка. – Шило в бок и за борт его, и все дела!

– Мы не на пиратском корабле, чтобы с шилом в боку за борт нерадивого капитана выкидывать! – положив свою тяжёлую руку на плечо вертлявого мужичка, пробасил детина.

– А жаль, что не на пиратском! Я б ему бы успокоительного в бок и за борт, к рыбкам на корм.

– Нам из него деньги надо выбить, уже семью кормить нечем! А если выкинем его за борт, то вместо денег и в тюрьму можем угодить!

– А как ты тогда по-другому из этого жмота деньги собираешься выбивать? Он же кричит, что у него ничего нет! – завизжал щуплый.

– А пусть свою шхуну кому-нибудь продаст – вот и будут тогда у него деньги на выплату долгов! – нашёлся здоровяк.

– Точно, пусть продаёт! – обрадовался мужичонка и, подойдя вплотную к капитану, заглянул в его глаза. – Ты нам за два похода должен! Продавай корабль, а не то тебя городская стража будет долго искать, а река-то у нас ой, какая широкая, да глубокая. Ох, как трудно им будет тебя найти, да и будут ли искать?

– Вы не посмеете! – завизжал капитан. – Вам всем за это головы пообрубают!

– А пускай отрубают! Надоело уже так жить, когда нами эти пришлые как хотят, так и помыкают! – раздались голоса из толпы.

– Видно этот немчура вам сильно успел насолить? – сочувственно спросил Всеволод, стоящих рядом с ним матросов.

– Насолить – не то слово! Нагадить успел подлюка по самое по самое брюхо! – не глядя на спрашивающего тут же ответил остро переживающий за исход переговоров моряк и оглянулся. – А ты то, кто таков, и почему на нашей шхуне без разрешения боцмана?

– А я помочь вам пришёл! – усмехнулся здоровяк. – А кто у вас боцман?

– Вон тот рыжий детина, который сейчас с капитаном разговор ведёт.

– Лады, тогда я пошёл! – ответил Всеволод.

Он легко вклинился в собравшуюся толпу моряков и непринуждённо стал раскалывать её надвое. Люди обтекали его, как вода в реке обегает здоровенный валун. Так он, не обращая ни на кого внимания, дошёл до здоровенного детины и, встав напротив него, стал его внимательно разглядывать. Бурлившая праведным гневом толпа внезапно притихла, даже щуплый мужичонка перестал вертеть ножом перед лицом у капитана. Он тоже, как и все матросы застыл, не понимая откуда взялся этот верзила. Всеволод словно скала возвышался над всеми собравшимися людьми и даже отнюдь не маленький здоровяк-боцман дотягивал ему лишь до плеча. Так прошла минута общего молчания. Наконец боцман не выдержал взгляда Всеволода и слегка опустил голову, но не отвернул, а продолжал исподлобья на него смотреть.

– Чего тебе здесь надо? – буркнул он.

– Да вот мы с друзьями шли мимо вашей шхуны и решили заглянуть на шумок, – усмехнулся Всеволод.

– Вот и шли бы себе мимо, – вам бы только лучше было. Не встревайте не в своё дело, – целее будете! – рявкнул боцман.

– С чего это ты сегодня такой сердитый? Не покормили тебя с утра что ли?

– Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе положенного жалования не платили! Как бы тебя тогда кормили?!

– Ну, я бы хотел посмотреть в глаза тому человеку, который не захочет мне заплатить за проделанную мной работу! – весело рассмеялся Всеволод.

Он оглянулся по сторонам и увидел у одного из моряков багор, явно принесённый им, чтобы получше аргументировать капитану свои намерения. Всеволод выхватил его у растерявшегося от быстроты его действий матроса и недолго думая намотал железный багор себе на руку в виде браслета, не прилагая к процессу намотки совершенно никакого усилия, справился, прямо как с нежной травинкой.

– Вот, как-то так, – весело улыбнулся силач.

Толпа моряков разом выдохнула воздух и с ожиданием посмотрела на своего боцмана, ожидая от него решения. Они совсем забыли про капитана шхуны. Который смотрел на происходящее с открытым от удивления ртом.

– Аргумент у тебя, конечно, очень красивый, но с чего это вы нам, вдруг, помогать надумали?

– Мы предлагаем вашей команде совместить приятное с полезным! Для начала получить жалование, которое вам задолжал ваш капитан, – из-за спины толпы матросов спокойным голосом произнёс Стоян.

От его спокойного голоса морякам показалось будто сильный порыв ветра пронёсся по палубе. Многие даже схватились за свои шапки, которые попытались слететь с их голов. Кто не успел это сделать вовремя, поднимали их с палубы и растерянно оглядывались на идущего к ним человека. Он подошёл к их боцману и посмотрел ему в глаза. Вот этого взгляда, повидавший многое на своём веку старый морской волк, уже не смог выдержать. Ему хотелось упасть перед незнакомым человеком на колени, но он изо всех сил пытался сопротивляться, чтобы не дать себя на посмешище команде. Внезапно, не понять откуда взявшееся давление прекратилось так же резко, как и началось, а незнакомец по-дружески улыбнулся боцману. Незнакомец похлопал его по плечу и шепнул на ухо:

– Не бойся, я тебя позорить перед людьми не стану. Хотел лишь испытать твою силу воли, но ты действительно молодец – весьма достойно пытался с собой бороться.

Стоян оглянулся на три десятка заинтересованно глядящих на него пар глаз, в которых одновременно отражались и недоумение, и надежда на лучшее будущее. Нужно было что-то сказать этим людям и обнадёжить их. Не так давно друзья поддержали его в трудный момент жизни. Теперь настала его очередь поддержать других людей. Моряки молча ждали, что скажет чужак. Стоян оглянулся на капитана. Тот был уже достаточно стар и понимал, что своё время он уже отходил по морям и поэтому, напоследок, попытался хотя бы ещё раз что-то для себя урвать сверх возможного. Как ни странно, но в его глазах тоже светился свет надежды на доброе решение своей судьбы. Надежды избавления от обузы, которая уже стала его изрядно тяготить. Походы по морям стали теперь для него обузой. Старику хотелось спокойной, уединённой жизни на берегу, в кругу своих многочисленных внуков. Ради них он и старался урвать положенное жалование от своих моряков. Хоть что-то ещё напоследок, пока его ноги ещё хоть как-то ходят, а глаза что-то видят. Он чувствовал, что это было его последний рейс. Стоян только немного подправил ход его мысли, что на удивление оказалось не так уж и трудно сделать. Хотелось даже улыбнуться от легкого чувства кажущегося всемогущества, но он сдержался.

– Сколько вы задолжали своей команде? – продолжая смотреть в глаза капитану, спросил Стоян.

– Каждому по серебряному. Боцману – два, – хмуро ответил капитан.

Стоян повернулся к боцману, который с сжигающим его самого любопытством, разглядывал стоявшего перед ним незнакомца, и быстро отвязал от пояса кошелёк. Взвесил его на ладони и бросил боцману.

– Здесь должно хватить на всех! Тебя как зовут?

– Мартин.

– Так вот, Мартин, раздай всем морякам положенное им жалование и возьми свои два золотых, а всё, что останется пусть будет общей корабельной казной для всяких непредвиденных обстоятельств. Всё понял?

– Понял, господин капитан. Я ведь правильно понял, что вы теперь будете нашим капитаном?

– Мне понравилась дружная команда вашей шхуны и я беру командование ею на себя! Никто не возражает? – улыбнулся Стоян.

– Это же моя шхуна, и я ещё не получил за неё причитающихся мне денег, чтобы она теперь стала вашей, – робко попытался возразить бывший капитан.

– Завтра утром мои люди привезут вам всю сумму за корабль, а пока получите задаток за шхуну и можете спокойно идти к своей жене и внукам. Надеюсь, что полученных средств вам будет достаточно!

– Мы же вроде как не обговорили еще окончательную сумму нашей сделки?

– Разве? – повернувшись к капитану, усмехнулся Стоян.

– Ах да, вспомнил, точно, мы же накануне уже с вами всё обговорили, но что же вы так задержались? Эти сорвиголовы действительно чуть не сорвали с меня мою седую голову, – с облегчением вздохнув, ответил бывший капитан и стал продвигаться к трапу. – Да если какие вопросы возникнут, то боцман, как мой помощник в курсе всех дел на корабле. Он всё вам покажет и разъяснит, а я, пожалуй, действительно пойду. Семья, понимаете ли, ждёт, волнуется где это их дед так долго пропадает? Да и здоровье уже у меня не как в молодости, сердце и ноги пошаливать стали. Годы, понимаете ли, а вы ещё слишком молоды и вам этого пока не понять! Ну, да ладно! Всего вам хорошего, и чтобы бури обходили вашу шхуну стороной! Так что, жду вас завтра у себя дома! Вы ведь помните, где я живу?

– Конечно, я непременно завтра буду у вас в гостях, – утвердительно кивнул Стоян.

Команда шхуны расступилась перед свои бывшим капитаном и с улюлюканьем проводила его по трапу на берег. Тот посмотрел наверх, но никого из команды уже не было видно. «Спасибо Тебе Господи, что спас мою жизнь от этих безбожников!», – пробормотал себе под нос старик и, наспех перекрестившись, прихрамывая, пошёл домой и уже больше ни разу не оглянулся на свой бывший корабль.

– Господин капитан, а кем я теперь буду на шхуне? – спросил боцман и с надеждой посмотрел на Стояна.

– Как кем? Кем и был до этого – боцманом, – хитро улыбнувшись, ответил тот.

– А тогда ваш здоровяк кем будет?

– Вот, прошу любить и жаловать вашего нового квартермейстера, командира абордажной команды! По-моему, у вас ещё такой должности на шхуне нет. Его зовут Всеволод, а его помощником будет его, и мой верный друг – Герка. Так что принимайте их в свои дружные ряды. Они ребята суровые, но весёлые и работящие, а драться могут бесконечно долго и справиться с ними – задача не из лёгких даже для хорошо подготовленных бойцов, а тех, кто захочет испробовать силу и ловкость моих друзей, заранее предупреждаю, чтобы потом ко мне с жалобами не приходили!

– Так что, мы теперь будем пиратами? – недоумённо спросил тощий, так и не спрятавший свою «заточку» и продолжавший её держать в руке.

– Так сколько тебя помню, ты же всё время рвался стать пиратом и насолить этому Ливонскому ордену. Вот теперь твоя «заточка» пригодится ковырять жирное пузо толстым рыцарям! – рассмеялся боцман и указал глазами на его грозное оружие.

– Ну было дело, мечтал, но не так же, чтобы всё сразу, и как снег на голову! Я же не отказываюсь от богатства, которое само мне плывёт в руки! – скорчил тощий невинную рожу и тут же громко рассмеялся, затем посмотрев на свою «заточку», а вместе с ним уже смеялась вся команда шхуны.

Глава 14. Беда

Фридрих проснулся от того, что ему приснилось, будто пошёл дождь, но он никак не мог понять – как мог лить дождь у него в доме? Ведь он даже во сне точно помнил, что заснул в собственной кровати, только вот против обыкновения не крутился перед сном с боку на бок, а уснул моментально, прямо как в молодости. Устал вчера, наверное, очень много накануне пришлось потрудиться. Вот и сморило быстро. «Но откуда же здесь льёт этот проклятый дождь?», – снова непроизвольно задумался Фридрих и наконец открыл глаза. В это время его дочь снова набрала из кружки полный рот холодной воды и выплеснула ему прямо в лицо.

– Ты это что себе позволяешь, Мария?! – хватая воздух, как рыба на суше, закричал на свою дочь Фридрих.

– Вставайте, отец, нас ограбили! – захлёбываясь от слёз, произнесла она.

– Да что ты такое несёшь?! Кого и где ограбили? Говори яснее и прекрати, пожалуйста, брызгать на меня холодной водой!

– Конечно-конечно, – растерянно пробормотала девушка, поставила кружку с водой на прикроватный столик и снова залилась слезами.

– Да прекрати ж ты, наконец, плакать и объясни мне толком – в чём дело! – сев на кровать, недовольным голосом произнёс отец.

– Нас ограбили, – наконец совладав с собой, срывающимся голосом ответила дочь.

– Как это – нас! Этого просто не может быть! У нас весь товар хранится на втором этаже. Туда с улицы так просто не забраться! Нет, не может этого быть!

– Пойдёмте, отец, я вам сейчас всё покажу!

Фридрих нехотя встал с кровати. Голова после вчерашнего застолья всё ещё болела, и он постоянно от этого морщился.

– Дочка, будь добра, сходи за мокрым полотенцем. Никакого больше у меня нету терпения. И что это за вино нам вчера бургомистр прислал?

– Сонное зелье он вам прислал, ваш бургомистр, вот что он вам прислал, отец!

– Да что ты такое говоришь, Мария, и как у тебя только язык на такое поворачивается! Разве можно думать на нашего бургомистра такую глупость? Зачем ему это делать?

– Вот и я думаю – зачем он это сделал? И как-то странно складно всё произошло: вечером – сонное вино от господина бургомистра, а ночью – через трубу к нам в дом воришка забирается, – резко ответила отцу Мария.

– Ты что, совсем уже ополоумела, дочка, – почему-то перейдя на шёпот, произнёс Фридрих. – Бургомистра нашего города, такого важного человека, и обвинять в соучастии в воровстве, да что ты такое удумала? Да и Трубочист сейчас сидит в темнице, а больше в нашем городе по трубам никто так ловко лазить не умеет.

Купец был настолько возмущён таким несправедливым обвинением дочери, что даже забыл про свою головную боль. Он вскочил с постели, запахнул халат, одел на ноги тёплые тапки и направился к двери, но внезапно остановился и обернулся к дочери.

– Ладно, пойдём, посмотрим, правда ли то, что ты мне сейчас наговорила. Что-то мне кажется, что ты сегодня, дочка, приболела с самого утра и поэтому несёшь всякий вздор.

Мария поднялась со стула, аккуратно расправила складки на своём домашнем платье и покорно вышла вслед за отцом. Они поднялись на второй этаж и подошли к открытой двери кладовки. Отец заглянул во внутрь помещения, но там действительно было пусто. Он повернулся к дочери и растерянно, как будто только что узнал о пропаже соболиного меха, посмотрел на неё. Затем снова обернулся к пустой кладовке и, как подкошенный рухнул на пол.

– Отец! – закричала Мария. – Кто-нибудь! Помогите, отцу плохо!

Она подскочила к лежавшему на полу Фридриху и, упав перед ним на колени, осторожно взяла в руки его голову. Тело отца было совершенно безвольным, а глаза закрыты. Ей вдруг показалось, что он не дышит. Дочь приложила ухо к груди отца, но от сильного волнения она не смогла расслышать ударов сердца. Мария ещё больше всполошилась, но тут она услышала торопливые шаги на лестнице. В кладовку вбежала кухарка, но завидев лежащего на полу без движения хозяина, остолбенела от увиденного, да так и осталась стоять в двери.

– Как же такое возможно, такой хороший человек и вдруг с ним такое! – запричитала женщина.

– Не голоси, открой окно, не видишь – моему отцу плохо!

– Я мигом, я сейчас! – ответила кухарка и боком-боком, как будто бы боясь подхватить заразную болезнь, протиснулась в кладовку. Она подошла к стене, где было маленькое оконце, но оно находилось под самым потолком кладовки. Женщина попыталась до него дотянуться, но бесполезно. Тогда она пару раз подпрыгнула, но и эта попытка не увенчалась успехом. В конце концов кухарка только беспомощно развела руками, но тут в каморку вошёл работник отца.

– Звали, хозяйка? – удивлённо глядя на лежащего на полу Фридриха произнёс он.

– Помоги отца до постели донести!

Втроём им кое-как удалось донести Фридриха до его кровати. Уложив отца в постель, дочь села с ним рядом на стул, а горничную послала за доктором. Через полчаса раздался осторожный стук в дверь спальни Фридриха. Высокий, сухощавый, с кожаным сундуком в руках вошёл в комнату. Не говоря ни слова, он одним взглядом прогнал Марию со стула. Сел сам и поставил сундук прямо на постель больного. Затем взял своими худыми, длинными пальцами Фридриха за запястье и, подняв глаза к потолку, стал считать пульс у больного. Затем тщательно ощупал его живот и некоторое время смотрел на лежащего на кровати Фридриха и о чём-то размышлял. Наконец приподнял пальцами веки у больного и долго разглядывал у него белки глаз и зрачки. В конце концов доктор взял в руки деревянный стетоскоп, ловко повертел его между пальцами и кивком головы выпроводил Марию из комнаты. Так прошло около получаса. Всё это время девушка не находила себе места. Наконец дверь открылась и на пороге показался доктор, с сундуком в руках и с задумчивым выражением лица. Немного постояв в двери, он повернул голову и посмотрел на Марию так, как будто её видит впервые.

– Мадмуазель, у вашего отца обширный удар, – многозначительным тоном произнёс доктор. – Пройдёмте в гостиную, мне надо выписать для него несколько жизненно важных рецептов.

– Так мой отец жив? – радостно воскликнула Мария и слёзы сами потекли из её глаз.

Врач с недоумением посмотрел на плачущую Марию. Неопределённо пожал плечами и молча вытащил из саквояжа письменные принадлежности, а затем стал тщательно выводить буквы на жёлтом листе бумаги. Девушка застыла и боялась пошевелиться. Ей казалось, что она может невольно помешать врачу написать правильные слова, от которых теперь так сильно зависела жизнь её отца. Дописав рецепт, врач посыпал бумагу мелким песком, а затем небрежно стряхнул его остатки на пол гостиной. Ещё раз полюбовался написанным рецептом и отдал его Марии.

– Сходите сами, или пошлите кого-нибудь из своих работников в аптеку. Пусть закажут лекарство, которое я вам выписал. Как принимать я написал в рецепте.

– Сколько я вам должна?

– Как обычно, мадемуазель.

– А отец придёт в себя?

– Непременно! – ответил доктор, взял у Марии плату и немного подумав, добавил, – Если нашему Господу это будет угодно.

Больше он не сказал ни слова и ушёл. Мария кинулась в комнату отца. Он всё ещё лежал без памяти и только к ближе вечеру наконец открыл свои глаза. Мария просидела весь день рядом с отцом и отошла от него всего только пару раз. Она боялась упустить тот момент, когда ему станет легче и он наконец придёт в себя. Но как она ни старалась, всё равно встреча со взглядом отца оказалась для неё неожиданной. Увидев, как отец открыл глаза, Мария вздрогнула. Он пытался что-то ей сказать, но, видимо, на это сил у него было недостаточно, и поэтому, – с его губ срывался только невнятный слабый шёпот.

– Ничего не говорите отец, вы очень слабы и должны теперь только кушать, пить лекарства и отдыхать. – обрадованно зачастила Мария. – Доктор вам уже выписал разные пилюли, а я их заказала в аптеке и уже получила. Так что теперь мы можем лечиться, и я думаю, что с Божьей помощью вы поправитесь, а я буду без конца молиться за ваше здоровье.

Отец снова что-то прошелестел обескровленными губами, но дочь приложила свои пальцы к его губам.

– Не говорите ничего, экономьте свои силы, отец. Выпейте сначала эти капли, а потом надо будет выпить ещё другие и вам должно стать намного лучше, вот увидите!

Она приподняла голову отца и с ложечки, осторожно, влила лекарство ему в рот. Затем тихо опустила отца на подушку. Мария хотела сказать ему, как она его сильно любит, но отец снова закрыл глаза, а тело его безвольно обмякло.

– Отец, что с вами?! – закричала девушка, прикасаясь руками к впалым щекам отца, но отец её не слышал.

В дверь спальни тихо постучали и в неё заглянула кухарка, она же и горничная в доме её отца.

– Госпожа, к вашему отцу пришёл какой-то важный господин и желает переговорить с ним. Но я сказала ему, что это в настоящий момент невозможно, тогда он сказал, что хочет видеть вас. Он сейчас дожидается вас в гостиной.

– Наверное, это кто-то из купцов пришёл к отцу по делу. Иди к гостю и скажи, что я сейчас к нему выйду, – приказала Мария.

Она ещё раз погладила отца по щеке. Его жёсткая борода больно кололи её нежную кожу руки, но она не обращала на этого никакого внимания. Мария смахнула вновь выступившую слезу, и, скрепя сердце, оставила отца на время одного. В гостиной, повернувшись к ней спиной, стоял высокий, статный мужчина и разглядывал висящую на стене картину.

– Вы, наверное, пришли к моему отцу по делу? – спросила она, и украдкой смахнула с глаз слезу.

– Совершенно верно, Мария. Я пришёл к вашему отцу, но больше всего я хотел видеть именно вас! – прозвучал до боли знакомый голос.

Марию охватило тревожное волнение. Она поняла, кто это стоит спиной к ней. «А он ещё и не думает ко мне поворачиваться, будто бы я его не смогла узнать. Боже, как много ты насылаешь на меня в один день испытаний! Ты разом отнимаешь и даёшь, а что – хуже и что – лучше, я не могу определить! Моё сердце в этот миг разрывается на части от избытка чувств!», – взволнованно подумала девушка. Её мысли в одно мгновение встревоженных стайкой птиц пролетели друг за дружкой и разом пропали, оставив после себя в её душе лёгкую тревогу. Наконец гость с радостной улыбкой повернулся к ней лицом и тут же, в один миг, оно у него потемнело, как грозовая туча.

– Не медлите, и ведите меня к своему отцу, Мария! – приказал Стоян.

– Он болен и очень слаб, а поэтому он не сможет тебя сегодня принять, – прошептала Мария.

– Я это знаю, поэтому и требую, чтобы вы немедленно провели меня к нему. Мне нужно только взглянуть на него, потому что я хочу помочь вашей семье! Я просто уверен, что это будет ему на пользу!

– Лично я не уверена, что будет правильно, если я тебя уступлю, и допущу к нему. Может ты своим визитом так потревожишь моего отца, что ему станет от этого только хуже.

Стоян пристально посмотрел в глаза Марии, стоявшей перед ним натянутой, нервной струной и через мгновение – она вдруг резко обмякла, её взор потерял былую решительность, и вот она уже безвольно произносит:

– Идём, я проведу тебя к нему.

Мария повернулась и как во сне пошла впереди гостя. Дойдя до двери в спальню отца, она отрыла её и пропустила его вперёд себя.

– Останьтесь пока за дверью, Мария. Мне нужно некоторое время побыть с вашим отцом наедине, – произнёс Стоян, на мгновение приостановившись на пороге комнаты.

– Но…

– Так надо, Мария! – строго ответил Стоян и решительно взяв девушку под локоть, вывел её из спальни.

Она ещё раз сквозь щель закрывающейся двери успела взглянуть на безжизненно лежащего на своей постели отца. Дверь плотно закрылась, и ей пришлось долго ждать, пока на пороге комнаты снова появился Стоян. Дверь спальни отца открылась, и он вышел к ней. Мария вскочила со стула и снова захотела зайти к отцу, но он вновь её не пустил к нему.

– Пусть ваш отец пока поспит, так будет лучше! – приказал Стоян. – Когда он проснётся, он сам вас к себе позовёт.

– Мой отец слова сказать не в состоянии! Как он сможет меня позвать?! – возмутилась Мария.

– Вы сегодня ещё услышите его бодрый голос, – с мягкой улыбкой произнёс Стоян.

– Да ты просто пытаешься меня успокоить! Я сейчас же пойду к нему!

Мария от возмущения даже прикрикнула на гостя и вновь попыталась пройти к отцу в комнату, но Стоян оказался настойчив и снова встал на её пути. Он осторожно взял её под локоть и сопроводил в гостиную.

– Нет, вы сейчас сядете на стул и будете ждать, пока ваш отец сам не позовёт вас к себе, и вы забудете, что я заходил в комнату вашего отца! Я вернусь к вам, когда у меня будет достаточно денег, чтобы вы и ваш отец ни в чём больше не нуждались, а пока прощайте! – настойчиво произнёс Стоян.

– Как жаль, Стоян, что ты так быстро от нас уходишь. Может быть ты ещё смог бы поговорить о своих делах с моим отцом. Он уже принял лекарства и ему вот-вот должно стать лучше.

– Мне тоже очень жаль, что не смогу увидеться с вашим отцом. Конечно, было бы очень приятно с ним пообщаться, но у меня ещё сегодня остались дела, которые мне обязательно нужно закончить.

– Действительно жаль, Стоян, что так неудачно вышло и тебе не удастся побеседовать с моим отцом. А вот и моя горничная, она проводит тебя до двери.

– Ещё раз, прощайте, Мария. Было приятно вас снова увидеть. Скоро я вернусь и тогда нам будет о чём поговорить! – слегка поклонившись, произнёс Стоян.

– Прощай, Стоян, – кивнула в ответ Мария.

Гость ушёл, а она осталась сидеть за столом и ждать, когда же отец позовёт её. Она почему-то была в этом совершенно уверена, что будет именно так. «Ведь у отца было просто лёгкое недомогание от усталости, а врач выписал нужные ему лекарства, и они непременно с Божьей помощью вылечат его!», – думала про себя Мария. Так прошёл час и наконец она услышала так хорошо знакомый и уверенный в себе голос отца.

– Мария, ты где там запропастилась? И что это за пилюли лежат на моём прикроватном столике? Да что в этом доме такое делается? Хозяин только прилёг отдохнуть, так не стало никакого порядку, все куда-то разбежались!

Дочь с радостным лицом вбежала в спальню к отцу. Он уже сидел на кровати и безуспешно пытался найти свои тапки. Увидев Марию, он внимательно на неё посмотрел, а затем спросил её с некоторой подозрительностью в голосе:

– Ты чего это так улыбаешься, будто майская роза зимой расцвела? Может ты своего отца с соболиными шкурками всего лишь разыграть захотела, проказница?

– Да как вы могли на меня такое подумать, отец? – сконфузилась от неожиданного вопроса Мария. – Чтобы я вас донимала всякими выдумками, никогда такого не будет!

– А что тогда улыбаешься? У нас ведь товар украли. Мы теперь разорены, а она, видите ли, изволит себе улыбаться! И где мои тапки, наконец! – разозлился отец.

– В кладовке, наверное, остались, – сквозь слёзы радости ответила Мария.

– А что они там делают? – недоумённо спросил Фридрих.

– Когда вас несли из кладовки, они упали с ваших ног.

– Меня, несли? – недоверчиво спросил отец.

– Да, когда вам стало совсем плохо.

Фридрих с сомнением посмотрел на дочь, но потом видимо его сознание стало подкидывать малыми порциями воспоминания за сегодняшний день, и он вдруг резко обмяк. Беспомощно оглянулся по сторонам, будто не узнавал своей спальни.

– А долго я без памяти лежал?

– Да уже почитай день, как лежите.

– Ты меня уж извини, дочка. Как очнулся – сразу вспомнил, что нас обокрали, а тут ты – такая вся радостная заходишь в спальню, весело улыбаешься. Что-то так мне обидно стало!

– Ничего, отец. Мы как-нибудь справимся! Разве не было в нашей жизни тяжёлых моментов? – произнесла Мария, садясь на кровать рядом с отцом.

Она прижалась к нему, ища защиты от обрушившейся на её семью житейской бури, но в это время её отец сам мысленно искал выход из неприятной ситуации, в которую они с дочерью попали по воле злого случая. Он погладил свою дочь по голове. Задумчиво посмотрел на стоящие на его столике склянки с лекарствами и, поморщившись от одного их вида, спросил у дочери:

– Много ты отдала доктору за это снадобье?

– Как обычно, отец, – ответила дочь.

– Значит дорого, – горестно ответил он, – а нам с тобой скоро денег на еду не будет хватать, а не то что на эти проклятые пилюли, – произнёс Фридрих и снова поморщился, глядя на лекарства, словно сейчас его заставят их пить.

– Если бы не доктор и эти лекарства, я не знаю смогли ли вы встать, отец.

– Может быть, но нам сейчас нужно думать о нашем будущем!

– А что нам делать, отец?

– В прошлый раз, когда к тебе приезжал свататься бургомистр города, я не смог настоять на твоём согласии на свадьбу, а теперь по всему выходит, что нам с тобой уже никуда не деться, дочка. У нас с тобой огромным долг и господин бургомистр единственный человек, который в этот момент протянул нам руку помощи, – с грустью в голосе произнёс Фридрих.

– Но может, мы всё-таки как-то сами справимся с нашей бедой? – с надеждой заглядывая отцу в глаза, спросила дочь.

– Нет, Мария, на этот раз мы сами уже не выкрутимся и придётся мне завтра идти к господину бургомистру на поклон, и тебе тоже придётся пойти к нему вместе со мной.

– Но, отец …, – только и смогла произнести Мария и горько заплакала.

– А что прикажешь мне делать, дочка? – отвернувшись в сторону, чтобы она не видела его увлажнившихся глаз, ответил отец. – Богатые живут как хотят, а бедные – как могут. Так вот, мы с тобой теперь бедные и мало того, что бедные, да ещё и с неподъёмным долгом перед гильдией купцов города. Вот так, дочка!

Глава 15. Моряк Везунчик

Летнее солнце поднялось над горизонтом и залило водную гладь реки ярким светом, от которого её поверхность заблестела мириадами переливающихся блёсток. Чайки с радостными криками пикировали на воду и тут же уносились прочь с очередной добычей в клюве. Пойманная рыба – это залог их дальнейшей жизни, а большего им было и не нужного.

Утренний порт оживал после ночи, и одновременно оживала жизнь на кораблях и лодках, которые находились в его акватории. Начинался новый трудовой день и для всех экипажей судов, которые находились у причала порта. Среди них был и тот корабль, на борт которого накануне удалось устроиться Везунчику и его двоим товарищам.

В какой-то мере Везунчик даже был рад за свершившиеся с ним жизненные перемены. Постоянная жизнь на пороховой бочке магистра, когда не знаешь какой из дней будет для тебя последним – это его весьма утомляло и заставляло сильно нервничать. Если бы не дурацкая идея его обедневших родителей отправить его в Ливонию с надеждой, что на войне он сможет заработать на жизнь и себе, и родителям, то, возможно, жил бы он себе спокойно в своём Ганновере до сих пор. Может быть даже уже женился и имел пару-тройку детей. Не исключено, что на впустую потраченные деньги, которые ушли на коня и доспехи, он смог бы открыть собственную пивоварню и радовался бы сейчас спокойной жизни бюргера. Но вместо этого ему приходится проводить свои молодые годы в этой несносной дыре, чуть ли не самом краю света. Благо хоть таким неожиданным способом у него, наконец-то, появилась возможность вернуться к себе домой, а родители у него добрые – погорюют и примут обратно своего блудного сына.

– Эй, Везунчик, ты чего там застрял! А ну-ка, сейчас же вылезай на палубу! – раздался внезапно громовой голос его нового хозяина, и в открытую дверь просунулась раскрасневшаяся, круглая физиономия, от которой за версту несло перегаром. – Я тебе и твоим дружкам – что час назад приказывал? А приказывал я вам, чтобы палуба у меня на корабле блестела, как у кота яйца! А у вас что блестит? Отвечай, когда тебя капитан спрашивает!

– Мы только пять минут назад закончили её мыть, господин капитан, а теперь, согласно вашего приказа, мы проверяем в трюме крепление груза, – растерянно произнёс Везунчик.

– Пойдём, я тебе покажу как вы вымыли палубу!

Физиономия капитана скрылась за дверью, а новоиспечённая троица матросов недоумённо переглянулись меж собой, но делать нечего – пришлось вылезать на верхнюю палубу и идти выслушивать нравоучения капитана корабля. Когда они поднялись на палубу, тот стоял у её борта, опираясь локтем руки на перила, и сверлил суровым взглядом Везунчика.

– Ну, явились наконец, сухопутная бестолочь?

– Как есть явились, господин капитан!

– Хорошо, что явились, а вот это, что такое? – слегка заплетающимся языком возмущённо произнёс хозяин корабля и ткнул пальцем по направлению к корме. – Я вас спрашиваю: что это такое?

В десяти шагах от него ярким пятном на солнышке блестела лужа красноватой жидкости, а посередине её лежала пустая, пузатая бутылка. От мерного покачивания корабля она – то перекатывалась от одного борта до другого, то замирала на месте, чтобы через мгновение снова катится к какому-либо борту. Перекатываясь по палубе, бутылка планомерно размазывала по ней остатки красной жидкости и с каждым покачиванием корабля разводов на палубе становилось всё больше и больше. Везунчик чуть не взвыл от досады, но он хорошо понимал: чья это каталась бутылка и поэтому молчал.

– Мы сейчас же исправим свой недочёт, господин капитан, и очень быстро! – рявкнул по-военному Везунчик и кивнул головой друзьям в сторону лужи.

Они втроём стремглав помчались в подсобку за шваброй и ведром. Зачерпнули за бортом чистой воды и через пять минут палуба вновь сияла своей первозданной чистотой. Осталась только одна пустая бутылка, которую Везунчик поднял с палубы и не знал куда деть. Он стоял перед капитаном и вертел ею в руках: то прятал её за спину, то выставлял её на показ. Капитан, до этого наблюдавший за процессом уборки палубы корабля, теперь стал увлечённо следить за манипуляциями Везунчика, периодически глотая слюну. В конце концов он не выдержал и во всё горло заорал на него:

– Ты пашто меня, бестолочь сухопутная, бутылкой дразнишь?! Что? Намекнуть мне на что-то норовишь, что ли? А?! Говори, паршивец!

– Да никак нет, не дразнюсь я вас вовсе, – растерялся Везунчик и тут же спрятал бутылку за спину.

– Знаю я вашу породу матросскую! Всё за спиной у капитана всякие непотребности норовить замышляете! Не бывать этому на моём корабле! – рявкнул капитан и попытался с размаху ударить по перилам, но просчитался.

Он со всей силы ударил по воздуху, мимо перил, отчего потерял равновесие и капитана резко закрутило. Он повис на них на животе, а его ноги стали беспорядочно болтаться в воздухе. Везунчик как будто только этого и ждал. Он мгновенно бросился к капитану на помощь и схватил его за ноги, но сделал это неудачно. Он перестарался и ещё больше приподнял ноги капитана и с них благополучно слетели башмаки, а затем Везунчик, неожиданно для себя, остался со штанами своего хозяина в руках. Сам же капитан с матюгами и воплями свалился за борт корабля. Везунчик со штанами в руках наклонился через перила и увидел, как его хозяин без порток ласточкой влетает в тёмно-синие воды реки. Раздался громкий всплески воды, вверх устремилась туча брызг и капитан скрылся под водой. Везунчик беспомощно заметался вдоль бортика, не зная, чем и как ему помочь. Наконец капитан вынырнул и внизу заревел его мощный командный голос. Он крыл всё и вся на свете, но больше всех доставалось на орехи и Везунчику. Услышав своё имя, он перестал метаться и остановился над самой головой потерпевшего. Повесил портки капитана на перила и сложил ладони рупором.

– Вам чем-то помочь, господин капитан? – громко закричал Везунчик.

В ответ снова послышалась многоэтажная брань. Капитан одновременно ругался и отчаянно барахтался в воде. Он пытался ухватится за мокрый и скользкий борт корабля, но безуспешно. В это время над ухом Везунчика раздался оглушительный крик: «Человек за бортом!». Он оглянулся и увидел рядом с собой боцмана корабля. К нему подбежали несколько матросов и бросили за борт корабля длинную канатную лестницу. Капитан ухватился за неё и, продолжая матюгаться, медленно, но уверенно полез наверх. Когда он поравнялся с перилами корабля, боцман и моряки слаженно подхватил его за руки и втащили на палубу. Внизу, на волнах реки, осталась мерно раскачиваться шапка капитана, а он сам – без портков и босой стоял на палубе. Капитан нисколько не смущался и совершенно не обращал никакого внимания на собравшуюся вокруг него команду корабля, а только зло сверлил своим взглядом Везунчика, который в это время продолжал стоять перед ним по стойке «смирно» с его штанами в руках. Похоже, что прохладные речные воды благоприятно воздействовали на хозяина корабля и теперь он был уже абсолютно трезв – только промокший до самой нитки. Вода ручьями стекала к его ногам, где постепенно скапливалась большая лужа. Он стоял посреди неё и неотрывно смотрел на виновника его вынужденного купания. Наконец капитану надоело буравить Везунчика своим взглядом, и он вырвал из его рук свои штаны. Ещё раз зло взглянул на своего «обидчика» и с важным видом, вразвалочку, направился к себе в каюту. На полпути остановился и, обернувшись. приказал Везунчику:

– Через полчаса ко мне в каюту! Все, трое!

– Вас понял, господин капитан, через полчаса в вашу каюту! – рявкнул в ответ Везунчик.

В это время мимо корабля, на котором находился Везунчик и его новоиспечённые друзья, проходила красивая, быстроходная шхуна. На её баке в окружении Всеволода и Герки стоял Стоян. Судно плавно, с лёгким всплеском рассекало речные воды и держало путь на выход из порта, к заливу. Везунчик услышал в окружающем его пространстве новый звук и непроизвольно обернулся и сразу же увидел всех троих своих обидчиков. Они были явно довольны происходящим и о чём-то непринуждённо меж собой разговаривали. От такой неприятной неожиданности у Везунчика вдруг резко засосало под ложечкой. Он оглянулся на своих товарищей, которые были не так далеко от него. Они тоже, как и он сам сопровождали взглядом соседнее судно и, похоже, у них были те же ощущения, что и у Везунчика. У толстого даже лицо перекосило от растерянности, и он с отрытым ртом беззвучно тыкал пальцем в проходящий мимо них корабль. Везунчика тоже переклинило, и он не мог издать ни одного звука. Один тощий зачем-то подрыгивал на месте и громко хлопал себя по ляжкам. Их враги были рядом, но в этот момент они ничего не могли с ними сделать. Близок локоть, да не укусишь.

Команда корабля смотрела на троицу с огромным любопытством, особенно их развеселили действия тощего.

– Посмотри, братва, на этих сухопутных дикарей! – громко рассуждал боцман и тыкнул в их сторону своим заскорузлым пальцем. – Они же в своей жизни никогда не видели, как плывёт настоящее судно. Вот от такого факта их так и перекорёжило. Красота ведь, братцы, просто лепота какая-то!

– Красота-а! – протянули моряки хором, сопровождая взглядом шхуну с громким названием на борту – «Святая Мария».

– Везёт же морякам. Корабль красивый, капитан прилично выглядит, а не то что наш беспробудный пьяница! – ругнулся боцман. – А идёт-то как, прямо радостно на душе становится от такого зрелища, будто сама чайка летит над волнами! Во скорость у шхуны, а маневрирует-то какая! Эх, действительно лепота, не то что у нашей, прости меня Господи, что назову так наш корабль – старой баржи.

– А может бунт на корабле устроим, а ты у нас тогда капитаном станешь? – спросил кто-то из матросов.

– Я вам побунтую! – рявкнул боцман и погрозил всем своим здоровенным кулачищем. – А ну, брысь по местам согласно штатному расписанию, и чтобы я никого без работы на палубе не видел, а то быстро у меня пойдете береговыми крысами сухари грызть!

Вся команда мигом рассосалась по кораблю и только один Везунчик со своими товарищами остался стоять на месте и продолжали глядеть на скрывающуюся в речной дали шхуну Стояна.

– А вам троим, что, особая команда нужна?! – проревел на троицу боцман.

– Разбойники! – жалобно пропищал Везунчик.

– Не понял, ты это кого, сухопутная ты крыса, разбойником назвал?!

– Ушли, совсем ушли. Теперь их уже не найдёшь и не догонишь! – поник головой Везунчик.

– Ты чего, матрос, тебя что, уже укачало? Что за ересь ты несёшь, или в морду захотел, а?! – озверел боцман.

– Никак нет, не имею желания, господин боцман! – пришёл в себя Везунчик.

– Тогда живо, как приказал господин капитан, к нему в каюту! Одна нога там, другая тоже там и бегом, раздери вас переэтак!

Когда троица вошла в каюту капитана, он уже ждал их, сидя за своим столом, прямо напротив двери. Стол был не новый и лак местами на нём уже потрескался, а может это на стол роняли какие-то тяжёлые предметы и от того он потрескался. Сам капитан сидел в потёртом кожаном кресле с деревянными ручками. Лак на них тоже местами совсем слез. «У магистра вся мебель в замке была с иголочки», – почему-то вспомнил Везунчик про своего бывшего хозяина и тут же спохватился и быстро перекрестился: «Слава Богу, что не к ночи о нём вспомнил!».

– Пришли по вашему приказу, господин капитан, – отрапортовал Везунчик.

– Вижу, что пришли, – проворчал капитан, не спешно раскуривая трубку. – Значит так, вы сегодня сильно передо мной провинились!

– Но мы очень старались.

– Плохо старались! Не оказали помощь тонущему человеку, а знаете ли вы что за это по морскому укладу полагается? – грозно сведя брови, спросил капитан.

– Но ведь я пытался вас поймать за ноги, когда вы падали за борт! – воскликнул Везунчик.

– Плохо ловил! – ответил капитан и пустил изо рта кольцо дыма, затем ещё одно поменьше и ещё одно самое маленькое.

Два кольца пошли вверх, к потолку каюты и, совсем немного не долетая до него, вошли одно в другое, а затем и малое кольцо догнало предыдущие и ловко вошло в два других. Образовалось три концентрических кольца. Везунчик первый раз в своей жизни видел такой фокус, и от неожиданности даже застыл с открытым ртом, а капитан, довольный произведённым на своих подчинённых эффектом, ухмылялся и поглядывал на них с явным чувством превосходства.

Наконец Везунчик оторвал свой взгляд от бесплатного зрелища, перевёл его на капитана и вздрогнул – тот смотрел на него и улыбался, а от того что у него во рту не было нескольких передних зубов его беззубая ухмылка с трубкой во рту произвела на него не меньшее впечатление, чем дымовые кольца.

– Впечатлило? – продолжал ухмыляться капитан.

– Ага, – только и смог произнести Везунчик.

– Ладно, за то, что бросился спасать своего капитана хвалю. Видел, как ты с моими штанами метался по палубе. Люблю преданных мне людей. Вы трое мне вообще-то сразу понравились. Есть у меня в команде люди, которым я не очень-то доверяю. Слышал, что говорят они про меня всякое непотребное.

– Мы сами слышали, как боцман говорил про вас нехорошие слова. Правда ребята? – спросил Везунчик и обернулся к своим товарищам.

– Точно так, господин капитан, сами своими ушами такое слышали от боцмана, – поддакнули они.

– А некоторые даже к бунту на корабле призывают, – добавил Везунчик.

– Во-о, люблю разумных людей, а с преданными мне людьми у меня и расчёт совсем другой. Они мне ближе становятся, можно сказать – почти как родные, – хитро щурясь и внимательно оглядывая собравшуюся в его каюте троицу, произнёс капитан. – Вы теперь старайтесь вместе держаться и слушайте, что другие матросы говорят обо мне и докладывайте, а я умею быть щедрым с верными мне людьми.

– Как есть всё узнаем и доложим, господин капитан! – выкатив грудь колесом, рявкнул Везунчик.

– Молодец, сразу видно армейскую выправку! Не то что у моих разгильдяев! Так вот будете у меня на особом жаловании, но об этом – никому! Всё поняли?

– Поняли, – хором ответила троица.

– А раз поняли, кругом марш, в распоряжение боцмана!

Выйдя из каюты капитана, они почти сразу напоролись на боцмана, который материл нерадивого матроса за неправильно завязанный морской узел.

– Ты что же это, крыса водяная, мне вяжешь?! Где ты тут морской узел увидел, морское отродье? Это ж не никакой не узел, а какая-то бабская завязка на панталонах! Ты это что, мать твою, хочешь, чтобы мы без фор-трюм-реи на корабле остались, безмозглая твоя башка!

Но тут краем глаза боцман увидел троицу, пытающуюся незаметно прошмыгнуть мимо него.

– А вы это куда, сухопутная шелупень?! – заревел боцман. – Без дела шататься у меня по палубе надумали! Матрос Везунчик, ко мне!

– Я матрос Везунчик! – рявкнул тот в ответ и бегом подбежал к своему прямому начальнику.

– Инструкции от капитана получил, матрос? – вкрадчиво спросил боцман.

– Как есть, получил!

– Ну, и какие они, эти инструкции нашего капитана?

– Следить за вами, – так же вкрадчиво ответил Везунчик и тут же прикусил свой язык.

– Ну, это наш капитан всем матросам такие инструкции раздаёт, – усмехнулся боцман, глядя как у новоиспечённого матроса от страха закрылись глаза – Но, а вообще-то это правильно, что ты мне всё без утайки, по правде рассказал.

– А если бы я вам не рассказал? – с надеждой в голосе спросил Везунчик.

– А тогда я б тебе и не поверил! – расхохотался боцман.

Глава 16. Шхуна «Мария»

Шхуна легко скользила по водной глади Двины и уже подходила к её устью. Справа осталась крепость Ливонского ордена. Форпост, позволяющий при необходимости держать под своим контролем торговые пути из городов ганзейского союза в Ригу. Скоро залив, а там и долгожданная свобода. Стоян и его друзья с внутренним напряжением ждали этого мгновения. Сколько раз они уже выходили в залив, но впервые – на таком большом судне, и это было уже совсем другое ощущение. Они стояли на баке и любовались разворачивающейся перед ними панорамой.

– Как нам всё-таки повезло, что мы встретили в лесу Ратибора. Без его помощи нам бы не купить себе корабль, – задумчиво глядя на открывающиеся перед ними воды Ливского залива, произнёс Герка.

– Ему тоже повезло, что в лесу нас встретил, – отбили его от этих меченосцев поганых! – рассмеялся в ответ Всеволод. – А теперь он может возвращаться к своим воеводам и доложить, что у них теперь в нашем лице появились добровольные помощники в борьбе с их врагами. Хотя, это не только их враги, но ещё и наши!

– А ты карту, которую нам на прощание Ратибор дал, случайно не потерял? – встревожился Герка и посмотрел на Стояна, всё это время молчаливо стоящего и смотрящего куда-то вдаль.

– Да что ты его про какие-то карты расспрашиваешь, он о своей Марии сейчас мечтает. Видишь, как сосредоточенно молчит! – усмехнулся Всеволод.

– Действительно, Стоян, ты нам так и не рассказал, как вчера встретился с Марией. Вон даже нашу шхуну после покупки в её честь попросил переименовать. Команда тебя уважает, не стала перечить. Ты хоть Марии сказал, как теперь наш корабль называется? Ей ведь, наверное, было очень приятно, когда она узнала, что наша шхуна носит её имя?

– Да не успел я ей про это рассказать! – отмахнулся Стоян.

– Как это «не успел», а что ж ты у неё в доме весь вечер делал? – продолжал дознаваться Герка.

– Отца её лечил. Сердце у него сдало, чуть не умер старик.

– И ты сумел спасти её отца?

– Похоже, что так. Теперь он будет жить, – погрузившись в воспоминания, тихо ответил Стоян.

– А что Мария сказала, когда ты на её глазах отца вылечил? – не успокаивался живчик.

– Она этого пока ещё не знает.

– Ну, ты даёшь, такое и ей не рассказать! – в один голос удивлённо произнесли друзья.

– Нельзя, чтобы она знала о моих способностях. Не хочу, чтобы какой-то лихой человек узнал, что я вылечил её отца. Пусть все думают, что это лекарство немецкого доктора ему помогло выздороветь. А то начнут дознаваться от неё: что да как. Решат, что я вылечил её отца колдовским способом и тогда обвинят Марию в связях с колдуном. Они же не отличают: где действительно колдовство, а где умение и знания от наших славянских предков. Её же из-за меня могут на инквизиторский костёр отправить. Кроме того, она может подумать, что я её заколдовал и внушил чувства к себе. Подумает, что я её приворожил! Вот такие дела, – ответил Стоян и стиснув зубы резко повернулся к Герке.

– Да ладно тебе, остынь. Ты всё правильно сделал, – примирительно ответил Герка и положил свою руку на плечо друга, – я только хотел узнать, всё ли у тебя хорошо, а то ты молчишь, и ничего нам не рассказываешь.

– А вас, друзья, я попрошу никогда и никому об этом случае не рассказывать! Это очень серьёзное дело. Ведь от того: прознает кто или нет, зависит жизнь Марии!

Всеволод и Герка согласно кивнули головами. Они вытянули свои руки и сложили ладони свои друг на дружку. Друзья с самого детства таким незамысловатым жестом подтверждали свою верность дружбе и нерушимость данных друг другу обещаний.

– Клянёмся! – торжественно произнесли они.

В это время к ним неторопливо, вразвалочку подошёл боцман шхуны. Внимательно, по очереди, посмотрел на каждого из трёх друзей и остановил свой взгляд на Стояне, а затем постарался, насколько это с его круглой комплекцией возможно, встать поровнее и с важным видом произнёс:

– Капитан, команда шхуны для поднятия нового флага корабля построена!

– Хорошо, Мартин, идём! – ответил Стоян и широким шагом, совершенно не обращая никакого внимания на качку, направился к команде, построившейся на верхней палубе по обе стороны грог-мачты.

Вслед за ним пошли Всеволод и Герка. Боцман корабля шёл рядом и чуть-чуть позади от капитана. Он краем глаза наблюдал за его летящей, уверенной походкой и у него поневоле создалось впечатление, что их капитан не шагает по палубе, а стремительно летит над ней. Боцман даже стал не успевать за капитаном и цокнул от удовольствия языком оттого, что у них теперь на корабле наконец-то настоящий, крепкий капитан. «Да с ним и в огонь, и в воду не страшно!», – с гордостью подумал боцман и подойдя к команде, безмятежно стоящей в две шеренги даже неожиданно для самого себя во всю глотку заорал:

– Смирно, канальи! К поднятию флага равнение на капитана!

Стоян прошёлся вдоль каждой из шеренг. Три десятка закалённых морскими ветрами и солёными водами людей преданно смотрели на него и ждали. Ждали, что с этого мгновения их жизнь раз и навсегда изменится к лучшему, и считали, что теперь по-другому просто и быть не может. Они ему все разом поверили ему и теперь только от самого Стояна зависело – оправдаются ли их надежды на лучшее будущее.

Новый капитан встал между шеренгами лицом к грог-мачте, достал из-за пазухи аккуратно сложенный алую материю и торжественно передал её боцману. Тот в свою очередь передал юнге. Юный мальчишка молнией взлетел по мачте на марс, выглянул из его корзины и посмотрел сверху на стоящий внизу экипаж. Затем медленно и торжественно забрался к флагштоку. Опустил и снял старый флаг и аккуратно прикрепив, поднял над шхуной новый. Это был ярко-алый флаг с золотым коловратом посередине него – символом солнца и вечности. Знамя развернулось на ветру и заколыхалось ровной волной. Юнга так же молнией спустился обратно вниз и встал в общий строй. Стоян выждал паузу, чтобы все члены экипажа смогли рассмотреть новый флаг, и торжественно произнёс:

– Братцы, с этого дня у нас у всех начинается новая жизнь. Дороги назад теперь у нас уже нет. Если кто-то из вас ещё сомневается в правильности выбранного им пути, ещё есть время сказать это именно здесь и сейчас. После я не приму ни от кого из вас никаких оправданий своей трусости и тем более – дезертирства в бою и буду спрашивать со всех по закону совести и нашего морского братства. Каждый из вас должен чувствовать в рядом стоящего с ним товарище надёжное плечо и быть полностью уверенным в том, что любой из нашей команды сделает всё от себя зависящее, чтобы помочь своему товарищу. Только так, единым кулаком мы будем непобедимы в бою и сможем справиться с любыми трудностями!

Стоян выждал минуту и медленно обвёл испытующим взглядом всю команду шхуны. Никто из присутствующих не отвёл своих глаз в сторону. Строй монолитом стоял перед своим капитаном, все ждали, что он скажет дальше.

– Всего полмесяца назад ливонский магистр приказал сжечь моего отца за вот такой же знак, как тот, который сейчас развивается над нашим кораблём. Для них, людей, которые с огнём и мечом пришли на нашу родную землю – это страшный знак, ибо он символизирует настоящую Веру – Веру наших с вами предков, живших здесь задолго до пришествия немецкого ордена. Наша вера не была навязана нам силой. Она пришла и укрепилась в сознании наших предков так же естественно, как пришли в наш мир вода, воздух, солнце, как зародилось всё, что нас с вами окружает каждый день. Наша Вера – это то, что способно держать в единстве все народности, что живут на нашей земле. У нас с вами общая Вера. Это то – чем дышит и чем живут наши народы, это их его корни, и поэтому любой враг, придя на нашу землю в первую очередь желает уничтожить, выжечь с корнем именно нашу исконную Веру, и подменить её своей – чужеземной и чуждой нашему мировосприятию. Силы пришедшие на нашу землю хотят, чтобы мы забыли свои истоки и стали их рабами. Ибо раб – это тот, кто не помнит своих корней, кто забыл своих предков. Без уничтожения корня – невозможно загубить дерево; и это наш враг прекрасно понимает, поэтому он с остервенением уничтожает любые признаки Веры наших предков и, если мы дадим им это сделать – мы потеряем себя и свою землю. Мы превратимся в бездуховных рабов! Разве вы хотите стать послушными рабами вооруженной орды грабителей, насильников и убийц, присланных их верховным жрецом, чтобы через их веру сделать их рабами не только нас самих, но и наших детей, внуков, правнуков? Разве мы можем им позволить безнаказанно совершать свои злодеяния?

Стоян сделал паузу. Над шхуной и над водами залива неслось многократно повторенное: «Нет!». Он поднял вверх правую руку, призывая всех к тишине, и спросил:

– Вам ненавистен Ливонский орден, который на своих мечах принёс на нашу землю новый порядкам и новую веру, из-за которой погибли многие и многие люди на нашей земле и могут погибнуть ещё больше, если на их пути этой злой силы не встанет другая сила – сила добра? Вы хотите быть на стороне добра?

На этот раз команда шхуны слаженно, в один голос кричала: «Да-а!». Стоян подождал пока гул голосов команды стихнет сам и, когда наступила тишина, продолжил:

– Поэтому, братцы, мы должны будем оставлять наших врагов без того, что для них очень важно, чтобы полностью утвердить свою власть над нашей землёй – без их собственного оружия. Мы будем его изымать везде и всюду, где только сможем это сделать. Мы встанем на пути их морских караванов с оружием несокрушимой стеной. Мы будем останавливать их суда, отбирать оружие и отправлять их обратно, чтобы они разнесли своим устрашающую весть, что морской путь в наши земли им заказан. Мы каплей за каплей будем выдавливать кровь из тела врага – пока он не рухнет замертво! И в этом нам поможет наше новое знамя – символ вечной борьбы добра со злом, символ нашего Солнца! Кровь за кровь! В единстве – наша сила! Мы не грабители, не воры и не убийцы. Мы – защитники нашей земли, защитники Веры наших предков! Мы те, кто решил идти до конца за свободу нашей земли, и мы победим!

– Да-а! – снова в едином порыве взревела команда шхуны.

– Дождавшись, когда над гладью вод залива затихнет громовой раскат голосов нескольких десятков крепких, молодых парней, Стоян закончил:

– А теперь, каждый из вас распишется под Кодексом Защитника, которому вы все как один должны будете следовать в своей жизни на море, и пусть покарает гнев команды и презрение наших предков того человека, который ослушавшегося его. Да будет так! Боцман, подготовь перо, чернила и пусть все по очереди распишутся под текстом Кодекса, а потом повесь его на стену в кубрике, чтобы он был на всеобщем обозрении. Кто не умеет писать, – пусть ставит вместо своей подписи знак коловрата.

– Слушаюсь, капитан! – приняв стойку смирно, рявкнул боцман. – Ничего у нас не меняется, курс как договорились, на север?

– Как договаривались, идём к острову Муху. Там нам надо будет подобрать и оборудовать для себя укромное место в известняковых пещерах. Тогда у нас появится свои собственные склады, куда мы будем свозить изъятое у врага оружие, а в случае нужды – сможем укрыться от чужих глаз. Говорят, что после того, как по острову прошёлся огнём и мечом Ливонский орден, жителей на нём совсем не осталось.

– Понял, капитан! – ответил боцман и тут же скомандовал матросам. – А ну, по одному, подходи ко мне и ставьте свои закорючки!

Постепенно вся команда расписалась под Кодексом Защитника и люди разошлись. Каждый из команды шхуны точно знал свои обязанности и не сидел без дела. Боцман, довольный выполненной работой, ещё раз для надёжности посыпал песком лист бумаги, на котором только что расписалась вся команда корабля, и аккуратно стряхнул его остатки за борт корабля. Слегка поклонился капитану и ушёл. Троица осталась одна, и они снова вернулись на бак корабля.

Лёгкий ветер наполнял развёрнутые паруса шхуны, и она легко и стремительно неслась левым галсом по водной глади слегка волнующейся залива. Сегодня на радость экипажу выдался весьма погожий день. Волны были совсем небольшими и судно легко и уверенно одолевая одну волну за другой, быстро приближалась к цели.

– При таком ходе судна к ужину уже будем на месте, – довольным голосом произнёс Всеволод. – Может ещё успею поработать со своей новоиспечённой абордажной командой. Поучу их, как правильно топориками махать. Не зря же мы в порту пару дюжин этого добра приобрели, да кучу всякого другого полезного для ратного дела имущества.

– А я с ребятами поработаю на мечах! – радостно воскликнул Герка. – Зачем зря время терять?

– Никак не думал, что нам в жизни так сильно пригодятся уроки наших отцов и дедов, – с гордостью, примешанной с лёгкой грустью, произнёс Стоян.

– А как в жизни без ученья предков? Ведь, если не будешь помнить о своих предках и пользоваться их умением, то порвёшь связь времён и кем ты после этого станешь? А станешь ты никем и звать тогда тебя будет никак! Тогда тобой и будут помыкать все, кому не лень! – уверенно произнёс Герка. – Вот мой отец, зря что ли припрятал мечи своего прадеда и учил нас всех оболтусов ратному делу? Ведь когда эти захватчики под страхом смерти запретили нашему народу иметь своё оружие, дед мой не испугался, а припрятал его и продолжал тайком, по ночам нас учить отца. Знал дед, что и оружие, и навыки ещё, ох как пригодятся будущим потомкам. Воинские науки у нас с Всеволодом хорошо шли, но вот лечить людей почему-то только одному Стояну удавалось?

– Значит мы с тобой Герка были не очень-то и способные для такого дела. Значит не всем оно – леченье это даётся. Вон, посмотри – у Стояна как всё ловко получается. А предки у нас действительно очень умные были, много чего знали. Нам бы их память не посрамить, – с надеждой в голосе произнёс Всеволод.

– Не посрамим, друзья! Мы ещё этим меченосцам покажем, где у нас раки зимуют! – усмехнулся Стоян.

Ближе к вечеру на горизонте показался остров Курессааре. Один из самый больших остров у земель эстов. Немного правее от него и находился совсем небольшой остров Муху – конечная цель их небольшого путешествия. Шхуна обогнула остров Курессаре и подошла к Муху. «Святая Мария» весь свой путь до острова, в отличии от купеческих судов, старалась держаться подальше от берега. Судно встало в полумиле от острова Муху, и его команда привычно и слаженно работая, спустила на воду шлюпку. По верёвочной лестнице на её борт спустилась первая партия экипажа, среди них был и Стоян с Геркой. Им не терпелось осмотреть остров, как, впрочем, и каждому члену команды корабля. Пришлось даже тянуть жребий, кто войдёт в первую партию отправляющихся на Муху. Всеволоду выпало оставаться на шхуне, хотя ему тоже очень хотелось поскорее увидеть их новы дом, но он сделал вид, что смирился со жребием и совершенно не торопится пощупать ногами землю.

Глава 17. Позднее раскаяние

Фридрих шёл по узким улочкам Риги совершенно не вглядываясь, куда он идёт. Его ноги уже привыкли каждый день совершать один и тот же маршрут до Ратушной площади, поэтому его голова сейчас была занята совершенно другими мыслями. Он думал о своей дочери. Он чувствовал себя предателем и никак не мог от этого чувства избавиться. Ему казалось, что весь город знает о его решении и все только и делают, что шушукаются за его спиной и указывают на него пальцем. Он даже несколько раз оборачивался, но видел только одну идущую вслед за ним дочь. Горожане же были заняты каждый своим делом и совершенно не обращали на их пару никакого внимания, если только кто не попадались им навстречу, и тогда уже шли в ход обмены любезностями. Наконец Фридрих стал успокаиваться: «Может всё и не так и плохо. Стерпится – слюбится. Ведь не за бедняка какого-то выдаю собственную дочь, а за очень богатого и уважаемого в городе человека!».

Сколько нитке не виться, а конец всё-таки будет. Так и узкие рижские улочки закончили вить своё кружево и в конце концов вывели Фридриха на Ратушную площадь. Перейдя её, он остановился у входа в ратушу. Оглянулся по сторонам, вздохнул и перекрестился. Потом посмотрел на свою дочь, приказал ей повернуться и осмотрел её наряд. Не заметив никакого изъяна, он ещё раз обошёл вокруг дочери, но и на этот раз не нашёл к чему придраться. Ещё раз вздохнул и подтолкнул её к двери.

– Ну, с Богом! – сказал Фридрих.

Дочь остановилась в дверях и с мольбой посмотрела на отца, пытаясь что-то ему сказать.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать! – произнёс отец, не дав произнести ей ни слова – Не рви мне сердце, дочка, я и так себя чувствую: хуже некуда! Иди уж!

Мария тяжело вздохнула и, опустив голову, вошла в ратушу. Её ноги, словно налитые чугуном, еле-еле ступали по белокаменной лестнице. Ей казалось, что вот-вот – и она просто упадёт на эти ступени и останется там лежать навечно, но нет, она вслед за отцом всё-таки дошла до зала, в котором обычно находился бургомистр города. «Пресвятая Дева, лишь бы его не было!», – молилась Мария, но её пожелание не исполнилось. Толстый, маленький, ненавистный ей человечек сидел за огромным столом и лениво отрезал кусочки яблока. Все в городе знали, что их бургомистр просто помешан на них. Его лечащий врач сказал, что яблоки очень полезны для укрепления его зубов и всего организма. Поэтому он теперь и дома, и на своём рабочем месте – постоянно ест яблоки, но от этого его старые, больные зубы крепче не становились.

– А, Фридрих! – завидя гостей, радостно прокричал бургомистр. – Признаться, я тебя уже и не ждал. Да, представь себе – только вчера как про тебя думал: «Где там мой Фридрих, что-то его давно не видно. всё ли у него хорошо?».

– Здравствуйте, господин бургомистр, – поклонился купец и заодно незаметно подтолкнул свою дочь в спину, принуждая её вспомнить про хорошие манеры и отвесить поклон главе города.

– А я смотрю, ты и свою дочь ко мне привёл. Что так? Просьба, может, какая важная у тебя ко мне есть?

– Не гневайтесь, господин бургомистр, на мою несуразную дочь. Это всё по молодости она у меня иногда взбрыкивает, прямо как строптивая козочка, а так она у меня добрая, прилежная и очень даже послушная барышня.

– Помнится, в прошлый свой визит к тебе, я наблюдал совсем иную картину, и я бы не сказал, что она у тебя такая уж и послушная, – усмехнулся глава города.

– Это у неё всё от неожиданности случилось. Такой высокий гость – вот она совсем и растерялась. Не знала бедняжка, что вам и сказать, господин бургомистр.

– Растерялась, говоришь?

– Сущая правда – растерялась, господин бургомистр, молоденькая она ведь совсем. Только семнадцать, как ей недавно исполнилось.

– Семнадцать – это хороший возраст. Помнится, когда я был в её возрасте, то такое вытворял, аж сейчас вспомнить стыдновато, – фон Зиберман многозначительно снизу-вверх посмотрел на Марию и захихикал в свой пухлый кулачок.

– Да, по молодости всякое бывает, – поддакнул Фридрих.

– Ну, скажи детка, ты осознала свою ошибку и больше не будешь перечить старшим? – пытаясь заглянуть в лицо Марии, спросил бургомистр.

Девушка стояла с опущенными глазами и старалась не смотреть на него. Мария сейчас мечтала только об одном – поскорее бы эта пытка закончилась, и они с отцом смогли вернуться домой, а ещё лучше, – если бы этот визит был бы лишь дурным сном и поскорее развеялся. Но время шло и ничего не менялось.

– Ну! – начинал терять своё терпение бургомистр. – Отвечай, когда с тобой старшие разговаривают!

Мария посмотрела на осунувшуюся фигуру отца, стоявшего с опущенной головой перед сидящим бургомистром. У него был такой вид, будто он лежал на плахе, в ожидании смертной казни, и ей стало так его жаль, что она не выдержала. Слёзы сами собой потекли из её глаз.

– Да, – слегка всхлипывая, неразборчиво прошептала Мария.

– Не понял! Что ты там бурчишь себе под нос, говори яснее! – раздраженно крикнул с другого конца стола бургомистр.

– Да! – набрав в себе силы, крикнула девушка, и стремглав побежала к выходу из зала.

Она рывком отрыла дверь и неожиданно столкнулась лицом к лицу с кучерявым, черноволосым молодым человеком. Он был на голову выше её, и с любопытством разглядывал встретившееся на его пути препятствие.

– И что делает в кабинете моего отца такая хорошенькая девушка? – широко улыбаясь, спросил новый посетитель.

– Дайте мне пройти! – закричала расстроенная Мария.

Так прошло несколько мгновений, но молодой человек и не думал её пропускать. Мария пришла в себя и резко оттолкнула его от двери.

– Какая невоспитанная особа, но всё равно – очень даже хороша собой, – глядя ей вслед тихо произнёс молодой человек. – Надо сейчас же проследить, – где она живёт!

Вскоре её быстрые, удаляющиеся шаги были слышны на ратушной лестнице. Мария убегала прочь от этого проклятого места, а сын бургомистра чуть ли не бегом поспешил за ней.

– Я тебя ещё не отпускал! – закричал ей вдогонку бургомистр, но дверь за ней захлопнулась, и она его уже не слышала.

Этот небольшой казус с побегом Марии глава города посчитал всего лишь проявлением женского волнения. Ему стало радостно от положительного ответа Марии, он заметно повеселел. И ему даже показалось, что теперь он, наконец-то, полностью доволен своей жизнью. Бургомистр даже стал себе мурлыкать под нос какую-то мелодию. Затем, вспомнив про своего гостя, повернулся к Фридриху и весьма миролюбиво произнёс:

– Ну, а ты чего стоишь с опущенной головой, будто бы целое состояние потерял? Радуйся, у тебя дочь, наконец-то, проявила проблески разумности и приняла правильное и серьёзное решение. Так что всё теперь будет хорошо!

Бургомистр, даже против своего обыкновения, вышел из-за стола и, подойдя к Фридриху, по-дружески похлопал его по плечу. Потом он подошёл к висящему на стене огромному зеркалу в золочёной раме и, покрутившись перед ним, игриво произнёс:

– А я ещё очень даже ничего выгляжу, для молодой девушки. Твоя дочь будет хорошо оттенять мою импозантность!

Фридрих поднял голову и потухшими глазами посмотрел на светившегося от счастья бургомистра. С большим трудом взяв себя в руки, упавшим, совершенно бесцветным голосом произнёс:

– Конечно, моя дочь будет вам, как хорошая рама для красивой картины.

– Как ты сказал? Красивой картине? Да-да, вот именно! Я – красивая картина, а твоя дочь – лишь рама; но картина без хорошей рамы картина тоже будет неважно смотреться. Люди не смогут по достоинству оценить саму картину. Вот она и будет тем небольшим, но существенным декором для дорогой картины.

– Господин бургомистр, – купец попытался вставить хоть что-то в словесный поток главы города, но безуспешно, ибо он его уже совершенно не слышал.

– Но твоей дочери надо ещё привить благородные манеры, – продолжал бургомистр. – Она как не прошедший достойную огранку камень – не имеет никакой ценности пока его не возьмёт в свои руки опытный ювелир. Только истинный мастер может придать камню тончайшую огранку, которую потом по достоинству оценят понимающие и знающие в этом толк люди. А тебе, Фридрих, повезло – тебе попался именно такой, весьма искусный ювелир!

– Господин бургомистр.

– Что ты меня всё время перебиваешь! Никакого такта! Откуда тогда у твоей дочери могут взяться благородные манеры, если ты сам, как неотёсанный чурбан, не знаешь, как себя вести в приличном обществе! Ну, что ты там ещё хотел?

– Господин бургомистр, помнится, совсем недавно вы предлагали погасить за меня ссуду, которую я взял на покупку товара у гильдии купцов. Мне казалось, что я сам сумею его погасить, но жизненные обстоятельства…

– Какие там ещё могут быть за жизненные обстоятельства, которые для тебя важнее, чем свадьба собственной дочери? Забудь обо всём, и давай лучше готовиться к свадьбе. Ты сколько приданого сможешь дать за свою дочь?

Фридрих растерянно посмотрел на главу города, который в это время буквально просверливал его насквозь своим тяжёлым взглядом.

– Ну, что ты молчишь? Небось, обрадовался, что я согласен взять в жёны твою дочь? Не ожидал, что я соглашусь, после её такова неприличного поведения в твоём доме? Понимаю, тебе нужно время, чтобы прийти в себя, подсчитать свой капитал и решить: сколько ты в состоянии дать за свою дочь. Поэтому я тебя сегодня не тороплю и свой ответ ты можешь дать мне завтра.

– Но, господин бургомистр, у меня нет денег, – опустив голову, тихо прошептал Фридрих.

– Как это – у него нет денег? Ты же собирался на днях продать хорошую партию соболей? – с лукавым видом спросил глава города.

– У меня их украли.

– Как украли, кто украл? – возмущённо закричал бургомистр. – В моём городе у немецкого купца крадут товар? Не может такого быть!

– Но это действительно так, господин бургомистр, у меня вчера из дому украли всю партию меха, которую я приготовил для продажи.

– Ну, это же невозможно! Ты же хранишь свой мех на втором этаже в маленькой кладовке, под хорошим замком. Чтобы туда попасть, нужно пройти через весь первый этаж, а там у тебя целых пять человек спят. Нет, забраться в твой дом и не разбудить никого – такое просто невозможно! У нас в городе на такое был способен только один человек, но он сейчас находится в темнице и никак не мог такое совершить.

– А откуда вы знаете где я хранил мех? – растерянно спросил Фридрих.

– Но как же, кто этого не знает? Все купцы в нашем городе так делают! – максимально удивлённым тоном произнёс бургомистр и стал увлечённо разглядывать свой идеальный маникюр. – И к тому же – ты сам это мог ночью прекрасно всё это сделать, пока твои люди в доме крепко спали. Ты видимо захотел, чтобы я тебя пожалел и дал денег на погашение долга. Как хитро ты, Фридрих, всё это придумал: и весь товар у себя остаётся и мои деньги на погашение долга получаешь! Небось уже раззвонил по всему городу, что тебя обокрали?

Фридрих, как выброшенная на берег рыба, только открывал и закрывал рот, но сказать в ответ бургомистру ничего не мог. Единственное, что он в этот миг смог сделать – это отрицательно покачать головой. Фон Зиберман посмотрел на его физическое состояние и презрительно скривил лицо.

– Тебе нечего мне сказать, потому что моя правда тебя сильно расстроила. Хорошо хоть купцам не успел похвастать своей потерей, а то бы они подняли в моём городе никому не нужную панику! Ну да ладно, успокойся, так и быть – помогу я тебе в этом деле. Не могу, по своей душевной доброте, отказать своему будущему родственнику. Погашу перед гильдией купцов твой долг, но за это ты должен навсегда забыть навсегда про пропажу меха и никому об этом не рассказывать! И не забудь всем своим работникам строго наказать, чтобы они тоже помалкивали! Твоей дочки это тоже касается! Ты меня понял?! И не дай тебе Господи хоть полсловом перед кем-нибудь обмолвится – будешь жалеть, что родился на свет, – жестким тоном произнёс бургомистр и пронизывающим взглядом ледяных глаз уставился на купца. – Да, чуть не забыл: ты ещё скажи своей дочери, что нашу свадьбу проведём осенью – дел пока у меня много, да и политическая обстановка, сейчас, не самая подходящая для свадеб.

Первый раз в своей жизни Фридрих напился так, что еле-еле мог передвигать свои ноги. Он одиноко брёл к своему дому по пустынным, полутёмным улицам ночной Риги. На пути ему встречались бездомные собаки, но они против своего обыкновения не лаяли на пьяного человека, а напротив, как-то прониклись к нему сочувствием, как бы понимая его бесконечное горе, и по-своему пытались ему хоть чем-то помочь. Они собрались вокруг большой стаей и шли вместе с ним. Они дружно расчищали ему путь, угрожающе рыча на всех встречных прохожих, в которых они только могли заподозрить хоть малейшую опасность для своего подопечного. Так, в сопровождении добровольной охраны, купец благополучно добрался до своего дома. Он остановился у двери, повернул еле державшуюся на шее голову, и осмотрел свой ночной эскорт. Удовлетворённо кивнул. «Сейчас, я прикажу и вас покормят, мои бедные собачки!», – невнятно сказал он своей добровольной охране.

Фридрих стал остервенело стучать в дверь, чем до смерти напугал свою кухарку. Она долго выспрашивала: «Кто там?», но в ответ слышала только нечленораздельное бормотание. Наконец кухарка осмелела, поняв, что за дверью находится её хозяин, и открыла дверь и тут её глаза округлились от ужаса. Перед ней в кромешной темноте, на фоне бледной луны, пошатываясь, стоял её хозяин, а за его спиной слабо светились десяток пар глаз каких-то страшных, чёрных существ. Света от луны и из полуоткрытой двери хватало только на то, чтобы осветить белки глаз этих чудовищ.

– Ты что это, хозяину дома не открываешь, а?! – попытался заплетающимся языком выразить своё возмущение Фридрих. – Не видишь, что ли, что я пришёл домой! И немедленно покорми моих гостей!

Он неуклюже пошатнулся и чуть не упал, зацепившись ногой за порог, но вовремя подскочила Мария и еле втащила отца в дом; а кухарка, ещё раз взглянула на наводящий на неё ужас, тёмных существ, и тут же резко захлопнула дверь и стала по-быстрому креститься, бормоча под нос:

– Спаси нас Пресвятая Богородица, прости нас грешных! Мы никак не заслужили такой суровой кары!

– Хватит тебе причитать! Лучше помоги мне довести отца до постели, – попыталась упокоить кухарку Мария.

– Конечно-конечно, госпожа, я вам помогу, но вы видели какие демоны собрались за нашей дверью?

– Что ты такое говоришь? Собак, что ли, никогда в жизни не видела?

– А я вдруг подумала, что это демоны вокруг нашего дома собрались, чтобы унести нас всех в преисподнюю, – снова перекрестилась кухарка.

– Вечно ты чего-нибудь несуразное выдумаешь! – возмутилась Мария.

– Собачек моих покормите, они это сегодня заслужили, они меня хорошо охраняли! – на мгновение очухавшись от забытья, заплетающимся языком произнёс Фридрих и снова безвольным грузом повис на руках у женщин.

Так, вдвоём, они с трудом доволокли Фридриха до спальни. Кое-как сумели его раздеть и даже вытерли перед сном ему ноги мокрым полотенцем. Он только невнятно что-то бормотал и всё пытался поцеловать свою дочь. Иногда, с большим трудом, можно было понять, что он в чём-то извиняется перед нею. Она сидела на стуле рядом с ним – и так же, как когда у отца был сердечный приступ, ни на шаг от него не отходила. Мария смотрела на отца, но из её головы никак не выходила мысль о парне, который, совсем не таясь, зачем-то шёл за ней от самой ратуши до её дома. Это был сын бургомистра города, по крайней мере он так ей и сказал: «В кабинете у моего отца», а значит, он всё-таки – сын главы города. Когда она дошла до дома, парень дождался пока кухарка открыла ей дверь, а потом ещё как-то озорно подмигнул и, насвистывая что-то весёлое, пошёл прочь. Мария терялась в догадках. Столько свалилось на неё за эти два дня. Видимо беззаботная её юность заканчивается и, наконец, наступает пора становиться взрослой.

Глава 18. Остров

Команда шлюпки энергичными, отработанными движениями гребла к берегу. Остров постепенно приближался, и всем было интересно поскорее вступить на него, оглядеться, разведать обстановку. Главное, – чтобы на нём не было постоянных жителей. Ратибор рассказывал, что магистр ордена лично побывал вместе со своими головорезами на этот острове и контролировал, чтобы на нём не осталось ни одного жителя. Семь дней кое ка вооружённые жители острова мужественно сражались с закованными в железо войском ордена, но так и не смогли отстоять его. Силы были слишком неравными. Захватчики никого не пощадили. Кто из жителей острова сумел выжить в этой бойни после схватки, кого сожгли, признав их еретиками и колдунами, а кого вместе со всей семьёй отправили на материк, в рабство к новым хозяевам. Специальным указом магистр под страхом смертной казни запретил кому-либо из жителей близлежащих земель посещать остров. Слухи о бесчеловечном отношении воинов ордена к жителям острова сделали своё дело, и местные жители очень боялись ослушаться приказа магистра, поэтому остров они обходили стороной, и поэтому, по расчёту Ратибора, он должен оставаться безлюдным. Но Стоян хотел сам убедиться, что это действительно так и, если слова их нового друга верны, то лучшего места для перевалочной базы, чтобы хранить захваченное у врага оружия и снаряжения и не придумаешь.

Шлюпка мягко ткнулась носом в песок, и её команда весело, с гиканьем попрыгала в воду. На отмели вода была по колено, но никто на это не обращал никакого внимания. Всех манил к себе остров. За неширокий полоской песчаной береговой линии возвышался достаточно высокий и пологий обрыв. Что на нём скрывалось не давали разглядеть заросли кустарников и высоких деревьев. Стоян вышел на берег и оглянулся по сторонам. Достал из висящей на плече сумки карту острова и ещё раз посмотрел на неё. Герка и боцман стояли рядом и тоже разглядывали остров.

– Я с Геркой заберусь наверх и осмотримся, что там наверху. Судя по карте наверху, должны быть известковые пещеры. Надо проверить – насколько они будут нам пригодны для хранения оружия, – пояснил Стоян.

– Тогда я с ребятами пока обойду остров. Посмотрим – остался ли кто на нём живой, – сказал боцман.

– Будьте осторожны и оружием, без особой на то надобности, не балуйте. Если всё-на острове всё-таки остались жители постарайтесь с ними всё решить миром и побольше разузнать про остров. Перед закатом встречаемся здесь же.

– Сделаем, капитан! – ответил боцман и, определив каждому матросу свои обязанности, а с пятью оставшимися не у дел ушёл обследовать остров.

Один из моряков на шлюпке пошёл обратно к кораблю. Остальные, кто не ушёл вместе с боцманом, занялись: кто – собирать хворост для костра, а кто – пошёл поохотиться на местную дичь, кто искать воду. Есть команде шхуны рано или поздно всем захочется, и надо было кому-то этим заняться.

Стоян с Геркой полезли по склону обрыва наверх. Где-то там должны были быть известковые пещеры. Но оказалось, что, не смотря на кажущуюся не очень большую высоту обрыва, забраться на него было не так и просто – склон оказался достаточно крутым для подъёма. Песок под ногами осыпался и от этого они всё время норовили соскользнуть вниз. Рукам так же особо было не за что ухватиться, и чтобы облегчить себе подъём наверх приходилось хвататься за всё, что подвернётся под руку. Но всё можно одолеть, если к этому приложить должное усердие. Наконец показалась и вершина обрыва. Стоян, ухватившись за торчавшие из песка корни дерева, и резким рывком забрался наверх. Встал на ноги, огляделся по сторонам, затем посмотрел на влезающего вслед за ним друга.

– Ну, ты как? – обратился он к Герке.

– Да, ничего. Вёслами махать даже больше устаёшь, а тут ещё терпимо.

Герка отряхнул руки от песка и встал рядом со Стояном. Под ними внизу, на узкой полоске песка суетилась команда моряков: кто-то разводил костёр, кто-то разгружал утварь вместе с прибывшей на берег новой партией команды шхуны, а кто-то уже подвешивали над огнём большой котёл. Людям хотелось хоть немного побыть на суше.

– Забыл ребятам сказать про воду. Надо какую-нибудь на острове речку отыскать, но думаю, что наши ребята ушлые – сами догадаются, – улыбнулся Стоян. – А смотри как наша шхуна отсюда красиво смотрится! Не, всё-таки Ратибор нам симпатичный остров приглядел и подход к нему хороший, даже что-то вроде небольшой бухточки получается. Молодец наш новый друг, как там у него идут дела?

– Так он не только для нас старался, но и для себя и своих людей. После того, как магистр ордена наложил запрет на торговлю оружием с Московией, он же стал отвечать за его доставку окольными путями к себе на родину. Ему и места, и тропы секретные купеческие лучше всех должны быть ведомы! – ответил Герка.

– Это да, видно хорошо русские пластуны излазили все земли вокруг себя, раз всё про всех знают, да и московские купцы тоже молодцы – все тайные тропки по территории Ливонского ордена заранее разведали.

– Указ магистра – он не на всех одинаково действует, – рассмеялся Герка.

– Это точно! Ладно, пойдём пещеру искать, – заключил Стоян и повернулся лицом к острову.

– А что её искать: мы с тобой точно по карте к ней и вышли, – указал живчик на еле видневшиеся вдали среди зелени мрачные каменные глыбы.

– Ну, ты и глазастый у меня! – восхитился другом Стоян.

– А то, куда же рыбаку без этого! – довольно ответил Герка.

Пещеры оказались старыми, полуосыпавшимися и не очень приглядными. Тёмно-серый известняк местами даже наполовину осыпался, но вход в пещеру был ещё цел и, похоже. вёл куда-то достаточно далеко под землю. Стоян и Герка разожгли заранее припасённые факелы и вошли вовнутрь. В нос ударил резкий запах чего-то, не очень приятного, и ещё вдобавок сильно пахло сыростью. Друзья разом поморщились, но продолжили свой путь.

– Да, местечко-то с запашком. Это даже похуже запаха тухлой рыбы, – недовольно произнёс Герка. – Может, ну его – это место и поищем себе что-нибудь другое. Без этих зловоний?

– Потерпи, надо осмотреться; а вонь – это даже хорошо. Лишних любопытствующих будет отпугивать от нашего места.

– Да кого здесь, в этой глуши отпугивать? Здесь же народу-то совсем нет. Ратибор говорил, что магистр постарался, чтобы на острове остался пустой.

– Говорил, но ты не задумывался – зачем это магистру понадобилось людей с него прогонять?

– А чего тут думать! У него голова дурная: то всех режет без разбору, то выгоняет откуда захочет!

– Вот-вот, «откуда захочет»; а почему он захотел выгнать людей именно с этого острова?

– Ну, что ты ко мне привязался? Я же не магистр и не знаю, что у него там в голове делается!

– Ладно, это я просто так – вслух размышляю.

– Это ты любишь. Рыбкой тебя не корми, только дай подумать! А это что такое? – резко остановился Герка и присел на корточки.

– Где? – спросил Стоян, присаживаясь рядом с другом.

– Да вот, у тебя под ногами, – задумчиво ответил Герка и ткнул пальцем в песок.

– Следы сапог.

– Я это вижу, что следы сапог, но они же свежие. Дня два не больше!

– С чего это ты взял, что свежие. Может им уже лет сто?

– Нет, края почти ровные, ещё не успели осыпаться. И что это значит, Стоян? А значит то, что не все жители послушались приказа магистра!

– Или наоборот – пришли по приказу магистра.

– Ты это что имеешь ввиду?

– А, например, время от времени проверяют – есть ли кто на острове, не нарушен ли приказ магистра.

– Тогда это во вред нашему делу?

– Возможно, что и так, но мы же не будем постоянно жить на острове, а только иногда будем для Ратибора привозить оружие и амуницию. Подождём, пока наш друг заберёт наши подарки и вперёд за новыми.

– А вдруг люди магистра прибудут на остров одновременно с нами?

– Не по воздуху же они прибудут. Надо будет прежде, чем высаживаться на острове, обходить его дозором.

– Точно, и, если увидим их корабль, отходим в сторону и ждём, когда нежданные гости покинут остров, а затем высаживаемся и даём сигнал Ратибору! – догадался Герка. – Не думаю, что они каждый день проверяют его, в лучшем случае раз в неделю. Нам бы их расписание поездок бы выведать.

Конец ознакомительного фрагмента.