Глава третья
Неизбежная роковая красотка
Хорошо служится, когда отец-командир правильный. Вот как сейчас Морской Змей. Когда группа, как полагается, закончила писание подробных рапортов и вычерчивание схем, Триколенко сложил все это в аккуратную стопочку и объявил спокойно:
– Свободны до отбоя.
Троица, исправно вывернувшись через левое плечо, покинула крохотный кабинетик командира и прямиком отправилась в свою комнату на втором этаже. Где уже ждал Мануэль, спрятавший за тумбочку бутылку рома «Гавана клаб». Ему самому, как он заверил, можно было отписаться и к завтрему.
Дверь на всякий случай заперли изнутри большим старомодным ключом и глотки особенно не надрывали. На бутылке кубинского эликсира помещались рецепты целой кучи коктейлей, которые можно с участием этого рома сотворить, но советские офицеры этакими декадентскими пошлостями всегда пренебрегали – к чему портить отличный продукт? Мануэль, кстати, придерживался той же точки зрения. «Коктейль – это хорошо, когда пойдешь с девочкой гулять по Малекону[1], – заявил он веско. – А на войне коктейли неуместны…»
Разлили грамм по пятьдесят, чокнулись и дернули. Закуривши, накатили еще по пятьдесят. Помаленьку отпускало. Самое скверное в таких вот операциях – даже не опасность, а дикое напряжение нервов, которое лучше всего лечить небольшой дозой спиртного. Главное, чтобы лечение не переросло в пьянку. Вот на легонькое лечение правильный отец-командир как раз и закроет глаза, если соблюдены писаные правила. Прекрасно знает, что они сейчас не в шашки режутся и не политические новости в газетах штудируют. Ручаться можно, Морской Змей и сам сейчас пропустит стопарик-другой за успех дела и отсутствие потерь – в одиночестве, потому что правильному командиру с подчиненными пить не полагается, кроме как за праздничным столом…
– Почитать бы отчет, – мечтательно сказал Мануэль. – Если чертовы буры еще и тактическими ракетами обзаведутся…
– Гуманизм торжествует, абстрактный гуманизм, – невинно щурясь, сказал Лаврик. – Будь моя воля, давно бы на этот чертов полигон налетела нехилая стая неизвестных стратегических бомберов и смешала там все с землей. Пусть бы потом даирцы слали ноты на деревню дедушке…
– Разрядка на дворе, – сказал Мазур. – Детант[2].
– Садись, пять, – фыркнул Лаврик. – За политическую грамотность… Беда только, что буры на детант положили четыре лапки и пятый…
Он удобно разлегся на массивной железной кровати, сохранившейся с колониальных времен, заложил руки за голову и с тоскливой ненавистью принялся созерцать висевшую на стене огромную карту Бангалы, исчерченную разноцветными карандашными линиями и покрытую небрежно намалеванными шариковой ручкой значками – это они сами постарались, чтобы наглядно представлять ситуацию.
А ситуация была такая, что черт ногу сломит. Президент страны и глава правящей Революционно-Трудовой партии, бывший партизанский вожак доктор Агустиньуш всерьез собирался строить социализм по примеру советских друзей и даже предпринимал к этому кое-какие попытки. Беда только, что реально он контролировал не более, а, пожалуй что, и менее двух третей страны. На севере со своими отрядами прочно сидел, держа под седалищем немаленькую территорию, доктор Сабумба, еще один бывший партизанский вожак и лидер собственной партии, как водится, с гордым и красивым названием. Вообще-то он тоже намеревался строить в Бангале социализм – но на какой-то свой манер и уж безусловно с самим собой со своей партией во главе. Горький юмор ситуации заключался еще и в том, что в колониальные времена будущий доктор юриспруденции со швейцарским дипломом изучал тактику партизанской борьбы на некоем мало кому известном интересном военном объекте в Крыму.
Что еще печальнее, это были не какие-то бродячие партизанские шайки, а настоящее государство – с местными органами власти, профсоюзами, Лигой женщин и даже некими аналогами комсомола и пионерии (именовавшимися, конечно, иначе). А поскольку на подвластной несостоявшемуся юристу территории вовсю добывали золото, алмазы и нефть, недостатка в деньгах Сабумба не испытывал. И сколотил неплохо организованную армию чуть ли не в сорок тысяч человек. Юаровские инструкторы, противотанковые и зенитные средства из США, разнообразная помощь от Англии и ФРГ, десятка арабских и африканских государств… Одним словом, серьезная собралась компания.
На юге угнездился еще один доктор, на сей раз философии, с парижским дипломом – как водится, со своей партией, вооруженными отрядами, маскировавшимися под простых бедных наемников юаровским регулярным батальоном. Этот деятель к социализму любых разновидностей никаких симпатий не питал и собирался строить как раз капитализм. Правда, калибром он был помельче сеньора Сабумбы. Но кое-какие золотые рудники тоже подгреб и помощь из-за границы получал. Иногда «швейцарский юрист» и «парижский философ» меж собой грызлись, но воевали в основном против Агустиньуша.
Хватало игроков еще мельче – парочка сепаратистских фронтов, собиравшихся отторгнуть от Бангалы свои провинции и завести там суверенные державы. Несколько сильных племенных вождей со своими ополчениями – одни держали нейтралитет, попросту отбиваясь от любого, кто сунется, другие повоевать кто против «швейцарца» с «французом», кто против соседей, кто против центральной власти. Бродило множество крайне мутных отрядиков, обученных и вооруженных кто китайцами, кто северными корейцами, кто португальцами или англичанами. Из Намибии и Родезии, отрываясь от погони, на бангальскую территорию непринужденно переходили отдохнуть и отсидеться отряды тамошних партизан – как правило, не ставя о своем визите в известность центральные власти – а следом за ними порой, не заворачиваясь бангальским суверенитетом, вторгались родезийские и юаровские коммандос. По лесам и горам болтались шайки так называемых «фузилейрос», аборигенов, когда-то служивших у португальцев в полицаях, агентах охранки, на прочих малопочтенных должностях. Наворотившие столько, что половина из них не попадала ни под какие амнистии, а другая половина имела все основания опасаться кровной мести. Бродили вовсе уж непонятные банды, о которых ни одна разведка не знала, чего они, собственно, от жизни хотят. И, наконец, старатели, авантюристы, шпионы…
Одним словом, если отбросить дипломатические обороты, гадюшник невероятный. Правительственная Народная Гвардия особыми боевыми успехами похвастать не могла, и слишком многое тянул на себе сорокатысячный кубинский контингент. Регулярных советских частей тут не было – одни советники (которым частенько приходилось и участвовать в боях, когда ситуация подопрет).
И уйти отсюда никак невозможно. Во-первых, на одной шибко закрытой политинформации Мазур и его сослуживцы услышали примечательную фразочку: «Превратить Бангалу, в эталон африканского социалистического государства, целиком и полностью ориентирующегося на СССР». Во-вторых – большая геополитика. В рамках глобального противостояния США. А потому на бывших португальских военно-морских базах отстаивались советские эскадры, а на бывших португальских базах ВВС регулярно садились на дозаправку советские красавцы-гиганты «Ту-95», самолеты стратегической разведки, действовавшие в Северном полушарии. И уж на этом фоне мелкими выглядели стычки на южной границе, где советские зенитно-ракетные комплексы кубинско-бангальскими расчетами лупили по вторгавшейся южноафриканской авиации…
Разлили по последней и оприходовали без тостов, потому что последняя всегда идет грустно – запасов-то не было никаких.
– Ну что, компаньерос? – сказал Мануэль. – Съезжу еще за одной? Все равно никого не забрало, только напряжение малость сняли…
Все покосились на Лаврика – как бы и рядового члена группы, но, во-первых, не совсем и рядового, а во-вторых, старшего по званию.
– Через часок, пожалуй, – кивнул Лаврик. – Чтобы поближе к отбою. Вместо снотворного – и в койку… Завтра-то огурчиками надо быть, мало ли что. Я, по секрету, крепко подозреваю, что нас не из-за одного полигона вызвали, что попридержат нас тут…
– Ясно, компаньеро. Через час буду, – Мануэль ухмыльнулся, надел берет и направился к двери. Обернулся, уже взявшись за ручку. – Кирилл, я и забыл совсем… Тебе Рамона привет передавала. Если увижу, от тебя привет передать?
– Обязательно, – сказал Мазур без тени улыбки.
Когда за Мануэлем закрылась дверь, он хмуро уставился на сослуживцев – но обычных жеребячьих шуточек в этот раз отчего-то не последовало. Только Лаврик уставился на него что-то очень уж пытливо. Мазур давненько знал особиста и успел усвоить, что такой вот взгляд может означать порой самые разные грядущие сюрпризы…
Непринужденно взмыв с кровати, потянувшись, Лаврик предложил совершенно безразличным тоном:
– Кирилл, а не погулять ли нам на свежем воздухе? Жара уж спала… Разговор есть.
Ну, точно, будут сюрпризы… Но не откажешь ведь, не станет тащить на улицу ради пустой болтовни…
– Пошли, – сказал Мазур, поднимая со стула свое кепи наподобие натовского, какие здесь все таскали с камуфляжем.
Основная часть советских советников обосновалась на окраине столицы, на бывшей португальской военной базе. Место было удобное – добротные кирпичные казармы и маленькие двухэтажные домики для старших офицеров, немаленький танкодром, на котором без труда разместили и автопарк и кое-какую бронетехнику, на века замощенный плац (на нем уже два раза устраивали некое подобие военного парада, когда из Союза прибывали особо важные персоны). Да вдобавок все это обнесено чуть ли не трехметровой бетонной стеной со спиралями колючей проволоки поверху и многочисленными сторожевыми вышками – в последние годы португальского владычества партизаны норовили чуть ли не каждую ночь подкрасться снаружи и попытаться забросить внутрь что-нибудь взрывчато-зажигательное…
Они вышли в небольшой дворик. Небольшой двухэтажный домик, где разместили их группу, был вдобавок ко всему огорожен высоким забором из листов рифленого железа, так что снаружи виднелась только крыша – и высоченный столб, а на нем красовалась видимая из любого уголка базы антенна – металлическая, длиной в полметра, крайне заковыристых очертаний, со спиралями, загадочными решетками, кольцами и пучками сверкающих штырей. Хреновина эта выглядела крайне загадочно и весьма внушительно.
Это была чистейшей воды бутафория, призванная не только скрыть их подлинные физиономии, но и обеспечить полное равнодушие окружающих. Просто загадочные личности, не подчинявшиеся начальнику гарнизона, непременно вызвали бы живейший интерес и долгие пересуды. Когда же по военному городку заранее был мастерски запущен слух, что за отдельным забором будут квартировать «какие-то шибко секретные связисты», местные, от полковников до последнего желторотого лейтенантика, моментально потеряли к прибывшим всякие интерес. В конце концов, секретные связисты – это банально, чертовски скучно и совершенно неинтересно. В рядах доблестной Советской Армии отыщется немало гораздо более экзотических персонажей…
Часового во внутреннем дворике Морской Змей не ставил – это был бы уже перебор. Они просто-напросто отодвинули щеколду, вышли, плотно притворили за собой вырезанную в железном листе калитку и не спеша зашагали вдоль длинных зданий, огибая плац справа. Немногочисленные встречные смотрели на них, как на пустое место, тем самым демонстрируя легонькое превосходство: мы, знаете ли, сплошь и рядом хлещемся в джунглях со всякой контрой, а эти чаек попивают за отдельным заборчиком, выстукивая секретную морзянку в полной безопасности. Именно такое положение дел группу как нельзя более устраивало – как людей профессионально скромных сверх всякой меры…
– Кирилл, – безмятежным тоном сказал Лаврик. – Я тебе когда-нибудь пакости делал?
– Не припомню, – честно признался Мазур.
– А глупое, обывательское любопытство за мной замечалось когда-нибудь?
– Не припомню, – повторил Мазур насторожившись.
– Вот то-то. А посему давай-ка в интересах дела посплетничаем о бабах. Точнее, об одной конкретной бабе. Рамона к тебе по-прежнему липнет?
– Липнет, – сказал Мазур без особой охоты. – И водопады смотреть звала, и городские достопримечательности показывать, и вообще…
– И смотрит блядски, – уверенно сказал Лаврик. – И подает сигналы, которые мужик твоего возраста и опыта просто обязан понять и отреагировать соответственно… А?
– Ну, – буркнул Мазур.
– И тебе уже совершенно ясно, что если ты ее завалишь, она сопротивляться не будет, наоборот… А?
– Ну, – повторил Мазур неохотно.
– Терпеть не могу загадок, – сказал Лаврик. – Сам знаешь. А тут передо мной в полный рост торчит нешуточная загадка: почему ты ее до сих пор не отодрал?
– Да вот как-то так получилось…
– Давай серьезно, – сказал Лаврик. – Стал бы я к тебе приставать из пошлого любопытства… Что мы имеем? Есть очаровательная молодая девка, на которую слюнки пускает весь местный гарнизон. И есть старший лейтенант Мазур, широко известный в узких кругах как ухарь, при удобном случае готовый завалить приятную красотку. Ты только не изображай оскорбленную невинность, пора бы уяснить, что я всегда все обо всех знаю. Немаловажное уточнение: речь идет не об официантке Светочке, прапорщике Катеньке и беспутной доченьке контр-адмирала Чалмаева. Я не люблю неправильностей, Кирюш. А именно неправильность я сейчас наблюдаю. Дважды за время нашей совместной службы бравый Кы Сы Мазур заваливал девочек в ситуациях, когда для его карьеры это могло кончиться крайне печально, а втык был бы грандиозным. Я про французскую переводчицу в Бургабе, очаровательную мадемуазель Мирей и про Наташеньку Извольскую в Аль-Шаруте. Вот за них, стукни на тебя какая сволочь, ты бы получил по полной программе. Французская подданная из страны, пусть и не являющейся уже членом НАТО, но все равно числящаяся в списке потенциальных противников, и внучка белоэмигранта-врангелевца, чей папаша возглавлял эмигрантский центр, существующий на денежки ЦРУ. Ну да, ни Мирей не работала на французскую разведку, ни Наташа не участвовала в папашиных делах. Но все равно, за такие постельные связи тебе могли всыпать так, что дальше некуда. Каптеркой бы заведовал где-нибудь в Камчатском пограничном отряде, уже без партбилета. И не мог ты этого не понимать. Однако рискнул. Оно и понято: девки были хороши… И я всерьез не понимаю: отчего ты теперь нос воротишь от очаровательной девки, которая усиленно вешается тебе на шею? При том, что ситуация качественно другая: наша красавица Рамона – капитан Революционных вооруженных сил республики Куба, контрразведчица, координатор меж нашими и кубинскими особистами, правая рука генерала Санчеса, второго человека в командовании кубинским корпусом. Проверенный на сто кругов товарищ, верный союзник, брат по оружию, то бишь сестра… Даже если до начальства дойдет, что вы с ней трахаетесь, тебя самое большее матерно пожурят, без всяких выговоров и занесений в личное дело. Ну, максимум влепят выговор из тех, что легко потом снимается. Одним словом, риска никакого. Девка – раскрасавица и сама лезет. А ты нос воротишь. Это неправильно. И я тебя по службе спрашиваю: причина – в чем?
Он говорил тихо и серьезно, остановился, хмуро уставился, нетерпеливо дожидаясь ответа. Мазур зло, тяжко вздохнул.
– Ну? – настойчиво спросил Лаврик.
– Да понимаешь… – Мазур пожал плечами, подбирая слова. – Что-то мне в ней не то… Не нравится мне тут что-то…
– А конкретно?
– У нее глаза холодные, – сказал Мазур. – Улыбается в сорок четыре зуба, глазищами играет, томным голосом намеки делает, а в глазах – ледок… Не нравится мне это. Может, мне просто кажется…
– Не думаю, – тихо и серьезно сказал Лаврик. – В сочетании с кое-какой другой информацией это, знаешь ли, наталкивает…
– А что такое? Или секрет?
Лаврик ухмыльнулся:
– Да какие могут быть от тебя секреты, если ты в этой истории по уши…
– Эй! – сердито сказал Мазур. – Что ты там опять комбинируешь? Ни в какой я не истории. Нет никакой истории. Она липнет, а у меня нет никакого желания. Какая тут история?
– Интересная, – сказал Лаврик. – Во-первых, по достовернейшей информации, наша красотка давно и регулярно трахается с генералом Санчесом. У кубинцев на такие вещи смотрят проще – горячий народ, им в таких случаях и в голову не придет партком собирать и моральное разложение шить. Далее. Согласно тем же достовернейшим источникам, у них там полная сексуальная гармония. Хотя Санчесу за пятьдесят, мужик крепкий. То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя… Во-вторых. Примерно месяц назад она вдруг закрутила бурный роман с одним нашим вертолетчиком. Три недели крутила. Только неделю назад, за пять дней до нашего прибытия, парень погиб где-то возле Квеши. Ракетой влепили в вертолет, неизвестно даже кто – там столько разной сволочи шляется… А теперь она, едва успев слезинку сронить, начала обхаживать тебя…
– И что ты хочешь всем этим сказать?
– Что имеет место быть нечто неправильное, – ответил Лаврик. – Чутье, интуиция, называй, как хочешь… Я не понимаю, в чем тут дело, но, голову даю на отсечение, тут есть какой-то потайной смысл… Будь она просто-напросто шлюхой и нимфоманкой, развлекалась бы у себя в штабе. К чему далеко ходить? Там полно темпераментных мужиков, которым только мигни… К тому же, как я уже говорил, у них на эти дела смотрят сквозь пальцы. Но среди своих она и не пыталась развлекаться.
Мазур хмыкнул:
– Может, просто боялась, что Санчес узнает. Мужики в таком возрасте особо ревнивые…
– Так-то оно так… – протянул Лаврик. – Но свои развлечения у нас она нисколечко не скрывала. На базе бывает куча кубинцев, многие не раз видели, как она с тем майором начинала нежничать еще в машине, уж за три недели-то до Санчеса могли дойти слухи… Но она ни малейшей конспирации не соблюдает, ни в прошлый раз, ни теперь. А ведь у кубинцев тоже навалом народу, который обязан генералам подробные сводки строчить о поведении личного состава…
– Ты же говорил, они на такие дела смотрят сквозь пальцы.
– Пальцы пальцами, а сводки сводками… Скройся!
Он схватил Мазура за локоть и моментально утащил за угол. Мимо промчался открытый джип, классический американский «Виллис» с опущенным на капот лобовым стеклом. И управляла им черноволосая красотка в камуфляже, которую оба моментально узнали.
– Вот так, – хмыкнул Лаврик. – Зуб даю, к нам в располагу покатила. И явно для того, чтобы навестить Кы Сы Мазура… – Вариант нимфоманки, я уверен, отпадает, – сказал Лаврик, непринужденно продолжая прерванный разговор. – Я бы рискнул выдвинуть версию, что у нее к тебе интерес, не имеющий ничего общего со здоровой эротикой.
– Но не вербовать же она меня собралась?
– Вряд ли. Кубинцы наших не вербуют.
– Так может, она от кого-то еще…
– Молодец, – сказал Лаврик. – Начинает врастать в операцию. Хочешь сказать, ее кто-то другой завербовал, типа ЦРУ, и она теперь для него старается?
– Ну, примерно… Должно же быть какое-то объяснение этим твоим неправильностям…
– Как рабочая версия годится, – сказал Лаврик раздумчиво. – Но лично мне верится плохо. Завербуй ее ЦРУ или какой другой супостат, она непременно вертелась бы в более интересных с точки зрения вербовщика местах, вокруг более интересных людей, чем самый обычный, рядовой вертолетчик, ни с какими большими секретами не связанный. А она именно на него убила три недели…
Мазур хмыкнул:
– Но я – то получаюсь не вертолетчик, а секретный связист. Персона как раз небезынтересная.
– С одной стороны, оно так… – протянул Лаврик. – А с другой… До сих пор ее поведение никак не походило на поведение завербованного кем-то со стороны агента. Никак не походило. Я же говорю – сплошные неправильности…
– И что прикажешь делать?
– А что я тебе в данной ситуации могу приказать? – спросил Лаврик, глядя на него жестко, без тени улыбки. – Только одно: очаровательную Рамону при первой же возможности – отодрать со всем прилежанием. И посмотрим, что из этого получится. Ты щеки не надувай, не надувай, это именно приказ. Триколенко в курсе, можешь у него подтверждения испросить, если мне не веришь. Случай, кстати, подходящий, она к нам приехала. Вот и топай, если пригласит… смотреть водопады. Нет, насчет водопадов я в шутку. Из города не выезжай и держи ухо востро. Мало ли чем может кончиться насквозь непонятная ситуация… Лучше всего набиться к ней в гости, на их базу, там-то ты будешь в полной безопасности. Ну, что надо отвечать, получив приказ старшего по званию?
– Есть, товарищ капитан-лейтенант, – хмуро ответил Мазур.
– Чего ты хмуришься? Не со страшной старухой тебе предлагают роман крутить.
– Я боевик, – сказал Мазур. – А все эти штучки – не мое ремесло.
– Ну, что же делать, если она не на меня запала, а подавай ей непременно тебя…
– От кубинцев кто-нибудь в курсе?
Лаврик пожал плечами, глядя на него наивно и душевно: – Сложное дело, так сразу и не скажешь…
Это, как Мазур давненько успел усвоить, означало, что ответа не будет.
– Ага, конец… – сказал Лаврик, глядя на улицу.
Там не спеша ехал открытый ГАЗ-66, в передней части кузова лежали какие-то ящики, на них лежала очередная загогулистая антенна, разве что поменьше, в полметра, очередная бутафория, ручаться можно. А сзади, не глядя по сторонам, с привычной скукой людей, повидавших превеликое множество военных городков, сидели восемь гавриков в камуфляже: и Пеший-Леший, и Папа-Кукареку, и прочие прекрасно знакомые Мазуру персонажи.
– Значит, вот так… – сказал он, когда машина проехала.
– Ага, – пожал плечами Лаврик. – Согласно известной америкосовской песенке – ура, ура, вся шайка в сборе… Акция была не одноразовая, нам тут работать и работать, так что настраивайся. Сколько нам тут торчать, знает только высокомудрое начальство, а у него как-то не спросишь…
«Очаровательно, – подумал Мазур с привычной покорностью судьбе. – Учитывая здешний винегрет из заполонивших страну вооруженных группировок, можно ожидать самых заковыристых поручений…»
– Пошли? – сказал Лаврик. – Красотка заждалась.
И они двинулись к калитке, возле которой уже проворно разгружали машину, и стоял пустой джип Рамоны.
– Ты, конечно, можешь не ответить, знаю я твои привычки… – сказал Мазур. – Ну, а насчет того вертолетчика… Выяснили что-нибудь?
– Да никто этим не занимался, – сказал Лаврик задумчиво. – Местные особисты, как иногда бывает, трудолюбиво фиксировали, как славный винтокрылый майор с союзницей по ночам развлекается, будучи прикрываем сослуживцами. Бумажки писали и в стол копили – мало ли что, вдруг пригодится… А потом объявился я, после того, как она начала вокруг тебя виться, усмотрел некоторую неправильность, начал все раскручивать с самого начала. А тут еще Рамона сюрпризец преподнесла… Ладно, коли уж ты в деле, тебе можно, все равно болтать не пойдешь. Санчес хочет, чтобы кто-то из особистов с нашей стороны был офицером-координатором… ну, наподобие Мануэля у нас, только не по линии спецназа, а по линии плаща и кинжала, – он добродушно, открыто улыбнулся. – Рамона эту мыслю Морскому Змею и озвучила, – он ухмыльнулся еще шире и беззаботнее. – Понимаешь, они отчего-то уверены, что особист в нашей теплой компании – не я, а ты… Так почему-то получилось, знаешь ли…
– Ага, – угрюмо сказал Мазур. – Само по себе… Случайно.
– Случайность – это тщательно подготовленная не случайность, – ханжески сказал Лаврик. – Кстати, Санчес по своему служебному положению может знать, кто мы такие на самом деле. Очень даже запросто. Вот только совершенно непонятно, зачем ему это понадобилось, если координация меж соответствующими службами давно работает как часовой механизм? И как увязать все происходящее в один узелок.
– Совершенно ничего не понимаю, – сказал Мазур.
– Веришь или нет, я тоже. Может, это одна из тех операций, где суть знают только дядьки с большущими звездами, а всем остальным, иногда до самого конца, приходится быть пешками. В любом случае, у меня есть свой фронт работ, и я его намерен отрабатывать, благо получил добро от начальства. Ну, а ты… Кто ж тебе виноват, что она именно на тебя глаз положила… – он фыркнул. – Если вдруг окажется, что тянули какую-то пустышку, ущерба и урона все равно никакого, а тебе одно удовольствие…